Перейти к публикации
Форум - Замок

Андрей Подволоцкий: Запорожцы в Московии...


Рекомендованные сообщения

Интересный опус печатается на сайте фраза.уа...

 

Интересен именно про-западным построением исследования

и выпадов в сторону т.н. Московии...а не стремлением описать

максимально близко к реальному положению ТУ историческую эпоху.

 

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Часть 1.

 

 

 

 

...В 1483 году хан Менгли-Гирей совершил очередной набег на земли польского короля Казимира (и по совместительству великого князя литовского) — на сей раз опустошению подверглась Киевская земля. Из богатой добычи хан послал великому князю владимирскому и московскому Ивану III (годы правления 1462-1505) в качестве подарка золотые потир и дискос из киевского Софийского собора (?!).

В Типографской летописи сохранилось два сообщения об этом событии, написанное двумя разными людьми — и по какой-то причине ни одно сообщение не было стерто. Оба сообщение любопытны с точки зрения восприятия события.

Первое. «...взять бысть Киевъ царемъ Менгилириемъ, Азигиреевымъ сыномъ, Кримскимъ, грехъ ради нашихъ. Зажгоша градъ с двоу странъ, и людни сторопилися, инии выбегоша, и техъ Татарове поимаша, а вси изгореша въ граде, а пана Ивана Хоткова, выбегша изъ града отъ огня, поимаша и съ собою поведоша и з женою и з детьми и архимандрита Печерскаго».

Второе. «...по слову великого князя Ивана Васильевича всея Руси прииде царь Менгирий Кримски и Перекопьскиа Орды съ всею силою своею и градъ Киевъ взя и огнемъ жжеглъ, а воеводу Киевскаго Ивашка Хотковича изымалъ, а иного полону бесчислено взя и землю оучиниша пусту Киевскую, за неисправление королевское, что приведе царя Ахмата Большиа Орды съ всеми силами на великого князя Ивана Васильевича, а хотячи разорити крестьянскую вероу».

Как видим, первое сообщение написано в стиле поздних летописей Киевского периода. Автор горестно сожалеет о сожжении древнего русского города Киева, чувствует даже некую свою личную (?!) вину («грехъ ради нашихъ») ибо понимает, что набег сей совершен в согласии с великим князем владимирским и московским (хотя и не говорит об этом прямо) — и пусть его собственного мнения великий князь не спрашивал, его это смущает.

Второе сообщение написано монахом новой, московской формации. Он не только не скрывает, что набег совершен по просьбе великого князя — его фраза построена так, что может создаться впечатление чуть ли не о прямом приказе великого князя крымскому хану о совершении набега: «...по слову великого князя Ивана Васильевича». Пафос («всея Руси») второго летописца трагикомичен — великому князю «всея Руси» еще не принадлежат ни Тверь, ни Рязань, ни Псков, ни Витебск, ни Смоленск, ни Киев, ни Владимир-Волынский, ни Галич, ни Минск; при этом по «слову» великого князя «всея Руси» сжигается древняя столица этой самой Руси. Но по мнению второго летописца киевляне, как подданные, несут солидарную ответственность «...за неисправление королевское, что приведе царя Ахмата Большиа Орды съ всеми силами на великого князя Ивана Васильевича». К сожалению, у второго летописца отсутствует не только христианское милосердие, но и логическое мышление (по его собственной логике теперь уже Москва и москвичи могут подвергнуться литовскому нападению за «неисправление» великого князя, который привел хана Менгли-Гирея), и даже чувство юмора (образ хана Менгли-Гирея, ведущего в плен архимандрита Печерского, как радетеля за «крестьянскую вероу» — это уже пародия на эту самую «крестьянскую вероу»)...

«ВЕЛИКИЙ ПЕРЕДЕЛ»

...Конец XV в. пришелся на усиление Московского государства и характеризовался его повышенной агрессивностью по отношению к Великому княжеству Литовскому. Началась целая череда масштабных московско-литовских войн за древнерусское наследство (1492-1494; 1500-1503; 1507-1508; 1512-1522, 1534-1537; 1562-1569) и инициатором этих войн, в большинстве случаев, выступала именно Москва, а Великое княжество Литовское, как правило, отбивалось.

Не то чтобы московско-литовские отношения до этого являлись безоблачными, а литовцы были белыми и пушистыми — вовсе нет! Тот же великий литовский князь Ольгерд Гедеминович трижды (1368, 1370, 1372) ходил походами на великого князя Дмитрия Донского.

Но то был дележ земель бывшей Киевской Руси. К концу XV в. все древнерусские земли были разобраны — и тогда великий князь московский Иван Васильевич III начал «Великий передел», взяв себе в союзники крымского хана.

Московско-литовские войны носили ожесточенный характер (особенно т. н. «Ливонская война», которую вел царь Иван Васильевич Грозный). Вот некоторые характерные выдержки из летописных свидетельств той поры.

Под 1563 г. в Румянцевской летописи указано: «...Князь Иван Василевичь московскии взял град великии Полотеск, и воеводу полоцкого Довоину взял и з женою его c панею, и владыку Арсения, и князеи и бояр з женами и з детми всех наголову вывел полоном, простых людеи всех побил и в полон побрал на корень, з женами и з детми выпленил».

Хроники Литовская и Жмойтская добавляют: «Там же татаре езуитов, доминиканов, барнирдинов посекли, a жидов всех потопили, ... шляхты много, также мещан всех полоцких зобранных зо всех скарбов их до вязеня взято, и до Москвы, як жидов до Вавилона, запроважено».

Надо сказать, что Полоцк сдался царю, так сказать, «на милость победителя». И милость была безгранична: ведь царь-батюшка, как говорится, мог и полоснуть!

Те же «Хроники..» сообщают: «Року 1578. Иван Васильевичь, князь великий московский ...з войском великим до Инфлятов (Лифляндия —авт.) притягнул и колко 10 замков выборнейших побрал и опановал, где великое мордерство москва и их татаре над немцами чинили, паней и паненок гвалтуючи, стинали мужев, и в полон брали».

Ну, а если враг не сдается... В 1572 г. при штурме города Виттенштейна (ныне город Пайде, Эстония), погиб царский любимец Малюта Скуратов. Закручинившийся царь приказал... сжечь пленных живьем!

Великое княжество Литовское не устояло перед московским натиском и, чтобы не быть полностью завоеванным Москвой, пошло в 1569 г. на Люблинскую унию с Польшей. Оно отказалось от своего суверенитета и передало некоторые свои земли Польше (которые ныне составляют часть современной Украины), а взамен получало автономию и протекцию от московской угрозы.

Вот в это непростое время и появилось казачество. А так как родиной казаков было именно пограничье в треугольнике Литва (Польша)-Московия-Крым (да и само понятие «Украина» («у края») возможно трактовать как «порубежье», «пограничье»), то оно просто не могло остаться безучастным в этом противоборстве.

ПОРУБЕЖНЫЕ СЧЕТЫ

Первое более-менее достоверное свидетельство о нападении собственно украинских казаков на московитов мы находим в «Записках» австрийского дипломата С. Герберштейна. По его словам, в 1517 г. «вождь казаков» (а по совместительству — каневский и черкасский староста) Остафий Дашкевич навел на Московию татар, а когда московиты, в отместку, напали на Великое княжество Литовское и пограбили порубежные (т. е. украинские) земли, устроил им засаду и уничтожил. Хотя украинские казаки тут прямо не упомянуты, надо думать, что они участвовали в засаде — вместе со своим предводителем.

Любопытное свидетельство приводит Д. Яворницкий в своей «Истории запорожских казаков». Он замечает, что запорожцы совершали «...нападения на русских и крымских гонцов, а также на турецких и армянских купцов, по обыкновению ездивших с послами в Москву и обратно в Крым. В это именно время (1568 г. — авт.) казаки перейняли московского гонца Змеева и какого-то безызвестного крымского посланца с несколькими купцами, тридцать человек купцов убили, а троим за то, что они покупали в Москве литовских (т. е. украинских или белорусских — А. П.) пленников, руки отрубили».

С началом Ливонской войны казаки часто привлекаются поляками к военным действиям против московитов (причем не только реестровые, но и низовые запорожские); они воюют у Полоцка и Стародуба.

Но и по окончанию Ливонской войны казаки продолжали нападать на московские земли. Так, в 1588 г. казаки хитростью проникли в Воронеж и пожгли его. Очевидно, в тот момент казаками двигала жажда добычи.

Во время Смутного времени украинские казаки снова активно участвуют в нападениях на Московию.

Так, в 1604 г. в г. Севске под знамена Лжедмитрия I собралось около 12000 украинских казаков, включая запорожских (8000 конников и 4000 пехотинцев) с 12 исправными пушками. Как отмечает Д. Яворницкий, Лжедмитрий I особенно обрадовался приходу «kozacy zaporoscy», как потому, что они пришли в большом числе, так и потому, что они известны были своим мужеством.

Правда, под Добриничами 20-тысячное войско Лжедмитрия I было разбито 60-тысячной мосоковской ратью под командованием князей Федора Мстиславского и Василия Шуйского, и в дальнейшем первый самозванец опирался на донских казаков. Но запорожцы продолжали набеги на Московские земли — уже по собственному почину.

В начале 1608 г. при деревне Батневке запорожские казаки нанесли такое жестокое поражение устюженцам и белоозерцам, что пораженные, по выражению современника, «иссечены были подобно траве», а воевода Андрей Ртищев едва убежал в Устюжну.

В 1609 г. несколько тысяч запорожских казаков под начальством полковника Кернозицкого были отправлены Лжедимитрием II к Новгороду, с целью склонить население на сторону cамозванца. Запорожцы по дороге к Новгороду захватили Торжок и Тверь, но сам город взять даже не пытались — к князю Михаилу Скопину-Шуйскому подошло значительное подкрепление.

В 1610 г. казаки участвуют в захвате Стародуба, Почепа, Чернигова, Новгород-Северского, Мосальска, Белужа. Д. Яворницкий замечает по этому поводу: «...Жители названных городов, особенно двух первых, оказывали запорожским черкесам жестокое сопротивление и, зажигая города, бросали в пламень свое имущество, а потом кидались в него и сами погибали. Такое отчаяние местного населения объясняется той жестокостью, какой козаки, несмотря даже на запрещение короля Сигизмунда III, обращались с побежденными. Различие в исторической судьбе, различие в культуре, языке, костюме, общественном строе, отчасти в обрядностях веры сделали южноруссов, в особенности запорожских козаков, во многом несхожими с великороссами. И по внешним приемам, и по внутренним воззрениям южноруссы скорее имели сходство с поляками, чем с великороссами. Этим-то и можно объяснить ту вражду, которую украинские и запорожские козаки высказали в отношении великоруссов, в смутное время московского государства».

Однако объяснение Яворницкого кажется неполным. Отнюдь не оправдывая учиненные жестокости украинских казаков, следует заметить, что московиты поступали (во время многочисленных порубежных войн с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой) аналогичным образом, и страдали от этого, в первую очередь, жители порубежья — Украины и Белоруссии. Возможно, именно в порубежных счетах кроется причина взаимной жестокости московитов и запорожцев.

Но вернемся в Смутное время, в год 1612. В том году «черкасы» дошли до верхневолжских и даже заволжских мест — до Краснохолмского Антониевского монастыря, до Пошехонья, до Углича и до Твери. Правда, князь Димитрий Мамстрюкович Черкасский выгнал их оттуда, но вскоре запорожцы оказались у Вологды... Как пишет Д. Яворницкий, «...черкасы вошли ночью в город и взяли его приступом, людей изрубили, церкви ограбили, город и посады до основания выжгли, воеводу князя Долгорукова и дьяка Карташова убили, архиепископа Сильвестра в полон взяли и хотели было казнить смертью, но потом еле живого отпустили».

Это была одна из последних «акций» украинских казаков на московских землях в Смутное время. В ноябре 1612 г. Кароль Ходкевич сдал польский гарнизон Кремля (куда входили и запорожцы). А уже в феврале 1613 г. в Москве избрали нового царя, Михаила Романова.

Запорожской вольнице в Московии наступал конец.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Часть 2.

 

 

 

...Новый царь московский попробовал избавиться от непрошеных «черкес» испытаным способом: в июне 1613 г. он послал послов к турецкому султану Ахмеду с просьбой организовать поход татар «на Литву». Ахмеду запорожцы и сами стояли поперек горла, и он охотно выполнил просьбу брата по крови владыческой.

«На эту просьбу из Константинополя отвечали, что султан согласен быть с великим государем в братстве и любви и хочет стоять на литовского короля, для чего отдал приказ крымскому хану идти от города Аккермана на Литву», — пишет Д. Яворницкий

Впрочем, казаки не знали о сих дипломатических маневрах, а потому двинулись в поход. Их вел гетман Запорожского войска Петр Сагайдачный.

Как пишет Курский летописец, «...В лето 7121 от малороссийския киевския страны на украинные грады бысть нахождеше литовских гетманов Саадашного и Желтовского со множеством воинства. Саадашной же с воинством своим ис града Путивля пойде на Болхов, на Белев, на Лихвин, на Перемышль, на Калугу и много зла сотвори и православных христиан крови пролия».

Правда, Калугу Сагайдачному взять не удалось, а под натиском царского войска во главе с кн. Дмитрием Черкасским и боярином Михаилом Бутурлиным ему пришлось убираться восвояси. «...и от Калуги возвратися вспять и шествоваше к Киеву чрез курской уезд, верх реки Псла, на Думчей Курган. И егда мимо град Курск шествова, тогда к гражданам он и присылал от себя дву человека: обявляя, аки он града Курска, уезду и в нем живущим воинству своему заповеда ни единого зла сотворяти».

Как оказалось, этот поход стал для Сагайдачного «разведкой боем», ибо вскре ему снова пришлось идти в Московию походом.

ПОЛЬСКОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Осенью 1617 г. польский королевич Владислав IV Ваза двинулся на Москву, чтобы свергнуть царя Михаила Романова и самому сесть на московский престол. Но сил у него было явно маловато, и его войско застряло под Вязьмой. Потому и сам королевич, и польское правительство обратились к запорожцам с просьбой о военной помощи. (Правда, приглашая запорожцев в поход, у поляков была еще одна цель — таким образом они собирались избавиться от буйного элемента в Речи Посполитой.) На встрече Владислава с запорожской депутацией те пообещали привести ему в помощь двадцатитысячное казацкое войско.

Сагайдачный, понимая, что казацкое войско весьма необходимо Владиславу, решил воспользоваться ситуацией и во время переговоров, проходивших в начале июня 1618 г., выдвинул следующие условия участия казаков в походе:

•расширение территории казацких полков;

•снятие запретов и ограничений на православное вероисповедание на Украине;

•увеличение численности казацкого войска;

•признание со стороны Польши судебной и административной автономии Войска Запорожского..

Эти условия получили одобрение поляков (как показали дальнейшие события, их согласие было лишь дипломатической уловкой). Поляки прислали казакам клейноды, то есть булаву, бунчук, печать и флаг.

Сагайдачный отказался от идеи идти под Вязьму для соединения с королевичем Владиславом — слишком много московских войск было на его пути. Он (и его помощники) в тайне от поляков разработали другой план — поход прямо на Москву, где и должен был произойти «сход» с польско-литовским войском (В ХХ в. это назвали бы «ударом по сходящимся направлениям»).

В конце июня 1618 г. шесть казацких полков численностью до 20000 человек с 17 пушками малого калибра (чтобы не стеснять движение) во главе с Сагайдачным переправились через Днепр в районе Киева и по старому Муравскому шляху двинулись к столице Московии.


ПУТЬ НА МОСКВУ

Историк Д. Яворницкий в своей «Истории запорожских козаков» указал, что первым захваченым городом запорожцев стал Путивль. И действительно, Путивль был на ту пору порубежным городом Московского государства, и пройти мимо него, как казалось, никак нельзя.

Российский журналист П. Посохов (А. Бочаров) в своей статье «Кровавый след гетмана Сагайдачного» упоительно, с подробностями, расписал, как «запорогами» Сагайдачного был уничтожен Молчанский (Софрониевский) монастырь: «...Всех монахов перебил, храмы разграбил и осквернил. И это „защитник“ православия!». То же, по версии П. Посохова, казаки Сагайдачного учинили в Рыльске со Свято-Николаевским монастырем.

Однако, как свидетельствуют последние исследования, ни Путивль, ни Рыльск запорожцы... не захватывали и, соответственно, не грабили. Вплоть до заключения Деулинского перемирия эти города-крепости находились под контролем московских войск. Это подтверждается также Разрядными книгами за 1617-1619 гг.: в Рыльске все это время на воеводстве неизменно был «воевода князь Иван княж Федоров сын Шеховской», а в Путивле «воевода князь Иван княж Михайлов сын Борятинской».

Но вернемся к походу Сагайдачного. Совершив скрытый марш-бросок (по прямой не менее 300 км.), утром 7 июля запорожцы очутились в глубоком московском тылу, у города Ливны — небольшой крепости Засечной черты. Стены крепости были деревянно-земляные, а ливенский гарнизон по росписи 1617 г. насчитывал 1044 человека.

Вот как изображено нападение на Ливны в Бельской летописи: «А пришол он, пан Саадачной, с черкасы под украинной город под Ливны, и Ливны приступом взял, и многую кровь християнскую пролил, много православных крестьян и з женами и з детьми посек неповинно, и много православных християн поруганья учинил и храмы Божия осквернил и разорил и домы все християнские пограбил и многих жен и детей в плен поимал».

Следует заметить, что город был взят внезапной атакой, с ходу, ибо уже в час дня казаки были в крепости. Но как бы ни были слабы Ливны, это был пограничный город, созданный для охраны рубежей страны, и его скорое падение говорит, прежде всего, о беспечности его руководства. В плен к запорожцам попал ливенский первый воевода, царский стольник и князь Никита Иванович Егупов-Черкасский. Второй воевода, Пётр Данилов, был убит в бою.

А уже 16 июля Сагайдачный подошёл к городу Ельцу.

Елец был хорошо укреплён, и его, по некоторым сведеньям, обороняло около 7 тысяч ратников (гарнизон плюс воины мценского воеводы). Обороной Ельца руководил воевода Андрей Богданович Полев, которому «сидение в осаде было непривычно».

Видя, что силой город не взять, Сагайдачный пошёл на хитрость. Он оставил большую часть своего войска в засаде, а с меньшей подошел к городу. Елецкий воевода, видя немногочисленность врагов, «со всеми людьми из города вышел». Запорожцы начали отступать. Увлечённые преследованием ельчане отдалились от города, а в это время отряд казаков, сидевший в засаде, ударил с тыла. Воевода Полев погиб, войско его было разбито или взято в плен. Ночью того же дня запорожцы трижды ходили на приступ и таки ворвались в город.

Тогда к Сагайдачному отправились местные священники с просьбой пощадить город, а взамен они выдадут второго воеводу И. Хрущева и царского посланника С. Бердыхина вместе с «поминками», которые тот вез крымскому хану. Известна даже точная сумма «поминок» — 8467 рублей. Сагайдачный принял эти условия и пощадил Елец, только направил в город отряд для проведения арестов и реквизиции «поминок».

В то же время отдельно от Сагайдачного, но в зависимости от него, действовал полковник Михайло Дорошенко со товарищами, который захватил города Лебедянь, Скопин, и Ряжск, и, как утверждают московские летописцы, побил в них множество мужчин, женщин и детей «до ссущих младенцев», а потом подошел к Рязани, сжег рязанский посад, но город не взял и был вынужден отступить к Ельцу.

Кстати, именно авангардные бои Михаила Дорошенко позволяют предположить, что знаменитая украинская песня «Ой, на горі та й женці жнуть» рассказывает именно о Московском походе Петра Сагайдачного. Ведь Дорошенко действительно действовал «попереду».

КОНФУЗ ПОД МИХАЙЛОВЫМ

Тем временем Сагайдачный отправился на Шацк и Данков, а впереди отправил полковника Милостивого во главе тысячного отряда запорожцев с задачей захватить город Михайлов (ныне — Рязанская область).

Здесь запорожцы впервые потерпели неудачу.

Городская крепость находилась на холме, с юга город заслоняла полноводная река, с востока — река и Чёрная гора, с запада — глубокий овраг и Голубая гора. Михайлов был окопан глубоким рвом, на верху которого был дубовый частокол в виде колод, врытых в землю. В стене крепости находились семь глухих (без ворот) башен: одна сторожевая, остальные — оборонного значения. По росписи 1617 г. городской гарнизон составлял всего 262 человека.

Милостивый замешкался из-за грозы, и ему не удалось взять город с ходу — он был отброшен михайловчанами (к которым подошла подмога из города Сапожкова) от стен города 22 августа.

26 августа к городу подошел сам Сагайдачный. Как свидетельствует местное «Сказание...», на которое ссылается историк Д. Яворницкий: «...Приступ продолжался в течении двух дней и двух ночей. Жители долго отбивались от козаков, но потом, изнемогая от усталости, помолились Господу Богу и Пречистой Богородице и, выйдя с мощью и храбростью из города, с криком устремились на врагов... заставили Сагайдачного отступить на время от города и тем привести его в страшную ярость. Отступая от города, Сагайдачный объявил жителям его, что на следующий день, утром, он возьмет его, как птицу, и предаст огню, а всем жителям от мала до велика прикажет отсечь руку и ногу, и бросить псам».

Действительно ли Сагайдачный желал осуществить свою страшную угрозу, или же это был прием психологического запугивания — трудно сказать. Не нужно также забывать, что «Сказание...» — эпическое произведение, где все события преувеличиваются, а образ врага демонизируется.

Но и третья попытка штурма города Михайлова, предпринятая 2 сентября, также потерпела неудачу. Как свидетельствует «Сказание...», «...И всепагубный Сагайдачный с остальными запороги своими отиде от града со страхом и скорбию августа в 27 день (7 сентября по нов.ст. — авт.), а жители богохранимого города Михайлова совершают по все лета торжественные празднества в те дни...».

«Сказание...» объясняет неудачу Сагайдачного заступничеством Богородицы, архистратига Михаила и чудотворца Николая. Но, думается, дело не только в покровительстве высших сил. И хотя городские стены Михайлова, как и в Ливнах, были деревянно-земляные, а гарнизон не в пример меньше не только елецкого, но и ливенского, у михайловчан был высокий боевой дух и, судя по всему, умелый руководитель — боярский сын, воевода Степан Михайлович Ушаков.

«В СХОД»

Сагайдачный, потеряв десять драгоценных дней на бесплодную осаду, продолжил поход, направившись к реке Оке, намереваясь переправиться через нее. По пути казаки пожгли посады Каширы и Зарайска — хотя сами крепости, довольно сильные, им взять не удалось.

Тем временем царское правительство выслало из Пафнутьева монастыря войско численностью около 7000 человек (большей частью московские казаки и татары) под командой самого князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Это всё, что царское правительство смогло наскрести по сусекам — главные московские силы, были сосредоточены против польско-литовских войск.

Такими силами остановить Сагайдачного представлялось делом нереальным. Не мудрено, что, как пишет историк Д. Яворницкий, князь Пожарский «сильно заболел». Он сдал командование над войском второму воеводе князю Григорию Волконскому. С этим отрядом Волконский должен был помешать Сагайдачному переправиться через р. Оку и остановить его продвижение на Москву. Но Сагайдачный в очередной раз проявил военное мастерство и перехитрил царского воеводу. Он демонстративно избрал местом переправы пункт впадения в Оку реки Осётр, в 25 км от Зарайска, оставшегося у него в тылу. Волконский сосредоточил все свои войска у места предполагаемой переправы, но Сагайдачный отправил часть своих сил выше и ниже по течению Оки, где они беспрепятственно и переправились. Это случилось 16-го сентября. Узнав об этом, Волконский отступил и заперся в г. Коломне, а после отступил к с. Гжели. Его войско таяло на глазах, дворяне «съехали» в Москву, а казаки и астраханские татары разбегались... грабить окрестности.

Но Сагайдачный и не думал осаждать Коломну — он двинулся дальше, на Москву, лишь оставив полковника Ф. Пирского разорять Коломенский посад.

6 октября Сагайдачный подошел к Донскому монастырю в пригороде Москвы. Московские воеводы последний раз попытались воспрепятствовать соединению польских и украинских войск, но тщетно. Д. Яворницкий пишет: «Высланные из Москвы воеводы для того, чтобы препятствовать соединению королевича с гетманом, возвратились назад ни с чем, потому что, по словам летописца, на них напал великий ужас».

Тут сообщение Д. Яворницкого несколько расходится с сообщением Разрядной книги за 7127 г. (1618-1619 гг.), где указано, что «...Того же году. Сентября в ... день, шли Черкасы, мимо Московское Государство, полковник Саадашной со многими людми и бой с ними был у Пречистой у Донской. А другой с ними бой был за Москвою рекою, под Дорогомиловым».

Т.е. у Донского монастыря бой между казаками и московитами таки состоялся, но московские воеводы не смогли удержать Сагайдачного, и тот 8 октября соединился у Тушино с королевичем Владиславом, организовав казачий стан сначала в с. Бронницы, а потом в с. Хорошеве. Также Сагайдачный передал королевичу захваченных московских воевод.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Часть 3.

 

 

 

А уже 10 октября начался общий штурм Москвы.

 

 

В Разрядной книге так драматически описаны те события: «...Того же месяца Сентября в 30 день, в ночи Октября против перваго числа, на Покров пресвятыя Богородицы, королевич Владислав с Полскими, и с Литовскими, и с Немецкими людми, с Черкасы приходил к Москве с нарядом и с пинардами, и приступали к Белому к Цареву каменному городу к Арбатским и к Тверским воротам; и Божиею милостию, пречистыя Богородицы помощию, и заступлением Московских чюдотворцов, и всех святых молитвами, и Государя Царя и Великаго Князя Михаила Федоровича всеа Русии счастьем, у приступу Полских и Литовских людей, и Немец, и Черкас побили многих, и пинарды и всякие приступные умыслы поймали; а убито у приступа Полских и Литовских людей с 3000 человек. И после приступу королевич отшел от города, сталь на прежних станех, от Москвы 15 верст; а Черкасы стали в селе Хорошеве».

Итак, решающий штурм Москвы провалился. Позже, когда Украина входила в состав Российской империи, малороссийскими историками была запущена легенда, что идущие на штурм запорожцы, услышав звон церковных колоколов, вспомнили о своем святом празднике (Покрове), перекрестились и... прекратили кровопролитие своих братьев по крови и вере.

Впрочем, это только красивая легенда. В действительности штурм был отбит благодаря мужеству защитников Арбатских (командовали защитниками «столник и воевода князь Василей Семенович Куракин и князь Иван княж Петров сын Засекин») и Тверских (командовали — «боярин князь Данило Иванович Мезецкой да дьяк») ворот. Надо сказать еще, что перед самим штурмом к московитам перешли два перебежчика (подрывники Жорж Бессон и Жак Безе («спитардные мастера Юрий Бессонов и Яков Без»)), и потому штурм польско-литовско-запорожского войска не был для защитников Москвы неожиданным. Участие запорожцев в штурме заключалось в отвлекающем ударе по острогам в Замоскворечье, а в основном штурме они участие практически не принимали. Возможно, в этом и был просчет великого гетмана литовского Яна Ходкевича, который планировал захват Москвы.

После отбитого штурма королевич Владислав приступил к осаде города, но, как пишет историк Д. Яворницкий «...вследствие наступивших сильных холодов королевич снял осаду и отступил сперва к Троицко-Сергиевскому монастырю, а потом к селу Рогачеву в 12 верстах от монастыря». Противоборствующие стороны приступили к переговорам.

Четыре раза стороны «съезжались», но компромисс все не был достигнут. Возможно, царское правительство надеялось, что поляки не выдержат русских морозов и уберутся восвояси. Тем временем Сагайдачный отступил от Москвы и начал рейд по московской территории: 3 ноября запорожцами был взят посад г. Серпухова, а 4 декабря и Калужский посад (но каменные крепости этих городов были запорожцам не по зубам).

В Калужский посад запорожцы пробрались благодаря некоему Меркушке Соколовскому, который подвел казаков ночью берегом реки Оки к глухой башне, через которую запорожцы и вошли в город (очевидно, через подземный ход), «побив при этом множество народа».

Масла в огонь подливали и поляки, которые на переговорах не ручались, что запорожцы и после объявления мирного договора захотят оставить московскую землю (?!).

Видя, как Сагайдачный разоряет их земли, московские бояре стали уступчивей.

Д. Яворницкий пишет, что Сагайдачный, узнав о переговорах, послал к королевичу Владиславу казака Путивльца (запомним это имя!) и советовал королевичу не выходить из пределов московского царства. Т.е., он чувствовал свою силу, и морозов, надо думать, не боялся. «...Но перемирие состоялось и заключено было на 14 лет и 6 месяцев».

По условиям Деулинского перемирия, заключенного 11 декабря 1618 г., Польше отошли Смоленская и Черниговско-Северская земли (всего 29 городов). Предусматривался обмен военнопленными; также поляки согласились освободить отца царя Михаила, митрополита Филарета. Однако королевич Владислав не отказался от своих притязаний на московский престол, а польский король Сигизмунд не признал Михаила Романова царём.

ПОСЛЕ БОЯ

Запорожские казаки возвращались из Московского похода двумя путями: большая часть запорожского войска во главе с Сагайдачным шла левым берегом Оки по направлению Перемышль (Калужский)-Белев-Болхов-Киев.

По правому берегу шел полк Ф. Пирского по направлению Одоев-Курск-Киев. Московские власти старались побыстрее выпроводить незваных гостей, а потому без промедления давали им провиант и подводы.
Петр Сагайдачный со своим войском возвратился в Киев, где, как пишет Д. Яворницкий «...принял титул „гетмана“ Украйны, сделавшись управителем той части Украины, которая признала себя козацкой». Запорожцы получили от польского короля плату за Московский поход — 20 тысяч золотых и 7 тысяч штук сукна, но политическая часть договора польской стороной осталась не выполнена: реестр был определен в три тыс. человек, а права православной церкви грубо попирались.

Что же до героя «Михайловского сидения», воеводы Степана Ушакова, то в том же году ему «велено быть к Москве, а на Михайлове велено быть воеводе князь Ивану княж Петрову сыну Засекину». Т.е., его заслуги были оценены и воеводу призвали к царскому двору. Интересно, что сменил его на посту воеводы г. Михайлова другой герой Московского осадного сидения — Иван Засекин, который защищал Арбатские ворота.

А 31 мая 1625 г., как свидетельствует Разрядная книга, Степан Ушаков даже удостоился особой царской милости — он сопровождал царя Михаила Романова в Троицко-Сергиевский монастырь на богомолье. Правда, царская милость бывает переменчива — и в 1627 г. за какую-то провинность Ушаков был отправлен воеводой в ... Нарым (ныне село в Томской области; местная пословица утверждает: «Бог создал Крым, а чёрт Нарым»).

Российский журналист П. Посохов (А. Бочаров) в своей статье «Кровавый след гетмана Сагайдачного» отозвался о Петре Конашевиче и запорожцах крайне негативно: «Воистину „молодец среди овец...“. Зато женщин и ссущих младенцев убивать мастера» (См. ссылку) Но думается, обзывать московских воевод Никиту Егупова-Черкасского, Петра Данилова, Андрея Полева и вверенные им московские войска «овцами» и «женщинами» — это перебор. И лишь Григорий Волконский, который так толком и не дал бой запорожцам, и его разбежавшееся семитысячное воинство заслуживают почетного звания «ссущие младенцы»...

Интересны военные приемы, используемые Сагайдачным в Московском походе: то он концентрировал все силы в одном месте (как это было при Ельце); то разбивал свою армию на отдельные полки с конкретно поставленными задачами каждому: одним — отвлекать основные силы противника, другим — переправляется через реку (как при переправе на Оке). Он поочередно перемолотил высланные против него московские войска — у Ельца, Коломны и Донского монастыря — при этом, не имея сильной артиллерии, взял ряд крепостей и острогов (Ливны, Елец, Коломна, Серпухов, Калуга). Его маневрирование, переходы с Каширской дороги на Коломенскую, изрядно запутали царских воевод, не дав им применить излюбленную тактику «выжженной земли». А уж его скрытый бросок от литовской границы к Ливнам и Ельцу (по территории нынешних Сумской и Курской областей, что составляет 300 км. по прямой), мимо пограничных Путивля, Рыльска и Курска (воеводы которых его «проспали») — это просто шедевр военного искусства.

Конечно, во время похода запорожцами чинились различные безобразия. Весьма и весьма печально читать о «зверствах черкас» — но такое было время. Сами московиты, как я уже отмечал выше, в захваченных городах творили много чего похуже. Не нужно забывать и того, что московские летописцы преувеличивали масштаб «зверств», часть из которых была, к тому же совершена... самими московитами! Но г-н Посохов пытается вменить в вину запорожцам демографический кризис Московии начала XVII в., как будто не было ни Великого голода 1601-02 гг., ни Смутного времени, ни Лжедмитрия I, ни Лжедмитрия II, ни казаков Заруцкого, ни банд Лисовского, ни даже московских казаков Григория Волконского, которые разбежались от страшных «черкас»... грабить Подмосковье!

POST SCRIPTUM

Подводя итоги Московским походам Сагайдачного, нельзя не упомнить два любопытных момента, с ними связанные.

Первый случился в 1618 г., когда в плен к московитам попало 40 «выезжих запорожских черкас» с «запорожским атаманом» Михаилом Скибой. Как пишет Д. Яворницкий «...они были взяты и поверстаны в томские козаки с изменением их имен и фамилий малороссийских в великороссийские. Так, сам атаман Михаило Скиба переименован был в Михалку Скибина и дал Сибири сына Федора Скибина, в свое время известного сибирского путешественника». Похоже, это были первые украинские ссыльные, и первые жертвы ассимиляторской политики Москвы.

Второй момент еще более любопытен. В марте 1620 г. в Москву заявился гетманский посланник Петр Одинец (тот самый, что от имени Сагайдачного требовал не заключать с московитами мир!), который привез царю в подарок татарских «языков» и гетманскую грамоту.

П. Посохов так объясняет эту ситуацию.

«...Внутриполитическое положение его (гетмана) было очень тяжелым, иначе ничем не объяснишь его попытки замириться с Москвой, посольства, которые он посылал в Москву в последние 2 года жизни с предложениями послужить православному царю. Посланный им Петр Одинец передал царю Михаилу Федоровичу письмо от Гетмана Петра Сагайдачного и от всего войска Запорожского, в котором есть следующие строки: „...памятуючи то, как предки их прежним великим государем, царем и великим князем повинность всякую чинили и им служили и за свои службы царское милостивое жалованье себе имели, так же и они царскому величеству служити готовы против всяких его царского величества неприятелей...“. В Москве не поверили. Да и как можно верить даже не бандитам, а по сути нелюдям, зверям, которых людьми то назвать нельзя».

Оставив выпад о «нелюдях» на совести автора — как и множественное число («посольства, которые он посылал») одного посольства — заметим лишь, что Сагайдачный предлагает не подданство, а службу. Об этом свидетельствует и продолжение (внезапно прерванной г-ном Посоховым) цитаты «...и за порогами будучи службу хотят против всяких неприятелей оказывать». А за порогами у запорожцев был один враг — татары, на которых запорожцы уже ходили походом, не спрашивая благословения царского величества.

Интересен ответ царя Сагайдачному. Кисло отметив, что с Крымом Москва нынче в мире, он выслал запорожцам 300 рублей «легкого жалования» да разных подарков.

Что это, как не вымогательство с его царского величества дани?

Но П. Посохов предпочел этого не заметить. Как не заметил он и истинную причину появления Одинца в Москве.

Незадолго до этого отец царя, Федор Романов, прошел обряд интронизации на патриаршество под именем Филарета. Проводил интронизацию патриарх Иерусалимский Феофан III. На момент прибытия Одинца он был еще в Москве. Похоже, Одинец договаривался с патриархом о прибытии в Киев и о рукоположении им православных епископов. Дело в том, что польский король Сигизмунд III Ваза был ярым католиком и боролся за объединении христианской церкви единственно понятным ему способом — силой. Чтобы принудить православных к унии, им было запрещено высвячивать новых епископов и священников — и тогда православный клир, по мнению короля, просто тихо вымер бы, заменяясь на униатов.

Но Сагайдачный, будучи лояльным гражданином Речи Посполитой, также являлся искренним православным верующим. Для укрепления православия он и весь Кош Запорожский вступили в Киевское православное братство. А в июне 1620 года Сагайдачный лично встречает иерусалимского патриарха у Прилук и сопровождает его в Киев. При этом казаки «аки пчелы матку свою, тако святейшего отца и пастыря овцы словесныя от волков противных стрежаху». 15 августа 1620 г. патриарх Феофан III совершает хиротонию семи епископов, а одного из них — Иова Борецкого, игумена Киево-Михайловского монастыря — высвячивает в митрополиты.

После Сагайдачный лично, во главе трехтысячного отряда казаков, сопровождает патриарха до молдавской границы.

Возобновление православной иерархии случилось только благодаря гетману Сагайдачному, при котором Киевское воеводство Речи Посполитой стало настоящим «казацким царством».

Уже после смерти Сагайдачного патриарх Феофан III в 1627 г. писал: «Дело было бы невозможным без поддержки пана и гетмана Петра Сагайдачного, действия которого в данном деле справедливо можно назвать подвигом, равным апостольскому. Этот человек есть искренний исповедник Православной веры, за которую отдал свою жизнь и после успокоения своего почитается на Руси как благоверный».

В 2011 г. Архиерейский собор Украинской Автокефальной Православной Церкви де-юре канонизировал Петра Сагайдачного, как «благоверного гетмана».

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Присоединяйтесь к обсуждению

Вы можете опубликовать сообщение сейчас, а зарегистрироваться позже. Если у вас есть аккаунт, войдите в него для написания от своего имени.

Гость
Ответить в тему...

×   Вставлено в виде отформатированного текста.   Вставить в виде обычного текста

  Разрешено не более 75 эмодзи.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отобразить как ссылку

×   Ваш предыдущий контент был восстановлен.   Очистить редактор

×   Вы не можете вставить изображения напрямую. Загрузите или вставьте изображения по ссылке.

Загрузка...
×
×
  • Создать...