Перейти к публикации
Форум - Замок

Бог Один


Рекомендованные сообщения

Бог Один

R1YUf.jpg

 

Отец богов и людей

Один, Вотан или Водан был самым главным богом народов Северной Европы.

Он являлся уникальным духом вселенной, олицетворением воздуха, богом мудрости и победы, лидером и защитником конунгов и героев.

Поскольку предполагалось, что все боги произошли от него, Один был прозван Всеотцом и, как старейший и главнейший среди богов, занял самый высокий престол в Асгарде, названный Хлидскьяльв, откуда можно было обозреть все мироздание.

Единым взглядом Один замечал все, что происходило среди богов, великанов, альвов, карликов и людей.

С собрания богов уехав,
воссел на свой престол он в Хлидскьяльве
и взором стал окидывать весь мир:
Ни в Мидгарде, ни в Нифльхейме
Ничто не скроется от глаз его блестящих.

Мэтью Арнолд. Смерть Бальдра

Внешний облик Одина

Никто, кроме Одина и его жены богини Фригг, не имел право восседать на этом престоле.

Сидя на нем, вдвоем они пристально глядели на юг и запад — стороны света, куда в походы отправлялись древние скандинавы, место осуществления их чаяний и надежд.

Внешне Один предстает высоким и сильным человеком, ему около пятидесяти лет, у него либо темные вьющиеся волосы, либо длинная седая борода и лысина.

Одет он в серую мантию с синим капюшоном. На нем широкий синий плащ с серыми вкраплениями — символ неба и облаков.

В руке он держит священное копье Гунгнир, никогда не дающее промаха, причем клятва, данная на его наконечнике, никогда не может быть нарушена.

На пальце или на руке он носит чудесное кольцо Драупнир, символ плодородия, ценность которого никто не мог оспорить.

Когда он восседает на престоле или облачается в доспехи перед сражением, когда спускается на землю, чтобы оказаться среди людей, то надевает шлем с изображением орлиной головы, когда же он мирно странствует по земле в человеческом облике, чтобы увидеть то, что делают люди, то носит широкополую шляпу, низко надвинутую на лоб, чтобы скрыть то, что у него только один глаз.

Каждое утро Один посылал в мир двух воронов, носивших имена Хугин (думающий) и Мунин (помнящий), к вечеру он с тревогой ожидал их возвращения.

Затем, сидя на плечах Одина, они нашептывали ему все то, что видели и слышали. Таким образом, он узнавал обо всем, что происходило на земле.

Хугин и Мунин
над миром все время
летают без устали;
мне за Хугина страшно,
страшней за Мунина, —
вернутся ли вороны!

Старшая Эдда. Речи Гримнира.
Перевод А. Корсуна

У ног его находились два священных волка или диких пса, Гери (жадный) и Фреки (прожорливый), встреча с которыми была для людей хорошим знаком.

Один всегда кормил своих волков с рук, мясом из миски, стоявшей рядом с ним.

Для себя он не требовал вообще никакой пищи и редко пробовал что-нибудь, кроме священного меда.

Гери и Фреки
кормит воинственный
Ратей Отец;
но вкушает он сам
только вино,
доспехами блещущий.

Старшая Эдда. Речи Гримнира.
Перевод А. Корсуна

Сидя на троне, Один ставил ноги на изготовленную богами низкую скамейку из золота.

Вся мебель и принадлежавшая богам утварь были сделаны либо из этого драгоценного металла, либо из серебра.

Помимо великолепного чертога Глядсхейма, где на двенадцати креслах, встречаясь на совете, восседали боги, и чертога Валаскьяльв, где находился престол Одина Хлидскьяльв, у верховного бога был третий чертог в Асгарде, расположенный посередине изумительной рощи Глазир, где на деревьях переливались золотые листья.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • Ответы 70
  • Создано
  • Последний ответ

Лучшие авторы в этой теме

Лучшие авторы в этой теме

Опубликованные изображения

Слейпнир

Участвуя в войне, Один ездил верхом на восьминогом сером коне Слейпнире, держа в руках белый щит.

Его сверкающее копье взметалось над головами воинов, являясь знаком начала атаки. Он устремлялся в середину войска с кличем: «Один с вами!»

Надев доспехи золотые
и шлем сверкающий,
верхом он скачет на коне —
Слейпнире быстроногом.
Мэтью Арнолд. Смерть Бальдра

Иногда он пользовался магическим луком, из которого выпускал десять стрел за раз, каждая стрела при этом поражала по одному врагу.

Предполагалось, что Один вдохновлял любимых воинов знаменитой «яростью берсеркера», которая позволяла им раздетым, безоружным и израненным бросаться в бой и совершать неслыханные подвиги.

Они ярились, как волки, и были сильными, как медведи, и при этом ни огонь, ни железо не причиняли им вреда.

Одину были присущи различные качества, он многолик и носит множество имен, по подсчетам, не меньше двухсот, каждое из которых характеризует одну из сторон его деятельности.

Одина считают покровителем моряков и богов ветра.

Могущественный Один,
Сердца скандинавов отданы тебе!
Направляешь ты наши суда, всемогущий Водан,
По бушующему Балтийскому морю.

 

Вейль

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Колодец Мимира

Чтобы обрести мудрость, Один посетил колодец Мимира — источник ума и мудрости, в водах которого было видно будущее, и стал просить старого великана, охранявшего его, позволить ему испить из источника.

Но Мимир, хорошо знавший цену такой услуге (источник был кладезем памяти), сказал, что разрешит Одину сделать это только в том случае, если бог отдаст свой глаз.

Один так желал мудрости, что, не колеблясь, отдал глаз Мимиру. В качестве залога тот положил его на дно колодца, оттуда он и сверкал.

Один же остался с одним глазом, который стали считать символом солнца.

Всю нашу жизнь стремимся мы к солнцу.
И это сверкающее светило и есть Одина глаз,
Второй же глаз, луна, не светит так ярко,
Так как он помещен на дно колодца Мимира,
Где каждое утро омывается он
целебными водами, которые и
утраивают его силу.

А.Г. Эленшлегер

Сделав большой глоток из источника Мимира, Один обрел знания, которых так страстно желал, и никогда не жалел о принесенной жертве, но в память об этом дне сломил ветвь священного дерева Иггдрасиля, под корнями которого и находился колодец, и сделал из нее свое любимое копье Гунгнир.

Неустрашимый Один испил воды,
и стал колодец светиться.
Отдал бог большую цену —
свой глаз в обмен за это.
С древа жизни — Иггдрасиля
обломил Вотан ветвь,
содрал кору и сделал он свое копье.
Вагнер. Гибель богов

И хотя Один стал мудрее, чем прежде, он был подавлен и печален, так как получил способность угадывать будущее и понял, что все в мире изменчиво, даже судьба богов, которые обречены на смерть.

Чтобы проверить, правда ли он стал наимудрейшим, Всеотец решил навестить Вафтруднира, самого мудрого великана, и посостязаться с ним в мудрости.

Ставка была высока — проигравший пари должен был лишиться головы.

«В путь я собрался
к Вафтрудниру в гости!
В древних познаньях
помериться силой
хочу я с мудрейшим.
Я странствовал много,
беседовал много
с благими богами;
видеть хотел бы,
как Вафтруднир в доме
живет у себя».
Отправился в путь
Один, чтоб мудрость
турса изведать;
Игг прибыл к владеньям
Има отца
и в палату вошел.

Старшая Эдда. Речи Вафтруднира.
Перевод А. Корсуна

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Один и Вафтруднир

По этому случаю Один по совету Фригг переоделся в странника и, когда его попросили назвать имя, он представился Ганградом (победный).

Затем началось соревнование в мудрости. Вафтруднир спрашивал, как именуют коней, приносящих день и ночь, а также про реку Ивинг, разделяющую земли богов (Асгард) от земли ётунов (Ётунхейм), и также о Вигриде (бранное поле) — месте последней битвы богов и Сурта.

На все эти вопросы Один дал подробные ответы, и когда Вафтруднир закончил, то в свою очередь начал задавать вопросы, на что получал ответы о происхождении неба и земли, о создании богов, их ссоре с ванами, о том, чем занимаются герои в Вальхалле, о норнах и о том, какие правители придут на смену асам, когда те исчезнут вместе с созданным ими миром.

Но, когда в заключение Один склонился над великаном и спросил его о том, какие слова произнес Всеотец своему умершему сыну Бальдру, лежащему на погребальном костре, Вафтруднир вдруг узнал своего высокого гостя и заявил, что никто, кроме самого Одина, не сможет ответить на этот вопрос: он понял, что проиграл состязание в мудрости и заслуживает за это наказания — смерти.

Один сказал:
«Я странствовал много,
беседовал много
с благими богами;
что сыну Один
поведал, когда
сын лежал на костре?»
Вафтруднир сказал:
«Никто не узнает,
что потаенно
ты сыну сказал!
О кончине богов
я, обреченный,
преданья поведал!
С Одином тщился
в споре тягаться:
ты в мире мудрейший!»

Старшая Эдда. Речи Вафтруднира.
Перевод А. Корсуна

Как почти всегда в случае с мифами народов Северной Европы, фрагментарными и туманными, этот миф оканчивается этими словами, и никто из поэтов не сообщает, убил ли Один своего соперника или нет. Однако мифологи высказывают предположение, что последнем словом, которое шепнул Один на ухо Бальдру, чтобы утешить его, было слово: «Воскресни».

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Изобретение рун

Кроме того, что Один был богом мудрости, он был также изобретателем рун, первого алфавита народов Северной Европы, чьи идеограммы сначала использовались в магических целях, а затем, в более поздние времена, стали использовать более широко.

Так как мудрость может быть обретена ценой жертвы, Один, как говорит он, сам девять дней и ночей провисел на ясене Иггдрасиле, смотря вниз в неизмеримые глубины Нифльхейма, погруженный в свои мысли, пронзив самого себя копьем, прежде чем он добыл те знания, которых искал.

Знаю, висел я
в ветвях на ветру
девять долгих ночей,
пронзенный копьем,
посвященный Одину,
в жертву себе же, на дереве том,
чьи корни сокрыты
в недрах неведомых.

Старшая Эдда. Речи Высокого.
Перевод А. Корсуна

После того как Один овладел этими знаниями, он вырезал магические руны на своем копье Гунгнир, на зубах своего коня Слейпнира, на когтях медведя и на бесчисленных одушевленных и неодушевленных предметах.

И вследствие того, что он так долго провисел над бездной, он стал покровителем тех, кто был осужден на повешение или повесился сам.

После обретения дара мудрости и рун, которые дали Одину силу над многим в мире, он также пожелал обрести дар красноречия и поэзии, которые он добыл...

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 8 месяцев спустя...
Мёд поэзии и Один

 

Когда закончилась война асов и ванов, боги в знак мира смешали свою слюну, а затем сотворили из нее человека, чтобы осталась память о мирном договоре. Человеку тому дали имя Квасир, и был он мудр необычайно.

 

Стал Квасир странствовать по свету и учить других мудрости. Однажды в Свартафахейме (мире гномов) встретил мудрец двух братьев-цвергов (гномов), Фьялара и Галара, которые позавидовали его уму и замыслили недоброе дело. Пригласили они странника отдохнуть в их доме, а сами зарезали его, выпустили из него кровь и смешали ее с пчелиным медом. Получившийся у них напиток называют медом поэзии, потому что те, кто выпьет его хоть каплю, становятся поэтами или учеными.

 

Но братья-цверги не стали ни мудрее, ни добрее от своего меда. Когда асы прислали к ним гонца, чтобы узнать, отчего и как в их доме умер Квасир, Фьялар и Галар спокойно ответили, что мудрец не вынес груза своей учёности, чрезмерной для смертного.

 

Радуясь своей безнаказанности, братья замыслили новое злодейство: решили убить и ограбить великана Гиллинга, прослышавшего про их чудесный мёд и явившегося купить его. Пригласили братья великана вместе с его женой погостить у них. Зная, что Гиллинг не умеет плавать, они позвали его кататься с собой на лодке, а затем перевернули лодку и сами вплавь добрались до берега. Жене Гиллинга цверги крикнули, что ее муж утонул, а когда та выбежала из дома, сбросили ей на голову мельничный жернов.

 

Думали Фьялар и Галар, что и это злодейство сойдет им с рук, но у погибших великанов был сын, Суттунг. Он явился в страну цвергов отомстить за отца и мать. Врасплох захватил он убийц и отвез их далеко в море, на скалу, которая во время приливов скрывалась под водой.

 

Не хотелось Фьялару и Галару умирать, пообещали они великану отдать весь свой мед как выкуп за кровь его родителей. Суттунг знал, что надежно спрятан цвергами мед поэзии, поэтому и согласился оставить им жизнь, если это сокровище будет отдано ему.

 

Сосуды с медом – их было три – Суттунг спрятал внутри скалы возле своего дома и велел охранять своей дочери Гуннлёд.

 

Узнав о мёде поэзии, Один отправился во владения Суттунга, приняв облик юноши. Вот пришел он на луг, где девять рабов косили сено. Видит Один, что тупые у них косы, и спрашивает:

– Не нужно ли вам косы заточить?

 

А сам уже точильный камень достал. Когда он привел их косы в порядок, захотели великаны, чтобы продал он им точило. Согласился Один.

 

Каждый из косцов хотел забрать себе точило, начали они спорить и браниться друг с другом, а повелитель асов подбросил тот камень вверх и отошел в сторону. Бросились великаны ловить точило, а косу ни один не бросил – вот и порезали друг друга насмерть.

 

А принадлежал тот луг брату Суттунга, Бауги. Пришел тот посмотреть, как работа идет, и видит, что все рабы его мертвы. Приуныл Бауги – где среди лета искать новых работников?

 

Тут подошел к нему Один и попросился на ночлег.

– Кто ты и откуда идешь? – спросил его великан.

– Зовут меня Бёльверк, я странствую по свету, – отвечал Один, – а пришел из Мидгарда.

 

– А я – Бауги, сын Гиллинга. Не хочешь ли ты, Бёльверк, наняться ко мне в работники? Было у меня девять рабов, да перессорились они и перерезали друг другу глотки. Поработай у меня до зимы.

 

Отвечал ему мнимый Бёльверк, что согласен он работать за девятерых все лето, но плата нужна ему особая.

– Слышал я, что у брата твоего, Суттунга, есть бесценное сокровище – мёд поэзии. Положи мне за лето плату – глоток этого меда, и больше мне ничего не надо! – так сказал он.

 

– Что ты! Что ты! Да разве даст мне брат этого меда? Он ни с кем им не делится, для себя бережет.

– Как знаешь... Другой платы не возьму.

 

Вздохнул Бауги и пообещал «Бёльверку», что попросит у брата глоток меда в конце осени, когда весь урожай будет собран.

 

Работал Один за девятерых все лето и всю осень, а зимой потребовал обещанной платы. Пошли к Суттунгу Бауги и его работник, стал великан просить брата дать ему глоток меда, чтобы расплатиться с «Бёльверком».

 

– Ты обещал, не я, – ответил Суттунг. – Не дам я ни капли меда!

 

Вышли из дома Суттунга хозяин и работник, молчит Бауги: стыдно ему. А Один ему и говорит: «Видно, надо искать окольные пути, если прямого нет».

 

Сначала спорил с ним Бауги, сулил разные сокровища вместо обещанной платы, а потом сделал вид, что согласен помочь работнику хитростью добраться до меда. На самом деле великан не хотел ни брата обманывать, ни с Бёльверком ссориться. Видел он силу своего работника и боялся его. «Недаром, видно, имя его «Бёльверк», что значит «злодей», – думал Бауги.

 

Один давно уже приметил, в какой скале прячет Суттунг свое сокровище, но не знал, где находится вход в тайник. Чары, наложенные Суттунгом на камень, не давали просверлить в нем даже самое малое отверстие, но у Бауги имелся бурав, который мог преодолеть эти чары. Правда, великан попытался обмануть «Бёльверка»: сначала он пробуравил скалу не до конца, но Один подул в отверстие и увидел, что каменная крошка летит не внутрь скалы, а наружу. Тогда Бауги просверлил скалу насквозь. Он думал, что маленькая дырка никак не поможет работнику украсть мед, но вдруг с изумлением увидел, что «Бёльверк» обернулся крохотной змейкой и скользнул в отверстие.

 

Понял великан, что не человек был у него в работниках, и испугался, как бы весь мед не достался обманщику. Ткнул буравом в отверстие, но не попал в змейку – Один уже проник внутрь скалы.

 

Хотел Бауги позвать брата, да не посмел признаться брату, что помогал вору. Стал он стеречь дырку, надеясь убить «Бёльверка», когда станет тот выбираться из тайника.

 

А Один внутри скалы принял свой настоящий облик и появился перед дочерью Суттунга во всем блеске своей мужественной красоты. Удивилась Гуннлёд, увидев незнакомца, но не стала ни кричать, ни плакать, а, напротив, обрадовалась. Ей все равно было, откуда взялся этот прекрасный юноша. Давно мечтала Гуннлёд о любви, давно ждала того, кому отдаст она свое сердце. И вот он предстал перед ней. С первого взгляда дочь великана полюбила повелителя асов. Но она была умна и поняла, что не ради нее пришел в пещеру прекрасный незнакомец. Гуннлёд ждала, когда он заговорит о меде, но Один на какое-то время почти забыл о нем. Ему так приглянулась девушка, что он искренне признался ей в любви и провел с ней в пещере три дня и три ночи.

 

Лишь на четвертый день решил Один, что пора уходить, и попросил Гуннлёд отдать ему мед.

 

– Я знала, что недолго ты будешь со мной, – грустно сказала девушка, – но ни о чем не жалею. Я не могу отдать тебе весь мед. Что будет, когда отец обнаружит пропажу? За те три ночи, что ты со мной провел, возьми три глотка меда.

Как ни жалел Один девушку, но мед он хотел заполучить весь. Тремя глотками он осушил все три сосуда и нерешительно взглянул на отверстие в стене: он знал, что снаружи его поджидает Бауги.

 

– Любимый, ты думаешь, как выйти отсюда, – догадалась Гуннлёд, – Я могу провести тебя через потайной ход, которым обычно хожу сама.

 

Один почувствовал раскаяние и стыд: он читал мысли девушки и видел чистоту ее намерений. Ответить Гуннлёд он не мог – ведь мед был у него во рту – и поэтому просто последовал за девушкой, когда она вошла в подземный ход.

Они скоро добрались до пещеры, из которой можно было выйти наружу. Один обнял возлюбленную и, превратившись в орла, вылетел из пещеры. На его беду сам Суттунг решил в это время посетить свой тайник и подошел уже ко входу в пещеру. Увидев орла, великан сразу понял, что это не обычная птица. Многие великаны умеют превращаться в орлов, умел и Суттунг – он тут же изменил облик и кинулся вслед за Одином.

 

Быстрее ветра неслись по небу две могучие птицы, и второй орел не мог догнать первого, но и не отставал от него.

Когда Один подлетал к Асгарду, боги, уже давно ждавшие своего повелителя, стояли на крепостной стене. Увидев двух орлов, один из которых преследовал другого, асы сразу поняли, кто перед ними. Они догадались вынести на стену большую золотую чашу, и Один, пролетая над ними, выплюнул мед в чащу и влетел в окно ближайшего чертога. Он не хотел, чтобы великан догадался, кто именно из асов похитил мед, но Суттунг уже понял, за кем гнался.

 

В бессильной ярости кружился гигантский орел над чашей с медом. Асов было много и среди них стоял сам Тор, могучий сын Одина, самый опасный враг великанов. Орел улетел прочь.

 

Лишь насмешкой смог отомстить Суттунг похитителю меда: прислал он в Асгард слуг с вопросом, здоров ли жалкий человечишка Бёльверк или умер от страха. А дочь свою Суттунг навеки заключил в ту пещеру, в которой не уберегла она ни доверенное ей сокровище, ни саму себя.

 

Мед поэзии с тех пор находился у асов, а охранял его Браги, скальд богов. Смертные получают этот мед от Браги или от самого Одина. Лишь тех мужчин и женщин одаряют они поэтическим даром, кто обладает умом, воображением и благородным сердцем.

 

Но некоторые люди стали поэтами иначе. Говорят, что часть меда Один нечаянно проглотил, и она вышла из него тем путем, каким выходит и из человека любая выпитая им жидкость. В таком виде мед поэзии попал на землю, и люди, которым он достался, стали бездарными поэтами.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 2 недели спустя...

Один как бог войны

 

Великие люди были воинами, и только воин принимает участие в высшем духе. Один — бог воинов: королей, воинов и преступников. Это так, ибо у этих троих больше общего, чем у остальных: различие между королём и преступником совершенно незначительно.Сегодня человек воин, а на следующий день — преступник. Какие либо две группы в обществе редко имеют больше общего между собой, нежели именно эти. Поэтому Один является также богом повешенных, он не делает различий между воином, облечённым властью, и воином без власти: имеет значение именно стремление к власти — через войну, через силу и усиление — над собой и другими. К этому ведет воинов именно дух — чувство долга, чувство ответственности, стремление к самозакаливанию: воля к власти и власть воли, как говорил Ф. В. Ницше. Мы знаем, что именно воля (Вили) является важнейшей стороной Одина, фактически одной из предпосылок жизни. Так и с войной: она является предпосылкой жизни. Без борьбы мы погибнем, увянем и канем в забвение: выродимся в бесчестьи, в бессмысленности и наконец — в бездне смерти. Жить в борьбе — значит жить, жить в мире — значит вырождаться. Такова высшая перспектива духа. Смерть, мучения, боль, грусть, печаль — всё это необходимые стороны жизни, предпо сылки прогресса, развития и силы; предпосылки самой жизни. Истинный воин ищет боли, печали, смерти и мучений: он ищет силы через сопротивление. Он становится выше ненависти и чувства мести, выше любви и сострадания. Действие предусматривает также свободу от чувств, от недочеловеческих инстинктов. Дух — это сила противоположность чувствам сердца: мужчина против женщины, свет против мрака, тепло против холода, движение против покоя, прогресс против застоя. Война возникла, когда боги пронзили Гулльвейг(Gullveig) копьём и сожгли её на костре в покоях Одина. Три раза сжигали её, и три раза она возрождалась, и живет до сих пор. Она пришла к богам: приручала волков, умела колдовать и всегда выходила и пробуждала злые мысли и страсти. Асы должны были остановить эти зло деяния и единогласно решили убить её. Но именно люди убили её для богов.

 

В мифе о Гулльвейг заложено сообщение о том, что Гулльвейг — это поток золота, золотой напиток. Её троекратное убийство — это облагораживание золота в огне и его подготовка. Когда она вышла к людям, она разбудила борьбу междуними: все поддались её чарам. Её власть над разумом была велика, и она пробуждала примитивные и неразвитые желания обладания золотом. Боги держали совет, но Один, конечно же, знал заранее, что должно случиться. Он бросил свое копьё, и дал тем самым знак к началу битвы. Он начал её, но это было неизбежно. Эпоха невинности и мира закончилась, изгнанная завистью и жадностью: таково начало неблагородной войны. Это также начало образования государства. С товарами приходят города. С городами приходят государства.

 

Ценой высокой культуры всегда была потеря доверия и близости между человеком и природой. В то время как жажда золота является одной из причин войны, другой является честолюбие, тщеславие, а третьей — любовь женщины. Война ради самой войны является совершенно иной формой войны, чем три вышеупомянутые. Это духовная война, остальные же — обыкновенные. Обыкновенные войнначинаются женщинами или из за женщин, а духовные — по благородным причинам: ради развития и в долгой перспективе. Однако как обычные, так и благородные войны играют положительную роль для развития. Фрейя так сильно желала получить ожерелье Брисингов, что для этого она провела ночь у четырёх двергов. Локи узнал об этом и рассказал Одину, который приказал ему украсть у неё эту драгоценность. Локи сделал это, хотя и не без хлопот. Никто не мог войти в покои Фрейи без её на то воли, а Локи она не хотела видеть. Ему пришлось снова одеться в птичье обличье и протиснуться через маленькую щель в стене ночью, когда она спала. Он украл драгоценность и принес её Одину. Когда она проснулась и обнаружила, что драгоценность пропала, а дверь открыта изнутри, она поняла взаимо связь. Говорят, что Хеймдалль преследовал Локи в тюленьем обличье далеко в море до островка, где они подрались из за этой драгоценности. Фрейя попросила Одина отдать драгоценность, но он ответил, что она не получит её до того, как она не сможет пробудить распрю между двумя королями, такими могуще ственными, что двенадцать других королей служили бы им,ти битва между ними должна быть вечной. Фрейя сделала это, называясь Хильд. Она сидит и смотрит на сражение, а ночью, когда все пали, она пробуждает их снова, и битва начинается с утра заново. И так повторяется вечно. Один — это дух, не только создающий жизнь, но также развивающий и улучшающий её. Поэтому он создаёт борьбу. Когда человек умирает, мы снова можем родиться — в родовом кольце, пробуждённые к жизни любовью между людьми, которая продолжает размножаться. Такова Фрейя, которая поддерживает борьбу в движении: любовь. Вечно мы будем сражаться, убивать и падать убитыми.

 

Варг Викернес

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 1 год спустя...
ВИЛЛИ И ВЕ - БРАТЬЯ ОДИНА

Согласно эддическим текстам, у Одина было два брата – Вили и Ве, все трое были сыновьями аса Бури и инеистой великанши Бестлы, а также внуками первочеловека Бури. Имя «Ве» («Vé» на древнеисландском) переводится как «жрец», этимология имени Вили неизвестна. Вили и Ве вместе с Одином убили великого инеистого великана Имира, создав из его тела обозримый космос, а также Мидгард, мир людей. 

Один, Вили и Ве создали время (смену суток, дня и ночи), определили законы движения небесных объектов (Солнца и Луны), но самое важное их деяние – создание первых людей. Этот эпизод подробно описан в части «Видение Гюльви» Младшей Эдды. Снорри Стурлусон пишет, как Один, Вили и Ве брели вдоль морского побережья и встретили два дерева. Из этих деревьев боги сотворили мужчину (ему дали имя Аск, что в переводе означает «ясень») и женщину (ее назвали Эмблой, это имя можно перевести как «ива»). Один оживил деревья и наделил их душой, Вили дал им разум и способность двигаться, а Ве подарил людям «облик», а также возможность говорить, смотреть и слушать. 

Ни в Старшей, ни в Младшей Эдде больше не встречается упоминаний о богах Вили и Ве. Однако в «Саге об Инглингах» Снорри Стурлусона есть упоминание о том, что во время многолетнего отсутствия Одина его братья правили Асгардом и «взяли себе» его супругу, Фригг. На этот же эпизод в «Перебранке Локи» (песнь Старшей Эдды) намекает бог коварства, указывая на то, что супруга Всеотца в его отсутствие спала с его братьями. Однако многие исследователи, опираясь на древнескандинавские традиции, склонны видеть здесь описание совсем других событий. 

Вероятно, оригинальная формулировка о том, что Вили и Ве «взяли к себе» Фригг указывает на традиционное действо, согласно которому братья погибшего или пропавшего мужа брали на себя обязанность заботиться о его жене (и детях). В данной традиции нет места половой связи. Вместе с тем, другие фольклористы склонны полагать, что Фригг – это не конкретный персонаж, метафорический образ власти, которая закономерно переходит от одного правителя к другому, кем бы он ни был. 

К сожалению, больше ни один эддический текст не упоминает о Вили и Ве, хотя очевидно, что роль этих богов в мифологической системе древних скандинавов трудно переоценить. Вили и Ве вместе с Одином создали все сущее, населили его людьми и в отсутствие своего брата мудро правили Асгардом. При этом неизвестно, какие задачи они выполняли во время правления Одина и как сложилась их судьба после Рагнарека. 

Единственный этимологический намек – это перевод имени Ве, «жрец». Если бы было известно значение имени Вили, то можно было бы строить предположения относительно функциональных принципов, заключенных в каждом из трех асов-прародителей. Однако сложность заключается еще и в том, что нет точных сведений об этимологии имени самого Одина.
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 1 месяц спустя...

Один (из книги "Мифы и магия индоевропейцев", очерк А. д'Апремона)  
 
 
"Во что вы веруете?" "В Одина!" Сегодня затруднительно ответить подобным образом, не рискуя вызвать откровенную усмешку или удивление собеседника; хуже того - открытое презрение, если не враждебность, - словно вы произнесли нечто непристойное. Помилуйте, как можно перед образами белобородых святых, столь степенных, столь погруженных в размышления и, признаемся, несколько бесцветных, - как можно восхищаться таким персонажем, как нордический бог Один: безусловно, величественным, но неукротимым, непредсказуемым, созданным скорее для героического эпоса, чем для размышлений. 
 
Именно здесь и кроется суть фундаментальных ошибок, допускать которые нельзя ни в коем случае: прежде всего, нордической европейской традиции свойственно не обожание или почитание божества, но стремление стать божеством внутренне. Далее, нордическое слово Reginn или rogn, переводимое обычно словом "бог", более точно переводится как "силы". Наконец, - и это важнее всего - если с течением времени традиция (а с ней - и образы богов Севера) претерпела изменения, это не значит, что в результате она утратила глубину, - да, она сложна, но сколько же предостережений, сколько свершений несет она в себе! Один, как и остальные боги Асгарда, - не образ, которым восхищаются, но образец, которому жаждут подражать, к которому тяготеют, с которым страстно желают слиться воедино... 
 
Эта небольшая по объему работа посвящена попытке раскрытия нордической традиции через образ Одина. Речь здесь, главным образом, пойдет о великом боге Севера как о властелине рун, то есть, этимологически, властелине мистерий - двадцати четырех изначальных таинств, и, следовательно, Властелине волшебных искусств - поэзии и магии, покровителе Духовности. 
 
Кто есть Один? 
 
Боги северной традиции делятся на две большие "семьи": асы и ваны. Их разделила "первая" война, в которой асы одержали над ванами верх (1). Один - ас; более того, он - первый среди асов. Согласно Младшей Эдде Снорри Стурлуссона, он родился от Бора ("Порожденного"), сына Бури ("Создателя"). Бор взял в жены великаншу Бестлу ("Супругу"), дочь Бельторна ("Острия Беды"), которая родила ему трех сыновей: Одина, Вили ("Воля") и Ве ("Сакральная ограда"). Один, великий обольститель, покорил множество женщин и официально имел трех жён: Йорд, Эрриг и Ринд, являющих собой три ипостаси Земли (они олицетворяют, соответственно, невозделанную, возделанную и истощенную землю). Сага об Инглингах представляет Одина как властителя, пришедшего из Азии - что, конечно, не следует воспринимать буквально (2). 
 
Имя Одина 
 
На Нордендорфской фибуле (3) (VI-VII вв.) имя Одина появляется в форме Водан (Wodan). Это слово соответствует староанглийскому Woden, старому верхненемецкому Wuotan, древнесаксонскому Woden и Wodin, старошведскому Othin, староисландскому Odhin. Предположительно, эти имена произошли от первоначальных форм Wodanaz и Wodinaz, "образованных, - говорит нам Рено-Кранц, - путем прибавления суффиксов -an и -in, означающих обладание чем-либо, к германскому корню Wotha, родственному латинскому vates и кельтскому ouateis". Далее он добавляет: "Н.Лид отождествляет имя Один со звательной формой oden, употребляемой в шведских и норвежских диалектах в значении "в ярости", "в течке" (...) odast означает "испытывать любовную страсть". К этому можно добавить нидерландское woeden - "страстно желать", woedig - "воспламененный (любовью)" (...) Однако почему надо отделять эту группу слов от древненорманнского odhr (герм. wotha), которое не следует, как это слишком часто делают, понимать в узком значении "гнев" (...), но, напротив, толковать расширительно, как обозначение любого возбуждения, которое выводит существо из себя, заставляет его терять самообладание? Да, это, несомненно, ярость, исступление, но исступление это имеет множество форм: пророческое, поэтическое, вдохновенное..." (4). 
 
Ж. Дюмезиль полагает, что происхождение имен богов не имеет существенного значения, ибо, "вообще говоря, (...) скандинавская мифология не становится понятнее благодаря этимологии" (5). Тем не менее, было бы полезно ненадолго остановится на этом, - что сам Ж. Дюмезиль и cделал. Итак, имя Один происходит от древнескандинавского ôdhr, соответствующего немецкому Wut ("ярость") и готскому wôds ("неистовый"). Ж. Дюмезиль говорит об этом следующее: "употребленное как имя существительное, это слово означает в равной мере опьянение, раздражение, поэтическое вдохновение (ср. с англосаксонским wôth - "пение", "песнь"), а также яростное буйство мороза, огня, грозы; в качестве же имени прилагательного означает либо "необузданный", "неистовый", либо "стремительный"; помимо германских, близкие индоевропейские слова могут означать исступленное поэтическое и пророческое вдохновение: латинское uates, староирландское faith. Таким образом, это важный бог, бог "первого ранга", на что, главным образом, и должно было указывать подобное имя" (6). 
 
Это имя является, прежде всего, магическим понятием, которое сразу позволяет почувствовать идею возвышенности, шаманского экстаза. Однако подразумевающийся ужасающий аспект образа этого "священного неистовства" не должен рассматриваться иначе как страх перед numinosum tremendum (устрашающее проявление "божественного"). 
 
Один замаскированный и полиморфный 
 
Об Одине говорят, что он имеет тысячу обликов. В этом отношении он уподобляется одному из своих земных олицетворений - Мерлину (Миррдину). Тот тоже старик, оставаясь при этом единственным в своем роде: он - друид (godi), но при этом воитель, он колдун, шаман и при этом - друг земледельцев и ремесленников-художников; он - поэт, бард-чародей, а заодно лжец, плут, игрок; он дает советы королям перед тем, как надолго скрыться, став отшельником; он - инициатор и сумасшедший, демон и мудрец, ученый, алхимик... И все это - Один. 
 
Он является всегда под разными именами. В одном из основных мифологических текстов, в "Речах Гримнира", утверждается, что их не менее сорока четырех. Другие источники говорят о 160 и даже о 240. Имена эти дают возможность глубже понять сущность Одина. Так, например, имя Фьолнир означает "Изменяющийся", Гримнир или Гримр - "Скрывающийся-под-маской" и т. д. 
 
Один одноглазый 
 
Один одноглаз, хотя и слывет ясновидящим. Один его глаз находится в источнике Мимира, под одним из корней Иггдрасиля. Говорят, будто один глаз Один глядит над миром, а второй (тот, что в источнике Мимира) созерцает сокрытое, то, что под миром. 
 
Функции Одина 
 
Один - высшее божество. Он - правитель Богов, но он и бог войны. В своей обители Асгард он собирает павших воинов, эйнхериев, тех героев, что должны будут сражаться на стороне божественных сил в день последней битвы. Один также возглавляет касту воинов-магов, берсерков, - воинов-медведей. "Один, безусловно, покровитель и вождь воинов - и в том, и в этом мире. Однако не в прозаическом тексте Эдды, ни в эддических песнях сам Один не сражается... Он обладает целым рядом магических "даров" - даром вездесущности или, по крайней мере, даром мгновенного перемещения, владеет искусством изменения внешности, даром бесконечной метаморфозы, наконец, - даром ослеплять, оглушать, парализовывать своих противников и лишать всякой силы их оружие" (7). 
 
Атрибуты Одина 
 
Один владеет рядом неотъемлемых атрибутов, связанных с его функциями. Прежде всего, его, как правило изображают окутанным просторной синей мантией (отображением усыпанного звездами небесного свода) и в широкополой шляпе (Сиддхьоттр - "Тот-кто-в-шляпе-надвинутой-на-глаза" - одно из имен Одина). Его оружие - копье Гунгнир, которое он бросает над головами построившихся на битву войск, чтобы определить, на чьей стороне будет Фортуна. Ездит он обычно верхом на Слейпнире, восьминогом коне (символическое шаманское транспортное средство). Два волка сопровождают его - Гери - "Алчный" и Фреки - "Голодный". Он делится с ними любой пищей с собственного стола, сам же лишь пьет вино. Наконец, у Один есть два ворона (еще одно из его прозвищ - Хральфнагуд, "Бог-с-воронами"): Хугинн ("Мысль") и Мунинн ("Память"). Птицы эти облетают миры и сообщают Одину о том, что в них происходит.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • Настя изменил заголовок на Бог Один
  • Настя открепил тему

Виса Одину: 
О, величайший владыка Вальхаллы! 
К тебе мы взываем! Пролейся же светом! 
И нас озари своим истинным знаньем! 
Врагов ослепи, что плетут злые козни, 
Копьем своим быстрым пронзи их неверных, 
Пусть храбрые чаши в твою честь поднимут! 
Великому Одину слава! 
Хранителю рун мы поем наши песни, 
Услышь их и внемли всем нашим молитвам! 
Сложить наши жизни в твою часть готовы! 
Веди нас скорее к познанию и битвам! 
Великий владыка нордической терры, 
К тебе мы взываем, услышь же наш голос! 
О, Один, будь с нами, глава пантеона! 
Хала тебе, часть, о, величия воин!

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

ВОЙНА, ЭКСТАЗ И СМЕРТЬ 
 
В отличие от Варуны, Один-Вотан — это бог войны, ибо, как пишет Дюмезиль, "в представлениях германцев, война охватывает и расцвечивает все сферы жизни". В традиционных обществах, и особенно у древних германцев, война была ритуалом, опирающимся на теологию. Во-первых, сражение уподоблялось жертвоприношению: и победитель, и побежденный приносят на поле боя кровавую жертву богам. Таким образом, героическая смерть приобщает погибшего к исключительному религиозному опыту. Более того, экстатическая природа смерти сближает воина с вдохновенным поэтом, шаманом или провидцем. Благодаря такому преклонению перед войной, экстазом и смертью, образ Одина-Вотана обретает свою специфику. 
 
Имя Вотан происходит от слова wut (букв. "неистовство"). Так назывался особого рода опыт, переживаемый молодыми воинами: ярость и неистовство преображали саму природу человека, уподобляя его дикому зверю. Спутники Одина "ходили без доспехов, дикие, как собаки или волки, кусая свой щит, и были сильны, как медведи или быки. Они беспощадно убивали людей, и ни огонь, ни железо не могли остановить их. Это называлось неистовством берсерков". Их знали также под именем ulfhedhnar, "люди в волчьей шкуре". 
 
Берсерком становились после битвы-посвящения. Тацит сообщает, что молодой воин из племени хатти не стриг ни волос, ни бороды, пока ему не удавалось убить врага. В племени тайфали юноша должен был сразить вепря или медведя, а в племени герули ему приходилось вступать в рукопашный бой. Во время этих испытаний посвящаемый перенимал повадки дикого зверя; чем больше он уподоблялся зверю, тем страшнее и опасней становился для своих врагов. Вера в lykanthropie, в то, что человек может превратиться в зверя посредством ритуального облачения в волчью шкуру, была чрезвычайно популярна в средние века, а в северных регионах сохранялась до XIX в. 
 
Будучи богом войны, Один-Вотан считался также богом мертвых. С помощью магии он защищал великих героев, но потом предавал и сражал их. Причиной такого странного и противоречивого поведения была, по всей видимости, необходимость собрать вокруг себя самых отважных воителей ввиду приближающейся эсхатологической битвы (ragnarok). Ведь павших в сражении воинов валькирии забирали к Одину, в небесный чертог Вальхаллу. Принятые Одином, они проводили время в военных упражнениях, готовясь к последней битве. 
Защитник Мunnerbundе, которые, как и любое фанатическое военное сообщество, наводили ужас на селения, Один-Вотан не мог быть любимым богом земледельцев. Его культ, предполагавший человеческие жертвоприношения через повешение, процветал в кругах военной знати и королевских семей. Тем не менее, довольно большое количество топонимов содержит имя Одина, а встречаются и такие, в которых его имя соединяется с вокабулами, обозначающими «поле» или «луг». Но это указывает не на «аграрный», а на «захватнический» характер образа Одина, на тенденцию присваивать себе функции и атрибуты других божеств. 
 
Главенствующее положение Одина в религиозной жизни германцев объясняется его многочисленными магическими свойствами. Один — главный создатель Мира, богов и людей (о других божествах, действующих в мифические времена начала начал, до нас дошли лишь имена). К тому же он призван играть главную роль в последней битве (ragnаrоk). Соединение в его лице верховного бога и бога войны и смерти позволяет понять священный характер королевской власти и религиозное значение смерти на поле боя — два момента, определяющих культуру германского средневековья.

Мирча Элиаде

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Один: первый Владыка Рун


Один — верховный бог Северной традиции. В дошедших до нас исторических источниках и в современном северном язычестве Его называют Всеотцом, Отцом Победы, Повешенным богом, Стариком или Одноглазым. Одно из определяющих качеств Его характера, засвидетельствованное в скандинавских мифах, — неутолимая жажда знаний и мудрости. Эта жажда побудила Одина устремиться на поиски рун, ради которых Он принес самого себя в жертву на ветвях Мирового древа — Иггдрасиля. Рейвен Кальдера и другие современные шаманы, работающие в Северной традиции, называют Одина богом Испытаний. В практике современных шаманов Северной и других традиций путь Испытаний включает в себя «преднамеренное и осторожное использование болевых ощущений как средства, изменяющего состояние тела и разума». Мы вправе утверждать, что именно такое инструментальное применение боли и лежит в основе жертвы, которую Один принес ради обретения рун. 
 
Это испытание, пройденное Одином, описано в «Речах Высокого» — одной из песней, составляющих «Старшую Эдду». Сообщается, что в поисках мудрости Один провисел на ветвях Иггдрасиля, Мирового древа, девять дней и девять ночей. Обычно Одина рассматривают как бога королевской власти, но в Северной традиции он почитается еще и как бог шаманов. Представление о великом космическом древе, которое служит опорой вселенной и при помощи которого шаманы совершают свои духовные путешествия, встречается во многих североевропейских культурах; например, важное место ему отводится в традиционной космологии якутов и бурят[4]. С образом Древа Жизни, обладающего схожими функциями, мы сталкиваемся и в еврейской каббале, а в одной из самых ранних своих форм Мировое древо предстает в шумерских мифах о богине Инанне. При помощи Мирового древа Один превращается из священного короля в шамана, и ключом к этому переходу от мирской власти к сакральной служит Его самопожертвование. 
 
В ходе этого испытания Один страдает от голода и жажды, проливает собственную кровь, пронзая себя своим же копьем, и, в конце концов, умирает. И через смерть и возрождение Он обретает руны — ключи к тайнам мироздания: 
 
Знаю, висел я 
в ветвях на ветру 
девять долгих ночей, 
пронзенный копьем, 
посвященный Одину, 
в жертву себе же, 
на дереве том, 
чьи корни сокрыты 
в недрах неведомых. 
 
После этого Один перечисляет заклинания, которые Он постиг, и формулирует правила жертвоприношения, перечисляя целый ряд ритуальных действий. К этим действиям относятся гадание, жертвенное подношение крови, обращение к богам с вопросами и просьбами, а также непосредственно заклание жертвы. Большинство современных северных язычников рассматривают этот эзотерический отрывок из «Речей Высокого» как указания, относящиеся исключительно к работе с рунами; однако многие ученые и, в первую очередь, немецкий историк Рудольф Зимек, полагают, что здесь описана совокупность ритуальных действий, связанных с практикой жертвоприношений. Так или иначе, жертва Одина занимает в мировоззрении современного северного язычника важнейшее место. Это одна из ключевых мифологем северной религии. 
 
К использованию боли в качестве духовного инструмента современные северные язычники относятся неоднозначно. Однако невозможно отрицать, что эта практика — неотъемлемый элемент истории Одина. Рейвен Кальдера в своей книге «Восход темной луны» отмечает, что «многие народы по всему миру исследовали возможности боли как духовного инструмента». Ссылаясь на такие примеры, как Танец Солнца у индейцев лакота и индуистская церемония каванди, Кальдера предполагает, что «болевые ощущения <…> начали использовать в целях изменения сознания даже раньше, чем психоактивные вещества» (применение последних — еще одна шаманская практика, также связанная с Одином). Подробно рассматривать шаманские практики Северной традиции в этой книге не предполагается, но нельзя не подчеркнуть, что идея жертвы (какой бы смысл ни вкладывал в это слово каждый отдельный человек) ради обретения мудрости составляет важнейшую и неотъемлемую часть северного космологического этоса. Поэтому некоторые последователи современной Северной традиции практикуют ритуальные испытания. 
 
Под ритуальными испытаниями понимается система практик, направленных на достижение глубокого катарсиса в целях личностного развития, религиозного жертвоприношения или перехода личности на новый жизненный этап или в новое качество. Многие из подобных практик сопряжены с физической болью, но все они проводятся в духовном или, по меньшей мере, тщательно продуманном ритуальном контексте. Приверженцы этого пути полагают, что контролируемые практики испытаний способны исцелять и преображать человека, а также пробуждать в нем восприимчивость к голосам его богов. 
 
Обряды, основанные на переживании боли в духовных целях, были широко распространены в древнем мире. Так, жрецы Кибелы резали себя ножами, принося в жертву богине собственную кровь. В крайних своих проявлениях поклонение Кибеле принимало форму самооскопления, завершавшего экстатический танец в честь этой богини. В индуизме есть особые религиозные праздники, в ходе которых верующие совершают обряд каванди — пронзают собственное тело крюками или спицами, чтобы вызвать одержимость божеством. Подобные обряды известны не только на Востоке: во многих племенах североамериканских индейцев по сей день исполняется Танец Солнца — жертвенная пляска, в которой танцующие вонзают в свое тело крюки и прикрепляют их ремнями к дереву или столбу в центре круга, после чего продолжают танцевать, пока не вырвут из тела эти крюки (и здесь идея жертвоприношения вновь оказывается тесно связанной с образом древа). Еще один пример — христианские флагелланты в Испании, по сей день совершающие ритуальное самобичевание во славу Христа. В обрядах-испытаниях такого рода верующие приносят самих себя в жертву своим божествам. И вовсе не случайно то, что большинство последователей пути испытаний в Северной традиции — посвященные Одина. Разумеется, Один покровительствует не только испытаниям — спектр Его функций гораздо шире; но ритуальные испытания — одна из тех областей, на которые в полной мере простирается Его власть. Один – бог жертвы и, в первую очередь, самопожертвования. Историк Э. Тервиль-Петр отмечает, что 
 
…жертву, которую Один приносит самому себе, можно <…> рассматривать как наивысшую из всех мыслимых форм жертвоприношения. В сущности, эта жертва настолько возвышенна, что, подобно многим другим религиозным таинствам, не поддается человеческому разумению. Здесь не король приносится в жертву богу, а бог — богу же, и это жертва того же рода, что и описанное в Библии жертвоприношение Христа. 
 
Это сходство между жертвами Одина и Христа подмечали еще во времена обращения в христианство. В «Видении Креста» (VII век), одной из первых известных нам древнеанглийских христианских поэм, использованы многочисленные языческие мотивы и образы, в равной мере подходящие как Христу, так и Одину: 
 
Тогда же юный свои одежи 
господь вседержец сбросил, 
добротвердый и доблестный, 
всходил на крест высокий [в оригинале: on gealgan heanne — «на виселицу высокую»], 
храбрый посередь народа 
во искупление рода человеческого; 
он прильнул ко мне, муж, и я содрогнулся, 
но не смел шевельнуться, не преломился, 
ни склонился тогда я долу, 
но стоял, как должно, недвижно, 
крестным древом 
я воспринял небесного 
государя-владыку, 
долу я не склонился; 
прободили меня чермными гвоздями, 
и поныне дыры остались 
от мучителей злочинные раны, 
но смолчал я тогда перед врагами; 
надо мной и над мужем они глумились, 
весь промок я господней кровью, 
текшей справа из-под ребер, 
покуда храбрый не умер. 
На холме том немалую 
муку принял, 
претерпел я пытку, 
распятым я видел 
господа горнего… [в оригинале: weruda god — «господь воинств»] 

Итак, оба эти божества — и Один, и Христос — всходят на виселицу и умирают. Обоих пронзают копьем. Оба возрождаются к новой жизни. И оба они почитались как священные короли. Разница же между ними заключается в причинах, по которым они принесли себя в жертву: Христос, согласно традиционной христианской интерпретации, принял смерть во искупление грехов человечества, а Один — ради себя самого, чтобы обрести мудрость и укрепить свою силу божества-мироустроителя. Он пожертвовал собой, чтобы утвердить свою державную власть не только в мирской сфере, но и в мире духовном. Обрести ту мудрость, что доступна мертвым, можно было лишь одним-единственным способом — умерев самому. Фольклорист Джеймс Фрэзер указывает, что царей в древности нередко почитали не только как правителей, но и как жрецов, посредником между человеческим миром и миром богов. Эту функцию царь приобретал в связи с тем, что, оставаясь человеком, он, тем не менее, подвергался ритуальному обожествлению. Схожим образом и Один совмещает функции короля с функциями жреца, мага и шамана. Именно для того, чтобы объединить в себе эти роли, Он и проходит добровольные испытания, каждое из которых сопряжено со своего рода жертвой. 
 
Повешение на ветвях Иггдрасиля — не единственная жертва, которую Один приносит с этой целью. В другом своем испытании, описанном в «Речах Гримнира», Он висит между двух костров, а еще в одном жертвует глазом за право испить из Источника Памяти и Мудрости. Эта добровольная утрата глаза представляет особый интерес. На всех дошедших до нас изображениях — без исключения — Один предстает одноглазым. Слепота — характерная символическая особенность многих легендарных провидцев. Но, в отличие, например, от слепого прорицателя Тиресия из греческих мифов, Один лишился глаза не вследствие уже обретенного дара пророчества и не в наказание за некий проступок, а по собственной воле: Он сознательно избрал для себя частичную слепоту как плату за мудрость. В случае с Одином утрата глаза — это волевой акт, ведущий к обретению новых сил. 
 
Добровольное принятие страдания как магический акт, ведущий к расширению возможностей, заставляет задаться вопросами не только о природе боли, но и о природе личного поступка как такового. Необходимо проводить четкую границу между переживанием боли как причиной поступка и переживанием боли как разновидностью поступка. В истории Одина боль фигурирует именно во втором своем качестве — не как карательное воздействие извне, а как выражение личной независимой воли. Антрополог Талал Асад отмечает: «…когда мы утверждаем, что некто страдает, обычно подразумевается, что действующим лицом выступает кто-то другой. Обычно мы полагаем, что страдать <…> — значит, пребывать в пассивном состоянии, выступать в качестве объекта, а не субъекта». Однако в мифе об Одине страдающий персонаж предстает именно как субъект действия, совершающий волевой акт или, как сказали бы современные последователи пути испытаний, «вышедший на охоту за силой». В таком контексте боль утрачивает свое эмоциональное наполнение и превращается в прикладной инструмент, служащий цели роста и развития. Именно так боль превращается из частного переживания или опыта полной утраты контроля в подлинно волевой акт обретения силы. 
 
Важнейшее место в мифах об Одине отводится не только опыту боли, но и парадоксу жертвенного отказа от физического зрения ради обретения зрения высшего. С этим мотивом связаны некоторые из Его хейти (прозвищ): Блинди («слепой»), Гестумблинди («слепой гость»), Твиблинди («дважды слепой»). Историк-индоевропеист Крис Кершоу отмечает двойственную символику слепого бога в поэтических источниках: в зависимости от контекста, Один не только сам слеп, но и способен поражать других слепотой, будь то на поле битвы или в иных обстоятельствах, когда взор человеку застят экстаз или желание. Об этой Его способности говорят такие имена, как Гуннблинди («ослепляющий в битве»), Херблинди («ослепляющий рать»), Бильейг («сверкающий глаз» или «глаз, колеблющийся, как пламя») и Бальейг («пылающий глаз»). Если глаза — это зеркала души, то Один, пожертвовав одним глазом, пожертвовал и частью своей души в уплату за мудрость. 
 
Один — один из нескольких увечных богов, встречающихся в североевропейской мифологии. В ирландских мифах, например, фигурирует Нуаду, король Туата де Данаан, потерявший в битве руку, но впоследствии заменивший ее серебряной рукой, которая двигалась, как живая. В скандинавском пантеоне рукой жертвует Тюр. Там же имеется и слепой бог — Хёд, о функциях которого, впрочем, почти ничего не известно. Слепота Хёда тоже не получает в мифах никакого объяснения, но относительно Нуаду и Тюра известно, что оба они пожертвовали рукой, чтобы защитить и обезопасить свой народ: Нуаду лишается руки в решающей битве, которая завершает великую войну, а Тюр теряет руку, чтобы боги смогли сковать волка Фенриса, олицетворение хаоса и разрушения, грозящего уничтожить мир. А от представления о жертве в форме физического увечья не так уж и далеко до идеи человеческих жертвоприношений. 
 
В трактате Тацита «О происхождении германцев и местоположении Германии» упоминается, что Одину (которого Тацит по обыкновению древнеримских историков отождествляет с одним из привычных ему божеств — с Меркурием) приносили человеческие жертвы. Судя по всему, людей, предназначенных в жертву, умерщвляли особым образом — подвешивая их на дереве и пронзая бок копьем. Один из самых известных примеров такого жертвоприношения Одину встречается в «Саге о Гаутреке» — пересказанной в XIII веке легенде об одиническом герое Старкаде. В одном из эпизодов этой саги описывается, как был принесен в жертву конунг Викар, которому служил Старкад. Однажды Викар отправился в плавание с большим войском (и, среди прочих, на корабле был его друг и побратим, один из героев, избранных Одином, — вышеупомянутый Старкад). Но путешествие пришлось прервать из-за сильного встречного ветра, и в ответ на вопрос, как усмирить ветер, руны сообщили, что Один требует жертвы. Тервиль-Петр отмечает, что угоднее всего Одину были жертвы королевской крови, — вероятно, в силу того, что и сам Он исполнял функции священного короля. В дошедших до нас скальдических описаниях подавляющее большинство жертв составляли конунги или их сыновья-воины. Итак, люди Викара стали тянуть жребий, и доля жертвы — вполне предсказуемо — выпала самому конунгу. (Устраивая жеребьевку, выбор автоматически препоручали самому Одину и Судьбам.) Но люди не хотели убивать своего предводителя, и было решено устроить символическое жертвоприношение. На шею Викару накинули свободную петлю из телячьих кишок, а другой конец их прикрепили к тоненькой ветке. Ни кишки, ни эта веточка не выдержали бы веса взрослого мужчины. Затем Старкад уколол конунга камышовым стеблем и сказал: «Отдаю тебя Одину». И в тот же миг камыш превратился в копье, а телячьи кишки — в крепкую веревку; ветка же распрямилась и оторвала Викара от земли. Так конунг принял жертвенную смерть. 
 
Тема жертвоприношения короля широко распространена в мифах и легендах разных народов. Фольклорист Джеймс Фрэзер указывает, что в древности нередко приносили в жертву состарившегося или заболевшего царя. В некоторых традициях жертвенная смерть постигала царя по истечении установленного срока правления. Среди прочего, Фрэзер пересказывает легенду, связывающую этот последний обычай с культом Одина. Шведский король Аун получил от Одина дар долголетия — на том, однако, условии, что раз в девять лет тот будет приносить Ему в жертву одного из своих сыновей. Так Аун принес в жертву девятерых сыновей, но за это время одряхлел и стал настолько слабым и беспомощным, что собственные его подданные помешали ему совершить десятое жертвоприношение, и Аун умер[30]. Впрочем, в «Саге о Гаутреке» дело обстоит иначе: Викар, судя по всему, был здоровым и сильным воином. Можно предположить, что в этом случае Один как бог воинов избрал самого лучшего и мужественного из конунгов, чтобы тот присоединился к нему в Вальгалле — небесном чертоге, куда после смерти попадали доблестные герои. 
 
Все эти примеры наглядно свидетельствуют о том, что Один — свирепое и непростое божество. Но я служу и поклоняюсь Ему с огромной любовью вот уже почти двадцать лет и могу сказать — по крайней мере, на основании собственного опыта, — что к самому себе Он в десять тысяч раз более требователен, чем к своим служителям. 

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Один 
 
У этого бога много имен, и вот лишь некоторые из них: Водан, Один («Ярость» или «Неистовство»), Альфадир («Всеотец»), Херьян («Владыка»), Вунш («Желание» или «Воля»), Игг («Ужасный»), Вератюр («Бог жизни»), Фимбультюр («Могучий бог»), Хрёд («Рычащий»), Свипаль («Изменчивый»), Ганглери («Странник»), Хангагуд («Бог повешенных»), Гейрвальд («Владыка копья»), Хертейт («Радующийся войне»), Глапсвид («Соблазнитель»), Текк («Желанный»), Саннгеталь («Находящий правду»), Оски («Исполнитель желаний»), Сигфёдр («Отец победы»), Гримнир («Скрытый под маской»), Бёльверк («Злодей») и Харбард («Седобородый»)[1]. Его основное имя, «Один» (Odin или Óðinn), происходит от древнегерманского слова со значением «ярость берсерка» и указывает на связь этого божества с экстатическим трансом, ибо Один — это бог экстаза, бури, поэзии, заклинаний, магии, битвы, смерти и преображения. Но при этом он — еще и бог мудрости, ясности ума, поиска знаний и божественного порядка. Некоторые современные северные язычники полагают, что такое обилие прозвищ, или хейти, у Одина свидетельствует об особом уважении, почтении и даже страхе, с которым относились к этому богу в северных странах Европы до утверждения христианства[2]. Так это или нет, но список имен Одина и впрямь внушает почтение: в общей сложности их известно более 150. И это позволяет с уверенностью утверждать, что Один способен принимать многие обличья и проявляться в самых разнообразных ипостасях. Среди прочего, он нередко скрывается под личиной простого странника и в этом обличье путешествует по всем девяти мирам, набираясь знаний, воплощая свои замыслы и общаясь со смертными. 
 
Именно Один вдохнул жизнь в первых людей — мужчину и женщину. По этой причине, а также в связи с местом Одина во главе пантеона, его называют Всеотцом, тем самым восхваляя его животворную силу. Один как Податель Дыхания тесно связан с Одином как Отцом Рун и Искателем Знаний. Многие из его прозваний-хейти указывают на силу изреченного слова и сосредоточенного дыхания: Оми («Гулкоголосый»), Хведрунг («Рычащий»), Видримнир («Кричащий наперекор»), «Гальдрафёдр» («Отец гальдра»), Гёлльнир («Визжащий»), Эйлуд («Вечно гремящий») и так далее. Один — бог магии и власти. В магической практике речь вызывает именуемые предметы из небытия. Значительную часть рунической магии составляли особые песнопения и пение рун (собственно, это и называлось гальдром: в буквальном смысле слово galdr означает «петь» или «каркать»[3]), при помощи которых маг управлял воплощением своего замысла в реальности или, иногда, призывал духов и брал их под свою власть. Таким образом, говорить — значит, наделять жизнью; и в скандинавском пантеоне эта способность отведена главному из всех богов. 
 
Итак, в своей ипостаси Подателя Дыхания Один оживляет и одушевляет все сущее. Он вдыхает жизнь в самые наши сокровенные, потаенные мечты и в те способности и таланты, которыми мы прежде пренебрегали. Он пробуждает наши страсти, разжигает огонь вдохновения, творчества, а иногда и гнева. И еще у него есть невероятно раздражающая склонность: он распахивает двери в те уголки нашего сердца, которые мы, казалось, давно уже заперли крепко-накрепко. От Всеотца приходит не только дыхание, но и осознанность — а это временами очень страшно. Нас порождает выдох Одина — дуновение, исходящее из его уст; и в наш смертный миг Один снова вбирает нас в себя со вдохом. Вся наша жизнь — это промежуток от выдоха до вдоха божества; Один не просто дарует нам жизнь, но кладет ей начало и конец своим дыханьем. 
 
Адам Бременский в XI веке провозгласил: «Woden, id est furor» («Водан — это ярость»[4]). Несомненно, так оно и есть, но в еще большей степени Водан — это жажда и голод. Из письменных источников нашей традиции[5] явствует, что Один непрестанно жаждет знаний. Чтобы обрести мудрость, знание и понимание, он идет на все, не останавливаясь даже перед муками и страданиями. Самый известный и характерный тому пример находится в строфах из «Речей Высокого», где Всеотец говорит: 
 
Знаю, висел я 
в ветвях на ветру 
девять долгих ночей, 
пронзенный копьем, 
посвященный Одину, 
в жертву себе же, 
на дереве том, 
чьи корни сокрыты 
в недрах неведомых. 
 
Никто не питал, 
никто не поил меня, 
взирал я на землю, 
поднял я руны, 
стеная их поднял — 
и с древа рухнул[6]. 
 
В этих строках повествуется о том, как Один добыл руны. Всеотец добровольно принес себя в жертву: девять дней и девять ночей он провисел на ветвях Иггдрасиля, пронзенный собственным копьем, страдая от боли, голода и жажды. И на девятую ночь его мысленному взору открылись руны. Он разглядел их в великой бездне, извлек оттуда и перенес в явленный мир. Он выстоял и победил. И в этой истории как нельзя более наглядно раскрывается самая суть Одина: Один — это голод и жажда, побуждающие непрестанно идти все дальше и глубже. Но это далеко не единственный пример того, с какой неутолимой жадностью Один охотится за знаниями. В «Речах Вафтруднира» он снова (вопреки совету Фригг, Матери всех живущих) подвергает себя огромной опасности, вступая в состязание с мудрым и хитроумным великаном. Ставка в этой игре в загадки — голова проигравшего. Но, конечно же, Один побеждает, и с головой расстается великан. В поисках знания о том, как мудрее всего распоряжаться своей властью и мудростью, Один отправляется к великану Мимиру и отдает глаз за право испить из его магического источника. Еще один сюжет повествует о том, как Один добывает священный мед — мед поэзии, вдохновения и творческого огня. Этот мед, Одрёрир, первоначально принадлежал богам и был приготовлен из крови Квасира — необычного существа, слепленного из слюны всех богов. Затем этот мед у богов похитили, и, в конце концов, он достался йотуну Суттунгу. Суттунг спрятал чудесный напиток в пещере и посадил свою дочь Гуннлёд охранять его. Чтобы добыть мед поэзии, Один пришел в страну великанов под личиной Бёльверка, проник в пещеру посредством обмана и оборотничества и соблазнил Гуннлёд, обменяв три ночи любви на три глотка меда. От этого союза родился Браги, бог поэзии. 
 
Здесь Один ярко проявляет еще одно из своих самых выдающихся качеств: Всеотец любит женщин — всех, независимо от облика, размера и возраста. (И это бросается в глаза даже при самом беглом прочтении «Эдды»! Взять, к примеру, хотя бы «Песнь о Харбарде»: Тор похваляется тем, сколько йотунов он убил, а Один в обличье Харбарда хвастается в ответ своими любовными победами.) С женщинами он очень нежен, особенно с теми, кто отвечает на его любовь. Здесь надо добавить несколько слов по поводу хвастовства любовными победами, к которому так склонен Один. Мне кажется, что такая похвальба из уст божества — вовсе не признак вероломства или мужского шовинизма. Скорее, это свидетельство его могучей сексуальности, энергии и жизненной силы, настолько изобильной, что сдержать ее невозможно. Это символ жизни, избытка и могущества, а также, самое главное, — это призыв жить настоящим и ловить мгновения счастья — хрупкие и мимолетные, но от этого еще более сладостные. Призыв этот обращен, прежде всего, к другим божествам, которые живут, насторожив уши, в вечном ожидании, что Хеймдалль вот-вот затрубит в свой рог, возвещая последнюю битву, — но не только к ним. Он обращен ко всем, кто открывается Одину, кто любит его хоть немного и кто способен вместить в себя, пусть и на краткий миг, хотя бы каплю его колоссальной божественной сущности, чтобы в нашем мире той стало еще чуть-чуть больше. Мы — двери, окна и сосуды для этого самого деятельного и предприимчивого из богов. 
 
Ввиду тесной связи этого божества с жизненной силой совершенно не удивительно, что Водан оказывается еще и богом врачевания, хотя после обращения Скандинавии и Исландии в христианство эта сторона его природы ушла в тень. Сохранилось только три источника, в которых Один упоминается как целитель. Первый из них — так называемое Второе Мерзебургское заклинание, в котором Водан исцеляет вывихнутую ногу лошади: 
 
Фоль и Водан ехали к лесу. 
Тогда у кобылы Бальдра была вывихнута нога. 
Тогда заклинала ее Синтгунт, Сунна ее сестра. 
Тогда заклинала ее Фрейя, Фолла ее сестра. 
Тогда заклинал ее Водан так хорошо, как он умел, 
и от вывиха кости, и от вывиха крови, и от вывиха сустава: 
кость к кости, кровь к крови, 
сустав к суставу да приклеятся[7]. 
 
Второй источник — «Заклинание девяти трав» из древнеанглийской рукописи «Lacnunga»: 
 
Водан взял эти стебли, девять побегов славы, 
И от удара аспид на девять частей распался, 
Тут и устроила так яблоня против яда, 
Что уж ему вовеки в мире не будет жизни. 
Кервель и фенхель, эти двое самых могучих, 
Созданы были мудрым Владыкою одноглазым, 
Святой в небесах сотворил их, когда он висел на древе, 
И разослал и отправил по всем девяти мирам их, 
Злосчастным равно и счастливым, помощь всем без изъятья. 
 
Третий источник — второе руническое заклинание из «Речей Высокого»: 
 
Знаю второе, — 
Оно врачеванью 
Пользу приносит[8]. 
 
Разумеется, у Водана есть и более темная сторона. Он хитер, неумолим, свиреп и великолепен в битве. Он возглавляет воинство мертвых, выезжающее на Дикую Охоту, и вообще способен повелевать умершими, подчиняя их своей воле. (Так, в «Прорицании вёльвы» Один поднимает из могилы умершую провидицу и заставляет ее предсказать будущее.) Многие хейти Одина говорят о нем как о божестве войны и битвы: Херблинди («Ослепляющий рать»), Хникуд («Ниспровергатель») и Вальгаут («Бог павших»). Другие имена подчеркивают его свирепость: Бёдгедир («Подстрекатель битвы»), Водан («Ярость»), Видур («Убийца») и так далее[9]. Один — Странник, без устали скитающийся по свету в поисках знаний и каких-нибудь хитроумных способов отдалить день Рагнарёка и, быть может, заодно пополнить и сокровищницу своей собственной мудрости. 
 
 
[1] Перечень имен Одина 
 
[2] Из личной переписки с Вульфгестом, главой группы «Ealdricht», работающей в традиции англосаксонского язычества. 
 
[3] От древнескандинавского глагола gala — «каркать». 
 
[4] H.R. Ellis Davidson, Gods and Myths of Northern Europe. Harmondsworth: Penguin Books, 1964, p. 70. 
 
[5] Корпус источников современного северного язычества включает в себя «Старшую Эдду», «Младшую Эдду», исландские саги, древнеанглийские лечебники, юридические документы и исторические хроники, а также современные антропологические, археологические и исторические научные исследования. 
 
[6] «Старшая Эдда», «Речи Высокого», 138—139, пер. А.И. Корсуна. — Примеч. перев. 
 
[7] Пер. Т.В. Топорова. — Примеч. перев. 
 
[8] «Старшая Эдда», «Речи Высокого», 147, пер. А.И. Корсуна. — Примеч. перев. 
 
[9] Brian Branston, Gods of the North. New York: Thames and Hudson, Inc., 1980, p. 112. 
 
Автор: Галина Красскова (c) 
Перевод: Анна Блейз (с) 
Источник: Галина Красскова, "Северная традиция: боги, обычаи, обряды и праздники"

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Бог Один 
Имена: скандинавское — Один (Odin) , английское — Воден (Woden) , голландское — Водан (Wodan) , германское — Вотан (Wotan) 
Главная стихия: воздух 
Дополнительная стихия: вода 
Цвета: сине-фиолетовый, тёмно-синий, вайда 
Числа: девять, три 
Тотемные животные: конь, ворон, волк, орёл, змея 
Личные печати: валькнут, тридискил (tridiskil) 
Ипостаси: Один, Вили и Ве; воин, шаман, странник 
Магические орудия: копьё, посох, кольцо 
Цели воззвания: мудрость, оккультные знания, оккультная власть, невидимость, война, врачевание 
Руны для работы: Ансуз, Гебо, Вуньо, Эйваз, Отила, Дагаз 
Обычно для воззвания к Одину следует обратиться лицом на север, хотя в отдельных операциях Один сопоставляется с иными сторонами света. 
 
По своему происхождению Один — на удивление скромное божество. В самой древней форме он фигурирует в верованиях материковых германцев как яростный грозовой великан по имени Воде, собирающий души умерших. Его очень боялись, но культ его не был широко распространён. В этой своей древнейшей ипостаси Один дошёл до нас как легендарный предводитель Дикой охоты. Как бог мёртвых он позднее стал ассоциироваться с магией, тайнами, колдовством и рунами. По всей очевидности, он вытеснил Тюра и занял его место в качестве Небесного Отца, переняв при этом некоторые его атрибуты. Первоначально Тюр был богом войны, а Водан — покровителем тех областей, которые мы сейчас называем «оккультными». Один по-прежнему ассоциировался с мёртвыми даже в позднюю эпоху викингов. Классический его облик (по крайней мере, у меня на родине, в Голландии) — мудрый старик, архетипический маг наподобие толкиеновского Гэндальфа. С войнами и битвами он стал соотноситься лишь позднее. Это следует понимать как отражение перемен в общественном укладе северных народов. Конунги и ярлы стали почитать Одина как своего покровителя, хотя изначально он был народным божеством. В голландской провинции Гронинген вплоть до девятнадцатого века было принято оставлять после жатвы на поле соломенного человечка — в честь «старика», как по-свойски называли Водана. Превратившись в покровителя знати, Один приобрёл и черты вероломства и порочности, присущие правящему классу, что отразилось в ряде мифологических сюжетов. Этим объясняется утвердившаяся за ним в поздний период репутация клятвопреступника. 
 
Рассмотрим два сюжета, в которых Один представлен нарушителем клятв. В мифе о строительстве стен Асгарда Один обещает отдать искусному строителю в награду солнце, луну и богиню Фрейю, если тот успеет выстроить стену вокруг Асгарда за год. Обнаружив, что строитель вот-вот исполнит свою часть договора, Один прибегает к обману и отрекается от данного слова. В связи с этим традиция заклеймила Одина как клятвопреступника; но часто ли вспоминают о том, что строитель и сам был не чужд обмана? Ведь то был великан, представившийся Одину обычным человеком, от которого трудно было ожидать исполнения столь грандиозной задачи в срок. Таким образом, Один получил полное право ответить обманом на обман. Точно так же обстоит дело и в мифе о конунге Викаре. Викар заключает с Одином сделку, обещая принести в жертву одного из моряков с тем, чтобы Один послал его кораблю попутный ветер. Чтобы выбрать жертву, моряки трижды бросают жребий — и всякий раз, к ужасу конунга, жребий падает на него самого. Пытаясь обмануть Одина, Викар подменяет верёвку, на которой его должны повесить, кишками телёнка, дерево — саженцем, а копьё (которым в те времена пронзали жертву, чтобы избавить её от мучительного удушья) — тростником. Но Один распознаёт хитрость конунга. Он превращает тростинку в копьё, саженец — в дерево, а телячьи кишки — в верёвку и получает то, что причитается ему по праву. Таким образом, в большинстве сюжетов, якобы представляющих Одина вероломным, в действительности показана лишь вполне естественная и оправданная реакция этого божества на чужое коварство. 
 
Из стихий с Одином обычно связывается воздух, но личность его настолько сложна и богата, что его можно соотносить и с иными стихиями и сторонами света. Взывать к Одину на востоке можно с просьбами о даровании мудрости и помощи в целительстве, а на юге — о победе в сражении. Но обычно Один соотносится с севером, и взывать к Одину, обратившись лицом на север, можно с просьбами о ниспослании оккультной силы и помощи в чародействе, отмщении или проклятии. Главное оружие Одина — копьё Гунгнир. Оно всегда поражает цель, а на древке его начертаны руны — блюстительницы закона. Эти руны — магическая добыча самого Одина, как и кольцо Драупнир, символизирующее плодородие и раз в девять дней порождающее девять своих подобий. Магические животные Одина — жеребец Слейпнир, вОроны Хугин и Мунин, волки Гери и Фреки, а также змея и орёл. В мифе, повествующем о похищении Одрёрира (священного мёда поэзии), Один оборачивается сначала змеёй, а затем — орлом. 
 
Магическое число Одина — девять, считающееся особо священным в северной традиции. Девять дней и девять ночей длилось испытание Одина на ветвях Иггдрасиля. Этот срок символически указывает на новое рождение: ведь девять — это и число месяцев, которые длится созревание плода в материнской утробе. По этой причине в других магических традициях девятка обычно считается лунным числом — и совершенно справедливо, особенно учитывая то, что в северной мифологии луна ассоциируется с мужским полом. Кроме того, девять — число матерей Хеймдалля, рождённого девятью морскими девами, дочерьми Эгир и Ран. Отец Хеймдалля в дошедших до нас письменных источниках не назван, но можно не сомневаться, что им был Один. (Что же ещё, как не ветер, волнует морские воды?) По другому варианту, матерями Хеймдалля были девять валькирий — дочери Одина. Так как из скандинавских источников не вполне ясно, кто именно был матерью валькирий, можно обратиться к Вагнеру. У него мы найдём указание на богиню по имени Эрда, которую я отождествляю с Ёрд — древнейшей супругой Одина и, по всей вероятности, старшей сестрой Фригг. 
 
Тройка как священное число уступает девятке лишь немногим. У Одина три ипостаси — Один, Вили и Ве, соответствующие трём основным функциям этого божества — воин, шаман и странник. Среди рун выразителями трёх этих ипостасей служат, соответственно, Ансуз, Вуньо и Отила. Три эти руны, в свою очередь, символизируют три этапа инициации. На первом этапе Один выступает в роли воина-победителя, каковым он описан в «Круге земном» Снорри Стурлусона. В образе воина Один предстаёт и в «Видении Гюльви» (раздел «Младшей эдды», принадлежащей перу того же автора) . (Замечу в скобках, что основным источником информации мне служат не эти тексты, а «Прорицание вёльвы». ) 
 
Рассмотрим последовательность событий, в ходе которых Один превратился из воина в шамана. После утверждения миропорядка явилась Гулльвейг, что стало причиной войны между асами и ванами. Принятое Одином решение сжечь Гулльвейг имело далеко идущие последствия, так как Гулльвейг олицетворяет один из аспектов Богини. Гулльвейг нередко отождествляют с Фрейей, которая в древнейших материковых источниках практически неотличима от Фригг. Таким образом, этот поступок Одина можно истолковать как вытеснение женского начала с господствующих позиций и наступление патриархата. 
 
Несмотря на то, что Гулльвейг, по всей очевидности, представляет негативную ипостась Богини, тройное её сожжение повлекло за собой рождение норн. Так было положено начало цепочке необратимых событий. Один на этом этапе ещё не обрёл всеведение. Оно было даровано ему лишь после того, как он принёс себя в жертву на ясене Иггдрасиль, превратившись тем самым в шамана. Затем, как в большинстве шаманских традиций, он добровольно принял магическое увечье, пожертвовав своим глазом за право испить из колодца Мимира. Провисев в ветвях мирового древа девять дней, Один обрёл знание рун. У Мимира же он научился их использовать. Это и были девять песен силы, которые Один узнал от Бёльторна, отца Бестлы. Бестла — мать Одина, так что Бёльторн — дед Одина по материнской линии. По общепринятой трактовке, Бёльторн — не кто иной как Мимир. Один отдал свой глаз в уплату за знание прошлого, настоящего и будущего. 
 
Функции предводителя Дикой охоты и проводника душ умерших Один также приобрёл после символической смерти на мировом древе. Ведь именно эта жертва принесла ему способность путешествовать между мирами жизни и смерти. 
 
Эта последовательность событий подводит нас к вопросу о том, какой именно глаз Один отдал Мимиру. Ответа на этот вопрос в эддах мы не найдём. Современные авторы утверждают, будто это был левый глаз, но я намерена с ними поспорить. Я убеждена, что глаз был правый. Разве жертвование левого глаза согласуется с современным оккультным учением? Тот, кто впервые высказался в пользу левого глаза, наверняка находился под влиянием христианских догм. Христианские предрассудки побуждают многих считать левую сторону «нечистой» и «дьявольской». Во многих странах Европы вплоть до недавнего времени детей-левшей заставляли учиться писать правой рукой. С позиций современного оккультизма становится ясно, почему христиане сочли левую сторону символом зла. Левое полушарие мозга отвечает за аналитические способности, а правое — за интуицию. Однако левое полушарие управляет правой стороной тела, а правое — левой. Развивая эту мысль, можно резонно заключить: если Одину предстояло пожертвовать глазом и соответствующей способностью (то есть здесь выбор между аналитическими и интуитивными способностями) , он наверняка принёс в жертву правый глаз. Левый же глаз, связанный с интуицией, он сохранил, благодаря чему интуиция его должна была обостриться. 
 
На этом этапе Один становится «увечным врачевателем». Важнейшее из заклинаний, в которых Вотан выступает в качестве целителя, — второе заклинание из Мерсеберга. В этом целительном заклинании Вотан предстаёт, прежде всего, как врачеватель животных. 
 
Третий этап развития функций Одина — превращение его в странника. Обретя всеведение, он понял, что всё равно не может изменить orlog. И тогда он отрёкся от власти и стал странником и учителем. Сознавая, что не сможет пережить Рагнарёк, он, тем не менее, решил позаботиться о том, чтобы выжили другие. Он стал психопомпом[19] — но вместо того, чтобы провожать людей за порог смерти, он помогает им пережить трансформацию сознания. В наши дни главная функция Одина — магическая. Один — маг, наставляющий свой народ в оккультных знаниях и проводящий его через Рагнарёк. Иными словами, он играет роль наставника, ведущего свой народ на новую ступень эволюции. Он — предводитель мистерий инициации. 
 
До сих пор мы рассматривали фигуру Одина в контексте мифов, дошедших до нас через исландские источники, не принимая во внимание тот факт, что христианские переписчики наверняка внесли изменения во многие мифологические сюжеты и, прежде всего, в миф о Рагнарёк. Читая описание этой последней битвы, мы замечаем отдалённое сходство с древнегреческим мифом о битве богов с титанами, завершающейся поражением титанов. Однако в греческом мифе речи о тотальном разрушении не идёт — это специфическая особенность скандинавской мифологии. Поскольку и греческие, и скандинавские мифы восходят к общему индоевропейскому прототипу, есть основания предположить, что образ тотального разрушения мира, дошедший до нас через исландские эдды, — не что иное, как позднейшая вставка, обусловленная христианским мифом о Страшном суде. Таким образом, изначально миф о Рагнарёк, вероятно, был ближе к своей греческой параллели. 
 
Согласно эддическому описанию Рагнарёк, выжить не удаётся почти никому из участников последней битвы. Из богов упомянут только Ньёрд, который после битвы возвращается к ванам. Можно предположить, что выжили и богини. В ходе Рагнарёк каждому из богов противостоит свой особый противник. Противник Тора — змей Ёрмунганд, Червь Мидгарда. Это не первая их встреча: однажды Тор уже схватился со своим заклятым врагом. Отправившись на рыбалку, он поймал Мирового Змея на удочку и нанёс ему могучий удар своим молотом. Не удивительно, что, вырвавшись на свободу, Ёрмунганд сразу же устремляется на своего обидчика. Аналогичным образом встречаются в последней битве Хеймдалль и Локи — ещё одна пара заклятых врагов, и прежде сталкивавшихся друг с другом по различным поводам (к примеру, в борьбе за ожерелье Фрейи, Брисингамен) . Против Фрейра выступает Сурт, вооружённый мечом Фрейра — единственным в мире мечом, который способен сокрушать великанов и который Фрейр отдал как выкуп за невесту отцу Герд, родичу Сурта. Один же, согласно мифу, сражается с волком Фенриром, который его и пожирает. Однако Один — не главный противник Фенрира. Главный враг волка — Тюр, некогда нарушивший данную ему клятву, чтобы боги смогли связать его. И, по логике вещей, в день Рагнарёк Фенрир должен броситься в первую очередь на Тюра. 
 
Однако Тюр, как явствует из описания последней битвы, вступает в схватку с псом Гармом. Это нелогично: ведь Гарм, страж Гнипахеллира, предупреждает своим лаем о том, что Фенрир вырвался из оков. Это означает, что Гарм служит асам и причин нападать на кого-либо из них у него нет. С моей точки зрения, в первоначальном мифе именно Тюр был противником Фенрира и погибал в последней битве, тогда как Один не мог умереть вторично: ведь он уже претерпел смерть в испытании на ветвях Иггдрасиля и стал проводником умерших.


Фрейя Асвинн.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 3 недели спустя...

ОДИН И МЕРКУРИЙ 
 
Хильда Дэвидсон 
 
В раннюю эпоху германские народы приносили щедрые жертвы богу Туистону и Водану, посвящая им тех, кто пал в бою или тех, кто попал к ним в руки, как пленник. Постепенно Водан, которого римляне называли Меркурием, вытеснил своего соперника. Он считался предком королей, и он встречал их в своих залах после смерти; он был божеством, которому приносились человеческие жертвы, при помощи сожжения, повешения, и ударов копьем. В мифах, известных Снорри, Водан ещё сильнее вырос и превратился в Одина, отца богов и верховного правителя Асгарда. Даже могущественный Громовник рассматривался теперь в качестве его сына, хотя у Снорри были сомнения по этому поводу, и в предисловии к своей книге он поставил Тора первым из северных богов. Один, как мы уже знаем, был богом сражения, его символами были копьё и ворон, но в стихах и сагах, изложенных Снорри, он показан в других аспектах. Он также был древним одноглазым богом, хитрым и посвящённым в волшебные знания, мастером перевоплощения, и мастером в беседах с мёртвыми. Он был всадником на восьминогом коне, путешественником по земле и небу, богом, знавшим секреты перемещения между мирами. 
 
Так как римляне сравнивали Одина с Меркурием, можно считать, что сходство между этими двумя божествами отмечалось ещё в дни Тацита. Даже если Водан, как и Один, похож на Меркурия, обычно изображавшегося в шляпе, этого недостаточно для объяснения их близости; римляне не были, вероятно, введены в заблуждение поверхностными признаками внешнего сходства. Меркурий был богом торговли, покровителем обучения и мудрости, богом, которого его крылатые сандалии несли и по земле, и по морю, проводник, который сопровождал души умерших в иной мир. Это даёт нам основания для изучения Одина как бога мертвых. 
 
Как и Меркурий, Один, по-видимому, имеет отношение к торговле, судя по германским посвятительным надписям, обращённым к Меркурию в римский период с такими названиями как Mercator (купец, торговец) и Negotiator (посредник, переговорщик). Среди скандинавских имен, данных Одину, можно найти аналогичное Farmatýr – «Бог ноши (товаров)», а следовательно, бог торговли. Что касается обучения, Один известен открытием или изобретением рунических знаков, которые давали германским народам вплоть до их христианизации обучение и магические познания. Водан, кажется, имел те же функции. В староанглийской поэме «Соломон и Сатурн», на вопрос: «Кто первый изобрёл письмена?» дан ответ «Великан Меркурий». 
 
Многие мифы, известные Снорри свидетельствуют о привычке Одина странствовать вокруг Земли и путешествовать по воздуху, в форме птицы или на коне Слейпнире, в то время как в сагах он часто появляется в качестве одноглазого странника, появляющегося там, где его меньше всего ожидали увидеть. Его любимый способ передвижения - верхом на восьминогом скакуне, и предшествующий ему Водан также ездил верхом. «Второе Мерзебургское Заклинание», в котором Водан лечит ногу лошади, предполагает, что это соответствие Водана и лошади было хорошо известно в языческой Германии. Самой известной среди характеристик Меркурия является его функция психопомпа, проводника душ вниз в преисподнюю. Это же, в частности, является аспектом Одина, в котором он предстаёт перед нами в качестве бога мертвых. 
 
Примечания: 
 
Хильда Эллис Дэвидсон – британская исследовательница, антрополог и фольклорист, изучавшая германское и кельтское язычество. Данный фрагмент взят из книги «Gods and Myths of Northern Europe».

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Одину присущи различные качества, он многолик и носит множество имен, по подсчетам, не меньше двухсот, каждое из которых характеризует одну из сторон его деятельности. Одина считают покровителем моряков и богов ветра. 
Могущественный Один, 
Сердца скандинавов отданы тебе! 
Направляешь ты наши суда, всемогущий Водан, 
По бушующему Балтийскому морю. 
(Вейль) 
Чтобы обрести мудрость, Один посетил колодец Мимиpa - источник ума и мудрости, в водах которого было видно будущее, и стал просить старого великана, охранявшегоего позволить ему испить Из источника. Но Мимир, хорошо знавший цену такой услуге (источник был кладезем памяти), сказал, что разрешит Одину сделать это только в том случае, если бог отдаст свой глаз. 
 
Один так желал мудрости, что, не колеблясь, отдал глаз Мимиру. В качестве залога тот положил его на дно колодца оттуда он и сверкал. Один же остался с одним глазом, который стали считать символом солнца. 
Всю нашу жизнь стремимся мы к солнцу. 
И это сверкающее светило и есть Одина глаз, 
Второй же глаз, лупа, не светит так ярко, 
Так как он помещен на дно колодца Мимира, 
Где каждое утро омывается он 
целебными водами, которые и 
утраивают его силу. 
(А. Г. Эленшлегер) 
Сделав большой глоток из источника Мимира, Один обрел знания, которых так страстно желал, и никогда не жалел о принесенной жертве. 
 
И хотя Один стал мудрее, чем прежде, он был подавлен и печален, так как получил способность угадывать будущее и понял, что все в мире изменчиво, даже судьба богов, которые обречены на смерть. 
Чтобы проверить, правда ли он стал наимудрейшим, Всеотец решил навестить Вафтруднира, самого мудрого великана, и посостязаться с ним в мудрости. Ставка была высока - проигравший пари должен был лишиться головы. 
"В путь я собрался 
к Вафтрудниру в гости! 
В древних познаньях 
помериться силой 
хочу я с мудрейшим. 
Я странствовал много, 
беседовал много 
с благими богами; 
видеть хотел бы, 
как Вафтруднир в доме 
живет у себя". 
Отправился в путь 
Один, чтоб мудрость 
турса изведать; 
Игг прибыл к владениям 
Има отца 
и в палату вошел 
(Старшая Эдда. Речи Вафтруднира. Перевод А. Корсуна) 
По этому случаю Один по совету Фригг переоделся в странника и, когда его попросили назвать имя, он представился Ганградом (победный). Затем началось соревнование в мудрости. Вафтруднир спрашивал, как именуют коней, приносящих день и ночь, а также про реку Ивинг, разделяющую земли богов (Асгард) от земли ётунов (Ётунхейм), и также о Вигриде (бранное поле) - месте последней битвы богов. 
 
На все эти вопросы Один дал подробные ответы, и когда Вафтруднир закончил, то в свою очередь начал задавать вопросы, на что получал ответы о происхождении неба и I земли, о создании богов, их ссоре с ванами, о том, чем занимаются герои в Вальхалле, о норнах и о том, какие правители придут на смену асам, когда те исчезнут вместе с созданным ими миром. Но, когда в заключение Один склонился над великаном и спросил его о том, какие слова произнесет Всеотец своему умершему сыну Бальдру, лежащему на погребальном костре, Вафтруднир вдруг узнал своего высокого гостя и заявил, что никто, кроме самого Одина, не сможет ответить на этот вопрос: он понял, что проиграл состязание в мудрости и заслуживает за это наказания - смерти. 
Один сказал: 
"Я странствовал много, 
беседовал много 
с благими богами; 
что сыну Один 
поведал, когда 
сын лежал на костре?" 
Вафтруднир сказал: 
"Никто не узнает, 
что потаенно 
ты сыну сказал! 
О кончине богов 
я, обреченный, 
преданья поведал! 
С Одином тщился 
в споре тягаться: 
ты в мире мудрейший!" 


(Старшая Эдда. Речи Вафтруднира. Перевод А. Корсуна)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Виса Одину.


Один создатель, отец всемогущий, 
мудрость познавший в жертве великой. 
Взор твой пронзительный, глас вездесущий, 
взываю к тебе я душой и молитвой. 
Таинство рун разреши мне постичь, 
видеть, что видеть другим не дано, 
мудрости Аса желаю достичь, 
знать всё о том, что уже суждено.


Vis Óðni. 


Einn stofnandi, faðir almáttugur, 
viska lærði í miklu fórn. 
Augu shrill rödd af omnipresent, 
Ég kalla til þín hjarta og bæn. 
Sakramentis rúnar leyfa mér að skilja, 
sjá hvað aðrir sjá er ekki gefið, 
Asa visku vilt ná, 
að vita allt um það sem þegar er víst.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Один - бог повешенных 

В знаменитых строках старшей Эдды, известных под называнием Рунатал, рассказывается, как верховный бог Один в зените колдовского могущества обрёл знание рун; чтобы постичь их таинства, он распял себя в ветвях мирового ясеня Иггдрасиль. Повешенный и распятый, Один провёл девять дней и ночей без еды и питья, копьё Гугнир пронзило сердце великого аса. Лишь после этого решительного поступка, столь напоминающего старинные шаманские ритуалы, верховный бог германцев, Один смог изучить все таинства, скрытые в рунах, познать их секреты, укрепляя свою власть и могущество, своё чародейское величие. 

Жертвоприношению, предшествовавшему открытию рун, пытались подражать воины и вожди древних германцев, вступившие в тайные мужские союзы, чтобы пройти инициацию и вступить в Асгард – небесную крепость Высокого. Многие умирали во время этого испытания, имитировавшего настоящее повешение, но всё же они считались удостоенными высшей чести – служить Одину на небесах, как те, кто выжил, служили ему на земле. Ведь целью этого ритуала было доказать презрение к смерти, превосходство духа над материей, получить умение, оказавшись на пороге существования, заглянуть глубже в потусторонний мир.

С тех самых пор повешенных у германских и скандинавских народов причисляли к культу Одина, и скальды называли его «богом повешенных» и «владыкой виселиц». Согласно поверью, предводитель асов направлял своих воронов к висельникам, либо сам приходил, чтобы побеседовать с ними, в виде старика в широкополой шляпе. 

Жертвоприношения Одину совершались также в форме повешения – подношения развешивались на деревьях в священной роще, это могли быть и обычные пироги, а также животные и люди, пленники или рабы. Вот что пишет средневековый хронист Адам Бременский о жертвоприношениях Одину в Упсале в своём труде «Деяния архиепископов Гамбургской церкви»: «Из всей живности мужского пола приносится девять голов: считается, что их кровь умилостивит богов. Тела же животных развешиваются в близлежащей роще. Эта роща священна для свеонов, потому что, согласно поверью, благодаря смерти и разложению жертв ее деревья становятся божественными. Один христианин рассказывал мне, что видел в этой роще висевшие вперемешку тела собак, лошадей и людей, общим числом 72. Пиры и подобные жертвоприношения происходят девять дней: каждый лень вместе с животными приносится один человек, так что за девять дней приносятся 72 живых существа. Это жертвоприношение приурочивается к весеннему равноденствию».

В истории имели место и более внушительные жертвоприношения. В 9 году нашей эры германцы, разбившие под предводительством Арминия римские войска в Тевтобургском лесу, повесили в качестве жертвы Одину около 10000 пленных римлян (с этого момента берёт свой отсчёт будущая великая история Германии). Подобным образом Эйрик Победоносный принёс в жертву Йомсвикингов, обещанных Одину, после удачной битвы при Фирисвеллире (на полях Фюри недалеко от старой Уппсалы). Согласно преданию, шведы принесли в искупительную жертву Одину и двух своих королей – Домальда и Олава Лесоруба, за скверное правление, неурожай и несколько голодных лет. Примечательно, что такой способ казни, как повешение, был всегда распространён среди европейских народов, естественной средой обитания которых был лес, и практически не встречается в практике многочисленных южан и семитов. 
 
Порой добровольное жертвоприношение такого рода совершали и женщины, из чувства преданности к мужьям или чтобы избежать позора. Благородные женщины кимвров и тевтонов, попавшие в плен к римлянам после поражения при Верцеллах в 101 году до нашей эры, повесились на своих косах, которые они сплели в подобие верёвок и зацепили их за ветки деревьев или за оглобли повозок. Эта традиция добровольного самопожертвования, которой покровительствовал Вотан, сохранялась и значительно позднее, во времена викингов. В истории о Хагбарде и Сигне, рассказанной Саксоном Грамматиком в седьмой части «Деяний Данов», повествуется о трагической любви воина Хагбарда к дочери конунга Сигне. Когда Хагбарда приговорили к казни через повешение, он попросил в начале повесить свой красный плащ, развевающийся, как знамя, чтобы посмотреть со стороны, как будет выглядеть после расправы, тем самым подав знак своей возлюбленной, чтобы испытать её верность. Желая во чтобы то ни стало последовать за любимым, Сигне подожгла свою комнату, повесившись вместе с преданными служанками, а после этого и Хагбард со спокойной душой шагнул в петлю. 
 
Ни для кого не секрет, что Один является отчасти шаманом, владыкой смерти и проводником в загробный мир и всех тех, кто умирает достойно. Жертвоприношение Одина это мистическое деяние, совершённое в глубинах священной истории, запечатлённое в преданиях и в памяти североевропейских народов, ставшее вечным символом само преодоления, презрения к смерти, нордической воли и героического духа, стремящегося к постижению самых глубоких таинств, лежащих в загадочных сферах Нави, за порогом небытия: 
 
Острие холодное копья беспощадного 
Врезается в грудь, кровь пожирает - 
Проходит сквозь ребра его … 
Вгрызается в кору дерева, в тело, 
Соки пьёт и питается плотью 
Самому себе в жертву повешенного … 
 
Девять ночей, девять Чертогов 
Кровью сдобрив - смотрел в Бездну 
Полуживой и полумертвый … 
У Хель Чертогов стоящий одной ногой 
И Великанов Руны легли под другую, 
Висельников Отца, что сам был повешен. 

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Один и его жертва самому себе 

Один — верховный бог скандинавов. Его имя содержит корень «одр», что означает, если переводить по смыслу, “находящийся в состоянии экстаза”. Экстаз может быть разный: это может быть боевое безумие, бешенство, но это может быть вдохновение, это может быть и экстаз пророческий. Соответственно всё это к Одину всецело относится. Причём, поскольку Один — верховный бог, то он вследствие своего положения должен принципиально отличаться от нормальных, обычных людей. И богов, кстати, тоже. Отсюда (в текстах будет подчёркиваться) Один – бог женовидный. И женовидность его заключается в том, что он владеет магией. Магия в германской мифологии (и в скандинавской в частности) – это сугубо женское занятие. Потом это будет не так, но в древности именно таким образом и обстояло дело. С Одином неразрывно связано представление о синем цвете. Достаточно сказать, что в сагах Один, если он появляется среди людей, он одет в синее. Вообще синий цвет в сагах имеет чрезвычайно любопытное значение: либо синий носит человек, намеренный совершить подлое убийство; либо он намерен совершить праведную месть (в сагах это совершенно разное); либо это колдунья; либо это женщина, подстрекающая мужчину или к подлому убийству, или к праведной мести; или шестой вариант — это Один. То есть синий цвет в сагах – это цвет, связанный либо со смертью (и, кстати, о богине Хель говорится, что она наполовину синяя), либо это цвет, связанный с магией. И, я подчёркиваю, что цвет Одина – синий, мы знаем, что сейчас, когда пытаются изображать волшебников, то их стандартно рисуют в синем плаще, синей шляпе и так далее, и тому подобное. Сейчас это стало штампом. Происхождение этого штампа, собственно, вот оно — скандинавское. Итак, Один связан с экстазом, связан с провидением. Существует три версии того, как Один получал свою мудрость. Они не взаимоисключающие, скорее это мифы, которые между собою были не очень согласованы. Одна из версий — Один сам себе себя приносит в жертву, чтобы обрести мудрость. Он вешается на Иггдрасиле, на мировом древе, проходящем сквозь все миры (ну, понятно, мировое древо — это своеобразный мост между мирами, и тот, кто желает приобщиться к мудрости, там и должен оказаться). Мудрость, которая тоже проходит как бы сквозь все миры, собственно, представляет из себя провидение. Итак, Один вешается там; висит 9 дней и ночей, как говорится в эдде и, таким образом, ему открывается мудрость. Причём Одину людей потом в жертву приносят через повешение — особую форму жертвы Одину. И говорится, что Один сидит под повешенным. И поскольку считается, что мертвец обладает знанием потусторонним, то Один набирается мудрости и у повешенных. Это одна версия. 

Вторая версия – Один отдаёт свой глаз за право испить мудрости. 
Начнём сначала с самого выражения – “испить мудрости”. Это означает, что мудрость (мы говорим о мудрости глубокой) сама по себе – это в мифологическом сознании качество, связанное с преисподней (глубокая мудрость – глубинная мудрость) и, кроме того, с водой. Любите книгу – источник знания. Вот если “источник” понимать буквально, то не вызывает вопроса, что знание, мудрость в мифологическом плане — они воспринимаются именно как некая жидкость. Поэтому Одину необходимо испить мудрость. Откуда испить? В среднем мире существует одна-единственная точка контакта с с миром преисподним, откуда мудрость идет — это родник у корней мирового ясеня. Этим родником — источником мудрости — владеет Мимир, дядя Одина, и Один за право сделать глоток должен отдать Мимиру свой глаз. Что, собственно, и происходит. 

По поводу одноглазости Одина — любое качество человека в человеческих пределах имеет некий свой минимум и свой максимум. Выход за эти пределы воспринимается как сверхпроявление качества. То есть девушка может быть красивой или не очень, но сверхкрасота равно как и сверхуродство сразу выделяют её из числа прочих и на мифологическом уровне, фактически выделяют её из числа людей. Соответствующие мифы мы сейчас брать не будем, но они есть. Точно также есть некий предел знаний проницательности, доступных человеку. Выход за эти пределы может маркироваться, в частности, числом глаз. То есть, как одноглазый или слепой, так и трёхглазый, вспоминая какую-нибудь сказку “Крошечка-Хаврошечка” – это сверхвидящие люди, сверхпроницательные и так далее. Отсюда всеведение. Само это слово созвучно русскому слову всевидение, и действительно, они на этом логическом уровне родственны. Соответственно всеведение или всевидение Одина маркируются через его одноглазость. Точно также как сила Бога войны Тюра маркируется через его однорукость. Причём потом возникает миф, специально объясняющий, как Тюр потерял свою руку. Точно также как в русской сказке “Летучий корабль” бегун, т.е. сверхбыстрый человек, изначально предстаёт в сюжете как человек, который одну ногу завязал себе за ухо. Потом в сказке мотивируют, что он не хочет бежать слишком быстро, но изначально именно ненормальное количество ног – значит сверхпроявление быстроты. В какую сторону ненормально – это уже не важно. О чём подробнее — смотри книгу Жоржа Демезиля “Верховные Боги индоевропейцев” главу “Одноглазые и однорукие”. 

Итак, Один отдаёт глаз. Но при этом сюжет развивается дальше, и когда асы с ванами мирятся после окончания первой в мире войны, то Один отдаёт ванам двух заложников, в том числе своего дядю Мимира. А ваны его убивают, присылают голову Мимира асам. Один сохраняет в ней силу и то ли голова, то ли череп Мимира становятся мудрым советчиком Одина. Между прочим, отголоски этого образа можно найти где угодно, вплоть до Гамлета с черепом Йорика. Опять — что же здесь первично, что вторично — образ или сюжет? Безусловно, первичен образ. Бог всевидящий всеведущий, который, в частности, в качестве советчика имеет череп своего дяди, и этот череп каким-то образом ему помогает. Итак, про череп понятно. Изначально – это символ мудрости, получаемый от мёртвых. Потом в европейской культуре становится символом бренности жизни. 

И наконец, последняя история получения Одином мудрости — это история мёда поэзии, которая достаточно запутана. Она опять же связана с асами и ванами. И в двух словах, за вычетом ряда эпизодов, она такова. 
Асы и ваны, желая заключить мир, берут огромный котёл и все вместе туда плюют. Человеческая слюна считается столь же значимой, как и кровь, то есть это всё равно, как если они бы смешали и кровь. Из слюны они делают человека по имени Квасер, в высшей степени мудрого. Кстати, однокоренного русскому слову “квас”, поскольку слюна использовалась для сбраживания напитков. То есть это всё не совпадения. Потом Квасера убивают и идёт целый ряд разбирательств перехода крови Квасера от одного к другому, потому что кровь его, собранная в котёл Одрёрир (тот же корень «одр»), становится мёдом поэзии. И, наконец, этот котёл Одрёрир оказывается у дочери великана. Один прогрызает скалу, используя волшебный бурав, пробирается к ней и соблазняет её. Она разрешает ему сделать три глотка из котла, но он выпивает всё, превращается в орла и улетает в Асгард. Однако его преследует, тоже обратившийся хищной птицей, отец этой девушки — великан. И всё-таки Один спасается. Я обращаю внимание на этот миф, потому что перед нами очень интересный пример того, как из различных элементов мифологемы складывается три разных мифа.
 
Итак, мы имеем некоторое сокровище, не материального характера, которое даёт людям культуру. Мы имеем того, кто это сокровище похищает. Мы имеем верховного бога. Мы имеем скалу в сюжете и орла. И, если мы посмотрим на эти элементы мозаики, то мы видим, что из них можно сложить миф о Прометее, можно сложить миф о похищении мёда поэзии, и можно сложить ещё один индийский миф, где похищается тоже один священный ритуальный напиток. В случае с Прометеем похититель – враг верховного бога. В случае с Одином похититель — сам верховный бог. Соответственно то, что похищается — всегда источник культуры. Причём, я подчёркиваю, вещь не очень материальная, потому что Прометей, например, свой огонь прячет в стволе сухого тростника. Понятно, что если бы это был физический огонь, то тростник бы попросту сгорел. Далее, Прометея приковывают к горам, Одину надо сначала пробуравить горы, а потом с гор улететь. Точно также как и в индийском мифе этот самый сома – священный напиток, находится на горе и в индийском мифе орёл по приказу верховного бога становится похитителем. В греческом мифе орёл – это палач Прометея, Зевсов орёл; в скандинавском мифе в орла превращается верховный бог, чтобы похитить и доставить это самое сокровище. То есть вот таким вот образом из различных кусочков мозаики и складываются три совершенно разных узора. 

Этот пример очень показателен, поскольку на нём видно, что несостоятельны все попытки, зная элементы мозаики, подчёркиваю – зная их, складывать узор, т.е. реконструировать, какой узор там был несколько веков тому назад или тысячелетий. Потому что узоры могут оказаться самыми разными. Это мы разобрали образ Одина.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 2 недели спустя...

ТЕКСТОВЫЕ ОБРАЗЫ ОДИНА 
 
Часть 1 
 
В многочисленных исследованиях на протяжении веков образ Одина был прочитан удивительным множеством способов. Учёные в целом согласны, что он, пожалуй, наиболее неоднозначный из древнесеверных богов. Разнообразие толкований, безусловно, не без оснований в мифологических текстах, однако эта неоднозначность, возможно, больше относится к литературному контексту, нежели самому богу. В средневековых исландских текстах Один изображён согласно контексту, жанру и идеологии конкретных текстов. Соответственно, картина Одина отличается от саги к саге. Такова же ситуация и с основными мифологическими текстами, т.е. Саге об Инглингах, Эдде Снорри, «Деяниях датчан» Саксона Грамматика и, наконец, эддических песнях. В этой статье я собираюсь коротко обсудить различные образы Одина в этих текстах. 
 
Один в Саге об Инглингах 
Как хорошо известно, Сага об Инглингах представляет собой повествовательное начало «Круга Земного», собрании саг о королях Норвегии. В Сане об Инглингах происхождение королей Норвегии прослеживается к доисторическим временам. Здесь Один представлен как предок шведских и норвежских королей. Как недавно показал Дж. Линдоу (2003), неудивительно в таком контексте обнаружить строго историзированное или эвгемерическое представление Одина. Описание Одина в Саге об Инглингах — самое длинное, наиболее подробное и завершенное повествование об Одине в древнесеверных текстах. Один представлен как азиатский хёвдинг, эмигрировавший в Швецию. Азиатское происхождение упомянуто, например, в Книге об Исландцах Ари и прологе к Эдде Снорри, и смоделировано на основе европейских легенд о происхождении, восходящих к Энеиде Вергилия. 
Один из Саги об Инглингах поражает читателя как атипичный и странный король по сравнению с историческими королями, описанными в королевских сагах. Сага об Инглингах иногда причисляется к легендарным сагам, сагах о древних временах, которые имеют дело со скандинавскими королями доисторических времен. В сравнении некоторыми из героев, появляющихся в этих сагах, характеристики Одина кажутся менее выделяющимися. В этих сагах мы часто встречаем волшебников, которые используют своих магические умения в битве. Оружие затупляется, используется сейд, могильные холмы открываются. Более того, хорошие короли, равно как и плохие короли, держат берсерков среди своих воинов. В Саге об Инглингах Один называеется hermaðr mikill (великим воином). В этом же тексте говорится, что Один много путешествовал и завоевал много королевсктв, и был насколько победоносным, что выигрывал каждую битву (Сага об Инглингах, 11). В дополнение Один мог ослеплять, оплгушать или устрашать своего врага в битве и затпулять его оружие, его люди дрались как бешеные собаки и железо не причиняло им вреда (Сага об Инглингах, 17). Это правда, что люди Одина открыто не называются берсерками, но их стиль боя назван berserksgangr (Сага об Инглингах, 17). Наконец, Один может находить могильные холмы и открывать их. Как победоносный и много путешествовавший повелитель, обладающий магическими умениями, Один из Саги об Инглингах — это свой персонаж в мире королей викингов в сагах о древних временах. 
 
Один в Эдде Снорри 
Извлекая информацию об Одине из Эдды Снорри, мы должны помнить, что задуманное использование и происхождение этого текста значительно отличается от Саги об Инглингах. Как хорошо известно, Эдда — это один из видов справочника для понимания и создания скальдической поэзии. Как показала Гудрун Нордаль (2001) на основе свидетельств рукописи, это была со всей вероятностью школьная книга для обучения грамматике. Место Эдды Снорри среди ученых средневековых сочинений также обсуждалось Антони Фолксом (1983) и Питером и Урсулой Дронке (1977). 
В описании Одина в Эдде Снорри существует несколько слоев и контекстов. Это верно и в отношении Саги об Инглингах, но в случае с Эддой это более заметно. Во-первых, в прологе мы встречаем эмигранта из Азии Одина, потомка Тора. Затем в «Видении Гюльви» Гюльви, назвавшийся Ганглери, хейти Одина, допрашивает эмигрантов из Трои, азиатов или Æsir. Три азиата, также названные хейти Одина, Высокий, Равновысокий и Третий, рассказывают истории о своих богах и в конце повествования решают сами стать теми богами, о которых только что рассказывали. Это знаменитый обман Гюльви: азиаты, которые всего лишь успешны в магических искусствах, заставляют Гюльви поверить, что они боги. В сведениях, данных в повествованиях об азиатских богах, Один, с одной стороны, описан в соответствии с методами ученого христианства о том, как обращаться с язычеством, но, с другой стороны, там есть действительно собственно языческий материал, который сложно объяснить в свете христианского учения. Языческие элементы, связанные с Одином, встречаются, например, в повествовании о скальдическом меде (элементы которого могут, однако, быть построены по образцу агиографической литературы), и в описании поездки Одина в Йотунхейм в начале повествования о битве Тора против Хрунгнира. В итоге, у нас есть ещё один слой в комментарии Снорри в так называемом эпилоге «Языка поэзии» о том, как следует эти истории понимать. Часто полагают, что эпилог является поздней вставкой. Он, однако, сохранился во всех рукописях, за исключением Codex Upsaliensis, рукопись, в которой изначальный текст был сокращен и как таковой оязычен. Эпилог открыто утверждает, что повествования об асах — это искажения событий в Трое (например, Рагнарёк — это аллегория сожжения Трои), во многом сродни сюжетам Ветхого Завета, которые в средневековой теологии служили прообразом событий, описанных в Новом Завете. Здесь Фенрир, который убивает Одина в последней битве, назван Пирром. Явно показано, что можно называть Пирром волка, потому что он убил короля в храме перед алтарем Тора. Таким образом, здесь проведена параллель между Одином и троянским правителем. 
В основном повествовании «Видения Гюльви» Один представлен эвгемерически в соответствии с христианским учением. Три короля, чьи имена являются хейти Одина, даже похожи на искажение христианской Троицы: Отца, Сына и Святого Духа. Hár, Jafnhár и Þriði означают всего лишь Высокий, Равновысокий и Третий, конструкцию, которая, похоже, создавалась, чтобы выглядеть как троичность Одина. Такое искажение вполне согласовывается с теологией язычества в прологе, где язычество представлено как неверное толкование истинной религии. Язычники забыли имя Бога, говорится, но они все еще ощущали Творца за своим творением. 
Изначальный фокус на Одине как Всеотце в «Видении Гюльви», как доказывал Бэтке (1950), вызван представлением язычества как искажения христианства в прологе. 
«Живет он, от века, и правит в своих владениях, а властвует надо всем на свете, большим и малым. … Он создал небо, и землю, и воздух, и все, что к ним принадлежит. … Всего же важнее то, что он создал человека и дал ему душу, которая будет жить вечно и никогда не умрет, хоть тело и станет прахом иль пеплом. И все люди, достойные и праведные, будут жить с ним в месте, что зовется Гимле или Вингольв. А дурные люди пойдут в Хель, а оттуда в Нифльхель. …» («Видение Гюльви», 3). 
Это может быть вполне описанием христианского бога. 
Когда имя Одина упоминается впервые, язык преисполнен неясности и сомнения. Высокий говорит: 
«И верю я, что Один и его братья-правители на небе и на земле. Думаем мы, что именно так его зовут. Это имя величайшего и славнейшего из всех ведомых нам мужей, и вы можете тоже называть его так» («Видение Гюльви», 6; курсив автора статьи). 
Таким образом читатель или слушатель Эдды (но не Гюльви) должен понять, что Один в действительности не является верховным богом, даже если такое отождествление предполагается его ответами Гюльви. 
На уровне Эдды Снорри, которая очевидно почерпнута из эддической поэзии, Один описан как воинственный правитель, особенно на основе «Речей Гримнира». Его любимцы умирают в битве и становятся эйнхериями, которые пьют и бьются до Рагнарёка, когда Один будет убит, — разительно отлично от описания вечного Всеотца. Следует отметить, что Один в Эдде не владеет магическими боевыми навыками, которые у него есть в Саге об Инглингах. В рамках Вальгаллы он попросту служит как хозяин, принимающий гостей. Далее, у него есть мифические, не-эвгемерические черты, как то в случае содержания волков, факте, что он никогда не ест ничего, кроме вина, и факта, что он заложил свой глаз. Мифические черты явно проступают в свете основного повествования, где азиаты рассказывают истории про своих богов. Отсутствие исторического контекста также является причиной, почему в сведениях об Одине нет культовых элементов, как в более историчной Саге об Инглингах. 
Один — единственный основной персонаж в одном крупном повествовании в «Языке поэзии», а именно краже скальдического меда. Только части этого рассказа можно обнаружить в других местах, в «Речах Высокого», но в значительно иной версии. Акцент на Одине в этом мифе не удивителен, поскольку, как упомянуто выше, текст Снорри — это руководство для понимания и создания скальдической поэзии, что особенно очевидно в «Языке поэзии». Таким образом, именно поэтический аспект Одина представляет интерес для Снорри и его потенциальной аудитории. 
 
Один в «Деяниях датчан» 
Единственная скандинавская работа на латыни, которая должна быть включена в перечень основных мифологических текстов – это «Деяния датчан» Саксона Грамматика, несколько более старший текст, чем Эдда Снорри. Саксон часто ускользает от взгляда изучающих древнесеверную религию из-за своего полемического отношения к языческим богам, отличаясь от более сочувственного отношения Снорри. Саксон открыто утверждает, что языческие боги ложны и порочны; его работа, таким образом, больше сродни латинской церковной традиции, что не удивительно, учитывая его выбор языка. 
Его Один, или Одинус, изредка играет роль в первых девяти книгах «Деяний датчан», но его появление наиболее часто в первой и третьей книгах. Одинус никогда не вступает в бой с христианскими королями или священниками, как в древнесеверных королевских сагах и одной из родовых саг. Однако, Саксон изображает его во многом похоже на саги о древних временах: время от времени Один влияет на судьбы героев, провоцируя смерть или победу в битве. Также он не всегда идентифицирован с Одинусом. Иногда он описывается как одноглазый или старик, иногда используется одно из его хейти в узнаваемо латинизированной форме. Такая схожесть неудивительна. Суть и персонажи саг о древних временах и «Деяний датчан» во многих моментах совпадают, поскольку, помимо других причин, хорошо известно, что Саксон использовал исландские источники и информантов, собирая материал для своего истории датских королей. Конечно, образ Одина варьируется от одной саги о древних временах к другой, и помимо этого Саксон использовал множество других источников. Мы, однако, обнаруживаем согласованное представление об Одине на протяжении многих повествований в работе Саксона, что должно быть, помимо прочих причин, имеет место в силу того, что Саксон подгонял свои источники с целью показать, по словам Карстена Фриис-Йенсен, «особое превосходство датской монархии» (2000). 
 
В «Деяниях датчан», как в «Саге об Инглингах» и основном повествовании «Видения Гюльви», описание Одина эвгемерично. Но есть отличие. Считается, что ложные боги произошли от великанов и волшебников. Волшебники победили великанов и стали почитаться за богов. Волшебники были способны предсказывать будущее, принимать различные обличья и прятать свой облик под ложными личинами. Ложные боги родили от смешения этих двух классов существ. По размеру и способностям они уступают своим родителям, но в них, тем не менее, верили как в богов из-за заблуждений. 
В повествовании Саксона о Бальдерусе и Ходерусе, Одинус должен идти за советом к прорицателю из-за своей несовершенной божественности. 
«хотя Одина считали главным среди богов, он постоянно ходил к прорицателям, предсказателям и другим, кого он видел сильным к лучших искусствах прорицания, с вопросом о мести за своего сына. Божественность не всегда насколько совершенна, чтобы обходиться без человеческой помощи. Ростиоф … предсказал, что Ринда … должна родить ему другого сына, который возьмет на себя месть за убийство своего брата…» («Деяния датчан», кн. III, iv, 1). 
Как показывает этот пример, мы можем увидеть два слоя в описании Одинуса Саксоном: (1) христианское спорное отношение и толкование, и (2) древнесеверный материал. Это пребывает в полном соответствии с положением Саксона между древнесеверной и латинской культурой. Единственные повествования, где Одинус играет основую роль в «Деяниях датчан» — рассказ о золотой статуе и сватовство и изнасиловании Ринды — скорее всего, принадлежат в основном к первому уровню, хотя по крайней мере частично повествование о Ринде также принадлежит к древнесеверной традиции. 
Один из наших уникальных источников христианского спорного отношения — это «Божественные установления» (Divinae institutiones) Лактанция, где он описывает языческих или греко-римских богов. Христианские теологи обращались к ложными богами не только путем их обращения в исторические фигуры в манере Эвгемера и Лактанция (240–320), среди прочих, но также описывали их небожественные черты и поведение. Карстен Фриис-Йенсен доказывал, что фрагменты «Деяний датчан» могли быть созданы под влиянием «Божественных установлений» Лактанция (1993). Работа Лактанция была хорошо известна в средние века и не кажется маловероятным, что Саксон знал её полностью или, как минимум, частично посредством комментария по Liber Sapientae, а именно Glossa ordinaria (Friis-Jensen 2000). Одними из небожественных поступков, согласно Лактанцию, были похоть и изнасилование, которые творились не малозначительными божествами, но самим Аполлоном и Юпитером. Другим поступком была жадность языческих богов (ср. «Божественные установления» Лактанция I, x 3 и сл., 10 и сл., и II, vi, 3 и сл.). 
Пример такой божественной несовершенности встречается в первой книге «Деяний датчан», когда статуя Одинуса украшена золотом ради его собственного удовольствия, а Фригга предлагает себя, чтобы добраться до золотых наручных колец. Повествование Саксона приводит к деградации Одинуса, который уходит в добровольное изгнание. Другой ложный бог, Мифотинус, занял его место и в свою очередь убит Одинусом по возвращении. Изнасилование Ринды в третьей книге схожим образом вынуждает Одинуса удалиться в изгнание, на этот раз вынужденно. Тот факт, что языческие боги могут поднимать мятежи, а их могут свергнуть другие боги, по Лактанцию, показывает, что они на самом деле и есть ложные боги. Если один бог может занять место другого, так и другой может сделать то же самое. Конечно, настоящий Бог не может поднять мятеж или быть унижен (ср. «Божественные установления» Лактанция, I, xi, 8). Видимо, унижая Одинуса дважды, Саксон показывает, что его ложный статус как бога. 
Вмешательство Одинуса в жизнь героев в «Деяниях датчан» напоминает его двойника Одина из «саг о древних временах», и такие эпизоды могут, таким образом, рассматриваться как принадлежащие к древнесеверному слою. Некоторые из повествований, которые мы обнаруживаем в «Деяниях датчан», действительно, также сохранились (хотя и в иных версиях) в древнесеверном корпусе. Иногда Одинуса Саксона действует против датских королей и героев (как в рассказе о Бальдерусе и Ходерусе и в рассказе о Хагбардусе), но чаще всего он действует как их покровитель (как в сюжете о Хаддинге, Иармериции, Харальде Хюльдетане и Сиварде). В последней битве Иармериция Один вмешивается, и Саксон пишет, что он всегда «относился к данам по-отцовски» («Деяния датчан», VIII x, 14). Роль Одинуса как воспитателя, видимо, в силу того, что эта работа — продвижение датской истории. Одинус, тем не менее, коварный и несовершенный покровитель датских королей, и от языческого бога большего ожидать и не следует. Саксон определённо не стремится скрыть ошибки языческих времён. 
 
Аннет Лассен

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

ТЕКСТОВЫЕ ОБРАЗЫ ОДИНА 
 
Часть II 
 
Один в эддических песнях 
 
Как мы увидели, описание Одина имеет заметно христианский угол в основных мифологических источниках, написанных прозой. Это особенно заметно в «Деяниях датчан» Саксона, которые могут происходить из непосредственного знакомства с «Божественными установлениями» Лактанция. Однако, явного христианского угла зрения в эддических песнях нет, хотя исследователи доказывали, что различные элементы и даже пространные отрывки были написаны под влиянием христианской традиции. В отличие от других мифологических текстов, существует чрезвычайный недостаток сведений о возрасте, контексте, ситуации и цели эддических песен. Таким образом, отдельные песни должны поддерживать свой собственный контекст толкования, хотя многочисленные туманности аллюзий в этих песнях часто делают это сложным. Порядок и выбор песен в основной рукописи, сохранившей эддические песни, Королевском кодексе (Codex Regius. GKS 2364 4to), может также раскрыть аспекты представления Одина в этой рукописи. Здесь, однако, это будет сделано кратко. 
Отрывающая песня в Королевском кодексе, «Прорицание вёльвы», представляет Одина как стоящего ниже вёльвы с позиции его знания будущего. Она описывает мир от космогонии до эсхатологии, но верховная роль Одина в космогонии, как мы видели в «Видении Гюльви», не приписывается ему, хотя Снорри использовал «Прорицание вёльвы» в качестве ориентира для «Видения Гюльви». В «Речах Гримнира», можем мы добавить, Один даже не упоминается в связи с космогонией. В «Прорицании вёльвы» и «Снах Бальдра» (сохранившихся в AM 748 I 4to) отсутствие знания у Одина — это мотивация для вёльвы, чтобы показать собственное. «Речи Высокого», которые следуют за «Прорицанием вёльвы» в собрании Королевского кодекса, делают особый акцент, среди прочего, на необходимости быть мудрым, и в различных частях песни Один показывает свои способности в этой связи и даёт совет. «Кто мудрее» или «кто кого дурачит» — это основной мотив строф об Одине и дочери Биллинга (96–102) и Гуннлёд и мёда (104–110). Далее, обретение посредством повешения девяти сильных песен и рун может быть прочитано в контексте обретения мудрости (138–140). Любовные приключения Одина, однако, также формируют часть мотива, «какой из полов кого дурачит». Эта версия кражи скальдического мёда в «Речах Высокого» отличается от версии Снорри и понятна в этом контексте. В это отрывке «Речи Высокого» посвящены коварству полов, и миф рассказывает, как Один дурачит Гуннлёд, а его самого обманула дочь Биллинга. 
«Речи Высокого», далее, упреждают от неизвестных гостей, и в последующих песнях Королевского кодекса, «Речах Вафтруднира» и «Речах Гримнира», Один выступает как раз в роли такого неизвестного гостя. Эти песни демонстрируют значение предостережение «Речей Высокого». Вафтруднир никогда бы не посмел состязаться с визитёром, а Гейррёд никогда бы не посмел пытать своего гостя, если бы они узнали в нём Одина. Слишком поздно великан и король понимают, кто есть неизвестный чужестранец на самом деле. Ситуация, описанная в «Речах Гримнира», кстати, является одним из видом инициаций мальчика в короля, и это определяет то, что основная тема сообщаемых Одином в них сведений касается Вальгаллы и эйнхериев. В «Речах Высокого», «Речах Вафтруднира» и «Речах Гримнира» мудрость Одина является наивысшей в противоречие «Прорицанию вёльвы» и «Снам Бальдра». 
Один, которого мы обнаруживаем в героических песнях, совпадает с образом Одина из мифологических песен, саг о древних временах и некоторых королевских саг. Один вмешивается в жизни героев (Сигурд, Хельги и Брюнхильд или Сигдрифа) и выбирает победителей и проигравших на поле брани. В открывающих песнях Королевского кодекса мы видим, как Один вмешивается в жизни великанов и королей. 
Хотя образ Один, который у нас складывается по эддическим песням, не такой чёткий, как в случае с прозаическими произведениями, всё же можно обнаружить описание Одина, которое совпадает с целями, по крайней мере, некоторых песен. Описания Одина в некоторых песнях могут, более того, быть возведены к христианской идеологии (как в случае с «Песней о Хюндле», сохранившейся в «Книге Плоского Острова», и «Перебранке Локи»). Один, в первую очередь, описывается как бог мудрости и войны, бог королей. Его любовные приключения описываются в некоторых песнях. Кроме них, о таких приключениях мы знаем только от Саксона. Однако, есть существенная разница в расстановках акцента в образе Одина в песнях. Один связывается с космогонией в «Прорицании вёльвы», но не упоминается в этой связи в «Речах Гримнира». В «Речах Гримнира» Один описывается, скорее, как эффектный военачальник, но «Перебранка Локи», песня в жанре перебранки (senna), переворачивает всё с ног на голову и обвиняет в коварстве. 
Как я попыталась показать в этом коротком обзоре, различающиеся описания Одина в основных мифологических текстах могут во многих случаях быть объяснены на основе их различных контекстов. Если мы без разбора объединяем различные описания Одина, без внимания к особенностям каждого контекста, это приводит к появлению сложной и неоднозначной картины этого персонажа. Но цели различных жанров мифологических текстов отличаются, и это влияет на изображение Одина, кто, конечно же, никогда не встречается вне контекста. В «Саге об Инглингах» Один — это земной король, — тип короля, характерный для саг о древних временах. В Эдде Снорри он представлен как бог скальдов, а в «Деяниях датчан» он — ложный бог, но при этом покровитель данов. Картину Одина в эддических песнях сложно составить, поскольку каждая песня представляет свой отличный контекст. «Речи Высокого», например, связаны, как было показано, связаны с анонимным латинским собранием моральных дихтихов, популярным в христианских школах, т.н. Dischticha Catonis (другое мнение см.: McKinnell 2005). Однако, кажется очевидным, что не все песни были сложены в соответствии с христианскими моделями обращения с языческим прошлым. Без учёта влияния жанра и идеологического фона на описание Одина в конкретных текстах, толкование бога предрешено стать противоречивым самому себе. Например, в недавних исследованиях мы можем прочитать о вечной жизни Одина в одном отрывке, тогда как в другом будет идти речь о его смерти в Рагнарёк. Мне кажется, что образ Одина сам по себе не является сложным. Скорее, сложно средневековое художественное использование дохристианского персонажа. По этой причине неконтекстуальный подход может привести к некоторым абсурдным идеям, взять хотя бы недавний вопиющий пример: не так давно Тур Хейердал поехал к Чёрном морю и древней «Азии», чтобы провести археологические исследования на основе историцистского прочтения происхождения Одина из Азии. 
Я не подразумеваю, что невозможно использовать средневековые источники для того, чтобы извлечь идеи о дохристианском Одине. Но используемый метод должен учитывать контекст источников, а прочтение Одина должны контекстным. Правда, конечно, что в древнесеверном корпусе мы часто можем проследить присутствие устойчивых элементов в описании Одина. Один, таким образом, является изначально богом войны и интеллекта, посещающим субъектов, часто королей, под различными обличьями. Однако, различные тексты по-разному аспектируют эти элементы, а некоторые из них появляются только в определённых контекстах и полностью несовместимы с тем, что говорится об этом боге в других контекстах. Одина за пределами текста нет. 
 
Аннет Лассен 
 
© Илайдж, перевод, март–апрель 2008 
Источник: Annette Lassen. 2006. Textual Figures of Óðinn // Anders Andrén, Kristina Jennbert and Catharina Raudvere (Eds.). Old Norse Religion in Long-Term Perspectives. Origins, Changes and Interactions. Lund: Nordic Academic Press. (Vägar Till Midgård 8). Pp. 280–284.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 3 недели спустя...

Воззвание 

Óðinn! 
Eg heiti á þig, Hár! 
Eg heiti á þig af öllu hjarta, 
Hjálpu mér! 
Что в переводе означает: 
Один! 
Взываю к тебе, Высокий! 
Взываю к тебе от всего сердца, 
Помоги мне! 

И еще - как это примерно звучит (подчеркиваю - примерно): 

Оуд'ин! 
Йег' хейти ау с'иг, Хаур! 
Йег' хейти ау с'иг ав о'ллу хйарта, 
Хйаульпу мьер! 
(г' - как украинское "г", с' - как в англ. thin, о' - нечто среднее между "ё" и "о") 

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 4 недели спустя...

Согласно эддическим текстам, у Одина было два брата – Вили и Ве, все трое были сыновьями аса Бури и инеистой великанши Бестлы, а также внуками первочеловека Бури. Имя «Ве» («Vé» на древнеисландском) переводится как «жрец», этимология имени Вили неизвестна. Вили и Ве вместе с Одином убили великого инеистого великана Имира, создав из его тела обозримый космос, а также Мидгард, мир людей. 
Один, Вили и Ве создали время (смену суток, дня и ночи), определили законы движения небесных объектов (Солнца и Луны), но самое важное их деяние – создание первых людей. Этот эпизод подробно описан в части «Видение Гюльви» Младшей Эдды. Снорри Стурлусон пишет, как Один, Вили и Ве брели вдоль морского побережья и встретили два дерева. Из этих деревьев боги сотворили мужчину (ему дали имя Аск, что в переводе означает «ясень») и женщину (ее назвали Эмблой, это имя можно перевести как «ива»). Один оживил деревья и наделил их душой, Вили дал им разум и способность двигаться, а Ве подарил людям «облик», а также возможность говорить, смотреть и слушать. Ни в Старшей, ни в Младшей Эдде больше не встречается упоминаний о богах Вили и Ве. Однако в «Саге об Инглингах» Снорри Стурлусона есть упоминание о том, что во время многолетнего отсутствия Одина его братья правили Асгардом и «взяли себе» его супругу, Фригг. На этот же эпизод в «Перебранке Локи» (песнь Старшей Эдды) намекает бог коварства, указывая на то, что супруга Всеотца в его отсутствие спала с его братьями. Однако многие исследователи, опираясь на древнескандинавские традиции, склонны видеть здесь описание совсем других событий. Вероятно, оригинальная формулировка о том, что Вили и Ве «взяли к себе» Фригг указывает на традиционное действо, согласно которому братья погибшего или пропавшего мужа брали на себя обязанность заботиться о его жене (и детях). В данной традиции нет места половой связи. Вместе с тем, другие фольклористы склонны полагать, что Фригг – это не конкретный персонаж, метафорический образ власти, которая закономерно переходит от одного правителя к другому, кем бы он ни был. К сожалению, больше ни один эддический текст не упоминает о Вили и Ве, хотя очевидно, что роль этих богов в мифологической системе древних скандинавов трудно переоценить. Вили и Ве вместе с Одином создали все сущее, населили его людьми и в отсутствие своего брата мудро правили Асгардом. При этом неизвестно, какие задачи они выполняли во время правления Одина и как сложилась их судьба после Рагнарека. Единственный этимологический намек – это перевод имени Ве, «жрец». Если бы было известно значение имени Вили, то можно было бы строить предположения относительно функциональных принципов, заключенных в каждом из трех асов-прародителей. Однако сложность заключается еще и в том, что нет точных сведений об этимологии имени самого Одина.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

ОДИН 
 
О́дин, или Во́тан (прагерм. *Wōđanaz или *Wōđinaz; др.-сканд. Óðinn) — верховный бог в германо-скандинавской мифологии, отец и предводитель асов, сын Бёра и Бестлы, внук Бури. Мудрец и шаман, знаток рун и сказов (саг), царь-жрец, князь (конунг)-волхв (vielus), но, в то же время, бог войны и Победы, покровитель военной аристократии, хозяин Вальхаллы и повелитель валькирий. Супруга — Фригг. 
 
В соответствии с эсхатологическими мифами викингов, в день рагнарёка Один будет убит чудовищным волком Фенриром. 
 
ПОТОМКИ ОДИНА 
 
Сын Одина от земли Йорд (альтер. Фьёргюн или Фригг): Тор. 
Сыновья Одина от Фригг: Бальдр, Хёд, Хермод. 
Сын Одина от Ринд: Вали 
Сын Одина от Грид: Видар 
 
АТРИБУТЫ 
 
Спутники Одина — во́роны Хугин и Мунин («думающий» и «помнящий») и волки Гери и Фреки («жадный» и «прожорливый»), его ездовое животное — восьминогий конь Слейпнир (Sleipnir, «скользящий»). В Вальхалле Одину и его дружине, в которую входят лучшие воины эйнхерии, прислуживают валькирии — девы, определяющие судьбу воинов на поле битвы, выбирающие героев для Вальхаллы. Оружие Одина — копьё Гунгнир, которое никогда не пролетает мимо цели и поражает насмерть всякого, в кого попадает. Корабль Одина — Скидбладнир (Skíðblaðnir, «сложенный из тонких дощечек»), самый быстрый корабль мира, вмещающий любое количество воинов, который, однако, можно при надобности сложить и спрятать в карман. 
 
ХАРАКТЕРИСТИКА 
 
О́дин одноглаз — оди́н свой глаз он отдал Мимиру, чтобы испить из источника мудрости. Подобное самопожертвование во имя мудрости — не редкость для Одина. В частности, чтобы постичь силу рун, он, принеся самого себя в жертву, 9 суток провисел на стволе ясеня Иггдрасиля, прибитый к нему своим же копьём Гунгнир. 
 
Будучи мастером перевоплощений, Один часто является людям в различных образах. Чаще всего — в образе старца в синем плаще и войлочной шапке, в сопровождении двух воронов или двух волков, вооружённый копьём. Считалось, что под видом бедного странника или уродливого карлика он бродит по свету, и плохо будет тому, кто, забыв законы гостеприимства, оттолкнёт его от своего порога. Жители Скандинавии верили, что он часто объезжает на своём коне землю или, невидимый для людей, принимает участие в их сражениях, помогая достойнейшим одержать победу. 
 
Вероятно, Один не нуждался в пище — ряд источников (в частности, «Сага об Олафе Святом») намекает на то, что он никогда не ест, а живёт лишь тем, что пьёт мёд или брагу. 
 
Во время зимних бурь Один в сопровождении погибших в боях проносится в небе. Эти выезды носят название «дикой охоты». 
 
ИМЕНА 
 
В сказаниях Один выступает под множеством имён и прозвищ. Это связано с традициями скальдической поэзии, где приняты поэтические синонимы — хейти и непрямые упоминания о предмете — кеннинги. Вот некоторые из имён Одина — Alföðr (Альфёдр — «всеотец»), Ygg (Игг — «страшный»), Hár (Хар — «высокий»), Veratýr (Вератюр — «повелитель людей»), Bölverkr (Бёльверк — «злодей»). 
 
Перечень имён Одина приводится в Старшей Эдде в одной из глав «Речи Гримнира»: 
 
45 Лик свой открыл я асов сынам, близко спасенье; скоро все асы собраны будут за Эгира стол, на Эгира пир. 
 
Svipum hef ek nú yppt fyr sigtíva sonum, við þat skal vilbjörg vaka; öllum ásum þat skal inn koma Ægis bekki á, Ægis drekku at. 
 
46 Звался я Гримнир, звался я Ганглери, Херьян и Хьяльмбери, Текк и Триди, Туд и Уд, Хар и Хельблинди; 
 
Hétumk Grímnir, hétumk Gangleri, Herjann ok Hjálmberi, Þekkr ok Þriði, Þuðr ok Uðr, Herblindi ok Hár. 
 
47 Сад и Свипаль, и Саннгеталь тоже, Бильейг и Бальейг, Бёльверк и Фьёльнир, Хертейт и Хникар, Гримнир и Грим, Глапсвид и Фьёльсвид; 
 
Saðr ok Svipall, ok Sanngetall, Herteitr ok Hnikarr, Bileygr, Báleygr, Bölverkr, Fjölnir, Grímr ok Grímnir, Glapsviðr ok Fjölsviðr; 
 
48 Сидхётт, Сидскегг, Сигфёд, Хникуд, Альфёд, Вальфёд, Атрид и Фарматюр; с тех пор как хожу средь людей, немало имён у меня. 
 
Síðhöttr, Síðskeggr, Sigföðr, Hnikuðr, Alföðr, Valföðr, Atríðr ok Farmatýr. Einu nafni hétumk aldregi, síz ek með fólkum fór. 
 
49 Гримнир мне имя у Гейррёда было и Яльк у Асмунда, Кьялар, когда сани таскал; Трор на тингах, Видур в боях, Оски и Оми, Явнхар и Бивлинди, Гёндлир и Харбард. 
 
Grímnir mik hétu at Geirrøðar, en Jálk at Ásmundar, en þá Kjalar, er ek kjálka dró; Þrór þingum at, Viðurr at vígum, Óski ok Ómi, Jafnhár ok Biflindi, Göndlir ok Hárbarðr með goðum. 
 
50 У Сёккмимира я был Свидур и Свидрир, старого ётуна перехитрил я, Мидвитнира сына в схватке сразив. 
 
Sviðurr ok Sviðrir er ek hét at Sökkmímis, ok dulðak ek þann inn aldna jötun, þá er ek Miðvitnis vark ins mæra burar orðinn einbani. 
 
ОДИН В СКАНДИНАВСКОМ ЭПОСЕ 
 
Мифы, записанные в 1200-х гг. Снорри Стурлусоном, описывают жизнь асов и их переселение в Скандинавию из Великой Холодной Свитьод, через которую протекает река Ванаквисль. В устье этой реки была страна ванов, с которыми люди Одина сначала вели войну, но потом побратались. Из ванов были набраны первые жрецы. Согласно Эддам, Один имел владения в Азии (на востоке от реки Танаис, «в стране турок»). Переселился в Данию, оставив править в Асгарде братьев Ве и Вили. Править страной саксов поставил троих сыновей: Вегдег в восточной стране саксов, Бельдег (или Бальдр) в Вестфалии, Сиги (родоначальник рода Вольсунгов) в земле франков. Дальше Один пошёл в страну Рейдготланд (Ютландия) и сделал её правителем своего сына Скьёльда (от которого род Скьёльдунгов, датских конунгов). Затем Один достиг Швеции, где его радушно встретил правитель Гюльви, и основал Сигтун. Затем он поехал на север и поставил править Норвегией сына Сэминга, родоночальника норвежских конунгов, ярлов и других правителей. А с собою Один взял сына Ингви, конунга Швеции, основателя рода Инглингов. Внук Одина Фроди правил Данией (тогда называемой «Страной готов») во времена жизни императора Августа при рождении Христа[2]. Согласно Эдде асы, потомки Одина, расселившись по Стране Саксов, принесли туда древний язык из Азии. 
 
Знаменитый путешественник и учёный-антрополог Тур Хейердал выдвинул теорию, что Один, князь Асгарда, был реальной исторической личностью. Он жил на рубеже нашей эры в Приазовье в городе Танаис и переселился в Скандинавию со своим народом (асы) из-за давления римлян. Археологические раскопки[3] Хейердала в данной местности обнаружили «три пряжки, принадлежавшие средневековым викингам». 
 
Множество параллелей в германском фольклоре проводится между Санта-Клаусом и Одином. Поскольку много этих элементов не относятся к христианству, есть теории относительно языческого происхождения множества рождественских традиций праздника происходящего из районов, где германцы были христианизированы и сохранили свои первобытные традиции, выжившие во множестве форм и превратившиеся в современное изображение Санта Клауса. 
 
СРЕДА - ДЕНЬ ОДИНА 
 
Имя Одина-Вотана восходит к древнегерманскому корню -wut- (букв. «неистовство», «буйство», «бушевать», «воинственный»). Языковеды и историки культуры пришли к заключению об изначальном единстве религиозных представлений древних германцев, почитавших одних и тех же богов. Свидетельством этого стали названия дней недели. Переняв от римлян семидневную неделю, германцы, как пишет М. Элиаде, заменили названия дней именами своих божеств. Одину досталась среда, у римлян — «день Меркурия», dies Mercuri, а у древних германцев — «день Одина (Водена)»: Wuotanestac (древневерхненемецкий), Wednesday (английский), Woensdag (нидерландский), Odinnsdagr (древнескандинавский) и др. Так что правильнее говорить не о том, что древние римляне отождествляли Одина с Меркурием, а о том, что древние германцы восприняли римского бога Меркурия в отождествлении с понятным им образом грозного божества войны — Одином.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Обращение к Одину перед тем как бросить руны (при гадании) :

Grosser Odin,
Meister der geheimen Runen,
führe meine Hände und Gedanken,
auf dass meine Fragen
klar und deutlich beantwortet werden.
Im Namen von Thor, Freyja
und Baldur,
und durch die magische Kraft von
Wind, Feuer und Wasser.

Из книги - Howard, Michael - Magie der Runen ,язык немецкий, перевода нет, только примерный:

Великий Один,
Мастер тайных рун,
Направь мои руки и мысли,
на мои вопросы
Очисти и дай четкие ответы.
Во имя Тора, Фрейи
и Бальдера,
и через магическую силу
Ветра, Огня и Воды.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Присоединяйтесь к обсуждению

Вы можете опубликовать сообщение сейчас, а зарегистрироваться позже. Если у вас есть аккаунт, войдите в него для написания от своего имени.

Гость
Ответить в тему...

×   Вставлено в виде отформатированного текста.   Вставить в виде обычного текста

  Разрешено не более 75 эмодзи.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отобразить как ссылку

×   Ваш предыдущий контент был восстановлен.   Очистить редактор

×   Вы не можете вставить изображения напрямую. Загрузите или вставьте изображения по ссылке.

Загрузка...

×
×
  • Создать...