Jump to content
Форум - Замок

Знаменитые еврейки


Recommended Posts

Опубликованное фото


26 ноября 2006. В ноябре в нетанийском Гейхаль-а-Тарбут прошел замечательный концерт, организованный Управлением абсорбции и районов г. Нетании совместно с министерством абсорбции. Перед нетанийцами выступала известная израильская певица Анна Резникова. Анна еще до репатриации стала победителем конкурсов «Юрмала» (1988), «Интершлягер» (1989, Чехословакия), «Золотой Орфей « (1990, Болгария), «Ступень к Парнасу» (1991), «Голос Азии» (1991).

Концерт посетили мэр города Нетания Мирьям Файерберг-Икар, заммэра Леонид Свердлов, помощник генерального директора муниципалитета Марк Злобинский, начальник управления абсорбции и районов муниципалитета Джордж Дубин, представительница мин. абсорбции Марина Шварц и представители русскоязычной нетанийской прессы газет «Новый мир» и «Коль-а-Шарон». Госпожа мэр обратилась к присутствующим в зале, со следующими словами : «…Если я прохожу мимо Гейхаль-а-Тарбут и вижу огромную очередь, значит, там идет представление для русскоязычных зрителей. Мне когда-то сказали, что я очень похожа на русскую, и я с радостью приняла этот комплимент…»

Надо отметить, что в зале был полный аншлаг, концерт рассчитанный на полтора часа длился более двух часов. Зрители не хотели отпускать Анну Резникову, просили ее исполнить их любимые песни из ее репертуара. Выступление Анны сопровождалось замечательной танцевальной группой « Скай Денс». Их цыганский танец под знаменитый романс «Очи черные» вызвал взрыв аплодисментов. Вечер удался.
За помощь в организации этого чудесного вечера хотим выразить огромную благодарность от всех гостей концерта сотрудникам управления абсорбции и районов Ирэне Пирятенской, Ларисе Пристовицкой и бессменной ведущей всех мероприятий организованных управлением абсорбции Жанне Гиндлин.

Вот такие коротенькие cообщения можно порой прочитать в израильской периодической печати о замечательной актрисе и певице, занявшей здесь (как и многие из нас) нишу, вовсе не соответствующую её таланту и творческим возможностям. Кто сейчас Анна Резникова? Ведущая телепрограммы "Музыкальный саквояж". И только. Нет концертов, практически перестали снимать клипы с её участием, мы уже забыли о её блистательных сольных выступлениях. Кто-то скажет: "Не одна она..." На это трудно что-либо путное ответить. В нашем небольшом городке на самом севере Израиля Кирьят-Шмона живут в прошлом классные специалисты, доктора наук, литераторы, профессиональные музыканты (даже композиторы). Они были бы рады заняться чем-то полезным, трудиться и приносить пользу. Вместо этого - мизерное пособие, квартира в "Амидаре" или "Амигуре" (это ещё кому повезёт!) и... полная бездеятельность. С горечью приходится отметить, что мы со своими знаниями и умением на своей так называемой исторической родине никому не нужны. Израиль для нас своего рода "миклат" (убежище). И мы довольны, что он у нас есть. Потому что в других местах ещё хуже.

А вот что писала об Анне Резниковой ещё совсем недавно российская пресса:

Когда на нашей эстраде появляется артист, умудряющийся «живьем» попадать в нужные ноты, благодарная публика восторженно рукоплещет – наконец-то пришла певица, УМЕЮЩАЯ ПЕТЬ(!). Как будто бы это качество не является определяющим при выборе такой профессии. Что ж, мы готовы познакомить вас с музыкантом, который знает о музыке не понаслышке. Это певица Анна РЕЗНИКОВА.

Анна успела захватить период пышного увядания традиций советской эстрады. Она стала лауреатом конкурса «Юрмала», лихорадочно пытавшемся выковать новые кадры для уже отходящего в тень жанра классической эстрадной песни. На стыке 80-х и 90-х Анна представляла нашу страну на чехословацком конкурсе «Восемь песен в студии» (превратившемся впоследствии в «Интершлягер»), на всем известном «Золотом Орфее». И там и там уже с большей охотой принимали представителей капиталистических стран, нежели бывших соцбратьев, но Анне достаточно было лишь выйти на сцену и запеть, чтобы все встало на свои места и люди поняли, что собрались ради материй творческих, а не политических.
Потом была «Ступень к Парнасу», гостевое участие в перекочевавшей в Ялту «Юрмале», в «Голосе Азии»… Да вы и сами помните, что недостатка в песенных конкурсах в те не слишком веселые времена не испытывалось. Правда, толка особого от них не было.

Впрочем, хрупкую брюнетку с богатым сильным голосом заметили. Она довольно много снималась на телевидении, выступала в «Песнях года», в больших концертах в известных залах вроде Колонного зала Дома Союзов. Сама Александра Пахмутова доверила ей участвовать в своем творческом вечере. Но так и не были подготовлены ни пластинка, ни сольная программа.
Анна, о которой только и разговоров было как о восходящей эстрадной звезде, вскоре уехала из страны.
Сначала выступать и записывать диск в Японию. Потом работать по контрактам в других странах. За это время в ее репертуаре были самые разнообразные произведения – от русских романсов до арий из мюзиклов. Неизменным оставалось лишь одно – вокальное мастерство и творческий, импровизационный подход к чужим композициям.

Прошло 10 лет, которые Анна Резникова провела в работе, а мы наблюдали за последовательной деградацией популярных жанров в России. Увы, но за это время нашей эстраде так и не удалось вывести на орбиту настоящую новую «звезду», певческий дар которой сочетался бы с удачным репертуаром. Теперь Анна Резникова вернулась и с энтузиазмом взялась за реализацию своего данного небом шанса. Это шанс и для российской сцены – увидеть и услышать наконец настоящую артистку.

Сейчас утонченные клипы Резниковой показывают практически все отечественные телеканалы. Готовится сольная программы для концерта в «России», заканчивается работа над альбомом. Свои песни Анне Резниковой предложили композиторы Александр Клевицкий, Эдуард Ханок, Игорь Крутой, Виктор Чайка; поэты Илья Резник, Александр Вулых, Симон Осиашвили, Виктор Пеленягрэ. Зная особую придирчивость певицы при выборе репертуара, можно гарантировать, что для своего возвращения к российскому слушателю она тщательно отбирает все самое лучшее, что могут написать наши авторы. Произведения, которые в полной мере раскроют ее талант и расположат к ней слушателя, интересующегося музыкой, а не закулисными сплетнями шоу.

Источник: http://www.reznikova-anna.narod.ru/reznikova_main.html
Link to comment
Share on other sites

  • Replies 774
  • Created
  • Last Reply

Top Posters In This Topic

Поют «Цветы Ашдода»

 

Когда поют дети, Мир становится красивее и добрее. «Цветы Ашдода» - так называется детское вокально-хореографическое эстрадное шоу под руководством талантливого музыканта, замечательного педагога и яркого организатора - Евгении Шор. Хореограф-постановщик детского ансамбля «Цветы Ашдода» - Александра Черткова. «Цветы Ашдода» - это 60 талантливых детей от 4-х до 13 лет - уникальный в Израиле и далеко за его пределами коллектив. Музыкальные композиции различных стилей и направлений на многих языках в исполнении этого коллектива представляют собой яркое профессиональное театрализованное шоу.

 

Здесь нельзя не упомянуть об уникальной педагогической методике руководительницы шоу «Цветы Ашдода» - Евгении Шор, которая умеет найти подход к каждому ребенку, заметить "искорку", увлечь детей и развить вкус каждого. Евгения Шор раскрывает новые и новые грани таланта каждого ребенка, помогает развить и профессионально ставит голоса детям-участникам ансамбля. Не менее важно отметить, что в коллективе создан и поддерживается особый тонкий психологический микроклимат, позволяющий детям раскрыться и самовыразиться наиболее полным образом.

 

«Цветы Ашдода» - это театр детской песни, это веселые заводные девочки и мальчики, которым под силу завести любую аудиторию! Коллектив неоднократно становился лауреатом таких престижных профессиональных конкурсов и международных фестивалей, как «Звезды Негева», «Золотая Ханукия»2006, «Шаг к успеху» радио 89.1 FM, "Радуга народов мира". Выступления «Пирхей Ашдод» украшают программы «Радио РЭКА», «Первого радио» и телеканала «Израиль Плюс».

 

«Цветы Ашдода» не просто исполняют песни. Ансамбль преподносит музыкально-хореографические композиции на совсем ином уровне, нежели это принято. Среди слушателей «Цветов Ашдода» такие известные люди, как Дмитрий Маликов (певец и композитор), Влад Топалов («Непоседы», гр. «Смэш»), Александр Шульгин (продюсер), Майк Мироненко («Фабрика Звезд»), Юрий Чернавский (композитор), Александр Файфман («Первый канал»).

 

Опубликованное фото

 

Детское вокально-хореографическое эстрадное шоу «Цветы Ашдода» ставит перед собой высокие цели. Среди будущих достижений ансамбль «Цветы Ашдода» планирует участие в программах израильского детского телевизионного канала «Аруц Аеладим Шеш», канала «Кешет ТВ Аруц 2», радиостанций «88FM», «Гал-Галац» и др. Ансамбль планирует представлять нашу страну на конкурсе детского евровидения.

 

Жизнь и творчество ансамбля «Цветы Ашдода» неотделимы от времени, века стремительных событий и высоких технологий. Многие люди со всех уголков Мира, представители различных культур, традиций, языков находят информацию об ансамбле «Перхей Ашдод» через Интернет. Заводные музыкально-хореографические композиции, выразительные клипы, яркие непосредственные фотографии маленьких «волшебников», детей-участников ансамбля работают на позитивный образ нашей страны в Мире!

 

В августе 2007 года в Ашдоде с большим успехом состоялся новый сенсационный совместный проект – летний лагерь («кайтана») - ансамбля "Цветы Ашдода" (рук. Евгения Шор) и театральной студии "Коридор" (рук. Илья Боровицкий). В кайтане принимали самое активное участие Евгения Шор - руководительница ансамбля "Цветов Ашдода", Илья Боровицкий - руководитель театральной студии "Коридор", хореографы Александра Черткова и Олеся Алексеева.

 

Проект удался на славу! Дети с удовольствием участвовали в волшебных и удивительных мероприятиях! Лето 2007 года запомнится детям кайтаны увлекательными музыкальными и театральными занятиями, походом в бассейн, активным отдыхом, новыми друзьями, яркими впечатлениями и отличным светлым настроением! Заключительный концерт кайтаны ансамбля "Цветы Ашдода" и театральной студии "Коридор" был подготовлен всего за 6 дней! Он состоял из инсценировки сказки "Пиноккио" и большого концерта.

 

В дальнейших планах организовать совместный летний лагерь ансамбля «Цветы Ашдода», театральной студии «Коридор», популярной российской группы «Непоседы» (рук. Елена Пинджоян) и ансамбля «Волшебники двора» (рук. Виталий Осошник).

 

Автор: Дмитрий Романов. (2007)

Источник: http://flowers.strips4you.com/RussianPress.php

 

Необходимое дополнение

 

В дни празднования 60-летия образования государства Израиль программа "7-40" в качестве завершающего аккорда праздничного концерта поставила замечательное выступление детского ансамбля "Цветы Ашдода", исполнившего песню "Наша страна". Нужно было видеть как пели эту песню маленькие артисты! Апофеоз! Другое слово трудно подобрать: у меня и у всех окружавших меня взрослых по щекам покатились слёзы. И никому не было стыдно - это были слёзы восторга...

Link to comment
Share on other sites

Наталья Кобзон. Слова любви моей и нежности

 

Мои отношения с отцом с детства складывались совсем не так, как в других семьях. Виделись мы редко. Он, как и сейчас, очень много гастролировал, а если даже и бывал в Москве, то дома нам почти не удавалось пообщаться из-за его занятости. Тем не менее, семья для него была главным стержнем в жизни. Он постоянно узнавал, что у нас произошло за время его отсутствия, и, конечно же, давал всем нам «ЦУ», как и подобает отцу семейства. Мама нам тоже внушала, что отец — главнокомандующий в семье, и мы его должны чтить и беспрекословно слушаться. Таким образом, мы знали, что наш папа хоть и далеко, но все видит незримым оком.

 

В детстве мне казалось, что отец всесилен, как волшебник из сказки. Если мне было больно или обидно, я представляла, что, мол, вот приедет папа и защитит меня от всего, и пожалеет, и утешит. И мне сразу становилось легче. Ведь он это делает очень здорово! Он так умеет жалеть, что до сих пор, когда мои дети падают и начинают плакать, я кричу им: « Сейчас мы позвоним деду Йосе, и он вас пожалеет!». И они также с радостью соглашаются и успокаиваются.

 

Опубликованное фото

Конечно, мне не хватало его. Зато если он был рядом, то давал мне такую огромную пилюлю любви, баловства, внимания и ласки, что сразу компенсировал все за долгую разлуку. Он любил пятерней обхватить мое личико и потрясти, издавая при этом звуки, полные блаженства. Называл он меня Кузьма или Чучело. Для окружающих такие эпитеты, наверное, звучали немного странно, но и я, и все близкие знали, что так, шутя, он выражает свои нежные чувства. К огромному моему умилению, сейчас он проделывает то же самое со своими внучками, но я рада, что мои «кликухи» он оставил за мной, а им дал свои.

 

Говорить какие-то особо нежные слова — не в его стиле. Вместо слов он сражает наповал всех близких и тех, кого уважает или кому просто симпатизирует, своим отношением, поступками и жестами. А сколько чувства он выражает в песне! Хоть и повидавшей все в этой жизни, он сохранил такую по-детски чистую душу, что иногда, исполняя на концерте какое-то глубокое произведение, может пустить тихие, горькие слезы. Когда эта его энергия и чувства достигают зала, у зрителей тоже подкатывает ком к горлу и у многих слезы льются ручьем…

 

Со временем я поняла, что у людей, когда они слушают его, открывается душа и накопившиеся боль, тяжесть, ностальгия или другие сильные чувства тоже вдруг выливаются очищающими слезами. Как правило, с его концертов все уходят с легкостью и радостью в душе. Выступления Иосифа Кобзона у любого слушателя не проходят бесследно, а в памяти остается как минимум — глубокое уважение.

 

Он обладает поистине великолепным и богатым тембром голоса. Он мастер вокала, его репертуар наполнен только красивыми мелодиями, а все стихи обязательно несут смысл, потому что он искренне верит в то, о чем поет, и люди верят ему. Он никогда не подстраивался к меняющимся со временем тенденциям в музыке. Его твердость и уверенность в своем творчестве сделала его легендарным рыцарем своей эпохи. Он 50 лет на сцене! И все эти годы его слушают с восторгом, а каждое появление на сцене Кобзона вызывает шквал аплодисментов благодарных слушателей. А всякий раз, когда концерт посвящается ветеранам или патриотической теме, зал слушает его стоя. Случается, что и президенты встают вместе с залом.

 

Разумеется, все это он заслужил не легким путем. Много лет назад, сразу после демобилизации, он приехал в Москву в солдатской форме. С первого раза поступил в институт им. Гнесиных, в ГИТИС и в Мерзляковское музыкальное училище при консерватории, но предпочел «гнесинку». В Москве в то время у него не было никого, чтобы хоть как-то помочь материально. Ведь у него не было денег даже на новую одежду. Вся старая оказалась мала, так как в армии он подрос, возмужал и прибавил несколько размеров. Вот так бедный студент Кобзон в солдатской форме и начал свою взрослую жизнь далеко от дома и от семьи. Он подрабатывал, как мог. Собирал картошку, за работу получал мешок с собой и, экономя, кормился этой картошкой долгое время.

 

Один раз, во время какого-то концерта, он подошел к Аркадию Ильичу Островскому и попросил номер его телефона. Островский не отказал смелому парню, но потом долгое время думал, что, сделав это, допустил ошибку. Потому что папа замучил и его, и его супругу своими звонками и просьбами прослушать его. Наверное, прослушивание так бы и не состоялось, если бы Кобзон не довел его до «потери пульса».

 

И все же упорство папы было вознаграждено. Островскому его исполнение понравилось, но он попросил папу привести еще одного солиста-тенора, потому что в то время солистов была уйма, а создание дуэта — вполне актуальная идея. Дальше все знают, что с песни « Мальчики» появился эстрадный дуэт Иосифа Кобзона и Виктора Кохно, с которым они вместе учились. Однако через некоторое время администрация института начала возражать против выступлений студентов. Их поставили перед выбором: или эстрада, или институт. Кохно выбрал учебу, а папа — эстраду, и был отчислен из института. Так появился солист Иосиф Кобзон.

 

С Аркадием Ильичем Островским они стали крепкими друзьями, и этот замечательный человек познакомил отца со многими композиторами и поэтами — песенниками. Островский настаивал на том, чтобы отец взял псевдоним и во время одного выступления Аркадий Ильич объявил его: «Юрий Златов». Наверное, это было красиво. Но после концерта отец попросил впредь объявлять его только Иосифом Кобзоном. «Иосиф, ну ты же понимаешь, что еврею тяжело будет пробиться», — сказал Островский, беспокоясь за будущее молодого певца. Но папа был тверд и наотрез отказался от этого предложения. Он и раньше, и сейчас предпочитает идти нелегким, но честным путем.

 

Спустя много лет, он восстановился в институте, успешно закончил его и даже стал профессором Гнесинского института. С тех пор прошло немало лет. Сегодня Кобзон — не просто известный певец, но и влиятельный общественный деятель, депутат, бизнесмен, меценат, богатый человек и многое другое… Он первый на эстраде стал много зарабатывать, его ставка была самой высокой. Он был неутомим, работал по 3 концерта в день и исколесил весь огромный Советский Союз и многие зарубежные страны. А добился он очень многого прежде всего потому, что был беспощаден по отношению к самому себе. Его трудоспособность феноменальна, это знают все, кто знаком с ним.

 

К семидесяти годам мы ждали хоть небольшого сбавления оборотов. К сожалению, даже его организм отказывался работать в таком режиме, но он и его переубедил. А мы, близкие люди, только сейчас отстали от него со своими просьбами поменьше работать. До нас наконец-то дошло, что Иосиф Кобзон — сверхчеловек, и ему хорошо только тогда, когда он пребывает в своем ненормальном режиме. Когда мы вместе на отдыхе, он сходит с ума от примитивности расслабленного времяпровождения, от ничегонеделания и находит себе и всем вокруг такие поручения, что после такого отдыха с ним нам нужен еще один отпуск.

 

Я могу сказать, что быть с ним рядом — это постоянное напряжение. Он очень требователен, прежде всего, к себе, но и, конечно, ко всем тем, кто его окружает. Как только он открывает глаза, в полном ему подчинении начинает суетиться моя мама, а затем и все те, кто встречаются ему в этот день. Потом опять мама. А потом несколько часов покоя, пока он отдыхает и, наверняка, трудится даже во сне. Он говорит, что не любит ночь. Я думаю потому, что это конец его рабочего дня. Он любит утро, ведь новый день приносит много дел и хлопот. Удивительно, но ему нравится, когда к нему обращаются с просьбами, когда озадачивают его. Он как будто создан для преодоления преград, и я до сих пор верю, что для него нет непосильных земных дел. Делая что-то для близких, он получает искреннее удовольствие, а взамен ему ничего не надо, кроме доброго слова и уважения.

 

Мне льстит, когда говорят, что у меня папин характер, даже когда имеют в виду, что он такой же нелегкий, как и у отца. Я унаследовала от папы многое: и генетически, и усвоенные мною с детства жизненные ценности. Может, нашим близким тяжело и непросто с нами, такими «принципиальными». Но мне эти твердые качества кажутся очень правильными, многие из которых я очень надеюсь увидеть в своих детях. Сильное его влияние на меня оказывалось не от его лекций, хотя и это бывало, если появлялось время, а от его личного примера и это, бесспорно, самый убедительный метод воспитания. Принципы, по которым живет отец, во многом старомодны и слишком идеализированы для сегодняшнего, достаточно циничного, общества. Но он умудряется жить по ним и достиг гораздо большего, чем те, которые плывут по течению.

 

Иосиф Кобзон — талантливый артист и яркая, феноменальная личность и даже не знаешь, какая из его неординарных сторон перевешивает. Поразительна его совесть. Во всем. Даже наедине со своими мыслями велико его уважение к людям, особенно к старшим. Мой отец не религиозен, но он с уважением относится ко всем верам и конфессиям. Одним из главных постулатов, которым учил нас отец — это терпимость и любовь ко всем народам. Он часто говорит: «Не бывает плохих народов, бывают плохие люди». Он с интересом познает обряды, традиции, культуру и даже кухню всех республик и стран, где ему удается побывать. Будучи политическим деятелем, он все равно на первое место ставит дружбу и любовь к людям.

 

Бывали случаи, когда все вокруг говорили: « Иосиф, не лезь, не глупи, тебе это навредит!» и т.п. Но его чувство справедливости всегда сильнее трезвого рассудка. Да и кто знает, глупость это была или мудрость. Времена меняются и часто те, которые были в опале, вновь обретали силу и благодарили отца за поддержку. И какое огромное счастье для нас видеть, как его любят люди разных национальностей и что они ему верят и знают, что он их защитник и искренний доброжелатель. Многие предпочитают поступать вроде бы политически корректно, но часто не могут открыто смотреть людям в глаза. И знают — почему. А за отца я спокойна, его никогда не будет мучить совесть за какой-то недостойный поступок или трусость.

 

Дружить с Кобзоном — большая честь. И не только благодаря его славе, а потому, что вряд-ли кто-то еще, умеет так бережно относиться к людям и так дорожить дружбой. К огромному счастью, у него по жизни осталось немало друзей, которые так же, любят и ценят его, как друга. Я говорю «осталось», потому что, к сожалению, рядом с таким сильным покровителем всегда масса тех, кто стремится воспользоваться дружбой в своих корыстных целях, а получив что хотели, тут же пропадают. Ему часто приходилось разочаровываться в людях. Он всегда это очень остро переживает, но не может позволить себе отчаяние или депрессию, а просто загружает себя работой еще больше. И вскоре добрые и благие дела ведут его к новым триумфам, и вдохновение появляется вновь.

 

Самое лучшее его лекарство — это сцена, от которой он никогда не устает. Интересно, что чем больше он поет, тем больше у него прибавляется энергии. Когда-то давно Александр Иванов написал эпиграмму: «Как не остановить бегущего бизона, так не остановить поющего Кобзона». Это очень метко. Он поет везде и всегда. Он постоянно принимает участие в благотворительных мероприятиях и так называемых «шефских» (бесплатных) концертах. Каких только площадок не было в его сольной карьере — даже выступления для заключенных. Он с радостью поздравляет всех друзей и знакомых и дарит свое выступление празднующим. Мне посчастливилось не раз присутствовать на красивых торжествах, и могу с гордостью и твердо сказать, что вряд ли кто еще кроме отца может внести в праздник такую душевность и тепло, сделать вечер поистине незабываемым.

 

Всю жизнь его интересовали яркие личности. Но опять-таки исключительно потому, что он искренне радуется и восхищается человеческим талантом, умом, волей и умением самозабвенно трудиться. У отца потрясающе интересная биография и непочатый край рассказов про выдающихся людей. Его друзья — представители самых разных профессий. Это лучшие из лучших: артисты, поэты, композиторы, художники, скульпторы, музыканты, режиссеры, писатели, ученые, врачи, политики, журналисты, космонавты, артисты балета и цирка, спортсмены.

 

Всем нам, его близким, фантастически повезло, что, благодаря ему, мы соприкоснулись со многими великими людьми. Легендами. Побывали в их обществе, провели незабываемое время. Когда он в положительном расположении духа, он рассказывает феерические истории о многих из них, вспоминает всевозможные смешные казусы из своей гастрольной жизни. Он одаренный рассказчик и когда в ударе, то все слушают его буквально с открытым ртом.

 

У него врожденное чувство юмора. Очень многие знают, как он искрометно реагирует, парирует любые выпады оппонентов. Он знает огромное количество анекдотов и частушек и при случае как никто другой может их здорово преподнести — рассказать и спеть.

 

Многие поражаются его памяти. Он знает наизусть невероятное количество стихов, а в его репертуаре порядка 3000 песен. И помнит все имена и отчества людей, с которыми встречался всего один-два раза и то довольно давно. Один раз исполнив песню, он может вспомнить все слова через тридцать-сорок лет. Он помнит дни рождения всех многочисленных близких людей и друзей-товарищей, не забывает поздравить их с праздником.

 

От своей матери он унаследовал уникальное качество — постоянно вмешиваться в проблемы друзей и близких, чтобы своевременно помочь. Он не может быть в стороне. Некоторым это может показаться немного навязчивым, но для него это абсолютно естественно. Безразличие несовместимо с Кобзоном, его рефлекс — всегда поучаствовать и обязательно помочь.

 

Вся наша семья ужасно переживала, когда он так часто рисковал собой: 9 поездок в Афганистан во время войны; в числе первых он помчался в Чернобыль после взрыва; поехал с концертом в Чечню; пошел на переговоры в «Норд Ост». И таких подвигов (другими словами эти поступки я назвать не могу) было очень много. А скольких конкретных людей он спас! Есть масса примеров, когда в экстремальных случаях он подключал лучших врачей, кого-то устраивал в больницы, кому-то помогал с жилищным вопросом, устраивал на обучение в ВУЗы, помогал материально, давал советы и прочее, и прочее.

 

Еще одно важнейшее место в его жизни занимает — культура. По его мнению, если молодежь будет воспитываться в богатой культуре — жизнь будет гораздо лучше во всей стране. В последнее время он является председателем совета по культуре в Госдуме России. Он болезненно переживает, что на эстраде процветает пошлая бездарность за счет богатых покровителей. Он старается всеми силами уберечь людей от фальши, к примеру, от пения под фонограмму. Упорно борется за выделение больших средств на культуру и, к счастью, многое удается сделать. Отец беспокоится за духовное воспитание людей, за возрождение в стране многовековых традиций.

 

На депутатском поприще он давно борется за принятие законопроекта «Защита прав и достоинства граждан Российской Федерации». Ему больно видеть, как такая мощная страна теряет авторитет и уважение других стран. Случается, что неприятные казусы происходит по вине некоторых наших граждан. К примеру, многие россияне, находясь за рубежом, в последнее десятилетие на весь мир «прославились» своим недостойным, можно сказать, позорным поведением. И вряд ли таких людей следует оправдывать и защищать. Но это лишь отдельные случаи и они не говорят обо всем русском населении. Однако Россия не выступает в защиту своих законопослушных и достойных граждан, если их несправедливо оклеветали в других странах, если к ним неуважительно отнеслись при пересечении границы, если им беспричинно отказали в выдаче визы. Иосиф Кобзон лично испытал, как из-за сфабрикованной, абсолютно беспочвенной клеветы Америка объявила его причастным к незаконной деятельности.

 

Он опроверг эти инсинуации, собрав полное досье о себе от представителей органов безопасности, большой пакет официальных документов, в которых четко сказано, что Иосиф Кобзон — ни в чем и никогда не был заподозрен. Ему пришлось долгое время бороться и судиться с Америкой, требовать честного суда, подавать прошение в международный суд, но американцам было все равно. Подумаешь, поступили по-хамски с каким-то русским певцом Кобзоном… А для отца непредвиденным и тяжелым ударом оказалось то, что та страна, которой он посвятил всю свою жизнь и для которой сделал так много важного и нужного, не встала в тот момент на его защиту, несмотря на его многочисленные обращения. Появляется какой-то замкнутый круг: Государство не ценит своих подданных, а они в свою очередь не уважают государство. Ведь именно в связи с такой ситуацией Россию покинули многие великие умы и выдающиеся личности. Отец и в мыслях никогда не держал покинуть Россию. Но мечтает, что его законопроект наконец-то будет принят, и Россия будет защищать своих граждан, как это делают все развитые страны.

 

Хочется упомянуть еще об одной сентиментальной, но очень благородной черте Иосифа Кобзона. Это благодарная память об уже ушедших. Не было ни одного его концерта без посвящения тем, кого уже нет. Во время такого грустного и горького выступления он искренне по-мужски плачет, вспоминая тех, кто ему дорог. Он очень благодарный человек: если полюбил, то будет нести верность до конца. Первое, что он делает, когда прилетает в какой-либо город, посещает кладбище, где покоятся либо его друзья, либо выдающиеся деятели страны. Своим святым отношением к ушедшим он убедил меня, что это очень достойно и правильно — благодарить и помнить наших близких…

 

Говорить об Иосифе Кобзоне можно бесконечно, ведь он прожил за одну жизнь столько, сколько и десятерым не удастся. Вот такой для меня мой отец. Настоящий, сильный, правильный, красивый мужчина. Человек! С самого детства и до сих пор я не перестаю гордиться им. Знаю, что нет ему равных и подобных. Несмотря на такое почти фанатичное отношение к отцу, я стараюсь не афишировать, что я его дочь, потому как считаю, что на мне природа отдохнула в плане какой-либо карьеры и мне нечем особо похвастаться. Но в преддверии его двойного юбилея — 70-летия и 50-летия творческой деятельности (сейчас эта дата уже позади Б.Л.) я долго думала, что подготовить ему в подарок… И решила создать его официальный веб-сайт, где смогу со всем миром поделиться многими интересными фактами о нем.

 

Попав на www.iosifkobzon.ru, можно будет многое узнать о его биографии, деятельности, достижениях, почитать массу интересных отзывов о нем, познакомиться с антологией песен, послушать редкие записи, увидеть множество фотографий, узнать новости и прочее. Думаю, самым приятным для него из этого проекта будет то, что его внуки и правнуки смогут узнать о нем много важного и интересного, будут гордиться им и возможно возьмут себе на вооружение некоторые его качества!

 

Источник: http://www.iosifkobzon.ru/biography/family/children/index.php

Link to comment
Share on other sites

Когда Наталья Дарьялова появилась на канале РТР с программой "У всех на устах", ее сразу запомнили по широкой голливудской улыбке, Позже зрители узнали, что Наталья - дочь знаменитого писателя Аркадия Вайнера. Теперь Дарьялова - генеральный директор собственной телекомпании, названной "Дарьял-ТВ".

 

- Я с детства мечтала раздобыть волшебную палочку, чтобы вмиг сделать всех веселыми и красивыми. Наверное, все, что делаю сегодня, - стремление осуществить детскую мечту. Это у меня от мамы, она - профессор, ученый с мировым именем в области онкологии. Сколько себя помню, дома телефон звонит непрерывно - и каждого мама старается успокоить, пытается помочь.

 

Опубликованное фото

- Как познакомились врач Софья Дарьялова и следователь Аркадий Вайнер?

- Это очень забавная история. Мой дед, папин папа, как-то раз увидев в магазине красивую блондинку, подошел к ней и попросил оставить телефон. Девушка, конечно, возмутилась: "Вы же пожилой человек, как вам не стыдно!" Дед стал оправдываться, что, мол, это не для меня, а для сына. Но она так и ушла, оставив без внимания его просьбу. Дед же затею свою не оставил, каким-то удивительным образом раздобыл номер ее телефона и стал уговаривать сына позвонить. Папа, который был тот еще плейбой и с девушками знакомился без подобных уловок, долго сопротивлялся, но все-таки позвонил. Правда, сказал: "Я свидание вам назначать не собираюсь, но ради моего отца давайте встретимся на пять минут". А через пять дней они поженились.

 

- Вы - единственный ребенок неординарных родителей. Этот факт отразился на вашем детстве?

- Я мало чем отличалась от сверстников. Ходила в обычный детский садик, а когда там был карантин, торчала на работе у родителей. Папа был очень строг со мной. Ему было достаточно сказать два слова шепотом, чтобы укротить мою буйную натуру. Я играла с мальчишками во все их игры и даже среди дворовых хулиганов была своей. Не случайно в сказке о Снежной королеве у меня две любимые героини - Герда и Маленькая разбойница, две ипостаси сильной и красивой женской натуры.

 

- В школе вы пользовались писательской славой отц?

- Одноклассники, конечно, знали, что я дочь Аркади Вайнера, но если бы я стала этим бравировать, мне бы от него влетело в первую очередь. Позже, когда я стала писать рассказы, я взяла мамину фамилию, чтобы не зависеть от славы отца. Когда мне приходили отказы, папа, видя мои страдания, предлагал посодействовать, но это было не по мне.

 

- Вы рано вышли замуж. Как вы встретили будущего супруга?

- Молодой ученый, кандидат наук, приехал в Москву из Сибири, случайно попал в Дом журналистов, увидел меня, и я сразила его наповал. Стал прилетать каждые выходные, с огромным букетом роз, и просто стоял под окнами, даже на холоде. Первым не выдержал папа: "Ну нельзя же так морозить человека, впусти, сколько можно". Впустила. Тогда я только закончила школу. Дочки Лиза и Валерия родились, когда я еще была студенткой МГУ. Но любовь оказалась недолговечной. Уже в Америке я поняла, что не люблю мужа и нам лучше расстаться. Без романтики, без влюбленности я не представляю себе отношений.

 

- Чем сейчас занимается ваш бывший супруг? Общается ли он с дочками?

- Мой бывший муж - профессор экономики, живет в Нью-Йорке. Дочки его очень любят, он очень заботливый отец.

 

- А дочки чувствуют себя россиянками?

- Они принадлежат двум культурам. Не забывают, где родились, дочки часто приезжают со мной в Москву, но они, конечно же, в большей степени американки. Там они пошли в школу, там живут и проводят большую часть свободного времени.

 

- И все же вернемся немного назад. Чего вам не хватало здесь, что вы, решили уехать в Америку?

- Я хотела свободы, хотела проверить, на что способна в незнакомой стране. Сейчас даже страшно вспомнить, ведь я ехала с мужем, не знавшим ни одного английского слова, и двумя маленькими дочками. И я прекрасно понимала, что биться за выживание всей семьи придется мне одной. Было трудно, денег не хватало. Нас просто спас Артур Миллер - знаменитый американский писатель, друг отца, предложивший пожить в его нью-йоркской квартире.

 

- Как складывалась ваша американская карьера?

- Сначала писала о России в журнал "Форбс", была обозревателем по нашей стране. Там я подружилась с главным редактором, потом пришла на Эй-би-си Интернэшнл. Оказавшись в высшем свете Америки, я всегда гордилась тем, что родом из России, страны с богатейшей историей и культурой, и для них должно быть честью дружить со мной. И с идеей программы "У всех на устах" я пришла прямо к президенту Эй-би-си.

 

- И получили от него карт-бланш на полную творческую свободу?

- Ну, не сразу. Переломным моментом стал случай, когда в конце передачи об уникальном человеке, который на своем мотодельтаплане учил стаю маленьких гусят улетать на юг, я позвонила в хрустальный колокольчик, обращаясь к зрителям с призывом верить в свое умение летать: "Может быть, это звонят колокола вашей судьбы, идите ей навстречу". Тогда продюсер сказала, что никаких колокольчиков она не допустит, и побежала к начальству с криком "Или я, или она!". На что продюсер спокойно ответил: "Продюсеров хватает, а звезд мало".

 

- Почему вы не создали свой канал в Америке?

- В Нью-Йорке создать федеральный канал нереально. В России "Дарьял-ТВ" вещает во многих крупных городах. Канал носит мое имя, что тоже уникально, потому что ни один канал в мире не носит имя телезвезды. Здесь мы выстроили свой Голливуд - телестудию XXI века.

 

- Значит, вы вернулись обратно, в Россию?

- Не совсем так. Я живу в Нью-Йорке, городе, который обожаю. У меня просторная квартира в престижной части Манхэттена с видом на Ист-ривер. Кстати, здесь у меня квартира с окнами на Москву-реку. Конечно, сейчас я очень много времени провожу в Москве, потому что занята строительством канала

 

- Ваш отец тоже работает на "Дарьял-ТВ". Какова его роль? (читатель, конечно, знает, что Аркадия Вайнера больше нет с нами)

- "Дарьял-ТВ" - это наша с отцом мечта. Без его участия создание и успешный старт канала были бы невозможны. Он руководит всей творческой стратегией "Дарьял-ТВ".

 

- А в Америке вы продолжаете вести какие-нибудь проекты?

- Да, я по-прежнему в эфире, правда, не так часто, потому что все мои силы направлены на "Дарьял-ТВ". Пришлось отказаться от нескольких весьма лестных предложений - постоянной программы на Эй-би-си и съемок в голливудском фильме.

 

- А вам хватает времени на личную жизнь?

- Мужчины часто говорят мне: "Зачем ты столько работаешь, когда ты создана для любви?" Мой принц (представитель одной из действующих королевских династий, имя которого Наталья держит в секрете от общественности) настойчиво просит меня, чтобы я все бросила и переехала к нему. Но, как известно, и дворец может стать золотой клеткой, когда нет свободы.

 

Источник: http://persona.rin.ru/view/f/0/18578/dar'jalova-natal'ja

Link to comment
Share on other sites

Знаете ли Вы, что детская песенка «Йонатан ха-катан», которую постоянно напевают все ребятишки Израиля, - это немецкая детская песня, которую сначала перевели на идиш, и только потом – на иврит?

Любите ли вы слушать и петь песни на идиш?

Театр «Идишпиль» продолжает серию музыкальных вечеров «Поем на идиш», которые с неизменным успехом вот уже второй год подряд собирают полные залы в разных городах Израиля. В весенней программе концертов «Поем на идиш» - самые любимые и популярные песни, которые звучат в исполнении звезд театра «Идишпиль» Моники Вардимон, Якова Бодо, Саси Кешета, а также певиц Рины Имануэль и Ади Арад.

«Поем на идиш» - это не только уникальная возможность послушать любимые песни на идиш, но и возможность самим спеть их вместе с замечательными исполнителями.

 

Опубликованное фото

 

Среди песен, которые звучат в концертах: «Ойфен припечек», «Киндер Юрн», «Шмулик Шнэк» («Йонатан Ха-Катан»), «Шейн ви ди лебене», «Рожинкас мит мэнделен» и многие другие. Рина Имануэль исполняет песни на идиш и ладино, а в репертуаре Саси Кешета есть и клейзмерская музыка. Неподражаемый Яков Бодо веселит зрителей великолепными скетчами, а звучание редкого по красоте голоса Ади Арад вы слышите в исполняемых ею еврейских песнях и песнях «хазанут».

Двухчасовые музыкальные вечера «Поем на идиш» идут во многих городах Израиля: в Нес-Ционе и Ашкелоне, в Нетании и Рамат ха-Шароне, в Иерусалиме и Беэр-Шеве, Герцлии и Ашдоде, и, конечно же, в «Бейт Шалом Алейхем» Тель-Авива.

 

Поем на идиш – мезингт идиш – а мехае!

 

Источник: http://www.isra.com/news/94125

Link to comment
Share on other sites

Катя Гордон – писатель, ведущая радио «Маяк», начинающий режиссер, популярный блоггер, поэт.

 

Родилась 19.10.1980 в семье ученых. Росла своенравным, свободолюбивым ребенком. Освоив грамоту, стала писать нечто, что уверенно называла «стихами и рассказами». В истории мировой литературы раннее творчество Кати Гордон, слава Богу, не представлено. Зато в памяти учеников младших классов гуманитарной гимназии 1507 остались кукольные спектакли, поставленные юным режиссером. Параллельно с гимназией закончила экономическую школу старшеклассников при МУ (как лучшая ученица по итогам всего курса получила гранд на экономический факультет), но… поступила в МПГУ им Ленина на факультет «Социальной психологии», который, в свою очередь, закончила с красным дипломом (Темы курсовых работ: «Внутренняя форма слова», «Проблемы межличностной коммуникации», «Социализация», «Игровое взаимодействие».Тема диплома: «Телевизионная норма как фактор некритического отношения к телевизионной информации». Научный руководитель — профессор Н.Е. Веракса (школа диалектической психологии)).

 

Опубликованное фото

Также училась и в музыкальной школе №68 по классу фортепиано, но без особых успехов. После окончания МПГУ поступила на Высшие Курсы Сценаристов и Режиссеров (ВКСиР) в мастерскую П.Е. Тодоровского, где была одной из самых ярких учениц своего набора (не только по ее личному мнению:-)

 

Работы в кино, режиссура:

 

- «Море волнуется раз…» (по мнению ректора курсов С.Герасимова «фильм антигуманный и недостойный». Запрещен к показам на фестивалях от имени ВКСиР», в прошлом году чудом попав в программу, фильм получил главный приз международного фестиваля «Новое кино.21 век.»)

- Телекомпания «Останкино». Вместе с Дарьей Пимановой сняла документальное кино к юбилею фильма «Я шагаю по Москве».

- снялась у режиссера Ольги Субботиной в фильме с пока еще не известным названием (1-ый канал)

- сняла 2 клипа (один для европейского MTV)

- видео-ролик для наружной рекламы телеканала 02 тв.

 

Опубликованное фото

Работа в медиа:

 

Телеканал М1 – актриса и корреспондент программы «Хмурое утро».

Телеканал ТВЦ – ведущая программы «Времечко», автор документального фильма «Профессия: психоаналитик».

Радио «Серебряный дождь» - рубрика «Диагноз» (интервью с известными людьми на основе психологических тестов с дальнейшей постановкой диагноза)

Ведущая авторской программы «Мастер-класс» на радио Культура

Соведущая «женской» программы «Добрая охота» на Эхо Москвы

Креативный продюсер телеканала О2 тв (бренд – бук, рекламная компания, межэфирка, автор проектов) Автор слоганов: «Мы просто делаем телевидение!», «Победа человека над телевидением!»

Ведущая социально–политической программы «Разговор без правил» на телеканале О2 тв.

Радио «Маяк» - автор передач («Новейшая история", «Разговор по делу», «FM – терапия», «VIP - допрос») и слоганов («О важном на равных!», «Думать не скучно!», «Радио как средство общения». Принимала участие в разработке медиа-кита).

Ведущая вечернего «драйв – тайма» (будни, с 17.00 до 20.00).

 

Опубликованное фото

Литература:

 

Автор книг «Состояния» и «Конченые». Последняя - одна из самых скачиваемых книг в интернете.

Автор пьесы «А счастлива ли жена президента?»

Автор сценария (полный метр) «Время настоящее».

Повести: «В гости к зеленому другу», «Искусство расставаний», «Хомо Либералис».

Автор популярных в интернете инструкций «Жизнь для чайников».

Автор стихов, эссе и статей для журналов.

 

Всякое:

 

- Организовала общество защиты бездомных городских животных «Ненужная порода».

- Создала благотворительную коллекцию «Беспородных шапочек».

- Входит в 50 самых красивых людей Москвы (по версии журнала TimeOut).

- Есть пес Кифа (дворняга)

- Хорошо танцует (современный танец)

- Совершила три прыжка с парашютом

- Не замужем.

 

А вот одно из стихотворений (для общего представления):

 

***

Ты нелюбовью болен, я - простудой.

Нас лихорадит от ненужных встреч

И каждый хочет нас предостеречь

От нашей дружбы как от лжи и блуда,

 

как от порока и опасных снов,

как от болезней и недобрых слов.

 

Я кашляю и я тебя люблю,

Как всех больных, убогих и несчастных

И даже если нелюбовь опасна...

...........................я не боюсь.

Link to comment
Share on other sites

Алла Сурикова родилась 6 ноября в Киеве (Украина). Супруг - А. Поташников, киновидеоинженер. Дочь - Кира Сурикова, писатель.

С детства Аллу Сурикову окружала добрая и творческая атмосфера. Ее родители, очень артистичные от природы, "всегда старались идти по солнечной стороне жизни", а "улыбка была украшением фамильного герба" (А. Сурикова). Мама была врачом, папа более 30 лет проработал инженером на Киевском телецентре, а до этого преподавал в Институте киноинженеров. Он часто водил дочь смотреть фильмы. Это и стало первой ниточкой, связавшей ее с кинематографом. В семье были актеры, музыканты, художники. Настоящим праздником был приезд в Киев на гастроли Одесского театра, в котором играл ее дядя Яков Осипович Заславский. Алла не пропускала ни одного спектакля, знала наизусть многие его роли, особенно ей нравились Осип из гоголевского "Ревизора" и Филька-анархист из "Интервенции". Неудивительно, что она с детства мечтала стать актрисой, играла и ставила спектакли в школьном драмкружке.

 

После школы, не пройдя по конкурсу в Институт легкой промышленности, Алла устроилась слесарем-сборщиком на авиазавод. На следующий год она поступила на филологический факультет Фрунзенского Государственного университета, а впоследствии перевелась в Киевский университет. Параллельно учебе на отделении русского языка и литературы филфака она занималась на кафедре математической лингвистики мехмата у профессора Л.А. Калужнина. Проработав по окончании университета некоторое время корреспондентом на украинском телевидении, Алла Сурикова пришла на Киностудию имени А. Довженко. Была ассистентом режиссера на съемках фильмов "Маленький школьный оркестр" (1968) и "Умеете ли вы жить?" (1970). В 1971 году она поступила на Высшие курсы сценаристов и режиссеров (мастерская Александра Алова и Владимира Наумова), где художественным руководителем был Георгий Данелия. Первые самостоятельные режиссерские работы Аллы Суриковой - трехминутная лента "Девочка и Солнечный зайчик" по мотивам этюда Л. Енгибарова с 5-летней дочерью Кирой в главной и единственной роли (1971) и фильм-курсовая "Живая шляпа" по рассказу Н. Носова (1972).

 

В это самое время у нее возникает идея создания детского юмористического киножурнала наподобие взрослого "Фитиля", состоящего из коротких смешных миниатюр. В Союзе кинематографистов эту идею активно поддержали Ролан Быков и Кира Парамонова, и вскоре на Киностудии имени М. Горького родился и сразу стал популярным знаменитый "Ералаш", для которого Алла Сурикова сняла впоследствии 2 сюжета ("Ну кто же так рисует?!", 1977; "Врешь ты все!", 1996). Дипломная работа начинающего режиссера - короткометражный мюзикл по собственному сценарию "Лжинка, или Маленькая ложь и большие неприятности" (стихи Л. Барбас, музыка В. Хропачева и В. Быстрякова). В 1974 году на Всесоюзном кинофестивале "Молодость" она была удостоена приза Госкино УССР "За лучшую режиссуру". На Киностудии имени А. Довженко Алла Сурикова сняла еще 2 картины - документальный телевизионный фильм-концерт "Рождение танца" (1975) об Ансамбле украинского танца под руководством П.П. Вирского и свою первую полнометражную ленту "Предположим, ты капитан..." (1976), сценарий которой она написала в соавторстве с В. Горловым по мотивам рассказов Ю. Сотника.

 

Опубликованное фото

Широкому зрителю имя режиссера Аллы Суриковой стало известно благодаря вышедшей в 1979 году на "Мосфильме" комедийной ленте "Суета сует" по сценарию Эмиля Брагинского, с Галиной Польских и Фрунзе Мкртчяном в главных ролях. Картину посмотрели более 30 миллионов зрителей. В том же году она была удостоена приза за режиссуру на фестивале "Молодость "Мосфильма" и приза прокатчиков, получила право на внеконкурсное участие во Всесоюзном кинофестивале в Ашхабаде, в днях "Мосфильма" в Ереване, Ленинграде и многих других городах. Через 2 года после "Суеты сует" появилась новая музыкальная комедия Аллы Суриковой - "Будьте моим мужем" (сценарий Эдуарда Акопова), где главных героев сыграли Андрей Миронов и Елена Проклова. Вспоминая о своей первой совместной работе с Андреем Мироновым, Алла Ильинична отмечает, что он стал тогда для нее "не просто другом, - он стал наставником, советчиком", у которого она училась самоиронии, свободе импровизации, обязательности... Фильм "Будьте моим мужем" в 1981 году получил приз зрителей на фестивале "Молодость "Мосфильма" и приз прокатчиков.

 

Не остался незамеченным и комедийный детектив Аллы Суриковой "Ищите женщину" (1982). Снятый по пьесе французского драматурга Р. Тома "Цыпленок и попугаиха" (сценарий С. Володиной), с прекрасным актерским дуэтом - Софико Чиаурели и Леонид Куравлев, замечательными актерскими работами С. Юрского, В. Басова, молодых актеров Л. Дмитриевой, Л. Ярмольника, А. Абдулова и других, фильм получился веселым, ироничным, остросюжетным. Лента не подверглась озвучанию - в ней сохранен настоящий, родной звук, записанный на съемочной площадке. А это, по словам Аллы Ильиничны, для комедии особенно важно, так как "при озвучании часто пропадает какая-то малость - и реплика становится не такой удачной, интонация бледнеет". За двадцать лет после премьеры картина демонстрировалась по отечественному телевидению более 40 раз.

 

Следующая картина Аллы Суриковой - сатирическая комедия "Искренне Ваш" (1985) по сценарию В. Азерникова про интеллигента, бывшего астронома, который растерял жизнь на добывание дефицита, была по тем временам достаточно острой, смелой. Главного героя фильма - Пашу Добрынина, которого прекрасно сыграл Виталий Соломин, критика назвала "маленьким Фаустом": в нем были и грусть, и самоирония, и доброта. В этом фильме одну из лучших своих ролей в кино сыграл Ролан Быков - театрального режиссера, творца, сжигающего себя во имя искусства. По словам Аллы Ильиничны, в ее фильме он "сыграл самого себя - ярко, задиристо и горько...".

 

Огромный успех выпал на долю фильма "Человек с бульвара Капуцинов" (1987) по сценарию Эдуарда Акопова. Лента была продана в 30 стран мира, только на Родине ее посмотрели 60 миллионов зрителей, а на III Международном кинофестивале "Женщины в кино" в Лос-Анджелесе (США) ей был присужден первый приз. На фестивале "Золотой Дюк" в Одессе фильм получил специальный приз "за достоверное изображение Дикого Запада в диких условиях советского кинопроизводства". А на пороге нового тысячелетия он был признан "Домом Ханжонкова" лучшим фильмом о кино ХХ века, а его участники были награждены медалями братьев Люмьер.

 

"Человек с бульвара Капуцинов" положил начало совершенно новому для отечественного кинематографа жанру вестерна. Фильм начался для режиссера с исполнителя главной роли - Андрея Миронова. Сомнений в том, что мистера Фёста (в переводе с английского «first» - первый) - человека с бульвара Капуцинов, фанатика кинематографа, решившего переустроить мир с помощью "синема", должен играть именно он, у Аллы Ильиничны не было. К тому же в фильме с музыкой Геннадия Гладкова и ироничными словами песен Юлия Кима нужны были поющие актеры. Актерский состав получился поистине звездным: помимо А. Миронова в картине снимались О. Табаков, Н. Караченцов, М. Боярский, А. Аасмяэ, И. Кваша, С. Мишулин, Л. Дуров, А. Филозов, Н. Фатеева, Г. Польских, С. Фарада, О. Анофриев, Н. Крачковская, Б. Брондуков, М. Светин, Л. Ярмольник и другие.

 

Несмотря на яркую зрелищность, обилие великолепно поставленных трюков и драк (постановщики А. Иншаков, А. Аристов, О. Корытин), в фильме Суриковой нет ни одного убитого, в нем ощущаются подлинно человеческое тепло и доброта, чаплинское начало - "могущество смеха и слез как единственное противоядие против ненависти и страха". В 1989 году на экраны вышла трагикомедия Аллы Суриковой "Две стрелы. Детектив каменного века" по одноименной пьесе Александра Володина с А. Джигарханяном, С. Шакуровым, Н. Караченцовым, Н. Гундаревой, О. Кабо, А. Кузнецовым, Л. Ярмольником в главных ролях. Эта пьеса о сломе политической власти, написанная драматургом в 1970-е годы, сразу привлекла внимание многих кинорежиссеров. Тогда ее собирались экранизировать Александр Митта, Георгий Данелия, Михаил Ромм. Но не разрешали... Во внешне простом сюжете фильма Суриковой раскрываются глубины человеческой психологии. Лирическое, грустно-нежное настроение на экране усиливает прекрасная музыка Геннадия Гладкова.

 

Авантюрно-приключенческая комедия Аллы Суриковой "Чокнутые" (Россия-Германия, 1991) по сценарию Владимира Кунина и Кима Рыжова принесла создателям немалое число призов: специальный приз на фестивале "Кинотавр", диплом и приз кинофестиваля в Александрии (Египет), приз за режиссуру на фестивале в Набережных Челнах, приз ЮНЕСКО на фестивале в Минске. Исполнительница главной женской роли в фильме Ольга Кабо была удостоена приза на кинофестивале в Сеуле. История инженера-путейца Отто фон Герстнера (немецкий актер Ульрих Плайтген), который в 1830-е годы из цивилизованной, вполне конституционной Австрии отправляется в "диковатую", реакционную Россию, чтобы построить здесь железную дорогу, чем вызывает настоящий раскол общества, в 1991 году воспринималась особенно остро, политизированно и сразу вышла в лидеры проката.

 

В том же 1991 году в декорациях "Чокнутых" вместе с театральным режиссером Е. Каменьковичем Алла Сурикова сняла телефильм "Казус импровизус" - комедию абсурда по пьесе А. Буравского "Учитель русского" с Марией Владимировной Мироновой в главной роли. Среди других работ режиссера в 1990-е годы - эксцентрическая мелодрама "Московские каникулы" по сценарию Э. Брагинского с Ириной Селезневой и Леонидом Ярмольником в главных ролях (1995, приз фестиваля "Великолепная семерка", Премия мэрии Москвы в области литературы и искусства за 1996 год), лирическая комедия "Дети понедельника" по сценарию А. Тимма с участием Игоря Скляра и Ирины Розановой (1997; приз прокатчиков и приз Г. Беленькому за лучшую операторскую работу на фестивале "Киношок-1997"; приз И. Розановой за главную женскую роль на фестивале "Виват, Россия" в Санкт-Петербурге), патриотическая комедия "Хочу в тюрьму" по сценарию Владимира Еремина (1998).

 

Фильм "Хочу в тюрьму" (в главных ролях - В. Ильин, Н. Гундарева, А. Клюка) - особая страница в творчестве Аллы Суриковой. Сквозь авантюрный сюжет ярко проступает и проходит через всю картину глубокая, очень значимая для режиссера тема патриотизма, но не показного, а истинного, живущего в душе героя картины Семена Лямкина - обычного русского человека: смекалистого и одаренного, доброго и скромного, в комфортабельной Голландии искренне тоскующего по своей необустроенной родине. На кинофестивале в Минске этот фильм получил приз "За верность жанру комедии и воплощение образа маленького человека", а исполнитель главной роли В. Ильин - "Нику" и приз "Кинотавра" за лучшую мужскую роль. Призами "За вклад в развитие трюкового искусства" были отмечены каскадеры, работавшие в картине.

 

В 2000 году режиссером снят для телевидения авантюрный сериал "Идеальная пара" (10 серий), а музыкальная двухсерийная картина "Только раз..." производства собственной студии "Позитив-фильм" по заказу ТВЦ была показана 31 декабря 2001 года. Алле Суриковой принадлежит идея создания проводимого в Новгороде Великом кинофестиваля комедии "Улыбнись, Россия!", президентом которого она является. Помимо игрового кино режиссер сняла несколько документальных картин. В 1990-е годы она поставила телефильмы "Фарфоровая затея" о скульпторе Асте Бржезицкой и "Имею честь представить" о Никите Богословском, фильм-концерт о российском фокуснике Р. Циталашвили "Дайте чуду шанс". На студии "Позитив-фильм", художественным руководителем которой является Алла Сурикова, в 1999-2002 годах выпускниками ее режиссерской мастерской был создан и продолжает создаваться многосерийный цикл "Провинциальные музеи России". Алла Ильинична преподает кинорежиссуру в ВИППК и на Высших курсах сценаристов и режиссеров. В 2002 году вышла ее автобиографическая книга "Любовь со второго взгляда".

 

В 2000 году А.И. Суриковой присвоено звание Народной артистки России.

Живет и работает в Москве.

 

Источник: http://www.peoples.ru/art/cinema/producer/surikova/

Дата публикации на сайте: 17.10.2006

Link to comment
Share on other sites

Знаменитый зал «Концертгебау» посвятил два вечера выдающейся пианистке Белле Давидович, которой исполнилось 75 лет. В том же зале она праздновала и свое 70-летие: в двух концертах вместе с ней выступили ее друзья, ученики и сын Дмитрий Ситковецкий, скрипач и дирижер с мировой репутацией.

 

Б.Давидович родилась в музыкальной семье в Баку. В Московской консерватории была ученицей К.Игумнова и Я.Флиера. В 1949 году стала победителем конкурса им. Шопена в Варшаве и впервые выступила в Италии и Голландии. В экс-СССР она много концертировала, в частности с Ленинградским филармоническим оркестром на протяжении 28 сезонов. В 1962—1978 годах Б.Давидович преподавала в Московской консерватории, затем эмигрировала и переехала к сыну в Нью-Йорк.

 

Дебют пианистки в Карнеги-холл (1979) — начало ее славы в Америке и в мире. С 1982 года она преподает в Джулиардской школе, участвует в жюри международных конкурсов и часто гастролирует. Ей довелось играть под управлением выдающихся дирижеров, среди них — Ш.Дютуа, К.Кондрашин, Р.Мути, Е.Орманди, Е.Светланов, Л.Слаткин, М.Ростропович, К.Эшенбах, А.Янсонс, Н.Ярви. Среди музыкантов, проживающих в эмиграции, она первой получила официальное приглашение от Росконцерта и выступила в Москве с сыном и Квартетом им. Бородина.

 

Опубликованное фото

Свою артистическую карьеру Б.Давидович посвятила популяризации романтической музыки. Трудно представить более одухотворенную интерпретацию произведений Шопена и Чайковского, которые часто звучат в ее исполнении. В феврале этого года на Фестивале Чайковского в Нанте (Франция) она блистательно сыграла Второй фортепьянный концерт с Луарским национальным оркестром (дирижер — Ю.Судан). Сейчас в Амстердаме пианистка участвовала в двух программах в честь ее юбилея.

 

В первый вечер прозвучал известный «Квинтет для кларнета и струнных» Моцарта (KV 581): пленяя свободой и совершенством кантилены, солировал джазовый кларнетист Давид Квексильбер. Белла Давидович и пианист Джонатан Гилад сыграли «Фантазию для фортепьяно в четыре руки» Шуберта (D 940). Программу украсили фортепьянные произведения Родиона Щедрина. В сольном выступлении композитор прекрасно сыграл Прелюдию и «Basso ostinato», увлекая слушателей в мир причудливых образов и бурных страстей. Затем прозвучали его «Три забавные пьесы»: калейдоскоп музыкальных шуток исполнили с лукавым озорством и тонким юмором музыканты «Storioni Trio Amsterdam». Публика и автор были в восторге. Концерт завершил «Секстет для фортепьяно и струнных» Глинки.

 

Программу второго вечера открыл концерт для скрипки, фортепьяно и струнных Мендельсона.

Самым значимым подарком к 75-летию Б.Давидович была мировая премьера Шестого фортепьянного концерта Р.Щедрина. В элегантном произведении, посвященном выдающейся пианистке, композитор отдал должное ее лирико-поэтической манере. Концерт назван «Concerto lontano». Концерт исполнила Екатерина Мечетина с Новым европейским струнным оркестром под управлением Д.Ситковецкого. Прекрасный оркестр и опытный дирижер чутко аккомпанировали солистке.

 

На бис Е.Мечетина сыграла «Частушки» — недавнее сочинение Р.Щедрина. Екатерина всех ошеломила феноменальной техникой и ураганным темпом. В последнем мощнейшем аккорде она достигла апогея, и зал разразился овациями. После антракта прозвучала «Кармен-сюита» Бизе-Щедрина (1967). Ее исполнил Новый европейский струнный оркестр под управлением Д.Ситковецкого. В концертном зале с акустикой, как в скрипке Страдивари, знаменитая партитура предстала необычайно красочно и рельефно. В завершение вечера на сцену вышла Б.Давидович, ей подарили цветы, и музыканты вместе с публикой дружно спели для нее «Happy Birthday». Затем в холле «Концертгебау» состоялась творческая встреча юбилярши и ее сына с многочисленными почитателями их редкого таланта. Вечера в честь Б.Давидович стали главным событием музыкальной жизни Амстердама.

 

Автор: Виктор Игнатов

Источник: «Русская Мысль» (Париж)

Дата публикации: 25 сентября 2003 года

Link to comment
Share on other sites

Вот так видят со стороны наших хаялот (девушек-военнослужащих). Для кого-то это экзотика, а для нас - жизнь! Все мы помним миф об израильских агрессорах - дескать, израильтяне даже женщин мобилизуют, чтобы порабощать соседей и захватывать всё новые и новые территории. Глупцы! Никому и в голову не приходит, что всё это - не от хорошей жизни. Только так можно выстоять, выжить в условиях, когда врагов в 50 с лишним раз больше, чем нас. А что касается этих милых девочек, наших дочерей и внучек - кто откажет им в женственности и красоте даже в этой грубой армейской форме?..

 

Опубликованное фото

Опубликованное фото

Опубликованное фото

Опубликованное фото

Опубликованное фото

Link to comment
Share on other sites

Ханна Арендт и ее издатель

 

Рассказ о том, как эсэсовский оберштурмбаннфюрер выпускал труды знаменитой еврейки. В том, что жизненные пути этих двух людей - женщины и мужчины - на склоне лет пересеклись, проявилась, с одной стороны, случайность, которая нередко лежит в основе жизненных коллизий, а с другой - трагическая предопределенность.

 

На разных полюсах

 

Они родились с разницей в пять лет (женщина в 1906 году, мужчина - в 1911-м) и принадлежали к одной культуре и одной стране, никогда, правда, до самой встречи, не слышав друг о друге. Это и немудрено: они существовали на разных общественных полюсах. Пока она училась в германских университетах у 'королей' философии - Хайдеггера, Гуссерля, Ясперса, писала свою первую литературную работу 'Рахель Варнхаген: жизнь еврейки', а в предвоенные годы сотрудничала с сионистскими организациями, помогая переправлять беженцев, он писал докторскую диссертацию 'Объевреивание немецкой духовной жизни', а затем делал карьеру в СС, специализируясь на вопросах национал-социалистического мировоззрения и возглавляя в Главном управлении имперской безопасности подразделение науки, культуры и искусства.

После войны он сидит в тюрьме как нацистский преступник, а она работает в комиссии по восстановлению европейского еврейства и пишет книгу 'Истоки тоталитаризма', публикация которой делает ее знаменитой. Выйдя из тюрьмы, он работает редактором в издательстве, созданном двумя его товарищами по Главному имперскому управлению безопасности, а затем переходит в известное либеральное издательство Пипера (Piper Verlag) и становится его руководителем. Вот тут-то в 60-е годы и пересекаются их пути. Она, Ханна Арендт, -- 'звездный' автор, он, Ганс Рёсснер, - заинтересованный в ее публикациях издатель. Он публикует все ее работы и в том числе книжку о его коллеге по имперскому управлению безопасности Адольфе Эйхмане, на процессе которого Арендт присутствовала.

 

Опубликованное фото

Они встречались и переписывались. 'Высокоуважаемая милостивая фрау! - со старомодной церемонностью обращается к Ханне Арендт бывший эсэсовец. - То, что Вы пишете о гуманизме и истине, принадлежит, с моей точки зрения, к озарениям, о которых следует долго говорить...'. Арендт, судя по всему, не знала о прошлом своего почтительного корреспондента. Между тем ее портрет, по словам вдовы Рёсснера, стоял на его письменном столе до самой его смерти в 1999 году.

 

Этот сюжет раскопал немецкий историк Михаэль Вилдт и рассказал о нем в своей недавно вышедшей книге 'Поколение обязательных'. Тема поколения, давшего миру нацизм, по-прежнему занимает общественное сознание современной Германии. И образы двух людей - знаменитой еврейки и эсэсовца, встретившихся не на пороге газовой камеры, а в обстановке послевоенного культурного и политического ренессанса со свойственными ему размышлениями о нравственных ценностях человечества, о 'гуманизме и истине', - поражают воображение.

 

Опыт социальной анатомии

 

После войны Ханну Арендт, прошедшую долгий путь эмиграции (жизнь в Париже после прихода Гитлера к власти, бегство в США в 1941-м), мучает проблема отношения к стране, в которой она родилась и прожила молодость. Те же чувства одолевают одного из отцов экзистенциализма Карла Ясперса, ее учителя и близкого друга, в переписке с которым Арендт состояла долгие годы. В 46-м Ясперс публикует трактат о 'немецкой вине', а в 48-м он из Гейдельберга, где в годы нацизма был отстранен от преподавания в знаменитом университете, перебирается в Швейцарию, в Базель, - как ему кажется, поближе к открытому миру. Он насчитывает в своем народе примерно 0,01 процента убийц и 0,015 процента безусловных противников нацистского режима. Но как относиться к остальным? Арендт, в свою очередь, говорит, что ей трудно глядеть в глаза своим бывшим соотечественникам, не спрашивая в душе: 'Сколько моих ты погубил?'. Вместе с тем она пишет Ясперсу: 'Я постоянно говорю себе: осторожно с осуждением немцев, мы точно такие же'.

 

Годы спустя, освещая в прессе процесс Эйхмана и выпустив затем книгу 'Эйхман в Иерусалиме - отчет о повседневности зла', она возложит часть ответственности за Холокост на руководителей европейского еврейства, не сумевших организовать достойное сопротивление. В 40 - 50-е годы, работая в общеевропейских еврейских организациях, она вызывает раздражение еврейского международного истеблишмента, говоря о еврейском коллаборационизме, сделках с нацизмом. Вышедшая в 51-м книга 'Истоки тоталитаризма' вызывает взрыв страстей и обостренный интерес к ее мыслям.

 

В сущности, это вдохновленный надеждой найти способ контроля над разрушительными силами опыт социальной анатомии, который был предпринят после крушения наиболее страшной тоталитарной системы века и в период расцвета другой, не менее страшной. Арендт анализирует три главных фактора европейской истории XX века: антисемитизм, империализм и тоталитаризм.

Главную причину того, что евреи оказались первой жертвой европейской Катастрофы, она видит в их незакрепленном социальном статусе. Будучи исключительной группой в общем порядке жизни классово-национальных государств старой Европы, они после слома этого порядка 1 августа 1914 года стали первыми в ряду коллективных жертв новой истории. К числу таких жертв можно прежде всего отнести безгосударственные меньшинства, не имеющие социальных прав, закрепленных в национально-гражданской форме.

 

Арендт уже в процессе Дрейфуса различает 'потаенные силы' XIX века, которые потом так страшно реализовались в XX веке. Представление о виновности Дрейфуса оказалось неразрывно связанным с убеждением в том, что, будучи евреем, он принадлежит к племени изменников. В глазах большинства общества он был не преступником, а изначальным носителем порока. А врожденный порок может быть искоренен и уничтожен лишь вместе с его носителем. Эта новая логика европейской истории отыгрывала на евреях только свой первый сюжет. Ханна Арендт приводит документы из германских архивов, опубликованные после войны. В соответствии с подписанной Гитлером имперской оздоровительной программой предстояло 'изолировать' от остального населения все семьи с пороками сердца и болезнями легких. Их физическая ликвидация, без сомнения, была следующим пунктом в этой программе. Видимо, очередным шагом оздоровления нации стало бы запланированное принятие 'общего кодекса законов о чуждых элементах'.

 

Искусство мимикрии

 

И вот книги с такого рода размышлениями и обобщениями издает бывший эсэсовец. Что это был за человек? С фотографии 1938 года на нас смотрит молодой мужчина в строгом костюме - четкий абрис худого лица, короткая стрижка, плотно сжатые губы, в облике угадывается сдерживаемая страстность. С юных лет он принадлежал к кругу патриотически настроенных антисемитских интеллектуалов, искренне воодушевленных нацизмом.

С 1934 года 23-летний Рёсснер начинает оказывать услуги СД - службе безопасности СС, выясняя, какое влияние национал-социалистическое мировоззрение оказывает на культурную жизнь страны и прежде всего на германистику, чему и был посвящен специальный меморандум, представленный в штаб ведомства.

 

В 40-м он в штате Главного управления имперской безопасности, где делает стремительную карьеру. Здесь не могли не оценить его преданность делу, глубокое понимание существа нацистской идеологии. Разумеется, он не вульгарный 'мясник' из тех, кто выколачивает признания на допросах. Судя по всему, его знания и опыт использовали в седьмом отделе Главного управления, где занимались исследованием вопросов идеологического характера. Там он, достигнув в 44-м звания оберштурмбаннфюрера, что приравнивалось к армейскому званию подполковника, возглавлял подразделение, курировавшее науку, культуру и искусство. Вполне вероятно, что он знал Эйхмана: они были близки по возрасту и находились в одном звании, хотя и работали в разных зданиях: Эйхман на Курфюрстенштрассе, а Рёсснер - на Вильгельмштрассе.

 

Эту так удачно развивавшуюся карьеру разрушило поражение Рейха. Из блестящего элитарного офицера, близкого к рычагам власти, Рёсснер превратился в изгоя, скрывающего свое прошлое, мечущегося по стране в поисках убежища, а потом и в узника британской военной тюрьмы. Заключение было недолгим. Он освободился еще сравнительно молодым, полным сил и желания начать жизнь сначала. В конце концов, он не одинок, есть среда, круг старых товарищей, готовых помогать друг другу. Двое из них создают издательство, где он служит редактором. А потом - удача. Он попадает в известное либеральное издательство Пипера, перебирается в Мюнхен и вскоре становится директором.

 

Впоследствии хозяин издательства Клаус Пипер уверял, что понятия не имел о прошлом своего директора, хотя знал о его членстве в национал-социалистической партии. Но кто ж не состоял? А что тот был эсэсовским идеологом, оберштурмбаннфюрером, не ведал. Вдова Рёсснера заверяла Вилдта, что Пипер знал все, но что уж теперь говорить... Тем более что Рёсснер прекрасно приспособился к новым временам, новым 'песням', проявлял полное понимание демократических ценностей. Ни авторы, ни сотрудники издательства, вспоминая впоследствии о нем, не могли уловить в его поведении ни одной 'коричневой' ноты. О его второй жизни, о том, что его время от времени вызывают на допросы в прокуратуру в связи с готовящимися процессами 'старых товарищей', не знал никто. На работе он был неизменно ровен, доброжелателен, трудолюбив. А уж во всем, что касалось Ханны Арендт, он сама предупредительность, граничащая с восхищением.

 

Однако Вилдт считает, что Рёсснер до конца дней оставался типичным 'старым наци'. Если это так, то какая же выдержка требовалась от него, какое искусство мимикрии! Как говаривали мы в свое время на московских кухнях: 'Гвозди бы делать из этих людей и вешать потом их на этих гвоздей'. Ну а портрет Ханны Арендт, который стоял на его домашнем письменном столе, - что это? Причуда, исключение, которое антисемит делает для одного какого-либо еврея? Ответ на этот вопрос 'старый наци' унес в могилу.

 

Автор: Михаил РУМЕР-ЗАРАЕВ

Сайт: Алеф (www.alefpress.com)

Link to comment
Share on other sites

Оксана Домнина: "Из несчастной еврейки превратилась в великосветскую красавицу"

 

Окса́на Алекса́ндровна До́мнина (род. 17 августа 1984, Киров) — российская фигуристка выступающая в танцах на льцу с Максимом Шабалиным. Они чемпионы Европы 2008 года, чемпионы серии Гран-При 2007 года и чемпионы мира среди юниоров 2003 года.

 

Опубликованное фото

Карьера

 

Первым партнером Оксаны был Иван Лобанов, затем Максим Болотин. Первый тренер - Федоровых Ирина Филипповна (г. Киров).

Домнина и Шабалин встали в пару в мае 2002 года. В 2003 году они выиграли Чемпионат мира среди юниоров.

В 2004 году стали вторыми на Чемпионате России, а в 2005 году первый раз выйграли этот турнир.

Оксана вместе со своим партнером Максимом Шабалиным приняла участие в Финале Мировой серии Гран-при по фигурному катанию сезона 2006-2007 в результате очень удачных выступлений на третьем этапе в Китае (1 место) и пятом - в Москве (2 место). В финале стали третьими после болгарского и канадского дуэтов.

 

На Чемпионате России 2007 пара завоевала золотые медали второй раз.

На Чемпионате Европы 2007 года заняли второе место, выиграв (как и на многих соревнованиях сезона) произвольный танец, но проиграв по сумме трех танцев 0,31 балла паре из Франции Изабель Делобель и Оливье Шонфельдер.

Сезон 2007-2008 года начался для Оксаны и Максима удачно — они стали победителями мировой серии Гран-при 2007 года. Но затем не смогли принять участие в Чемпионате России из-за операции на колене Максима. Однако, несмотря на маленький период реабилитации, и опастность рецедива травмы, Домнина и Шабалин стали чемпионами Европы 2008 года.

 

Российская сборная по фигурному катанию на чемпионате Европы в Загребе одержала победу в общекомандном зачете. Этот успех стал возможен прежде всего благодаря прекрасному выступлению танцевальной пары Оксана Домнина — Максим Шабалин, выигравшей золотую медаль. Спустя сутки с новоиспеченной чемпионкой Европы Оксаной Домниной побеседовал корреспондент "Известий" Борис Ходоровский.

 

вопрос: Помните первую мысль после того, как увидели свои чемпионские оценки?

 

ответ: Мыслей не было. Да и эмоций почти не оставалось. Все выплеснули на льду. В Загребе мы продемонстрировали лучший прокат произвольного танца в сезоне.

 

в: После двух танцев прошлогодние чемпионы Европы Изабель Делобель — Оливье Шонфельдер опережали вас на два балла. Верили, что можно отыграть такой отрыв в произвольном танце?

 

о: Мы уже опережали французов за счет хорошего проката в последнем виде программы в финале Гран-при. Считаю, что наш произвольный танец более выигрышный, чем у Изабель и Оливье.

 

в: К идее взять в качестве произвольной композиции вальс из "Маскарада" вы пришли не сразу. Первоначально к нынешнему сезону вы готовили танец под саундтрек к "Списку Шиндлера"...

 

о: Программа была готова процентов на 80. Сложность состояла в том, что к медленным частям нужно было добавить быстрые. В итоге рушился весь замысел постановщика, на что очень своевременно обратила внимание Татьяна Анатольевна Тарасова. Когда мы ей рассказывали о своей программе, она даже слушать ничего не стала. Попросила показать на льду и посоветовала не тратить усилия понапрасну. Так я и не стала несчастной еврейкой — превратилась в великосветскую красавицу. Правда, тоже несчастную. Хотя Максиму пришлось еще сложнее. Из романтического героя он превратился в отъявленного негодяя.

 

в: Ему пришлось еще сложнее, когда вместо целенаправленной подготовки к чемпионату Европы он лег на операционный стол...

 

о: Я просто восхищаюсь своим партнером: он настоящий герой. Именно Максим настоял на том, чтобы мы поехали в Загреб. Ведь в танцах нельзя давать соперникам ни малейшего шанса занять твое место. Никто бы не вспомнил, по какой причине мы не стали чемпионами Европы в 2008-м. Зато все, особенно судьи, помнили бы, кто ими стал.

 

в: Ваш тренер Алексей Горшков сказал, что после чемпионата Европы даст вам недельный отпуск. Как планируете его провести?

 

о: Отпуск — это замечательно! Будет возможность съездить в Киров, где я начинала заниматься фигурным катанием. Всегда с удовольствием выбираюсь в родные края навестить маму.

 

в: В подмосковном Одинцове вы уже обосновались?

 

о: В прошлом году мне и Максиму районная администрация, уделяющая школе фигурного катания много внимания, выделила по двухкомнатной квартире. Я поступила учиться в Гуманитарный университет.

 

в: Изучаете литературу, чтобы лучше раскрывать образы на льду?

 

о: Нет, учусь на психолога, чтобы не иметь проблем со стартовыми номерами.

 

в: Перед Новым годом вы говорили, что кроме медалей наметили на 2008-й ремонт в полученной квартире. Хватит ли на это премиальных, полученных за победу на чемпионате Европы?

 

о: Это смотря на какой ремонт замахнуться. Можно простенькие обои наклеить, а можно сделать все, чтобы жилище было уютным и комфортным. Только на реализацию подобного проекта, боюсь, не хватит не только нынешних премиальных, но и тех, что получила за победу в финале Гран-при в Турине.

 

в: При этом вы принципиально отказываетесь от привлекательных в финансовом отношении приглашений в различные телевизионные проекты...

 

о: Если поставил целью победить на Олимпиаде — а мы с Максимом к этому стремимся, — нужно не разбрасываться. В шоу мы успеем выступить после Ванкувера. Сейчас нужно сосредоточиться на подготовке к Играм. Ведь в танцах нельзя попасть на высшую ступеньку пьедестала почета, не пройдя долгий и трудный путь к признанию. Очень важный шаг мы сделали в Загребе.

 

в: В нынешнем сезоне мы увидели на льду совершенно другую Оксану Домнину. Не просто техничную фигуристку, способную воплотить любой образ, а счастливую молодую женщину. Рискну предположить, что на это повлиял...

 

о: Можете не продолжать. Скажу только, что в личной жизни (ни для кого не секрет, что у Оксаны роман с олимпийским чемпионом Романом Костомаровым. — "Известия") у меня все в порядке.

 

Автор: Борис Ходоровский

Источник: http://www.izvestia.ru/sport/article3112498/

 

Примечание. Вот какой отклик я получил от читателя темы Льва Полякова: "Г-н Либкинд, цель моего сообщения - достоверность Вашей информации: в газете Известия от 29.01.08, на которую Вы ссылаетесь, сказано о несчастной еврейке - образе, который готовился Домниной по мотивам "Списка Шиндлера" к чемпионату Европы, но программа была изменена и вместо несчастной еврейки Оксана стала счастливой. Это заголовок к статье и только. В этой статье Оксана не отождествляет себя с еврейством. Она великая, но не еврейка. Сожалею о таком Вашем подходе к интересному делу.

С уважением Лев Поляков."

 

Не знаю, будут ли столь же категоричными оценки остальных читателей моей темы "Знаменитые еврейки", которую на сегодня прочитали более 75 с половиной тысяч человек (примечание датируется 1-м октября 2009-го года). Мне же остаётся принести свои извинения за допущенный промах. Обещаю впредь избегать подобных обобщений. Мне почему-то кажется, уважаемый г-н Лев Поляков, что Оксана Домнина не будет на меня в обиде за то, что я причислил её к еврейкам. Сейчас не в моде гитлеровские методы обращения с людьми и я не нацист, заставивший её пришить к своему костюму фигуристки жёлтую шестиконечную звезду.

Link to comment
Share on other sites

Cостоялось прощание с Полиной Гельман - легендарной летчицей Великой Отечественной войны, единственной женщиной-еврейкой, удостоенной звания Героя Советского Союза. Полина Владимировна скончалась 30 ноября в возрасте 86 лет. Прах ее будет захоронен на Новодевичьем кладбище Москвы.

 

Полина Гельман служила в 46-м Гвардейском (женском) Таманском ночном легкобомбардировочном авиаполку, летчиц которого фашисты прозвали "ночными ведьмами". Начав войну рядовым стрелком, она закончила ее начальником связи эскадрильи.

 

Летали Полина и ее боевые подруги на фанерных самолетах По-2 – тех самых прославленных в кино "небесных тихоходах" из фанеры и полотна, которые загорались, как порох, от единственного попадания. На ее счету - 860 боевых вылетов и 113 тонн бомб, сброшенных на врага. Ее имя высечено на мраморной плите Героев, установленной на Сапун-горе.

 

Полина оставила интереснейшие воспоминания, в которых описан ход Великой Отечественной войны с точки зрения женщины, которая всей душой ненавидит войну. "Мы бомбили наступающие по дорогам танковые колонны противника, а под нами горела Сальская степь: урожай подожгли, чтобы не оставить врагу. В те горькие ночи лета 1942 года наша житница была золотой от огня. И слезы сами собой навертывались на глаза…", – писала Полина.

 

Опубликованное фото

Полина Гельман продолжала служить в армии до 1957 года. Она окончила Военный институт иностранных языков, в 1970 году защитила диссертацию, став кандидатом экономических наук. До выхода на пенсию в 1990 году работала на кафедре политэкономии в Институте общественных наук, где читала лекции на испанском языке.

 

Наш корреспондент побеседовала с подругой Полины - механиком ее бригады Анжеликой Ирлиной.

 

- Анжелика, как Вы впервые познакомились с Полиной?

 

- Я очень хотела в "женский полк", и мне удалось в него попасть. Когда приехала, была покорена удивительными взаимоотношениями между всеми его участницами – там была и взаимовыручка, и настоящая дружба. Если кому-нибудь было худо, всегда можно было рассчитывать на поддержку. К Полине я сразу прониклась глубоким уважением и любовью. Трудно сейчас представить, что эта добрая, интеллигентнейшая, высокообразованная девушка попала на фронт, летала…

 

Полина была очень красивой, в ней было удивительное обаяние, при этом она была полна мягкости, интеллигентности. Действительность была очень суровой, но мы никогда не слышали никаких жалоб. Впрочем, у нас все такими были, это дух нашего полка, и здесь ее нельзя отделить от других. При том, что у нас в полку – 25 Героев.

 

Полина была парторгом эскадрильи. А я была механиком, выполняла тяжелую работу на земле - готовила самолеты к полету. В затишьях между боями она вела партийную работу, мы делали доклады. Я, хоть об этом и немодно сейчас говорить, была кандидатом в члены партии, и именно Полина принимала меня в партию. Она была удивительным человеком, совершенно не военным. Она написала очень добрую книгу воспоминаний…

 

- Полина вспоминала в этой книге, как ее не брали в летчицы. Когда юная девушка впервые села за штурвал – оказалось, что ее маленькие ножки не достают до педалей самолета. Казалось, что с авиацией все кончено…

 

- Вы будете смеяться, но у меня была та же история. Правда, не столь серьезно, как у Полины – мне не хватало "всего" сантиметра, чтобы дотянуться до педалей. Но инструктор уговорил, и меня взяли. А вот Полина не хватало куда больше, и ей стоило большого труда попасть в авиацию, но ее все-таки взяли – как исключение, учитывая ее огромное желание.

 

- Вы продолжали общаться и после войны?

 

- Мы дружили все эти годы. Вместе работали в ветеранских организациях, бывали за границей. Полина писала много статей, выступала с лекциями - в частности, в Аргентине. Она блестяще владела словом, могла говорить без подготовки и при этом прекрасно чувствовала аудиторию. В 1994 году я сопровождала ее в Киев, где она выступала на Всемирном конгрессе еврейских женщин. Там было много иностранок, и все они смотрели на Полину, как на библейскую женщину, живую героиню. Полина говорила, а весь зал встал перед ней. Все стояли и плакали. Она была совсем маленького роста и совсем не боевого вида…

 

При российском комитете ветеранов есть комиссия по связям с ветеранами зарубежных стран, и Полина занималась в нем связями с Израилем. Она неоднократно ездила туда, и сам Авраам Коэн – председатель организации, лично ее опекал. Полина любила Израиль, всегда рассказывала, как ее сердечно принимали, и, в свою очередь, откликалась на все просьбы выступить в различных организациях. От ветеранских организаций Израиля прислали венок на ее похороны…

 

На праздники все женщины, которые служили в 46 полку, всегда пишут друг другу, просят откликнуться живых. О многих мы ничего не знаем – теперь, с распадом Советского Союза, они оказались "за границей". Нас остались единицы, а тех, кто еще на ногах, можно посчитать на пальцах одной руки…

 

Редакция Агентства еврейских новостей приносит родным и близкой героической летчицы свои соболезнования. Память о Полине Гельман навсегда сохранится в наших сердцах.

 

Автор: Анна Баскакова

Источник: http://sketches.aen.ru/story-id=452/

Link to comment
Share on other sites

Немецкая поэтесса Нелли Закс родилась в Берлине и была единственным ребенком Вильяма Закса, изобретателя и промышленника, и Маргариты (Картер) Закс. Нелли росла в зажиточной еврейской семье, получила домашнее образование, после чего поступила в Берлинскую привилегированную среднюю школу для девочек. Застенчивая и тихая, она увлекалась музыкой, литературой, танцами и одно время мечтала стать профессиональной балериной.

 

В 15 лет Нелли прочитала роман Сельмы Лагерлёф «Сага о Йёсте Берлинге», который произвел на нее такое сильное впечатление, что она написала письмо в Швецию. Переписка, завязавшаяся между З. и Лагерлёф, продолжалась около 35 лет, вплоть до смерти шведской писательницы. В 18 лет З. начала писать стихи, в основном о природе и на мифологические сюжеты. Некоторые из них печатались в литературных журналах. Традиционные не только по форме, но и по содержанию, эти стихи не имели ничего общего с модной в то время экспрессионистской литературой и, возможно, поэтому привлекли внимание Стефана Цвейга, который не только похвалил их за «непосредственность», но и напечатал одно из стихотворений. Однако позже З. не придавала особого значения своим юношеским стихам и не включила их в собрание сочинений.

Тогда же, когда начался ее творческий путь, З. влюбилась в человека, с которым познакомилась на курорте минеральных вод, где она отдыхала вместе с родителями. Много лет спустя З. узнала о его гибели в нацистском концентрационном лагере, и это нашло отражение в нескольких поздних стихотворениях поэтессы.

 

В 20...30-е гг. З. еще не считает себя профессиональным литератором, хотя ее стихи иногда печатаются в «Берлинер Тагеблатт» («Berliner Tageblatt») и других газетах. После смерти отца в 1930 г. она вместе с матерью живет замкнутой жизнью. Спустя три года, с приходом Гитлера к власти, в Германии начинают расти антисемитские настроения, многие друзья и знакомые З. исчезают. В это тревожное время она увлекается иудейской и христианской мистикой, пророчествами Ветхого завета, Каббалой и хасидизмом. До 1938 г. ее стихотворения время от времени появляются в еврейских периодических изданиях.

 

В 1940 г., когда немецкие войска оккупировали Европу, З. с матерью с помощью Лагерлёф нашли пристанище в Швеции – в получении виз им было оказано содействие непосредственно через королевскую семью. К сожалению, их прибытия в Швецию Лагерлёф не суждено было дождаться, и З. с матерью поначалу чувствовали себя на чужой земле в полной изоляции. В это время З. изучает шведский язык и зарабатывает на жизнь переводами на немецкий язык произведений шведских поэтов.

 

Став шведской подданной, З. откликалась своей поэзией – этим «немым криком» – на уничтожение евреев в концлагерях. Ее новые стихи коренным образом отличаются от прежних, романтических. Нерифмованная, сжатая, наполненная емкими образами, поэзия З. являет собой пример современной мистики. Первый послевоенный сборник стихотворений «В жилище смерти» («In den Wohnungen des Todes») был опубликован в 1946 г. в Восточной Германии, за ним последовали другие: «Затмение звезд» («Sternverdunkelung», 1949), «И никто не знает, как быть дальше» («Und niemand weiss weiter», 1957), «Бегство и превращение» («Fluch und Verwandlung», 1959). «Ее стихи разнообразны, – отмечал английский поэт и критик Стивен Спендер, – и вместе с тем все, что она пишет, – одно стихотворение».

 

Ее «религиозные апокалипсические гимны», продолжал Спендер, «являются олицетворением еврейского самосознания, столь сильного, что жизнь приравнивается к смерти, и наоборот...». В послевоенные годы З., помимо стихов, пишет пьесы и драматические отрывки, которые называет «сценической поэзией». Герой ее первой пьесы «Мистерия о страданиях Израиля» («Ein Mysterienspiel vom Leiden Israels», 1951) – уличный сапожник, который разыскивает немецкого солдата, убившего молодую польскую пастушку. «Мистерия» в 1950 г. передавалась по западногерманскому радио, была поставлена в Дортмунде в 1962 г. и переложена на оперу шведским композитором Мозесом Пергаментом. Известна также пьеса-символ З. «Авраам в солончаках» («Abram im Salz»), написанная по мотивам библейской истории о царе Нимроде и юном Аврааме, которая была опубликована в сборнике «Знаки на песке» («Zeichen im Sand», 1962).

 

После выхода в свет в 1959 г. «Бегства и превращения» к З. приходит известность. В 1960 г., через 20 лет после ее бегства из Германии, З. вручается премия Анетты фон Дросте-Хюлшофф, а в следующем году власти Дортмунда устанавливают ежегодную литературную премию ее имени и назначают поэтессе пожизненную пенсию. В 1965 г. З. удостаивается премии Мира западногерманской ассоциации книгоиздателей и книготорговцев, одной из наиболее престижных литературных наград в Западной Германии.

 

Опубликованное фото

З. была удостоена Нобелевской премии по литературе за «выдающиеся лирические и драматические произведения, исследующие судьбу еврейского народа». Нобелевскую премию 1964 г. З. разделила с Агноном. «В ее книгах с исключительной силой прозвучал трагический голос еврейского народа», – заявил на церемонии награждения представитель Шведской академии Андерс Эстерлинг. Хотя книги З. рассказывают об «ужасной правде... о лагерях массового уничтожения и фабриках смерти», продолжил Эстерлинг, «писательница стоит выше ненависти к истязателям».

 

«Мне кажется, – сказала З. в ответной речи, – то, что со мной происходит, – это прекрасная сказка». «Агнон представляет государство Израиль, – заметила далее поэтесса, – а я – трагедию еврейского народа».

После получения Нобелевской премии З., которая так и не вышла замуж, по-прежнему жила и работала в своей маленькой квартире в Стокгольме. Она умерла после продолжительной болезни в возрасте 78 лет. Широкое признание З. получила за поэтический протест против уничтожения евреев. «Ее поэзия, – отмечал Спендер, – учит знать то, что мы обязаны знать о нашей истории прежде всего – кошмар и возрождение». «Нелли Закс предлагает своим читателям непростое утешение, – заметил критик Элвин Розенфельд в литературном приложении к «Тайме». – Ее стихи – это бойня, которая постоянно присутствует как непосредственный опыт и несмываемое пятно в памяти. И вместе с тем этот страшный опыт преображается в симпатию ко всему живому».

 

Источник: http://n-t.ru/nl/lt/sachs.htm

Link to comment
Share on other sites

Фанни Ефимовна Каплан родилась в 1890 г. в Волынской губернии на Украине. Ее настоящие имя и фамилия - Фейга Хаимовна Ройдман, под этой фамилией она жила до 16 лет. Ее отец был меламедом-учителем хедера - еврейской начальной школы. Семья была многодетной - у Фанни было три сестры и четыре брата. Начальное образование Фейга получила дома от отца. Будучи набожным и лояльным к властям человеком, Нахум Ройдман и не подозревал, что его дочь станет революционеркой и террористкой.

 

Во время революции 1905 г. Ф. Каплан примкнула к анархистам, в революционных кругах ее знали под именем "Дора". В 1906 г. она была арестована в Киеве по делу об организации террористического акта. Во время взрыва бомбы сама Каплан была ранена и частично потеряла зрение. В том же 1906 г. военно-полевой суд в Киеве приговорил ее к смертной казни, которая из-за несовершеннолетия Каплан была заменена пожизненной каторгой.

 

Вначале Ф. Каплан сидела в Мальцевской каторжной тюрьме, а затем в Акатуйской - в Нерчинском горном округе Забайкалья. В Акатуе она познакомилась с известной деятельницей революционного движения Марией Спиридоновой. Под влиянием Спиридоновой взгляды Ф. Каплан на каторге изменились: из анархистки она стала эсеркой (социалисткой-революционеркой).

 

В 1911 г. родители революционерки, не дожидаясь победы идей социализма, эмигрировали в Америку. Сама Фанни Каплан оставалась на каторге до Февральской революции 1917 г. После освобождения она некоторое время жила в Чите, а в апреле 1917 г. приехала в Москву. Тяжелые работы подорвали ее здоровье. Каплан начала слепнуть. Товарищи по партии есеров решили, что ей нужно подлечиться и отправили ее в Крым.

 

Лето 1917 г. Фанни Каплан провела в Евпатории, в санатории для бывших политкаторжан. Октябрьская революция 1917 г. застала Каплан в Харькове, где ей была сделана операция на глазах. Из Харькова она снова переехала в Крым - в Симферополь. В Здесь Фанни Каплан вела курсы по подготовке работников волостных земств. 30 августа 1918 г. - роковой день в истории нашей героини. На заводе Михельсона в Замоскворецком районе Москвы состоялся митинг рабочих. На нем выступал руководитель советского государства В. И. Ленин. После митинга, во дворе завода, он был ранен тремя выстрелами.

 

Опубликованное фото

По подозрению в совершении покушения была арестована Фанни Каплан. Ее задержали вне территории завода, на Серпуховской улице. На допросах она призналась в том, что стреляла в Ленина. Фанни Каплан заявила, что крайне отрицательно отнеслась к Октябрьской революции, стояла и сейчас стоит за созыв Учредительного собрания. Решение о покушении на Ленина приняла в Симферополе в феврале 1918 г. (после разгона Учредительного собрания); считает Ленина предателем революции и уверена, что его действия "удаляют идею социализма на десятки лет"; покушение совершила "от себя лично", а не по поручению какой-либо партии. Таковы скупые строки следственного протокола.

 

3 сентября 1918 г. Фанни Каплан была расстреляна без суда во дворе московского Кремля. Свою тайну она унесла в могилу. Да, эта женщина, безусловно, вошла в историю. Ведь о ней писали во всех советских учебниках. Был даже такой фильм. "Ленин в 18-м году", где в одной из сцен разъяренная толпа рабочих завода Михельсона рвала на части "убийцу Ленина". Но ее бесславный конец служит хорошим примером того, чем может быть чреват отход от традиции и увлечение идеями "всеобщего равенства и счастья".

 

Сайт: People's History

Дата публикации на сайте: 30.06.2004

Link to comment
Share on other sites

Ирена Киршенштейн-Шевиньская - выдающаяся польская спортсменка, трехкратная олимпийская чемпионка в беге на 200, 400 метров и эстафете 4 по 100 м, неоднократный призер олимпийских игр в беге на 100, 200, 400 м и прыжках в длину, рекордсменка мира в беге на 200 и 400 метров.

 

Опубликованное фото

 

В четырех олимпиадах принимала участие эта польская легкоатлетка и в трех из них завоевала золотые награды. Ее первое олимпийское выступление состоялось в 1964 г. в Токио. Здесь она была награждена золотой медалью как участница польской команды, одержавшей победу в эстафете 4 X 100 м. Две серебряные награды Ирена получила, заняв вторые места в беге на 200 м (23,1) и в прыжке в длину (6,60).

Лишь за четыре года до этого под руководством школьной учительницы И. Бухольц она начала заниматься легкой атлетикой. Затем ее наставником стал известный в прошлом польский копьеметатель Ян Копыто, который передал Ирену одному из ведущих тренеров Польши по бегу Анджею Пиотровскому. Собственно, с этого времени (1962 г.) можно начинать отсчет результатов Ирены Шевиньской (в то время Киршенштейн):11,9 и 25,4 в беге на 100 и 200 м, 5,72 в прыжке в длину. Эти результаты были неплохим началом спортивной карьеры 16-летней школьницы. В следующем, предолимпийском году ее достижения выросли соответственно до 11,5; 24,2 и 5,86, позволив претендовать на место в олимпийской команде.

 

И вот 1964, олимпийский год! Только незаурядная сила воли, умение упорно трудиться позволили Ирене успешно справиться со всеми стоящими перед ней задачами. Она отлично закончила школу, поступила на экономический факультет университета и на “пятерку” сдала свой первый олимпийский экзамен, завоевав золотую и две серебряные медали. Уже это первое для Шевиньской крупное международное соревнование позволяло судить об особенностях ее дарования — способности успешно выступать на любой спринтерской дистанции и совмещать бег с прыжками в длину, умении рационально готовиться к соревнованиям и выступать спокойно, расчетливо-с максимальной отдачей.

 

Через четыре года на Олимпиаде-68 в Мехико Ирена завоевала свою вторую золотую медаль, установив новый мировой и олимпийский рекорд в беге на 200 м — 22,5. Бронзовую медаль принесло ей третье место на 100-метровой дистанции. А через год она вынуждена была покинуть спорт. Годичный перерыв был вызван рождением маленького Анджея. Кроме того, в 1970 г. она сдает экзамены в университете на звание магистра.

Казалось, что это конец спортивной карьеры, но уже через четыре месяца после рождения сына Шевиньска снова выходит на беговую дорожку.

До Олимпийских игр 1972 года в Мюнхене оставалось менее двух лет. Нелегко было за столь короткий срок восстановить спортивную форму. Однако в Мюнхене Ирена стала единственной польской легкоатлеткой, принесшей стране олимпийскую медаль. Правда, это была бронзовая медаль, но, показав в беге на 200 м результат 22,74, Шевиньска проиграла лишь таким сильнейшим спортсменкам, как Р. Штехер из ГДР и Р. Бойл из Австралии.

 

Итак, от золотой к бронзовой олимпийской награде. Может быть, это уже закат, который рано или поздно наступает у спортсмена? Однако в данном случае речь шла об удивительной спортсменке, отличавшейся не только талантом, но и редкой силой воли и трудолюбием.

За долгие годы своих выступлений на беговой дорожке Ирена не пропустила без уважительной причины ни одной тренировки. Нужно принять во внимание и ее психологические качества. “Я всегда стремлюсь к новому — к улучшению координации движений, стиля бега, к установлению новых рекордов. Хотя в спорте я завоевала многое, я не устану стремиться к неоткрытым еще возможностям на беговой дорожке...” — говорит Шевиньска.

 

В последующие годы тренировка и была посвящена открытию этих возможностей. Ирена тренируется под руководством своего мужа Януша Шевиньского. Тренировка складывалась из специальной физической подготовки, отработки техники, совершенствования, как скорости, так и специальной выносливости. Что касается объема нагрузок, то достаточно сказать, что, например, в декабре 1974 года она проводила до 9 занятий в неделю: четыре в зале и пять на воздухе! И в 1974 г., когда Шевиньской исполнилось 28 лет, произошло неожиданное. Это можно было назвать вторым рождением в спорте. В беге на 100 м она показала второй результат за всю историю легкой атлетики — 10,9, на 200 м установила мировой рекорд — 22,21 (22,0 по ручному секундомеру). Наконец, на Мемориале Кусочинского, Ирена стартовала на 400 м. Рекорд на этой труднейшей для женщин дистанции в то время принадлежал спортсменке из ГДР М. Церт и равнялся 51,0. Естественно, что рубеж 50 секунд считался для женщин непреодолимым. Ирена начала бег стремительно. Первые 200 м — 23,0, 300 м — 36,0 и 400 м — 49,9! Это был великолепный мировой рекорд, более чем на секунду превышающий старое достижение!

 

В 1976 г. Шевиньской исполнилось 30 лет, возраст для спортсменки, выступающей в спринтерском беге, более чем солидный. Среди спортсменов и тренеров нашлось немало таких, которые на Играх в Монреале не принимали ее во внимание. И действительно, в предварительном забеге на 400 м Ирена приходит к финишу только третьей со временем 52,75. В четвертьфинале она четвертая — 52,0. Что это? Недостаточная тренированность или угасание спортивного таланта? Оказалось, что ни то, ни другое. Спортсменка как бы пробует свои силы, стараясь не растратить их преждевременно, выясняет, на что способны ее конкурентки. В полуфинале Ирена побеждает с абсолютно лучшим временем — 50,48 и бежит так же расчетливо, опережая пришедшую за ней к финишу Э. Штрайдт (ГДР) лишь на 0,03 секунды.

 

Но в финале преимущество польской спортсменки бесспорно. Она бежит легким размашистым шагом, свободно, раскованно, демонстрируя отличную тренированность и высокое мастерство. На своей четвертой по счету олимпиаде она опережает пришедшую за ней второй К. Бремер (ГДР) почти на полторы секунды. Ее результат 49,29 — новый олимпийский и мировой рекорд!

Ирена Шевиньска продолжает выступать и после олимпийских игр. В 1977 г. на Кубке Европы она становится победительницей в беге на 200 м, а на Кубке мира побеждает и на 200 м (22,7) и на 400 м (49,52). Поразительное спортивное долголетие!

 

Автор: В. Теннов

Источник: http://www.msuathletics.ru/articles/shevinska.html

Link to comment
Share on other sites

ЛЕВИ-МОНТАЛЬЧИНИ (Levi-Montalcini), Рита



Итало-американский биолог Рита Леви-Монтальчини родилась 22 апреля 1909 года в Турине одной из двух сестер близнецов в семье Леви. Она добавила к своей фамилии девичью фамилию матери, когда начала научную карьеру. Хотя Л.-М. происходила, по ее же характеристике, из интеллигентной еврейской семьи, у отца были старомодные представления о том, что женщинам не пристало добиваться профессиональных успехов. Тем не менее, завершив среднее образование, она против воли отца поступила в медицинскую школу Туринского университета и в 1936 г. получила медицинскую степень, а в 1940 г. – еще одну, со специализацией по неврологии и психиатрии. Среди ее туринских соучеников были Ренато Дульбекко и Сальвадор Лурия. В ее подготовку как специалиста входила работа в качестве ассистента у гистолога и эмбриолога Джузеппе Леви в неврологической и психиатрической клинике Туринского университета, а также учеба в Брюссельском неврологическом институте в Бельгии. Именно Джузеппе Леви пробудил в ней интерес к нейроэмбриологическим исследованиям.

Опубликованное фото


В военные 1940...1943 гг., когда антисемитские законы фашистского правительства Италии запрещали ей работать в университете, Л.-М. продолжала вести исследования в спальне своего дома неподалеку от Турина. После того как нацисты оккупировали Северную Италию, она переехала во Флоренцию, где ухитрялась работать в своей маленькой квартирке. В 1944 г., когда союзники начали освобождать Италию, она оказывала медицинские услуги американским военным властям в лагере для итальянских беженцев. В 1945 г. она смогла вернуться к своей исследовательской работе в качестве ассистента Института анатомии Туринского университета.

Л.-М. находилась под сильным влиянием работ, проводимых в Соединенных Штатах Виктором Хамбургером, нейробиологом и эмбриологом из Вашингтонского университета в Сент-Луисе, несмотря на его возражения против ее новой идеи, заключавшейся в том, что запрограммированная гибель нервных клеток имеет значение для нормального развития нервной системы. По приглашению Хамбургера Л.-М. в 1947 г. приехала в Сент-Луис, чтобы работать с ним в качестве научного сотрудника зоологического отделения Вашингтонского университета. Несколько видоизменив эксперименты, выполненные ранее американским анатомом Элмером Буэкером, они сделали пересадку клеток опухоли мыши куриному эмбриону и обнаружили, что нервные клетки эмбриона быстро проросли в ткань опухоли. То же самое произошло и тогда, когда опухоль не находилась в непосредственном контакте с эмбрионом.

Эти наблюдения подсказали Л.-М., что на рост нервов оказало воздействие неизвестное стимулирующее вещество, содержащееся в опухоли. Поскольку эмбриологические методы были трудоемкими и требовали много времени, Л.-М. решила воспользоваться успешно развивающейся в те дни техникой культуры тканей как наиболее эффективным способом убедительно доказать существование данного вещества. В 1952 г. Л.-М. отправилась в Рио-де-Жанейро, чтобы научиться необходимому методу у своей подруги Греты Мейер. В бразильской лаборатории она разрезала ткань опухоли мыши на небольшие кусочки, культивировала их в куриной крови и экстракте эмбрионов, затем добавляла клетки чувствительных нервов куриного эмбриона и проводила инкубацию смеси. В первые 12 часов нервные волокна начинали пролиферировать в направлении кусочков опухоли, затем окружали их, образуя характерный венчик. Дальнейшие эксперименты показали, что экстракты опухолей были не менее эффективны, чем сами опухоли. Существование стимулирующего вещества казалось несомненным, и Л.-М. назвала его фактором роста нервной ткани (ФРНТ).

В 1953 г. к Л.-М. присоединился в Вашингтонском университете американский биохимик и зоолог Стенли Коэн. В результате их сотрудничества было установлено, что ФРНТ – белок и что змеиный яд и слюнные железы взрослых самцов мышей являются более богатыми его источниками, нежели опухоли. Коэн очистил ФРНТ, определил его химическую структуру и получил антитела к ФРНТ. Два экспериментатора обнаружили, что эти антитела не только тормозят действие ФРНТ, но могут выборочно и постоянно разрушать симпатическую нервную ткань. Коэн открыл также второе вещество, которое он заметил из-за того, что оно загрязняло препараты ФРНТ, назвав его эпидермальным фактором роста (ЭФР), т. к. оно стимулировало рост клеток кожи и роговицы. Л.-М. продолжала изучать биологический эффект и механизмы действия ФРНТ.

В 1951 г. Л.-М. – адъюнкт-профессор, а в 1958 г. – профессор Вашингтонского университета. В 60-х гг. она стала проводить все больше времени со своей семьей в Италии и вместе с Пьетро Анжелетти организует лабораторию в Высшем институте здоровья в Риме. В 1961...1969 гг. эта лаборатория принимала участие в комплексной исследовательской программе совместно с Вашингтонским университетом. Л.-М. известна как вдохновитель всех работ; сотрудники нередко продолжали трудиться над проблемами ФРНТ из личной привязанности к руководителю, когда иссякали денежные субсидии. В 1969 г. Л.-М. организовала лабораторию клеточной биологии в Итальянском национальном исследовательском совете в Риме; до 1979 г. была ее директором, а затем – штатным научным сотрудником. С 1969 по 1977 гг. она – профессор отдела биологии Вашингтонского университета. Вначале только одна лаборатория Л.-М. занималась исследованиями ФРНТ, но благодаря ее усилиям в нейробиологической науке были открыты новые обширные отрасли, в освоении которых участвуют ныне ученые многих стран.

Поначалу идея фактора роста, подобного ФРНТ, воспринималась не слишком охотно. Он не был традиционным гормоном, вызывающим временную метаболическую реакцию, а оказался прежде неизвестным видом молекулярного вещества, необходимым для развития и выживания специфического типа клеток. В дальнейшем были обнаружены многие другие факторы роста, в т.ч. ЭФР Коэна, факторы-стимуляторы колоний (ФСК), фактор роста тромбоцитарного происхождения (ФРТП), фактор роста фибробластов (ФРФ) и интерлейкины (ИЛ-1, ИЛ-2). В 80-х гг. было показано, что онкогены – генетические элементы, вызывающие рак, несут код для производства белков, сходных по структуре с факторами роста и их рецепторами (химические образования на поверхности клеток, связывающие определенные вещества). Это открытие может означать, что возникновение рака вызывается нарушениями в регуляции факторов роста. Были обнаружены также факторы роста различных видов нервных клеток и разработаны методы их терапевтического использования: например, применение ФРНТ для восстановления поврежденных нервов или ЭФР для улучшения эффективности пересадок кожи.

Л.-М. и Коэн были награждены Нобелевской премией 1986 г. «в знак признания их открытий, имеющих фундаментальное значение для понимания механизмов регуляции роста клеток и органов». Открытие ФРНТ, сделанное Л.-М., было названо «удивительным примером того, как опытный исследователь может создать концепцию из кажущегося хаоса».
Л.-М., которая никогда не была замужем, поддерживает тесные связи со своей семьей и живет в Риме, вместе с сестрой-близнецом Паолой Леви – художницей. Л.-М. – жизнерадостная элегантная женщина, добросердечная и внимательная в отношениях с сотрудниками и друзьями. В Сент-Луисе ее званые вечера с узким кругом приглашенных славятся изысканной кухней и интеллектуальными беседами. Помимо работы в римской лаборатории, Л.-М. помогает молодым ученым и прилагает много усилий для того, чтобы добиться прогресса науки в Италии. Она имеет двойное гражданство – Италии и США.

Кроме Нобелевской премии, Л.-М. удостоена многочисленных наград и почестей в Италии, а также награды Уильяма Томсона Уэйкмана Национального параплегического фонда (1974), награды Льюиса Розенстила за выдающееся достижение в области фундаментальных медицинских исследований, присуждаемой Университетом Брандейса (1982), премии Луизы Гросс-Хорвиц Колумбийского университета (1983), премии Альберта Ласкера за фундаментальные медицинские исследования (1986). Она – член Гарвеевского общества, Американской академии наук и искусств, американской Национальной академии наук, Бельгийской королевской академии медицины, Итальянской национальной академии наук, Европейской академии наук, искусств и литературы, Флорентийской академии искусств и наук. Кроме того, она – обладатель почетных степеней Упсальского университета, Вейцмановского института, колледжа св. Марии и медицинской школы Вашингтонского университета.

Источник: http://molbiol.ru/forums/index.php?act=Print&client=printer&f=72&t=117107
Link to comment
Share on other sites

Люксембург Роза (нем. Luxemburg, польск. Luksemburg) [5.3.1871, Замосць (Замостье), Польша, - 15.1.1919, Берлин], деятель немецкого, польского и международного рабочего движения, один из руководителей и теоретиков польской социал-демократии, леворадикального течения в германской социал-демократии и 2-м Интернационале, один из основателей Коммунистической партии Германии. Родилась в буржуазной еврейской семье. Уже в гимназии участвовала в нелегальной революционной работе, примыкая к партии В 1889 эмигрировала в Швейцарию, в 1897 окончила университет в Цюрихе. Изучала марксистскую литературу, участвовала в работе кружка польских политических эмигрантов, положившего начало революционной социал-демократии Польши, вела борьбу против национализма Польской социалистической партии (ППС). В 1898 переехала в Германию, где активно включилась в работу германской социал-демократии, заняв позицию на её левом фланге.

 

Была одним из решительных противников ревизиониста Э.Бернштейна, считая его взгляды несовместимыми с пребыванием в партии. Определяя ревизионизм как разновидность мелкобуржуазной реформистской идеологии, Люксембург противопоставляла ему революционный марксизм. Активно выступала против министериализма (мильеранизма) и оппортунистических компромиссов с буржуазными партиями. В 1904, в связи с расколом РСДРП, выступила с критикой большевиков. В период Революции 1905-1907 в России по многим вопросам стратегии и тактики революционной борьбы сблизилась с большевиками. С энтузиазмом приветствовала революцию в России, считая её событием огромного международного значения. Люксембург участвовала в работе 5-го съезда РСДРП (1907); где присоединилась к большевикам и в оценке либеральной буржуазии как антиреволюционной силы, признала крестьянство классом революционным.

 

Опубликованное фото

 

Опираясь на опыт революции в России, Люксембург совместно с другими представителями революционного крыла германской социал-демократии (К.Либкнехтом, К. Цеткин, Ф. Мерингом и др.) подвергла разящей критике "парламентский кретинизм" и демократические иллюзии реформистов, выступала за всемерное развитие внепарламентской борьбы масс, за включение в арсенал боевых средств пролетариата - массовой политической стачки. В декабре 1905 Л. нелегально направилась в Варшаву, развернула там активную революционную деятельность, была арестована, но вскоре освобождена под залог. В сентябре 1906 вернулась в Германию, но и в дальнейшем сохраняла связи с польским рабочим движением, печаталась в польской и российской социал-демократической прессе. На конгрессе 2-го Интернационала в Париже (1900) выступила с докладом, в котором обосновала необходимость энергичных международных действий социалистов против милитаризма, колониальной политики империалистических держав и опасности мировой войны. На Штутгартском конгрессе 2-го Интернационала (1907) Люксембург совместно с В.Лениным внесла поправки в резолюцию А.Бебеля по вопросу об отношении к империалистической войне и милитаризму. В поправках, в частности, указывалось на необходимость использования, в случае возникновения войны, порождаемого ею кризиса в целях свержения господства буржуазии. За антимилитаристскую агитацию подвергалась преследованиям и репрессиям. В общей сложности провела в тюрьмах около 4 лет (главным образом в период 1-й мировой войны).

 

Люксембург ещё до войны поняла подлинную сущность каутскианства как разновидности оппортунизма и выступила с разоблачением центристского примиренческой политики руководителей социал-демократической партии Германии в отношении ревизионистов. В то же время она до Ноябрьской революции в Германии не видела необходимости организационного разрыва с оппортунистами, против которых всегда вела идейную борьбу. С начала империалистической войны 1914-18 Люксембург решительно осудила шовинистическую политику социал-демократического руководства, была одним из основателей и руководителей "Союза Спартака", автором многих издававшихся антивоенных листовок. Она приветствовала Октябрьскую социалистическую революцию в России, однако выступила против тактики большевиков (решение ими аграрного и национального вопросов, роспуск Учредительного собрания и другие). Позднее, Люксембург решительно повернула к ленинизму, отстаивая лозунг диктатуры пролетариата и Советов в Германии. Люксембург была в числе основателей Коммунистической партии Германии (КПГ), На Учредительном съезде КПГ (30 декабря 1918 - 1 января 1919) сделала доклад о программе партии. После подавления Берлинского восстания в январе 1919 была зверски убита вместе с К.Либкнехтом.

 

Источник: http://www.hrono.ru/biograf/bio_l/lyuksemb.html

Link to comment
Share on other sites

В недавнее советское время сама фамилия Мандельштам была запретной, а для верноподданных литераторов — бранной. Ныне другие времена, и Осип Мандельштам наконец-то вышел из забвения. Его книги и книги о нем издаются и множатся с каждым днем, — за всем этим мандельштамоведением и не уследить. Изданы воспоминания Надежды Мандельштам. В 2001 году увидела свет и книга «Осип и Надежда Мандельштамы». Поэтому трудно сегодня удивить чем-то новеньким и неизвестным из жизни гениального поэта и его верной спутницы, можно только перефразировать мандельштамовские строки:

 

Все перепуталось, и сладко повторять:

Россия, Осип и Надежда.

Осип Мандельштам — без всяких споров гений, как бы ни бесились по этому поводу писатели и критики антисемиты. Мандельштам соединил в себе «суровость Тютчева с ребячливостью Верлена». И как все гениальные люди, он был чуточку не от мира сего. Мать Максимилиана Волошина даже называла его «мамзель Зизи». Как-то в Коктебеле в молодые годы Мандельштам сделал вид, что он немец и, садясь в лодку, сказал лодочнику с акцентом: «Только, пожалуйста, без надувательства парусов». Нуждаясь в деньгах, он однажды подал заявление в группком писателей с просьбой выдать ему аванс на свои собственные похороны. В быту Мандельштам был неаккуратен, забывчив и рассеян, — словом, настоящий поэт.

 

Все это надо иметь в виду, когда рассказывают о долгой совместной жизни Осипа и Надежды. Надежде Яковлевне приходилось все это терпеть и выносить, ухаживая порой за мужем, как за маленьким ребенком (в поэзии — гигант, в быту — ребенок, типичная ситуация). И еще один аспект их семейных отношений: ревность. Мандельштам любил женщин и увлекался ими не раз. Так, в 1933 году он увлекся молодой поэтессой Марией Петровых. Мандельштам пригласил ее в гости в дом, а она, несмотря на строгий уговор, опаздывала. Надежда Яковлевна подтрунивала над мужем по поводу очередного звонка в двери:

 

— Что, Ося, опять не твоя красавица? Как же, придет она вовремя. Твоя Машенька любит, чтоб ее подождали.

Мандельштам, однако, не смущался подобных уколов-aphorism.ru/" title="aphorism.ru/" title="фразы, изречения, афоризмы">фразы, изречения, афоризмы">фраз. Он, как обычно, был распахнут настежь и не скрывал ничего. Своим друзьям он говорил:

— Наденька — умная женщина и все понимает. И потом, у нас с ней одинаковый вкус, и все мои женщины ей тоже нравятся. Жили же Брики с Маяковским, а Гиппиус и Мережковский — с Философовым.

 

Борис Пастернак после таких откровений изменился в лице и быстренько покинул квартиру Мандельштамов.

Переживать увлечения мужа (или жены), мучиться ревностью — это всегда тяжело. Частенько именно из-за этого рушатся брачные союзы. Надежда Яковлевна все это достойно выдержала и не порушила брак. Но то были всего лишь цветочки в их совместной жизни. Ягодки — преследование поэта властью, два его ареста, лагерь и последовавшая затем смерть, и далее невозможность в течение долгих лет опубликовать наследие поэта. Надежда Яковлевна выстояла, не согнулась под ударами злого рока. Век-волкодав

постоянно душил Осипа Мандельштама в своих объятиях, особенно после знаменитых стихов про кремлевского «горца» в мягких сапогах.

 

По губам меня помажет

Пустота,

Строгий кукиш мне покажет

Нищета, —

пытался шутить Осип Эмильевич. Но шутки спасали не всегда.

«Историческая встреча»» Осипа и Надежды состоялась 1 мая 1919 года в Киеве, в ночном клубе под экзотическим названием «Хлам», где собиралась местная богема. Уже известному поэту Мандельштаму шел 29-й год, а киевской художнице Наде Хазиной было всего 20 лет. Тоненькая, глазастая, с короткой стрижкой, она держала себя в духе того революционного времени — дерзко и безоглядно. Ей приглянулся Осип Мандельштам, и она смело отправилась к нему в гостиничный номер. «Кто бы мог подумать, —

писала Надежда Яковлевна впоследствии, — что на всю жизнь мы окажемся вместе?..»

 

Без переживаний? Так не бывает! Переживаний было, хоть отбавляй. Но в итоге вышли и любовь, и дружба, и крепкая привязанность. И главное, Надежда Хазина стала единомышленницей Осипа Мандельштама и горячей поклонницей его поэзии. Осип оценил это, и предложил молодой художнице руку и сердце. Слух о том, что Мандельштам женился, взбудоражил почти всех. Это была невероятная новость. Неужели вольная птица сама полезла в клетку? Не может быть! Одного близкого знакомого Мандельштама спросили: «На ком он женился?» «Представьте, на женщине», — последовал ответ.

 

В книге воспоминаний Ирины Одоевцевой «На берегах Невы» дан портрет молоденькой Надежды Мандельштам: «Дверь открывается. Но в комнату входит не жена Мандельштама, а молодой человек в коричневом костюме. Коротко постриженный. С папироской в зубах».

Сегодня это мало кого шокировало бы, но тогда!..

 

Сначала молодые супруги жили в Киеве, затем перебрались «на север», в Москву, и началась совместная бурная жизнь, наполненная поэзией на фоне безалаберного быта, со вспышками ревности и, соответственно, без всякой идиллии. Но главное — они были вместе. Жили и боролись за жизнь. Когда Мандельштама сослали в Воронеж, Надежда Яковлевна отправилась с ним. Мандельштам болел, ему было плохо. Как он писал, «тем, что моя «вторая жизнь» еще длится, я всецело обязан моему единственному и неоценимому другу — моей жене».

До первой ссылки Мандельштам мечтал:

 

— Мы откроем лавочку. Наденька будет сидеть за кассой... Продавать товар будет Аня (Ахматова. — Ю.Б.).

— А вы что будете делать, Осип Эмильевич? — спрашивали его.

— А там всегда есть мужчина. Разве вы не замечали? В задней комнате. Иногда он стоит в дверях, иногда подходит к кассирше, говорит ей что-то... Вот я буду этим мужчиной.

 

Увы, Осип Мандельштам стал мужчиной для плахи. После гибели поэта Надежда Яковлевна вела жизнь затравленного зверя. В Москве жить была нельзя, да и дома не было. Она жила то в Малоярославце, то в Калинине. Во время войны Анна Ахматова перетащила ее в Ташкент. В одном из писем к Ахматовой Надежда Мандельштам писала: «В этой жизни удержала только вера в Вас и Осю».

Заочно окончив университет, Надежда Яковлевна получила диплом преподавательницы английского языка — хоть маленькое подспорье. После войны жила в Ульяновске, Чите, Чебоксарах, Пскове и лишь на старости обрела однокомнатную кооперативную квартирку в Москве, за Канатчиковой дачей (какая символика!), на первом этаже дома на Большой Черемушкинской улице.

 

Как жила все эти годы? Боролась и даже пыталась построить новую жизнь с литератором Борисом Кузиным. «...Я виновата, что не умела быть одна, — признавалась она в письме 15 апреля 1939 года, — и я впредь должна уметь быть одной. Никаких спасательных поясов». Надежду Яковлевну можно понять: в ее положении отвергнутой и гонимой было тяжко жить одной. «Я устала от разлуки, — писала она Анне Ахматовой. — Пришлите мне что-нибудь — письмо, слово, улыбку, фотографию, что-нибудь. Умоляю...»

 

Опубликованное фото

Целью всей жизни Надежды Яковлевны было собирание и сохранение архива Осипа Мандельштама. О том, как она искала тексты стихов поэта, как их переписывала и раздавала друзьям в надежде, что именно таким способом они выживут (многие стихи погибли вместе с гибелью людей), как хранила архив в старой шляпной коробке, — это настоящий детективный роман. В 1973 году вышла первая книжечка Мандельштама — совсем не такая, как хотела Надежда Яковлевна, и это стало «точкой безумия». Она жаждала полного Мандельштама, не оболганного и не исковерканного, с признанием его поэтического величия. И такие книги появились, правда, сначала не у нас, а на Западе. Надежда Яковлевна успела написать и свои воспоминания, резкие и непримиримые.

 

Она умерла 29 декабря 1980 года в возрасте 81 года. Ее жизнь стала подвигом во имя культуры и истории литературы. После смерти Надежда Яковлевна стала рядом со своим любимым Осипом.

 

Автор: Юрий Безелянский

Сайт: Алеф

Link to comment
Share on other sites

Этель Розенберг (в девичестве Этель Грингласс) родилась в Нью-Йорке в 1916-ом году. В отличие от большинства еврейских семей того поколения, семья Грингласс осталась такой же бедной как была на момент иммграции в Америку. Мать, Тесси Грингласс, отдавала всю любовь младшим сыновьям, а с Этель обращалась холодно и сурово. Браться завидовали школьным успехам Этель и скоро поняли, что её можно безнаказанно обижать. Этель была золушкой в собственной родной семье. Этот конфликт не угас с годами и впоследствии тесно переплёлся с политикой.

 

После окончании школы Этель пошла работать клерком в одну из нью-йоркских транспортных компаний. Она была профсоюзной активисткой и организовала ряд забастовок. По вечерам Этель посещала уроки музыки и вокала и пела в благотворительных концертах. На одном из таких концертов она познакомилась со своим будущим мужем Юлиусом Розенбергом, тоже активистом американской компартии.

 

Опубликованное фото

 

Несмотря на коммунизм, обязанности в семье Розенберг были разделены чётко – муж зарабатывал, а жена занималась домом и детьми. После рождения сыновей – Роберта в 1943-ем году и Майкла в 1947-ом – мир Этель сузился до размеров детской комнаты. Она напрочь забыла все свои прошлые интересы. Те, с кем она в это время общалась вспоминают, что материнство превратилось у Этель в навязчивую идею. Выросшая в неблагополучной семье, она не знала, как проявить любовь к детям и при этом их не разбаловать.

 

В 1950-ом году Юлиуса и Этель арестовали по обвинению в шпионаже в пользу Советского Союза. Их обвиняли в том, что в 1944-45-ом годах они передавали в СССР секретные сведения об американских атомных бомбах. Эти сведения супруги Розенберг получали от физика Клауса Фукса через его связных – Гарри Голда и Дэвида Грингласса, младшего брата Этель. Главной уликой против них были признания в шпионаже Фукса, Голда и Грингласса. Дэвид активно сотрудничал со следствием, сваливая на Юлиуса всё что можно было свалить. Он видимо не понимал, чем это грозит его сестре или просто не счёл её интересы достойными своего внимания.

 

Дальше началось самое ужасное. Хотя Этель и не удивилась, что мать поверила Дэвиду, ей всё равно было очень больно от материнской нелюбви и холодности. Когда Тесси впервые посетила Этель в тюрьме, она не сказала дочери ни слова утешения и а только кричала, зачем, мол, Этель подставила младшего брата. После того, как Этель перевели в одиночную камеру тюрьмы Синг Синг, Тесси не приходила к ней целых два года. Когда она наконец пришла, то только для того, чтобы настаивать на том, чтобы Этель во всём призналась. Встречи матери и дочери всегда кончались скандалом и вмешательством тюремной охраны, а после Этель говорила своему адвокату: «Я бы отдала что угодно, чтобы услышать от неё хоть одно доброе слово».

 

Так как прямых улик против Этель, в отличии от Юлиуса, не было, то исход процесса во многом зависел от её вида и поведения в суде. Если в детстве Этель проявляла какие-то эмоции, но всегда натыкалась на холодность матери и насмешки братьев. Она замкнулась, нарастила панцирь и не могла раскрыться чужим людям. Присяжные, пресса, публика ожидали, что она будет плакать и просить о милосердии если не к себе, то к своим маленьким детям. Считалось, что в женщине эмоции должны превалировать над разумом и верностью своим убеждениям.

 

Но Этель Розенберг так не считала. Застывшее лицо, монотонный голос, упрямое отрицание собственной вины – вот что увидели присяжные и на этом основании решили, что для Этель коммуниситческая идеология важнее собственных детей. Даже директор ФБР Эдгар Хувер, который сначала был против смертной казни для Этель по гуманитарным соображениям, изменил своё мнение и сказал при этом «Всё равно она никудышная мать».

 

Прошение о помиловании было отклонено Верховным Судом и президентом Эйзенхауэром. 19 июня 1953-его года Юлиус и Этель были казнены на электрическом стуле. Мать и братья Этель даже не поинтересовались судьбой её детей и их вырастили друг Юлиуса и его жена, тоже коммунисты.

 

По книге Джойс Антлер" The Journey Home: How Jewish Women Shaped Modern America"

Link to comment
Share on other sites

НАТАЛИ САРРОТ: "Я всегда сохраняла очень большую привязанность к России"



Не всем известно, что одной из самых знаменитых современных французских писательниц Натали Саррот в этом году исполнилось 97 лет. Она родилась в 1900 году в России в Иваново-Вознесенске. И мне говорили, что, несмотря на свой почтенный возраст, она сохранила полную ясность мысли и прекрасную память. Она продолжает работать, и скоро в издательстве "Галлимар" выходит ее новый роман "Ouvrez" ("Откройте"). Трудно было в это поверить, однако все мои сомнения рассеялись, когда на пороге своей просторной квартиры в 16-м округе меня встретила сама Натали и на чистом русском языке обратилась ко мне: "Здравствуйте..."

Опубликованное фото



-- Натали, вы знаете, что некоторые нации испытывают особую тягу к музыке, другие - к живописи, ну а Россия это страна литературы. Может быть, поэтому у многих писателей, в том числе и здесь во Франции, есть русские корни. Вы ведь тоже родились в России. Какое место занимает Россия в Вашем творчестве и что она для Вас значит?
-- В моих произведениях, как правило, нет ничего автобиографического, кроме книги "Детство". Может быть, и есть какие-то личные вещи, запрятанные внутри, но внешне нет ничего. А в "Детстве" я много писала о России, там ей посвящено много страниц. Я родилась в России, в Иваново-Вознесенске и оставалась там до двух лет, потом до шести лет жила в Париже. Вообще, я с самого детства свободно говорила на двух языках. Когда мне было два года, меня определили здесь в детский сад, и у меня была очень хорошая преподавательница французского языка. Я ходила в детский сад на улице Фейантин. С шести до восьми лет я жила в Санкт-Петербурге. А потом с восьми лет я уже все время жила здесь, во Франции. "Как в просвете, появившемся в облаке серебряного тумана, мне все время видится эта улица, покрытая толстым слоем очень белого снега, нетронутого, без малейшего следа колес, и я иду там вдоль забора, который выше, чем я, он сделан из тонких деревянных дощечек, заостренных сверху...(...)

-- И вот еще другой образ, который появляется при одном названии "Иваново"... образ длинного деревянного дома, на его фасаде множество окон, окруженных как будто кружевами, маленькими навесами, выточенными из дерева... с его крыши свисают огромные гирлянды сосулек, сверкающих на солнце... двор перед домом покрыт снегом... (...) в доме, в большой комнате с очень белыми стенами... гладкий паркет застелен цветным ковром... диваны, кресла покрыты разноцветными чехлами... в больших горшках растут разные зеленые растения... в окнах, между двойными стеклами лежит слой белой ваты, припудренной серебряными блестками. Никогда ни один дом в мире не казался мне таким прекрасным, как этот. Настоящий дом из новогодней сказки... и который к тому же является моим родным домом. (...) ничего не осталось в памяти из того, что предшествовало моему отъезду из Иваново, когда мне было два года, и даже этого отъезда я не помню..." (...)
"Я часто вижу своего отца... его прямой и тонкий, как бы всегда немного напряженный силуэт... Он сидит на диване, а я устроилась у него на коленях, я смотрю на высокие окна, занавешенные белыми занавесками... Он учит по ним меня считать... возможно ли это? Однако я это отчетливо помню... я считаю до десяти, и остается еще одно, последнее, значит их одиннадцать..." (Прим.: Здесь и далее перевод с французского отрывков из книги Натали Саррот "Детство" выполнен Марусей Климовой)

-- Значит, вы покинули Россию навсегда?
-- Нет, я все же еще приезжала в Россию. Мой отец развелся с матерью, и остался там, и я каждый год приезжала к нему в Иваново-Вознесенск. Он оставался там до 1908 года. Мой отец был единственным евреем в Иваново-Вознесенске. Евреев там не было ни одного, так как закон запрещал им там жить, но ему дали специальное разрешение. Он приехал работать на ткацкой фабрике, принадлежавшей Мокееву, потому что знал секрет, как сохранять цвет ситца. Однажды он услышал, как один рабочий говорит: "Вот, теперь мы должны слушаться какого-то жиденка". Мой отец в ярости побежал к Мокееву и сказал: "Я не хочу здесь работать, раз меня так называют". А тот ему говорит: "Милый ты мой, ну не хочешь, так не будем тебя так называть. Ведь мы евреев никогда не видели - ты здесь единственный". Потом я встречала этого Мокеева здесь в Париже, и он мне всегда говорил: "Да, мы вознесенские - крепкие люди." Он был старовер. Помню, однажды в Париже я встретилась с женой Кандинского и она мне сказала: "Мой отец был предводителем дворянства во Владимире. Наверное, они с Вашим батюшкой вместе играли в вист." А я ей ответила: "Этого никак не могло быть". А Ионеско, стоявший рядом, толкнул меня в бок и говорит: "Что ты с ними говоришь, ты разве не видишь, что это антисемиты?"

"Меня привели к папе на "фабрику", где он работает целый день... я иду через большой грязный двор мимо глиняных строений, нужно перепрыгивать через ручьи, через лужи голубые, желтые, красные... всюду среди бочек, повозок, ходят бородатые мужики в картузах, обутые в высокие сапоги... запах здесь не такой отвратительный, как от уксуса, но я стараюсь вдыхать его как можно меньше, настолько он неприятный, острый, кислый... Я вхожу в узкую ярко освещенную комнату, где стоит несколько длинных столов, на которых на деревянных подставках укреплены колбы с порошками разных ярких цветов, таких же, как и ручьи во дворе: красные, синие, желтые... жидкости тех же цветов греются в пробирках, подвешенных над небольшими огоньками... папа стоит перед столом, одетый в длинный белый халат, он держит в одной руке пробирку и легонько трясет ее, потом поднимает и рассматривает на свет. Потом снова ставит в штатив, наклоняется, берет меня на руки, целует и относит в соседнюю комнату, где сажает в кресло перед своим бюро, на котором лежит толстая книга. Он дает мне большие счеты и говорит... "Держи, поиграй ими... я скоро." Деревянные желтые и черные шарики скользят туда-сюда по металлическим прутьям, на которые они нанизаны, но это вовсе не интересно, я не умею в них играть... мне хочется, чтобы пришел папа... вот и он, он снял свой халат, на нем уже черная шуба и меховая шапка, вид у него довольный... "Вот видишь, я совсем недолго".

-- Вы сказали, что в детстве Вы провели в Санкт-Петербурге два года. И какое впечатление осталось у Вас от Санкт-Петербурга?
-- Это рай. Светлый, освещенный огнями, серебристый... Великолепный. Серебряный свет... Очень прекрасный образ.

-- На какой улице вы жили?
-- Большая Гребецкая.... Потом она называлась Большая Пионерская. Это недалеко от Большого проспекта на Петроградской стороне. Дом восемь, квартира пять.

-- У вас хорошая память.
-- Нет, просто я писала своей матери, которая там потом жила. А может быть, и дом пять квартира восемь - что-то в этом роде.
"Справа от большой комнаты будет моя комнатка. В глубине, у окна -- кровать и ночной столик. Можно сказать, что здесь за двойными стеклами окон расстилаются обширные ледяные пространства... нет ни искрящегося на солнце снега, как в Иваново, ни маленьких, мрачных и сгрудившихся домишек, как в Париже... но повсюду голубоватый прозрачный лед. И свет здесь серебристо-серый. Город, куда я приехала, называется Петербург. (...)

"На другом берегу покрытой льдом Невы, между дворцами, фасады которых окрашены в нежные цвета и украшены белыми колоннами, был дом, целиком сделанный из воды, которую заставила остановиться сила холода: дом из льда... Мне казалось, что он спрятан в каком-то потайном месте, в сердце этих зим, он сконцентрировал в себе их голубоватую прозрачность, их искрящийся свет... Его толстые ледяные стены, стекла его окон, сделанные из очень тонкого слоя льда, его балконы, колонны, статуи напоминают драгоценный камень, по цвету похожий на сапфир или опал... А внутри вся мебель, столы, стулья, кровати, подушки, одеяла, покрывала, ковры, все самые крошечные предметы, которые обычно находятся в настоящих домах, вся посуда, даже дрова в камине, сделаны изо льда.
По ночам бесчисленные свечи горят в канделябрах, в подсвечниках, ледяных люстрах, и они не тают... дом, ставший прозрачным, кажется, полыхает изнутри... нетающий кусок льда..."

-- Вы вошли в литературу довольно поздно, уже в сорокалетнем возрасте. Почему Вы начали писать и что стимулировало Ваше творчество?
-- Трудно сказать. Как рождается первый текст, потом -- следующий... Не знаю.
"Я сижу за столом у окна в своей комнате. Я вывожу слова пером, смоченным красными чернилами... я вижу, что они не похожи на настоящие слова, те, которые в книжках... они как бы деформированы, немного калеки... И вот одно, нетвердо держащееся на ногах, неуверенное, я должна его поставить... может быть, здесь... нет, там... но я спрашиваю себя, должно, быть, я ошиблась... кажется, оно не слишком хорошо сочетается с другими, со словами, живущими где-то в другом месте... я нашла их очень далеко отсюда и привела их сюда, но я не знаю, что для них хорошо, я не знаю их привычек..." (...)

"Мама подталкивает меня, и тихонько отчитывает... "Не заставляй себя упрашивать, это невежливо, так себя не ведут, принеси ее, покажи..." На стуле спиной к окну сидит господин, его внимательное молчание, его ожидание давят на меня, подталкивают меня... но я знаю, что не должна этого делать, не нужно, я не должна уступать..." (...)
"Невозможно вспомнить, кто это был. Это мог быть Короленко, если судить по уважению и любви моей матери к нему, которые я ясно чувствовала... она печаталась в его журнале, они часто встречались... Но его имя не так важно. Это уважение и любовь сделали еще более сильным, просто невыносимым давление слов, которые он произнес, таким тоном, будто говорил с взрослым человеком: "Но меня это очень интересует. Ты должна мне это показать..." Тогда... с кем этого не было? Кто может сказать, что ему не знакомо это чувство, возникающее иногда, когда ты, наперед зная, что произойдет, что тебя ждет, боишься этого... но все же делаешь..." (...)

"Дядя" открывает тетрадь на первой странице... буквы выведены красными чернилами очень неловко, строчки ползут вверх и вниз... Он быстро пробегает их, листает дальше, останавливаясь время от времени... у него удивленный вид... недовольный вид... Он снова закрывает тетрадь, возвращает ее мне и говорит: "Прежде чем садиться писать роман, нужно выучить орфографию..." (....)
"Я унесла тетрадь в свою комнату, не знаю, что я с ней сделала, во всяком случае, она исчезла, а я больше не написала ни строчки..." ("Детство")

-- Мне кажется, что писатели, поздно вошедшие в литературу, уже после сорока лет, наиболее интересны: Василий Розанов, Джозеф Конрад, тот же Сервантес...
-- Да? Возможно, я не очень хорошо знаю историю литературы, да и саму себя тоже знаю недостаточно. Но был ведь еще и Рембо...

-- Приходилось ли Вам встречаться с Жаном Жене?
-- С Жене я несколько раз встречалась в дверях.

-- И все-таки, какие литературные впечатления запечатлелись в Вашей памяти наиболее ярко?
-- Одно из этих впечатлений связано с Селином, которого, я знаю, Вы переводили. Как сейчас помню грандиозный скандал, который в 1934 году разразился, когда Селину не дали Гонкуровскую премию за "Путешествие на край ночи". Ее тогда дали забытому теперь писателю Мазелину за роман... кажется, "Волки". А скандал был действительно огромный, и он не скоро утих. Кроме "Путешествия" у Селина мне нравится роман "Guignol's band", некоторые куски из "Смерти в кредит", но не все... Моя дочка очень давно брала у него интервью в Медоне...
Я хорошо знала Синявского. Помню, когда он сюда приехал, он начал преподавать в Университете. Однажды он спросил у ректора: "В каком случае меня могут отсюда выслать?" А тот ему отвечает: "Только если вы изнасилуете студентку и она подаст на вас жалобу..." А Синявский не удержался и воскликнул: "Так это же прекрасно!" У него была белая борода до пояса, очень был тонкий человек, замечательный...

-- А "новый роман"? Что связывает Вас с этим литературным течением, ведь Вас до сих пор считают его типичным представителем?
-- Действительно, в свое время я написала "Эру подозрений", а Роб-Грийе захотел создать что-то вроде движения освобождения. В какой-то статье это и было названо "новым романом". Но вы знаете, это было всего лишь название, которое служило Роб-Грийе для того, чтобы объединить совершенно разных авторов... Не более того. Ведь то, что писала я, не имело ничего общего с тем, что писал сам Роб-Грийе и остальные. Но пожалуй, что-то общее все же было... Эта идея освобождения: мы, как художники, хотели освободиться от общепринятых правил: персонажей, сюжетов и так далее...

-- А теперь вы изменили свою манеру письма или продолжаете в том же духе? В России еще в 60-е годы был переведен Ваш роман "Золотые плоды". И именно благодаря этому роману ваше имя стало у нас известно, хотя в то время далеко не все западные писатели, особенно те, кто причислялся к авангардистам, переводились на русский.
-- Да, это так. Но этот роман получил Международную Литературную премию и во всех странах в первую очередь стремились перевести и издать именно его. В России этим занялся Твардовский из "Нового мира".

-- Но потом вышла еще и отдельная книга.
-- Да, потом издали еще и отдельной книгой, я думаю, что это все из-за премии.

-- А вы сами никогда не пытались переводить с русского на французский?
-- Знаете, во время войны мы забавлялись и я пыталась переводить Чехова. Но у меня не получилось. Это невозможно, очень трудно.

-- А каких русских писателей вы предпочитаете?
-- Трудно сказать... Конечно, Достоевского... Гоголя тоже, но Достоевский для меня - это что-то огромное.

-- Над чем Вы работаете сейчас?
-- У меня в издательстве "Галлимар" скоро выходит еще одна книга - "Откройте".

-- И о чем она?
-- Я только что сдала рукопись в "Галлимар", она выходит в октябре. Ее персонажи - это только слова. Сейчас я жду корректуру, это весьма тяжело.

-- Значит, невозможно описать, о чем она?
-- Это очень трудно.

-- Вы работаете без секретаря?
-- Нет, у меня нет секретаря.

-- А компьютер?
-- Нет, я пишу от руки. Потом приходит моя внучка, и перепечатывает все, что я написала.

-- Значит, вам больше нравится писать от руки?
-- (по-русски) Иначе не могу.

-- Сейчас многие говорят, что с приходом компьютеров литература может кончиться, ее постепенно заменят визуальные формы искусства.
-- Я об этом ничего не знаю, но мне это совершенно чуждо. Я все еще живу в старой системе ценностей.

-- Но Вы, наверное, помните, что и в начале века говорили о смерти литературы?
-- О, это очень сложный вопрос.

-- А что бы Вы могли бы сказать русским читателям сейчас в конце века, свидетельницей которого Вы были? Что Вы думаете о будущем России?
-- Надеюсь, все образуется. Я всегда сохраняла очень большую привязанность в России.

-- Больше Вы туда не ездите?
-- Нет, меня приглашали в Иваново, и я ездила туда в 1991 году.

-- Но не в Петербург и не в Москву?
-- В Москве я была, но недолго - ведь это недалеко от Иваново.

-- Существует ли какой-нибудь секрет вашего жизненного и творческого долголетия?
-- Знаете, трудно сказать, это не зависит от вас. Почему один умирает в сорок лет, другой живет до ста... Наверное, это какие-то генетические вещи, от нас это не зависит.

-- И все-таки, я слышала, что когда вас мучает бессонница, вы выпиваете немного русской водки, это правда?
-- Да, это правда. Я выпиваю рюмочку водки. У меня и сейчас есть водка, можно выпить... Но не могу сказать, что именно в этом заключается секрет моего долголетия. Но я точно знаю, что мне это полезно.

-- А можно Вас сфотографировать?
-- Какой ужас, какой ужас... Это ужасно. Но я не могу вам отказать, вы из России. Хотя, вообще, я никогда никому не разрешаю этого делать. Ужас... (по-русски).

Беседовала Маруся Климова
"Ex-Libris-НГ" 17.09.1997

Справка: Натали Саррот (Nathalie Sarraute) (1900-1999), французская романистка, критик и драматург. Ее имя часто связывают с "новым романом".
Писательница родилась 18 июля 1900 года в Иваново-Вознесенске (ныне Иваново) в России. После развода родителей жила попеременно то у матери, то у отца, пока в возрасте восьми лет не перебралась в Париж к отцу. Сдав экзамены на степень бакалавра, изучала английскую литературу в Сорбонне, историю - в Оксфордском и социологию - в Берлинском университете. По окончании юридического факультета Парижского университета в 1925 году была принята в коллегию адвокатов и работала в суде вплоть до 1940 года.

Уже в первой книге, "Тропизмы" ("Tropismes", 1939), Саррот проявила интерес к сфере подсознания и тончайшим оттенкам человеческих чувств. Ее следующий роман, "Портрет неизвестного" ("Portrait d'un inconnu", 1948), получил одобрительный отзыв Сартра. Подобно романам "Мартеро" ("Martereau", 1959) и "Планетарий" ("Le Planetarium", 1959), он сохраняет узнаваемые характеры и нарочито банальный сюжет.
Позже Саррот разрабатывала тему художественной литературы - сначала с точки зрения читателя в "Золотых плодах" ("Les Fruits d'or", 1964), затем с точки зрения автора в книге "Между жизнью и смертью" ("Entre la vie et la mort", 1968). В ее поздних произведениях - особенно характерен роман "Говорят глупцы" ("Disent les imbeciles", 1976) - полностью отсутствуют как узнаваемые характеры, так и сюжет. В 1983 году она выпустила книгу "Детство" ("Enfance").

Саррот публиковала также критические эссе по проблемам современного романа, изданные в 1956 году в сборнике "Эра подозрения" ("L'Ere du soupcon"). Сценарии многочисленных театральных пьес и пьес для радио вышли отдельным томом под названием "Театр" ("Theatre", 1978).

Умерла Натали Саррот в Париже 19 октября 1999 года.

Энциклопедия "Кругосвет"
Link to comment
Share on other sites

Марианна Максимовская - <новостной> маньяк

 

Опубликованное фото

Дочь тоже выбрала журфак

 

– Недавно у факультета журналистики МГУ был юбилей – 60 лет. Вы приходили?

– Конечно! На кафедре телевизионной журналистики собрались выпускники разных лет. Я хоть и заканчивала газетное отделение, но диплом защищала на телевизионной кафедре, потому что к тому времени уже год как работала на ТВ. У нас курс вообще уникальный был – почти все так или иначе остались в журналистике. Наши продюсеры на РЕН-ТВ смеются – в какую пресс-службу ни обратятся, им говорят: «Передавайте привет Марианне, мы с ней вместе учились». У них уже такое ощущение, что я училась со всеми пресс-секретарями, какие только есть в России, и с журналистами абсолютно всех изданий. Но это неудивительно: я поступила на журфак в 87-м, окончила в 92-м. Это было уникальное время для российской журналистики. Все старое, замшелое, советское ломалось – строилось новое, и мы, совсем еще молодые тогда журналисты, оказались исключительно востребованы. Видимо, поэтому так много моих однокашников осталось в профессии.

 

– Но потом-то, в середине 90-х, журналистика сильно изменилась. Действенность свелась к нулю. Поперла желтуха. Вновь, как в СССР, появилась цензура…

– Говорят, что корни той цензуры, которая сейчас пышным цветом цветет на нашем телевидении, лежат в 1996-м, когда журналисты сознательно стали поддерживать Ельцина. С одной стороны, это правда. Но с другой – Зюганов тогда вообще не вылезал с экранов. Все его предвыборные поездки тщательно освещались. И даже язык не поворачивался говорить тогда о Зюганове в хамском тоне, называть его, к примеру, маргиналом, как принято сейчас говорить о тех, у кого точка зрения отличается от мнения властей. Вот если бы сейчас все поездки Касьянова, Каспарова, Геращенко вместе с Белых, Явлинским и тем же Зюгановым показывали так же, как показывали тогда, никому даже в голову не пришло бы говорить о засилье цензуры.

 

И главное, в 90-х критические материалы еще имели резонанс. По итогам расследований происходили отставки, кадровые перемещения, делались какие-то выводы, наказывались люди. Журналисты не ощущали себя, как сейчас, вопиющими в пустыне. А потом… и «Норд-Ост», и Беслан, и чего только не происходило – а Патрушев все в героях числится… В 90-х еще были независимые судьи, а теперь финалы всех судов предсказуемы. Кругом сплошное «басманное правосудие».

 

– Ваша дочь Саша в нынешнем году поступает. Куда?

– На журфак МГУ. Да-да… Это для меня очень непросто. Почти драма. У нее долгое время были другие интересы, но потом все вдруг переменилось. Честно говорю, я была против. Серьезная журналистика почти сдохла – что остается? Заниматься тем, что сейчас востребовано: скандалами вокруг звезд шоубизнеса? Мы с ней обсуждали это, она все понимает, говорит: «Мам, не волнуйся, на телевидение не пойду, буду работать в хорошем глянцевом журнале типа «Офисьель», писать о культуре, о социальных темах». Она с детства приучена быть самостоятельной, это ее выбор – остается принять.

 

В нашем доме все подчинено Трюфелю

 

– Как вы считаете, разгон НТВ в 2001-м – это уже перевернутая страница истории?

– Перевернутая, потому что все уже прошло. Но быльем не поросло. Да, теперь мы видим новый канал с программой «Сука-любовь», и это уже совсем другая компания. Но вспоминать о разгоне старого НТВ будут еще долго, потому что это было знаковое событие – начало «путинских нулевых», нынешнего десятилетия. Это было началом сворачивания демократических свобод в стране. Сейчас нас, бывших коллег, жизнь развела – кто в Америке, кто в Киеве. Но мы все равно кучкуемся. Последний Новый год встречали вместе с моим учителем Михаилом Осокиным и его женой Леной Савиной, с Лизой Листовой и Женей Ревенко дома у Евгения Киселева. Энтэвешники сейчас на всех каналах, и как только кто-то куда-то попадает, сразу пару-тройку человек из «той команды» к себе перетягивает. Костяк «Недели» – это мои коллеги со старого НТВ, мы вместе уже больше десяти лет. Когда имеешь возможность работать с людьми, которые помнят то время – это сильно скрашивает сегодняшнюю жизнь.

 

– Вы неоднократно рассказывали, что у вас было абсолютное взаимопонимание с Иреной Лесневской. Но уже два года, как у РЕН-ТВ сменился хозяин – и с новым руководством тоже проблем не возникает?

– К счастью, не возникает. Да вы видите, наверное, по моим программам – цензуры нет. Но атмосфера конечно же изменилась. При Ирене и Дмитрии Лесневских РЕН-ТВ была семейной компанией, с капустниками, днями рождения. Ирену Стефановну все звали мамой – а сейчас все более технократично, по-менеджерски, по-деловому.

 

– Раз уж заговорили о семье, ваши самые близкие, родные люди – это кто?

– Муж – Василий Борисов, с которым познакомилась на НТВ в 93-м году. Дочь Саша. Мои родители. Бульдог Трюфель.

 

– А кто ваши родители?

– Мама – филолог, выпускница МГУ. У папы два высших образования. По первому он инженер, работал в авиации. Потом в конце 80-х одним из первых создал совместное предприятие, занимавшееся высокими технологиями – логистикой и автоматизированными системами управления. Пробивая лбом стену, пытался развивать интеллектуальный бизнес в России. Деньги тогда делались на торговле, на нефти. А с высокотехнологичным бизнесом как были проблемы, так и по сей день остаются, но папа мужественно по-прежнему пытается что-то поменять в этом деле.

 

– Вы вместе с родителями живете?

– Нет, отдельно – с мужем и дочкой. С родителями по-прежнему живет моя сестра со своей дочерью. Но встречаемся часто. Дома у меня вообще всегда «полна коробочка» – постоянно приезжают друзья и живут по несколько дней. Друзья стариннейшие, дружим уже лет по двадцать.

 

– Ну вот, а я думала – все подчинено вашей работе.

– Все подчинено нашему бульдогу Трюфелю. Все мы: и я, и Вася, и Саша – заняты тем, что создаем для него счастливое существование.

 

– А почему ваш муж, тоже выпускник журфака, ушел из журналистики?

– Он начинал как экономический обозреватель, в 93-м году пришел на НТВ вести экономическую рубрику. Тогда думалось, что экономические новости будут востребованы, ведь создавалась новая формация. Но в итоге понадобились годы, чтобы зрителей стали интересовать бизнес-новости, котировки, голубые фишки, индекс Доу-Джонса и прочее… В общем, Василий просто не попал в свое время, а я попала – со своим интересом к политическим новостям, которые в начале моей журналистской карьеры как раз были востребованы. Сейчас муж занимается связями с общественностью. И всегда с интересом следит за тем, что делаю я.

 

Свою точку зрения зрителям не навязываю

 

– Вы смотрите информационные выпуски на других каналах?

– Исключительно из-за профессиональной необходимости. Неинтересно, поскольку знаю, что, как именно и на каком канале мне расскажут.

 

– А вы уверены, что можете рассказать правду? Ведь она для всех разная.

– Конечно, разная. Вот именно поэтому мы и стараемся всегда соблюдать максимальную объективность – показывать разных людей, представлять разные точки зрения. О чем бы мы ни рассказывали.

Всегда есть несколько правд, а истина где-то посередине. Я исхожу из того, что зрители, которые смотрят нашу программу – люди думающие, и я не хочу навязывать им свою точку зрения, я могу ошибаться. Но я представляю им максимальный разброс мнений, чтобы они составили свое представление о том, что происходит. Задача журналиста не дать правильный ответ, а задать правильные вопросы.

 

– Интересно, сильно ли трансформировалось в вашем представлении понятие «патриотизм», добросовестно вбивавшееся в наши головы советскими учителями?

– Еще князь Вяземский в пушкинские времена придумал термин «квасной патриотизм», имея в виду фальшивое, поданное сверху, ради лучшего управления массами, официальное понимание любви к родине. В советское время на этот счет придумали смешной стишок: «Мы не пашем, не сеем, не строим, мы гордимся общественным строем». Теперь официальная пропаганда пытается снова заставить нас гордиться общественным строем, а я хочу гордиться тем, как живут люди в нашей стране, культурными достижениями или, допустим, яркими спортивными победами. И не надо путать любовь к родине, к месту, где ты родился и вырос, со слепым восхвалением властей, что бы они ни делали. А то у нас любую критику воспринимают как проявление антипатриотизма. Но почему, собственно говоря? Возвращение «совка» в худшем его проявлении, которое я вижу сегодня, меня пугает. Я понимаю, что очень многие привыкли жить по указке. Им так проще. А молодым и вовсе кажется, что в СССР было все то же самое, что и сейчас, только колбаса дешевле и страна больше. А то, что за этой колбасой надо было два часа в очередях давиться и что полстраны в ГУЛАГе сидело, уже вроде бы как забыли.

 

– Слышала, вы закон о СМИ и Уголовный кодекс знаете практически наизусть.

– То, что мне надо для работы – знаю. Чтобы максимально обезопасить программу, советуюсь с юристом, показываю ему тексты. Вон Дума принимает сейчас чудовищные поправки к Уголовному кодексу (фактически новое издание сталинской политической 58-й статьи) – они позволят сажать всех инакомыслящих, тех же независимых журналистов, лет на восемь. Просто подведя под статью об экстремизме, ведь это понятие сейчас трактуется чрезвычайно широко. Рассказываешь, к примеру, о Кондопоге или Ставрополе, а тебе впаяют за разжигание национальной розни – и иди доказывай, что журналист обязан информировать общество, а не выполнять план властей по созданию «позитивного образа» России, где нет фашизма, ксенофобии и убийств на национальной почве.

 

Книги по истории могу перечитывать бесконечно

 

– Давайте отвлечемся от работы. Что для вас идеальный отдых?

– Поездка в Италию. Мы с мужем каждый год туда ездим, выбираем область или город, где еще не были, берем машину и гоняем по окрестностям. А пляжный отдых не люблю – на следующий день становится скучно, ощущение, что жизнь проходит мимо.

 

– А как насчет выставок, театров – эмоциональной подпитки?

– Ну, это не просто эмоциональная подпитка – это зарядка для мозгов. Вот недавно сходила на выставку Йоко Оно в рамках Московской биеннале – а там в центре экспозиции цитата из выступления Германа Геринга на Нюрнбергском процессе: «Любым народом легко управлять, главное – сказать, что на него пытаются напасть, показать ему его врага, а всех пацифистов объявить непатриотами своей страны…» Звучит исключительно современно.

 

– На чтение время остается?

– А как же. Я все подряд читаю. Люблю историческую литературу, я когда-то хотела на истфак поступать. Натан Эйдельман – мой любимый автор, могу перечитывать его бесконечно. Не зная истории, не понять, что происходит сегодня. Вот, например, недавно, в разгар антиэстонской истерии, я у всех друзей моей дочери спрашивала, знают ли они что-нибудь про пакт Молотова – Риббентропа, про раздел Польши и Прибалтики между СССР и гитлеровской Германией. Так вот, большинство об этом даже не слышали. Конечно, в такие девственные мозги можно вбивать любую туфту! Ну а если говорить о литературе, то меня поразило вот что: недавно два модных писателя – Сорокин и Пелевин вдруг оба написали острые политические памфлеты. «День опричника» и «Empire V». Абсолютно злободневные! А ведь эти большие писатели были, как говорится, над политикой – и вдруг такие актуальные книжки… Надеюсь, это тенденция. Есть надежда, что вслед за писателями их читатели и наши зрители перестанут глотать ерунду, которую им показывают по телевизору, и снова начнут интересоваться проблемами, которые нас окружают.

 

Автор: Рита Болотская

Сайт: Собеседник

 

Дата публикации на сайте: 18.07.2007

Link to comment
Share on other sites

Детство и Юность

 

Ханна Сенеш выросла в обеспеченной семье ассимилированных будапештских евреев. Ее отец, Бела Сенеш, преуспевающий драматург и журналист, умер от сердечного приступа, когда Ханне еще не исполнилось шести лет. Тем не менее, судя по дневнику, который начала вести тринадцатилетняя девочка, детство ее протекало безмятежно. Ее Еврейское самосознание проявилось не сразу. В возрасте пятнадцати лет, побывав в синагоге на Рош-ха-Шана, она сделала в дневнике запись о том, что верит в Бога, и добавила: "Мне ясно, что Еврейская религия больше всего соответствует моему образу мыслей". В 1937 году, когда Хане было шестнадцать, она впервые столкнулась с проявлением антисемитизма. Одноклассники отстранили ее от участия в правлении школьного литературного кружка только потому, что она была Еврейкой.

 

В 1938 году, когда Ханне исполнилось семнадцать, ее брат Дьердь (Гиора), который был на год старше, уехал учиться во Францию. Ханна была расстроена его отъездом и огорчалась вместе с матерью: "Я понимаю, как потрясена мама, но так лучше для Дьердя - особенно в нынешние времена". Эта фраза - первый намек на то, что обстановка в Венгрии ухудшалась. Ханна интересовалась искусством. Ее мать показала стихи девушки известному литературному критику, который счел, что они "выше среднего", и сказал Ханне, что она, может быть, станет писательницей, хотя не обязательно поэтессой. В конце лета Ханна начинает все сильнее опасаться войны, но все-таки утверждает: "Я еще надеюсь, что мир не будет нарушен. Видимо, я все еще не в силах представить себе, что все-таки война будет".

 

27 октября 1938 года в дневнике Ханны появляется такая запись: "Кажется, я еще не упоминала здесь, что стала сионисткой". Ханна понимала Сионизм просто: "Теперь я чувствую себя Еврейкой и горжусь этим. Моя главная цель - уехать в Эрец-Исраэль и работать там". Хотя Ханна и писала, что уже три года как обрела сионистские убеждения, они, видимо, формировались у нее в ту зиму 1938 года. Все чаще она высказывается на эту тему в дневнике: "Я ежеминутно думаю о Палестине. Меня интересует все, связанное с ней,- остальное играет второстепенную роль". Ханна с матерью отправилась во Францию в гости к Дьердю, и там выяснилось, что он тоже стал сионистом. В июле 1939 года, когда Ханне только исполнилось восемнадцать, она получила документы на въезд в Палестину.

 

Жизнь в Палестине

 

Ханна поселилась в мошаве Нахалал в Изреельской долине. Там она училась в сельскохозяйственной школе, с удовольствием трудилась на земле, но тосковала по родным. Ей было известно, что происходит в мире. В мае 1940 года Ханна спрашивала себя: "Откуда у меня берется терпение учиться и сдавать экзамены, когда в Европе бушует небывалая в истории война?" А через два месяца она заносит в свой дневник поэтическое описание поездки в Галилею, на Иордан и на озеро Киннерет и сама признается, что на две недели забыла о войне. Молодой человек по имени Алекс сделал ей предложение, но Ханна деликатно отклонила его: она понимала, что простая и непритязательная жизнь в мошаве вместе с Алексом не по ней. Ханна задумывалась о будущем, собиралась пожить год-другой в киббуце, но верила, что склонность к общественной работе приведет ее в конце концов в политику.

 

Закончив учиться в Нахалале, Ханна, поколебавшись, решила вступить в киббуц Сдот-Ям около Кесарии. В январе 1943 года она делает следущую запись: "У меня была трудная неделя. Неожиданно я загорелась идеей отправиться в Венгрию. Мне кажется, что в такое время я должна быть там, чтобы помочь организовать эмиграцию молодежи и, кроме того, вызволить оттуда маму". Ханна ясно сознавала всю "нелепость" этого решения, но не прошло и двух месяцев, как она встретилась с человеком, собиравшим группу, перед которой стояла цель спасения европейских евреев. Группу сформировали.

 

Опубликованное фото

 

Лирика

 

Закончив учиться в Нахалале, Ханна, поколебавшись, решила вступить в киббуц Сдот-Ям около Кесарии. В это время она написала стихи, в которых выразилась ее любовь к родной земле и чувство близости к своему народу:

 

Тише! Молчание!

За морем лежат пески.

Там берег знакомый и близкий,

Там золотистый и близкий

Берег страны моей.

Стоя у древних развалин,

Прошепчем мы несколько слов:

- Мы вернулись. Мы здесь. И камни немые ответят:

- Две тысячи лет мы вас ждали.

 

Вот стихи которые написала Ханна Сенеш перед вылетом на задание.

 

Ты счастлива, спичка: сгорела, но пламя зажгла.

Ты счастливо, пламя: сердца ты спалил дотла.

Ты счастливо, сердце: угасло, но сгинула мгла.

Ты счастлива, спичка: сгорела, но пламя зажгла.

(перевод с иврита Б. Камянова)

Благословенна будет та свеча, что в пламени рождающемся тает.

Благословенно будет это пламя, что в сердце, в тайниках его горит.

Благословенно будет это сердце, которое в бою остановилось.

Благословенна будет та свеча, что в пламени рождающемся тает.

Хана в отряде

 

Группу сформировали.Кроме Ханны, в группе была еще одна женщина, Хавива Райк, которую вместе с двумя другими добровольцами забросили в в Чехословакию. Там эта тройка создала перевалочный пункт для летчиков союзной авиации и русских пленных и, кроме того, помогла в организации Еврейского подполья. Через месяц Райк и ее товарищи были схвачены и казнены. В группу входил также итальянский Еврей Энцо Серени, отец которого был придворным врачом короля Италии. Приехав в Палестину, Энцо участвовал в создании нового киббуца и стал активистом Партии труда. Социолог и философ, он был человеком большого личного обаяния.

 

Еще до того, как Серени вступил в группу парашютистов, он на начальных этапах войны сотрудничал с союзниками, помогая организовывать акты саботажа в Италии, а затем выпускал в Египте газету для итальянских военнопленных. Сброшенный с парашютом над северной Италией, Серени был взят в плен эсэсовцами, послан в концентрационный лагерь Дахау и там погиб. Реувен Дафни, ныне заместитель председателя совета директоров Института памяти жертв нацизма и героев Сопротивления "Яд ва-Шем" в Иерусалиме, был в числе тридцати двух парашютистов и готовился к заданию бок о бок с Ханной.

 

По словам Дафни, с Ханной было нелегко, но она не ведала страха, не боялась поражения и не давала своим товарищам впадать в уныние. Ее внутренняя убежденность, вспоминает Дафни, заражала остальных. Он рассказывает, с каким восторгом встретила она известие о том, что начало операции не за горами: "Всю дорогу домой, в деревню, где мы были расквартированы, Ханна пела и заставляла всех нас петь с нею вместе". И дневники Ханны, и воспоминания Дафни рисуют нам деловитую, настойчивую, целеустремленную молодую женщину, серьезную, а порой даже угрюмую. Но Иоэль Палги, другой член этой группы, знакомит нас с совсем иной Ханной Сенеш - веселой, смешливой, чуть ли не легкомысленной девушкой.

 

Убеждая Палги не бояться прыгать с парашютом, Ханна говорила: "Это пустяки. Взлетел, прыгнул - и ты снова на земле". На пути в Египет Ханна была душой общества и все время шутила то со своими товарищами, то с сопровождавшими их английскими солдатами. Вот вернемся с задания, говорила им Ханна, сядем в большой бомбардировщик, полетим над Палестиной, и каждый опустится на парашюте прямо у порога родного дома. Все товарищи Ханны сходятся на том, что она была своенравна и что работать с ней было трудно. Однако именно Ханна несколько раз останавливала других, не позволяя им вступить в бой с немецкими патрулями в Югославии. "Мы здесь не для этого, - объясняла она. - Мы обязаны дорожить своей жизнью, чтобы выполнить задание. Нам нельзя попусту рисковать".

 

Дафни, который вместе с Ханной был заброшен в Югославию, впоследствии вспоминал, как изумлены были английские солдаты на парашютном складе, когда выяснилось, что один из добровольцев - женщина. "Если я расскажу об этом моим друзьям-евреям, они мне не поверят!" - воскликнул сержант-шотландец. Вдвоем они провели три месяца с югославскими партизанами, а позже встретились с Иоэлем Палги. По одному из рассказов, каждый из тридцати двух добровольцев был "сам себе начальник", но, несмотря на это, Ханна бесспорно занимала в группе особое место. Ей удалось завоевать уважение и у партизанских командиров.

 

"Ханна несомненно была нашим лидером, - писал Палги. - Среди всех парашютистов, заброшенных в Югославию союзными армиями, она была единственной женщиной. При этом она умела разговаривать и с генералом, и с рядовым". Когда парашютисты были приглашены на партизанский праздник в югославскую деревню, от имени отряда выступила именно Ханна - в аккуратной английской форме, с пистолетом на боку. Ее приветствие, переведенное Дафни, вызвало взрыв энтузиазма. Потом Ханна присоединилась к хороводу и, быстро подхватив ритм народной пляски, танцевала несколько часов подряд.

 

Позже партизанское. соединение неожиданно наткнулось на немецких солдат, и всем - югославам и евреям - пришлось спасаться бегством. Из кустов они следили за приближением немцев. Дафни рассказывает, что уже готов был спустить курок своего пистолета, но Ханна твердо и спокойно напомнила ему об их главной задаче на Балканах и убедила товарища не стрелять. Палги подчеркивает, что в Югославии Ханна Сенеш стала совсем не такой, какой была в Палестине: "В ней появился холодок, резкость, суждения ее были острыми, как бритва". Ханна подозревала, что партизаны, в сущности, не стремятся помочь парашютистам выполнить их основное задание - спасти евреев.

 

Сообщение о немецкой оккупации Венгрии потрясло Ханну - теперь она сильнее прежнего стремилась туда. "Помочь способны только мы, - повторяла девушка. - Мы не вправе думать о собственном благополучии, не вправе сомневаться". Встреча с партизанами-евреями глубоко тронула Ханну. Под этим впечатлением она написала стихотворение "Благословенна будет та свеча..." и отдала его Дафни перед расставанием на венгерской границе в июне 1944 года. В последний раз Дафни видел Ханну, когда она переходила венгерскую границу. Девушка держалась бодро, рассказывает он, ее переполняла радость, она шутила и вспоминала забавные эпизоды из их жизни в Югославии.

 

Незадолго до перехода границы Ханна поделилась с Палги своими сомнениями. Она призналась, что и сама понимает - часто ей не хватает благоразумия, но медлить, когда немцы убивают тысячи людей, невозможно. "Каждый из нас имеет право действовать по своему разумению, - говорила Ханна. - Я понимаю твое отношение к дисциплине. Но для меня это не тот вопрос, который за меня может решить командир". Вскоре Ханна осознала, что партизаны не помогут ей попасть в Венгрию. Это ее не остановило. Она познакомилась с тремя беженцами - двумя евреями, стремившимися в Палестину, и французом. Все трое согласились вернуться в Венгрию вместе с ней.

 

На задании

 

Они перешли границу и добрались до венгерской деревни. Ханна и француз спрятались у околицы, а двое других отправились на разведку. Их остановили венгерские полицейские, и один из юношей-евреев застрелился. После этого жители деревни выдали Ханну и француза - полицейские окружили их и взяли в плен. Ханна успела спрятать радиопередатчик, но в кармане у одного из ее спутников полицейские нашли наушники. Начались поиски, и в конце концов передатчик был обнаружен. Во время первого жестокого допроса Ханна, отказавшаяся давать показания несмотря на пытки, попала в ловушку. Следователь солгал ей, что один из юношей все рассказал и будет казнен на следующий день. "Он тут не при чем, - заявила Ханна. - Это мой передатчик".

 

Героическая смерть

 

Во время первого жестокого допроса Ханна, отказавшаяся давать показания несмотря на пытки, попала в ловушку. Следователь солгал ей, что один из юношей все рассказал и будет казнен на следующий день. "Он тут не при чем, - заявила Ханна. - Это мой передатчик". За этим, конечно же, последовали новые пытки. Ханну били плетью по пяткам и ладоням, а на одном из допросов выбили зуб. Палачам хотелось получить у нее английский радиокод, чтобы с его помощью передавать англичанам дезинформацию и заманивать бомбардировщики союзников в те районы, где их легко будет уничтожить. Но, несмотря на пытки, Ханна не выдала шифр. Чтобы заставить девушку заговорить, ее отправили в Будапешт.

 

Мать Ханны, Катерина Сенеш, которая по-прежнему жила в Будапеште, никак не могла понять, почему за ней пришли жандармы. Катерине сказали, что ее вызывают в штаб армии "как свидетеля". Когда ее спросили о детях, она ответила следователю, что Ханна живет на сельскохозяйственной ферме под Хайфой. Когда ей сказали, что ее дочь в соседней комнате, Катерина была потрясена. Если ей не удастся уговорить дочь выложить всю правду, пояснил следователь, эта их встреча будет последней. Позже Катерина Сенеш вспоминала: "Если бы меня не предупредили, в первую минуту я бы, наверное, не узнала ту Ханну, которую видела пятью годами раньше. Ее мягкие волнистые волосы висели грязными космами, ее истерзанное лицо выражало неописуемое страдание, живые глаза ее помутнели, а щеки и шея были покрыты уродливыми рубцами".

 

Ханна бросилась в объятия матери с криком: "Мамочка, прости меня!" На несколько минут их оставили одних. Ханна рассказала матери, что Дьердь по-прежнему в Палестине и находится в безопасности, а потом объяснила ей, почему вернулась в Венгрию. Затем Катерину отпустили, пригрозив, что вызовут снова, если ее дочь не начнет давать показания. Вскоре Катерину Сенеш арестовали и посадили в ту же тюрьму, где сидела Ханна. Там же находился и товарищ Ханны по отряду Иоэль Палги, который отдельно от нее перешел венгерскую границу и тоже был схвачен. И Палги, и Катерина смогли повидаться с Ханной в тюрьме, а потом слышали о ней от других заключенных. Оба они остались живы. По их рассказам можно восстановить последние месяцы жизни Ханны, быть может, самые замечательные месяцы всей ее жизни.

 

Ханну держали в одиночке, но ей удалось наладить связь с другими заключенными и с матерью. Отрывая от газетных заголовков буквы, она составляла из них фразы и прикладывала к находившемуся под потолком оконцу. Для этого ей приходилось ставить стол на койку, а сверху устанавливать табурет. Но она не сдавалась, и ее оконце стало своеобразным источником информации, сообщавшим о местных новостях и о жизни в Палестине. Когда Ханне удавалось встретиться с другими узниками, она стремилась приободрить их, рассказывала им о Сионизме и о Палестине. Она бесстрашно спорила с нацистами-охранниками, напоминая о том, что их ждет после разгрома Германии. Говорят, что даже начальник тюрьмы, известный своим садизмом, заходил в камеру к Ханне, чтобы поспорить с ней.

 

Допросы продолжались, но, видимо, проводились они реже и не с такой жестокостью. Однажды, встретившись с матерью, Ханна упомянула, что следователи иногда предлагают ей рассказать им о ее стране - после допроса они дают ей закурить и говорят: "На сегодня хватит. Теперь расскажи нам о Палестине". В августе и сентябре режим в тюрьме стал несколько менее строгим. Через три дня после того, как Ханна перешла границу, союзники высадились в Нормандии. На восточном фронте Красная Армия перешла в наступление. Марионеточное профашистское правительство Венгрии пало, взамен был сформированновый кабинет, который готовился капитулировать перед союзниками.

 

В это время Палги удалось встретиться с Ханной, которую должны были перевести в другую тюрьму. Камера, где находилась Катерина, была расположена рядом с камерой Ханны; мать и дочь встречались во дворе во время прогулок. Хотя разговаривать запрещалось, они все-таки умудрялись перемолвиться словом-другим и даже обменивались подарками. Ханна, которая делала для детей, сидящих в тюрьме вместе с родителями, бумажных кукол, подарила матери букет искусственных цветов и куколку к годовщине свадьбы родителей. Кроме того, Ханна послала Катерине написанный ею учебник иврита. Как рассказала Катерине Сенеш одна девушка, Ханна спрашивала у немца-охранника, какое ее ждет наказание. "Если бы это зависело от меня, я бы вообще тебя не наказывал, - ответил тюремщик, - потому что такой отважной женщины я еще не видел".

 

Катерину перевели в лагерь для интернированных, а потом освободили. Ханна же очутилась в венгерской тюрьме, где мать смогла ее навещать. Дочь просила принести теплую одежду и книги, прежде всего - Танах, но Катерина не сумела его раздобыть. Зато ей удалось связаться с Гери (подпольная кличка Дафни), который тоже попал в Будапешт. Дафни передал с Катериной деньги для Ханны. Теперь Катерина Сенеш пыталась найти адвоката, который смог бы защищать Ханну, обвинявшуюся в "предательстве". На новом месте Ханна читала своим сокамерницам лекции о Сионизме, киббуцах и палестинском трудовом движении. Она обучала неграмотных чтению и письму, делилась с другими заключенными последним куском. Адвокат, восхищавшийся деятельностью Ханны, сказал Катерине, что ее дочь несомненно будет признана виновной в предательстве, но что осудят ее не более чем на пять лет. Однако в середине октября, после беседы Катерины с адвокатом, в Венгрии произошел новый переворот - к власти пришли фашисты, и немцы вернулись в Будапешт. Возобновилась и ускорилась депортация евреев.

 

Теперь, по словам адвоката, Ханне грозил длительный срок заключения. Однако, успокаивал он, в тюрьме она пробудет недолго - ведь скоро Венгрия капитулирует. Суд состоялся в конце октября, но вынесение приговора было отложено на восемь дней. Ввиду этой отсрочки друзья Ханны были уверены, что приговор вообще не будет вынесен. Однако в угоду нацистам Ханну приговорили к смертной казни. Неизвестно, как проходило заседание суда. Однако молодой охранник-венгр, 7 ноября мывший коридор рядом с камерой Ханны, впоследствии рассказал Иоэлю Палги, как Ханна приняла известие о смертном приговоре. Сотрудник прокуратуры, капитан Шимон, сообщил ей, что она приговорена к смерти, что приговор обжалованию не подлежит, но что она может просить о помиловании. Ханна доказывала Шимону, что имеет право на апелляцию, однако просить о помиловании отказалась: "Ждать милости - от вас? По-вашему, я стану унижаться перед убийцами и палачами? Ни за что!"

 

Ханне разрешили написать письма, но их так и не доставили адресатам. Капитан Шимон бежал, когда Красная Армия вошла в Венгрию. Очевидно, письма подпольщицы он прихватил с собой. Незадолго до бегства Шимон рассказал адвокату Ханны, что та "бунтовала" до самого конца, и прочел ему выдержку из письма, с которым Ханна обратилась к своим товарищам: "Идите вперед, не сходите с нашего пути. Боритесь до конца, пока не наступит день свободы, день победы нашего народа". Перед расстрелом Ханна не позволила завязать себе глаза. Встретившись с Катериной Сенеш, Шимон заявил ей, что Ханна была виновна в предательстве, поскольку поступила на службу в английскую армию, оказывала помощь югославским партизанам и проникла в Венгрию, чтобы спасать евреев и английских военнопленных. К этому Шимон добавил: "Я должен отдать должное исключительной храбрости и силе характера, которые ваша дочь сохраняла до последнего мгновения. Она действительно гордилась тем, что родилась Еврейкой".

 

Шимон сказал Катерине, что в тюрьме она может получить письма дочери, но там ей выдали только ее личные вещи. В карманах двух платьев Ханны Катерина нашла несколько обрывков бумаги. На одном было написано: "Дорогая мамочка! Не знаю, что тебе сказать... Тысячу раз спасибо тебе, и прости меня, если можешь. Ты сама знаешь, что слова не нужны. Вечно любящая тебя, твоя дочь".

 

Ханна Сенеш была похоронена на Еврейском кладбище в Будапеште. В 1950 году ее останки перенесли в Израиль.

 

Автор: Makarov

Источник: http://betar.org.ua/2007/09/25/khanna-senesh-1921-1944.html

Link to comment
Share on other sites

Симона Синьоре - одна из легендарных актрис французского кино, обладательница Золотого Оскара. Он - звезда французской эстрады. В течение многих лет брак Монтана и Синьоре оставался образцом верности и любви. Симона как-то призналась: "В Париже Монтан был Монтаном, я была я, и мы были мужем и женой. В Москве я была женой Монтана, в Нью-Йорке, перед первым концертом, к нему относились только как к мужу известной актрисы. А нам? Нам очень нравилось любить друг друга, что мы и делали". Но, у вы, даже самый гладкий путь может внезапно зависнуть над краем пропасти...

 

Опубликованное фото

 

ДЕТСТВО

 

Симона Каминкер-Синьоре родилась 25 марта 1921 года, в Висбадене, на Рейнской земле. Спустя два года семья переехала во Францию.

Отец Симоны - из семьи ювелира. Получил юридическое образование, но вскоре изменил род деятельности, став переводчиком.

Симона была единственным ребенком в семье. "У меня не было ни собаки, ни кошки, ни роликовых коньков - только золотые рыбки, проплывающие за толстым стеклом аквариума, - вспоминала она. - А я так мечтала о брате!" Когда девочке исполнилось девять лет, ее терпение было вознаграждено. На Рождество в их семье появился Ален, а спустя полтора года - еще один сын, Жан-Пьер. "Вот тогда я впервые почувствовала, как во мне пробудился материнский инстинкт", писала Симона.

 

В школе ей больше всего доставалось от одноклассника Мелиссара. Спустя много лет, во время съемок фильма "Дьяволица", Симоне вручили визитную карточку: "Жак Мелиссар приносит свои извинения мадам Синьоре и хотел бы засвидетельствовать свое почтение". Как трогательны были эти воспоминания о навсегда ушедшем детстве: серой фетровой шляпке с черным бантом, которой доставалось больше всего, и об угрозах мамы надрать уши обидчику. В старших классах Симона увлеклась Хемингуэем, Фолкнером, Стейнбеком. Тогда она впервые посмотрела спектакль "Три товарища" Эриха-Марии Ремарка. "В финале я уже просто не могла сдерживать слезы. Я рыдала", - говорила Симона.

 

ПУТЬ НАВЕРХ

 

Судьба Симоны Синьоре, начавшей свой трудовой путь в должности скромной стенографистки одной из редакций, решилась мартовским вечером, когда она впервые переступила порог парижского кафе "Флор". Так начался ее "путь наверх" (фильм под таким названием спустя годы принес ей мировую славу). Завсегдатаями кафе были представители парижской богемы. Здесь собирались актеры, художники. Заглядывали и те, кто уже стал известным: Жан-Поль Сартр, Гийом Аполлинер, Пабло Пикассо. Вся эта публика безумно нравилась Симоне. Ее притягивал, манил к себе артистический мир.

 

При поддержке новых друзей Симона появилась на киноэкране. Однако до настоящих ролей было еще далеко. В течение четырех лет она снималась в массовках. Ее имя впервые появилось в титрах в 1946 году в фильме "Демоны зари". Стала налаживаться и личная жизнь.

Его звали Ив. Режиссер Ив Аллегре. "В кино так часто снимают встречи на вокзале, что я боюсь показаться банальной, - писала Симона. - Это была робость, неловкость мужчины и женщины, которые встречаются после трех недель разлуки. И вот каждый из них все три недели только и спрашивал себя, думает ли он (она) обо мне. Это хорошо сыграть, но лучше пережить самой".

В 1949 году у нее родилась дочь Катрин. Но брак Симоны и Ива так и остался незарегистрированным.

 

УДИВИТЕЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ДЛИНОЙ В 27 ЛЕТ

 

Его тоже звали Ив. Ив Монтан.

Женщина, которая любит, запоминает мельчайшие детали. Пройдут годы, десятилетия, но она всегда безошибочно назовет вам не только дату, день, место, но даже время встречи. Вот так, как Симона: "Это было 19 августа 1949 года в Сент-Поль-де-Ванс, в кафе "Коломб д'0р", в половине девятого". Почему-то эти подробности приобретают какую-то свою, особую значимость.

К тому времени Монтан уже был звездой французского мюзик-холла, Симона - преуспевающей киноактрисой.

После их первой встречи прошло еще четыре дня, и... "произошло нечто молниеносное, неприличное и необратимое". Это сильнейшее чувство будет продолжаться двадцать семь лет. "Сердце мое разрывалось на части. Надо было особенно сильно любить, чтобы ринуться в это удивительное путешествие", - скажет она. Она собрала вещи и переехала к нему, а "иначе, - как сказал Монтан, - все это ни к чему, и звонить незачем". Они поженились 22 декабря 1951 года в мэрии Сент-Поля. Иву Монтану и Симоне Синьоре было по тридцать лет.

 

РОЛИ В КИНО И РОЛЬ ЖЕНЫ

 

Симона не раз делилась секретами своего мастерства: "После того, как я соглашаюсь на роль, где-то внутри меня происходит химическая реакция. Образ рождается постепенно, начинает жить во мне, а я не вмешиваюсь. Чем старше я становилась, чем больше переживала счастья и горя, тем легче мне было играть". Целая галерея образов, которые так не похожи один на другой: разбитная, вульгарная Мари из фильма "Золотая каска"; замкнутая, ушедшая в себя Тереза Ракен (из одноименного фильма), пережившая после встречи с Лораном любовь и страх, надежду и отчаяние; любящая, сексуально раскрепощенная, лишенная предрассудков Элис из фильма "Путь наверх" - роль, которая особенно дорога Симоне. После съемок она еще долго продолжала жить и думать, как ее героиня, причесываясь и одеваясь, как она.

Симона Синьоре не раз была признана во Франции лучшей актрисой года. Она удостаивалась призов, премий в США, Англии, Японии, Италии. Вершиной творчества стал присужденный ей Золотой Оскар.

 

Симона очень болезненно переживала свой успех, опасаясь, не ранит ли это Ива, не заденет ли его самолюбия. Но зато она искренне радовалась успеху мужа, например, во время гастролей в США, где в зале, среди поклонников, в первых рядах сидели Марлен Дитрих, Кларк Гейбл, Ингрид Бергман, Фрэнк Синатра... Все восхищались его пластикой, подвижностью, элегантностью. Симона собирала рецензии с восторженными откликами: "Когда поет Монтан, чувствуешь, как стучит его сердце". Влияние Симоны в становлении Монтана и как актера, и как певца было огромно. Он сам признался: "Я встретил двух замечательных женщин: Эдит Пиаф, которая вывела меня на французскую эстраду, и Симону, значение которой в моей жизни трудно переоценить".

 

Симона повсюду сопровождала Ива. Теперь она появлялась на киностудиях все реже. Она слушала песни Ива, ей нравилось постигать тайны его ремесла, сидеть рядом перед выступлением, боясь шелохнуться, ликовать после концерта, вслушиваясь в гром аплодисментов и выкриков "Браво!". Она отклонила предложенный ей Голливудом контракт: "Без Монтана меня не заставили бы пройти от Венсенских ворот до Аньерских... Что уж говорить об Америке". Во всем этом не было и тени притворства. Ей трудно было расстаться с Ивом даже на один день. Сколько раз, рыдая, она укладывала чемодан и в слезах ехала на вокзал.

 

Однажды режиссер Жак Беккер, в ответ на очередной отказ Симоны принять участие в съемках, сказал:

"Ты совершенно права, любовь требует того, чтобы за ней ухаживали каждый день, как за растением".

Но не всегда супружеская жизнь была столь безоблачной. Случались и ссоры. Однажды в минуту раздражения, когда что-то не ладилось во время репетиции, Ив вдруг резко обернулся к Симоне: "Чем ты тут занимаешься? Сидишь, вяжешь? Ты не снимаешься, потому что тебя не приглашают!" Это был укор, срыв. Симона поднялась и неторопливо подошла к телефону. Как ей хотелось, чтобы Ив остановил ее. Но он молчал. Что ж, она докажет ему, что она - актриса и у нее есть имя. "Я согласна на роль Терезы Ракен, произнесла Симона, набрав номер. - Завтра я подпишу контракт". И вскоре на экраны Европы вышел новый фильм с участием Симоны Синьоре в главной роли.

 

СОСЕДКА ПО ПЛОЩАДКЕ

 

"Я буду говорить о ней не как о мифическом существе, а как о соседке по площадке, с которой я дружила, как дружат во всех домах мира", говорила, вспоминая, Симона. Они поселились на бульваре Сансет (Заходящего солнца), в бунгало, в тени тропических деревьев. Их квартиры под номерами 20 и 21 находились рядом. Когда Мэрилин Монро впервые встретилась с Симоной и ее мужем, она весь вечер улыбалась и не сводила с него глаз - он так напоминал ей Джо Ди Монжо, ее второго мужа. Когда гости ушли, она обратилась к приятельнице: "Правда, он - вылитый Джо? Очень сексуальный. И мне так нравится его голос. А Симона совсем не красивая. Клянусь, он женился на ней из-за карьеры".

Перед началом съемок фильма "Займемся любовью" Монро проявила особую настойчивость в отношении французского певца, уже покорившего Америку: "Я хочу видеть в главной роли только его". Продюсерам пришлось уступить самой "кассовой" звезде Голливуда.

 

Симона поддержала Монтана (когда-то они с Ивом сыграли в "Салемских колдуньях" - экранизации пьесы Артура Миллера, мужа Монро): "Участие в съемках даст тебе шанс пробиться к высотам", сказала она. А на вопрос журналистов, когда он впервые почувствовал себя по-настоящему "звездой", Монтан ответил: "Тогда, когда услышал: "Хотите сниматься с Мэрилин Монро?" Вечерами они собирались на кухне, устраивая то "макаронные пиршества", то диспуты, то парикмахерский салон, где на глазах Симоны Мэрилин превращалась в платиновую блондинку. Сидя на кухне в шелковом халатике в белый горошек, без грима, без накладных ресниц, Мэрилин откровенничала: "Взгляни-ка! Все думают, что у меня длинные ноги. Но ведь у меня некрасивые колени, и я небольшого роста". (Рост Монро - 162 см).

 

Но как она умела преображаться! Этому искусству позавидовали бы многие "звезды", над имиджем которых работают опытные мастера. Ей же на перевоплощение требовалось часа три. Как писала Симона, "ту Мэрилин, которая смотрит на нас с обложек, я видела за время нашего соседства только трижды. Но это уже была легенда - жеманная и мурлыкающая". Их вечера обычно проходили так. Первым возвращался Ив и, наскоро перекусив, принимался за "новую порцию" текста на английском, который следовало осилить. Миллер стучал на пишущей машинке. Симона "демонстрировала искусство красиво терять время". Позже она усаживалась с Миллером и, потягивая виски, вела разговоры по душам. Последней в квартиру влетала Мэрилин и, на ходу бросая фразу: "Я под душ - и сразу к вам", исчезала.

...Уже после того, как все случилось, пресса ухватилась описывать их совместную жизнь. Каждый судачил по-своему. Злобно или безразлично, с некой долей снисходительности. "Они заставили нас играть роли, которые мы не учили, в пьесе, которую мы не читали..." - так сказала Симона. А ведь то, что произошло, касалось только их четверых.

 

ЧЕМУ БЫТЬ, ТОМУ НЕ МИНОВАТЬ

 

Неотложные дела позвали Артура в Нью-Йорк, Мэрилин уезжала вместе с мужем.

Больше всех повезло Симоне ее ожидало событие, позавидовать которому могла любая актриса. Имя Синьоре стояло в номинации на Оскар рядом с такими звездами, как Элизабет Тейлор, Кэтрин Хэпберн, Одри Хэпберн. О чем думала в те минуты Мэрилин? Она, секссимвол Америки, грезившая о большой, настоящей роли. Самолюбие Мэрилин было задето. "Желаю удачи. Я верю, что ты его получишь!" - сколько лицемерия было тогда в ее словах, обращенных к Симоне. Но настоящая ревность проснулась в Монро, когда Оскар уже был вручен Синьоре. На церемонии пел Ив. Мэрилин захлебывалась от ярости: "У нее и Оскар, и Ив... Она умная. У нее все... А я?"

Мэрилин уезжала. Симона смотрела ей вслед, почти механически запоминая детали: на ней были туфли на высоких каблуках, белое норковое манто с большим стоячим воротником. "Такой она и осталась в моей памяти. Больше я ее никогда не видела".

 

ЭТО БЫЛО БЕЗЫСХОДНО

 

Долгое время эту историю замалчивали. Избегал разговора Артур Миллер, упорно молчал Монтан, уходила от бередящих душу воспоминаний Симона. Время врачует раны. И вот "...пришел час, - писал в своих воспоминаниях Монтан, - когда об этом уже можно было рассказать, никого не ранив". После получения Оскара Симону уговорили сниматься в Италии вместе с Марчелло Мастрояни. Уехал и Артур Миллер. Мэрилин и Ив остались вдвоем. Монтан ощущал некоторую неловкость. Он боялся всего: своего английского, своей роли увальня, волочащегося за бродвейской актрисой. Они часто усаживались друг против друга: "У меня так и стоит перед глазами Мэрилин, писал он, - в брючках из шотландки, в кофточке с игриво приоткрытым воротом, с глазами какой-то немыслимой голубизны".

 

Перед нами исповедь Монтана:

"Я иду к Мэрилин.

- У тебя температура? - спрашиваю.