Перейти к публикации
Форум - Замок

Знаменитые еврейки


Рекомендованные сообщения

Алиса Герц


Это история любви матери к ребенку и пианистки – к музыке. Это история о том, что может сохранить жизнь в условиях ада.

Опубликованное фото


Алиса Герц и ее сестра-близнец Марианна родилась 26 ноября 1903 г. в Праге в еврейской семье. Их родители София и Фридрих Герц, владельцы фабрики по производству весов и разновесов к ним, воспитывали детей в просвещенной либеральной атмосфере. За время Первой мировой войны Фридрих Герц потерял значительную часть своего состояния, но детей продолжали учить.

Герцы дружили с родителями Густава Малера. По воскресеньям в их доме собирался литературный «кружок четырех»: Франц Кафка; его лучший друг Феликс Велтш – журналист, писатель, философ; слепой писатель Оскар Баум, а также писатель и критик Макс Брод. Кафка постоянно опаздывал и всегда извинялся. Он извинялся и за то, что появился на этот свет, словно чувствовал, что не совсем подходит ко всему, что происходит вокруг. Друзья обсуждали последние новости политической жизни и читали друг другу то, что написали за неделю. Алисе иногда разрешали присутствовать при чтении. Она также была знакома с Францем Верфелем, который в одном из своих романов написал: «Надо простить человечеству все его грехи, если на свет появляется Бетховен». По мнению Алисы, он прав.

Любовь к музыке проявилась у Алисы в раннем детстве, и в пять лет она начала регулярно заниматься ею. Она не просто играла – она работала, как одержимая. Ей хотелось стать музыкантом. В 16 лет Алиса Герц стала самой младшей ученицей в Немецкой музыкальной академии в Праге. Среди ее учителей была и внучка Франца Листа. Алиса подавала большие надежды. Она играла перед великим Артуром Шнабелем, надеясь получить у него несколько уроков. Но Шнабель отказал, сочтя ее технику безупречной. Уже через несколько лет имя юной пианистки стало известным в Праге, а с конца 1920-х – начала 1930-х и в Европе. Она завоевывала различные премии на музыкальных конкурсах. Критик Макс Брод восхвалял в прессе талант Алисы, которая стала прототипом главной героини его романа – учительницы музыки.

В 1931 г. Алиса Герц вышла замуж за скрипача Леопольда Зоммера. В 1937 г. у них родился сын Штефан. Сразу же после того, как в марте 1939 г. в Чехию вошли немецкие войска, начались гонения на евреев. Некоторые знакомые и друзья Алисы, а также ее сестра с мужем и Макс Брод сумели 14 марта 1939 г. покинуть Прагу с последним поездом. Алисе и ее мужу было запрещено выступать с концертами. Но в Праге, как и в других городах, оккупированных нацистами, появились так называемые домашние концерты. В частности, их организовывала Эдит Крауз, тоже пианистка, друг семьи Герц-Зоммер. Когда же евреям было запрещено под страхом ареста появляться на улицах после 20.00, концерты стали устраивать пораньше и лишь для соседей.

Алиса зарабатывала на жизнь уроками музыки. Правда, евреям не разрешалось давать уроки неевреям, но ученики, несмотря на запрет, приходили.
Евреям запретили ездить на трамвае, гулять в парке... Еврейскому населению Праги приходилось гулять с детьми на кладбище. Купить продукты было почти негде.

В 1942 г. 72-летняя больная мать Алисы была депортирована. Сама она, великая оптимистка, впала в депрессию и бесцельно бегала по улицам до тех пор, пока однажды внутренний голос не сказал ей: «Никто не может тебе помочь. Надейся только на себя. Играй 24 этюда Шопена, они спасут твою жизнь». Конечно же, внутренний голос мог бы выбрать что-нибудь полегче. Эти 24 этюда повышенной сложности пугают даже самых гениальных исполнителей, опасающихся «вывихнуть пальцы». Алиса побежала домой. Долгие часы она сидела за роялем и играла, играла... Эти этюды требуют от исполнителя повышенных знаний и безукоризненной техники. Это словно «Фауст» Гёте или «Гамлет» Шекспира. Алиса сумела довести исполнение до автоматизма, добиться великолепного звучания и безупречной техники. Для этого ей понадобилось чуть больше года. Алиса была готова продемонстрировать, что можно быть свободной, даже находясь в аду.

До прихода немцев в Богемии и Моравии проживали 88 тыс. евреев. С июня 1940 г. Терезин, крепость XVIII в., была превращена в тюрьму, а затем – в сборный и транзитный лагерь для евреев. После Ванзейской конференции туда же начали свозить пожилых евреев из Германии и других европейских стран, пообещав им жилье, питание, уход и медицинское обслуживание, но в итоге лишь обобрав их и ничего не дав взамен. Всего было депортировано 153 тыс. человек. В конце 1941 г. национал-социалистическая пропаганда назвала Терезиенштадт «образцовым еврейским поселением».

По прибытии в лагерь сразу же начинался отбор. Куда: в крепость или в гетто? Пометка RU («Rückkehr unerwünscht») значила: на уничтожение. Роль концентрационного лагеря Терезиенштадт в период с 1941 по 1945 г. тесно связана с «окончательным решением еврейского вопроса». В ноябре 1941 г. туда прибыли первые чешские евреи, среди них – студент Мирослав Карни, переживший ужасы и рассказавший всю правду об этом лагере.

В 1943 г. семья Алисы была депортирована в Терезиенштадт. Бетховен, Брамс, Бах и, конечно, Шопен отправлялись с ней в лагерь – каждая их нота, хранившаяся в памяти. За день до депортации немец-нацист Герман, живший этажом выше, пришел попрощаться. Передал печенье, поблагодарил за прекрасную музыку, которой он наслаждался, пожелал счастья и скорейшего возвращения домой. В тот же день чешские «друзья» начали забирать вещи из их квартиры: «этим», мол, они всё равно не понадобятся. По словам Алисы, «для них мы были уже мертвы».

Семью Герц-Зоммер вместе с другими пражскими евреями три дня продержали в большом зале, где на полу валялись матрасы. По улице постоянно маршировали немецкие солдаты. Уже тогда Алиса поняла, что их ожидает. Она с мужем и шестилетним сыном оказалась в концлагере. Гетто в лагере формально управлялось собранием старейшин из евреев, но на самом деле всем руководил комендант лагеря. Охрана состояла из 20 солдат СС и 100 чешских жандармов, которые первыми известили мир о массовом уничтожении, прилагая фотографии, которые тайком сделал охранник Карел Салаба. Эти снимки уже в 1942 г. появились в швейцарской газете.

Смертность в лагере была очень высокой, особенно осенью 1942 г., когда умирало до 100 человек в день. Всех их сбрасывали в общую могилу. Это проделывалось ночью, чтобы не вызвать панику у основной массы. В конце 1942 г. руководство лагеря заказало фирме Ignis Hüttenbau строительство крематориев. Были возведены четыре печи, которые топились днем и ночью. 18 человек, которые их обслуживали, разыскивали в пепле золото и передавали его в комендатуру. Алиса и ее лучшая подруга Эдит Крауз маленькими ножичками расслаивали большие куски слюды на тонкие пластины, которые затем вставлялись в окна печей. Если работа была выполнена недостаточно аккуратно, можно было получить пулю в лоб.
В октябре 1943 г. в Терезин были депортированы 476 евреев из Дании. Туда же собирались отправить и остальных, но датчане спасли их, спрятав или отправив в Швейцарию.

Тех же, кто оказался в Терезине, Дания поддерживала, так что нацистам пришлось сделать лагерь образцово-показательным, с «нормальными» условиями для жизни. Это оказалось на руку нацистам, пытавшимся скрыть свои преступления. Лагерь готовили к посещению сотрудниками Международного Комитета Красного Креста (МККК). Среди обитателей лагеря было немало композиторов, режиссеров, актеров, музыкантов, писателей, художников, которым было разрешено проводить «культурные мероприятия». На время инспекции МККК были открыты кафе, магазины, бани, 3–4 раза в день проходили концерты. Всё это – чтобы показать, как хорошо живется евреям в концлагере.

Великолепная пианистка Алиса Герц-Зоммер должна была участвовать в этом пропагандистском фарсе. Нацисты принуждали евреев выступать во время посещения МККК. В программе были произведения Бетховена, Баха и 24 этюда Шопена. Композитор Ханс Краза написал музыку для детской оперы «Брундибар», а режиссер Курт Геррон, известный по фильмам с участием Хайнца Рюмана, поставил ее. Сын Алисы также участвовал в этой опере. Немцы сняли об этом фильм. По окончании съемок актеры и режиссер были дерортированы в Аушвиц, где погибли. Этот фильм был впервые показан в Праге в мае 1945 г.

Музыканты давали по несколько концертов в день: вечер песен, камерная музыка, «Реквием» Верди, «Проданная невеста» Сметаны, немецкий и чешский репертуар. И всё это без партитур, наизусть. Музыка спасла Алисе жизнь. После освобождения у нее спрашивали, как она выдержала весь этот ужас. Алиса отвечала: «Музыка – волшебница. Она уносит человека на остров, где есть только покой, природа и любовь. Концерты проходили в зале на 150 мест. Старые, больные, голодные, отчаявшиеся, люди жили музыкой. Музыка была их пищей. Они бы уже давно умерли, если бы не эти концерты. Мы, музыканты, тоже».

Концерты посещали как бонзы СС, так и простые солдаты. Иногда – сразу после селекции, в ходе которой они решали, кому дать еще немного пожить, а кто должен умереть. После столь «напряженного труда» музыка должна была отвлечь их от «грустных мыслей». Немцы подходили к Алисе и хвалили ее. («Они хотели показать мне, что они тоже любители искусства, а не только убийцы».) Когда составлялись списки на уничтожение, имени Алисы Герц в них не было. А вот имя ее мужа Леопольда Зоммера в конце сентября 1944 г. оказалось в списке на отправку в Аушвиц, оттуда – в Бухенвальд, потом – в Флоссенбург и Дахау, где он умер от тифа незадолго до освобождения. Всё, что у Алисы осталось от мужа, это ложка, которую он хранил до самого конца и которую один из заключенных передал ей после освобождения.

«Можете вы мне объяснить, что все от меня хотят? – спрашивает эта миниатюрная дама. – У меня были люди с радио, телевидения и даже журналист из Vogue. Весь мир интересуется мною». Она стоит в гостинной между софой и роялем, как олицетворение загадочности. В ее квартирке – всё только необходимое: телевизор, магнитофон с колонками, словари, книги, компакт-диски. На столе – две пары очков. На стене – фотографии сына. Эта хрупкая женщина всё еще не понимает, чем вызван ажиотаж вокруг ее персоны. Она ведь самая обыкновенная старая леди. И всё же она особенная – пережившая две диктатуры. Уже нет в живых никого из тех, кто музицировал вместе с ней в концлагере Терезин.

Никто, кроме нее, не играл там, в аду, по памяти 24 этюда Шопена. Она – последняя жительница Праги, которую няньчил Франц Кафка. Алисе и ее сестре было по восемь лет, когда Кафка, держа их за руки, ходил с ними гулять в парк Стромовка. Когда она это вспоминает, ее лицо искриться и молодеет: «У него были большие, красивые черные глаза». Алиса Герц-Зоммер считает, что муж спас жизнь ей и их сыну. Вечером за день до отправки транспорта с мужчинами, зная, что он в списке, Леопольд Зоммер взял с жены слово, что она не последует за ним добровольно, не поддастся на провокацию. Те, кто на это согласился, никогда больше не увидели своих мужей и почти все были уничтожены.

8 мая 1945 г. Красная армия освободила концлагерь Терезин. Но освобожденным евреям еще предстояло немало испытаний. О радостном возвращении домой не могло быть и речи. Прага не была прежней. Немецко-еврейское население, пережившее концлагерь, при получении чехословацких документов подвергалось унизительной процедуре подтверждения их принадлежности к народу Чехии. Особенно сложно было доказать это тем, кто в ходе переписи населения 1930 г. записался немцем – их просто выдворяли в страну убийц. Антисемитизм процветал. Выдержав в подобной атмосфере лишь четыре года, Алиса Герц-Зоммер переехала с сыном в Израиль, где жила ее сестра и кое-кто из друзей, которым удалось спастись в начале 1930-х. Более 30 лет прожила она в Израиле, выучила иврит, подружилась как с евреями, так и с арабами и преподавала музыку всем, кто к ней обращался.

Алиса Герц-Зоммер работала в Иерусалимской консерватории и была членом оргкомитета Музыкальной академии. В 1986 г. она переехала к сыну в Лондон. На вопрос о родине, о самоиденцификации Алиса: «Моя религия – музыка, моя родина – музыка и идентичность – тоже музыка. Музыка – это Бог». Ее сын Штефан, переживший вместе с матерью ад концлагеря, после переезда в Израиль сменил имя на Рафаэль. Он стал виолончелистом-виртуозом, дирижером и членом трио «Соломон». В 1995 г. он поставил оперу «Брундибар», в которой ребенком участвовал в Терезине. Опера с большим успехом исполнялась в Берлине, Варшаве и Праге. В 2001 г. Рафаэль Зоммер скоропостижно скончался во время концертного турне по Израилю.

Алиса Герц-Зоммер осталась одна, но не одинока. Она продолжает играть. «Как вам удалось до глубокой старости остаться в форме?» – спрашивают ее. «В детстве нас, детей, воспитывали по-спартански, – отвечает Алиса. – Каждое утро мы обливались холодной водой. Это нас закалило. А еще – хорошие гены». Но всё же ее указательные пальцы не хотят больше слушаться, и поэтому Алисе пришлось изобрести систему игры восемью пальцами. До ста лет она еще помнила весь свой прежний репертуар наизусть. Каждый день она играет по 2–3 часа, разучивая всё новые и новые произведения Дебюсси, Пуленса, Равеля.

Раз в неделю мясник приносит Алисе разделанную на семь частей курицу, и она варит бульон в большой кастрюле. Бульона хватает как раз на неделю. Перед едой Алиса кладет в него разные овощи. И так уже 30 лет. Больше ей ничего не надо. Еду не следует переоценивать. Духовная пища важнее.
Прожив, как утверждает сама Алиса, тяжелую, но счастливую жизнь, она не утратила чувства юмора, интереса к жизни и любопытства. По ее мнению, в каждом человеке скрыто что-то хорошее и благородное, но без компромиссов жизнь невозможна. Если умеешь делать что-то хорошо – значит, жизнь прожита недаром. «Если перестанем удивляться, перестанем жить, – утверждает она. – Совершать ошибки – значит, учиться. Музыка приведет нас в рай. Жизнь полна чудес. Каждый день в жизни красив. Я родилась с чувством оптимизма, а если ты оптимист, не жалуешься, веришь только в добро, тогда все тебя любят. Только в старости понимаешь, как прекрасна жизнь».

26 ноября 2010 г. Алиса Герц-Зоммер отметила 107-й день рождения. Мелиса Мюллер и Райнхарт Пишоки посвятили ей книгу «Райский сад среди ада». Друзья устроили для Алисы концерт. Ее пришла поздравить Анита Ласкер-Вальфиш, виолончелистка из женского оркестра концлагеря Аушвиц, также выжившая только благодаря музыке. Алиса была счастлива. Надо радоваться жизни!

Автор: Нина РАЗРАН
Источник: http://www.liveinternet.ru/users/liebkind37/post307216435/
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • Ответы 774
  • Создано
  • Последний ответ

Лучшие авторы в этой теме

Лучшие авторы в этой теме

Опубликованные изображения

Беата Кюнцель


Беата Августа Кюнцель родилась 13 февраля 1939 г. в Берлине. Ее отец был служащим страховой компании, мать – домохозяйкой. Отец нацистом не был, но и в движении Сопротивления не участвовал. После войны ни дома, ни в школе предпочитали не говорить о прошлом. За год до получения аттестата зрелости Беата решила перейти в коммерческую школу, по окончании которой стала работать секретарем. Уж очень ей хотелось быть финансово независимой. Работа ей не нравилась, было скучно, и в 1960 г. девушка она отправилась по программе Au-pair в Париж, где собиралась проработать всего лишь год. Там Беата намеревалась осуществить свою романтическую мечту: жить в Париже и быть свободной. Проработав год прислугой, она устроилась секретарем в Германско-французское общество, организованное Шарлем де Голлем и Конрадом Аденауэром. В это время она издала небольшой справочник о социальных проблемах немок, работающих в Париже в качестве Au-pair.

Опубликованное фото


Встреча, изменившая жизнь

Однажды майским полднем на станции метро Port de Saint Cloud к Беате обратился молодой человек: «Вы англичанка?» А в ответ – с типичным немецким акцентом, который она не утратила до сих пор: «Нет, я немка». Они договорились о встрече, пошли в кино, где шел фильм «По воскресеньям... никогда». Через три года после этого знакомства молодые люди поженились. И год, который Беата собиралась провести во Франции, длится до сих пор.

Серж, так звали молодого человека, учился в Сорбонне, занимался историей и политологией. Он родился в 1935 г. в Бухаресте в семье румынских евреев Раисы и Арно Кларсфельд. Борцом за разоблачение нацистских преступников Беата стала именно после того, как познакомилась с историей этой семьи. Отец Сержа был задержан в 1943 г. подручными Алоиса Бруннера. Когда раздался стук в дверь, отец спрятал жену и детей за шкаф. Сам же он же был арестован и больше домой не вернулся: его отправили в Аушвиц, где он и погиб. Узнав от свекрови историю семьи Кларсфельд, Беата была очень взволнована. Прежде ей никогда не приходилось встречаться с чем-то подобным. Серж стал большой любовью Беаты и ее наставником.

Он успешно закончил университет и защитил докторскую диссертацию. Супруг постоянно просвещал Беату политически. Он открыл ей глаза на то, что происходило в Европе с 1933 по 1945 г. От него Беата впервые услышала о Хансе и Софи Шоль – создателях подпольной антифашистской группы «Белая роза». Мужество этих молодых немцев поразило ее: «Как немка, я чувствовала морально-историческую ответственность за содеянное в эти годы». Нет, Беата не чувствовала себя виновной в злодеяниях национал-социализма. «Речь идет не о мести, – повторяла она, – а о правосудии». Не зря же приговоренная к смерти Софи Шоль сказала, что после войны все сделают вид, будто ничего не происходило и никто ничего не знал. Все вывернут свои жилетки наизнанку, на белую сторону. Так оно и было. В Кельне можно было в трамвае встретить бывшего шефа гестапо.

«Нацист, в отставку!»

В 1967 г. Беата Кларсфельд начала кампанию против Курта-Георга Кизингера, который как раз был избран канцлером ФРГ. Кизингер вступил в НСДАП в 1933 г. и был ей верен до окончания войны. Он работал в Министерстве иностранных дел, где дослужился до должности заместителя заведующего отделом радиопропаганды. Ему оказывал поддержку сам Геббельс. После окончания войны Кизингер был интернирован американцами, провел в лагере 18 месяцев, а затем вышел на свободу. В 1948 г. он вступил в ХДС, а уже через год был депутатом Бундестага. Блестящий оратор импонировал депутатам.
Беата Кларсфельд опубликовала заметку под названием «Два лица Германии», а затем еще две статьи во французской газете «Борьба» (Combat).

Правительство ФРГ отреагировало незамедлительно: Беата была уволена из Германско-французского общества. Она вспоминала: «У меня был выбор – извиниться и остаться или уйти». Вместо извинений Кларсфельд написала серию статей «Правда о Курте-Георге Кизингере». Пресса молчала. Тогда Беата решила выдвинуть свою кандидатуру в Бундестаг от леворадикальной партии Aktion Demokratischer Fortschritt. Единственная цель, которую она преследовала при этом, – выступить против Кизингера на очередном предвыборном мероприятии, обратить внимание общественности на нацистское прошлое канцлера.

На избирательном собрании в Бонне во время выступления Кизингера она выкрикнула: «Нацист, в отставку!» Канцлер прервал свою речь, охрана набросилась на Беату и вывела из зала. Хотя некоторые газеты и написали о происшествии, но это не вызвало никаких дебатов о роли Кизингера во время Третьего рейха. Тогда Беата решилась на новый шаг. 7 ноября 1968 г., использовав поддельное журналистское удостоверение, она смогла попасть на съезд ХДС, проходивший в международном конгресс-центре в Берлине. Проникнув незамеченной на трибуну президиума, Кларсфельд, дождавшись, когда там появится Кизингер, обозвала его нацистом и залепила канцлеру пощечину. Тот, не сказав ни слова, ушел с трибуны. Беата была арестована и приговорена к двум годам лишения свободы. Однако ее адвокат Хорст Малер – тот самый, который сегодня является отъявленным неонацистом, – добился смягчения приговора до четырех месяцев условно.

Было ли Беате когда-либо стыдно за свое столь резкое выступление против Кизингера? «Нет, он никогда не выражал сожаления о своем нацистском прошлом», – говорит она. Генрих Бёлль поздравил Беату и прислал ей в знак восхищения 50 красных роз. Гюнтер Грасс осудил Бёлля, считая, что не следует отмечать цветами такой поступок. Тогда Бёлль прислал Кларсфельд еще один букет. А 28 сентября 1969 г. Кизингер вынужден был уступить свой пост социал-демократу Вилли Брандту. Адрес офиса Кларсфельдов занесен в телефонную книгу, но на входе в дом в центре Парижа по улице la Boétie их имя не указано. Кларсфельды – известная фамилия во Франции: Серж и Беата Кларсфельд – «охотники за нацистами», их сын Арно-Давид – адвокат Ассоциации сыновей и дочерей депортированных евреев Франции, основанной его родителями.

Узкий старый лифт со скрипом медленно поднимается на пятый этаж. Здесь находится офис Кларсфельдов. Открывается дверь. Навстречу с лаем мчится общая любимица – бежевый пудель Мона. Две кошки внимательно рассматривают посетителей. В огромной 300-метровой квартире царит уютный хаос. Повсюду шкафы с папками: «Бруннер – СС, сотрудник Адольфа Эйхмана», «Морис Папон – нацистский коллаборационист», «Клаус Барбье – „Лионский мясник“» и т. п. Вокруг многочисленные картонные коробки с книгами и журналами, которые издает семья Кларсфельд. Среди них можно найти «Историю PG 2633930 Kiesinger», которая вышла в свет перед пересмотром дела Беаты в суде. Эта книга содержит подробное объяснение знаменитой пощечины, которое пресса упустила из виду. Тогда поступок Беаты Кларсфельд по-разному оценили в Германии и во Франции. Некоторые немецкие газеты называли ее «осквернительницей родного гнезда», но в зарубежной прессе появились статьи, в которых говорилось о том, что есть немцы, борющиеся против замалчивания недавней истории и даже протестующие против того, что бывшие национал-социалисты занимают высокие посты в министерствах ФРГ.

«Банда Кларсфельдов»

В 1979 г. Кларсфельды учредили Beate Klarsfeld Foundation в Нью-Йорке и Ассоциацию сыновей и дочерей депортированных евреев Франции – в Париже. Этим организациям Серж и Беата посвятили свою жизнь. В их книгах – нескончаемый список жертв гонений и преследований, имена, годы рождения, последний адрес, название промежуточного лагеря и номер депортационного конвоя. «Мой муж был первым, кто ездил вдоль и поперек Франции и разыскивал архивы. Вначале невозможно было даже предположить, сколько евреев было депортировано», – говорит Беата. Вместе с мужем они видят свою задачу в том, чтобы не дать забыть имена жертв и не позволить скрыться убийцам. Их девиз: не месть, но правосудие.

В 1970 г. Беата Кларсфельд разыскала документы, изобличающие участие в депортации французских евреев члена Свободной демократической партии Эрнста Ахенбаха. С 1940 по 1943 г. он возглавлял политический отдел германского посольства в Париже и нес личную ответственность за депортацию в лагеря уничтожения 2000 евреев. Лишь в 1976 г. Беате удалось не допустить назначения Ахенбаха на пост представителя ФРГ при Европейском Сообществе.

В 1971 г. Кларсфельды предприняли попытку похитить Курта Лишку. В 1938 г. он отвечал за первые аресты кёльнских евреев после «Хрустальной ночи», с января по октябрь 1940 г. возглавлял гестапо в Кёльне, а с ноября 1940 г. до сентября 1943 г. – в Париже. Он «позаботился» о депортации в Аушвиц 76 тыс. евреев, за что был в 1950 г. заочно приговорен французской юстицией к пожизненному заключению. Но в ФРГ Лишка чувствовал себя так вольготно, что даже не изменил ни имени, ни адреса. Он знал, что в ФРГ ему ничто не грозит, поскольку германский закон запрещает повторное привлечение к суду за одно и то же преступление. Многие заочно осужденные французским судом нацистские преступники избежали наказания. Поэтому Кларсфельды и решили похитить Курта Лишку, отвезти его во Францию и предать в руки правосудия.

Ранним утром 22 марта 1971 г. «банда Кларсфельдов», как впоследствии называли их в прессе, – Серж, Беата и еще трое их единомышленников – подкарауливала Лишке возле его дома в Кёльне. Погода была отвратительная: было холодно, моросил дождь. Беата точно знала распорядок дня Лишки. В 7.25 он, как обычно, вышел из дома, чтобы поехать на работу на трамвае. Работал он у своего хорошего знакомого – оптового торговца зерном. На улице в этот час оказалось много людей, поэтому операцию было решено отложить. В 13.25, когда Лишка вернулся домой, на него напали, схватили, но не рассчитали силы: двухметровый верзила сопротивлялся, кричал и звал на помощь, пока ему на подмогу не поспешил оказавшийся неподалеку полицейский.

«Банде» едва удалось скрыться. Кларсфельды надеялись, что сообщение об их попытке появится в печати, и тогда можно будет начать кампанию. Но в газетах не было ни слова. Тогда Беата из Парижа проинформировала германские СМИ, пообещав поступать таким же образом и с другими военными преступниками. В ответ кёльнский суд распорядился об аресте Беаты и Сержа Кларсфельдов. 1 апреля 1971 г. Беата в одежде узника концлагеря появилась в кёльнской прокуратуре и передала досье Лишки. «Если вы не арестуете Лишку, то должны будете арестовать меня», – заявила Беата. И действительно, ее посадили на две недели в следственный изолятор.

В 1971 г. между Францией и ФРГ было подписано соглашение о повторном привлечении к суду немецких военных преступников, осужденных во Франции. Бундестаг ратифицировал это соглашение лишь в 1976 г. после упорной борьбы Кларсфельдов. Беата Кларсфельд регулярно ездила в ФРГ с пережившими Шоа и выступала против Лишки, который оставался на свободе. Серж Кларсфельд представил прокуратуре отчет «Окончательное решение еврейского вопроса», датированный февралем 1943 г. и подписанный Лишкой, где значилось: «Французская полиция произвела по моему приказу мероприятия по аресту 2000 евреев». В итоге 23 октября 1979 г. в Кёльне начался судебный процесс против Лишки, Герберта Хагена и Эрнста Хайнрихзона. 11 февраля 1980 г. все трое были осуждены к различным срокам тюремного заключения. А весной 2010 г. в Кёльне появилась мемориальная доска с надписью: «11 февраля 1980 г. в этом зале Курт Лишка, Герберт Хаген и Эрнст Хайнрихзон были приговорены к длительным срокам тюремного заключения». Для Беаты эта доска – запоздалое вознаграждение. Без ее борьбы, начатой в 1970 г., шеф гестапо Курт Лишка так и не был бы привлечен к ответственности.

«Мы чего-то достигли»

Одним из самых крупных своих успехов Беата Кларсфельд считает осуждение Клауса Барбье, возглавлявшего гестапо Лиона с ноября 1942 г. по август 1944 г. Того самого, которого прозвали Лионским мясником. В 1951 г. он под именем Клауса Альтмана скрылся в Боливии, где стал советником диктатора Хуго Банцера Суареса. Во Франции Барбье судили и трижды – 16 мая 1947 г., 28 ноября 1952 г. и 25 ноября 1954 г. – заочно приговорили к смерти. В 1972 г. Беата разыскала Барбье в Ла-Пасе и приковала себя цепями возле его дома. С помощью Режи Дюбре, сподвижника Че Гевары, ей удалось в 1983 г. уговорить Франсуа Миттерана способствовать высылке Барбье во Францию. Процесс против него начался 11 мая и завершился 4 июля 1987 г. приговором к пожизненному заключению за преступления против человечности.

Однажды, вернувшись домой, Беата обнаружила на автоответчике следующую запись: «Мадам Кларсфельд, я очень хотела бы с вами поговорить. То, что вы делаете, действительно замечательно!» Голос говорившего трудно было с кем-либо спутать – это была Марлен Дитрих. Эти две женщины восхищались друг другом и до конца жизни знаменитой актрисы поддерживали постоянный контакт. Дитрих писала письма на неизменной голубой бумаге, которые Беата бережно хранит. Беата всегда стремилась к тому, чтобы каждое ее выступление было действенным. Перед каждым выступлением она старалась привлечь к своим действиям общественное внимание. Самыми опасными своими акциями Беата считает демонстрации против антисемитизма, прошедшие в 1970-е гг. в Польше и Чехословакии, а также демонстрации против исчезновения людей в Аргентине в 1977 г. Всегда ли ее действия были легитимными?

Можно ли считать таковыми похищение Лишки, демонстрацию перед его бюро с выбиванием окон, рисование свастики на его доме? Конечно, нет. Но всё же Кларсфельды пошли на это, поскольку законные методы не помогали. На стене в квартире Кларсфельдов, рядом с окном, выходящим на Елисейский дворец, висит грамота: «Беата Кунцель (в замужестве Кларсфельд), родившаяся 13 февраля 1939 г. в Берлине, награждена орденом Почетного легиона». Тогда и Серж Кларсфельд получил такой же орден. Это было в 1984 г., во время правления Франсуа Миттерана.

А в 2007 г. Николя Саркози произвел Беату Кларсфельд в офицеры ордена Почетного легиона. Этот орден – высшая награда Франции, присуждаемая президентом Республики за военные или гражданские заслуги. А вот из Германии – ни слова о заслугах Беаты Кларсфельд. Разве что Йошка Фишер дважды поздравлял ее с днем рождения, да «зеленые» и «левые» в 2009 г. безуспешно выдвигали ее кандидатуру для награждения крестом «За заслуги перед Федеративной Республикой Германия».
В 1991 г. Беата начинает борьбу за выдачу правосудию проживающего в Сирии заместителя Эйхмана Алоиса Бруннера, который повинен в смерти 130 тыс. евреев. Благодаря ее стараниям Бруннер в 2001 г. был заочно приговорен к пожизненному заключению.

Несколько раз на жизнь Кларсфельдов совершались покушения: подкладывали бомбу в посылку, взорвали машину. Но это их не запугало. Борьба продолжается. Стараниями Кларсфельдов были собраны имена 80 тыс. жертв и фотографии 11 400 детей, депортированных в 1942–1944 гг., и создан памятник жертвам. Французская железная дорога приветствовала предложение Кларсфельдов об организации выставок на вокзалах, откуда людей везли на смерть. В течение трех лет на 18 железнодорожных станциях проходила выставка «Еврейские дети, депортированные из Франции». А вот тогдашний шеф концерна Deutsche Bahn Хартмут Медорн отказался устроить такую выставку «из соображений безопасности», отправив ее в Нюрнберг, в Музей железной дороги. Понадобилось вмешательство министра путей сообщения ФРГ Вольфганга Тифензее, чтобы уговорить Медорна организовать собственную выставку «Роль Рейхсбана во Второй мировой войне. Спецпоезда смерти». С 23 января 2008 г. ее можно увидеть на некоторых вокзалах Германии.

«8 ноября 2009 г. в Мюнхене я получу премию имени Георга Эльсера за гражданское мужество», – как бы утешает сама себя Беата Кларсфельд. Георг Эльсер – борец Сопротивления, подложивший 8 ноября 1939 г. бомбу в мюнхенскую пивную, где должен был выступать Гитлер, был убит 9 апреля 1945 г. в концлагере Дахау. Вручение премии происходило в старой ратуше, в том самом зале, где национал-социалисты приняли решение о проведении «Хрустальной ночи». На торжественной церемонии известный журналист Гюнтер Вальраф произнес вдохновенную речь о Беате Кларсфельд и ее заслугах в борьбе за справедливость и против антисемитизма.

В этом году Беате Кларсфельд исполнился 71 год. Ее муж уже давно пенсионер. Довольны ли они прожитой жизнью? «Я довольна, – говорит Беата. – Приехав в 1960 г. в Париж как простая прислуга, могла ли я подумать, что два французских президента наградят меня высшими орденами, что Израиль представит мою кандидатуру на Нобелевскую премию мира, что в США мне будут оказаны почести? Мне – немке! У нас двое взрослых детей. Мы окружены любовью и уважением. Сегодня мы можем сказать, что мы чего-то достигли. Каждый по-своему».

Серж добавляет: «Я очень доволен. С детства меня интересовала история, и я сыграл определенную роль в раскрытии взаимоотношений между людьми. История „окончательного решения еврейского вопроса“ во Франции должна быть освещена по-новому. Я был в ней и действующим лицом, и историком». Часто на улице к Сержу и Беате подходят люди, пожимают им руки и благодарят. Эти простые люди, как и президенты, по достоинству оценивают работу Кларсфельдов. Беата и Серж являются частью современной истории. Что можно еще желать от жизни?

Автор: Нина РАЗРАН
Источник: http://www.evreyskaya.de/archive/artikel_1293.html
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Алина Ребель



"В моей семье национальные традиции отсутствовали. Бабушка с дедушкой иногда переходили на идиш, но в детстве я воспринимала это не как национальное, а как атрибут чего-то взрослого и таинственного. При этом всегда знала, что я — еврейка. Откуда и почему — понятия не имею. Ясное дело, что никто со мной никаких идеологических бесед не вел. Мама была (и остается) увлечена русской литературой, а воспитанные советской системой бабушка с дедушкой вообще старались «не говорить лишнего».

Опубликованное фото


В последнее время я все чаще спотыкаюсь вот о какой тезис: нет никакой национальности, есть гражданство и гражданская позиция. Остальное — домыслы закомплексованных идиотов, и ни в каких списках условных рефлексов не значится. Однако мне еще в детстве как минимум дважды удалось пережить момент национальной самоидентификации.

В первый раз это случилось, когда мне было лет пять. Мы играли во дворе с каким-то мальчишкой. И почему-то не в доктора.
— А ты кто по национальности? — вдруг спросил он.
— Я еврейка.
— Верейка?!
Помню, что поправлять и уточнять я не стала. Во-первых, потому, что еще и сама не была уверена в правильной расстановке букв в этом слове. Во-вторых, я вдруг почувствовала себя чем-то таким отдельным, иным, что даже произнести правильно очень сложно.

В моей семье не было особого еврейского воспитания. Мне не внушали, что надо выйти замуж только «за хорошего еврейского мальчика», традиции не соблюдались, мацу ели как нечто экзотическое, вперемежку с пасхальными куличами, а в синагоге я вообще впервые побывала лет в 13.
Второй эпизод произошел спустя несколько лет. Я уже училась в начальной школе, и наш класс повели в библиотеку заполнять читательскую карточку. Росла я в Советском Союзе, так что даже в этом не слишком важном документе была графа «национальность». Меня никто еще тогда не обижал «по национальному признаку» (все это будет позже), никто не говорил ничего плохого о том, кто я и почему «этим я» быть нехорошо. Но я почему-то в этой самой чертовой графе взяла и написала «украинка». С тех пор прошло уже очень много лет, но вот ту свою «украинку» в читательской карточке помню до сих пор. Со стыдом и покраснением до мочек ушей.

Повторюсь, в моей семье не было особого еврейского воспитания. Мне не внушали, что надо выйти замуж только «за хорошего еврейского мальчика», традиции не соблюдались, мацу ели как нечто экзотическое, вперемежку с пасхальными куличами, а в синагоге я вообще впервые побывала лет в 13. Главной же семейной религией были книги, занимавшие все свободное и не очень свободное пространство. И это были в основном собрания сочинений русских классиков. Которые я и штудировала все свое сознательное детство и менее сознательную юность. Для меня, вслед за мамой, пространство русской литературы стало уютным прибежищем, наполненным умными и печальными собеседниками, поисками Б-га (сами понимаете, которого) и несчастными любовями.

В это же время открывались границы, израильтяне организовывали на Украине первые лагеря для еврейских детей, где нас понемногу учили ивриту и традициям. А по дороге в эти лагеря наших вожатых лупили местные националисты, лупили и провожавших нас родителей. Я мало что запомнила из традиции и иврита, но почему-то у меня щемило сердце от песен, которые с нами разучивали.

Моя ближайшая подруга, мой самый надежный и нежный попутчик — совсем не еврейка. Такого уровня взаимопонимания и душевной близости, кажется, вообще не бывает. Но какой-то одной, большой и значимой частью мы все равно совсем разные.
Спустя почти двадцать лет я впервые поехала в Израиль и, гуляя по Нетании, услышала, как какой-то старичок поет эти самые песни, а под них неловко кружатся в вальсе бабушки и дедушки в орденах и медалях. Услышала и разрыдалась. Почему? Да потому, что я знала эти песни с детства и, впервые попав в Израиль, почувствовала себя на этой маленькой площади дома. И потому еще, что для того, чтобы кружиться в этом неловком вальсе, все эти бабушки и дедушки прошли ад, отголоски которого навсегда звучат в моем сердце. Потому же, почему каждый раз «поднимаясь» по автомобильной трассе в Иерусалим, я с трудом сдерживаю слезы. Потому же, почему каждый раз я вслушиваюсь в иврит так, как будто откуда-то его на самом деле знаю, а сейчас мучительно силюсь вспомнить.

Наверное, национальность — это не рефлекс, не результат воспитания и, уж конечно, не графа в паспорте. И она совершенно точно не важна при выборе друзей. Моя ближайшая подруга, мой самый надежный и нежный попутчик — совсем не еврейка. Такого уровня взаимопонимания и душевной близости, кажется, вообще не бывает. Но какой-то одной, большой и значимой частью мы все равно совсем разные. И, испытывая в этом смысле друг к другу взаимное любопытство (я с огромным интересом слушаю о том, как она ходит на причастие или исповедь, она расспрашивает, почему у меня Новый год осенью), мы остаемся каждая в этом своем, ином, разном мире. Я пишу книги о евреях в России и по нескольку раз в год езжу в Израиль. Она ходит в церковь, растит двух нежно любимых мной сыновей и отпускает остроумные комментарии по поводу моих колонок на еврейском сайте.

И даже если национальности нет, а есть только гражданство и гражданская позиция, то, видимо, мое еврейство — и есть мое гражданство, которое мне не пришлось выбирать, которое не мешает мне любить Достоевского и мою подругу, и о котором я еще многого не знаю. Но оно точно есть. И я надеюсь никогда больше его не предать..."

Автор о себе:

Мои бабушка и дедушка дома говорили на идиш, а я обижалась: «Говорите по-русски, я не понимаю!» До сих пор жалею, что идиш так и не выучила. Зато много лет спустя написала книгу «Евреи в России. Самые богатые и влиятельные», выпущенную издательством «Эксмо». В журналистике много лет — сначала было радио, затем — печатные и онлайн-издания всех видов и форматов. Но все началось именно с еврейской темы: в университетские годы изучала образ «чужого» — еврея — в английской литературе. Поэтому о том, как мы воспринимаем себя и как они воспринимают нас, знаю почти все. И не только на собственной шкуре.

Источник: http://www.jewish.ru/columnists/2013/11/news994322025.php
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 2 недели спустя...

Рутка Ласкер


Эту девочку журналисты сразу же нарекли польской Анной Франк. Подобное сравнение не удивительно: сходство их судеб просто поразительно: обеим было по 14 лет, обе погибли в нацистских конц­лагерях, каждая — вместе с матерью; у обеих в живых остались отцы, у обеих сегодня живы их более поздние сводные сестры. И, наконец, главное сходство — обе оставили свои дневники, удивительные по содержанию, по трезвости оценки жизни в гетто и по философским рассуждениям о жизни и смерти. Дневники, представляющие собой своеобразные послания человечеству. Подобные дневники вели и многие другие подростки, и их записи тоже изданы и являются неотделимой частью летописи Холокоста. Но дневники Анны Франк и Рутки Ласкер занимают в этой летописи особое место.

Опубликованное фото


Из воображаемого интервью с Руткой Ласкер (по материалам ее дневника)

— Рутка, расскажи, пожалуйста, как вам живется.

— Я не могу представить, что уже 1943 год — значит, уже четвертый год, как начался этот ад. Дни, похожие один на другой, просто летят. И каждый из них — такой же морозный и такой же ужасно тоскливый. (Это первая запись в дневнике, сделанная 19 января 1943 года. — С. Р.)

Вспоминаю 12 августа 1942 года, стадион еврейского спортклуба «Хакоах». Мы (отец, мама, брат и Рутка. — С. Р.) поднялись рано и уже в 5.30 направились на стадион. Тысячи людей шли в том же направлении. В 6.30 мы были на месте. Почти до 9 все были относительно спокойны. В это время я увидела, что за забором расположились солдаты с пулеметами, направленными в нашу сторону, — на случай, если кто-нибудь попытается уйти.

Было очень жарко. Люди страдали от жажды, но вокруг не было и капли воды. Кто-то падал в обморок, дети кричали. Одним словом, Судный день.

В 3 часа дня началась селекция: одних отправляли домой, других — на работу, третьих ожидала депортация, иными словами — смерть.

Нашу семью вызвали в 4 часа. Маму, папу и братика отправили домой, а меня направили на работу. Я просто остолбенела: это направление было даже хуже, чем депортация.

Между тем селекция продолжалась. Самое странное, что мы не плакали, ну, совсем не плакали! Мне трудно описать словами, что творилось на стадионе. Вдруг пошел дождь. Дети лежали на мокрой траве, полицейские били людей и даже стреляли в них.

Чуть не забыла добавить: я видела, как солдат оторвал от матери младенца (всего несколько месяцев) и ударом об электрический столб размозжил ему голову. И мать сошла с ума.

— А как ты спаслась ?

— Я просидела до часу ночи, а затем выскочила через окно и убежала. Мое сердце так колотилось, что казалось вот-вот выскочит. Когда я оказалась на улице, то столкнулась с кем-то в форме, я почувствовала, что больше не выдержу. Голова пошла кругом. Я была уверена, что он меня изобьет, но он, очевидно, был пьян и поэтому не увидел моей желтой звезды и отпустил. Скоро я была дома.

— Слушай, это же так страшно, а ты еще выходишь на улицу?

— Да, надо быть очень смелым, чтобы выходить из дома. Но что-то сломалось во мне. Когда я прохожу мимо немцев, во мне все сжимается. То ли от страха, то ли от ненависти. Я бы хотела их всех пытать, бить, душить... решительно и энергично.

— Послушай, Рутка, и ты не просила помощи у Б-га?

— Я записала в дневнике: «О мой Б-г! Послушай, Рутка, ты что, совсем сошла с ума? Ты обращалась к Б-гу так, будто он существует. Если бы Б-г был, он бы не допустил, чтобы живого человека кидали в топку, головы младенцев разбивали прикладами или их запихивали в мешок и умерщвляли в газовых камерах. На моих глазах старого человека избили до потери сознания только за то, что он неправильно перешел улицу. Это звучит как страшная сказка. Тот, кто этого не видел, никогда этому не поверит! Но это не моя выдумка, это все — правда!»

— Как в это тяжелое время строятся твои отношения с родителями?

— Ничего особенного. Все как обычно, кроме того, что мама часто расстраивается и кричит на меня из-за брата. Этот маленький интриган очень сладок и в то же время иногда бывает просто невыносим. Вообще отношения с мамой становятся все более сложными. Недавно она меня видела в компании друзей (Юмек, Метек и Мика) и все пыталась добиться от меня «отчета» об этой встрече. Она никак не может понять, что мне очень трудно открыться ей. Даже с подругой я не могу быть до конца открытой. Но все равно я еще сильнее люблю своих родителей, хотя иногда они бывают весьма придирчивы, и это очень обидно.

— Как ты проводишь время со своими друзьями?

— Вчера, например, ко мне пришла Мика. И мы отправились погулять. Она мне нравится. Отношения с Мулеком опять осложнились — ему кажется, что за ним следят. Я с ним об этом поговорю... Я также должна уладить отношения с Янеком. Я скажу ему, что если он хочет быть моим другом, он должен быть вовремя, иначе ...adios! Посмотрю-ка я на выражение его лица.

Кто-то сказал, что я постригла волосы, чтобы понравиться Янеку, и что для этого я даже надела шелковые чулки. Это сплошная ложь. Можно подумать, что он меня интересует.

— А как ты оцениваешь своих друзей? Вспомни, как ты писала об одном мальчике.

— Да, я писала, что он противный, что он один из тех, кто может убить тебя в белых перчатках. Что для него важны выглаженные брюки и красивые ножки девочек. Во всяком случае, он точно не коммунист.

— Кстати, как ты относишься к Янеку?

— Думаю, что я очень ему нравлюсь, но это для меня не имеет никакого значения. Как-то раз я спросила его, приятно ли целоваться. Он засмеялся и сказал, что ему это тоже интересно... Но я не позволю ему меня целовать. Я боюсь, что это расстроит что-то прекрасное, чистое.

— Что же было дальше?

— Немного спустя Янек проговорился — он хотел бы меня поцеловать. Я ответила: «Может быть» — и продолжила разговор. И еще я добавила: «Я бы, возможно, позволила себя поцеловать только тому, кого бы полюбила, а он мне безразличен».

— Рутка, но это не совсем так. Вот ты пишешь, что давно не видела Янека и признаешься, что соскучилась по нему. Значит, он все же тебе нравится?

— Очень трудно в себе разобраться. Я пытаюсь себя убедить, что не влюблена в Янека, а в то же время я скучаю по нему, а иногда даже страдаю, если давно не вижу его и не слышу его голоса. И сожалею, что бываю с ним так холодна.

— Ты даже написала об этом стихи... О Янеке... О первом поцелуе...

— Я делаю вид, что он мне безразличен, а в действительности мне трудно без него. И еще я решила позволить Янеку поцеловать меня. В конце концов, кто-то будет первым, кто поцелует меня, так пусть это будет Янек, он действительно мне нравится.

Что было вчера, то ушло,
Что было вчера.
Я осталась одна вечером на поле.
Мои тревоги внезапно исчезли.
Когда это было? Вчера?
Его губы поцеловали меня,
Поцеловали меня.


— Конечно, он тебе нравится, это же ему ты в дневнике объяснилась в любви (К сожалению, он, похоже, об этом так и не узнал. — С.Р.)

— «Да, Янек, я влюбилась в тебя, но я сделала одну непростительную ошибку — я влюбилась в тебя, когда ты ушел. Я верю, ты тоже любишь меня, но ты очень горд, чтобы вернуться. Это случилось в гостях у Юмека: ты сказал, что идешь ко мне, а Юмек вдруг заявил: «Не спеши, Рутка сказала, что она не очень довольна твоими визитами!» Ты побелел и был очень насуплен весь вечер. Янек, маленький глупыш, ты обязательно придешь ко мне. Р.»

— А что ты можешь сказать о себе? Кстати, ты недавно была у фотографа. Ты осталась довольна снимком?

— Обычно на фотографиях я получаюсь не очень хорошо. В жизни я очень даже красивая, привлекательная: высокая, со стройными ногами и очень тонкой талией. У меня длинная ладонь, большие черные глаза, густые брови и длинные ресницы, даже очень длинные. Черные, подстриженные коротко волосы, маленький курносый нос, красивое очертание губ и белоснежные зубы. Вот я и описала свой портрет.

Для его полноты я опишу еще мои духовные качества. Говорят, что я умная, образованная. Но бываю иногда взбалмошная.

— И в чем выражается твоя взбалмошность?

— Я, наверное, эксцентрична и, бывает, веду себя вызывающе — мне нравится говорить людям в глаза то, что я думаю о них, хотя это не рекомендуется делать публично. Иногда, когда я в плохом настроении, я открываю рот, чтобы кого-то ужалить, но я так поступаю редко, поскольку физические раны заживают быстро, а моральные продолжают долго кровоточить.

— А книжки ты любишь читать? Если да, то что ты сейчас читаешь?

— Я читаю прекрасную книжку «Юлиан Вероотступник» и еще Анджея Струга «Могила неизвестного солдата». Эти книги отражают мои мысли. Я хочу полностью погрузиться в хорошие философские книги, одна из которых полностью совпадает с моим настроением, — это «Голем» Густава Майринка. Мне нравится думать о жизни после смерти и о других непостижимостях.

— Что-то еще о себе хочешь сказать?

— Но это уже совсем по секрету: мне кажется, что во мне просыпается женщина. Вчера, когда я принимала душ и струи воды били по моему телу, мне захотелось, чтобы чьи-то руки касались меня... я не знаю, что это было. Я до этого никогда не испытывала таких ощущений.

— Рутка, почему ты сегодня такая грустная?

— Петля вокруг гетто становится все туже и туже. В следующем месяце мы будем в настоящем, окруженном стеной гетто. Летом будет невыносимо сидеть в этой серой замкнутой клетке. Я настолько переполнена жестокостями войны, что даже самые плохие вести не трогают меня. Мне просто не верится, что придет день, и я смогу выйти из дома без желтой звезды. И что эта война кончится... Если это случится, я сойду с ума от радости. Но, может быть, так и будет — окончится война, и не надо будет носить желтые звезды?

— Тебе потому так грустно, что ты что-то предчувствуешь?

— У меня такое чувство, что я пишу в последний раз. В городе проходят акции, и мне запрещено выходить из дому. Недавно каратели были в Чарнове (город неподалеку), и их вот-вот ожидают у нас: весь город затаил дыхание в предчувствии самого страшного. И хотя немцы на Восточном фронте отступают и это может быть свидетельством близкого конца войны, я очень боюсь, что с нами, евреями, покончат раньше. Это ужасно, это ад. Я пытаюсь удрать от этих мыслей, но они, как назойливые мухи, преследуют меня. Если бы я могла сказать: «Все. Все кончено» — и сразу умереть. Но несмотря на все жестокости и зверства, я хочу жить и встретить следующий день...

— Рутка, ты плачешь?

— Я спрашиваю себя: что случилось, Рутка? Ты не можешь с собой справиться? Это плохо. Ты должна собраться и перестать мочить слезами подушку. Почему ты плачешь? Точно, не из-за Янека. Тогда из-за чего? Наверное, из-за свободы! Я устала от этих серых домов и постоянного страха на лице у всех.

— Я понимаю, что ты, как и все евреи Бендзина, живешь в тени смерти, в постоянном ожидании депортации в Освенцим. И все же скажи: на что ты надеешься? На какое чудо? Куда уносят тебя твои фантазии?

— Я мечтаю оставить все позади и убежать прочь от всех и от Янека, Юмека, Метека, и даже от моего дома и от всей этой прогнившей серости. Расправить крылья и полететь высоко в дальнюю даль, лишь слышать ветер, бьющий мне в лицо, и ощущать его. Улететь туда, где нет гетто и нет этой страшной работы.

Последняя запись

24 апреля 1943 года Рутка сделала в своем дневнике последнюю запись:

«Город пуст. Почти все живут в Каменке (пригород Бендзина, в котором организовано огражденное стеной гетто. — С. Р.). По всей вероятности, на этой неделе переедем и мы. Целый день я хожу по комнате, мне нечего делать».

По приказу Гиммлера до полной ликвидации гетто оставались считаные недели — 1 августа 1943 года гетто в Бендзине перестало существовать! Почти 400 членов еврейской боевой организации сопротивления погибли в отчаянном сражении с нацистами. Все остальные, кто остался жив, за исключением 200 человек, были депортированы в Освенцим. Оставленным приказали убрать тела погибших, очистить гетто, а затем расправились и с ними...

Источник: http://www.liveinternet.ru/users/liebkind37/post309227790/
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Виктория Мочалова


Филолог-полонист, кандидат наук, заведующая Центром славяно-иудаики Института славяноведения Российской академии наук. Все эти строгие научные звания теряют свою неприступность после знакомства с ней. Тем более что знакомство состоялось на фоне впечатляющей панорамы Москвы — романтичное место эта Академия наук. И конечно, можно согласиться с тем, что врученная ей премия «Скрипач на крыше» принадлежит всему коллективу Центра научных работников и преподавателей иудаики в вузах «Сэфер». Но как только начинаешь с ней разговаривать, сразу становится интересно все и хочется тут же приступить к изучению этого всего.

Своей бодростью, энергией, смехом, остроумием она просто-таки толкает на совершение великих дел и открытий. Многие знают ее как мать Антона Носика, ее мужьями были писатель Борис Носик и художник Илья Кабаков. Но возможно, если бы не эта женщина, не было бы и этих известных имен. Занимаясь генеалогией своей семьи, она создала сайт семейств Керштейнов и Марголиных, благодаря которому ей удалось обнаружить в США более 900 родственников. Разговор с Викторией Валентиновной Мочаловой проходил в перерывах между докладами, во время очередной конференции Центра славяно-иудаики РАН.


Опубликованное фото


— Как вы относитесь к тому, что церемония вручения еврейской премии «Человек года», которая теперь переименована в «Скрипач на крыше», проводится в Кремле?

— Конечно, я к этому отношусь крайне негативно, потому что Кремль — это не нейтральное место, это место очень нагруженное в смысловом значении, и причем негативно. Там была резиденция людоеда и кровавого тирана, который именно там вынашивал все свои злодейские планы: убийство Михоэлса, расстрел членов Еврейского антифашистского комитета, процесс «врачей-отравителей», планы депортации еврейского населения — это все было там. И от этой злодейской ауры, атмосферы этого места вы не можете отделаться, она присутствует. Кроме того, мне это место кажется совершенно некошерным: там кругом христианские святыни, христианские храмы, кресты, там совершенно неуместно быть евреям. Дело не в том, что какие-то антисемиты могут чувствовать себя оскорбленными и в этом обвинять, хотя и это тоже.

— И очень в большой степени.

— Но я сейчас говорю немножко с другой стороны, с внутренней еврейской точки зрения. Я уж не говорю о том, что поскольку это Кремль, поскольку это «сердце нашей Родины», там очень сложная пропускная система: очереди, пропускные пункты, даже на билетах пишут, что начинают пропускать за 1 час 45 минут до начала. То есть лучше людям прийти за час сорок пять, потому что если они придут, как они приходят в нормальный театр, за 15-20 минут, они просто не попадут — ведь на билетах написано, что опоздавших в зал не впускают. То есть это даже для публики неудобно. Конечно, мне это совершенно не нравится, и я бы предпочла, чтобы это было какое-то нейтральное место. Например, Фестиваль Соломона Михоэлса проходил в Большом театре, театр — это нейтральное такое место. Либо нейтральное место, либо какое-то еврейское место, тот же самый МЕОЦ.

— Но он не сможет вместить столько народу.

— Да, я слышала такое соображение, что зал, который мог бы вместить шесть тысяч человек, очень трудно найти. Но бывают же какие-то «Лужники», стадионы... Можно найти такие места, с которыми меньше ассоциаций, и таких траурных, таких кровавых, как с этим местом. Разумеется, когда я говорю негативно о Кремле, я не имею в виду замечательную итальянскую архитектуру, прекрасные исторические памятники, эту архитектурную красоту.

— Атмосфера там все-таки особенная, не просто так Кремль был возведен именно на этом месте.

— Это, конечно, очень красиво, это исторически ценно. Но я сейчас говорю об этих наросших, напластовавшихся, навалившихся исторических ассоциациях, от которых все равно нельзя отделаться: Москва — Кремль — Сталин.

— Тогда почему вручают премию именно в Кремле? Это делается специально?

— Думаю, да, хотя мне трудно толковать мотивы организаторов. Может быть, это какие-то галутные комплексы: раньше нас гнали, преследовали — а сейчас мы в центровом месте. Но мне лично это кажется неуместным.

— Вы чувствуете себя «Человеком года»?

— Нет, конечно (смеется).

— Что для вас значит эта премия?

— Я была очень тронута и благодарна, но я считаю эту премию признанием достижений всей нашей ассоциации еврейских исследований, всех наших коллег, Центра «Сэфер» в целом, а я ее получила символически — просто как директор «Сэфера». Ничего подобного я в одиночку не смогла бы сделать, создать такой network, развивать такие успешные программы — мы же существуем уже двадцать лет!

— Расскажите, как был создан ваш проект?

— Это родилось в голове великого мечтателя — a dreamer. Это совершенно потрясающий человек — Ральф Гольдман, почетный вице-президент «Джойнта». Он был очень тесно связан и сотрудничал с Еврейским университетом в Иерусалиме. И там, в частности, есть такой International Center for University Teaching of Jewish Civilisation (Международный центр университетского преподавания еврейской цивилизации, МЦУПЕЦ — прим ред.), некогда его возглавлял Моше Дэвис, а в наше время — профессор Нехемия Левцион, да будет их память благословенна. Ральф Гольдман с Моше Дэвисом очень пеклись о еврейских исследованиях и образовании — во всем мире, и эту функцию выполнял International center. У них был центр в Иерусалиме, был филиал в Оксфорде — для Западной Европы, в Будапеште — для Восточной Европы, а для развалившегося Советского Союза, для всего этого огромного пространства, у них не было никакого центра.

А ведь эту деятельность надо было налаживать, координировать (лекции, студенты, университеты и т.д.) — то есть это огромная работа. К этому времени у нас уже открылись еврейские университеты в Петербурге, в Москве, в Киеве, и Еврейский университет в Иерусалиме нам очень помогал. Они нас собирали у себя, привозили, устраивали семинары, нам читались лекции, нас снабжали литературой по еврейской истории — в общем, они нас опекали. И вот во время одного из таких семинаров они нам сказали, что есть такая проблема: на всем постсоветском пространстве нет никакого центра, который бы всем этим занимался, подумайте, не хотите ли вы создать такой у себя. Для нас это было дело очень новое, совершенно непонятное, непривычное, мы же все — академические ученые, скорее кабинетного типа...

— Непонятно, что и как начинать.

— Да-да. Очень вдохновился этой идеей Американский еврейский объединенный распределительный комитет «Джойнт». Наши отцы-основатели — это Еврейский университет Иерусалима, МЦУПЕЦ (научная, академическая часть), и «Джойнт» — как организатор и финансист. И вот они предложили создать такую организацию. Дело-то, конечно, хорошее. Вы себе представьте: перестройка, все вдруг стало возможным...

— Надежды...

— Да, какие-то надежды. У нас открылись еврейские университеты, открылась замечательная программа Project Judaica в РГГУ — это тоже было совместное предприятие, понятно, что без помощи Запада мы тогда ничего не могли бы сделать. То есть было несколько высших учебных заведений, где были либо кафедры иудаики, либо, как это было в Петербурге и в Москве, целиком еврейские университеты. Мы знали, что существовала огромная богатая традиция еврейских исследований в дореволюционной России, и даже до сталинского периода, когда он все это перечеркнул, всех убил и закопал. Но до этого-то это существовало, здесь была высокая наука. Здесь выходила Еврейская энциклопедия, здесь работало Еврейское историко-этнографическое общество, здесь был Ан-ский, здесь был Гинзбург — тут было богатство. И потом вот такая цезура, такая хирургия — и все, и мертвая пустыня. Нельзя, конечно, так сказать, что была пустыня-пустыня...

— Все ведь ушло в подполье.

— Да, все было в подполье. Не было учреждений, не было институтов, но научную мысль нельзя остановить. Поэтому были квартирные семинары...

— Вы их посещали?

— Что-то я посещала. У Михаила Анатольевича Членова (сейчас он — председатель Академического совета «Сэфера»), например, были подпольные семинары, курсы иврита. Для меня лично активное посещение было довольно затруднительно (когда у вас маленький ребенок, когда вы не очень принадлежите себе, а при этом нужно учиться, нужно кончать аспирантуру). Но во всяком случае, был еврейский самиздат, и, например, «Тарбут», все это распространялось. Эта жизнь существовала, просто она была видна только нам — и кэгэбэшникам. Им казалось, что они все запретили, они всех расстреляли, все разрушили, и ничего не было.

— Но мысль не убьешь.

— Конечно. Все было, только оно имело скрытую, подпольную форму. И после перестройки все это вырвалось наружу, поэтому был огромный энтузиазм, было воодушевление. И что еще было замечательно в этом всем — тот контингент, который был и потребителем, и производителем. Это был очень симпатичный контингент... Это еврейская интеллигенция, это ученые — мне кажется, это лучшее, что вообще существует.

— Сейчас этот контингент как-то изменился по сравнению с теми, кто начинал?

— Нет, сейчас изменилось другое. Изменилась атмосфера, умерился энтузиазм, и это превратилось уже, не скажу, в рутину, но в обычную научную работу.

— Появилась осознанность?

— Осознанность была всегда. Но раньше это был запретный плод, впервые можно было что-то узнать — и тогда энтузиазма было, может быть, больше, чем науки.

— Какие программы сегодня осуществляет «Сэфер»?

— Мы проводим конференции, мы организуем зимние и летние школы для студентов, причем они бывают разных видов. Есть стационарные школы, когда мы привозим отовсюду по сто пятьдесят человек, помещаем их в Москве, в Подмосковье, в Киеве, и им с утра до вечера читают лекции — израильские преподаватели, наши преподаватели. Есть и другие школы — это полевые школы, экспедиции, когда мы собираемся и, как, например, в этом году, едем в Грузию и изучаем тему «История евреев Грузии». Одни студенты занимаются эпиграфикой: расчищают мацевы и прочитывают их, это как летопись, которую они читают. Есть этнографы, которые работают с населением, у них разработаны специальные опросники...

— Местное население не бывает против?

— Они даже очень рады, что у них спрашивают, и старички, и старушки. Где сохранились евреи — в Черновцах, в Бельцах — они тоже охотно общаются.

— Большую часть ваших исследований составляет история Холокоста. Как можно объяснить тот факт, что на территории многих республик бывшего СССР для населенного пункта было достаточно двух эсэсовцев — все остальное делало местное население?

— Это, скорее, характерно для Польши. И, опять же, нельзя говорить однозначно. Мы не можем сказать, что все так поступали — а кто-то и укрывал, и самое большое количество Праведников — в Польше. Это сложные вещи. В 1939 году Сталин оттяпал восточную часть Польши, тогда он делал ставку на евреев как на чужаков среди местных. Их вербовали в службы КГБ, и они принимали активное участие в сталинской политике, местное население их так и называло — жидокоммуна. Поэтому весь сталинский коммунистический режим ассоциировался у местного населения с евреями.

— Нельзя говорить категориями «если», но возможно ли повторение трагедии Холокоста?

— С научной точки зрения так говорить нельзя. В науке не бывает «если». Но моя личная точка зрения такова: все, что в истории было, свидетельствует о том, что это в принципе может произойти. Все это касается не только еврейской истории. И мы все это сами можем наблюдать. Когда мы были молодыми, у нас была иллюзия: нам казалось, что стоит только устранить советскую власть и коммунизм — и все будет прекрасно. Но многое из того, что было присуще советской власти и идеологии, свойственно человеческой природе. Например, та же концепция внешнего врага, которая сплачивает народ. Сейчас Путин сплачивает украинскую оппозицию, это для них общий враг — москаль, который не пускает их в Европу.

— Что для современных поляков значит проблема раскаяния?

— Это для них больной вопрос. Это очень трудно. За долгие годы у них сложилась такая национальная мифология, что Польша — это жертва.

— Как это получилось?

— Это пошло, наверное, со времен разделов Речи Посполитой в 1772 году между Австрией, Пруссией и Россией. Тогда и родилась эта мессианская идея о том, что Польша — это жертва, это «Христос народов». Если говорить о качестве жизни, то лучше всего жилось тем, кто оказался на территории Австро-Венгрии, потом шла Пруссия и, наконец, Россия: здесь были худшие, самые бесчеловечные условия, постоянные ссылки в Сибирь — мы-то знаем, что такое Россия. Поэтому идея жертвенности доминирует в польском историческом сознании. Пришли немцы и опять же подтвердили эту теорию. И вдруг появляется, например, некий Ян Томаш Гросс со своей книгой «Соседи» о событиях в Едвабне. Это была взорвавшаяся бомба. Думать о себе не как о жертве, а как о палаче очень трудно, это очень сложные психологические процессы. Конечно, многие этому сопротивляются, называют это клеветой и поклепом на польский народ. Но многие понимают, что сложно идти вперед, если есть скелеты в шкафу. В Польше это предмет общественной дискуссии, на эту тему издано много литературы.

— Как могло произойти, что в 50-е годы уже прошли международные судебные процессы над нацистами, концлагеря уже были открыты как музеи и их посещали иностранцы, а многие поляки только в 90-е годы узнали о том, какие страшные события происходили в их собственных городах?

— Это свойство человеческого сознания, человеческой психологии: люди не хотят знать какие-то неприятные вещи. Всем известно, например, что в России сейчас есть заключенные, что это страна, в которой есть подобные сталинским лагеря. И читая, например, письмо Надежды Толоконниковой, мы понимаем, в каких ужасных, нечеловеческих условиях люди там содержатся. Это все происходило, и это все происходит. И что, современное российское общество начинает бить себя в грудь? Что, те, кто живут сейчас в районе Коммунарки или Бутовского полигона помнят о том, что их дома находятся на костях? Современный город Освенцим, в трех километрах от которого находится бывший концлагерь, — это обыкновенный европейский городок, благостный и провинциальный. Человеческая психика не может этого выдержать, и срабатывает закон вытеснения того, что не может быть осознано.

Банальность зла — это все очень страшно. Люди, которым удалось пережить Трагедию, потом кончали с собой, и таких случаев много. Я знала одного польского еврея, которому удалось спастись. Он был очень худеньким мальчиком, и когда их везли в поезде в концлагерь, удалось выдавить доску и помочь ему выбраться наружу. Он оказался один, среди леса, голодный, холодный. Он набрел на избу, ему открыл поляк и сказал: если ты поляк, то уходи, у меня для тебя ничего нет, если ты еврей, то заходи. Так он пережил эти годы. После войны вместе со многими выжившими еврейскими детьми его перевезли в Израиль, он женился, у него родились трое детей. А потом однажды он в Тель-Авиве снял номер в гостинице и покончил с собой. То, что эти люди несут в себе, нам просто невозможно представить.

— По специальности своей вы славяновед, в какой момент у вас возник именно научный интерес собственно к иудаике?

— Я по специальности филолог-полонист. У меня был и личный — помимо чисто академического — интерес к иудаике, ибо это — мои корни, прадедушка Янкель Лейб Керштейн и все его потомки, в числе которых — я. Тут научное помножилось на личное.

— Почему в 1920-х годах ваши родственники уехали из белорусского местечка в Москву? Почему в Москву, а не в Америку или Палестину, куда уезжали почти все?

— Это с их стороны было очень большой ошибкой. У моего прадедушки Янкеля Лейба Керштейна было семеро братьев и сестер, и все они уехали в Америку, он один остался в Белоруссии. Среди евреев тоже бывают дураки, семеро умных уехали, один остался. В Америке теперь более 900 наших родственников, Керштейнов, а многие из тех, кто остался в Белоруссии, погибли в Минском гетто. И могил теперь не найдешь. А у брата моего дедушки, Меера, — могила на одном из лучших еврейских кладбищ Нью-Йорка, на Лонг-Айленде, и наследство мы от него получили: каждый из двадцати девяти человек, оставшихся в галуте. А молодое поколение моей мамы рвануло в свое время в большие города, в том числе, в Москву.

— В вашей семье сохранялся еврейский дух и еврейская атмосфера, а сохранилась ли традиция?

— Конечно. Бабушка пекла лейках, тейглах, мама делала цимес, я просто обожаю гефилте фиш.

— Сами готовите?

— Я работаю сорок восемь часов в сутки, и это просто невозможно, но рыбу, которую делает моя тетя, я готова есть в огромных количествах.

— Что стало с религиозной традицией в вашей семье?

— Ее соблюдал мой прадедушка, но в моей семье ее не придерживались еще в Белоруссии.

— Почему?

— Мне это не известно, в нашей семье это было строго за кадром.

— Что для вас входит в понятие еврейства?

— В двух словах и не выразишь… Это, пожалуй, особое состояние духа, бодрствование неленивого ума, так сказать, интеллектуальная живость, своеобразный склад эмоциональной сферы и неисчерпаемая энергетика.

Беседовала Анастасия Хорохонова
Источник: http://www.jewish.ru/history/facts/2013/12/news994322262.php
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Ванда Ландовска


Ванда Ландовска родилась в еврейской семье в Варшаве 5 июля 1879 года. Музыкой она начала заниматься уже с четырехлетнего возраста. «Моим первым учителем, — вспоминала Ландовска, — был добродушный молодой человек. Он разрешал мне бегло просматривать музыку, которая доставляла мне удовольствие. Но что меня действительно восхищало и очаровывало — так это музыка старых времен. Дома, в Варшаве, жизнь в 80-е годы протекала спокойно и скромно. Но однажды будничная монотонность была нарушена анонсом о приезде пианистки, ученицы Листа…

«… Она сразу, не объявив названия, начала играть пьесу, которую я не знала. Ее ритм и мелодический рисунок поразили меня. Благородство мелодии напомнило мне какой-то известный танец... Закончив, исполнительница встала и объявила: «Это — «Тамбурин» Рамо». С тех пор я всегда играю этот «Тамбурин». Я вспоминаю то наслаждение, которое я испытала, впервые услышав его много лет назад».

То была знаменитая Софи Монтер — любимая ученица Листа, которая с успехом гастролировала в то время во многих странах Европы.

Довольно скоро девочка уже начала брать уроки у известных варшавских музыкантов Яна Клечиньского и Александра Михаловского. В семнадцать лет Ванда едет в Берлин, где начинает заниматься композицией и контрапунктом у Генриха Урбана, а также берет уроки фортепиано у Морица Мошковского и некоторых других музыкантов. Именно в Берлине Ландовска впервые услышала «Рождественскую ораторию» Баха, которая произвела на нее неизгладимое впечатление.

Опубликованное фото


В 1900 году Ландовска поселилась в Париже. Этот первый парижский период ее жизни длился до 1913 года. За несколько лет клавесинистка приобрела авторитет в парижских музыкальных кругах. Альберт Швейцер, автор книги о Бахе 1905 года, высоко оценил искусство Ванды: «Кто раз слышал, как Ванда Ландовска играет Итальянский концерт (Баха — авт.) на чудесном плейелевском клавесине, украшающем ее музыкальную комнату, тому трудно представить себе, что его можно сыграть и на современном рояле».

Клавесин, упомянутый Швейцером, изготовила по заказу Ландовской крупнейшая парижская фабрика музыкальных инструментов «Плейель». Но первые инструменты клавесинистку не удовлетворили.

«Для того чтобы выбрать наилучшее сочетание регистров и наиболее удобно расположить их, — пишет А. Майкапар, — В. Ландовска вместе с техническим руководителем фирмы «Плейель» посетила один из крупнейших европейских музеев музыкальных инструментов в Кельне. Изготовление нового инструмента заняло несколько лет: только в 1912 году Ландовска продемонстрировала новый большой концертный клавесин на баховском фестивале в Бреслау (ныне Вроцлав, Польша).

В отличие от первого клавесина, новый инструмент имел так называемый шестнадцатифутовый регистр, то есть, ряд струн, настроенных на октаву ниже обычного. На крышке нового инструмента помещена была табличка с надписью: «Нижний регистр, так называемый шестнадцатифутовый, был добавлен в клавесинах «Плейель» начиная с 1912 года, по просьбе и согласно советам Ванды Ландовской». Звучание этого замечательного инструмента впоследствии было зафиксировано на многих грампластинках Ландовской, в частности, на нем целиком записан «Хорошо темперированный клавир Баха».

В те годы концертная деятельность Ландовской приобретает все более широкий размах. Молодая пианистка и клавесинистка совершает ряд успешных турне по странам Европы. Трижды она побывала в России — в 1907, 1909 и 1913 годах. После первых гастролей А. Оссовский писал: «Артистка с головы до ног, художница, прямо влюбленная в красоту былого искусства и умеющая заражать этой любовью всякого чуткого слушателя. Для этого ей дан природой темперамент проповедника…»

В свой первый приезд в Россию клавесинистка посетила в Ясной Поляне Л.Н. Толстого. Секретарь Толстого Н. Гусев записал в дневнике 23 декабря 1907 года: «Играет Ванда Ландовска на привезенном с собой инструменте — клавесине и на фортепиано. Из всего, что она играла, Льву Николаевичу более всего понравились старинные французские народные танцы и восточные народные песни. Уходя спать, Лев Николаевич на прощанье сказал Ландовской по-французски: «Я вас благодарю не только за удовольствие, которое мне доставила ваша музыка, но и за подтверждение моих взглядов на искусство». Игра Ландовской с технической стороны безукоризненна».

Значительнейшим событием для Ландовской стал выход в 1909 году книги «Старинная музыка», написанной ею вместе с мужем Анри-Лью д’Ресто свидетельствует, что книга «произвела подлинную сенсацию в музыкальном мире».

После того как в 1909 году директором Высшей музыкальной школы в Берлине стал Герман Кречмар, он обратился к Ландовской с предложением организовать в школе класс старинной музыки и клавесина. Артистка с радостью приняла предложение, и в 1913 году класс был открыт. Но начавшаяся вскоре Первая мировая война не позволила развернуться ей на новом поприще.

Сразу после войны Ландовска возвращается в столицу Франции и принимает приглашение вести класс фортепиано в Высшей музыкальной школе. А в 1925 году клавесинистка открывает свою Школу старинной музыки, где со временем воспитает многих отличных исполнителей. Вместе с тем Ландовска не перестает концертировать. Так, Ландовска часто и с большим успехом исполняет произведения Моцарта, создавая собственные каденции ко многим его фортепианным концертам.

Важным событием в жизни Ландовской явилась встреча в 1922 году во время гастролей в Испании с выдающимся испанским композитором Мануэлем де Фальей. Проявив большой интерес к звучанию клавесина, Фалья ввел его в свою партитуру. На премьере оперы 25 июня 1923 года партию клавесина исполнила, конечно, Ландовска. Еще через три года этот композитор написал концерт для клавесина и камерного ансамбля, посвященный Ландовской, которая и стала его первой исполнительницей 5 ноября 1926 года в зале Барселонского общества камерной музыки. В следующем году Ландовска с огромным успехом исполнила этот концерт в Париже, а затем в Бостоне и Нью-Йорке и в Филадельфии.

После М. де Фальи и другие композиторы стали писать произведения для клавесина. Так, искусство Ландовской вдохновило на создание клавесинного концерта одного из крупнейших французских композиторов XX столетия Ф. Пуленка. Он вспоминал: «... Я встретился с Вандой Ландовской. Она исполняла клавесинную партию в «Балаганчике» де Фальи. Это был первый случай введения клавесина в современный оркестр. Я был очарован и произведением, и Вандой. «Напишите концерт для меня», — сказала она. Я обещал ей попытаться. Моя неожиданная встреча с Ландовской оказалась значительнейшим событием в моей творческой карьере».

Пуленк подарил в 1929 году Ландовской «Пасторальный концерт» для клавесина с оркестром. В том же году Ландовска сыграла его в Париже с оркестром под управлением П. Мойте.

В 1930-е годы Ландовска опубликовала много специальных статей в различных журналах, а также много сил отдавала педагогической деятельности. Среди ее учеников можно назвать выдающихся клавесинистов — Ральфа Керкпатрика, Эту Харрик-Шнейдер.

Однако, как и прежде, клавесинистка главное внимание уделяла исполнительской деятельности, пик которой приходится на начало Второй мировой войны. Но победная поступь фашизма по Европе заставила Ландовску покинуть Париж.

В феврале 1942 года состоялся первый концерт клавесинистки в Нью-Йорке. Как обычно перед своими концертами, Ландовска, следуя установленной ею традиции, опубликовала в нью-йоркских газетах специальные статьи, посвященные исполняемой музыке.

Крупным художественным достижением Ландовской в 1950-е годы явилась запись «Хорошо темперированного клавира» — одного из любимых ее композиторов Баха.

Ванда Ландовска:

«Оскар Би написал однажды: «Ландовска играет старинных мастеров так, словно Бетховена никогда не существовало».

Подобное свидетельство почтения всегда мне льстило, но я никогда не принимала его слишком всерьез. Меня раздражает, когда я слышу: «Если бы Бах или Моцарт могли слышать вас, как они были бы счастливы!» Тут же вспоминается, как Шопен однажды спросил Листа, только что сыгравшего одни из шопеновских ноктюрнов: «Чья эта пьеса?»

Ни разу в ходе работы я не говорила себе: «Это должно было в то время звучать так-то». Почему? Да потому, что я уверена: то, что я делаю в области красочности, регистровки и т.д., очень далеко от исторической правды. Пуристам, твердящим мне: «Это делалось таким-то образом, вы должны с этим считаться» и т. д., я отвечаю: «Оставьте меня в покое. Критикуйте сколько вам угодно, но не кричите. Мне нужны покой, тишина и лишь те зерна иронии и скепсиса, которые необходимы для научного исследования, как соль для пищи».

Я никогда не старалась буквально воспроизвести то, что делали старые мастера. Я изучаю, я скрупулезно исследую, я люблю, и я воссоздаю.

Средства не имеют значения. Вслед за иезуитами я повторяю: «Результат оправдывает средства». Когда я вырабатываю, например, регистровку, то ищу ту, что кажется мне логичной, красивой и наиболее полно выявляющей баховскую просодию путем смены регистров в должных местах. Я сознаю, что расположение регистров на клавесинах баховского времени некоторым образом отличалось от их диспозиции на моем «Плейеле». Но меня мало беспокоит, если для того, чтобы добиться желаемого эффекта, я использую не точно те же средства, которые были в распоряжении Баха».


Запись «Хорошо темперированного клавира» Баха стала одной из последних работ выдающейся клавесинистки. Ванда Ландовска скончалась 16 августа 1959 года.

И сегодня, по прошествии нескольких десятков лет, ни один исследователь проблем интерпретации клавесинной музыки не может пройти мимо работ Ландовской, ни один исполнитель не обойдет вниманием записи ее исполнения.

Источник: http://marie-olshansky.ru/muz/vanda1.shtml
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 2 недели спустя...

Фанни Зильберштейн


Ее настоящие имя и фамилия многим киноманам ничего не говорят. В мировой истории кинематографа она для всех так и осталась загадочной роскошной Франческой Гааль. А еще - маленьким задорным Петером, поющим с мерцающего киноэкрана веселые песенки…

Опубликованное фото


Знаменитая актриса и певица родилась в феврале 1904 года в Будапеште в семье венгерских евреев, и звали ее до того самого времени, пока не появился этот элегантный артистический псевдоним, Фанни Зильберштейн. Кстати, с именем и фамилией, данными ей от рождения, она прожила недолго.
И причиной тому - стремительная артистическая карьера, которую сделала хрупкая девчонка с необычной внешностью. Забегая вперед, подчеркнем: когда актриса получила огромную популярность, ее тонкие брови и вздернутый носик настолько понравились прекрасной половине человечества, что быстро вошли в моду.
Но все это было потом, а пока...

14-летняя Фанни, скрыв свой истинный возраст, поступила в театральную школу.
И уже через два года эта худенькая неприметная девочка просто великолепно вошла в амплуа травести.
Играла, например, роли задиристых мальчишек. Кинокритики называли ее «прелестной малышкой со щепоткой перца в крови». Судьбе было угодно, чтобы Франческа Гааль стремительно ворвалась в число звезд кино. И все произошло закономерно. Немой синематограф уходил в прошлое. Наступил этап звукового кино. На роли требовались артисты, не только умеющие хорошо играть, но и петь.

И тут Франческа Гааль подходила, как никто другой. В 1931 году она удачно снялась в фильме «Паприка», где исполняла песни Фридриха Ваксмана. Успех был оглушительным. Однако в 1933 году два подписанных актрисой договора пришлось расторгнуть. Виной тому - расовые мотивы. Ведь к власти в Германии в этом году пришли фашисты, и еврейке строить какие-то перспективы в этой стране не было никакого смысла. Известно, что даже сам Адольф Гитлер не имел ничего против ее творчества. Он только не мог смириться с ее неарийским происхождением.

Свою творческую карьеру Франческа Гааль продолжила в Австрии. Так же успешно, как и на родине. И все потому, что в Вене тогда еще никто не обращал внимания на указания рейха. Наоборот, ими всячески пренебрегали. Этим и можно объяснить тот факт, что Франческа Гааль на студии «Тобис-Саша-фильм» сразу же снялась в их первой звуковой ленте под названием «Чиби - задорная девчонка». После этой музыкальной комедии Макса Нейфельда она снялась у Гезы Больвари в фильме «Скандал в Будапеште». Это тоже была музыкальная лента.

На гребне волны

Франческа Гааль в фильме Петер и Ева Фильм «Петер и Ева» Германа Костерлица стал суперпопулярным и показал, какой огромный творческий потенциал имеет Франческа Гааль. Ведь в нем она снялась сразу в двух заглавных ролях, объединенных в одном лице.
Все потому, что по сценарию маленькая Ева, облачившись в одежду мальчишки, работает на бензоколонке под именем Петер. В этот же период актриса снимается в Австрии в популярных картинах Джо Пастернака «Маленькая мама» и «Катерина». Сам Джо Пастернак в те годы возглавлял европейский филиал американской фирмы «Юниверсал».

Советские кинозрители, как и кинозрители других стран, тоже были в восторге от героинь, сыгранных этой актрисой. Настолько, что ей подражали, как и по всей Европе. Не только вздернутый носик и тонкие брови привлекали внимание - модной стала стрижка «под Петера». В магазинах получали солидную прибыль от продажи шляпок «маленькая мама». Многие делали деньги, используя популярное имя звезды кино и другим способом. Например, выпуская массу граммофонных пластинок с популярными песнями, которые исполняла Франческа Гааль. Всем нравились фильмы с участием Франчески Гааль, но только не доктору Геббельсу и его министерству пропаганды. Поэтому представить, что эти фильмы начнут показывать в кинотеатрах «Третьего рейха», было просто невозможно.

А потом в Австрии проявило себя фашистское правительство Миклоша фон Хорти, и мечтать о том, что Австрия станет надежным убежищем для Франчески Гааль и ее окружения, тоже уже было нельзя. Фашистский режим всячески преследовал евреев. Вот почему актриса была вынуждена в конце концов переехать в США, в частности - в Голливуд. Джо Пастернак предложил перебраться на головную киностудию «Юниверсал» не только Франческе Гааль, но Герману Костерлицу. В сложившейся ситуации это было спасением для них.

В Америке блистательную звезду европейского кино встретили с распростертыми объятьями. Мало того. Многие в мире кинематографа и бизнеса смело утверждали, что она успешно продолжит свою карьеру и на «Фабрике грез». Так оно и было поначалу. Франческа изменила внешность, чтобы подтянуться к местным стандартам. Пришлось немножко подправить рот, нос, разрез глаз, подбородок, размер груди, изменить цвет волос и даже сбросить лишний вес, чтобы выглядеть худой. Ее немножко «вытянули», чтобы прибавить считанные сантиметры в росте. И все бы хорошо, но… Совершенно неожиданно для многих поклонников звезда кино все бросила, снова пересекла океан и вернулась на родину.

Возвращение на родину

Трудно объяснить этот поступок, который приводил Франческу прямо под удар нацистской машины. Однако есть предположение, что актриса почувствовала, как теряет популярность в чуждой ей Америке. К тому же на главную роль в римейке фильма «Весенний парад» Генри Костер (такой псевдоним взял себе в Голливуде приехавший с ней режиссер Герман Костерлиц) пригласил Дину Дурбин. И это не понравилось Франческе. Она посчитала, что друзья, бежавшие вместе с ней от фашизма, предали ее. Этого она им не простила. Франческа Гааль, несмотря на опасность, вернулась домой, в военный Будапешт, и обрекла себя на страдания.

Мать ее к тому времени уже находилась в Будапештском гетто, где и скончалась в мучениях. У сестры актрисы тоже трагическая судьба - она умерла в концлагере. Во время облавы был убит и ее племянник. А Франческа Гааль, добровольная прибывшая в этот ад, во время войны пряталась в подвале собственного дома. И так было долгих четыре года, пока в город не вошли советские танкисты. Именно они спасли актрису, которую особенно любили в СССР за ее фильм о приключениях юного Петера. Один из советских солдат позже вспоминал:

"С группой солдат мы спустились в метро, где пряталось все мирное население города – женщины, старики, дети... Тяжелое было зрелище. Люди измучены голодом, сыростью, нас боятся. Тут от одной группки отделилась женщина и неожиданно запела, протягивая к нам руки. Это была песенка из "Петера", а перед нами стояла… сама Франческа Гааль!"

Ей выделили продукты, нормальное жилье вместо разрушенного дома, обеспечили комфорт, который только можно было создать во время войны. Есть свидетельства, что с тем самым советским солдатом-освободителем у Франчески завязалась дружба, перешедшая в красивый роман... Но в официальной биографии актрисы об этом - ни слова. После войны наступает новый период в творчестве актрисы - она играет главные роли в Будапештском драматическом театре, снимается в фильмах. Именно на эти плодотворные годы работы приходится визит Франчески Гааль в Советский Союз, во время которого она посетила не только столицу, но и Ленинград, Киев. Кстати, она очень мечтала сыграть на сцене МХАТа, а также хотела встретиться с теми советскими офицерами, которые когда-то спасли ее в разрушенном Будапеште. Увы, обе эти мечты так и остались мечтами.

Вернувшись на родину, стареющая кинозвезда начала сниматься в одном из новых фильмов. Но новой социалистической Венгрии требовались уже другие образы и идеалы. И вновь совершенно спонтанно, как это бывало уже в ее судьбе, Франческа Гааль все бросает и уезжает в Америку - в ту страну, где о ней уже мало кто помнил. В Голливуде тоже царили новые звезды, рождались новые образы и кумиры. Вот почему ей предложили лишь малопривлекательную работу со скромными неприметными ролями. По сути, в этой стране она была обречена с самого начала, деньги быстро кончились, заработков практически не было, и потом Франческа вынуждена была даже голодать.

Так, обреченная на мучения и безвестность, она умерла в чужой Америке в возрасте 65-ти лет. По мнению некоторых экспертов, причиной смерти стала именно та самая «вытяжка» в несколько сантиметров - она сделала актрису выше, но беспомощной настолько, что со временем она уже не могла самостоятельно передвигаться. Каждый шаг приносил ей боль. Маленький задорный Петер, покоривший своими танцами и песенками полмира, ушел навсегда.

Источник: http://www.andpeople.ru/l.php/francheska-gaal_3.htm
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Фанни Зильберштейн

Ее настоящие имя и фамилия многим киноманам ничего не говорят. В мировой истории кинематографа она для всех так и осталась загадочной роскошной Франческой Гааль. А еще - маленьким задорным Петером, поющим с мерцающего киноэкрана веселые песенки…

Благодарю за рассказ об этой незаслуженно забытой актрисе с удивительной судьбой!
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Благодарю за рассказ об этой незаслуженно забытой актрисе с удивительной судьбой!

И Вам спасибо!
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Регина Вендер-Фишер


Бобби Фишер, шахматный гений, выдвинул шахматы на первые полосы газет, победив советского чемпиона мира на пике холодной войны. Однако Бобби Фишер, вундеркинд из Бруклина, скончавшийся в этом месяце, был весьма неуравновешенной личностью, агрессивно направленной против своей матери. Неопубликованные письма, ставшие достоянием Таймс, сейчас позволяют взглянуть по-иному на причины нестабильности его умственного состояния и его навязчивых идей в связи с победой над Борисом Спасским в т.н. «матче столетия» в Рейкьявике в 1972 году. Он не знал своего настоящего отца и глубоко негодовал на свою мать за активную коммунистическую деятельность под непрерывным надзором ФБР.

Опубликованное фото


Регина Фишер, отвергнутая своим сыном и полная страданий от такого разобщения, продолжала следовать за его стремительной карьерой, появившись в Исландии под маскировкой белокурого парика, чтобы стать свидетелем его звёздного часа, несмотря на требования держаться от него подальше. На протяжении трёх лет – между 1957-м и 1960-м годами – Регина регулярно писала Джоан Родкер, сейчас уже бывшей журналистке, фотографу и кинорежиссёру, делясь с ней болью матери, которую не признаёт собственный сын. Две женщины в качестве идеалистических коммунисток встретились в Москве, в которой жили в 30-х годах, и с тех пор остались подругами.

«Я обнаружила, что не очень нужна или полезна для Бобби, и что на самом деле моё присутствие раздражает его»,- сообщала Регина в мае 1959 года. «Просто быть где-то рядом – достаточно».

Когда Фишер стал чемпионом США в возрасте всего лишь 14-ти лет, Регина в письме миссис Родкер охарактеризовала его как «темпераментного, неуживчивого, не имеющего друзей среди сверстников и без каких-либо иных интересов, кроме шахмат». Зачастую её фразы становились более экспрессивными, выражая материнскую гордость очередной турнирной победой сына.

Ко времени, когда Фишеру исполнилось 16, его мать решила последовать за своей собственной навязчивой идеей обучиться медицине. «Выглядит ужасно оставить 16-летнего подростка наедине со своей неординарностью, но возможно, это сделает его более счастливым. Наверно, ему будет лучше без моих наставлений пойти заняться спортом и пр., поесть, выполнить свои обязанности по дому, укладываться спать до часу ночи, и т.д. Я устала быть козлом отпущения и половиком для вытирания ног».

«Скатертью дорога»,- должно быть, подумал Фишер. В интервью журналу Harper в 1962 году он обвинил свою мать в консервативности, добавив: «Я не люблю докучливых людей, поэтому вынужден был избавиться от неё».

Несмотря на разрыв в отношениях, Регина продолжала бороться за права своего сына, направившись в Вашингтон сразу после их разрыва – для одиночного 5-часового стоячего протеста у Белого дома, призывая президента Эйзенхауэра разрешить американской шахматной дружине поехать в Восточную Германию. Её голос был услышан, и игроки отправились в Лейпциг, возглавляемые её сыном. Миссис Родкер, которой сейчас 92 года, верит, что негодование Фишера родилось из-за её навязчивого увлечения левыми идеями, что привело к осознанной невозможность быть для него просто матерью. «Она была страстной коммунисткой. СССР не мог быть плохим, поэтому Бобби и был так настроен против него»,- сказала миссис Родкер Таймс.

«Она заботилась о нём, но была слишком занята своей собственной жизнью, и что же Бобби получил? Я думаю, что определённым образом шахматы поддерживали его, но они также стали навязчивой идеей. Я считаю, что его отвращение возникло из-за того, что он не чувствовал её как мать. Вечно неугомонная и постоянно создающая проблемы; в своём многоквартирном доме она всегда протестовала. Она должно быть думала, что весь мир против неё. «Регина жила в Лондоне в 70-х. Её арестовали во время акции протеста у Министерства внутренних дел, и она объявила голодовку.

Фишер рос без отца. Официально его отцом был первый муж Регины – Ганс-Герхард Фишер, немец, воевавший на стороне республиканцев в гражданской войне в Испании и живший некоторое время со своей новой невестой Региной, рождённой в Швейцарии, но имевшей польско-еврейское происхождение. Они развелись в 1945 году. Среди 750 страниц материалов, открытых ФБР после смерти Регины от рака в 1997 году, есть предположение, что Регина и её муж не жили уже с 1939 года, т.е. за четыре года до рождения Бобби, и что настоящим отцом мальчика являлся доктор Пол Неменьи, венгерский физик, подозреваемый властями США в том, что он был коммунистом, несмотря на свою работу над проектом по созданию американской атомной бомбы в годы Второй мировой войны.

Миссис Родкер вспоминает встречу с Региной, доктором Неменьи и младенцем Бобби во время визита в США. «Она не сказала, что он был отцом ребёнка, но его счастье было очевидно, и он обращался с Бобби, как настоящий отец». Были слухи о сближении между Бобби и его матерью в более поздние годы, но он продолжал жить отшельником, время от времени появляясь, чтобы выдать очередную антисемитскую тираду,- достойное сожаления неприятие своих собственных корней. Дэвид Эдмондс, соавтор уважительной биографии «Бобби Фишер идёт на войну», сказал, что эти письма сильно помогли ответить на многие вопросы о его жизни; они явились доказательством, что на самом деле он был Бобби Неменьи.

Мистер Эдмондс рассказывает: «Бобби не был нормальным ребёнком, и Регина не знала, что делать с ним. Начиная с возраста 6 лет, он ушёл с головой в шахматную игру. Неменьи был вправе проклясть её за это. Должно быть, её терпение лопнуло». Если бы Фишер был ребёнком в эти дни, считает мистер Эдмондс, ему бы, вероятно, диагностировали синдром Аспергера. Но ведь и в Рейкьявике могло сложиться по-другому – неприступная крепость советских шахмат устояла бы навеки, и Америка никогда бы не насладилась столь колоссальной пропагандистской победой, пусть и завоёванной столь чудным своим сыном.

Источник: http://www.euruchess.org/cgi-bin/index.cgi...ews&id=1664
Авторы: Роберт Джеймс ФишерБен Квин и Алан Гамильтон, Таймс, 28.1.2008
Перевод с английского: Валерий Голубенко
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Карнит Флуг


Впервые в истории Государства Израиль Центробанк страны возглавила женщина: премьер-министр Биньямин Нетаниягу и министр финансов Яир Лапид подписали указ о назначении на эту должность Карнит Флуг, исполнявшей обязанности главного банкира страны с июля, когда в отставку ушел Стэнли Фишер.

Опубликованное фото


Новость о назначении Флуг тепло встретили политики как левого, так и правого лагерей. В течение долгого времени Нетаниягу и Лапид не желали назначать Флуг на эту должность, хотя она и получила рекомендации Стэнли Фишера. Премьер-министр заявлял, что не разделяет ее взглядов на экономику, а Лапид еще на прошлой неделе утверждал, что предпочитает видеть на этом посту другую кандидатуру.

B интервью 10-му каналу израильского ТВ Лапид признал, что поиск нового главы Центробанка был «кошмаром, продолжавшимся несколько месяцев». По разным причинам невозможным стало назначение на этот пост нескольких кандидатов, включая бывшего главу Банка Израиля Яакова Френкеля, вокруг имени которого разгорелся скандал из-за того, что он несколько лет назад не оплатил покупку в дьюти-фри аэропорта Гонконга. «Я готов извиниться перед Флуг за то, что происходило в последние месяцы, хотя она, кажется, выглядела очень счастливой, узнав о назначении», — отметил Яир Лапид.

Нетаниягу остановился на кандидатуре Флуг, когда понял, что Лапид не поддерживает его предыдущего протеже — профессора Цви Экштейна. При этом, являясь на протяжении нескольких месяцев исполняющим обязанности главы Банка Израиля, Карнит Флуг показала себя грамотным руководителем.

«Карнит приобрела серьезный опыт руководства финансами, она вполне может стать успешным главой Центробанка, и я желаю ей и всем ее сотрудникам удачи», — отметил Стэнли Фишер.

«Флуг — достойный и опытный кандидат, и я поддерживаю ее, хотя и не разделяю ее взглядов на 100 процентов», — подчеркнула лидер оппозиции Шели Яхимович.

«Я хочу поблагодарить премьер-министра и министра финансов за сделанный ими выбор, — отметила сама Карнит Флуг. — Перед израильской экономикой стоит немало серьезных проблем, которые необходимо решить в ближайшие годы. Я уверена, что вместе с коллективом Центрального банка нам удастся добиться успеха».

58-летняя Карнит Флуг закончила Еврейский университет в Иерусалиме и получила докторскую степень по экономике в Колумбийском университете. В Банке Израиля она работает с 1988 года, где ранее возглавляла исследовательский отдел. Готовясь к отставке, Стэнли Фишер назначил Карнит Флуг своим заместителем.

Материал подготовила Татьяна Володина
Источник: http://www.jewish.ru/culture/art/2013/10/news994321425.php
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Сегодня тема "Знаменитые еврейки" преодолела знаменательный рубеж: 1 миллион просиотров!

 

Опубликованное фото

 

Казалось бы: ну и что? В масштабах человечества и мировой истории - ничего, так, пустячок. А если вдуматься?.. Не хочу никому навязывать свою точку зрения, но лично для меня женское начало не только в человеческом обществе, а вообще в живой природе - средоточие всего самого лучшего: залог продолжения любой жизни, самое совершенное, самое красивое, самое жизнестойкое что есть в каждом виде. Если можно было бы воздвигнуть храм Женщине (в общем понимании, а не конкретной богине, которых немало), мне хотелось бы стать жрецом...

 

Но это - о женщине и женском начале вообще, еврейская женщина - особая тема. Интерес читателей к нашим соплеменницам не случаен, свидетельство чему миллионная цифра просмотров темы за менее чем 6 лет её существования. Я убеждён, что это - не предел, ибо невозможно перестать восторгаться теми, кто своими судьбами и делами доказывает всему человечеству, что (несмотря и вопреки любым видам антисемитизма) еврейский народ бессмертен и нет предела его совершенству, пока его судьбами вершат такие женщины!

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Поздравляю и благодарю, Борис!!!

 

Я буквально вчера об этом писал:

Други.

 

У нас есть тема рекордсмен:

 

http://zamok.druzya.org/index.php?showtopic=1651

 

Она существует благодаря неустанному труду нашего друга - Бориса Либкинда.

На сей момент - она прочитана 999064 раз...

 

Т.е. в ближайшее время - будет 1000000 просмотров!

Ваш труд по ведению этой темы - уникален!

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Поздравляю и благодарю, Борис!!!

Я буквально вчера об этом писал:

Ваш труд по ведению этой темы - уникален!

Спасибо, Алесь! Дело, конечно, не во мне, а в тех, к кому приковано внимание всех читателей благодаря их неоспоримым заслугам! Виват, наши замечательные соплеменницы!
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

От души поздравляю с миллионом! :7_4_33:

И Вас! Точнее - всех нас!
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 3 недели спустя...

Эльза Ласкер-Шюлер


Передо мной лежит монография о немецких поэтессах «Deutsche Dichterinnen von 16. Jahrhundert bis heute». Перед ее издателями стоял сложный вопрос: существует ли какая-то особая «женская» поэзия» либо поэзия универсальна и не зависит от пола, возраста и национальности? Ты перелистываешь страницы, и вдруг взгляд спотыкается на строчке, и внутри что-то останавливается и замирает в осознании чуда. Тогда и приходит понимание истины. Верно было замечено классиком: «Поэзия чадит, да вот не вымирает. Поэзия чудит, когда нас выбирает».

Опубликованное фото


Почему поэзия выбрала именно маленькую девочку Элю из далекого Эльберфельда и превратила ее в блистательного поэта? А ее жизнь нарезала на столь различные и, казалось бы, несовместимые части: безоблачное детство и юность, бурные зрелые годы и одинокую старость в эмиграции. Овладев искусством сложного плетения метафор, она, теряя близких, друзей и любимых, так же переплела и запутала всю свою жизнь, соединив воедино реальность и фантазии, поэзию и действительность, вымысел и рутинные будни. С грустью напишет она в «Старом тибетском ковре»: «Тот, кто мне всегда был верен, вновь в тибетском ковре затерян». Но каждый раз она возрождалась в поиске истины и любви, вновь теряя и мучаясь. «Попираем клад ногами снова, многотысячностежковый».
***

Казалось бы, ничто не сулило Эльзе такого выбора и призвания. Она родилась 11 февраля 1869 г. в благополучной и счастливой семье. Отец, Арон Шюлер, происходивший из семьи вестфальского раввина Цви Хирша Коэна, прошел путь от архитектора и строительного подрядчика до банкира. Был легок в общении, весел и жизнерадостен. Посещал все театральные и цирковые представления в городе, а во время карнавалов устраивал у себя балы, на которые съезжался весь местный бомонд. Мать Эльзы, Жанетта Шюлер, была иной. Тихая и замкнутая, она была воспитана в строгих еврейско-испанских традициях семьи виноторговцев из Киссингена. Ее мать, Иоганна Копп, была поэтессой, так что любовь к книгам, Гёте, Шиллеру, Гейне и историческим героям прививалась в доме с рождения.

У Шюлеров была огромная библиотека, где Жанетта с детьми проводила большую часть времени. Эльза была последним, шестым ребенком в семье и потому особенно любимым. Еврейская община в городе была небольшой, и дети учились в обычных городских школах и лицеях. Правда, особыми успехами в учебе Эльза родителей не радовала. Привыкшая к свободной, полной занимательных игр домашней жизни, она откровенно скучала в школе. К 11 годам у девочки проявились судороги ног (вероятно, немаловажную роль здесь сыграли и антисемитские выходки школьных товарищей Эльзы), и мать решила продолжить ее образование дома. В дальнейшем она занималась с приходящими учителями и матерью. Любимой игрой у них было придумывание рифм к словам.
Безоблачное детство Эльзы прервалось неожиданной смертью старшего брата Пауля, с которым она была особенно близка. Эта утрата оставит столь сильный след в ее жизни, что своего сына она тоже назовет Паулем. Позже Эльзе придется смириться с еще одной невосполнимой утратой – преждевременной смертью любимой матери.
***

Тем временем старшая сестра Эльзы, Анна, решится выйти замуж за актера местной оперы Франца Линднера. Отец был против. Не cтолько из-за вероисповедания жениха, cколько из-за неопределенности его профессии. Но свадьба всё же состоялась. Свидетелем со стороны жениха был приглашен не так давно практиковавший в городе молодой врач Бертольд Ласкер, брат будущего чемпиона мира по шахматам. Он и сам был хорошим шахматистом, неплохо разбирался в живописи и литературе.

Вскоре, 15 января 1894 г., состоялась еще одна свадьба: Эльзы с Бертольдом Ласкером. Отец был счастлив. Он поддержал их идею перебраться в Берлин и даже на первое время оплатил молодым жилье и обстановку. Всё, казалось бы, складывалось наилучшим образом. Но... не получилось. Осталась только двойная фамилия, которую Эльза будет носить до конца жизни. Вероятно, Бертольд предполагал, что девочка из провинции будет целыми днями прибирать в квартире, стирать, гладить и стряпать, преданно ожидая, пока он после работы еще пару часиков поиграет в клубе или на выходные махнет куда-либо на турнир. Но Эльза была иной. Ей нужна была свобода и самостоятельность. А в мужчинах она искала силу, опору и, конечно же, любовь. Не найдя ничего этого в Бертольде, она уходит от него. Снимает ателье и берет уроки живописи. Хочет проявить себя в набирающем обороты экспрессионизме.
***

Позже Эльза всё же будет иллюстрировать свои книги, но главное ее предназначение – это поэзия. Медленно, но уверенно приходит она к этому решению. Освободившись от брачных уз и оставшись одна, Эльза погружается в пучину богемности. Встречи с поэтами и художниками в кафе, чтение стихов и нескончаемые дискуссии об искусстве, театральные постановки, газетные и журнальные публикации, вино в тонких бокалах, дешевые сигареты, беспрерывные увлечения и легкие связи... Что касается последних, то нужно заметить, что Эльза влюблялась всегда романтично, пламенно, явно преувеличивая масштаб и значение объектов своей любви. Позже она будет посвящать им стихи, но в ее поэзии не будет места позе: ее возлюбленный всегда единственный и неповторимый. Она любила давать им загадочные имена: Готфриду Бенну – Гизельхер, Хансу Эренбауму-Дегеле – Принц Тристан, гамбуржцу Рихарду Демелю – Великий калиф Гамбурга или Князь сосен, а Иоханнесу Гольцману, вывернув наизнанку его имя, – Сенна-Гой.

Всю жизнь она будет искать своего героя, но так и не найдет его. Обладая неудержимой фантазией, Эльза пронесет эту неуспокоенность ума и души через всю жизнь. Мещанское благополучие ее не устраивает. Эльза живет в придуманном ею мире где-то на Востоке, под ослепительным солнцем, среди ярких цветов и жгучего аромата пряностей. В своей автобиографии она напишет «Я родом из Фив (Египет), но свет увидела в Эльберфельде». В 1899 г. Эльза родит сына и будет всем говорить, что его отец – некий таинственный богатый грек. Иногда она будет называет имя одного из испанских принцев. В «Предчувствии» она напишет: «Mein Kind, das ist ein Königskind…» Отцовство Ласкера она будет отрицать, но может мимоходом заметить, что родила от случайного знакомого: «Был удивительно лунный вечер, и я не смогла сдержать своих чувств...» Как-то в отчаянии она решит покончить с жизнью, бросившись с моста в Берлине. Ее спасут молодые люди во фраках с цветком в петлице, шедшие с вечеринки. Потом она будет вспоминать: «И тогда появились два черных ангела с цветами...» В этих объяснениях – вся Эльза Шюлер.
***

Вскоре Эльза познакомилась с Петером Хилле. Он был незаурядной личностью: журналист и поэт, объездивший Голландию, Англию, Швейцарию и Италию. Ему было около 50, но свои поэмы, афоризмы, драмы и новеллы он придумывал на лету, записывая их в тетрадках, на салфетках, почтовых конвертах или просто на бумажных пакетах. Благодаря его поддержке и влиянию, Эльза и сама начала серьезно относиться к своему поэтическому дару, выпустила свой первый сборник «Styx», приняла участие в Cabaret zum Peter Hille и издала посвященную любимому книгу «Das Peter Hille Buch». Это он напишет о ней восторженные строчки: «Ее поэтическая душа подобна черному бриллианту, который ею разламывается и разбрасывается. С огромной болью. Черный лебедь Израиля, поэтическая Сафо, которую расщепляет мир».

Благодаря обширным связям Хилле Эльза стала вхожа в круг берлинской богемы: познакомилась с молодыми актерами, художниками, журналистами и музыкантами. В товариществе Neues Gemeinschaft она встретилась с Георгием Левиным, который стал ее вторым мужем. Выпускник консерватории, превосходный музыкант из состоятельной семьи берлинских врачей, он был младше Эльзы на девять лет. Но ни разница в возрасте, ни противостояние родителей не помешало им быть вместе почти десятилетие. Вскоре, не без влияния Эльзы, Георгий начал выпускать Der Sturm – «еженедельный журнал культуры и искусства», ставший центром пропаганды современных художественных идей в Германии. Именно в нем Герварт Вальден (такой псевдоним Эльза придумала мужу) впервые попытался теоретически обосновать главную цель экспрессионизма – своими личными переживаниями заразить других: «Если мне больно, я хочу, чтобы было больно всем». Одновременно Георгий организовывал выставки художников-новаторов. Уже в первом его «осеннем салоне» приняли участие Архипенко, Бурлюки, Клее, Кандинский, Явленский, Кокошка, Шагал, Леже и др. Конечно, и Эльза была с ними в контакте.

Позже пути супругов разойдутся. Георгий эмигрирует в Россию и погибнет там в саратовских застенках. А Эльза тем временем напишет социально-критическую драму «Вуппер», которую будут ставить многие известные режиссеры, издаст цикл «Древнееврейских баллад», каждую из которых посвятит одному из героев Библии, и книгу рассказов «Фиванский принц». В «Ночи Тино из Багдада» она воспоет экзотику Востока, в «Моем сердце» – поведает свои тайны в письмах к воображаемому индейцу, а свои стихи наполнит то мистическими настроениями, то переусложненной ассоциативностью образов, то тонким лиризмом в изображении интимных душевных переживаний.
***

Постепенно Эльза Ласкер-Шюлер стала известным и признанным автором. В организованном еще Вальденом Verein für Kunst она фигурирует рядом с такими корифеями, как Альфред Дёблин, братья Манн или Франк Ведекину. После того как издатель Пауль Кассирер выпустил собрание ее сочинений в десяти томах, репутация Эльзы еще более упрочилась.
Как в то время выглядела Эльза? Поэт Готфрид Бенн так описал ее в своих воспоминаниях: «Она была маленького роста, тогда еще по-мальчишески тоненькая. Черные как смоль волосы коротко острижены, что в то время было редкостью, глаза иссиня-черные, с уклончивым взглядом. Ни тогда, ни позже с ней невозможно было пройти по улице, чтобы весь свет не остановился и не посмотрел ей вслед: экстравагантные широкие юбки или брюки, невероятные верхние облачения, шея и запястья увешаны броскими украшениями...»

Она, придумывавшая новые словосочетания, ритмы и рифмы, сама хотела выглядеть необычно: любила одеваться во всё яркое и броское. Может быть, это была защитная маска, поза, за которой Эльза прятала свое одиночество и безысходность. Возможно, поэтому со временем она стала всё больше проникаться многовековой историей гонений еврейского народа, примерять ее к своей жизни, насквозь пропитанной болью, слезами и невосполнимыми потерями. Рано ушел из жизни брат, затем мать и отец, от нервного срыва скончался Петер Хилле, на фронтах Первой мировой погибли любимые ею Франц Марс и Петер Баум...
Но самое страшное испытание Эльзе еще предстояло пережить...

Автор: Леонид РАЕВСКИЙ
Источник: http://www.evreyskaya.de/archive/artikel_1154.html
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Тамара Коган


О тяготах, выпавших на долю тех, кому во время войны довелось оказаться под властью оккупантов, написано много. И многое из того, о чем вспоминает в этом своем коротеньком мемуарном очерке Тамара Коган, читателю будет знакомо: голод, холод, постоянный ужас существования на грани жизни и смерти… Но главная тема этого очерка другая. Автор хочет, чтобы не были забыты и те, чье неожиданное участие, поддержка, протянутая вдруг, когда этого совсем не ждешь (ждешь удара!), рука помощи позволили ей и ее семье в тех нечеловеческих условиях выжить, уцелеть. Читая этот очерк, с удивлением и радостью узнаешь, что, не только находясь во власти, но даже и оказавшись невольным орудием преступного, изуверского режима, тоже можно было оставаться человеком.
Бенедикт САРНОВ


"Я родилась в январе 1940 г., так что войны совсем не помню. Но мама, рассказывая о войне, припоминала много эпизодов на одну и ту же тему: как нам удалось выжить. Может быть, потому что это было самое главное во время войны.
Война застала нас в Киеве. Как поется в известной песне, «22 июня ровно в четыре часа Киев бомбили, нам объявили, что началася война». Бомбили ужасно. И мама решила уехать с детьми в Миргород, на родину, надеясь, что маленький тихий городок так сильно бомбить не будут. Но поезд завез нас на Донбасс, в Славянск. Может быть, потому что все поезда тогда шли на восток…

Опубликованное фото


Мы оказались в чужом городе и очень скоро – в оккупации. К тому же почти год здесь проходила линия фронта. Местные жители, успевшие кое-что спасти из горевших магазинов, как-то держались. А пришлым было очень трудно. Оставалось только менять свои пожитки на что-то съестное. Но скоро в городе уже ничего невозможно было выменять. Приходилось ходить в окрестные села. Мама пошла и где-то выменяла на свои модельные туфли полмешка буряков. Радость-то какая! Но как донести? Мама слабая, истощенная. А снег – где по колено, а где и по пояс. Сделает шаг и с трудом достает ногу из снега. Сделает еще шаг. И так еле-еле бредет по полю вдоль железной дороги. Но на приличном расстоянии.

К железной дороге приближаться запрещено: это тщательно охраняемый стратегический объект. И действительно, по шпалам взад-вперед шагает немецкий часовой с автоматом, наблюдая за ее мучениями. Вдруг часовой машет маме рукой и кричит: «Иди сюда!». Она испугалась: наверное, идет слишком близко к дороге – сейчас расстреляет. Но ослушаться страшно. Подходит, а он ей показывает: «Иди по шпалам». Для него это было ужасное нарушение, а для нее – такое счастье, которого она не могла забыть до конца жизни.

Полмешка этого буряка помогли нам продержаться долго: мама варила его и давала детям. Первой моей фразой была: «Мама, дай бяк!» Он был такой вкусный и сладкий… Но буряк закончился, а с ним закончились и наши силы. Руки совсем опустились. И вот однажды мама увидела, что все бегут в какой-то двор. Оказалось, осколком убило лошадь, немецкий солдат рубит ее и раздает мясо людям. Мама тоже побежала туда. Только вокруг солдата огромная толпа, все кричат и протягивают руки. Ей не пробиться. Да она и не пытается, не кричит и не протягивает руки, а только стоит в оцепенении, глядя на происходящее обезумевшими глазами. И вдруг солдат через все головы именно ей протягивает огромный кусок! Это нас спасло. Уже наступила весна, на брошенных огородах пробивался щавель, и мама долго варила борщ с этим мясом.

Мясо закончилось, и наступил тяжелый весенний голод. Мама опухла первая. Потом стала пухнуть моя старшая сестричка. Люди прямо на улицах падали и умирали от голода. И тогда немцы ввели хлебные карточки и стали выдавать по 100 г хлеба на человека в день. Мама рассказывала, что, когда она принесла первый хлеб и дала мне кусочек, я начала не есть, а давиться, запихивая его в рот пальчиками. Мама испугалась, что ребенок или сошел с ума, или сейчас удушится. Она стала меня уговаривать: это твой хлеб, и никто его у тебя не отнимет – не надо весь сразу в рот, ешь по кусочкам. А потом как-то раз мама увидела, что старшая сестра, тоже ребенок, отламывает от своего пайка кусочки и дает мне. За это сестра была строго наказана: выжить нужно всем.

Когда совсем потеплело, решили ехать домой. Скооперировались с другой женщиной, тоже с двумя детьми. На мамину шевиотовую юбку выменяли повозку, посадили в нее детей, сами впряглись – и тронулись в путь, 600 километров. Но в дороге повозка развалилась. Стали проситься в поезд к немцам. Немцы взяли. Поехали. И вдруг – о ужас! У мальчишки начался голодный понос, девочка плачет. Подошел офицер: «Что с ребенком?» – «Животик болит». Он ушел. Мама, знающая, что такое кишечная инфекция в условиях войны и как ее боятся немцы, думала: сейчас вернется и вышвырнет из поезда. Он вернулся с котелком горячего бульона…

Приехали в Киев, стали как-то жить. И наступила зима. И началось наступление Красной армии. По всему городу развешали приказ немецкого командования о том, что все жители должны покинуть город. За неповиновение – расстрел. Мама поняла: уйти с двумя маленькими детьми в поле, в снег, мороз и пургу – это верная смерть. Пусть уж лучше расстреляют. И осталась. Приходит патруль, офицер с двумя солдатами. Офицер спрашивает: «Почему не ушли?» – «Дети больные» (мама говорила по-немецки). – «Поймите, я обязан вас расстрелять. Я этого не сделаю. Но будет другой патруль». И был другой патруль, а потом и третий. И всё повторялось…
***

Шел 1968-й год. Наши танки в Праге. Моему возмущению нет границ. А по стране идут митинги в поддержку решения партии и правительства. Нас (600 человек научно-исследовательского института) тоже гонят в актовый зал на митинг. На трибуне ораторы один за другим горячо одобряют. Зал аплодирует. Я оглядываюсь: неужели все сошли с ума? Я рвусь на трибуну. Друзья меня держат за руки. Я вырываюсь – и с трибуны, во весь голос: «Люди! Что с вами сталось? Опомнитесь!» И дальше – всё, что я думаю о танках. Закончила свое «пламенное выступление», а в ответ – гробовая тишина…

На другой день вызывает директор: «Ладно, ты не жалеешь себя. Тебе терять нечего, у тебя нечего отнять, потому что у тебя ничего нет. А о других ты подумала? Обо мне подумала?» – «Нет, я думала о чехах».
Удивительно, но за мой «героический» поступок никто не пострадал. Каким-то образом директор выкрутился. Наверное, воспользовался моей репутацией юродивой, говорящей правду в глаза. На Руси сыздавна такой обычай: дурак может говорить царю всю правду. И ничего ему за это не будет, его не трогают: он же юродивый, что с него взять?

Прошло много-много лет. Однажды я смотрела по телевизору состязание политологов. И вдруг один из них говорит: «Когда в 1968 г. в Прагу ввели танки, то лишь единицы выступили против. Но они спасли честь страны». Я возликовала: я – единица, я – единица! По аналогии мне хочется сказать: возможно, немецких солдат и офицеров, которые с риском для себя спасали жизнь мирных жителей на оккупированных территориях, было мало. Возможно, единицы. Но они на своих плечах пронесли в будущее идеалы добра и милосердия. Они спасали честь своей страны."

Автор: Тамара КОГАН
Источник: http://www.evreyskaya.de/archive/artikel_1275.html
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 2 недели спустя...

Ева Браун


Учёные из Великобритании обнаружили еврейские корни в ДНК Евы Браун, которая на протяжении долгих лет была «гражданской женой» Адольфа Гитлера. Об еврейских корнях Браун 5 апреля сообщает газета The Independent.

Для анализа ДНК Евы Браун взяли волосы с её расчёски, которую в 1945 году нашли в альпийской резиденции Гитлера в шкатулке с золотыми латинскими буквами Е.В.

Опубликованное фото


В скором времени на экраны Великобритании выйдет документальный фильм, посвящённый исследованию ДНК знаменитых личностей прошлого. Изучение ДНК Евы Браун показали, что любовница Гитлера имела отношение к евреям-ашкенази. Соответствующий ген N1b1 без изменений передаётся по материнской линии.

Отмечается, что семью Евы Браун проверял один из ближайших соратников фюрера Мартин Борман. Борман убедился в «арийском происхождении» Браун, которая, между прочим, была воспитана в строгой католической семье школьного учителя, а до замужества работала портнихой.

Добавим, что Ева Браун и Адольф Гитлер официально поженились 30 апреля 1945 года – за несколько часов до совместного самоубийства. Свидетелями на свадьбе были Мартин Борман и Йозеф Геббельс.

Источник: http://www.sobesednik.ru/novosti-dnya/2014...eniya-lyubovnic
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Анна Гузик


Еврейская актриса и певица Анна (Ханна) Яковлевна Гузик родилась 105 лет назад в Минске, в семье актеров передвижного еврейского театра Янкла Гузика и Розалии Фрейлих, учеников известного театрального деятеля Аврома Гольдфадена. В 1907 году Янкл Гузик организовал собственную театральную труппу. Сценическую деятельность Анна начала в 1924 году в труппе своего отца в Петербурге - в пьесе по повести Куприна «Яма», где сыграла роль Зосеньки. Играла в комедиях и опереттах Гольдфадена, в инсценировках произведений Шолом-Алейхема и других. Творческая деятельность этой семьи продолжалась и в советское время.

Опубликованное фото
Анна Гузик с С.Михоэлсом и В.Зускиным


В конце 1920-х годов, «благодаря» стараниям Евсекции партии большевиков, труппа Гузиков была объявлена буржуазной и ликвидирована. Для семьи настали тяжелые дни. Анна выступала перед красногвардейцами, исполняя еврейские и новые, советские песни. Затем Янкл Гузик возглавил украинскую Евмуздрамкомедию. В 1928 г. ему, Якову Гузику, единственному из еврейских артистов, было присвоено звание Героя Труда. 14 августа 1930 года в Ленинграде под его руководством был открыт Советский еврейский театр — «Дер Найер Вэг» («Новый путь»), целью которого стала пропаганда советских пьес на языке идиш. В этом театре работала и Аня.

«Наш театр стремится полностью порвать со старым еврейским, преимущественно опереточным репертуаром, - говорил Яков Гузик корреспонденту „Красной газеты“. - В настоящее время у нас в работе „Гирш Лекерт“ Кушнирова, „Местечко Прилет“ Болотова и „Земля“ Яковлева - пьесы, которыми мы рассчитываем закрепить наши новые позиции на фронте советского театра…». Но пьесы эти были довольно слабыми, театр обвинили в том, что он не поднялся выше самодеятельности, и в итоге его закрыли.

Анна Гузик некоторое время была актрисой Ленинградского театра музыкальной комедии (1932), Киевской и Харьковской оперетт (1935) и других. Высокое мастерство мгновенного перевоплощения позволяло актрисе исполнять несколько ролей в одной и той же пьесе (например, эстрадные композиции «Колдунья» по А. Гольдфадену, «За праздничным столом», на тексты стихов И. Керлера, «Блуждающие звезды» по Шолом-Алейхему и др.). Гузик в равной мере владела мастерством исполнения эстрадных песен и фельетонов, опереточных и драматических ролей. Однако после уничтожения многих выдающихся деятелей еврейской культуры Анне Гузик было всё тяжелее гастролировать.

Власти не пускали ее в большие города, разрешали выступать только в клубах сел и райцентров. Цензурные органы ограничивали репертуар двумя-тремя песнями на идиш, которые должны были обязательно исполняться и на русском языке. В 1967 году во время Шестидневной войны к Анне Гузик обратились с предложением выступить по радио с осуждением израильских «агрессоров». Актриса отказалась позорить свое имя, после чего атмосфера вокруг нее день ото дня становилась всё мрачней.

В 1973 году Анна уехала в Израиль, уверенная, что в стране, которая ей снилась десятки лет, она сможет возродить творческие силы. Увы, и в Израиле ее ждала неудача. Она приехала с новыми планами и замыслами, но без языка страны. Театр - недоступен, радио, телевидение и газеты - на иврите. Для его изучения уже не было сил... Еврейская актриса и певица скончалась в Тель-Авиве 20 лет назад, в 1994 году.

Источник: http://www.newswe.com/index.php?go=Pages&a...iew&id=7024
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Борис, спасибо!

Бабушка моя очень любила песни Анны Гузик.

 

Опубликованное фото

 

Бай мир бист ду шейн (Для меня ты красива), песня

http://www.russian-records.com/details.php...0&l=russian

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Борис, спасибо!

Бабушка моя очень любила песни Анны Гузик.

 

Опубликованное фото

 

Бай мир бист ду шейн (Для меня ты красива), песня

http://www.russian-records.com/details.php...0&l=russian

И вам спасибо за содействие! :031: 031.gif
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Майя Плисецкая

Известная советская и российская балерина Майя Плисецкая, символ неувядающей женской красоты и изящества, и сегодня эталон для подражания. Настоящая жрица этого великого искусства всю жизнь посвятила сцене. 20 ноября Майе Плисецкой исполняется 88 лет. К этой дате пролистаем некоторые страницы биографии великой балерины.

 

Опубликованное фото

Здесь можно скачать книгу: Я, Майя Плисецкая

 

http://www.e-reading.ws/book.php?book=1016806

 

Так назвала свою книгу всемирно известная балерина. М. Плисецкая описывает свою жизнь, неразрывно связанную с балетом, подробно и со знанием дела пишет о главной сцене России — Большом театре, о том, почему его всемирная слава стала клониться к закату. Она пишет талантливо и весьма откровенно. Плисецкая проявила себя оригинально мыслящим автором, который высказывает суждения, зачастую весьма отличающиеся от общепринятых.

Первый и единственный в своем роде литературный труд станет открытием как для знатоков и любителей балета, так и для самой широкой читательской публики.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

А здесь их замечательные песни:

 

http://ololo.fm/search/%D0%A1%D0%B5%D1%81%...%80%D1%80%D0%B8

:11_9_16:

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Присоединяйтесь к обсуждению

Вы можете опубликовать сообщение сейчас, а зарегистрироваться позже. Если у вас есть аккаунт, войдите в него для написания от своего имени.

Гость
Ответить в тему...

×   Вставлено в виде отформатированного текста.   Вставить в виде обычного текста

  Разрешено не более 75 эмодзи.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отобразить как ссылку

×   Ваш предыдущий контент был восстановлен.   Очистить редактор

×   Вы не можете вставить изображения напрямую. Загрузите или вставьте изображения по ссылке.

Загрузка...

×
×
  • Создать...