Перейти к публикации
Форум - Замок

Родом из Франции


Leo

Рекомендованные сообщения

Еще один француз, которого я очень люблю...

 

Жан Габен

 

Вита Владимирцева

 

УСЛЫШАВ СКРИП половиц под дверью, сутулый костюмер страдальчески воздел глаза к потолку и тихонько застонал:

 

- Сейчас начнется...

 

Однако вошедший актер не произнес ни слова. Он грузновато опустился на стул и покосился на напрягшегося костюмера. Накануне они поругались. Причины ссоры Габен не помнил, видел только, что его до сих пор не простили. Поймав наконец на себе обиженный взгляд, актер с явным усилием улыбнулся. Костюмер удивленно наблюдал, как опущенные уголки вечно поджатых губ знаменитости приподнялись, а меж бровей появилась складка, придавшая лицу ироничное и даже немного издевательское выражение. Было совершенно ясно, что на большее обидчик не способен. Еще несколько неловких мгновений они смотрели друг на друга, но атмосфера уже разрядилась.

 

Невыносимый, угрюмый, ворчливый медведь - таким он был еще в молодости. Выяснять отношения и скандалить - научился еще в детстве. Маленького Жана Монкорже терзало чувство бессилия перед учителями и занудой-отцом. Годам к 14 он стал нарочито грубым и в школе и дома. Отец пытался найти с Жаном общий язык, даже водил его по кабакам, надеясь заслужить мужское доверие мрачного подростка. Однако тот не желал идти на контакт, прогуливал школу и презрительно отзывался об актерах как о «куче тряпья», к которой и принадлежал его папа Фердинанд. Сыну казалось, что он уже достаточно насмотрелся на страдания папаши, который хватался за самые ничтожные роли, лишь бы сделать несколько шагов по сцене и почувствовать на себе взгляды зрителей.

 

Жан к 18 годам уже успел потаскать мешки с углем, поработать на сталелитейном заводе и обзавестись трудовыми мозолями. Обнаружив в сыне необыкновенные запасы трудолюбия, Фердинанд уговорами, угрозами и чуть ли не пинками загнал его в труппу «Фоли-Бержер». Жан сдался из жалости и зажил актерской жизнью. Он машинально чертыхался, спотыкаясь в темноте кулис о куски сломанной декорации, а на сцену выскакивал, уже распевая песенку. 20-летний Габен не видел особенной разницы между игрой в дешевом спектакле и тяжелыми мешками с углем. Он работал как вол и ждал прибавки к жалованью.

 

В 1924 г., отслужив на флоте, Жан снова вернулся в театр. Не из любви к сцене, а просто потому, что это было надежно. Он пел очень «по-французски», с характерной для шансонье хрипотцой, и пользовался большим успехом (в основном у прекрасной половины зрительского зала).

 

30-е годы начались для актера пробами в кино, хотя синематограф он заочно презирал еще больше, чем театр. Перед самой войной Габен сказал:

 

- Я карабкался наверх против собственной воли. В своих первых картинах я снимался без надежды, без энтузиазма. Теперь же совсем другое дело.

 

РЕЖИССЕРЫ, экранизировавшие популярные оперетки, хватались за Габена двумя руками. Жан успел сняться в 11 дешевых фильмах, прежде чем повстречался с Жаном Ренуаром, который сделал его «тем самым Габеном». Образ, создаваемый актером, по-прежнему не требовал больших усилий. Если прежде, веселя публику, он слегка надламывал свою угрюмую натуру, то у Ренуара можно было оставаться самим собой. Так и появился на экранах мира человек-скала, сильный и терпеливый одиночка, как правило, приносимый в финале картины в жертву зрителям (большинство персонажей довоенного Габена погибали).

 

О нем теперь много писали, восхваляя целостность, отвагу и гордую силу его героев. Габен, который всегда был позером, принимал похвалы как должное. Критиков же, если такие находились, называл прохвостами. Когда ему на глаза попадалась нелестная рецензия, Жан мрачнел, а часа через два после ее прочтения уже жаждал крови. Жертвой мог оказаться кто угодно, но чаще всего гнев изливался на ближайших друзей и родственников. Критиковать Габена имел право лишь он сам (Жан частенько ругал себя бездарью и лавочником).

 

Габен, как и многие артисты, был до поры до времени аполитичен. Именно поэтому война ударила его больнее, чем тех, кто был в курсе последних новостей. Он был растерян, раздавлен, но... уехал сниматься в Америку, оставив оккупированный Париж, который напоминал некогда прекрасную, а теперь безжалостно высушенную и пронзенную булавкой бабочку.

 

В Штатах его оценили по достоинству. Американцам нравился его, как они считали, «настоящий французский шарм». Габена называли «французским Спенсером Трейси», имея в виду потрясающую и совсем немодную манеру его игры. Жан всегда был естественен, каждый его герой мало чем отличался от самого актера. Будучи, вероятно, крайне сентиментальным человеком, внешне он, как правило, оставался спокойным и полным достоинства. Правда, время от времени его каменное лицо искажалось яростью. Эти вспышки, порой вполне сознательные, он считал необходимыми. Франсуа Трюффо, вспоминая о Габене, говорил:

 

- Он и Жерар Филипп, это были очень опасные артисты. Пользуясь своей безумной популярностью, они вмешивались в картину еще на стадии написания сценария. Габен криком кричал, убеждая режиссера и сценариста, что его персонаж не может носить то-то или курить так-то, не говоря уже о более значительных моментах.

 

Обычно Габен требовал, чтобы в фильме непременно была «сцена гнева», подобная тем, что он устраивал в жизни, но, конечно же, по более серьезному поводу.

 

ВЕРНУВШИСЬ ВО ФРАНЦИЮ, актер на время забыл о кино. Навыки армейской службы пригодились ему. Габен участвовал в Сопротивлении, служил во флоте (сопровождал транспортные суда, в том числе конвои в Россию) и заслужил два боевых ордена.

 

После войны Жан снова стал собой, то есть «жующей легендой». Так его назвал в своем материале один светский хроникер, повстречав в модном ресторане. Собственно, самое трудное давно уже было позади. Жан состоялся в довоенном кино. Его постепенно стали использовать как некий беспроигрышный вариант. Появление Габена в каждом новом фильме можно было сравнить с появлением троянского коня: никто еще ничего не понял, а кино уже получилось. Ему оставалось лишь пожинать лавры. Ценность этого человека заключалась не в умении играть роль. Он был ценен сам по себе. Можно предположить, что Жан состоялся бы в другой профессии и с тем же успехом. Некое здоровое начало, заложенное в нем природой, было выигрышным само по себе. Габен любил рассуждать о том, чем мог бы заняться вместо кино. Например, в юности он мечтал заиметь собственный бизнес, торговать, откуда и пошло это пренебрежение к себе, - «лавочник». От жизни он жаждал прежде всего надежности. Неутомимые экспериментаторы-кинематографисты пытались столкнуть лбами его и других, более молодых, но тоже весьма особенных артистов. Уже немолодому Габену довелось встретиться в кадре с юной Бриджит Бардо, с набирающим обороты Жаном-Полем Бельмондо. Каждый раз их встреча на съемочной площадке грозила превратиться в дуэль, но этого, вопреки ожиданиям любителей острых ощущений, не происходило. Энергичная женственность Бардо не претила Габену, как и бунтарское здоровье Бельмондо. Несмотря на разницу в возрасте они поняли и оценили друг друга именно потому, что их роднила цельность натур. Они были сделаны из разных материалов, но каждый - без всяких примесей.

 

Коллеги сравнивали смерть Габена с внезапным ударом молнии, поразившим старое, но крепкое дерево, которое в детстве дарило вам уверенность в том, что мир вечен.

 

Опубликованное фото

 

Один из лучших фильмов...

Почти 30 лет назад Жан Габен и Ален Делон вступили в ряды борцов за права человека

"Двое в городе" (Deux hommes dans la ville, Adel Productions/Medusa Produzione, 1973, режиссер - Хосе Джованни).

 

"Двое в городе". В главных ролях - Ален Делон, Жан Габен, Мишель Буке. Жермен посвятил свою жизнь служению в министерстве юстиции. После нескольких лет службы инспектором он занял должность тюремного воспитателя. Жермен был способен разглядеть человека в самом закоренелом преступнике. Одним из подопечных опытного тюремного воспитателя стал грабитель банков Джино Сталбриджи, выпущенный из тюрьмы на два года раньше. Сталбриджи оправдал доверие Жермена и вернулся к нормальной жизни, однако роковая встреча с инспектором полиции Гуантре вынуждает совершить бывшего потрошителя сейфов новое, еще более тяжкое преступление.

 

"Двое в городе" - своего рода вариант на тему "свой среди чужих, чужой среди своих". Эти слова в данном случае не имеют никакого отношения к ленте Никиты Михалкова. Судьба распорядилась так, что своим в рядах честных людей в конце концов оказался рецидивист и, напротив, человек, вставший на защиту закона, в личной неприязни к бывшему заключенному готов совершить самые отвратительные действия. Наблюдая за поступками инспектора Гуантре, молодой опер МУРа Владимир Шарапов от возмущения наверное бы сразу выхватил свое табельное оружие. Впрочем, устами героя Габена режиссер Джованни выводит главную идею - система правосудия далека от совершенства и не может гарантировать справедливости для всех.

 

Опубликованное фото

 

Опубликованное фото

 

Опубликованное фото

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • Ответы 94
  • Создано
  • Последний ответ

Лучшие авторы в этой теме

Лучшие авторы в этой теме

Жан Кокто (Jean Cocteau) 1889-1963

 

Опубликованное фото

 

"Поэты не рисуют. Они как бы развязывают вязь своего почерка и вновь завязывают его другим способом"

 

Когда 4 апреля 1908 года восемнадцатилетний тщедушный паренек с изысканными манерами на сцене парижского театра "Фемина" прочитал с феноменальным успехом свои стихи, даже когда он получил титул "легкомысленного принца" и заметил, что вся его жизнь уйдет на то, чтобы "заставить забыть этот дебют", - ни хваливший его Андрэ Жид, ни покровительствовавший ему Лоран Тайяд не могли предположить, что этот мальчишка скоро будет объявлен единственным наследником Оскара Уальда, станет властителем дум и тел, оставит свой след не только в литературе, но и в музыке, и в изобразительном искусстве, и на театре, и в кино. Впрочем, Кокто всегда везло.

 

Знаменитый мастер биографий Андре Маруа как-то заметил, что Кокто выпала опасная удача - счастливое и обеспеченное детство. Поэт вырос в богатой семье, среди людей, увлеченных искусством. Его отец, музыкант-любитель, играл с Сарасате и приятельствовал с Россини, его матушка - известная красавица, была без ума от театра, ни дня не проводила без премьеры. В чем-то воздух детства Кокто напоминал атмосферу романов Пруста - тот же высший свет, те же изысканные манеры, те же долгие беседы о прекрасном и трудноуловимым. Но в отличие от своего современника и ровесника, Жан не страдал многочисленными хворями и не чурался новых впечатлений. Напротив, он хотел заниматься всем тем, что интересно, надеялся внедриться в самую гущу жизни.

Желание писать пробудилось в нем очень рано. "Поэзия - врожденное бедствие", - скажет он, когда возмужает. "И вечное отрочество", - добавит он еще через несколько лет, когда первые печали и разочарования наложат легкие тени на его нежную и блистательную судьбу.

 

В 1912 году Кокто познакомился со знаменитым русским балетным антрепренером Дягилевым. "Удиви меня", - сказал Дягилев. И Кокто удивлял, удивлял всех окружающих долгие годы, не позволял им скучать, равнодушно листать тексты, с глупым видом глядеть на сцену. В его истории сплошной балаган, но ни единого банального поворота. Если с самого первого акта настойчивый режиссер повесил на сцене ружье, то надо во что бы ни стало помешать ему выстрелить, - вот его девиз.

 

Опубликованное фото

 

Чудовищную проверку поколению Жана Кокто устроила Первая мировая война. Не зря говорят, что она разорвала время, покончив со старой Европой. Впрочем, наш поэт был готов к любому перевороту. Его поведение во время войны - своего рода фундаментальная метафора жизни. Еще одна, в ряду тысяч прочих.

 

 

От военной службы Кокто освободили по состоянию здоровья. Он отправился на фронт добровольцем - санитаром полевого госпиталя. Воевал вместе с морскими пехотинцами. Был отважен. Представили к награде. Однако, когда поэта решились наградить крестом "За боевые заслуги", выяснилось, что он не один раз нарушал дисциплину, занимаясь любовью в самых непредусмотренных местах и с самыми неподходящими людьми. Решили арестовать и судить. Жандармы уже стояли на пороге. От расправы его спас начальник штаба, а само разбирательство спасло его от смерти, - весь полк морской пехоты, при котором находился Жан Кокто, был уничтожен немцами.

Впрочем, времени проведенного на фронте, Кокто хватило, дабы придумать замечательный роман "Самозванец Тома", который понравился всему свету - и испанскому художнику Пабло Пикассо, и американскому бродяге Генри Миллеру, и советскому наркому Анатолию Луначарскому.

 

Кокто вернулся с фронтов в Париж, чтобы вновь удивлять публику. Первым делом он устроил грандиозный скандал. Труппа Дягилева поставила балет на либретто Жана. Музыку написал Эрик Сати, декорации сделал Пикассо. Теперь уже трудно понять, что так возмутило народ - балаганный парад перед ярмарочным театром, на глазах публики, которой невдомек, что настоящий спектакль - внутри. Все это сбивало с толку. А потребитель любит ясность. В общем, не присутствуй на спектакле герой Гийом Аполлинер в военной форме, Кокто с Сати пришлось бы худо. Их бы просто побили. Впрочем, авторов это не расстраивало. В своем знаменитом эссе на театральную тему "Петух и арлекин" (1918), Кокто написал: "Художник должен жить, пока жив, а слава пусть будет посмертной".

 

Однако слава оказалась прижизненной. Почти все опыты Кокто, которые открывались широкой публике, и в 20-е, и в 50-е годы, имели успех. Впрочем, поэт не обольщался. "Любое значительное творение непонятно, - говорил он. - Я пишу, ни на кого не рассчитывая. Едва ли пятьдесят человек могут понять мои книги, но теперь, когда они разошлись тиражом в сотни тысяч экземпляров, их поймут человек пять, не больше. Я горько расплачиваюсь за то, что подмешиваю к чернилам свою кровь".

 

Человек, достаточно обеспеченный, чтобы иметь дом, множество домов, он прожил почти всю жизнь странником - в гостиницах, у друзей. И только к старости стал любить свою квартиру, устойчивый быт. Во время Второй мировой войны жил в Париже. Писал, ставил пьесы. После войны тоже жил в Париже. Снимал кино, писал. "Если я пишу, я пишу, если рисую, то рисую, если работаю для экрана, покидаю театр; если обращаюсь к театру, оставляю кино, и скрипка Энгра всегда казалась мне лучшей из скрипок". Это и было его главным путешествием - от материала к материалу, от сюжета к сюжету, во имя единственной и неповторимой темы, которая зовется жизнью на фоне смерти. Он не считал себя прозаиком, драматургом или режиссером. Он мыслил себя только поэтом - поэтом романа, поэтом театра, поэтом кино.

 

Жан Кокто был из тех, кто никогда не делает лишних различий. Его любовь перерастала в дружбу, а дружба в любовь. Он часто говорил, что пишет только для своих друзей. Для Пикассо, например. Или для Жана Маре.

С ныне знаменитым актером Жаном Маре Кокто познакомился в 1937-м. Он вывел его в люди, устроил лучшие роли, восславил в стихах. Они долго жили вместе. Сам Маре рассказывал: "Моя комната была смежной с его. Нас разделяла дверь. Множество ночей под нее проскальзывали стихи. Утром я обнаруживал один или несколько маленьких листков, часто цветных, по-разному сложенных. Иногда в форме звезды. День, начинавшийся чтением этих маленьких лепестков, сулил мне счастье и удачу".

 

Опубликованное фото

 

После смерти Кокто великий романтический актер, герой "Вечного возвращения", "Красавицы и чудовища" и "Орфея" издал эти стихи. И изумленные современники увидели перед собой один из самых изысканных шедевров поэзии на французском языке (перевод, увы, во многом проигрывает):

"Пишу стихи, пока он спит, любовник мой,

Спит золото волос и пола знак златой.

Но скоро этот знак, завороженный снами,

Поднимается как ствол, как мраморное пламя,

Колонной золотой он встанет, чуть круглясь, -

Здесь мрамора с огнем так ощутима связь" (пер. Ю.Покровской).

Французские поэты всегда умели писать о любви, не разделяя ханжески низкое и высокое, "чудное мгновение" со "скверными ногами" своей пассии, но преображая энергию желания в созидательную энергию торжествующей жизни.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

В жизни Кокто было еще множество сюжетов - роман с поэтом и прозаиком Реймоном Редиге (1903-1923), написавшим гениальный роман в пятнадцать лет, а в двадцать лет сгоревшим от тифа, роман с Французской академией с 1955 года, - к "бессмертным" его сосватал Андрэ Маруа и, вопреки всем скандалам и разновкусию, не нашлось ни единого персонажа, осмелившегося проголосовать "против", и китайские фонарики опиума, - трубку с зельем ему подарили после смерти Радиге, и он до конца так и не захотел справиться с этим увлечением, и прекрасная пьеса "Человеческий голос", - женщина говорит, говорит, говорит в трубку, и перед нами один из самых цепких, насыщенных и драматичных образов любви. Но все-таки самые главные его темы - дружба и смерть. Кокто удивительно сказал о дружбе на фоне смерти:

"Мои друзья, мои светила,

куда вас смерть определила?

Глаза смежу, и тут же вижу

его - в Анжу, ее - в Париже,

и только я отстал от стаи,

в больнице время коротая.

Как бы на шумном карнавале

мы все друг друга растеряли,

и больше я не жду вестей,

все смолкло, и пуста постель.

Где вы - Мадлен, Мари и Анна,

дружок Раймон и оба Жана?

Лишь забияка Даржело,

гроза забытого колледжа,

в руках комок сжимая снежный,

в палату входит тяжело

(пер. Г.Шмакова - Е.Остальской), -

 

и еще лучше - о самой смерти:

 

"По быстрине я свой направил плот

Вот на пикник семья плывет ликуя

Вот рыбаки плывут полны забот

Ни к тем ни к этим не принадлежу я

 

Бескровное летит по быстрине

Став легким мое тело Молодая

Смерть нынче покровительствует мне

И кланяется мимо проплывая".

 

Андрэ Моруа вспоминал:

"Похороны Кокто в Мийи-ля-Форе были тоже своего рода шедевром - так провожают в последний путь лишь человека, который был очень любим. Октябрьское небо с редкими крохотными облачками поражало своей чистейшей голубизной, казалось весенним. Маленький городок купался в лучах щедрого солнца. Друзья окружили гроб, покрытый трехцветным шелком и великолепными цветами. Площадь перед мэрией напоминала своими белыми домами и вывесками лучшие полотна Утрилло... В этой смеси официальных и сельских красок было волшебное очарование, которое пленило бы волшебника Кокто... Потом кортеж пересек город и направился к часовне, расписанной Кокто; позади нее, на поляне среди скромных лекарственных растений, которые Жан использовал в орнаменте своей фрески, была вырыта могила... Нам было грустно, потому что мы потеряли его, и радостно, потому что мы дали ему все, что он мог пожелать. Мы оплакивали смерть, мы проводили бессмертного, увенчанного не жалкими лаврами официального признания, а тем истинным и прочным бессмертием, которое живет в сердцах и умах".

 

Кстати, потустороннюю жизнь Кокто в своих прозаических и драматических текстах представлял всегда очень забавно. Ангел смерти является под эскортом мотоциклистов, вместо чертей в аду и ангелов в раю работают прилизанные бюрократы в галстуках и одинаковых костюмах, а по радио ежедневно транслируются зашифрованные новости лучших миров.

 

C кем ты пляшешь, принц удачи,

в дни раздачи бытовой,

что ты платишь, что ты прячешь,

что качаешь трын-травой?

От восхода ждать свободы

так же глупо, как от нас,

поседевшие рапсоды

заливают пивом квас.

Раз в котельной, - прочь, эпоха,

раз в парадном, - юность прочь,

люди трахались неплохо,

вот и вывалились в ночь.

Ну а ночь была чернее

оружейного ствола,

времена дурные в шею

как придурков погнала.

Двадцать лет как ветер свищет,

эти умерли и те,

мой герой подружку ищет

в абсолютной темноте.

 

В моей жизни выпадали столь тяжкие времена, что смерть казалась мне желанным избавлением. И я приучился не бояться ее и разглядывать в упор.

 

Поль Элюар однажды удивил меня признанием, что он был напуган, увидев, как я бросаю ей вызов, когда в роли барона Фантома рассыпаюсь в прах. Меня больше

 

озадачивает жизнь, чем смерть. Я не видел мертвыми ни Гарро, ни Жана Ле Руа, ни Реймона Радиге, ни Жана Деборда. За последнее время мне несколько раз пришлось бодрствовать у гроба - у гроба моей матери, Жана де Полиньяка, Жана Жироду, Эдуара Бурде. Всех, кроме Жана де Полиньяка, я рисовал, подолгу оставался наедине с ними. Разглядывал совсем близко, чтобы вернее передать их черты. Прикасался к ним, любовался ими. Ведь смерть печется о красоте своих статуй. Разглаживает на них морщины. Напрасно твердил я себе, что их не заботят мои заботы, я чувствовал их близость, словно мы были сторонами одной монеты, которые не могут видеть друг друга, но разделены всего лишь тонкой металлической пластинкой.

 

Если бы мне не было жаль покинуть тех, кто мне дорог и кому я еще могу пригодиться, я бы стал с любопытством дожидаться, когда меня настигнет и поглотит тень смерти. Мне бы не хотелось, чтобы смерть была концом долгих страданий, как бывает, когда она, промедлив до последнего и изрядно помучив, наконец милостиво добивает нас. Я хотел бы сказать "прости" моим близким и тут же уступить свое место веселой толпе моих творений.

 

Из всего, что связано со смертью, мне противна только помпа, которой ее окружают. (...)

 

Вчера я был на одном кладбище в горах. Оно покрыто снегом, могил немного. С него видна цепь Альп. И как ни смешно выбирать себе место последнего упокоения, но я подумал о нашем семейном склепе на Монмартре и пожалел, что не смогу лежать здесь.

 

Жан Кокто. O себе.

Из книги "Критическая поэзия", т. 2, 1960

http://az.gay.ru/articles/texts/o_sebe.html

http://hrono.info/biograf/kokto.html

http://www.jeancocteau.net/index_en.php

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Любимая художница Марии-Антуанетты

 

Любимая портретистка европейского дворянства, член многих академий художеств (в том числе «почетный вольный общник» петербургской академии), умело сочетала классицистскую идеализацию с сентиментальной чувствительностью - Луиза-Элизабет Виже-Лебрен. Ее работы несколько статичны, лакированы. Женщины изображаются на фоне нарядных интерьеров своих дворцов, в парках.

 

 

Опубликованное фото

Автопортрет 1781 г.

 

 

Она родилась в 1755 г. унаследовала от матери красоту, а от отца его художественные способности и любовь к искусству. Училась в монастыре и потихоньку рисовала. Когда девочке едва исполнилось 13 лет у нее умер отец. Друзья отца взяли сироту под свое покровительство и устроили в мастерскую исторического живописца Габриэля Бриара, где она стала делать большие успехи. Популярности Элизабет Виже в немалой степени способствовали и ее расцветающая красота, необыкновенная свежесть и нежность кожи, изящество и стройность фигуры, редкий дар остроумия.

Впоследствии историки искусства напишут, что слава Элизабет разнеслась по Парижу именно тогда, когда ее ровесница австрийская принцесса Мария-Антуанетта покинула свою родину и отправилась во Францию, чтобы вскоре стать ее королевой. Пройдет еще несколько лет — и их пути пересекутся. А в год восшествия на престол Людовика XVI и Марии-Антуанетты, т.е. в 1774 гг.

 

Опубликованное фото

 

Опубликованное фото

Портреты Марии-Антуанетты

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

При всем том она не имела возможности довершить свое художественное образование надлежащим образом, будучи принуждена трудиться из-за денег. Ее мать, женщина пустая и расточительная, в 1776 году выдала ее замуж за живописца, гравера и торговца картинами Лебрена, дела которого, на вид блестящие, оказались расстроенными, и который повел за счет жены-артистки открытую жизнь, отбирал у нее все ее заработки, предоставляя ей за то полную свободу поведения и сношения с людьми. Не пользуясь супружеским счастьем, художница искала утешения в кругу образованных и светских людей, старалась совершенствоваться в искусстве и вскоре приобрела обширную практику среди аристократов. В 1783 году, за написанный ею с самой себя портрет, парижская академия приняла ее в свои члены.

 

Опубликованное фото

Автопортрет 1782 г.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

На протяжении десяти лет Виже-Лебрен была не только любимой портретисткой Марии-Антуанетты, но почти ее подругой. Приглашенная в 1779 в Версаль для создания портрета королевы Марии-Антуанетты, сдружилась с ней, написав около 25 ее изображений (часть их хранится в музее Версальского дворца). Однако портреты королевы несут в себе мало индивидуального. На них она неизменно предстает в торжественной позе, а ее холодный взгляд и окружающая роскошь говорят об особом положении сиятельной особы. Кроме портретов королевы, художница рисует и ее придворных и просто окружающих ее людей.

 

Опубликованное фото

Портрет Терезы, графини Кинской

 

Опубликованное фото

Маркиза Пеже и маркиза Руа с двумя детьми

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

В первые дни революции Элизабет Виже-Лебрен вынуждена была эмигрировать из Франции вместе с дочерью. Тогда она еще не знала, что проведет в изгнании 12 лет, так как имя ее попало в списки эмигрантов, которым под страхом смертной казни запрещалось возвращение на родину. Объехав едва ли не все страны Европы, Виже-Лебрен повсюду пользовалась большим успехом. Вероятно, немалую роль в этом играли и ее личные качества, ее ум, такт, умение находить общий язык с людьми самых разных кругов: от королей и министров до купцов.

 

Опубликованное фото

Принц Генрих Любомирский во славе, 1789 г.

 

Опубликованное фото

Портрет Анны Питт в виде Гебы , 1792 г.

 

Опубликованное фото

Портрет художника Юбера Робера, 1788 г.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

В 1795 г. художница прибыла в Петербург, где нашла много своих друзей, бежавших от революции. Ее встретили с почетом, приняли в члены Императорской Академии художеств. Следами ее пребывания в России остались многочисленные портреты, рассеянные теперь по императорским дворцам и аристократическим домам. Между прочим, ею написаны портреты императрицы Марии Федоровны (находится в эрмитажном павильоне), цесаревны Елизаветы Алексеевны (в Романовской галерее Зимнего дворца), великих княжен Александры и Елены Павловен, Станислава Понятовского, графа Толстого.

 

Опубликованное фото

 

Опубликованное фото

Портреты императрицы Елизаветы Алексеевны, 1798 г.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

В Петербурге она провела шесть плодотворных лет, здесь выдала, правда, против своей воли, дочь замуж за русского господина Нигриса. Она один раз отлучилась в Москву, на полгода, собираясь исполнить поручение императора Павла I и написать панораму Москвы с Воробьевых гор. Простояла час в немом созерцании, а затем бросила палитру и с благоговением произнесла: "Не смею...". В 1809 году она вернулась во Францию.

 

Опубликованное фото

Портрет князя Александра Борисовича Куракина , 1797

 

Опубликованное фото

Портрет князя Ивана Ивановича Барятинского , 1800 г

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

В старости художница напишет мемуары «Воспоминания о моей жизни», которые будут почти так же популярны, как ее живопись. Шесть своих русских лет описала она подробно и честно. Вот только обещанных аннотацией "тонких, остроумных наблюдений", в которых "переданы обычаи и нравы высшего общества и простонародья", вы здесь не найдете. А если будете искать, то узнаете, что в Петербурге холодов можно вообще не заметить, если из дома не выходить. А если выйти, то уже при минус 21 и помереть можно. Что здесь "никогда не увидишь пьяного", воруют мало, народ трудолюбив и мягок нравом. Так что про простонародье можно забыть, а вот про высший свет почитать стоит. Подробно описаны балы и приемы, особенно красочны рассказы про всегда открытые для иностранцев столы в лучших домах столицы, да столь обильные, что жить здесь можно, месяцами вообще не тратя собственных денег. Исчерпывающие данные приведены о придворных адюльтерах, но то ли потому, что все как одна русские дамы кажутся автору красавицами, то ли нежный дамский французский язык убивает пошлость, но и эти сведения кажутся здесь сродни описаниям нарядов императрицы или очередного фейерверка. Зато чрезвычайно интересны эти мемуары другим - во-первых, это взгляд иностранки, каждый из которых в русской традиции самокопания ценен, а во-вторых, это свидетельство не только о России, но и о самом авторе и о положении редкой тогда женщины-художницы В поздние годы оставила занятия живописью. Умерла Виже-Лебрен в Париже 30 марта 1842.

 

Опубликованное фото

Автопортрет , 1800 г

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Художник Жан Жорж Вибер изображает кардинала Ришелье. Посмотрел, и теперь не знаю, то ли смеяься, то ли плакать)) Думал, где оставить? Ну, пускай здесь полежат...

 

Опубликованное фото

 

Опубликованное фото

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Но ведь он даже внешне непохож, и в нем художник ничего не оставил от великого государственного деятеля. Здесь я вижу только многообразие пороков, которым он был подвержен (?) Ставлю вопрос, потому что не могу утверждать этого.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Знаешь, Дань, мне тут пришло в голову, после просмотра этих картин, что даже Дюма, описывая его как отрицательный персонаж, всё же не стремился показать его вот так, по-моему в "Трех мушкетерах" он не лишен благородства... а тут как-то, действительно, не знаешь, плкать или смеяться)

Это я просто поддался размышлениям)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Дань, каждый рисует так, как воспринимает реальность. Только у каждого она своя..

а почему тебя смущает наличие пороков у Ришелье?

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Потому что этот персонаж больше похож на Мазарини, если основываться на описаниях Дюма. А вообще меня ничего не смущает, просто в данном случае чувствую неестественность и предвзятое отношение автора к своему герою.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Покапался немного в инете и нашел небольшую биогрфию художника, которая объясняет (или даже скорее подтверждает) его предвзятость:

Вибер Жан-Жорж

 

(Viber) - соврем. франц. живописец-жанрист, род. в 1840 г. Ученик Ф. Барриаса, Пико и Парижского училища изящных искусств, он старался вначале обратить на себя внимание публики изображением нагих фигур, которым давал мифологические названия (напр. "Нарцисс", "Дафнис и Хлоя"), а потом стал писать комические и юмористические картины и акварели, отличающиеся остроумной характеристикой и едкой сатиричностью, но несколько резкие по краскам ("Отъезд новобрачных", "Стрекоза и муравей", "Серенада" и др.). Особо от прочих его произведений должна быть поставлена "Апофеоза Тьера" - большая полуфантастическая картина, красовавшаяся в парижском салоне 1878 г. и находящаяся ныне в Люксембургском музее.

Пока искал, наткнулся еще на некоторые его картины, мне кажется, он вообще к лицам духовного сана странно относился, и к Ришелье в особенности...

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Драйв, как тебе кажется, наверное, было бы хорошо посмотреть на его произведения в "Салоне", например. Если они тебе покажутся значимыми, конечно...

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Дань, если что-то не так, то удали этот пост...

 

Я с удивлением обнаружила, что движение, которое сейчас входит незаметно в моду, родом из Франции)) Вы помните, здесь уже упоминался фильм "13-й район". Так вот, одну из главных ролей в этом фильме играет Давид Белль - отец, так сказать, паркура.

Опубликованное фото

Давид Белль (David Belle) родился 29-ого апреля 1973 года в округе Seine-Maritime в городке под названием Фекам (Fecamp), что в Нормандии. Он был родом из небогатой семьи, которая жила сначала в пригороде Парижа, Фекаме, а позже перебралась в городок Ле-Сабль-д'Олон (Sables d'Olonne), где Давид провел первые четырнадцать лет своей жизни. Воспитываемый дедом Гильбертом Киттеном (бывшим старшим сержантом, некогда служившим в пожарных войсках Парижа, Давид был впечатлен рассказами о героизме, и с раннего возраста в нем проснулся интерес ко всему, что подразумевало под собой движение и активность.

Его отец, Раймонд Белль, служивший некогда солдатом во французской армии (в городе Далат во Вьетнаме), также работал в пожарных войсках Парижа и был выдающимся спортсменом. Его даже часто называли «силой природы». Раймонд был очень высококвалифицированным спасателем, он был известен в кругах людей своей профессии. Что и говорить, он имел большое влияние на жизнь Давида.

Будучи окруженным такой семьей спортивных героев, было естественно, что Давид стал искусным во многих спортивных дисциплинах, где было необходимо двигаться, таких, как легкая атлетика, гимнастика, скалолазание и боевые искусства.

На пути самопознания, молодой Давид оставил школу в 15 лет, чтобы полностью посвятить себя спорту. Но не любому виду спорта. Белль считал, что спорт должен быть в первую очередь полезен для жизни. Сила и ловкость, развиваемые через спорт должны также находить применение в жизни, именно так отец Давида всегда говорил ему.

Впоследствии, частично чтобы походить на своего отца и частично повинуясь духу юного искателя приключений, Давид часто воображал, где бы он смог использовать свои физические способности, чтобы избежать трудных ситуаций; где бы он мог проявить силу и храбрость. Как добраться к месту, чтобы спасти человека? Как перемещаться, чтобы не быть пойманным в ловушку? Воображая себя в таких ситуациях, этот бесстрашный мальчик, в конце концов, стал более ловким.

Бег, прыжки, карабкание на различные возвышенностии, вис, сохранение равновесия, постоянное преодоление себя, развитие уверенности в себе, способность преодолевать препятствия, чтобы продвигаться дальше в этом искусстве... Давид был буквально одержим всем этим. Он хотел освободиться от всех препятствий, ограничений и страхов, и быть в состоянии пройти везде, где бы он только не захотел пройти; это искусство давало очень много как духовному, так и физическому развитию.

В 15 лет, Давид переехал в пригород Парижа, маленький городок Лисс, что находится рядом с Эври. В это же время он встречает молодых людей, которые впоследствии следуют за ним (Ямакаси, с которыми Давид был нераздельно связан на протяжении 8 лет). Будучи в постоянном поиске приключений, но зная при этом о сопровождающих опасностях, Давид получил сертификат Оказания Первой Помощи во время своей национальной службы. Было бы естественно, если бы он впоследствии присоединился к пожарной команде и получил сертификат UFOLEP о его незаурядных гимнастических способностях, но, к сожалению, Давид повредил запястье и был временно освобожден от службы, но назад уже не вернулся.

Природа жизни пожарных была известна ему еще с детства, его старший брат, как и его дед и отец, тоже собирался вступить в бригаду пожарных. Даже на данном этапе жизни, в Давиде чувствовался дух независимости, и после восстановления от травмы, он хотел присоединяться к полку французской Морской пехоты в городе Vannes. В это время о нем начали узнавать, и он стал рекордсменом и чемпионом полка по подъему на канате (так же, как и его отец), получил свидетельство о чести за его гимнастическую ловкость, и был первым в чемпионате по преодолению полосы препятствий в городе Эсон (Essonne).

Несмотря на все это, Давид чувствовал себя несколько ограниченным регламентированной жизнью в среде вооруженных сил. Его любовь к приключениям и желание свободы были слишком сильны: спорт и паркур ("полоса препятствий") - это то, что он по-настоящему любил. Нет смысла говорить, что те должности, которые он занимал (складской рабочий, охранник или продавец мебели) не удовлетворяли его. Он решил уехать в Индию, чтобы получить черный пояс.

Для Давида всегда была важна подлинность, или du vrai ("правда"), как он сам любит говорить, но все же он пытался найти свой путь в этой жизни. Каждый смог бы понять его переживания в то время. Как был он смог жить для своей страсти к дисциплине, которая еще находилась в стадии разработки, дисциплине, частично практикующейся солдатами как "parcours du combattant" (военный курс по преодолению препятствий) и пожарными как "parcours SP" (курс по преодолению препятствий для пожарников)?

В конце концов, его искусство образовалось из нескольких дисциплин.

Дисциплин, которыми занимался его отец, будучи еще молодым солдатом во Вьетнаме; тренировка гимнастики, преодоление страха опасности, концентрация; идея о перемещение в любое место без физического ограничения, чувство свободы и жизни - вот некоторые из компонентов "Паркура".

В Паркуре нет ни официальных клубов, ни соревнований. Он не регулируется стандартами и не связан с деньгами, главное – это желание заниматься паркуром, без формальных правил, но с духом честности и сдержанности…и большой и длительной работы над собой.

Цель была проста: посредством паркура, силы воли и усилия, добиться своей цели. Давид должен был быть связан с различными группами: 'the speed-air men', 'catmen', 'la Reluve' и особенно с 'les traceurs'; слово 'traceur' с тех пор использовалось, для обозначения последователей искусства Давида Белля - для обозначения тех, кто занимается паркуром.

Тем временем голубой экран снова влек Давида, но как бы кинематограф отнесся к его искусству – паркуру? Давид встретился с Хьюбертом Коунде (актером, сыгравшим главную роль в фильме "La haine" режиссера М. Kasowitch). Хьюберт приобщил Давида к искусству театра, и помог ему сделать первые шаги в мире кинематографа. Давиду нужно было еще много работать над собой, и он продолжал обучаться и самосовершенствоваться и вовремя открыл для себя мир актерского искусства. Сначала он снимался в некоторых промоушенах (Tina Turner, Iam and Menelik и др.). Позже, он появился в некоторых телевизионных фильмах и короткометражках, типа фильма режиссера Hugues de Logardieres "Les gens du voyages" и фильма режиссера Igor Pejic "Un monde meilleur".

Это было незадолго до того, как Давид появился в других фильмах: например в фильме режиссера Franck Nicotra " L'Engrenages "и фильме Brian de Palma "Femme Fatale" («Роковая женщина»). Также он снялся вместе с Jean Reno (Жан Рено) в фильме "Les rivieres pourpres 2" («Багровые реки-2»).

После того, как Давид снялся в рекламе для канала BBC, в рекламе Nissan и Nike, у него наконец то появился шанс проявить себя: сыграть вместе с Cyril Raffaeli в французском боевике "Banlieue 13" (13-ый район).

И тем не менее, паркур живет. В настоящее время Давид Белль начал свое мировое турне с ассоциацией, которую он создал - PAWA (PArkour Worldwide Association) и командой трейсеров, которую он сформировал. И это - только начало.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 2 недели спустя...

Александр Густав Эйфель

 

Опубликованное фото

 

Александр Гюстав Эйфель родился в 1832 году.

 

Он происходил из Бургундии, родины многих знаменитых конструкторов.

 

Эйфель получил прекрасное образование в Политехнической и Центральной школах. Он очень быстро прославил себя как строитель-новатор, оригинально и с успехом применявший новые лучшие методы проектирования и монтажа. В 1858 году в возрасте двадцати шести лет при строительстве своего первого сооружения - железного моста в Бордо - одним из первых во Франции он использовал силу сжатого воздуха.

Впервые Эйфель получил известность как автор расчета конструкции покрытия Галереи машин (1867). Затем он прославился как автор проекта универсального магазина «Бон Марше» в Париже (1876).

Интерьер магазина «Бон Марше» несет на себе печать таланта великого конструктора. Площадь магазина, составляющая 2700 квадратных метров, разделена на ряд помещений со стеклянной кровлей. Переходы из одного помещения в другое облегчены наличием высоких чугунных мостиков, подобных тем, которые применял Лабруст почти двумя десятилетиями раньше в книгохранилище Национальной библиотеки.

Никогда раньше свет не вливался внутрь магазина такими сверкающими потоками. Творческая фантазия архитекторов 19-го столетия проявилась в сочетании стеклянных зенитных фонарей с воздушными мостиками из чугуна, стройными чугунными колоннами и забавным орнаментом элементов декора, столь характерными для той эпохи. При всем этом многообразии магазин «Бон Марше» в целом производит впечатление простоты и строгости. Архитектурная помпезность, призванная привлекать массы покупателей и служить рекламой, здесь еще отсутствует.

Решение технических проблем Эйфелем можно оценить, рассматривая снаружи крутую стеклянную крышу зенитных фонарей, расположенных над торговыми залами-пассажами. Переходные мостики фантастическим образом повисли в воздухе над наклонными плоскостями этой стеклянной кровли.

 

С этого времени различные функциональные элементы из железа и бетона стали появляться на фасадах зданий в незамаскированном виде, украшая их своей естественной выразительностью. Это относится в первую очередь к бесчисленным железнодорожным вокзалам и промышленным зданиям.

 

Имя Эйфеля можно было обнаружить среди создателей едва ли не всех крупных сооружений второй половины XIX века, и не только во Франции.

 

Именно он заставил «плавать» стотонный купол обсерватории в Ницце, отчего для его передвижения нужны были усилия не более чем одного человека.

 

Это им в 1881 году создан каркас, ставший основой гигантской статуи Свободы, которую Франция подарила Соединенным Штатам. Ему было поручено спроектировать массивную железную опору и промежуточный поддерживающий каркас, который позволит медной оболочке статуи двигаться свободно, сохраняя при этом вертикальное положение. Детальные разработки Эйфель передал своему помощнику, опытному инженеру по строительным конструкциям, Морису Кехлину. Интересно, что медь для статуи имеет российское происхождение.

 

Это он спроектировал и руководил работами по устройству шлюзов Панамского канала, поставляя машины и механизмы, на своем же заводе и созданные.

 

Устроители Парижских выставок также пользовались услугами Эйфеля. В 1867 году он опытным путем проверил расчеты главных зданий, а еще через одиннадцать лет сам спроектировал главный фасад выставки, с потрясающими стеклянными стенами огромного вестибюля.

 

Эйфель прославился как непревзойденный строитель мостов. Проектируя в своем бюро дерзкие конструкции мостов через глубокие реки Европы и Африки, а также через огромные водные артерии Индокитая, он стремился учитывать факторы погоды, уровня воды, направления и силы ветра. Сваи его первого моста возле Бордо были погружены на глубину двадцати пяти метров от зеркала воды посредством гидравлического пресса. Позднее, когда перед ним встала задача перекрыть глубокие ущелья, он возвел стройные пилоны в виде сужающихся кверху стальных пирамид, несущих настил моста. Большие пролеты, которые удалось таким образом перекрыть, и большая эксплуатационная нагрузка на пролетное строение, которую удалось таким образом воспринять, - все это было достигнуто благодаря применению решетчатых опор, запроектированных в соответствии с самыми современными методами расчета.

Эта работа способствовала близкому ознакомлению Эйфеля и его сотрудников с действием ветровой нагрузки. Очень рано Эйфель начал интересоваться метеорологическими условиями эксплуатации сооружения и один из первых на собственные средства основал аэродинамическую лабораторию. С верхней площадки своей башни он сбрасывал изобретенный им аппарат для определения давления ветра на плоские поверхности. Позднее в своей лаборатории в Отейле он создал большую аэродинамическую трубу для экспериментов в области авиации.

Гюстав Эйфель - признанный мастер сооружения изящных металлических башен-пилонов и воздушных двухшарнирных арок, которые, будучи связанными с горизонтальным настилом, образуют конструкцию транспортных мостов. Эти сооружения являют собой грандиозную, непревзойденную демонстрацию торжества принципа гибкого равновесия в мостостроении.

Мост Эйфеля через реку Дуро в Португалии включен в справочники и энциклопедии. Река Дуро в Северной Португалии имеет сильное и меняющееся течение, ее глубина от тринадцати до 18 метров. Мягкий, сильно размывающийся грунт на дне реки не позволял применять сваи. Эйфель перекрыл реку единственным пролетом длиной около ста шестидесяти метров. В то время это был самый большой пролет в мире, за исключением, разумеется, висячих мостов. Эйфель возвел двухшарнирную арку с помощью стального троса, натянутого между высокими пилонами, не прибегая к сооружению подмостей (1876-1877).

Самым смелым проектом Эйфеля в области мостостроения остается виадук Гарабит (1880-1884). Его общая длина равна почти пятистам метрам, он перекрывает одной аркой пролетом 165 метров ущелье, по которому протекает река Тюйер. Эйфель использовал всевозможные графические, аналитические и экспериментальные методы расчета при проектировании параболических арок, которые касаются земли лишь в точках опоры. Именно здесь Эйфель и работавшие с ним инженеры научились преодолевать трудности точного монтажа объемных элементов, так что впоследствии при монтаже Эйфелевой башни удалось обеспечить совпадение заклепочных отверстий сборных элементов с точностью до десятых долей миллиметра.

 

Эйфелева башня воплотила в себе весь опыт, накопленный архитектором в области устройства фундаментов и возведения опор в зависимости от свойств грунта и величины ветровой нагрузки.

Имя Александра Эйфеля прочно вошло в мировую историю, увековеченное в названии созданной им башни. Это был его триумф, но это было и последним его инженерным детищем. В 1890 году он оставил предпринимательскую деятельность и посвятил свою жизнь научным исследованиям в области метрологии и аэродинамики. Свой рабочий кабинет он устроил на самой высокой площадке своей башни.

Эйфель сконструировал ряд новых приборов и устройств для прочностных испытаний, написал несколько работ по авиационной технике. Он уже ничего не строил, но авторитет его был настолько велик, что когда в 1890 году к очередной, уже Шестнадцатой Всемирной, выставке предполагалось пустить первую линию парижского метрополитена, к этой работе был привлечен и автор Эйфелевой башни.

 

Были в биографии талантливого инженера и мрачные страницы, во время строительства канала через Панамский перешеек его обвинили в растрате громадных средств, хотя никакого отношения к финансовым делам он не имел. Эйфель получил два года тюрьмы, о чем французы обычно не упоминают.

Умер он бездонным стариком, в возрасте 91 года, в окружении 25 своих детей и в ореоле славы, принесенной ему несколькими десятками архитектурных детищ, самым замечательным из которых была, естественно же, она.

 

 

Соблазн притянуть для объяснения феномена Эйфелевой башни старика Фрейда велик. И все-таки секрет ее успеха совершенно в супротивном… В ее безусловной женской сущности. Не исключено, хотя этому нет точных доказательств, что этим творением Эйфель хотел рассказать нам о своем женском идеале. Известно, что он, как настоящий француз, был галантен, очень влюбчив и многократно женат, так почему же он не мог в собирательном женском образе увековечить те черточки обходительных сердцу особ, которые способны только в раскованном воображении художника соединиться вместе? Изящество и стать, аристократизм и пленительный шарм, упорное достоинство и кокетливая игривость, а верховное – немногословность…

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Э́йфелева ба́шня (фр. la tour Eiffel) — самая узнаваемая архитектурная достопримечательность Парижа, всемирно известная как символ Франции, названная в честь своего конструктора Густава Эйфеля и являющаяся местом паломничества туристов.

 

Опубликованное фото

Первоначальный эскиз башни, 1884 год

 

 

До строительства.

 

Французские власти решили устроить всемирную выставку в память столетнего юбилея Французской революции (1789 год). Парижская городская администрация попросила известного инженера Густава Эйфеля внести соответствующее предложение. Вначале Эйфель был немного озадачен, но затем, порывшись в своих бумагах, внес на рассмотрение чертежи 300-метровой железной башни, которым он до этого почти не уделял внимания.

 

Выставочный комитет нашел предложение довольно интересным и объявил конкурс на проект. На рассмотрении были различные экстравагантные идеи, среди них, например, гигантская гильотина, которая должна была напоминать о Французской революции (1789 год). Другим предложением была каменная башня, но расчеты и опыт прошлого доказали, что очень тяжело было бы соорудить каменную постройку, которая была бы еще выше 169-метрового Вашингтонского монумента, сооружение которого стоило огромных усилий США за несколько лет до этого.

 

В конце концов решили в пользу плана Эйфеля, хотя сама идея башни принадлежала не ему, а двум его сотрудникам: Морису Кёшлену и Эмилю Нугье. Собрать в течение двух лет такое сложное сооружение, как башня, возможно было только потому, что Эйфель применил особые конструкционные методы. Этим и объясняется решение выставочного комитета в пользу этого проекта.

 

Завоевав первую премию конкурса, Эйфель с энтузиазмом воскликнул: «Франция будет единственной страной, располагающей 300-метровым флагштоком!»

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Строительство башни, июль 1888

 

Опубликованное фото

 

Строительные работы в течение двух с небольшим лет — с 28 января 1887 г. по 31 марта 1889 г. — выполняли 300 рабочих. Рекордным срокам возведения способствовали чертежи чрезвычайно высокого качества с указанием точных размеров более 12 000 металлических деталей, для сборки которых использовали 2,5 млн заклёпок.

Чтобы закончить башню в назначенный срок, Эйфель применял, большей частью, заранее изготовленные части. Отверстия для заклепок были просверлены на намеченных местах уже заранее, и две трети от 2,5 млн заклепок были заранее закреплены. Ни одна из заготовленных балок не весила больше 3 тонн, что очень облегчало поднятие металлических частей на предусмотренные места. В начале применялись высокие краны, а когда конструкция переросла их по высоте, работу переняли специально сконструированные Эйфелем мобильные краны. Они двигались по рельсам, проложенным для будущих лифтов.

Возведение башни требовало особого внимания к вопросам безопасности беспрерывных работ, что и стало наибольшей заботой Эйфеля. На протяжении строительных работ не было ни одного смертельного случая, что являлось значительным достижением для того времени.

При рытье котлованов для опор башни, из-за близости реки Сены, Эйфель прибегнул к методу, который он ввёл при строительстве мостов. В каждом из 16 кессонов фундамента находилось рабочее пространство, в которое накачивался под давлением воздух. Из-за этого туда не могла проникать вода, и рабочие могли осуществлять экскавацию без того, чтобы им мешала просачивающаяся вода.

Одной из самых сложных проблем для Эйфеля стала, парадоксальным образом, первая платформа. Массивные деревянные арматуры должны были удерживать 4 наклонные опоры и огромные балки первой платформы. Четыре наклонные подпоры покоились на наполненных песком металлических цилиндрах. Песок можно было постепенно выпускать и, таким образом, устанавливать опоры под правильным наклоном. Дополнительные гидравлические подъемники в фундаментах опор давали возможность заключительной регулировки положения 4-х наклонных опор, которые, таким образом, можно было точно подогнать к железной арматуре первой платформы.

Как только платформа лежала строго горизонтально, она была прикреплена к наклонным опорам, а подъемники были удалены. Затем строительство продолжилось уже на самой башне. Работа продвигалась медленно, но непрерывно. Она вызывала у парижан, видевших растущую в небо башню, удивление и восхищение. 31 марта 1889 года, меньше чем 26 месяцев после начала рытья котлованов, Эйфель смог пригласить нескольких более-менее физически крепких чиновников к первому подъему на 1 710 ступеней.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах


×
×
  • Создать...