Перейти к публикации
Форум - Замок

Политолог Евгений Сатановский...о войне и о мире/Мире...


Рекомендованные сообщения

Память в пустыне

К столетию турецкого геноцида армян

Январские теракты в Париже отвлекли внимание средств массовой информации от бойни в Сирии и Ираке, где подпитываемые деньгами из Саудовской Аравии и Катара радикальные суннитские группировки, ряды которых пополняют десятки тысяч боевиков со всего света, в том числе из Западной Европы, продолжают расширять контролируемую ими территорию. В занятых населенных пунктах поголовно уничтожаются христиане – все без исключения. Выбиваются под корень йезиды, мандейцы и прочие «еретики», в число которых у фанатиков-салафитов попадают шииты и умеренные сунниты. Западные политики старательно «не замечают» того, что геноцид меньшинств идет в тех же самых районах, где столетие назад он уже проходил. Разве что тогда убивали в основном армян, ассирийцев и понтийских греков и занимались этим в первую очередь турки, которые в наше время играют вспомогательную роль.

 

Любые параллели происходящего в бывших арабских провинциях Оттоманской Порты с геноцидом армян столетней давности в Анкаре воспринимают с демонстративным возмущением. Очевидно, что никаких уроков из истории никто не вынес, тем больше смысла вспомнить трагедию вековой давности.

 

Особенностью геноцида армян на стыке прошлого и позапрошлого веков были массовость и абсолютная безнаказанность – во-первых.

 

То, что проходил он на глазах «просвещенного» сообщества, которое упорно не замечало уничтожения гражданского населения турками, – во-вторых. Зашкаливающее ханжество, в результате которого сам факт геноцида армян до сих пор признан лишь отдельными странами и международными организациями, – в-третьих. Наконец, это было первое массовое убийство по национальному признаку, совершенное в стране, которая претендовала на принадлежность к современной цивилизации. Что точно характеризует эту цивилизацию и определяет ее цену.

На чьей стороне «мировое сообщество»

 

Геноцид армян напоминает организованный нацистами спустя несколько десятилетий холокост. Те же разночтения в числе жертв (и в самом числе живших на данной территории). Тот же уровень зверства и те же осколки милосердия с поправками на местную специфику: тысячекилометровые марши по пустыням до последнего выжившего и спасение некоторого числа детей в турецких семьях (при обязательном переходе этих детей в ислам). Безразличие мирового истеблишмента и ничтожно малое число тех, кто пытался сохранить свидетельства преступлений.

Существенную роль в уничтожении армян играла «Особая организация», насчитывавшая до 34 тысяч членов, среди которых было много выпущенных из тюрем преступников

 

С другой стороны, холокост был признан миром. По крайней мере большей его частью. Какой ценой, сколько времени спустя – другой вопрос. Геноцид армян... тут по большому счету ничего утешительного не происходит. Подвижки, которые можно наблюдать, особенно в последние десятилетия, ничтожны и мало кого могут удовлетворить. Тем более родственников жертв, составляющих большинство армян современного мира. Секрет прост: это разница между послевоенной Германией и Турцией.

 

В Германии державами-победительницами была проведена денацификация. Уничтожение евреев стало одним из маркеров, который отмечал нацистскую идеологию, и на официальном уровне одобрять его или вспоминать иначе, чем с осуждением, было нельзя. В Турции вся без исключения политическая элита состояла и состоит из тех, чья биография включала участие в геноциде армян или их прямых наследников. Превращение Турции Ататюрка в Турцию Эрдогана не изменило ситуацию – исламисты не менее яростно отрицают преступления своих предшественников, чем кемалисты.

 

Опять-таки Армения до 1991 года являлась частью Советского Союза, а Турция была и остается участником НАТО и ассоциированным членом ЕС. Спрашивается: на чьей стороне должно было находиться «мировое сообщество»? Которое вследствие таких решений автор воспринимает исключительно в качестве мафии без стыда и совести. Поскольку политический прагматизм не подразумевает ни того, ни другого.

 

Для сведения читателей: обычно геноцидом называют уничтожение армян, начатое в 1915 году (и по утверждениям ряда источников, длившееся до 1923-го) на территориях, контролируемых властями Османской империи. Он проводился в несколько этапов: разоружение армянских солдат, избирательная депортация из пограничных районов, принятие закона о высылке, наконец, массовая депортация и убийства. Ряд историков включают в него массовые убийства армян в 1890-х, резню в городе Смирна и действия турецких войск в Закавказье в 1918 году.

 

Основными организаторами геноцида считаются лидеры младотурок Талаат, Джемаль и Энвер, а также руководитель «Особой организации» Бехаэддин Шакир. В Декларации от 24 мая 1915 года Великобритания, Франция и Россия впервые в истории признали массовые убийства армян преступлением против человечности.

Резня согласно закону

 

Количество армян, уничтоженных в ходе распада Оттоманской Порты и возникновения на ее месте современной Турции, вопрос столь же спорный, как исходная численность народа, жившего на этой территории. Власти страны препятствуют любым попыткам объективно рассмотреть это с использованием архивов, значительная часть которых была уничтожена.

02-02.jpg

 

Известно, что в середине XIX века в Османской империи немусульмане составляли около 56 процентов населения. Первая турецкая перепись населения 1844 года показала около двух миллионов армян в азиатской Турции. В 1867-м на Всемирной выставке в Париже руководство империи заявило о двух миллионах армян в Малой Азии и 400 тысячах в европейской Турции. Согласно данным армянского патриархата в 1878 году в Османской империи были три миллиона армян: 400 тысяч в европейской Турции, 600 тысяч в западной Малой Азии, 670 тысяч в вилайетах Сивас, Трапезунд, Кайсери и Диарбакир, 1 330 000 на Армянском нагорье.

 

Массовое истребление армян в 1894–1896 годах, унесшее жизни до 100 тысяч человек, состояло из трех основных эпизодов: резни в Сасуне, убийств по всей империи осенью и зимой 1895-го и резни в Стамбуле и в районе Вана. До 300 тысяч были обращены в ислам. По сведениям немецкого миссионера И. Лепсиуса, разорены около 600 тысяч человек, 2493 города и деревни разграблено, 649 церквей и монастырей осквернено, 328 церквей превращено в мечети.

 

В 1914 году армянская патриархия Турции оценила количество армян в стране в 1 845 450 человек.

 

Армянское население уменьшилось более чем на миллион из-за резни в 1894–1896-м, бегства армян из Турции и насильственного обращения в ислам.

 

В конечном итоге к 1923 году были уничтожены от 1,5 до 2 миллионов армян (турецкие исследователи говорят о 200 тысячах, утверждая, что их гибель стала следствием военных действий). По данным известного ученого Р. Руммеля, геноцид 1915–1923 годов отнял жизни 2102 тысяч армян (258 тысяч – за пределами Османской империи: в Иране и русской Армении).

 

Вражду турок к армянам в последние десятилетия существования Османской империи усиливала проблема мухаджиров: мусульманских беженцев, приток которых на территорию Порты с Кавказа после Кавказской и Русско-турецкой (1877–1878) войн, а также из балканских государств осложнил социальные проблемы страны. Свержение в 1907 году султана Абдул-Хамида II cпровоцировало резню армян в Адане, где были убиты более 2000 человек. Погромы, поддержанные армией, прошли по всей Киликии.

 

После революции 1908 года, которая в советских школьных учебниках истории носила название буржуазной, младотурки начали кампанию насильственного отуречивания населения, запретив нетурецкие организации. 400 тысяч мухаджиров были размещены в Анатолии. Россия в феврале 1914-го добилась от Турции создания двух зон из шести армянских областей и города Трапезунда, которыми должны были управлять представители европейских держав, согласованные с Портой, но этот план так и не был реализован.

01-02.jpg

 

2 августа 1914 года Турция подписала с Германией договор, подразумевавший изменение восточных границ Османской империи для создания коридора, ведущего к мусульманским народам России, что означало искоренение армян на этих территориях. В обращении, озвученном турецким правительством после вступления в войну 30 октября 1914-го, утверждалось о «естественном» объединении всех представителей турецкой расы.

 

В ноябре 1914 года Турция объявила джихад, что резко повысило накал религиозного фанатизма, однако до конца марта 1915-го резня армян носила, как заявляли официальные власти, предупредительный характер, что отличает ее от более поздних депортаций и убийств. Всего между ноябрем 1914 и апрелем 1915 года убиты 27 тысяч армян и множество ассирийцев. Однако настоящий геноцид был впереди.

 

Первая фаза депортации армянского населения страны началась с высылки армян Зейтуна и Дертъела в начале апреля 1915-го. 24 апреля того же года была арестована и депортирована армянская элита Стамбула (большинство из 6000 человек, о которых идет речь, убиты), а также армяне Александретты и Аданы. Эта дата отмечается армянами всего мира как день памяти и скорби.

 

9 мая было принято решение о высылке армян восточной Анатолии. После восстания в Ване, единственной области империи, в которой армяне составляли большинство населения, в ходе подавления которого погибли 75 тысяч человек, началась четвертая фаза депортации, предполагавшая высылку армян из приграничных районов и Киликии.

 

30 мая 1915 года меджлис утвердил Закон о депортации. 21 июня 1915-го во время заключительного акта депортации ее главный вдохновитель Талаат приказал выслать «всех армян без исключения» из десяти провинций восточного региона Османской империи. Исключения были сделаны для тех, кто был «признан полезным для государства». К слову, часть армян Стамбула и Эдирне не была выслана, чтобы уменьшить число свидетелей-иностранцев.

 

Против депортации армян выступили некоторые влиятельные турецкие чиновники. Глава Алеппо Мехмед Джеляль-бей, заявив, что армяне защищаются и право жить – естественное для любого человека, запретил репрессии. С ним были солидарны губернаторы Смирны Рахми-бей и Адрианополя Хаджи Адил-бей. В результате Джеляль-бей в июне 1915 года был отстранен от управления Алеппо. Точно так же глава концлагеря в пустыне Дер-Зор – Али Суэд Бей, пытавшийся облегчить участь армян, был смещен с должности, а на его место поставлен отличавшийся особой жестокостью Зеки-бей.

 

Решение о депортации армян из западных провинций (Анкары, Эскишехира и прочих), Киркука, Мосула, долины Евфрата и других регионов было принято 5 июля 1915 года. 13 июля Талаат-паша заявил, что депортация проводится для «окончательного решения армянского вопроса», – формулировка, позднее дословно скопированная немцами в отношении евреев.

 

Впрочем, сходство геноцида армян и холокоста не только в формулировках, но и в методах. Так, медицинские эксперименты, которые нацистские медики проводили над евреями и цыганами, имели параллели в практике турецких военных врачей. В качестве одного из оправданий уничтожения армян использовалось биологическое обоснование. Главным пропагандистом этой политики был доктор Мехмет Решид, губернатор Диарбекира.

 

По распоряжению врача Третьей армии Тевфика Салима для разработки вакцины против сыпного тифа в центральной больнице Эрдзинджана проводились эксперименты над армянскими солдатами и кадетами, большинство из которых погибли. Их проводил профессор медицинской школы Хамди Суат, которому как основателю турецкой бактериологии посвящен дом-музей в Стамбуле.

 

Эксперименты одобрял главный санитарный инспектор оттоманских вооруженных сил Сулейман Нуман.

 

Руководитель санитарно-гигиенических служб и департамента здравоохранения города Трапезунда Али Сейб экспериментировал, вводя детям и женщинам, в том числе беременным, смертельные дозы морфия или отравляющих веществ. Он же использовал мобильные паровые бани, где детей убивали перегретым паром.

 

Существенную роль в уничтожении армян играла подчинявшаяся напрямую Талаат-паше «Особая организация» – «Тешкилят-и Махсуса», расположенная в Эрзеруме и насчитывавшая до 34 тысяч членов, среди которых было много выпущенных из тюрем преступников «четтес». В самом Эрзеруме ее члены оставили в живых около 100 армян, которые работали на важных военных объектах. Большинство из 65 тысяч армян этого города были убиты, часть депортирована в Мосул и Алеппо (некоторые смогли уцелеть в этих городах).

 

Мартиролог геноцида стандартен. Отличаются даты, названия, методы убийств и число погибших. Всегда издевательства, пытки, ограбления, изнасилования, в том числе несовершеннолетних. Методы уничтожения – расстрелы, убийства с применением холодного оружия, утопления в море или реках. Не реже встречается смерть от болезней, голода или жажды, холода или жары.

 

Подробности также стандартны. Хыныс – 19 тысяч убитых. Битлис – 15 тысяч. Там армян убивали «батальоны мясника» во главе с Джевдетом. Харпут – убиты 13 тысяч армянских солдат, а также студенты и преподаватели американского Евфратского колледжа. Эрзинджан, Байбурт, Орду, Анкара, Мерзифон – сотни и тысячи населенных пунктов.

 

На общем фоне выделяются Урфа, Муш и Сасун – там армяне пытались отбиваться от турок. Армяне, жившие в районе горы Муса-даг, около Антиохии, семь недель отражали атаки османских войск. В конечном итоге около четырех тысяч человек спаслись и были на французском военном судне вывезены в Порт-Саид.

 

Депортированных смерть ждала в 100 процентах случаев. До конечного пункта назначения в пустыне доходило не более одной пятой тех, кто туда был направлен. Их последующим уничтожением занималось местное население: черкесы, чеченцы, курды, арабы. Они убили 150 тысяч армян в лагерях вокруг пустыни Дер-Зор.

 

Территория русской Армении, оккупированная турками после распада Российской империи, была ими полностью разграблена. Зимой 1918–1919 годов голод, мороз и сыпной тиф уничтожили там почти 200 тысяч человек – 20 процентов ее населения. Процесс же изгнания и уничтожения турецких армян завершился серией военных кампаний в 1920-м против беженцев, вернувшихся в Киликию, и в ходе резни в Смирне, где армия под командованием Мустафы Кемаля вырезала армянский квартал, под давлением западных держав разрешив эвакуироваться оставшимся в живых.

 

По официальной статистике, в 1927 году в Турции проживали 77 400 армян. Согласно Лозаннскому договору Турция обязалась предоставить гарантии безопасности, свободного развития и некоторые льготы армянам в числе других национальных меньшинств.

 

Однако положения этого договора не исполнялись. Напротив, 21 июня 1934-го был принят Закон о фамилиях, требовавший от греков, евреев и армян отказаться от традиционных фамилий и принять турецкие. Во время Второй мировой войны в Турции был введен избирательный налог на имущество, разоривший торговцев – греков, армян и евреев.

Взгляд сквозь век

 

Истребление армян сопровождалось кампанией по уничтожению их культурного наследия. Армянские памятники и церкви взрывались, кладбища распахивались под поля, армянские кварталы городов разрушались или занимались турецким и курдским населением и переименовывались. В 1914 году за армянским Константинопольским патриархатом числилось 2549 приходов, в том числе свыше 200 монастырей и не менее 1600 церквей. В 1974-м ученые идентифицировали в Турции 913 зданий армянских церквей и монастырей. Более половины из этих памятников не сохранилось. Из оставшихся 252 были разрушены и только 197 находятся в относительно нормальном состоянии.

02-01.jpg

 

Что касается международной реакции на геноцид армян, она была и остается более чем скромной. В Великобритании после официального расследования вышла книга документов «Отношение к армянам в Османской империи». В Европе и США прошел сбор средств для беженцев по хорошо отработанному принципу: не можешь спасти – откупись для очистки совести.

 

Как следствие в 1919 году на IX съезде партии Дашнакцутюн в Бостоне было решено уничтожить лидеров младотурок, участвовавших в убийствах армян. В рамках операции, названной «Немезида», в марте 1921-го в Берлине был убит министр внутренних дел империи и один из членов османского триумвирата Талаат-паша.

 

В современной Турции ученые, интеллектуалы и пресса обсуждают армянский вопрос, несмотря на противодействие националистов и правительства. Редактор армянской газеты Грант Динк, писатели Орхан Памук и Элиф Шафак, издатель Рагип Зараколу были обвинены в оскорблении «турецкости». В итоге Динк и Зараколу осуждены, а в 2007 году Грант Динк убит.

 

За признание на международном уровне геноцида армян борются такие организации диаспоры, как Институт Зорояна и Армянский национальный институт. В 1984 году Постоянный трибунал народов признал действия Османской империи геноцидом. К такому же выводу в 1997-м пришла Международная ассоциация исследователей геноцида. В 2000 году заявление 126 исследователей холокоста подтвердило бесспорность геноцида армян в Первой мировой войне.

 

Геноцид армян признали и осудили Совет Европы, Европарламент и Подкомиссия ООН по предотвращению дискриминации и защите меньшинств. Из государств первым в 1965 году был Уругвай. За ним последовали Франция, Бельгия, Нидерланды, Швеция, Россия, Польша, Ливан, Литва, Греция, Словакия, Кипр, Аргентина, Венесуэла, Чили, Канада, Ватикан, Боливия, Швейцария (нижняя палата парламента), 43 штата США и округ Колумбия.

 

Первый памятник, посвященный массовым убийствам армян, был поставлен в 50-х годах на территории армянского католикосата в ливанском Антелиасе. В 1965-м на территории католикосата в Эчмиадзине был сооружен памятник жертвам геноцида. В 1967 году в Ереване на холме Цицернакаберд (Ласточкина крепость) была завершена постройка мемориального комплекса. В 1990-м часовня была построена в сирийской пустыне Дер-Зор. Уцелел ли в разгар гражданской войны, которую ведут против сирийского правительства фанатики-исламисты, этот единственный из поставленных не просто как свидетельство геноцида, но именно на месте гибели армян памятник, сегодня не знает никто...

Подробнее: http://vpk-news.ru/articles/23459

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • Ответы 299
  • Создано
  • Последний ответ

Лучшие авторы в этой теме

Лучшие авторы в этой теме

Опубликованные изображения

Угрозы в наследство

Король умер – да здравствует король

Когда король перешагнул за 90, вероятность того, что смена первого лица в стране не за горами, близка к 100 процентам. Когда и если он давно и тяжело болен, тем более. Его уход в мир иной в краткосрочной перспективе заставляет противоборствующие кланы готовить своих кандидатов к борьбе за престол, интриговать, пытаться занять наиболее выгодные в будущих раскладах позиции, вербовать сторонников и вообще заниматься всем тем, чем на протяжении тысячелетий занимались люди, близкие к трону, на переломе власти. Будь то Валуа, Плантагенеты или Чингизиды. Саудиты не являются исключением.

 

Первым делом, когда король уходит в мир иной, необходимо обеспечить быструю передачу власти: страна не должна оставаться без повелителя. Тем более Саудовская Аравия – сшитая огнем и мечом из разнородных племенных и феодальных территорий менее 80 лет назад, с устойчивыми традициями силового решения спорных вопросов на любом уровне: с момента убийства короля-реформатора Фейсала не прошло и сорока лет. Это условие было выполнено в беспрецедентно короткие сроки: 79-летний наследный принц Салман (1935 года рождения) стал королем без каких-либо препятствий. И вот тут начались интриги.

 

Короля Абдаллу похоронили с удивительной для Саудовской Аравии скоростью. Не в последнюю очередь, как можно предположить, для того, чтобы блокировать усиление на волне неопределенности сторонников его сына – «молодого» (он родился в 1953-м) принца Митеба, которого покойный король видел своим преемником, продвигая идею перехода высшей власти к «поколению внуков» основателей государства, с прицелом именно на его кандидатуру. Напомним, что из 45 сыновей Абд-Аль Азиза ибн Сауда к настоящему времени человек 10 здравствуют, хотя и находятся в преклонном возрасте. Кое-кто из них готов бороться за трон для себя или своих сыновей, а возраст в арабском мире в целом и в Саудовской Аравии в частности никогда не был помехой властным амбициям.

Саудовский пасьянс

 

Совет присяги, состоявший на весну 2013 года из 28 человек (9 сыновей и 19 внуков основателя Саудовского королевства), принимающий ключевые решения в вопросах престолонаследования, в своей текущей работе принимает во внимание массу тонкостей, не учитываемых сторонними наблюдателями. В их числе происхождение (в том числе по линии матери претендента), баланс интересов основных племенных кланов и семейных групп (до половины состава совета – сторонники клана ас-Судейри, значительна группа сторонников аль-Фейсалов), популярность кандидата в народных массах и в королевской семье, практический опыт управления и занимавшиеся должности, соблюдение канонов ислама и многое другое.

04-01.jpg

 

Позиции принца Митеба после смерти его отца сильно пошатнулись. Братьев во главе силовых структур, которые могли бы его поддержать, у него нет. Единственный козырь в его активе – пост командующего национальной гвардией, а его недостаточно для захвата власти, если дело дойдет до открытого столкновения внутри династии. К нему враждебно относятся ортодоксальные салафитские улемы вследствие высказанного им намерения ограничить их власть. Это вызвало у Совета верховных улемов опасения такого уровня, что его представители обсуждали это в апреле 2014 года с королем Абдаллой. Наконец, у него нет сильных союзников на Западе.

 

Можно предположить, что если не произойдет чего-либо абсолютно непредвиденного, позиции принца Митеба будут ослабевать за счет усиления его основного соперника – поддерживаемого влиятельнейшим кланом ас-Судейри главы МВД Саудовской Аравии Мухаммеда бин-Найефа, который не случайно после смерти короля был назначен на пост заместителя наследного принца Мукрина. Пока королем оставался Абдалла, задачей Мукрина было склонить чашу весов в пользу Митеба. Что не являлось секретом ни для кого и серьезно осложняло положение самого Мукрина, назначение которого на пост, ныне занимаемый принцем Мухаммедом бин-Найефом, прошло не без осложнений. Благо, этот пост был введен королем с прицелом на приведение в будущем к власти с его помощью принца Митеба. Сегодня ситуация явно изменилась.

 

Отметим, что сам принц Мукрин, являющийся 35-м сыном основателя королевства, которого в силу его возраста (он 1945 года рождения) и состояния здоровья считают, как правило, «техническим» претендентом на трон, вполне может стать компромиссным кандидатом в случае начала саудовской «гонки на лафетах». Исторических прецедентов, в результате которых темные лошадки оказывались на удивление крепко сидящими на троне фигурами, как только его занимали, более чем достаточно. С карьерной точки зрения его опыт руководства Управлением общей разведки Саудовской Аравии был не слишком успешен, однако он не имеет репутации «ястреба», как, например, руководители УОР КСА Турки бин-Фейсал и Бандар бин-Султан. Списывать его со счетов рано, в истории саудовской династии он может оказаться далеко не проходной фигурой.

 

Мухаммед бин-Найеф (1959 года рождения) пользуется значительной популярностью как борец с терроризмом, имеет связи в самых разных кругах саудовского общества, поддерживается Западом, в первую очередь американскими силовиками, и считается прагматиком в таких острых вопросах внутренней политики королевства, как отношения с шиитами Восточной провинции. Среди его сторонников силовики уживаются с салафитскими улемами и реформаторами. При этом каждая группа считает принца Мухаммеда бин-Найефа именно своим сторонником. Его отношения с принцем Митебом на протяжении длительного периода времени были напряжены до предела, но сегодня на его стороне явный перевес.

 

Эксперты предсказывают в ближайшем будущем возвращение из опалы, вызванной его разногласиями с покойным королем Абдаллой, самого молодого из «семерки ас-Судейри» (родился в 1942-м) принца Ахмеда, дяди Мухаммеда бин-Найефа, что неизбежно усилит позиции этого клана. Принц Ахмед, некоррумпированный управленец, прагматик и многолетний заместитель главы МВД, в начале 2000-х годов пользовался в Саудовской Аравии наивысшей популярностью после самого Абдаллы и нынешнего короля Салмана. Об этом свидетельствовал после его отставки уникальный для королевства публичный жест солидарности: несколько сотен человек (включая членов королевской семьи) пришли встретить его в аэропорту. Сегодняшний король Саудовской Аравии – его родной брат, и принц Ахмед вряд ли останется в стороне от высших структур власти в стране.

Заклятые друзья

 

Впрочем, вопрос расстановки сил и соотношения возможностей доминирующих кланов королевской семьи мало интересует зарубежных наблюдателей. Главное, о чем пишут в связи со смертью короля Абдаллы, – будет ли откорректирован курс Саудовской Аравии в отношении игры на понижение нефтяных цен, пройдут ли в королевстве реформы и изменятся ли его отношения с США. Позволим себе дать отрицательный ответ на все три вопроса, хотя пресса, опираясь на мнение неизвестных автору «аналитиков нефтяного рынка» и незначительное повышение цен на черное золото после того, как стало известно об изменениях на троне, преисполнилась надежд на изменения.

 

Русскоязычной публике можно в этой связи посоветовать обратить внимание на недавний комментарий экс-главы израильского «Натива» Якова Кедми на телевизионном канале «Итон-ТВ», в котором даны все объяснения событий, происходящих на нефтяном рынке, с точки зрения интересов Саудовской Аравии. Курс на обрушение цен, что для проектов США по добыче сланцевых и шельфовых углеводородов означает потерю в течение короткого времени средств, вложенных этой страной в период президентства Барака Обамы в превращение Америки в экспортера углеводородов, остается неизменным. Корректировать его Эр-Рияду не имеет смысла при любом короле.

 

Саудовское руководство полагает, что его инвестиционных фондов и золотовалютных резервов достаточно для того, чтобы пережить «тощие годы». То, что обрушение цен на нефть осложняет экономическое положение Ирана, являющегося главным врагом КСА, и России, против которой спецслужбы королевства активно действуют с советских времен из-за Афганистана, для Эр-Рияда является дополнительным бонусом. Отношения же с США как таковыми жесткое столкновение на нефтяном рынке не испортит: они лежат в обычном конкурентном поле. Штаты в данном случае вторглись в саудовскую сферу традиционных экономических интересов – саудовцы защищаются, пытаясь сохранить их.

 

Это понятная ситуация для Вашингтона, который во все времена пробовал союзников на прочность, пытаясь «отжать» у них ценные активы или направления деятельности, будь то сегмент мирового рынка (как с Саудовской Аравией), технологии (с Израилем) или военно-морские базы (с Великобританией после Второй мировой войны). При этом объем сохраняющихся взаимных двусторонних интересов таков, что разрыва отношений не происходит ни при каком их охлаждении. Это, в частности, демонстрирует Китай, сохраняющий статус главного торгового партнера США, несмотря на роль их главного потенциального военного противника, согласно Доктрине национальной безопасности этой страны.

 

Диверсификация экономики стран Залива идет в тесном контакте с тем же Западом и в отличие от России санкций в отношении «заливников», в том числе саудовцев, никто вводить в Евросоюзе или Штатах не будет. Саудовская Аравия сохраняет роль одного из главных инвесторов в американскую экономику, рынка американских инфраструктурных проектов, технологий, вооружений и военной техники. Если отношения Вашингтона и Эр-Рияда благополучно пережили теракт «9/11», не говоря уже о двойной игре саудовских силовиков, поддерживающих радикальные салафитские группировки по всей планете – от классической «Аль-Каиды» до ее многочисленных клонов в Африке, Азии, на Ближнем и Среднем Востоке, то они вряд ли изменятся в ближайшем будущем.

 

Что до часто задаваемых вопросов о том, как это отразится на американо-саудовских отношениях со стратегической точки зрения, позволим себе предположить: никак. Мало ли какие периоды охлаждений и потеплений эти отношения испытывали на протяжении их истории! В том числе из-за прагматичного курса президента Обамы на нормализацию отношений с Ираном, которая для Саудовской Аравии смертельно опасна, как, впрочем, и для Израиля (хотя и не в такой степени), что интенсифицировало контакты между Эр-Риядом и Иерусалимом, в том числе по линии спецслужб.

 

В этой связи показательна недавняя ликвидация боевиков «Хезболлы» (насколько можно судить, с применением ударного БЛА) у северных границ Израиля, на сирийской части Голанских высот, при которой погиб бригадный генерал иранского корпуса стражей исламской революции Мохаммед Аллахдади, что для израильских силовиков явилось полной неожиданностью. Оставляя в стороне предсказуемо жесткую иранскую реакцию, отметим, что обострение отношений с Тегераном в данном случае не являлось задачей Иерусалима.

 

Предположения о том, что таким образом действующий премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху, зацикленный на иранской угрозе, пытался набрать очки для себя и своей партии перед надвигающимися парламентскими выборами, оставим для сторонников «теории заговора». Насколько можно судить, израильтян просто подставили и сделали это саудовцы, традиционно играющие на вражде Тегерана с Иерусалимом. Дав израильским силовикам «наводку» на сына знаменитого террориста Имада Мугние, в свое время ликвидированного при неясных до сих пор обстоятельствах, Джихада Мугние, который был уничтожен в ходе проведенной в местечке Мазраат аль-Амаль ликвидации, они ограничились сообщением о том, что его будет сопровождать «группа лиц».

 

Впрочем, могли вообще не сообщать об этом, рассчитывая на желание израильских силовых ведомств «отчитаться» перед начальством, что и произошло. Судя по размаху действий саудовской резидентуры в Ливане, действующей на шиитском направлении, с упором на связи «Хезболлы» и КСИР, Управление общей разведки КСА просто не могло не быть в курсе состава шиитской группы, подставленной под удар израильтян. Как бы то ни было, иранский генерал погиб от рук израильских силовиков, то есть с религиозной точки зрения евреи атаковали шиитов и, несомненно, получат ответный удар от них с перспективой втягивания обеих сторон в куда более глубокий конфликт, чем текущий.

Закадычные враги

 

Описанная ситуация полностью лежит в русле салафитской идеи стравливать врагов «истинной веры» между собой, оставаясь в стороне от всех последующих проблем. Это, однако, не означает, что Саудовская Аравия может решить проблему противостояния с Ираном за счет Израиля. Военная атака на иранские ядерные объекты президентом США поддержана не будет (как и новые антииранские санкции, инициированные конгрессом США), а без нее у иранской военно-политической элиты полностью развязаны руки в противостоянии с салафитами на всех фронтах, где оно идет. В Ливане, Сирии, Ираке, Афганистане, Йемене, на Бахрейне и в шиитских районах Саудовской Аравии напряжение будет нарастать, если только Тегеран и Эр-Рияд не смогут разграничить зоны своего геополитического влияния в странах со смешанным шиито-суннитским населением.

 

Последнее трудно представить. Оба государства активно продвигают свои интересы не только в исторических районах распространения того или иного типа ислама, но и за их пределами. Достаточно вспомнить об активности Ирана в Африке, включая Судан и Мавританию, и конкурирующей с ним на континенте Саудовской Аравии в том же Судане и Эфиопии. Не говоря уже о Катаре и Турции с их собственными проектами зон влияния. Причем в последнем случае любопытно оценить с точки зрения возможностей Катара его демонстративное «примирение» с Египтом на фоне продолжающейся в скрытой форме поддержки эмиратом контактов с Исламским государством, финансирования «Имарата Кавказ» у российских границ и «Братьев-мусульман» в гражданской войне в Ливии.

 

Под давлением монархий Залива (в первую очередь Саудовской Аравии, Бахрейна и ОАЭ), а также АРЕ Катар явно вынужден дистанцироваться (по крайней мере на время) от попыток свергнуть правительство военных в Египте во главе с президентом Ас-Сиси, чья военная поддержка, оказываемая в обмен на экономическую помощь, – главный фактор стабильности на северных границах Саудовской Аравии в условиях угрозы наступления на королевство боевиков ИГ. Столкновение последних с саудовскими пограничниками на КПП Эс-Суэйф 5 января показало, что высокотехнологичная и дорогостоящая «умная граница» королевства с Ираком может быть преодолена джихадистами.

 

Последнее расценивается саудовским руководством как существенная угроза с учетом симпатий, которыми Исламское государство пользуется в консервативных салафитских массах КСА. Без помощи со стороны египетских военных граница может быть прорвана в любой момент с непредсказуемыми последствиями и Катар – основной и до лета прошлого года главный спонсор ИГ (в качестве

Исламского государства Ирака и Леванта) вряд ли будет этим расстроен. Соответственно показательная «нормализация» отношений Дохи и Каира (по мнению автора – сугубо временная) означает минимизацию поддержки эмиратом, в первую очередь финансовой, исламистских движений, с которыми Египет борется на своей территории, в том числе ХАМАСа.

 

Для Газы это означает, что его единственным серьезным патроном в исламском мире остается Турция, управляемая Партией справедливости и развития, относящейся к тому же разветвленному семейству «Братьев-мусульман», что и ХАМАС. Однако она при всем желании президента Эрдогана и премьер-министра Давутоглу не может сравниться с Катаром по своим возможностям, тем более в условиях блокады Газы со стороны Израиля и Египта. Причем в последнем случае куда более жесткой: уничтожение АРЕ более 1100 домов в приграничной полосе, прикрывавших тоннели контрабандистов, дало египетской армии возможность полной изоляции сектора.

 

Поставки оружия, которое ХАМАС получал от Ирана через Синайский полуостров, с точки зрения военного правительства Каира, должны быть остановлены – не ради Израиля, а вследствие необходимости обеспечения безопасности египетских силовиков, которые на Синае несут серьезные потери в столкновениях с исламистами. Последние вооружаются за счет как отделения ими своей доли от потоков оружия, идущего в Газу, так и поставок из сектора, осуществляемых при попустительстве его властей. Как следствие контроль над границей Газы, с точки зрения Каира, должны осуществлять власти ПНА, и Эр-Рияд их в этом полностью поддерживает.

 

Что касается Тегерана, который до гражданской войны в Сирии выступал в качестве основного спонсора ХАМАСа, предательство правительства Асада со стороны лидера движения Халеда Машаля, перекупленного Катаром, которое едва не позволило джихадистам взять Дамаск, прощено быть не может. Поставки оружия, которое должно быть использовано против Израиля, не означают, что Иран вернется к финансированию ХАМАСа: свободные средства необходимы ИРИ для Ливана, Сирии, Ирака и Йемена.

 

Победа в последнем проиранских хоуситов, поставившая страну на грань зейдитско-шафиитской войны, представляет собой для Саудовской Аравии чрезвычайно серьезную угрозу. Помимо прочего это провал политики США: проамериканский президент Хади и его администрация перестали управлять Йеменом. Расколется ли опять эта страна на Юг и Север или нет, уже не столь важно. Усиление йеменских хоуситов, взявших под контроль не только столицу и порт Ходейду – то есть потоки наркотиков, оружия и нелегалов из Африки, опасно для Эр-Рияда не меньше, чем сближение «Аль-Каиды на Аравийском полуострове» и других джихадистских группировок Йемена с ИГ, в перспективе более чем реальное.

 

С учетом приближающейся смены высшей государственной власти в соседнем с Йеменом и КСА ибадитском Омане, поддерживающем хорошие отношения с Ираном, высока вероятность превращения в зону нестабильности юга Аравийского полуострова – от пролива Баб-эль-Мандеб до Ормузского пролива. Не самые спокойные перспективы для Саудовского королевства, даже если забыть о конкуренции кланов в правящей семье…

 

Евгений Сатановский,

президент Института Ближнего Востока

Подробнее: http://vpk-news.ru/articles/23568

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Эфир записан: 20 Января, 2015 года.
Ведущие: Владимир Соловьёв и Анна Шафран.
Гость: Евгений Сатановский
Радио: "Вести ФМ" http://www.radiovesti.ru/.

Описание:
Ситуацию на Украине и во всём мире Анна Шафран обсудила со своим гостем - президентом Института Ближнего Востока Евгением Сатановским.

ИЗ ПРОГРАММЫ: "Когда вы говорите, что ситуация развернётся в другую сторону, вы не думаете, что она может развернуться крышкой гроба для Евросоюза?"

"Все "обещалки" Украине о финансовой помощи от ЕС греческая ситуация умножает на ноль".

"Прав Кадыров и все те мусульмане и немусульмане, которые говорят: "Я - Шарли Эбдо" может нацепить на себя или воинствующий антиклерикал, либо анархист и люмпен, либо провокатор".

"Никто, кроме террористов, от табличек "Я - Шарли Эбдо" не выиграл".

"Ни разу ни одного "повстанца" французы не выдали по запросу ФСБ. Так чего они хотят?"

"Братьев Царнаевых ФБС тоже просило выдать задолго до теракта в Бостоне. И что?"

"Со ставкой рефинансирования 17% кредитовать можно только одну отрасль - наркоторговлю".

"Никакие минские соглашения не являются обязательными для Киева".

 

https://www.youtube.com/watch?v=wox2xSkUmE8

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 2 недели спустя...

О последних событиях в России и мире размышляет президент «Института Ближнего Востока» Евгений Сатановский

 

http://www.onlinetv.ru/video/2098/

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Цена совести

Жизнь узника концлагеря равнялась 1631 рейхсмарке, справедливость освобожденной Европы в отношении жертв не стоит и этого

27 января 2015 года мир отмечал 70-летие освобождения Освенцима Красной армией. Он же Аушвиц-Биркенау. Символ преступлений Третьего рейха и бесчеловечности нацизма как системы. Владимира Путина на церемонии не было – глава польского МИДа не нашел ничего лучшего, чем сказать, что президента Петра Порошенко пригласили туда потому, что Освенцим освобождали украинцы, а не русские.

 

Гжегож Схетина, правда, забыл уточнить, что украинцы были и в охране этого концлагеря, а Порошенко представлял именно тех соотечественников, которые воевали за Гитлера, а не тех, кто его разгромил. Иначе Киев вряд ли начал бы братоубийственную войну на юго-востоке, а премьер-министр Яценюк, общаясь с канцлером Меркель, не рассказывал бы, как Советский Союз в ходе Второй мировой войны «вторгся» на Украину и в Германию…

02-02.jpg

 

Владимир Путин посетил в этот день экспозицию, посвященную уничтожению евреев нацистами, холокосту, в Еврейском музее в Москве. В Освенциме он уже был весной 2005 года, когда главы ведущих государств мира съехались туда, чтобы почтить память погибших узников лагеря смерти. Тогда отношения России, Евросоюза и США еще строились на принципах партнерства.

 

Никому и в голову не могло прийти, что пересмотр итогов Второй мировой и их фальсификация зайдут так далеко. Однако сегодня иллюзий не осталось. На Украине войска Киева, поддерживаемого странами НАТО, уничтожают гражданское население при всемерной поддержке западных СМИ. Санкции же за все то, что там происходит, вводятся в отношении России.

 

Самое время вспомнить прошлое – не то, которое описывают сегодня в Берлине, Киеве и Брюсселе, а настоящее. Такое, каким оно было на самом деле в «цивилизованной» Европе, которая в огромной мере стоит на этом прошлом, а не на мифах о толерантности и мультикультурализме. Европейские политики не любят его вспоминать. Тем более оно заслуживает того, чтобы будущие поколения помнили, какой Европа была, и по достоинству оценили, что проросло сегодня из тех так и не выкорчеванных корней.

Истребительные работы

 

Для начала – о концлагерях. Их система прошла несколько этапов. Первым был предвоенный – 1933–1939 годы. Накануне Второй мировой численность узников концлагерей составляла только 25 тысяч. С 1939-го они были подчинены РСХА. С начала войны до марта 1942 года число заключенных концлагерей выросло до 100 тысяч. В 1944-м достигло миллиона человек. Из них лишь пять – десять процентов были германскими подданными.

 

В конце 1939 года управлению концлагерей в Германии было поручено создать около ста концлагерей всех типов, в том числе для «интернирования» и «обмена». Появились Освенцим и Гузен (в мае 1940-го), Гросс-Розен (в августе).

02-01.jpg Фото: kuvat.uusisuomi.fi

 

В 1940 году были созданы рабочие лагеря для евреев и неевреев, а также в соответствии с гиммлеровским планом «переселения» транзитные. В начале 1942-го в Польше – лагеря уничтожения. И даже в 1944 году в районах Австрии, расположенных вблизи границы с Чехословакией и Венгрией, создавались специальные лагеря для венгерских евреев.

 

С 1941 года в нескольких концентрационных лагерях начали использовать крематории. Особую известность в послевоенный период концлагеря приобрели благодаря садистским «медицинским» опытам над узниками, осуществлявшимся в массовых масштабах врачами СС.

 

В 1938 году командование СС ввело на регулярной основе эксплуатацию заключенных на строительных предприятиях. В соответствии с этим были определены места расположения штрафного лагеря Флоссенбюрг и Маутхаузена, созданных в середине того же 1938-го. Прибыль от труда заключенных, составлявшая сотни миллионов рейхсмарок, была одним из главных источников дохода СС. Содержание узника, включая расходы на питание и одежду, не превышало 0,70 рейхсмарки в сутки. Прибыль, приносимая за рабочий день продолжительностью 11–12 часов, составляла шесть рейхсмарок. Учитывая среднюю продолжительность жизни узника в концентрационных лагерях (около 9 месяцев) и ограбление его трупа, СС зарабатывало на каждом заключенном в среднем 1631 рейхсмарку. В эту сумму не включены доходы от промышленного использования трупов и стоимость имущества, конфискованного до заключения в концлагерь.

 

Поставщики военного снаряжения — «И. Г. Фарбениндустри», «Крупп», «Тиссен», «Флик», «Сименс» и другие корпорации использовали концлагеря как источник дешевой рабочей силы, которую можно было подвергать неограниченной эксплуатации. Заключенные на этих фирмах составляли 40 процентов занятых.

 

Охрана лагерей осуществлялась главным образом частями СС «Мертвая голова». В 1944 году на один миллион узников приходились 45 тысяч охранников, из которых 35 тысяч составляли собственно эсэсовцы, а остальные были служащими вспомогательных частей из населения оккупированных стран (украинцев, литовцев и других).

 

Единственной функцией лагерей, официально именовавшихся «специальными», было тотальное истребление – в первую очередь евреев. Гитлеровцы неофициально называли их лагерями уничтожения. Главными элементами этих лагерей были газовые камеры и крематории. Газовые камеры были применены в лагере Хелмно в 1941 году. В 1942–1943-м умерщвление евреев газом производилось в лагерях Белжец, Майданек, Треблинка и Собибор. В Освенциме ежедневно уничтожались до 20 тысяч жертв.

 

Депортация евреев из остальной части Европы в лагеря уничтожения началась в марте–апреле 1942 года и продолжалась до конца 1944-го. После восстаний 1943 года в Треблинке и Собиборе оба лагеря вместе с лагерем Белжец были ликвидированы, центр уничтожения перенесен в Освенцим и Штутгоф.

 

Истребление евреев в газовых камерах продолжалось до ноября 1944-го и прекращено по приказу Гиммлера. В начале 1945 года более 500 тысяч узников совершили пешком «марши смерти», уходя под конвоем от наступающей Советской армии. Эта «эвакуация» стоила жизни 250 тысячам узников.

 

Число узников в крупнейших концлагерях составляло: 132 тысячи в концлагере Дахау (был создан в 1933 году), 132 тысячи в Равенсбрюке (1933), неизвестно в Заксенхаузене-Ораниенбурге (1936), 240 тысяч в Бухенвальде (1937), 81 тысячу во Флоссенбюрге (1938), 164 тысячи в Маутхаузене (1938), 120 тысяч в Штутгофе (1939, около 70 тысяч узников уничтожены), 75 тысяч в Берген-Бельзене (1940), 45 тысяч в Натцвейлер-Штрутгофе (1940), 95 тысяч в Нойенгамме (1940), 125 тысяч в Гросс-Розене (Рогожница, 1940, примерно 50 тысяч узников уничтожены), 405 тысяч в Освенциме-Бжезинке (Аушвиц-Биркенау, 1940, примерно 340 тысяч заключенных уничтожены, не считая погибших в лагере смерти), 300 тысяч в Майданеке (1941, примерно 160 тысяч уничтожены, не считая погибших), 60 тысяч в Доре (Нордхаузен, 1943)…

 

Еще страшнее статистика лагерей массового уничтожения. Приблизительное число погибших в Хелмно (создан в 1941 году) – 360 тысяч, Белжеце (1942) – 600 тысяч, Бжезинке (Освенцим-II, 1942) – 3,5 миллиона, Треблинке (1942) – 750 тысяч, Собиборе (1942) – 250 тысяч, Майданеке (1942) – 200 тысяч.

 

Гетто, созданные в Восточной Европе, оккупированной Германией, представляли род концлагерей. Лишь в Транснистрии, переданной в ведение румынских властей, евреи, заключенные в гетто, не намечались изначально к массовому уничтожению. На особом положении было гетто в Терезине, созданное в конце 1941 года для евреев из Богемии и Моравии, а позднее Германии и других стран Запада, предназначенное для демонстрации хорошего обращения немецких властей с евреями.

 

Кстати говоря, несмотря ни на что, евреи налаживали интеллектуальную жизнь в гетто и даже в лагерях смерти. Там действовали образовательные курсы, кружки, спектакли, выставки, выступления актеров, литераторов, детских ансамблей. Не только в Терезине, где немцы поощряли это – напоказ высокопоставленным иностранным гостям, но и в концлагерях удавалось создать театры, подобные «Кацету» С. Федера в Берген-Бельзене. Там существовали даже оркестры – в крупнейшем из них, в Освенциме было до 120 музыкантов.

 

В Израиле не любят играть Вагнера, потому что его часто исполняли во время казней…

О палачах с чувством долга

 

Что до справедливости в отношении палачей – первый суд над лицами, совершившими преступления против гражданского населения, был проведен на освобожденной территории СССР, в Краснодаре 14 июля 1943 года. Второй процесс по делу об уничтожении гражданского населения и военнопленных состоялся на Украине, в Харькове в декабре 1943-го. Из материалов этого суда мир впервые узнал о применении газов для истребления гражданского населения. Суды проводились по горячим следам – свидетелей преступлений имелось более чем достаточно. Да и война еще была в разгаре – не до политики.

 

К концу войны политика вступила в свои права. Впрочем, сначала требовалось до конца нейтрализовать Германию – «дележ добычи» и холодная война были еще впереди. Как следствие 20 декабря 1945 года правительства стран-союзниц ввели на территории оккупированной Германии Закон № 10 Контрольного совета, имевший особое значение для продолжения судов над нацистскими преступниками и определения понятия «преступления против человечества».

 

Так уж сложилось, что для закрепления контроля над освобожденной от гитлеровской оккупации Западной Европой Великобритании и США потребовалось продемонстрировать то же самое, что СССР на своей собственной территории и в Восточной Европе, – правосудие.

 

В 12 крупных процессах, проведенных в американской зоне над нацистами, несшими главную ответственность за совершенные преступления, были рассмотрены дела 177 нацистских преступников. 12 из них приговорены к смертной казни, 25 – к пожизненному заключению, остальные – к длительным срокам тюремного заключения.

 

Впрочем, в результате амнистии, объявленной в январе 1951 года верховным комиссаром Соединенных Штатов Америки в Германии, большинство приговоренных к тюремному заключению были освобождены досрочно. Холодная война началась: понадобились кадры – а кто лучше нацистов умел бороться с «красными». Спецслужбы, армия и органы государственного управления Федеративной Республики Германия были напичканы нацистами…

 

Среди наиболее важных процессов в британской зоне оккупации следует упомянуть суд 17 сентября – 17 ноября 1945 года над эсэсовцами концлагеря Берген-Бельзен. Всего в оккупационных зонах Германии, находившихся под контролем западных держав, были рассмотрены в 1945–1949 годах дела 5025 нацистских преступников. 806 из них были приговорены к смертной казни. Однако только в 486 случаях приговор привели в исполнение. То есть даже в случае палачей экстра-класса, вина которых была полностью доказана, вероятность ухода от ответственности оставалась чрезвычайно высокой.

 

Комиссия ООН по военным преступлениям подготовила 80 списков, в которых содержалось 36 529 имен. США, Великобритания, Франция, Греция, Голландия, Норвегия, Польша и Югославия провели 969 процессов, через которые прошли 3470 нацистов и их виднейших пособников. Смертные приговоры вынесены 952 подсудимым. 1905 были приговорены к разным срокам тюремного заключения, а 613 оправданы. Справедливостью в отношении жертв здесь и не пахло.

 

Помимо этого в послевоенный период процессы военных преступников проводились в Польше, Чехословакии, Венгрии, Голландии, Дании, Бельгии, Норвегии и Франции. К суду привлекались десятки тысяч лиц, в основном местные коллаборационисты. Были и смертные приговоры, многие получили разные сроки тюремного заключения, но немалое число оправдано. Выносить такие приговоры было тем легче, что во многих случаях свидетелей не находилось: в карательных акциях в отношении местного населения, тем более евреев и цыган, выживали единицы.

 

Преступления против евреев рассматривались не как часть нацистской антисемитской идеологии и политики геноцида, а как доказательства обвинения в целом в действиях, направленных против мира, законов о ведении войны и человечества. Единственным из процессов военных преступников, на котором разбирался вопрос об уничтожении евреев как основной, был суд над Эйхманом, состоявшийся в Иерусалиме в 1961–1962 годах.

 

То есть преступления Третьего рейха в отношении евреев сами по себе с точки зрения судов, проводимых в Европе, ничего особенного собой не представляли. Что можно рассматривать как комплимент нацистской пропаганде, плоды которой пережили породившую ее систему. И в огромной мере – реализованной в современном Евросоюзе применительно к Израилю, а с недавних пор и к России.

 

Впрочем, на процессах военных преступников, проведенных в СССР после 1961 года, иногда упоминалось о нацистской политике уничтожения евреев. Во всех предшествующих процессах о евреях говорилось лишь как о гражданах Советского Союза, что нашло отражение в мемориальных надписях на памятниках жертвам массовых казней – там, где такие вообще поставлены.

 

Единственный судебный процесс в Советском Союзе, на котором существенное место занимал вопрос об уничтожении именно евреев и участии в нем латвийских коллаборационистов, состоялся в Риге в октябре 1965 года. Прибалтика и в советский период истории старалась продемонстрировать «старшему брату» в Москве свою особую позицию – даже ценой признания неприятной исторической правды. Чем бы русским ни насолить...

 

Немецкие суды в послевоенной Германии начали функционировать в конце 1945-го. Согласно отчету Федерального министерства юстиции в Бонне немецкие власти с 1945 по 1 января 1969 года предъявили обвинения 9401 нацистскому преступнику. Из этого числа 12 были приговорены к смертной казни (все до 1949 года), 98 – к пожизненному заключению, 6002 – к различным срокам тюремного заключения, оправданы или не подвергнуты наказанию. Всего за этот период в ФРГ привлечен к ответственности 79 401 нацистский преступник.

 

В 1956 году в Западной Германии было основано Центральное бюро министерств юстиции земель для расследования нацистских преступлений. В Австрии в 60-х годах проведено несколько процессов над военными преступниками, но вынесенные ее судами приговоры стали настоящей насмешкой над правосудием. Благо, эта страна – родина Адольфа Гитлера и колыбель нацистского антисемитизма – считалась жертвой Третьего рейха из-за аншлюса.

 

В заключениях западногерманских и тем более австрийских судов заметна тенденция смягчать наказание или оправдывать преступников на том основании, что они действовали исходя из «ошибочного понимания чувства долга». Геноцид как проявление чувства долга (!), пожалуй, наиболее точная характеристика того, что с немецкой или австрийской точки зрения представлял собой холокост.

 

Нацистских военных преступников можно разделить на две основные группы: лица, подстрекавшие к преступлениям, вырабатывавшие планы и отдававшие приказы, и исполнители, облеченные различной степенью власти и инициативы. Первая группа насчитывает сотни людей. Вторая – сотни тысяч. К ее составу следует причислить и тех, кто сотрудничал с немцами на оккупированных территориях: румын, украинцев, хорватов, литовцев, латышей, эстонцев, молдаван, русских и многих других. Эти люди не только выполняли приказы, но по собственной инициативе убили сотни тысяч евреев.

Заповедники нацизма

 

Десятки тысяч коллаборационистов не понесли никакого наказания и прожили век у себя на родине или нашли убежище в Латинской Америке, арабских странах, Турции, Иране, Австралии, Канаде, США и так далее. Характерно, что лишь в начале июля 2008 года Центр Симона Визенталя, занимающийся розыском нацистских преступников, заявил, что ему удалось выйти на след Ариберта Хайма, известного под прозвищем Доктор Смерть: поступили сведения, что тот скрывается на юге Чили – в Патагонии. За информацию, способную помочь его обнаружить, была объявлена награда в 495 тысяч долларов. В 2008-м он возглавил список самых разыскиваемых нацистских преступников. Во время Второй мировой войны Хайм работал врачом в концлагере Маутхаузен. Он виновен в гибели сотен, если не тысяч узников. В 1945 году Хайма арестовали американцы, однако позже выпустили на свободу. В 1962-м он должен был предстать перед немецким судом, но успел скрыться.

 

Типичная судьба... Точно так же избежал заслуженного наказания Иван Демьянюк – Иван Грозный, которого не захотел признать виновным современный израильский суд, вместо справедливости в отношении жертв пытающийся соответствовать западным теориям юриспруденции, работающим в пользу преступников.

 

За послевоенные десятилетия вероятность найти в живых кого-то из палачей в состоянии, позволяющем их судить, стала мизерной. Тем более мала вероятность того, что свидетели, которые поддержали бы обвинения после войны, могут быть разысканы и их слова убедят суды, не склонные выносить обвинительные вердикты даже в те времена, когда кровь жертв еще не просохла на руках убийц.

 

Как говорят в популярной отечественной телевизионной игре: «Внимание, вопрос». Сколько стоит справедливость? Не вообще, теоретическая – тут всем понятно, что она бесценна, а в отношении конкретных людей? Тех же евреев после холокоста? Ответ: ноль. В смысле ничего она не стоит. И не стоила. По сравнению с жизнью их палачей – почтенных членов общества, у каждого из которых найдутся дети и внуки, соседи и коллеги, не говоря уже об адвокатах.

 

Не случайно в январе 2015 года глава израильского представительства Центра Симона Визенталя Эфраим Зурофф обвинил в замалчивании преступлений нацистов и пересмотре истории руководство прибалтийских республик, Украины и Венгрии. Вопрос о том, заметил ли это заявление кто-то, кроме жителей Израиля и России, можно считать риторическим...

президент Института Ближнего Востока
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Режиссеры террора

Сила Исламского государства – в его врагах

За время, прошедшее с начала беспрецедентного по своим последствиям наступления на Мосул летом 2014 года боевиков ничем особенным на фоне гражданской войны в Сирии и Ираке не выделявшейся группировки ИГИЛ, Исламское государство (ИГ) стало одним из основных «ньюсмейкеров» Ближнего Востока. Как вследствие масштабов его собственной информационной и вербовочной активности, так и из-за притока тысяч джихадистов-иностранцев ИГ обогнало в популярности не только «Аль-Каиду», но и всех прочих конкурентов из числа радикальных групп и движений, ставших неизменной составляющей современного исламского мира.

 

ИГ – первая неосалафитская террористическая структура, контролирующая территории с многомиллионным населением и финансовые активы в миллиарды долларов. Этот альянс исламистов, баасистов и суннитских племенных шейхов, «не вписавшихся» вследствие необратимых ошибок официального Багдада в государственную систему постсаддамовского Ирака, судя по жесткой и по местным меркам вполне эффективной структуре управления, выстроенной на захваченных территориях, вполне может со временем сформировать квазигосударство с тем большим успехом, что его соседи заняты отнюдь не борьбой с ИГ на уничтожение, которую декларируют, а обеспечением безопасности своих границ и в лучшем случае поддержкой союзников.

 

 

ИГ – чрезвычайно успешный PR-проект мирового уровня с высоко профессиональной командой, которая использует самые современные наработки

 

При возможности все они не прочь направить боевиков ИГ на собственных противников. Так, Иран предупредил, что будет уничтожать их в 40-километровой зоне у своей границы, не дает ИГ захватить шиитские святые города на территории Ирака и Багдад с его шиитским населением и союзным Ирану правительством, а также помогает войскам Асада и ливанским шиитам отбивать атаки суннитских радикалов. Однако в случае массированной атаки ИГ на Саудовскую Аравию (КСА) Тегеран наверняка даст этой ситуации развиваться, предоставив Эр-Рияд его судьбе. Ослабление, а тем более распад КСА превратят Иран в силу, однозначно доминирующую в Персидском заливе и шиитских районах Аравийского полуострова.

 

То же самое касается саудовцев в отношении потенциального столкновения ИГ с Ираном. Геноцид шиитов, йезидов и христиан в Сирии и Ираке их просто не интересует, а действия ИГ против алавитского режима Асада в Дамаске и военно-политических шиитских структур Ливана и Ирака, сотрудничающих с Тегераном, Эр-Риядом приветствуются. Главное, чем для них опасно ИГ, – попытками прорыва его отрядов через саудовско-иракскую границу, что с учетом напряженной обстановки в Йемене, на Бахрейне и в Восточной провинции самого королевства может спровоцировать его распад, не говоря уже о глобальной дестабилизации всего Аравийского полуострова. В противостоянии этому Эр-Рияд может де-факто опираться только на военную помощь Каира, так как надежда на Соединенные Штаты в случае возникновения у его арабских союзников серьезных внутренних проблем, как показали события «арабской весны», весьма призрачна.

Бенефициары «арабской весны»

 

Мы говорим в данном случае о проблемах внутренних, поскольку вся Саудовская Аравия с ее консервативными улемами, радикальным прочтением ислама, подчинением и подавлением на территории королевства любых толков ислама, не вписывающихся в салафитские догмы, и системой образования, формирующей из местной молодежи поборников этих догм, является идеальным кадровым резервом для ИГ. Так, религиозная полиция по принципам и мерам воздействия, применяемым ею в отношении жителей страны и иностранцев, заподозренных в нарушении шариатских правил поведения, мало чем отличается от боевиков ИГ. Вся разница между саудовскими властями и ИГ – непризнание последним права Дома Сауда на власть. Что при наличии «пятой колонны» (сторонников ИГ в королевстве очень много) делает его положение весьма шатким.

02-02.jpg

 

Использовать радикальные настроения собственной молодежи для формирования из нее джихадистских структур, как при поддержке ЦРУ США было сделано Управлением общей разведки (УОР) КСА в Афганистане в 80-х годах, в результате чего появилась «Аль-Каида», казалось хорошей идеей. Как и превратить действующие за пределами королевства салафитские террористические группировки в инструмент его внешней политики в 90-е и 2000-е годы, что Эр-Рияд осуществил без особых колебаний.

 

Издержки вроде терактов «9/11» или Бостонского имели место, но в целом руководству саудовских спецслужб удавалось контролировать финансируемых радикалов. Ситуация изменилась после того, как в середине 90-х в игру вступил Катар с его собственными амбициями и куда более гибким, чем у Саудовской Аравии, прочтением салафитских догматов. Ситуация с ИГ – следствие именно его партии на казалось прочно освоенном саудовцами поле.

 

Поддержка Катаром «Братьев-мусульман» позволила ему в «арабской весне» снять все сливки с падения режимов престарелых светских авторитарных лидеров региона. КСА и поддерживаемые королевством салафитские группы не получили никаких дивидендов ни в Тунисе, ни в Ливии, ни в Египте, ни в Йемене. Что до Сирии, гражданская война там привела не к быстрому падению Асада, на что рассчитывали три ее организатора (Саудовская Аравия, Катар и Турция), а к закреплению сторон на своих позициях при невозможности внешней интервенции, которую Совет Безопасности ООН без одобрения или хотя бы нейтралитета со стороны России и Китая не был готов санкционировать.

 

Это неизбежно привело к столкновениям не только правительственной армии с ее противниками, но и их группировок между собой. Как в любой затянувшейся сверх определенного срока гражданской войне всегда и бывает.

 

Первой жертвой этих столкновений стали светские бригады Сирийской свободной армии (ССА), контролируемые турецкой спецслужбой MIT. Самые боеспособные ее подразделения, потеряв надежду на быструю победу, примкнули к хорошо вооруженным и финансируемым джихадистам – на этом этапе прокатарские «Братья-мусульмане» и просаудовская «Джабхат ан-Нусра», входящая в состав «Аль-Каиды», разделили наследство ССА примерно поровну. В Египте тем временем правительство «Братьев-мусульман» и возглавлявший его президент Мурси были свергнуты армией – Эр-Рияд поддержал светскую военную власть в Каире.

 

В гражданской войне в Ливии Доха и Эр-Рияд включились в поддержку противостоящих друг другу группировок. В Тунисе их соперничество осталось в рамках парламентской борьбы. В Совете сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ) Катар получил от Саудовской Аравии, Бахрейна и Объединенных Арабских Эмиратов жесткий ультиматум, по сути дела поставивший под вопрос его членство в этой организации. Появление ИГ стало асимметричным ответом эмирата конкурентам.

 

Уже в Ливии вопрос соответствия изначальной чистоты рядов союзников и их вписывания в ту или иную доктрину оказался неактуальным.

Катар перекупил у Саудовской Аравия ее джихадистов-салафитов из числа ветеранов «Аль-Каиды». КСА у Катара – территориальные бригады «Братьев-мусульман». Логика требовала от Катара тиражирования этого опыта в Ираке. ИГИЛ в данном случае оказался идеальным инструментом. Именно потому, что его взял под патронат Катар, первые боестолкновения на территории Сирии эта группировка провела не с войсками Асада или курдами, а с отрядами «Джабхат ан-Нусра», осложнив их положение и ослабив влияние УОР КСА на захваченной джихадистами территории.

Нефтяная игла средневековья

 

Если первоначально эксперты приняли ИГИЛ за «фейковую» группировку, созданную Ираном или властями Дамаска для дезорганизации противника, позднее, по мере того как она развивала и закрепляла успехи, особенно после захвата города Ракка, стало ясно, что в рядах этой военно-террористической структуры воюют настоящие, а не легендированные противники Асада. И то, что они первоначально ударили по другим его врагам, не более чем сочетание двух взаимодополняющих факторов: конфликта Саудовской Аравии и Катара – с одной стороны и личных разборок командиров, возглавляющих «Джабхат ан-Нусра» и ИГИЛ, – с другой.

01-02.jpg

 

ИГИЛ (позднее ИГ) вполне можно рассматривать как группу, отколовшуюся от «Аль-Каиды», которую Катар использовал против Саудовской Аравии, действуя на ее поле. Другое дело, что масштабы деятельности ИГ оказались беспрецедентными, так же, как способность ее лидера к созданию общеиракского суннитского альянса, выходу на самофинансирование и привлечению внешней поддержки, в том числе за счет исламистов из стран Запада, Северной Африки и Центральной Азии. Последнее позволяет ИГ действовать далеко за пределами территории, которую оно контролирует в Сирии и Ираке, в том числе опираясь на местных джихадистов, ассоциирующих себя с группировкой или воевавших в ее рядах.

 

Возвращаясь к странам, непосредственно граничащим с территорией, захваченной ИГ, отметим, что Турция, формально вошедшая в антиисламистскую коалицию, сформированную США, фактически использует его против сирийских курдов в районе города Кобани, спровоцировав ситуацию, в которой их лидеры вынуждены смириться с военной поддержкой отрядов пешмерга Барзани, контролирующего Иракский Курдистан.

 

Последнее укрепляет претензии Эрбиля на контроль над территорией всего Курдистана, а также позволяет Анкаре, поддерживающей с Барзани партнерские отношения, ослабить его соперников из числа сирийских сторонников Рабочей партии Курдистана (РПК), остающихся убежденными противниками примирения с Турцией.

 

В войне, которую ИГ ведет против подразделений, верных правительству Асада, Турция с самого начала сирийской междоусобицы выступала за его свержение. Любой враг Дамаска – как минимум не враг Анкаре. ИГ это тоже касается. По крайней мере до той поры, пока его отряды атакуют противников Анкары и не покушаются на прорыв на турецкую территорию. Это объясняет пассивность турецкой армии, на которую Соединенные Штаты надеялись, чтобы ограничить свое противоборство с ИГ действиями ВВС, предоставив право ведения наземной войны, кровопролитной и рискованной, союзникам.

 

Анкара, член НАТО, в отношении ИГ ведет двойную игру, оставаясь главным покупателем нефти (напрямую или через тот же Иракский Курдистан), которую джихадисты по демпинговым ценам выбрасывают на мировой рынок. То есть вместо того, чтобы отсечь ИГ от основного источника дохода (до 3 млн долл. в день), что резко ослабило бы его, снизив военный потенциал отрядов Абу-Бакра аль-Багдади и его союзников по Исламскому государству, Турция де-факто превратилась в главный канал финансовой подпитки этой военно-террористической структуры. Хотя пресечение этого канала не составляло и не составляет для Турции никаких проблем, не считая нескольких миллиардов долларов в год, которые она зарабатывает на нефтяной контрабанде как посредник.

 

Более того, успешная работа ИГ в сфере добычи и переработки нефти, основанная на том, что по нефтяным месторождениям и НПЗ авиация антиджихадистской коалиции ударов практически не наносит, основана скорее всего на негласных договоренностях ИГ с руководством Турции, наличие которых неоспоримо. Их, помимо прочего, подтверждает быстрое освобождение захваченных в Мосуле в 2014 году турецких дипломатов и предпринимателей. Условия этой сделки до сих пор до конца неизвестны. Жестокость ИГ в отношении захваченных в плен иностранцев, в том числе публичные казни заложников, хорошо известна – турки стали редкостным исключением.

 

Впрочем, казнив в начале февраля захваченного в плен иорданского летчика, ИГ, как в таких случаях говорят на Ближнем Востоке, «выстрелило себе в ногу». Реакция Иордании – и населения, и армии, и монарха – на появление видеозаписи, на которой боевики сжигают его заживо, оказалась предсказуемой: королевство объявило ИГ войну на уничтожение. Хотя риторика Аммана не означает, что его армия начнет чреватую значительными потерями наземную операцию, которая сплотит население Ирака, остро воспринимающее любое вторжение на свою территорию.

 

Угрозы Иордании в адрес ИГ были реализованы в показательной казни джихадистов, содержавшихся в иорданских тюрьмах, – явно не последней. Население королевства, включая влиятельный бедуинский род, к которому летчик, казненный ИГ, принадлежал, воспринимает это как справедливость. Впрочем, иракцы, которые заживо сжигали летчика, тоже понимали это как справедливость: публичные сожжения в контролируемых ИГ районах так же распространены, как распятия и другие средневековые зверства. В какой мере это следствие характерных черт ИГ, а в какой – традиционной для Ирака на протяжении всей его истории запредельной жестокости, судить трудно.

 

Что касается Иордании и ИГ, королевство, возглавляемое потомком пророка Мухаммеда, не может, как рекомендуют профессионалы, занимающиеся борьбой с джихадистами, вешать их, хороня в свиных шкурах, чтобы исключить саму возможность попадания в рай.

 

Однако казнь всех тех, кто представляет предмет заботы лидеров ИГ и кого они пытаются обменять на захваченных заложников, – это единственный язык, который понимают люди такого рода. Альтернативой ей может выступать в глазах иорданцев только массированная бомбардировка населенных пунктов, принадлежащих племенам, поддерживающим ИГ, либо физическая ликвидация его лидеров.

 

Протесты Евросоюза против казни террористов в этой связи выглядят запредельным ханжеством – они в очередной раз подтверждают, что соседям ИГ не на кого надеяться, кроме самих себя.

 

Запад может называть Иорданию союзником, как это делает Израиль, но в борьбе с таким врагом, как ИГ, не говоря уже о прочих радикальных исламистских группировках, и королевство, и еврейское государство будут воевать каждый сам за себя. Хотя, отдадим должное Амману, в отличие от Иерусалима мораторий на смертную казнь под давлением ЕС Иордания не вводила и вводить не намерена. А поскольку Иордания всерьез включилась в уничтожение ИГ, это неизбежно будет использовано местными исламистами для проведения серии терактов и боестолкновений на ее собственной территории. Что в противостоянии джихадистам ИГ сближает монархию не только с Израилем, традиционно с «черного сентября» 1970 года де-факто являющимся главным гарантом безопасности этой страны и правящей ею династии, но и с Египтом и Саудовской Аравией.

Аль-Голливуд и тщетные надежды

 

Настораживающими факторами в отношении возможного будущего ИГ является гибкость его стратегии, в которой учтены ошибки «Аль-Каиды», не позволившие ей сделать то, что удалось Исламскому государству. Скорее всего в данном случае проявилась разница между гибким Катаром и куда менее динамичной Саудовской Аравией: какие государства-патроны с присущим им уровнем мышления – такие результаты. Устойчивая мифология, распространенная в отечественных военно-политических кругах относительно ведущей роли в формировании ИГ спецслужб США, опирающаяся на афганский опыт 80-х годов, практически полностью игнорирует процессы, которые идут собственно в арабском мире. Разумеется, Вашингтон, как было принято «в добрые старые времена», пытается их контролировать. Вопрос в том, насколько ему это удается. Хотя пока у США получается делать вид, будто некоторый контроль существует...

02-01.jpg

 

Как бы то ни было, присоединение к ИГ таких джихадистских группировок, как «Ансар Бейт аль-Макдис», действующей на египетском Синае, «Исламского движения Узбекистана», ряда подразделений талибов из «Техрик-е Талибан Пакистан», структур из Магриба и Сахеля и значительного числа более мелких групп по всему миру, не говоря уже о сочувствующих, авантюристах-«попутчиках» и искателях приключений (включая «временных жен» из стран западного блока), – это процесс, который не стоит игнорировать. Проблема в том, что он, как и приток иностранных джихадистов (тысяча и более человек в месяц из 80 стран, то есть несколько десятков тысяч боевиков), – результат чрезвычайно успешной рекламно-пропагандистской и вербовочной кампании ИГ, которой практически нечего противопоставить.

 

С точки зрения PR-деятельности ИГ – проект мирового уровня с высокопрофессиональной командой, которая отвечает за продвижение имиджа структуры. И использует при этом самые современные наработки. Так, работавшее на ИГИЛ агентство «Аль-Фуркан» в 2014 году выпустило фильм «Звон мечей» на уровне американского кинопроизводства. В конце прошлого года специалисты ИГ выложили в Интернет англоязычный с субтитрами на арабском языке фильм «Пламя войны» студии «Аль-Хайят», производящей собственные фильмы и субтитры к фильмам медиаструктур

ИГ: «Аль-Фуркан» и «Аль-И’тисам». Основные языки, которыми оперирует «Аль-Хайят»: английский, арабский, бенгали, курдский, немецкий, русский, турецкий, урду, французский и хинди. Впрочем, это далеко не все – джихадистская медиапродукция выпускается и на множестве других языков.

 

Само по себе это свидетельствует о глобальности задач, которые ставит перед собой ИГ, и опять напоминает о Катаре, точнее – о том, как были созданы информационное агентство и телевизионный канал «Аль-Джазира», превративший крошечный эмират в информационный центр арабского мира. Трудно отделаться от ощущения, что этот опыт был использован ИГ в формировании мирового джихадистского медиапространства. Тем более что, как и в случае с «Аль-Джазирой», большую часть работы для ИГ выполнили западные специалисты, в том числе те, кто перейдя в ислам, увлекся его радикальными формами.

 

Отметим напоследок: какие бы противоречия ни разделяли радикальных исламистов, в противостоянии с внешним противником, будь то Иран, Израиль, авторитарные режимы и монархии арабского мира, страны Запада, Россия, Индия, Китай, шииты или христиане, йезиды и представители других этноконфессиональных меньшинств региона, они будут едины. Запрет боевикам «Аль-Каиды» воевать с ИГ, пока против него действует антиджихадистская коалиция, притом что ИГ, с точки зрения ее лидеров, организация-раскольник, характерен. Надежды на то, что джихадисты перебьют друг друга, беспочвенны...

 

Евгений Сатановский,

президент Института Ближнего Востока

Подробнее: http://vpk-news.ru/articles/23900

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Перемирие по-украински

Чего ждать от договора, не устраивающего обе стороны

На юго-востоке Украины наступило перемирие. По крайней мере оно официально объявлено и, не исключено, с большими или меньшими издержками будет какое-то время соблюдаться конфликтующими сторонами. А что потом?

 

Ситуация взорвется с еще большей силой, чем непосредственно перед началом размежевания, когда силы обороны Новороссии замкнули «Дебальцевский котел», а украинские части на южном фланге локальным контрнаступлением пытались отрезать войска ДНР от побережья Азовского моря, сковывая их активность в направлении Мариуполя. В случае взятия новороссийскими отрядами этого города подразделения, мобилизованные Киевом, имели все шансы отступать до самого Перекопа.

Исполнить неисполнимое

 

Сколь долго продлится пауза, вызванная достигнутыми в Минске соглашениями, восторженно принятыми прессой (при более скептическом отношении к ним украинских политиков), зависит в первую очередь от того, сколько времени займет у лидеров киевской «партии войны» свержение президента Порошенко и кто именно его заменит в качестве «царя горы». И от того, сможет ли (и захочет ли) он или те, кто его сместит, выполнять минские соглашения в принципе. Чего, с точки зрения автора, в отличие от постепенного превращения действующего украинского президента в фигуру абсолютно историческую не будет по определению. Поскольку обнуляет в глазах сторонников киевской власти «ценности майдана».

Любое оружие, поставленное на Украину, с вероятностью 100 процентов будет перепродано на черном рынке и в итоге окажется в Европе, Ираке или Средней Азии

 

Подписанное в Минске также далеко и от того, что считают минимально приемлемым для себя лидеры ДНР и ЛНР. Однако для Киева это еще более недопустимо. То есть обе договаривающиеся стороны де-факто одинаково не могут выполнить то, чего от них ожидают организаторы переговоров. Хотя под давлением Берлина, Парижа и Москвы бумаги они скрепя сердце подписали. Ситуация таким образом складывается классическая, во многом напоминающая по своей тупиковости пресловутое палестино-израильское урегулирование. С той разницей, что Израиль пытается избавиться от палестинцев всеми силами, но воздерживается от ликвидации ПНА военным путем, хотя сделать это может в любой момент, в то время как те выдвигают Иерусалиму одно неприемлемое условие за другим.

 

А украинские власти тщатся уничтожить Новороссию почти год – без каких бы то ни было результатов, причем ни о каких терактах в отношении Киева со стороны его противников с юго-востока речи не идет, единственное, чего они от него хотят, чтобы их оставили в покое.

 

Каковы шансы на выполнение сторонами минимально взаимоприемлемых (говоря иначе, пусть плохо, но хоть как-то согласованных) условий, оговоренных в Минске? С точки зрения автора – ноль. Поскольку в отличие от «водяного перемирия», описанного Киплингом в «Книге джунглей», ситуация оставляет много степеней свободы для всех, кто к ней причастен. И если Порошенко в случае провала дипломатической инициативы ЕС, поддержанной Россией, теряет лицо (и скорее всего пост), его партнеры-соперники – Яценюк и Турчинов, не говоря уже об украинских силовиках и радикалах типа Ляшко, не теряют ничего. Скорее приобретают. Поскольку ожесточенную борьбу за власть на Украине никто не отменял и все фигуры в киевском правительстве временные, причем сами они это прекрасно знают.

04-02.jpg

 

США, кстати, за столом переговоров в столице Белоруссии отсутствовали – челночная московско-вашингтонская дипломатия канцлера Меркель в данном случае является образцом того, что учитывать можно и нужно, но к делу не пришьешь – и администрацию президента Обамы результаты этих переговоров ни в чем не связывают. Хотя, впрочем, американцы могли там и присутствовать – в любом качестве. Даже если бы представитель США итоговые бумаги в Минске подписал, смеем предположить, что тактический ход, рассчитанный на введение противника (в данном случае России) в заблуждение, – это одно, а реальная ответственность – совсем другое. Почему, собственно, Вашингтон и передоверил минский процесс Берлину и Парижу, не считая его мероприятием того уровня, на которое американскому руководству имеет смысл отвлекаться: никаким шагам, которые должны способствовать прекращению гражданской войны на Украине, Америка всерьез способствовать не будет.

 

Оптимизм ряда отечественных политологов по поводу отсутствия в Минске президента Обамы как свидетельства того, что Европа наконец-то осознала – ее истинные интересы лежат в кооперации с Россией, а не с Соединенными Штатами, оставим на их профессиональной совести. На волне эйфории от самого факта подписания соглашений (которого вполне могло не произойти) автору довелось услышать даже такую благоглупость, как «Россия с Европой действуют против Америки», что на фоне благополучно реализуемых санкций смотрелось особенно сильно. То есть сторонникам евроинтеграции России хоть кол на голове теши, пронять их нечем.

 

Надеялись они на то, что конфликт России с Западом из-за ситуации на Украине случаен и не является закономерным следствием развития отношений между Москвой, Брюсселем и Вашингтоном за последнюю четверть века. И продолжают на это надеяться.

 

Держались за свои места в европейских структурах и продолжают держаться. Представляя собой в итоге не столько «пятую колонну», в чем их подозревают отечественные патриоты, сколько лучший аргумент против политической маниловщины, столь свойственной значительной части российского «политического класса». Ибо верить в добрые намерения Запада в отношении России после украинских событий 2014 года может только человек, абсолютно неспособный адекватно оценивать ситуацию.

Бег в мешках по кругу

 

По искреннему убеждению автора, минские переговоры, как и активность на дипломатическом поле канцлера Меркель, стали исключительно следствием провальной для украинских войск ситуации, которая могла вот-вот закончиться самым неприятным образом – и падение Мариуполя в этом контексте было бы для них далеко не самым печальным событием. Закономерность такого рода из раза в раз просматривается с железной последовательностью. Попытка блицкрига со стороны Киева, военное поражение, дипломатические шаги Запада в отношении России, переговоры, соглашение, новые антироссийские санкции, нарушение мирного соглашения, обострение ситуации (с непременной гибелью гражданского населения и очередным потоком беженцев в ту же Россию) – далее по кругу.

04-01.jpg

 

Вопрос лишь в том, сколько Киеву понадобится времени для проведения очередной мобилизации, переформатирования украинской армии и ее перевооружения, чтобы начать очередной этап АТО на юго-востоке. Тем более что батальоны национальной гвардии, ориентирующиеся на Яроша и Ляшко, ни к какому перемирию, кем бы и на какой срок оно ни было объявлено, присоединяться не будут, о чем их руководство заявляет открыто. То же самое касается частных военных компаний (ЧВК), которые в своих действиях отвечают только перед оплачивающими их работу олигархами (среди которых выделяется днепропетровский губернатор Коломойский), и уголовных бандформирований, на которые влиять никто не может в принципе.

 

Разумеется, речь не о том, что ЧВК или украинский криминалитет можно использовать для наступления на позиции ЛНР и ДНР. И те, и другие работают за деньги и ради денег, рисковать не любят, опираться на них в масштабных боестолкновениях нельзя (хотя наемники-профессионалы из ЧВК вполне могут решить ту или иную конкретную задачу в рамках военной операции). Однако сорвать перемирие – нарочно или случайно – способны вполне. В ситуации «котлов», отсеченных от основных сил украинской армии, где заперты несколько тысяч военнослужащих с оружием в руках, это может произойти в любой момент.

Бессмысленное оружие

 

Насыщенность территории Украины вооружениями и военной техникой, включая современные системы, которые де-факто никто не контролирует, делает это возможным даже без новых поставок западного оружия, которые дискутируются в ЕС и США. Тем более что поставки эти Украине практически гарантированы, что бы по этому поводу ни говорилось президентом Обамой или конгрессом. В конце концов они могут быть осуществлены по линии ЦРУ или Пентагона в обход Белого дома и конгресса (формально или на самом деле), как это множество раз было в других странах. Оба эти ведомства имеют в Киеве необходимые для проведения операций такого рода прочные позиции и разветвленные связи на высшем уровне.

 

Другое дело, что любое оружие, поставленное на Украину, с вероятностью 100 процентов будет перепродано на черном рынке. Полностью или частично – как получится. Окажется оно в итоге в Европе, Средней Азии, Ираке или в Новороссии, неизвестно. Но перепродано будет обязательно. Страна, обладавшая на момент распада СССР четвертой армией в мире, располагавшая доброй половиной советского военно-промышленного комплекса, к моменту киевского государственного переворота 2014 года дошла до того уровня, до которого дошла. И сейчас имеет слишком прочные коррупционные традиции, чтобы ситуация могла развернуться как-либо иначе.

 

Поток вооружений, который шел и до сих пор идет по всему миру с Украины по каналам черного рынка, включая Африку, Афганистан (во времена талибов танки они получали через Туркменистан именно с Украины), Балканы, Сирию и множество других стран и регионов, сделал Киев одной из мировых столиц нелегального оборота вооружений. Что наряду с прочными традициями Запада в использовании 75–80 процентов средств, выделяемых той или иной стране, для нужд западных фондов, через которые эти средства «осваиваются», позволяет предположить минимальную эффективность любой помощи – военной или финансовой, которую получит официальный Киев.

 

Никакие заклинания насчет торжества на Украине демократии тут никому не помогут. Как не помогут назначения на ответственные посты в правительстве «смотрящих», вроде министра финансов из США и варягов из других стран на разных должностях. Госдепартамент с точки зрения подбора кадров в элиты стран, взятых Америкой под патронат, на протяжении десятилетий проявлял себя самым провальным образом. Почему то, что не сработало в Южном Вьетнаме, Косове, Ираке, Ливии и Афганистане, должно сработать на Украине? Тем более что денег на поддержку экономики этой сорокамиллионной страны ни Штаты с их колоссальным дефицитом бюджета, ни Евросоюз, неспособный решить даже проблемы маленькой Греции, выделить не могут. И вне зависимости от того, что ей было обещано, не смогут даже при маловероятной ситуации, в рамках которой ее положение не ухудшится, а останется прежним.

 

Ситуация эта рассматривается автором как маловероятная исходя из того, что продемонстрировано украинским правительством в попытке избавиться от энергетической зависимости от России, заменив на Южноукраинской атомной электростанции (АЭС) отечественное ядерное топливо на американское. Которое вполне подходит для американского оборудования, но никак не для советского, стоящего на всех украинских АЭС. Что в принципе ясно на уровне средней школы, но не действующему политическому руководству Украины.

 

Поскольку решение это, которое чуть не привело к катастрофе чернобыльских масштабов, было именно политическим. О чем свидетельствует запись беседы технического руководства упомянутой АЭС с лицами, отдававшими приказы.

Государство без будущего

 

Учитывая значительное число в стране промышленных и инфраструктурных объектов, поддержание которых на уровне, исключающем опасность аварий, на протяжении длительного периода маловероятно, с учетом деградации системы подготовки кадров и необратимого оттока с Украины специалистов высокой квалификации техногенные угрозы для нее возрастают с каждым годом и в течение короткого времени могут стать необратимыми. Исправление этой ситуации в условиях гражданской войны и перманентного политического кризиса невозможно. Тем более что ассоциация с Евросоюзом, судя по опыту стран Восточной Европы и Прибалтики, не предусматривает сохранения в них предприятий тяжелой промышленности и атомной энергетики.

 

Показательно, что обсуждение экономики Украины всегда сводится к проблемам внешних долгов, финансового баланса и транзита энергоносителей – без попыток анализа реального состояния хозяйства страны и перспектив его развития (или отсутствия таковых). Что скорее всего связано с тем, что и те, кто является сторонником действующей киевской власти, и их противники просто не видят других предметов для обсуждения. То есть списали Украину как часть международной экономической системы. Тем более что ее роль транзитера энергоносителей из России в Европу в краткосрочной перспективе исчезнет – кредит доверия к украинскому маршруту у российских поставщиков газа равен нулю.

 

То же самое касается украинского военно-промышленного комплекса (ВПК), чья продукция поставлялась преимущественно в Россию.

 

Соединенные Штаты в итоге длительной лоббистской кампании торпедировали эту систему, что на короткий период осложнило работу ряда предприятий ВПК России, однако их перестройка в режиме работы без кооперации с украинскими производителями была проведена в достаточно сжатые сроки (хотя сдача некоторых типов кораблей для Военно-морского флота России задержится на два – два с половиной года). Для украинского ВПК, однако, потери можно рассматривать как необратимые.

 

С учетом того, что широко разрекламированные разработки украинских залежей сланцевого газа оказались фикцией и пробные бурения на территории этой страны американскими компаниями были свернуты, в настоящее время не осталось ни одного направления деятельности из тех, которые могли бы поддержать украинскую экономику на плаву. Что означает: Украина полным ходом движется к дефолту (в первую очередь в отношении долговых обязательств перед Россией), ее экономика стремительно деградирует и она начинает полностью зависеть от внешней помощи. Которая, как мы уже упоминали, в необходимом объеме предоставлена не будет.

 

Возвращаясь к вопросу, рассмотрению которого было посвящено начало настоящей статьи, отметим, что расширяющийся распад государственности на Украине может стать первым этапом ее распада как страны. Возможно ли на текущем этапе сохранение Украины в существующих границах (без Крыма, но хотя бы с Новороссией, получившей широкую политическую и экономическую автономию)? Или даже федеративной Украины? По мнению автора, вряд ли. Если сразу же после свержения Януковича такой шанс был, то последующие события свели его к нулю. Курс на радикализацию и эскалацию алармистских настроений в обществе, гражданская война на юго-востоке и сворачивание связей с Россией во всех сферах максимально сузили число направлений, по которым Украина могла эволюционировать, отсекая для нее одну возможность за другой.

Угроза надолго

 

Надежд на выполнение Киевом минских договоренностей не просто мало – их нет в принципе. Перемирие продлится до момента, когда руководству страны вновь потребуется эскалация напряженности, в том числе для того, чтобы сбить накал очередного майдана. Как следствие удара по позициям войск Новороссии или военной провокации против России можно (и необходимо) ждать в любой момент.

 

Любая концентрация украинских войск на каком-либо направлении может оказаться подготовкой к возобновлению войны. Это означает необходимость «держать порох сухим», не полагаясь на перемирие как таковое. Причем не только для Донецкой и Луганской республик, но и для России, которую столь упорно обвиняют в том, будто с Киевом воюют не армии ДНР и ЛНР, а российские войска, что ожидать Москве можно чего угодно.

 

Для властей Донецка и Луганска главными задачами на период перемирия, помимо усиления отрядов самообороны, являются налаживание жизни и борьба с преступностью на контролируемой ими территории. Без чего они как самостоятельные территориальные единицы будут стоить достаточно мало. Что они смогут сделать в этих направлениях, станет понятно в ближайшее время – именно от успехов в этих сферах деятельности напрямую зависит поддержка любых властей со стороны местного населения.

 

Относительно же России можно предположить, что ситуация на Украине во всех ее специфических аспектах стала лакмусовой бумажкой для массы теорий, похоронив идею евроинтеграции России (которую никто в Европе в качестве равноправного партнера не ждал) так же успешно, как миф о славянском братстве (наиболее распространенным вариантом которой во времена СССР была история о трех братских советских республиках). Да и идея Русского мира ждет ревизии. Поскольку если уж Украина не входит в его состав (а попытки апеллировать к родственным чувствам воюющих на юго-востоке сторон полностью провалились), кто вообще в нем находится?

 

Как бы то ни было, гражданская война на Украине в самом начале и нет никаких надежд на ее быстрое завершение. Как и на то, что перемирие в Донбассе перейдет в прочный мир. Автор будет чрезвычайно рад ошибиться в этом вопросе. Однако судя по всему, шансов немного. Эскалация ситуации на Украине независимо от ее хода осложняет геополитическое положение России и уже этим позволяет Соединенным Штатам набирать очки. Положение Европы она тоже осложняет, но это можно оценивать как побочный эффект. Поскольку автор не является сторонником «теорий заговора», как и принадлежности России к политической Европе, он полагает это малой ценой за ясное понимание того, насколько проблемы второй не должны быть проблемами первой. Как, впрочем, и перспектив российско-американских и российско-украинских отношений.

 

Особая тема – как минское перемирие будет воспринято иностранцами, воюющими на стороне Киева: наемниками и добровольцами. Не то чтобы история белочехов и революционеров-интернационалистов начала ХХ века могла повториться, но фактором влияния они остаются. И влияние это явно не в пользу стабилизации обстановки. Что можно признавать или не признавать – она от этого не улучшится. И, к слову, реши внезапно президент Обама наладить отношения с президентом Путиным, помогло бы это Украине? Уже вряд ли...

 

Евгений Сатановский,

президент Института Ближнего Востока

Подробнее: http://vpk-news.ru/articles/24004

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Как Русскому стать Евреем. Евгений Сатановский в Доме Книги

https://www.youtube.com/watch?v=6pVOZEWBXsQ

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

На останках стабильности

Попытки Запада перекроить Ближний Восток под себя наиболее опасны для инициатора этих процессов

Для аналитика Ближний Восток представляет своего рода лабораторию, в которой проводятся рискованные эксперименты в масштабах целых стран – хотя и не такие катастрофические по своим последствиям, как в Африке южнее Сахары. Тем более что на процессы, идущие в международном сообществе, ближневосточные пертурбации и нестроения влияют значительно сильнее, чем африканские – по крайней мере пока. Результаты, кстати, как правило, не имеют никакого отношения к теориям экспериментаторов, в роли которых помимо великих держав все активнее выступают местные игроки.

 

Обитатели ближневосточного геополитического террариума, о которых в данном случае речь: бывшие империи, турецкая и персидская, борющиеся за восстановление геополитического веса, которым Оттоманская Порта и Иран обладали в доколониальную эпоху, и разбогатевшие на экспорте углеводородов салафитские монархии Аравийского полуострова, не менее амбициозны, чем Соединенные Штаты, Великобритания или Франция. Ориентируются же они в происходящем в регионе намного лучше. Поскольку в отличие от западных дипломатов и университетских профессоров их лидеры прочно стоят на земле, имея информационные источники и каналы влияния там, где полагают необходимым, и используя их так, как считают целесообразным.

 

Колоссальной проблемой внешних игроков на Ближнем Востоке и не только там, как показывает ситуация на Украине, является отсутствие адекватной информации, на основании которой можно принимать те или иные решения. Модное в современном западном разведывательном и политическом сообществе электронное прослушивание дает колоссальный объем первичного сырья, малопригодного для эффективной и главное – быстрой обработки. Благо, кадров соответствующего уровня, обладающих знанием хотя бы базовых языков, не говоря уже о диалектах, этнокультурной, религиозной и страноведческой специфике, ни в одной разведке и МИДе в настоящее время нет. О качестве получаемой информации речь просто не идет.

Хуже, чем хаос

 

Информационная опора на местных союзников, будь то руководство Катара или Саудовской Аравии, Пакистана или Украины, Ирана или Южного Судана, всегда и везде приводила и приводит Запад к провалам. Поскольку исходные данные выдавались и выдаются в искаженном виде, включая прямую дезинформацию (обычное умалчивание можно считать признаком сверхлояльности), в зависимости от того, что в данный конкретный момент западным союзникам, с точки зрения их местных партнеров, полагается (или не полагается) знать. Притом что борьба кланов, в том числе семейных, в разведсообществе накладывала свой отпечаток – история Управления общей разведки Саудовской Аравии дает массу примеров того, как это происходило и происходит на практике.

 

Справиться с исламистами самостоятельно армии Мали, Чада и Нигера не могут, Алжир участвовать в альянсах, сколачиваемых Парижем, отказывается, а США не проявляют желания таскать для французов каштаны из огня

 

 

Соответственно в основе принимаемых даже на высшем уровне решений, как правило, лежит неверно интерпретированная, изначально искаженная информация. Откуда, собственно, и прискорбные результаты, которые в отечественном экспертном сообществе часто пытаются трактовать как следствие воплощения Западом теории «управляемого хаоса», в то время как они являлись и являются итогом элементарной безграмотности и отсутствия профессиональных кадров (нарастающего в верхних эшелонах политического истеблишмента). И все это помножено на самоуверенность исполнителей и размах воздействия.

 

Говоря попросту, в какую именно сторону поворачивается слон в посудной лавке и какие у него при этом намерения, неважно – в итоге там мало что уцелеет. Что и происходит на Ближнем Востоке. Как следствие, будь то строительство там социализма, демократии, авторитарной диктатуры или эксперименты на поле политического ислама, в итоге все равно получается что-то неожиданное и, как правило, чрезвычайно опасное. Причем для инициаторов этих процессов более опасное, чем исходное состояние той части Ближнего Востока, которую они пытались перекроить под себя. Что, впрочем, никогда никого ничему не учит и, судя по экспериментам западного сообщества с «арабской весной» и ее последствиями, не научит.

 

Автор позволяет себе в этом отношении крайний пессимизм, поскольку не только организационно-кадровых выводов из того, к чему привело уничтожение режима Каддафи в Ливии и поощрение западными политическими и силовыми центрами борьбы исламистов всех типов со светскими режимами Магриба и Машрика, не было сделано ни в одном из штабов, где принимались соответствующие решения, но и поддержка радикалов против тех, кого им не удалось свергнуть – как Асада в Сирии, продолжается, несмотря ни на что, до сих пор.

02-02.jpg

 

Последнее, разумеется, объяснимо позицией европейских исламистов-радикалов, которые де-факто контролируют положение дел в многомиллионных мусульманских общинах ЕС, финансовой поддержкой соответствующих решений со стороны Дохи и Эр-Рияда (никто еще не отменял коррупцию – личную и корпоративную в политике), лоббированием со стороны Турции и исламистскими сантиментами Барака Обамы. Однако не оставляет ни малейших оснований для оптимизма. Тем более что даже теракты в Европе не изменили ситуацию: единственный эффективный противник исламистов – ближневосточный светский авторитаризм для современного Запада в качестве союзника по-прежнему неприемлем.

 

Признание сделанных ошибок и тем более исправление их (успешное, а не усугубляющее ситуацию) не слишком характерны для западного сообщества, существующего как будто в параллельной реальности, о чем свидетельствует состояние дел с внутренней безопасностью в странах того же Евросоюза, демонстрирующего удивительную беспомощность в противостоянии с Исламским государством на собственной территории. Нормой для ЕС и США скорее является политический стиль многократного наступания на одни и те же грабли.

 

Подход такого рода способствует тому, что все больший размах в регионе приобретают радикальные исламистско-джихадистские движения, которые не вписываются в официальную систему мироустройства, не скованы никакими принятыми в ней ограничениями и, переустраивая ее под себя, ни в чем не намерены с ней считаться, в том числе за пределами региона. Это дает экспертам-ближневосточникам возможность провести массу исторических параллелей с поправками на глобализацию, которая значительно упрощает деятельность современных наследников ассасинов и махдистов.

Разность потенциалов

 

Отметим, что в каждом уголке Ближнего Востока существуют собственные застарелые конфликты местного значения, а ряд составляющих его государств, не имея глобальных амбиций, активно участвует в делах соседей и обойтись без них или без учета фактора их влияния в зонах, которые лидеры этих государств считают сферами своих жизненных интересов, невозможно, что бы по этому поводу ни думали внешние игроки любого ранга. Это, кстати, предоставляет массу возможностей таким странам, как Россия или Китай.

02-01.jpg mathildasanthropologyblog.files.wordpress.com

 

Так, без участия Марокко и Алжира невозможно обеспечение безопасности на северо-западе Африки, не говоря уже о решении проблемы Западной Сахары (которая, по глубокому убеждению автора, большей частью останется в составе Марокко, кто бы против этого ни выступал на любом уровне). Алжир после распада Ливии как единого государства – ключ к сохранению остатков стабильности в Сахаре и Сахеле, включая в координации с Египтом ту же Ливию (не случайно именно Каир и Алжир поддерживают подразделения генерала Х. Хафтара, выступающего против монополии тамошних исламистов на власть).

 

Египет, помимо Ливии, влияет на положение дел в Судане, Южном Судане и Эфиопии (хотя в последнем случае исключительно из-за проблемы Нила). Израиль – на ситуацию на Синае (где главную роль в подавлении исламистов играет Каир), в Газе (при важной роли того же Египта в изоляции ХАМАСа), на территориях, которые де-юре контролирует ПНА, и, конфликтуя с Ираном, по всей периферии своих северо-восточных границ (хотя его роль неофициального гаранта территориальной целостности Иордании по понятным причинам находится и будет находиться «за кадром»).

 

ОАЭ и прочие малые монархии Залива (Катар в данном случае играет особую роль), военный потенциал которых крайне мал, а уровень влияния на внешние центры силы ограничен защитой собственных интересов, являются участниками общерегиональных процессов исключительно в пределах своих финансово-инвестиционных возможностей. Правительства Сирии и Ирака контролируют значительные, но все-таки остатки территории этих государств, оспариваемые у Дамаска и Багдада суннитскими радикалами, не говоря уже о землях местных курдов, которые не подчиняются никому. Что на фоне происходящего в распавшихся до племенного уровня Ливии, Йемене или Сомали можно считать большой удачей.

 

О региональных и глобальных проектах таких местных игроков, как Катар, Саудовская Аравия, Турция и Иран, автор писал неоднократно.

Как и о том, какие интересы на Ближнем Востоке имеют Китай, Япония, Индия, Южная Корея, США, Великобритания, Франция и другие влиятельные страны, чья экономика и безопасность в значительной мере зависят от их позиционирования в этом регионе. При всем том, чем больше усилий предпринимали указанные выше страны (кроме Индии и Китая, не входящих ни в какие коалиции, включая контртеррористические, кем бы их создание ни было инициировано) для того, чтобы переформатировать Ближний Восток «под себя», тем более шатким оказывалось (и остается по сей день) их положение вследствие повсеместного роста там нестабильности. На некоторых аспектах чего имеет смысл остановиться.

Берберский вопрос

 

Первым из «узлов неопределенности», изменения в котором могут оказать более чем серьезное воздействие на ситуацию в Магрибе в целом, является примыкающий к границе с Тунисом район гор Нафуса на северо-востоке Ливии, населенный берберами, которые в отсутствие какой бы то ни было центральной власти входят в различные альянсы, постоянно меняя партнеров. При этом единственная их задача – формирование на своих землях территориального анклава, который в перспективе не будет иметь над собой какого бы то ни было арабского руководства (как это в настоящее время и происходит).

 

Помимо чисто формальных отношений с будущим ливийским государством, возможность воссоздания которого в настоящее время под большим вопросом, этой стратегии берберского возрождения, все больше напоминающей курдскую, ничто не угрожает и за исключением разве что теоретической военной экспансии Алжира угрожать не может. Последний же в сегодняшней Ливии видит для себя куда большую угрозу в местных исламистах (любого типа – от салафитов до «Братьев-мусульман»), а не в берберах. Хотя подъем берберского национализма в Ливии неизбежно спровоцирует аналогичные процессы в Тунисе и, что для Алжира по-настоящему болезненно, в его собственных берберских провинциях – в первую очередь в Кабилии с ее старыми сепаратистскими традициями.

 

В Центральном Магрибе таким образом постепенно формируется берберский национальный очаг, который в достаточно сжатые сроки при соответствующей внешней поддержке может обрести квазигосударственный статус по образу и подобию того, как это произошло в Иракском Курдистане, а затем де-факто и в Курдистане Сирийском. Алжир с его многочисленным берберским населением (до трети общей численности населения страны), на протяжении столетий сопротивляющимся насильственной арабизации, в данной ситуации выступает в роли Турции с ее курдами. Тем более что и в том, и в другом случае особое значение имеет языковая проблема, включая запрет употребления в быту национального алфавита (курдского в Турции, берберского в Алжире).

 

Можно не сомневаться, что всемерную поддержку этому процессу окажет Франция с ее историческими традициями колониальных времен опоры на берберов, противопоставляемых арабам, большой берберской диаспорой, ролью центра сохранения и возрождения берберского культурного наследия, которую по праву играет Париж, и традиционно сложными отношениями последнего с Алжиром, балансирующими на грани кризиса. Притом что в президентство Ф. Олланда эти отношения по сравнению со временами Н. Саркози отнюдь не укрепились. И вряд ли укрепятся в будущем. По крайней мере до той поры, пока ветераны войны за деколонизацию Алжира занимают посты в руководстве этой страны и что особенно важно – ее силовых структур.

 

Алжир, резонно обвиняя Францию в дестабилизации ситуации в Северной Африке после свержения Каддафи, которому негласно помогал, категорически против любых военных операций в регионе против кого бы то ни было, если их инициирует Париж. Попытки Франции растопить лед в межгосударственных отношениях последовательно срываются с непременными намеками на иски, которые бывшая колония готовит против бывшей метрополии за проведенные на ее территории в 50–60-х годах ядерные испытания. Ответные заявления вроде поздравления членов французской правительственной делегации с тем, что они из Алжира «вернулись живыми», напоминая по стилю юмор «Шарли Эбдо», провоцируют очередные франко-алжирские скандалы, дополнительно ухудшая перспективы сближения государств.

 

Еще одна страна, готовая поддержать подъем берберского национализма на всех территориях, упомянутых выше, и в первую очередь в своем соседе-сопернике – Марокко. Королевство, которое в значительной мере населено именно берберами, притом что у монаршей семьи берберские корни, с недавних пор имеет конституцию, придавшую берберскому языку официальный статус. «Арабская весна» в Марокко парадоксальным образом усилила опору королевского двора на берберов, получивших привилегии, немыслимые в Алжире. Так что любое усиление берберской идентичности на его территории практически ничем Марокко не угрожает (в отличие от исламистов или левой оппозиции, в подъеме которой марокканские спецслужбы традиционно и небезосновательно обвиняют именно Алжир).

 

Эксперты, в том числе отечественные, периодически упоминают в составе «группы поддержки» берберского национализма, в частности в Ливии, Тунисе и Алжире, Израиль. Автор, опираясь на личное знакомство с ситуацией, склонен считать берберо-израильские связи следствием в первую очередь широких и давних неформальных мароккано-израильских контактов, в том числе на высшем уровне. Поскольку они имелись и поддерживаются между королевским двором – с одной стороны и правительством (включая премьер-министра) и президентским офисом – с другой.

 

Дополнением служат контакты на общинном уровне (марокканские евреи сформировали насчитывающую сотни тысяч человек диаспору во Франции и чуть меньшую, вторую по численности после русскоязычной общину в Израиле) и широко распространенные в Северной Африке до новейших времен берберо-еврейские браки (благо, многие берберские племена до арабского завоевания исповедовали иудаизм, причем пережитки его некоторые из них сохранили до прихода французов). Отдельно можно вспомнить о потомках берберов, вернувшихся к иудаизму, живущих в современном Государстве Израиль (автору известно о двух их деревнях в этой стране).

 

При всем том североафриканские реалии для этих людей остались в прошлом. Ни о каком участии их в сегодняшней борьбе за власть в Магрибе не может быть и речи. А единственное, что теоретически могло бы их заинтересовать, вопрос реституций – возврат оставленного и конфискованного имущества, финансовых авуаров и земельных участков по определению не будут обсуждать ни одно правительство и ни одна местная администрация исламского мира в целом и Магриба в частности. Упоминать об этом мог разве что экспрессивный Каддафи. Причем именно для того, чтобы испортить настроение своим соседям, для которых, если бы он внезапно решил вернуть крошечной еврейской общине Ливии ее имущество, это стало бы прецедентом и большой проблемой.

 

Что касается Израиля как такового, его интересы никогда не включали и явно не будут включать в будущем вопрос о том, как устроены те или другие государства исламского мира: опыт Ливана в начале 80-х показал полную бесперспективность для Иерусалима опоры на местных союзников. Хотя по договоренности с крупным внешним игроком проявить определенную активность, в том числе на значительном расстоянии от своих границ, израильские спецслужбы могут вполне. К примеру, в рамках взаимного обмена услугами. И здесь Марокко вместе с Францией и (или) США вполне подходит для них на роль потенциального партнера.

 

В любом случае то, как именно сыграет (и сыграет ли вообще) в Магрибе берберский фактор, станет ясно не позже августа 2015 года, когда запланирован Всеобщий конгресс народа амазиг, на котором должны присутствовать делегаты из всех стран проживания берберов и наиболее крупных берберских общин Запада. Что в случае Ливии скажется на активности как самих берберов, так и таких этнических групп, как туареги и тубу. Для Алжира и его южных соседей по Сахаре и Сахелю, однако, куда важнее нестабильность в североафриканском «урановом поясе», вызванная активностью исламистов, объявивших о присоединении к Исламскому государству (ИГ).

 

Для Франции возможность прекращения из этого региона поставок урана для ее АЭС смертельно опасна. Притом что справиться с исламистами самостоятельно армии Мали, Чада и Нигера не могут, Алжир участвовать в альянсах, сколачиваемых Парижем, отказывается, а США наблюдают за ситуацией, не проявляя никакого желания таскать для французов каштаны из огня. Тем более что на юге региона нарастает военная активность союзного ИГ «Боко харам», расширяющего зону своего контроля не только в Нигерии, но и в Нигере и Камеруне. Что для России важно, поскольку если Франция не сможет защитить позиции «Аревы» на урановых месторождениях Африки, это резко усилит ее конкуренцию с Росатомом в республиках Центральной Азии.

 

Не забывая об отечественных интересах в горнодобывающей отрасли стран, о которых идет речь, в первую очередь в сфере добычи того же урана, отметим все же: позиции на постсоветском пространстве для Москвы много важнее. Что означает на данном этапе как минимум усиление мониторинга ситуации в Северной Африке.

Евгений Сатановский,

президент Института Ближнего Востока

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Рука Катара

Коалиция против Исламского государства не спешит с наземной операцией

Антитеррористическая коалиция, созданная осенью 2014 года под эгидой США, объявила о начале подготовки к наземной фазе операции против Исламского государства (ИГ), которая как минимум призвана выбить боевиков ИГ из Мосула. К ней готовятся не только страны, входящие в коалицию, и руководство ИГ, но и государства и военизированные структуры, которые будут поддерживать ее извне (Иран, «Хезболла» и другие шиитские группировки региона, армия Башара Асада).

 

Особая тема – роль стран, в том числе «бывших» (таких, как Ливия), не граничащих с сирийско-иракским театром военных действий непосредственно, на территории которых родственные ИГ террористические структуры будут проводить активные отвлекающие операции: Египта (на Синае), государств Магриба, стран Сахары и Сахеля. Действия там местных исламистов поддержит Катар, дистанцирующийся от непосредственных связей с ИГ, по крайней мере открытых, но продолжающий использовать его в собственных интересах.

Вопрос, как можно эффективно бороться с ИГ, одновременно сотрудничая с его главным патроном, не имеет ответа

 

С высокой степенью вероятности можно предположить масштабные провокации против Израиля, призванные втянуть еврейское государство в прямую конфронтацию либо с ИГ, либо с противостоящим ему ирано-сирийско-ливанским шиитским блоком. Первое с учетом того, что Иерусалим, заинтересованный исключительно в безопасности своих границ, ограничится уничтожением приближающихся к ним групп боевиков и не включится в операции против ИГ, будет направлено на развал антитеррористической коалиции. Именно это в 1991 году пытался в ходе «Войны в Заливе» спровоцировать Саддам Хусейн, проводя ракетные обстрелы Израиля с тем, чтобы втянув его в войну, оставить США без арабских союзников. Второе ослабит давление на ИГ, а в идеале спровоцирует большую ирано-израильскую войну.

 

Тем более что Израиль с учетом курса президента Обамы на сближение с Исламской республикой и динамики развития ядерной программы Тегерана вынужден интенсивно готовиться к вооруженному противостоянию. Да и Иран, контролирующий ракетный плацдарм на юге Ливана, занимаемый «Хезболлой», возобновивший поставки ракет ХАМАСу в Газу через Синай и оперирующий значительными по численности подразделениями КСИР в Сирии, готов к войне с Израилем.

02-02.jpg

 

Гражданская война в Сирии и ИГ в Ираке сковывает Иран на средиземноморском направлении. Прямая военная конфронтация с Израилем не является для него приоритетной. Тем не менее провокация, которая столкнет Иерусалим и Тегеран, вполне может быть проведена тем же ИГ, если по Израилю будет нанесен удар со значительным числом жертв. Хотя та же «Хезболла» крайне не заинтересована в развитии такого сценария, который для нее может стать смертельным, – это же можно сказать о правительстве Асада.

 

Определенная сдержанность во взаимной конфронтации была продемонстрирована Ираном и Израилем при недавнем обмене ударами. Хотя в результате на сирийских Голанах погиб иранский генерал, а в ходе ответного обстрела израильтяне понесли потери в живой силе, дальнейшей эскалации конфликта – к большому сожалению сирийских джихадистов и их спонсоров в Саудовской Аравии и Катаре – удалось избежать. Заслугу в этом руководство израильского ЦАХАЛ может разделить с командующим иранскими подразделениями в Сирии генералом Касемом Солеймани. Де-факто произошел «размен». Израиль показал, что любые действия Корпуса стражей исламской революции в пограничной зоне будут пресекаться. Иран же – что не оставит гибель командного состава без последствий.

Нефть – слабое звено

 

Возвращаясь к проблеме сухопутной операции антитеррористической коалиции против Исламского государства, отметим, что бомбардировки позиций ИГ с воздуха (кем бы они ни проводились), продолжавшиеся несколько месяцев, хотя и сдержали его экспансию в направлении Багдада, шиитских святынь Ирака, Дамаска и курдских регионов (отчасти), не нанесли этой организации серьезного урона. Отступление боевиков в Курдистане, в районе города Кобани и гор Синджар, которое основные мировые СМИ подали как победу коалиции и курдских пешмерга, представляет собой типичный уход партизанско-террористических групп, составляющих основу военных сил ИГ, от воздушных ударов.

01-02.jpg Фото: topwar.ru

 

Именно такую тактику применяли в Афганистане в противостоянии с американскими войсками талибы. Она же лежала в основе действий иракской «Аль-Каиды», прямой предшественницы Исламского государства Ирака и Леванта (ИГИЛ), против тех же американцев в 2000-х годах. Отказ исламистов от позиционной войны против заведомо более сильного противника, имеющего абсолютное превосходство в бронетехнике, артиллерии и ВВС, позволяет им сберечь силы и нанести удар позднее, концентрируясь на направлениях, где можно добиться однозначного успеха.

 

Растворившись в гражданском населении с тем, чтобы добиться отвода западных войск, несущих значительные потери в минной войне и под градом точечных ударов в тылу, «партизаны», оставшись один на один с местными силами, добиваются перевеса в короткие сроки. В том числе за счет того, что воевать с успехом на Ближнем Востоке этноконфессиональные подразделения (к которым относятся иракские шииты и курдские пешмерга) могут на протяжении длительного времени только на собственных землях. В суннитских же районах в конечном счете побеждает тот, кто опирается на местные племена.

 

Эта опора в начале иракской кампании позволила генералу Дэвиду Петрэусу выбить «Аль-Каиду» из провинции Анбар, используя ополчение «Сахва», состоявшее из бойцов суннитских племен, изгнавших со своей территории агрессивных чужаков. Позднее, после того, как шиитское правительство в Багдаде, опираясь на армию и МВД Ирака, вступило с ними в прямую конфронтацию, племена присоединились к Абу-Бакру аль-Багдади и его ИГИЛ, став одной из опор будущего Исламского государства. Соответственно ключевым вопросом победы над ИГ является изменение позиции племен суннитского Ирака.

 

Чтобы они перестали воевать за ИГ и укрывать радикальных исламистов в своих населенных пунктах, необходимо сделать это невыгодным – в первую очередь пресечением доходов от продажи на черном рынке нефти. То есть промыслы, НПЗ и трубопроводы ИГ должны быть разбомблены, а покупающие у исламистов нефть турецкие, иорданские и иракские (из Иракского Курдистана) компании отсечены от банковского финансирования, что есть прямая задача финансово-контролирующих органов США. Отток капитала резко снизит вербовочные возможности ИГ за границами контролируемого им региона, остановит приток высококвалифицированных специалистов из стран Запада, распространение влияния ИГ в Африке, Центральной и Юго-Восточной Азии. Отметим, что до настоящего времени эта задача коалицией не выполнена.

 

Другим весомым аргументом для суннитских племен в пользу отказа от поддержки Исламского государства представляется ситуация, когда населенные пункты, являющиеся опорой ИГ, стираются с лица земли в показательном порядке, который на Востоке видится единственной принятой нормой, а переставшие быть его базой оставляются в покое. Что становится задачей для саудовского и иорданского управлений общей разведки, имеющих каналы взаимодействия с иракскими племенами, в том числе родственные. Отколовшиеся от ИГ племена должны получить не только военную поддержку, но и достаточно серьезную финансовую компенсацию. Это точно соответствует старинной британской поговорке: «Араба нельзя купить – его можно только арендовать» или российской идее сочетания кнута и пряника.

Чья будет пехота?

 

В середине февраля американцы провели в иорданской столице переговоры с шейхами ряда суннитских племен Ирака. Зейдан аль-Джибури и Джалаль аль-Гауд заявили, что готовы участвовать со своими сторонниками в операции против ИГ, но требуют, чтобы в суннитских провинциях Ирака перестали действовать шиитские отряды МВД Багдада, славящиеся террором против мирного населения. Вопрос о том, в какой мере официальный Багдад способен отказаться от давления на суннитов, остается открытым: договороспособность действующего правительства экспертами расценивается не выше, чем его предшественников.

02-01.jpg

 

Вышеназванные проблемы более или менее ясны руководству антитеррористической коалиции. Но неясно, кто именно будет ими заниматься, что и объясняет медлительность действий. Тем более что коалиция эта формальна и у всех ее участников разные цели. Каждый готов бороться лишь за то, что необходимо именно ему, требует от США помощи исключительно по своим направлениям и необходимость координации действий с другими участниками воспринимает крайне настороженно. А интересы не только не совпадают, но могут быть и прямо противоположны (как у Саудовской Аравии и Турции – с одной стороны и Ирана – с другой в Сирии).

 

Сами американцы явно не предпримут в ближайшее время какую-либо военную интервенцию в Ираке или Сирии (общественное мнение Штатов резко настроено против военных операций на Ближнем Востоке). Соответственно им необходимы вооруженные силы, готовые действовать против ИГ «на земле». Одной из таких, с которой Вашингтон пытается договориться о проведении сухопутной операции против ИГ, являются курдские пешмерга общей численностью около 70 тысяч.

 

Следует учитывать, что пешмерга не армия, а структура, объединяющая вооруженные формирования, часть которых подчиняется Демократической партии Курдистана Масуда Барзани, а другая является вооруженными отрядами Патриотического союза Курдистана, до недавнего времени возглавлявшегося бывшим президентом Ирака (2005–2014) Джалалем Талабани. Оружие курды получают из Франции и Германии. Боеприпасы – из Канады, Венгрии, Чехии, Болгарии и Албании.

 

Помимо соперничества между полевыми командирами из-за их разной политической ориентации фактором, ослабляющим пешмерга, является коррупция. Оценить военный потенциал курдов и ИГ позволяет интервью, которое 15 февраля дал газете «Аль-Хайят» руководитель Автономного региона Курдистан Масуд Барзани. По его словам, потери курдов Ирака в борьбе против ИГ составили 800 убитых и около 4000 раненых. Среди убитых – 10 бригадных генералов. Самыми серьезными боевыми операциями Барзани считает успешные для курдов битвы за овладение горами Синджар, Мосульской дамбой и дорогой, связывающей Мосул с Тель-Афаром.

 

Военный потенциал ИГ на направлении противостояния с курдами оценивается в 50 тысяч человек, причем воевать с этими отрядами, с их точки зрения, сложнее, чем с армией Саддама Хусейна. В рядах ИГ много опытных боевиков. Причем баасистские кадры, которыми руководил бывший заместитель Саддама Хусейна Иззат Ибрагим ад-Дури, играли значительную роль на первом этапе суннитского восстания. В настоящее время исламисты полностью доминируют в ИГ, подчинив себе все остальные силы.

 

Основным вопросом, помимо безопасности населения, руководство региона считает удержание Киркука, центра нефтеносного района, занятого пешмерга в июле 2014 года после захвата ИГ Мосула. Около 50 процентов населения Киркука – курды, 32 процента – арабы-сунниты, 16 процентов – туркоманы (в основном шииты). Тем более что овладеть Киркуком мало – его нужно оставить за собой, а пригород Киркука – Хувейджа, в котором в 2013-м развернулось протестное движение против правительства Нури аль-Малики, пока контролирует ИГ.

 

Скорее всего США отдадут главную роль в командовании сухопутной операцией королю Иордании Абдалле II. Амман стал местом интенсивных встреч и переговоров между различными иракскими фракциями. В начале января иорданскую столицу посетил иракский министр обороны Халед аль-Обейди. 9 февраля ответный визит в Багдад нанес начальник генштаба иорданской армии Машаль аз-Забен.

На сирийском направлении под контролем правительства Башара Асада находятся Дамаск, средиземноморское побережье Сирии (Латакия и Тартус), провинции Хама и Хомс. ИГ контролирует провинции Ракка, Дейр эз-Зор и земли до восточных районов Алеппо. В сельских районах провинции Идлиб создан эмират «Джабхат ан-Нусры». Сирийские курды пользуются независимостью в анклавах на северо-востоке страны. «Исламский фронт» Захрана Аллюша установил мини-государство в Восточной Гуте, что позволяет нанести удар по позициям ИГ с запада силами Асада в рамках неформального временного соглашения с американцами (явно достигнутого).

Чего ждать

 

Со своей стороны лидеры ИГ накануне генерального наступления сил коалиции на Мосул проводят изменения в военной и организационной структуре. Согласно секретному меморандуму военного руководства ИГ, завизированному Абу Бакром аль-Багдади, «ячейкам и представителям ИГ необходимо свернуть любую деятельность по рекрутированию новых бойцов в Германии, Франции, Марокко, Иордании и КСА в силу участившихся попыток спецслужб этих государств инфильтрировать свою агентуру в ряды организации».

 

В меморандуме говорится, что ИГ необходимо усилить вербовку в регионах, в которых западные спецслужбы и их арабские коллеги имеют минимальные возможности влияния. Это прежде всего относится к китайским уйгурам, несколько сотен которых воюют в ИГ. Пекин озабочен вовлечением уйгурских сепаратистов в мировой джихадистский процесс. Боевики из Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая направляются в Ирак через Афганистан. Попытки КНР наладить взаимодействие с афганскими спецслужбами результатов не дали. В этой связи Китай обратился к Франции с просьбой о помощи в инфильтрации агентуры на каналы связи ИГ с уйгурскими сепаратистами. Логичным выглядело бы обращение КНР к Турции, имеющей сильные позиции среди уйгуров, но его не было. Что говорит об убежденности китайских спецслужбистов в изначальной бессмысленности привлечения Анкары к этому процессу.

 

Вторым направлением рекрутирования джихадистов, по идее Абу Бакра аль-Багдади, должен стать российский Северный Кавказ. На сегодня в ИГ воюют 1500 чеченцев и 200 дагестанцев. Подавляющее большинство из них имеют боевой опыт кампаний в Чечне и долгое время живут в эмиграции в Турции. Основной пункт вербовки располагается в Панкиси, в Грузии, и в той же Турции. При этом попыток масштабной дестабилизации ситуации на самом Северном Кавказе со стороны исламистов ждать не следует: Россия в антитеррористической коалиции участия не принимает.

 

В меморандуме ИГ указывается, что наступление на Мосул планируется проводить силами иракской пешмерга, шиитской милиции под командованием специалистов из КСИР, иракской армии с задействованием на определенных направлениях сирийского спецназа. Мосул предполагается оборонять силами мобильных групп, что минимизирует потери от авиаударов. Предполагается, что город в конечном счете придется оставить. В этой связи значительная часть консультативного и управляющего совета ИГ в лице «Маджлис аш-Шуры» эвакуирована в провинцию Найнава, где оборудованы подземные убежища. Это параллельное командование возглавляет Абу Мухаммед аль-Аднани, правая рука Абу Бакра аль-Багдади.

 

Тактическим ходом, упоминаемым в меморандуме, является необходимость усиления боевой активности структур ИГ в Северной Африке (особенно в Ливии) и на Синае. Это должно отвлечь силы коалиции (Египта, поддерживающего существующий статус-кво на саудовско-иракской границе) на второстепенные направления. Насколько это сработает – сказать сложно. По нашей оценке, отвлечь силы АРЕ могут только широкомасштабные боевые операции, на что у исламистов в Ливии нет сил. Хотя демонстративные казни в Ливии египтян заставляют Каир как минимум отвлекать на ливийское направление свои ВВС. Отметим, что про Сирию в меморандуме ИГ ничего не говорится, что означает – направление не представляется для руководства ИГ существенным. Это подтверждает планомерный отвод отрядов ИГ из районов, примыкающих к сирийско-турецкой границе, и их частичная передислокация в Ирак.

ИГ без границ

 

Тем не менее и в Ливии, и на Синае наметилось усиление террористической активности, что указывает прежде всего на наличие единого командного центра, расположенного скорее всего в Дохе. Все три территории, контролируемые военно-террористическими структурами, объединенными в рамках ИГ, входят в зону интересов и поддержки Катара. Что заставляет крайне скептически подходить к итогам противостояния ИГ с антитеррористической коалицией во главе с Соединенными Штатами Барака Обамы, для которого именно этот эмират является одним из главных союзников в арабском мире.

 

Доха стояла у истоков создания ИГ и поддерживала эту организацию как часть антиасадовского фронта в Сирии, когда она представляла собой не более чем ИГИЛ и еще не вышла на самофинансирование. Однако к Катару ни из Вашингтона, ни из Брюсселя не звучат ни претензии, ни обвинения. ИГ – проект Катара, дополняющий его «линейку возможностей» в сфере ультрарадикального ислама, в придачу к патронируемым им (в союзе и одновременно конкуренции с Турцией) «Братьям-мусульманам», сочетающим террористические и политические методы захвата и удержания власти. Вопрос, как можно эффективно бороться с ИГ, одновременно сотрудничая с его главным патроном, не имеет ответа.

 

Это оставляет Исламскому государству широчайшие возможности для маневра, тем более что международный бренд им создан (или скорее создан «под него») на высоком профессиональном уровне, который и не снился порожденной саудовцами «Аль-Каиде» (что напоминает историю телевизионного канала «Аль-Джазира», ставшего первым по-настоящему популярным медиаресурсом в исламском мире).

 

ИГ пользуется влиянием от Европы и Северной Африки до Пакистана и Индонезии. И вытеснение с части занимаемой им в настоящее время в Ираке и Сирии территории означает, что структуры ИГ будут бороться за власть и контроль над ресурсами в других странах при посильной помощи государств, использующих или пытающихся использовать его в своих целях. Не слишком утешительный прогноз, но сделать более оптимистичные выводы из сегодняшней ситуации невозможно.

Евгений Сатановский,

президент Института Ближнего Востока

Подробнее: http://vpk-news.ru/articles/24187

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Брат по расчету
Ближневосточная система стабильной нестабильности ищет опору в «открытых» альянсах

 

Желающих выстроить простые «долгоиграющие» схемы политических альянсов и контральянсов, опираясь на которые можно вести внешнюю политику государства, ждет разочарование. Ничего вечного не существует, тем более в политике.

 

Стратегемы древних китайцев дают много примеров того, как следует ориентироваться в быстро меняющемся мире. Единственное, что в нем постоянно, – отсутствие постоянства. Вчерашние враги становятся союзниками. Противники находят общие интересы и координируют свои действия до достижения общей цели, после чего расходятся, вернувшись к противостоянию.

 

Почивать на лаврах в политике опасно. Самые опытные аналитики делают провальные прогнозы и дают катастрофические по своим последствиям рекомендации из-за того, что находятся в плену традиционных представлений. Опираясь на картину мира, верную для вчерашнего дня, они упускают из виду сегодняшний. Хуже всего, если на их мнении сильные мира сего основывают долгосрочную политику. Поскольку каждый следующий шаг может быть с тактической точки зрения верен. Но если изначально движение идет в неверном направлении и концепция его основана на ложных постулатах…

Турция рассматривает себя как новую Оттоманскую Порту. Иран, по убеждению его лидеров, – новая Персидская империя

Именно это можно наблюдать на современном Ближнем и Среднем Востоке (БСВ) и в Африке, если проанализировать результаты попыток строительства там социализма (которые на протяжении десятилетий до самого 1991 года предпринимал Советский Союз) и демократии западного типа (внедряемой там с упорством, достойным лучшего применения, Соединенными Штатами). Американское заигрывание с исламистами, опора на них в противостоянии со светскими авторитарными лидерами, которых в Вашингтоне считают естественными союзниками Москвы, и «отработка заказов» стран Залива, которые этих исламистов патронируют, привели к мегатеракту «9/11» и теракту на Бостонском марафоне. Однако концепция осталась неизменной с 80-х годов, и президент Барак Обама в этом ничем не отличается от президента Рональда Рейгана.

Бессилие мирового сообщества

 

Монархии Залива (в первую очередь Саудовская Аравия) не только способствовали возникновению альянса ветеранов «Аль-Каиды» и НАТО в ходе распада Югославии. Они фактически заманили американскую армию в Ирак и Афганистан в начале 2000-х, втянули Францию и США в интервенцию в Ливии спустя десять лет и до сих пор провоцируют их вмешательство в гражданскую войну в Сирии.

 

Итогом того, что в очередной раз «хвост вертит собакой», с поправками на современный смысл этого классического выражения стало не только разрушение государственности на значительной части Арабского Востока, но и инфильтрация радикального исламизма в крайних формах в западный мир. Причем речь идет уже не о «Братьях-мусульманах», «Аль-Каиде», «Хезболле», ХАМАС и других классических политических, военно-политических и террористических движениях и группировках, не пытавшихся переустроить западный мир (притом что «умеренные исламисты» крайне легко переходят к вооруженным формам борьбы с этим миром и радикализируются до уровня, демонстрируемого Исламским государством).

02-02.jpg

 

Появление в итоге эволюции салафитского джихадизма в Сирии и Ираке Исламского государства (ИГ), вербующего сотни и тысячи сторонников джихада не только в странах БСВ, Азии и Африки, но и в США, Канаде, Австралии и странах Евросоюза, означает, что современная цивилизация столкнулась с противником, уничтожить которого она пока не может. И не исключено, не сможет, поскольку для этого необходимо действовать не теми методами, которые она на настоящем этапе своего развития способна применять. В то же время боевики ИГ и родственные им группировки, с успехом сочетающие средневековое зверство с технологическими достижениями современного образца, способны не только наносить болезненные удары изнутри государств западного сообщества, но и выстраивать устойчивые квазигосударственные образования, контролирующие территории, на которых живут миллионы людей.

Характерной приметой этих территориальных структур является уничтожение в их пределах любых элементов цивилизации, в том числе исламской (религиозных и исторических памятников, кладбищ, музеев, архивов и библиотек), не соответствующих наиболее пуританским вариантам салафитской доктрины в ее примитивизированном до крайности варианте. Что было известно еще с талибского Афганистана 90-х, хотя проявлялось там не в такой крайней форме, как в современных Сирии и Ираке. Другими приметами являются геноцид этноконфессиональных групп, которые не признаются «истинно верующими», и внедрение таких классических для средневековья форм отношений, как рабство.

 

Способность «мирового сообщества» противостоять всему вышеперечисленному равна нулю, если не считать запросов руководства ЮНЕСКО в Совет Безопасности ООН. Для демонстрации чего исламисты и производят действия, явно рассчитанные «на публику». Судя по меморандуму ИГ, выпущенному в преддверии кампании по освобождению от исламистов Мосула, руководство квазигосударства готово к отходу из крупных городских центров (стандартная тактика в противостоянии с американскими войсками, широко применяемая в Ираке и Афганистане) и перебазированию в другие районы и, не исключено, страны. Так, наступление на позиции ИГ в Ираке может активизировать его деятельность в Сирии.

02-01.jpg Коллаж Андрея Седых

 

Другой аспект деятельности радикальных исламистов, занимающих вакуум власти на территориях, где государство неспособно осуществлять контроль над текущей ситуацией, – их взаимодействие на уровне спецслужб со странами-патронами: Турцией, Саудовской Аравией, Катаром и Пакистаном. В противовес им шиитские военизированные структуры курируются и поддерживаются Ираном. При этом «мировое сообщество» на официальном уровне до сих пор не может признать складывающуюся реальность и выстроить механизм, позволяющий ее учитывать. ООН оперирует картиной мира, включающей государства Африки и БСВ, которые таковыми давно не являются (Сомали, Ливия, Йемен, Афганистан и Сирия – только незначительная часть из них) либо так и не стали настоящими (Южный Судан) или демонстрируют неспособность к самостоятельному существованию задолго до официального признания (Палестина).

 

В системе «стабильной нестабильности» описываемого региона и его периферии, включающей, помимо прочего, Балканы, Закавказье и Центральную Азию, в дополнение к традиционной схеме межгосударственных связей в настоящее время выстраивается все более явная сеть «открытых» или «незамкнутых» альянсов. То есть сложных отношений «по доверенности», позволяющих в случае экстренной необходимости координировать и согласовывать вопросы, которые не могут быть обсуждены напрямую, через государство, имеющее «равноудаленные» связи со странами, которые в такой координации нуждаются. Как это может быть проведено в «незамкнутом треугольнике» Иран – Россия – Израиль, который на настоящем этапе заменил существовавшую до разрыва военно-политического союза Иерусалима и Анкары конструкцию, в которой последняя занимала место Москвы.

 

В современную русскоязычную научную лексику упомянутое выше понятие введено известным израильским политологом Зеэвом Ханиным. Специалисты, опирающиеся на реальность, а не на формальные межгосударственные и блоковые соглашения, с успехом пользуются понятием «незамкнутых треугольников» (и более сложных систем) в оценках и прогнозах. И хотя в международной бюрократии такого рода практика отсутствует – там опираются практически исключительно на закрепленную юридическими рамками базу, не обращая внимания на соответствие теории действительности, представляется важным и актуальным остановиться на том, как выстраивается система межгосударственных связей и альянсов государств БСВ и основных внешних игроков, занимающихся регионом, на текущий момент.

Оси вращения

 

Ключевым событием последнего времени, значение которого выходит далеко за пределы региона, является заключение военного союза Катара и Турции. Созданную ими ось можно рассматривать как основу военного, политического и финансового блока, к которому в случае их появления смогут присоединиться другие режимы, построенные на принципах поддержки «Братьев-мусульман» (пока что в странах «арабской весны», где «Братья» взяли власть, они ее потеряли). Турции с ее неоосманистскими амбициями и Правящей партией справедливости и развития, являющейся местным клоном «Братьев-мусульман», альянс с Катаром дает доступ к практически бесконечным инвестиционным и газовым ресурсам. Катару – возможность опереться на турецкий политический, военный и промышленный потенциал.

01-02.jpg Фото: assets.nydailynews.com

 

Говоря попросту, этот союз на сегодня (никто не знает, надолго ли) обезопасил Катар, претензии к которому в связи с продвижением Дохой интересов «Братьев-мусульман» со стороны Египта (АРЕ) и соседних арабских монархий во главе с Саудовской Аравией (КСА) остаются актуальными, несмотря на формальное примирение эмирата с Каиром и Эр-Риядом. Продолжающаяся, хотя и в более скрытой форме, чем ранее, поддержка Дохой террористов на Синае и в Ливии, «Братьев» в странах Машрика и ИГ в Ираке и Сирии в любой момент может взорвать ситуацию в Совете сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ), вновь поставив Катар на грань исключения из него.

 

Помимо прочего, альянс Катара с Турцией призван уравновесить сложившуюся в регионе после свержения египетской армией режима «Братьев» во главе с президентом М. Мурси ось АРЕ – КСА, укреплению которой способствовало противостояние с ИГ светской военной автократии Египта и саудовской салафитской геронтократии. В настоящее время Египет – гарант территориальной целостности Саудовской Аравии, переставшей надеяться на США, перед лицом надвигающейся со стороны ИГ угрозы с севера, из Ирака. При необходимости Эр-Рияд сможет опереться на него и для решения проблем на Йеменском направлении, что крайне актуально с учетом наступления на юг проиранских хоуситов, захвативших столицу страны – Сану, что поставило Йемен на грань распада. Наконец, египетская армия – единственная в арабском мире сила, на которую королевство может рассчитывать в саудовско-иранском конфликте, в случае перехода противостояния Тегерана и Эр-Рияда от сегодняшних суннито-шиитских «войн по доверенности», идущих в Ливане, Сирии, Ираке, Йемене и на Бахрейне, к лобовому столкновению.

 

Турция имеет прохладные, несмотря на формальный союз и членство в НАТО, отношения с США, испорченные персональной неприязнью президентов Эрдогана и Обамы. То же самое можно сказать о ее отношениях с ЕС – из-за «вечного» статуса кандидата в члены Евросоюза и кипрской проблемы. Отметим также региональное соперничество с Ираном (при диаметрально противоположной позиции Анкары и Тегерана по Сирии), растущую напряженность с Израилем и враждебность к Египту (взаимную – из-за жесткой позиции Эрдогана относительно президента Ас-Сиси после свержения последним Мурси). При всем этом Турция остается региональной сверхдержавой. С Россией, несмотря на разногласия по Сирии, она поддерживает неформальный союз, базирующийся на экономических связях и скепсисе президентов Эрдогана и Путина в отношении политики США и лично Барака Обамы.

 

Что касается Саудовской Аравии, то по вопросу поддержки Анкарой движения «Братьев-мусульман» они противники. По Сирии – союзники. В отношении ИГ все сложнее. Для Эр-Рияда ИГ – враг. Вопрос же отношения Анкары к Исламскому государству, которое получает основную долю своих доходов от торговли нефтью по демпинговым ценам через турецкую границу (напрямую или через Иракский Курдистан), несмотря на присутствие Турции в составе антитеррористической коалиции, неясен. Контакты с ИГ Анкара по линии спецслужб поддерживает (о чем свидетельствует хотя бы история с освобождением турецких дипломатов, захваченных исламистами в Мосуле). От прямых атак на его структуры уклоняется. В ходе боев ИГ и сирийских курдов в районе Кобани решала, в том числе перебрасывая туда через свою территорию пешмерга М. Барзани из Ирака, исключительно собственные задачи.

Иран поддерживает прочные отношения с Ираком (точнее – правительством в Багдаде) и Сирией (правительством Асада), а также шиитскими военизированными структурами и племенами по всему региону. Жестко враждебен Израилю и Саудовской Аравии, которая в противостоянии с ним готова опереться на еврейское государство – в том числе предоставив Израилю воздушные коридоры для авиационной атаки на иранские ядерные объекты, если Иерусалим примет решение о начале военной операции и США ее не сорвут (как это было в недавнем прошлом). Отношения с Москвой Тегеран поддерживает прочные, но готов к установлению таких же отношений с кем угодно, будь то Китай, Индия, Южная Корея, ЮАР или страны Евросоюза, а при удачном стечении обстоятельств и США, с которыми в настоящий момент сближается, используя соответствующие настроения в Белом доме.

 

На европейский рынок углеводородов Иран готов выйти в любой момент, если санкции с него будут сняты. Никакие сантименты в отношении России его не остановят: тот же газ из Ирана в случае возникновения такой возможности будет транспортироваться в Европу через Турцию, будь то воскрешенный трубопровод «Набукко» или иной проект. Ядерный статус у Ирана будет, что бы по этому поводу ни предпринимало «мировое сообщество». Противостояние с ИГ и другими джихадистскими суннитскими группировками – вопрос для Тегерана принципиальный. Его значение и вес в региональном балансе сил делают его необходимым участником войны с Исламским государством, поддерживающим борьбу с ним антитеррористической коалиции «снаружи». И если Турция рассматривает себя как новую Оттоманскую Порту, то Исламская республика Иран (ИРИ), по убеждению ее лидеров, – новая Персидская империя. То есть региональная сверхдержава с такими же претензиями на мировой статус.

 

Особый вопрос – отношения Ирана с Пакистаном и Афганистаном. ИРИ контролирует ситуацию в афганских провинциях, населенных шиитами-хазарейцами, борется против наркоторговцев и белуджских террористических группировок, поддерживаемых КСА, на собственной территории и развивает деловые проекты в районе Герата. С Пакистаном его отношения прочнее, хотя такие стратегические проекты, как трансграничный газопровод Иран – Пакистан, буксуют по вине пакистанской стороны. Проблема наркотиков и террористов в пакистано-иранских отношениях та же, что и с Афганистаном. Пакистано-саудовский альянс блокирует пакистано-иранское сближение по ряду направлений. США до последнего времени поддерживали в этом вопросе Саудовскую Аравию.

 

Пакистан формально является союзником Соединенных Штатов, хотя его отношения с Саудовской Аравией (включая его ядерную программу, оплаченную ею) и Китаем (в том числе военно-техническое сотрудничество) прочнее. Позиции поддерживаемых спецслужбами Исламабада талибов и других джихадистских структур в Пакистане сильны и все более укрепляются. Отношения с США напоминают холодную войну в скрытой форме из-за разногласий по Афганистану. Что заставляет Вашингтон пытаться сбалансировать в этой стране пакистанское влияние индийским – без особого результата.

 

Израиль, имеющий максимально тесные отношения с США, прочные с Евросоюзом и устойчиво-позитивные с Россией, жестко враждебен Ирану (из-за политики последнего по поддержке антиизраильской активности «Хезболлы» и ХАМАС и непрерывных угроз уничтожить еврейское государство). С Турцией, как указано выше, прежние отношения практически свернуты (что не касается экономики), зато с Египтом значительно укрепились после прихода к власти в Каире военных. Борьба с террористами на Синае и ХАМАС объединяет Каир и Иерусалим. Помимо того, иранская угроза создала неформальную ось «брошенных США на произвол судьбы союзников»: Израиля и Саудовской Аравии, временный альянс которых против ИРИ в настоящее время – реальность. Балансирование ХАМАС между Сирией, Ираном и Катаром, окончательно превратив эту организацию в открытого врага Эр-Рияда, дополнительно укрепляет их отношения.

В других ролях

 

Значительное количество региональных игроков перестало влиять на ситуацию даже в ближайшей периферии, как Тунис, либо де-факто прекратило существование, как Ливия. Не меньшее пытается оставаться вне основных конфликтов – как Марокко, ОАЭ, Кувейт или Оман, которые поддерживают прочные отношения с США и странами ЕС, устойчивые – с Россией, и главной их проблемой является стабильность соседей. Для Марокко – Алжира, для стран Залива – Ирана. ОАЭ поддерживают с ИРИ торговлю в значительных объемах, но помнят о своих островах в Персидском заливе, аннексированных Тегераном. Ибадитский Оман не имеет с Ираном конфликтов и в случае опасности со стороны салафитских радикалов скорее всего прибегнет к его помощи. Марокко и Иран враждуют: после того как Тегеран, вытеснив Израиль из Мавритании, начал конфликт с Бахрейном, алауитское королевство разорвало с ним отношения.

 

Особая роль в ряду упомянутых стран у Иордании, вовлеченной в борьбу с ИГ и ситуацию в Ираке и Сирии из-за своего географического положения. Эта страна с ее ровными отношениями с ЕС, США и Россией, исторически сложными с соседними арабскими странами, палестинцами и Израилем на текущий момент – главный реальный участник планируемой антитеррористической коалицией сухопутной операции против Исламского государства.

 

Из внешних игроков наиболее прочные позиции в регионе у Китая. Пекин развивает отношения со всеми основными государствами БСВ, не вмешиваясь в их внутреннюю политику и конфликты между ними. Он единственный является важным партнером Пакистана и Саудовской Аравии, Катара и ОАЭ (и прочих монархий Залива), Ирана и Израиля, Эфиопии и Египта, Судана и Алжира, России и США (хотя именно Китай оценивается Вашингтоном как стратегическая угроза мировой американской гегемонии). С точки зрения Пекина, прагматичные интересы – единственный значимый фактор в межгосударственных связях. Именно эта политика реализуется им с таким успехом. Что во многом соответствует текущему курсу России – далеко не только на БСВ…

Евгений Сатановский,
президент Института Ближнего Востока

Опубликовано в выпуске № 10 (576) за 18 марта 2015 года

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Уроки турецкого

Выстраивая отношения с Ближним и Средним Востоком, России не стоит обольщаться перспективами

Современная политология оперирует не только традиционными факторами, к числу которых относятся интересы стран, транснациональных корпораций, религиозных структур (а сегодня – и террористических организаций), соотношение сил конкурирующих сторон, возникающие и распадающиеся альянсы, но и идеологизированными мифами.

 

Зачастую именно на мифах строятся не только прогнозы аналитиков, но и, что куда опаснее, концепции национальной безопасности, реализуемые политиками, как правило, с результатом, противоположным ожидаемому.

 

Опыт автора заставляет предполагать худшее: люди, от которых зависят судьбы мира, не в состоянии просчитать одноходовую комбинацию, как это было в Ливии и Ираке. Вышесказанное иллюстрирует весь Ближний и Средний Восток. В настоящее время здесь доминирует распад традиционной военно-авторитарной государственности, а старых лидеров сменяют радикальные исламистские организации, влияние которых растет и за пределами БСВ. Россия, для которой регион является ближним соседом, вынуждена учитывать идущие там процессы.

Главный партнер Турции – Турция

 

Влиять на них, организуя прямое военное вмешательство, как во времена СССР, Москва не стремится – перенапряжение ресурсов в конфликтах, не затрагивающих ее территорию, в условиях острого противостояния с Западом не в ее интересах. Однако раз уж РФ на БСВ присутствует, хотя и в куда более ограниченных по сравнению с советскими временами масштабах, рассмотрим некоторые аспекты того, с кем и по каким линиям она в текущей реальности может взаимодействовать конструктивно. А также по каким направлениям сотрудничество по объективным причинам не даст эффекта, на который рассчитывает российская элита, и где оно обречено на провал изначально (или принесет односторонние выгоды ближневосточным визави России к удовлетворению в лучшем случае отечественных лоббистов их интересов).

 

02-02.jpg

Крупнейшим торговым партнером нашей страны в регионе является Турция, колоссальные геополитические амбиции которой с недавних пор получили существенную финансовую «подушку безопасности» в виде стратегического союза с Катаром. Такое положение, судя по всему, в среднесрочной перспективе сохранится. Разногласия Реджепа Эрдогана с Бараком Обамой только укрепляют жесткий прагматизм Анкары в отношениях с Москвой. Тем более что с президентом Путиным у Эрдогана, несмотря на диаметрально разные подходы к ситуации в Сирии, отношения нормальные, что на Востоке куда важнее, чем принадлежность к тому или иному союзу или блоку. Несмотря на присоединение Турции к блоку западных стран по резолюции ООН, осуждавшей Россию из-за Украины (член НАТО должен чем-то подтвердить присутствие «в команде», если во всех вопросах реальной политики он ведет собственную игру), она приняла воссоединение Крыма с Россией более чем спокойно. Крымский референдум воспринимается как подтверждение полной легитимности присутствия Анкары на Северном Кипре, где турецкая армия защищала позиции соплеменников перед лицом националистического греческого путча, в результате которого было свергнуто правительство, а туркам-киприотам угрожал этноцид. Это с точки зрения Турции очень похоже на ситуацию на Украине, где законное правительство было свергнуто, а русскоязычному населению Крыма угрожало все то, что при поддержке США и ЕС реализуется Киевом в Новороссии. Тем более что Крым у Порты два с лишним века назад отвоевала именно Россия, а не Украина, которой тогда просто не существовало – и в этом отношении любой диалог Москвы и Анкары по ситуации на полуострове будет двусторонним (особый интерес премьера Ахмеда Давутоглу объясняется его крымско-татарскими корнями и не имеет отношения к Брюсселю или Вашингтону).

 

Срыв из-за позиции Болгарии строительства «Южного потока» дал Анкаре идеальные шансы посадить ЕС на собственную «газовую иглу». Что как инструмент политического давления на Брюссель для турецкого руководства имеет не меньшее значение, чем экономические выгоды от проекта. Понятно, что Анкара выжмет из этой ситуации все возможное. Она пропустит в направлении Европы не только российский, но и любой другой природный газ (или нефть), будь то проекты ТКГ, ТАНАП, «Набукко» или что-либо другое. Это позволит Турции регулировать ценовую политику в Европе и отношения между поставщиками и покупателями так, как и не снилось Украине с ее хищениями газа и неплатежами. Тем более что конкуренцию поставщиков европейцы ей обеспечат сами, пытаясь «снизить зависимость рынка ЕС от России». Чем зависимость этого рынка от Турции лучше, они пока не осознали, что само по себе говорит об уровне современной европейской и американской политики.

Между Катаром и Кавказом

 

Говоря о перспективах отношений России и Турции, следует отметить, что из любого двустороннего проекта выгоду извлечет в первую очередь Анкара, поскольку турецкая элита при всей ее «восточности» много профессиональнее российской в отстаивании национальных интересов. Именно об этом свидетельствует опыт переговоров по строительству АЭС в Аккую. Качественный рост руководства российских госкорпораций, в идеале дистанцированного от сиюминутных веяний политического характера, сбалансирует существующее преимущество турецкой стороны, однако пока эта возможность только теоретическая.

02-01.jpg Фото: google.ru

 

Отметим, что для России остается существенной опасность, которую представляет традиционная для внешней политики Турции ставка на пантюркизм и исламскую составляющую. Противостояние Эрдогана и сторонников живущего в США Ф. Гюлена, образовательные учреждения которого в свое время были в РФ закрыты правоохранительными органами, устраняет разногласия между двумя странами по этой линии – в первой половине 2000-х достаточно острые. Попытка движения «Нур» восстановить позиции в России сегодня будет пресекаться и Москвой, и Анкарой. Однако последняя поддерживает (вместе с Катаром) «Братьев-мусульман», деятельность которых в России запрещена. Что с учетом наличия у них лобби среди политиков, дипломатов и академического истеблишмента, требовавшего легитимации присутствия этой структуры в нашей стране в период, когда «Братья» правили Египтом, а также «войны на уничтожение», которую объявили им основные сегодняшние партнеры Москвы в арабском мире, создает принципиальный конфликт интересов между Россией и Турцией.

 

Это же касается роли последней как основного транзитного маршрута, по которому идут в Сирию потоки джихадистов со всего мира. До настоящего времени превращение Турции в «перекресток джихада» не представляло опасности такого уровня, с которым отечественные правоохранительные органы не могли бы справиться. Тем более что собственно с территории Турции джихад не распространялся на Северный Кавказ даже в ходе войн в Чечне, Анкара руками силовиков пресекала у себя любые попытки антироссийской активности. Однако в настоящее время здесь проживает большая и финансово состоятельная северокавказская диаспора, поддерживающая на постоянной основе отношения с родственниками в России. Криминальную деятельность по этой линии пресечь очень сложно, осевшие в Турции кавказские кланы наладили связь с местными силовиками, без покровительства которых они не могли бы вести бизнес на таком уровне.

Эрдогану многая лета

 

Механизм давления радикалов-исламистов на Россию через Турцию в принципе может быть включен в любой момент. Для этого достаточно принятия политического решения на соответствующем уровне. Насколько можно судить, в данном случае Москва уповает на прагматизм Анкары, экономическое значение для нее двусторонних связей, а также личные договоренности высшего руководства. Немаловажно и то, что в Сирии и Ираке Турция получила такую проблему с провалившимся свержением Асада – с одной стороны и разрастанием влияния «Исламского Государства» (ИГ) – с другой. Так что «Северный фронт джихада» она просто не потянет. Но успокаиваться этим России тем не менее нельзя.

 

Отношения с довоенными Ливией и Сирией для премьер-министра (ныне президента) Эрдогана также были важным внешнеполитическим приоритетом. Тем более это можно сказать об Израиле, с которым у Турции на протяжении десятилетий был стратегический союз. Все это в отношении каждой из упомянутых стран оказалось обрушенным в одночасье, в конечном счете не принеся Анкаре никакой пользы. Да и демонстративное и резкое охлаждение отношений с Америкой из-за отказа Вашингтона немедленно сместить Асада, не обращая внимания на его роль в противостоянии ИГ, для Москвы скорее является настораживающим фактором.

 

Россия в остановке интервенции в Сирию играет наряду с Китаем ключевую роль. С Пекином Анкара ссориться не будет. Не случайно в качестве раздражающего Штаты фактора в сфере военно-промышленного сотрудничества выбран именно Китай. Россию же, если она перестанет играть для Турции исключительно важную роль, как в настоящее время, или будет излишне твердо отстаивать свои национальные интересы в двустороннем сотрудничестве, турки сдадут, не задумываясь. Строить иллюзии здесь не стоит. Тем более что союзный Турции Катар в настоящее время джихадистской деятельности против нас не ведет (ему хватает других фронтов), но финансирует «Имарат Кавказ», а ИГ, у истоков которого стояла та же Доха, объявило Москву врагом. И с учетом неформальных связей с турецкими силовиками вполне может попытаться провести ту или иную акцию против России через турецкую территорию, «забыв» поставить об этом в известность местную спецслужбу MIT, курирующую данное направление.

 

Особый вопрос, сколько лет отведено Эрдогану на управление страной. Сообщения об ухудшении состояния его здоровья (независимые источники говорят о лейкемии) звучат с завидной периодичностью, притом что некоторые из этих источников компетентны и не имеют ничего институционального против самого Эрдогана. Обострение борьбы кланов в правящей Партии справедливости и развития, наблюдаемое в последнее время, говорит о том, что изменения возможны. Именно с ними связывают несостоявшийся уход Х. Фидана с поста главы MIT в публичную политику, закончившийся парадоксальным возвращением этого нарушителя дисциплины к исполнению прежних обязанностей. Недоброжелатели обвиняют «сундук с секретами Эрдогана», как часто называют Фидана, в попытке «уйти в самостоятельное плавание» в преддверии надвигающейся смены главы государства.

 

Вне зависимости от того, насколько соответствует действительности вышеприведенная версия, уход Эрдогана неизбежно повлечет за собой усиление его многочисленных врагов и ослабление контактов с Россией. Поскольку все его противники так или иначе хотели бы налаживания отношений с США, противостояние которым – личный проект Эрдогана. Да и с точки зрения политической прагматики ослабление его окружения требует ухода от экономической ориентации на Россию – не до нуля, но достаточно значительного. Так что Москва, которую может ожидать охлаждение отношений с Турцией и при Эрдогане, с высокой степенью вероятности после его ухода увидит Анкару куда более проамериканской и проевропейской, а значит – антироссийской. Совместные проекты с турецкой стороны практически не финансируются. Все экономические риски в данном случае – исключительно российские (как в свое время было и с Кипром или той же Украиной). Никаких реальных экономических рычагов воздействия на Турцию в случае обострения отношений у Москвы нет и не будет.

Где граница с Пакистаном?

 

Мы уделили здесь такое внимание Турции, поскольку из ближневосточных государств, активно участвующих в поддержке джихадистского движения (хотя проект создания Сирийской свободной армии провалился окончательно) и политического исламизма («Братьев-мусульман» в регионе и за его пределами, в том числе в Европе), она – единственный реальный партнер России. По крайней мере на момент, когда пишется настоящая статья. Что касается трех других государств, играющих ключевую роль в становлении и укреплении мирового джихадизма, – Саудовской Аравии, Катара и Пакистана, никакого серьезного партнерства с ними нет и ожидать не следует. Хотя по отдельным направлениям точечные контакты не исключены, всякое соглашение России с этой троицей по любым вопросам временное и будет разорвано в удобный для другой стороны момент без малейших колебаний.

 

Саудовско-пакистанская антироссийская ось действует со времен войны в Афганистане 80-х годов, и с этой точки зрения ничего в мире для обеих стран не изменилось. Единственное – СССР, которого они боялись, больше нет, а Россию ни в мире, ни на БСВ бояться не принято (сегодняшняя истерия стран Восточной Европы и Прибалтики в НАТО и ЕС из-за Украины – «фантомные боли» плюс нагнетание атмосферы под заказ, поступивший из Соединенных Штатов). Все, что с точки зрения Исламабада и Эр-Рияда ослабит позиции России в исламском мире, получит их поддержку. Как и все, что будет способствовать вытеснению Москвы с постсоветского пространства – в первую очередь из республик Центральной Азии. И, как мы понимаем, анализируя итоги войн в Чечне и терактов за ее пределами, – из населенных мусульманами регионов самой России.

 

Разумеется, разница между активной позицией Саудовской Аравии и ее Управления внешней разведки в период, когда командовал семейный клан Фейсалов-Султанов, с его особенно агрессивными в отношении России лидерами – принцами Турки бин-Фейсалом и Бандаром бин-Султаном, и Пакистаном с его ISI есть. Как есть она между «Аль-Каидой», движением «Талибан», «Исламским движением Узбекистана» (ИДУ), «Хизб-ут-Тахрир» и прочими джихадистскими структурами суннитского мира. Но не в отношении России. В определенный исторический период «Аль-Каида» и ее эмиры пытались играть в Чечне и Дагестане роль политкомиссаров и распределителей финансов – до той поры, пока их там не уничтожили.

 

Поддерживаемые Исламабадом группировки, напротив, никогда не шли в своих планах далее распространения контроля на Афганистан и усиления собственных позиций в самом Пакистане. В этом плане более чем оправдано установление главой оборонного ведомства Сергеем Шойгу контактов с руководством пакистанской армии в ходе исторического визита в эту страну в минувшем ноябре – первого в истории отношений наших стран с 1969 года. Влияние армии на все процессы, происходящие в Пакистане, – определяющее. Иметь этот канал связи перед началом дестабилизационных процессов в Центральной Азии, после ухода войск США из Афганистана, России необходимо.

 

ИДУ концентрировалось и концентрируется на Узбекистане, намереваясь бороться там за власть после или в период смены действующего лидера страны. В России его членов, к сожалению, более чем достаточно, мы можем говорить как минимум о десятках тысяч, из которых несколько тысяч имеют российское гражданство. Однако участвуя в криминале, в том числе наркотрафике, они на территории России не отмечены в террористической деятельности – по крайней мере пока. Хотя «центральноазиатская весна», широкое наступление на постсоветские светские режимы региона, изменит и эту тенденцию, и режим терпимости в их отношении со стороны российских силовиков.

 

С очень высокой степенью вероятности это может произойти в 2015–2017 годах. С еще большей вероятностью можно предсказать поддержку, которую им окажут в этом США и такие страны Евросоюза, как Великобритания. Автор не исключает, что собственно Пакистан и Саудовская Аравия напрямую против Москвы действовать не станут. Их разведки (в первую очередь саудовская) будут выращивать в России резидентуру и формировать сеть «кротов», которые могут быть задействованы при необходимости. В том числе американцами в качестве «аренды» или «услуги по обмену». Поскольку отношения с новым саудовским руководством Штаты будут «перезагружать», невзирая на попытки сближения Обамы с Ираном.

 

Но если не произойдет что-то непредвиденное, с Москвой у Эр-Рияда и Исламабада будет «почти мир». Разрушить его сможет только необходимость активных военных действий России на центральноазиатском направлении в случае начала коллапса тех режимов, которые служат территориальными буферами между Россией и Афгано-Пакистанским блоком. Потерять этот разделительный барьер Россия не может, а форматы ОДКБ и ШОС позволяют ей действовать. Благо, после проверки на прочность в Грузии в 2008-м и на Украине в 2014–2015 годах понятно, что реагировать на любую критическую ситуацию у границ руководство страны будет адекватно.

 

Ситуация с Катаром много хуже, хотя Доха демонстрирует показательное миролюбие в отношении России и опять заговаривает об инвестициях в отечественную экономику (прошлый раз это закончилось избиением в аэропорту Катара посла РФ). Понятно, что никаких денег тесно связанный с США эмират в Россию вкладывать не станет и ведет зондирование ситуации, нащупывая каналы влияния в отечественной элите. Россия для Катара политический враг и опасный экономический конкурент. Поддержка Москвой Каира – прямой вызов Дохе. Как и отношения РФ с умеренными монархиями арабского мира: Марокко, Иорданией и особенно ОАЭ, борющимися против влияния «Братьев-мусульман». Да и потеснить Россию на мировых рынках природного газа, особенно в Европе, – тоже задача Катара. Благо, создание под его эгидой газовой ОПЕК, на которую отечественное руководство возлагало в свое время немалые надежды, помогло отвлечь Россию от борьбы за газовые рынки. Так что на этом направлении возможны самые неожиданные сюрпризы.

президент Института Ближнего Востока

Подробнее: http://vpk-news.ru/articles/24410

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Отсроченная конкуренция

Иранское присутствие на постсоветском пространстве так же ощутимо, как турецкое или арабское

Отечественные политологи часто пишут об Иране, как о новой Кубе или Вьетнаме, чье сопротивление давлению США в любой ситуации автоматически делает Тегеран союзником Москвы. Для публики это уже стало общим местом. Реальность, однако, сложнее.

 

В одних вопросах позиции Ирана и России совпадают, как с обсуждением запрета присутствия на Каспии военных из любых стран, кроме пяти прибрежных государств. В других – нет, как по вопросу о разделе акватории. Иран отстаивает принадлежность ему не менее 20 процентов Каспийского моря, в то время как по договору с СССР контролирует только 11,5–12 процентов. Позиции России, Азербайджана и Казахстана с иранской не совпадают и совпасть не могут (Туркменистан, напротив, поддерживает Иран, хотя и не слишком активно).

 

Тегеран способен вести военное противостояние с противниками по нескольким направлениям, одновременно формируя вокруг себя шиитский мир как основу Новой Персидской империи

 

В отношениях Москвы и Тегерана нет ничего постоянного и заранее определенного. Все зависит от конкретной темы и конкретных интересов в тот или иной период. Причем ни Россия за Иран, ни Иран за Россию не будут ссориться ни с кем из ведущих мировых игроков. Что демонстрирует ситуация с ракетными комплексами С-300, поставка которых была заморожена из-за введения против Ирана санкций ООН. Если же интересы Москвы и Тегерана совпадают, как, например, в сохранении режима Асада, координация их политики возможна. Россия оказывает сирийскому правительству политическую поддержку в Совете Безопасности ООН, имея в то же время хорошие отношения с таким врагом Дамаска, как Анкара. Иран – поддержку финансовую, логистическую и, что для Асада важнее всего, военную, в том числе руками иракских и ливанских шиитских военизированных структур, а также афганских хазарейцев.

 

Помимо прочего, совпадение позиций Ирана и России в сирийском вопросе вызвано тем, что «цветные революции» на постсоветском пространстве и «арабская весна», которые США в ряде случаев использовали (с разным успехом) или напрямую провоцировали для укрепления своих позиций за счет ослабления сложившихся без их участия альянсов или излишне самостоятельных местных лидеров (включая таких американских союзников, как президент Египта Хосни Мубарак), вполне могут быть тиражированы на их собственном пространстве. С чем отечественные эксперты, ранее критически относившиеся к вероятности такого развития событий применительно к России, вынуждены согласиться, анализируя текущую ситуацию на Украине.

Иран после санкций

 

Сотрудничество Исламской Республики Иран (ИРИ) и Российской Федерации является «дружбой против США» в достаточной мере, чтобы задаться вопросом: что будет, если эта схема станет неактуальной? В том числе потому, что Соединенные Штаты Америки в лице действующей администрации президента взяли курс на нормализацию отношений с Ираном и снятие с него санкций, введенных предшественником Барака Обамы. Позиция нынешнего главы Белого дома отнюдь не отражает видения отношений Вашингтона и Тегерана со стороны всех ветвей американской власти, но вряд ли помешает ему сделать вид, что он удовлетворен положением дел в переговорах по ядерной программе Ирана. Тем более что остановить ее военным путем он не хочет и не может, а давление – экономическое и дипломатическое – Иран не остановит.

02-02.jpg

 

Президенту Обаме необходим Иран в качестве стабилизирующего фактора в Афганистане после вывода оттуда американского воинского контингента, чтобы неизбежное возвращение к власти в Кабуле талибов и союзных им радикальных исламистских группировок выглядело не таким провальным, как последствия ухода американских войск из Ирака (хотя на самом деле оставляемый американцами после себя вакуум безопасности и слабое правительство не оставляют Афганистану других перспектив, кроме коллапса). Иран нужен ему и в военной кампании против Исламского государства (ИГ), благо, неформальная координация между Вашингтоном и Тегераном проходящего в то время, когда пишется настоящая статья, наступления антитеррористической коалиции на Мосул показала эффективность такого сотрудничества.

 

Шиитские военизированные структуры, контролируемые Исламской Республикой, а также иранская армия и Корпус стражей исламской революции (КСИР) – естественный противовес суннитским исламистам в Двуречье и Леванте, будь то группировки, входящие в ИГ или «Аль-Каиду». Стоящие за салафитскими радикалами Саудовская Аравия и Катар или Турция, решающая исключительно собственные задачи, в борьбе с международным терроризмом представляют для Америки часть проблемы, а не ее решения.

 

Спонсируемым Катаром «Братьям-мусульманам» Обама покровительствует, но вынужден демонстрировать избирателям и конгрессу готовность противостоять салафитским группировкам. Без сильных региональных союзников делать это он не может. Иран в этом вопросе для него – сильный и предсказуемый партнер, причем ключевой.

 

Однако главным достоинством ИРИ, с точки зрения Обамы, является возможность замены российских нефти и газа на европейском рынке углеводородов на иранские. В случае снятия с Ирана санкций это займет достаточно короткое время, притом что Евросоюз поддержит Соединенные Штаты в этом максимально активно исходя из собственных интересов. Иллюзий по вопросу поставок энергоносителей на европейский рынок быть не должно. Иран заменит там любого конкурента, если только получит такую возможность. Как и на любом другом рынке. К России это относится в той же мере, как и к Алжиру или монархиям Персидского залива. Бизнес есть бизнес – ничего личного. Все экспортеры энергоносителей (да и не только их) поступают в данном случае одинаково – Россия, кстати, не исключение.

 

Прагматизм иранской политики хорошо известен. Нет никаких оснований предполагать, будто в преддверии снятия с Ирана санкций, что президент Обама намерен сделать, не обращая внимания на возражения со стороны таких традиционных союзников США, как Саудовская Аравия или Израиль, не без оснований утверждающих, что для них ядерная программа ИРИ представляет смертельную угрозу, Тегеран поступится своими интересами ради сохранения в Европе позиций России. История с многомиллиардным судебным иском Тегерана к Москве из-за непоставки комплексов С-300 доказывает это. Появление энергоносителей из Ирана на рынке Евросоюза, таким образом, предрешено. Вопрос лишь в сроках и маршрутах доставки.

 

Вариантов здесь немного. Иранская нефть в Европу пойдет обычным для региона путем – морем. Сложнее с газом. Строительство газопровода через Турцию или терминалов СПГ на побережье займет примерно одинаковое время, однако с высокой степенью вероятности предположим, что выбор будет сделан в пользу «трубы», несмотря на более высокие затраты. Помимо собственно иранского голубого топлива она даст возможность вывести на европейский рынок природный газ прикаспийских и ряда других стран и регионов, в первую очередь Туркменистана, а также Азербайджана, Узбекистана и Иракского Курдистана. Именно на это был нацелен проект «Набукко», в свое время успешно торпедированный «Газпромом», и нынешние ТАНАП и ТКГ.

01-02.jpg Коллаж Андрея Седых

 

Ключевую роль в реализации проектов такого рода может сыграть транзитный альянс Ирана и Турции, по территории которых должны пройти трубопроводы, о которых идет речь. Шансов на то, что Анкара и Тегеран откажутся от них в условиях льготного режима со стороны Евросоюза и Соединенных Штатов, который, помимо прочего, означает «зеленый свет» финансированию строительства, мало. России практически нечего противопоставить такому развитию событий. Проект «Южный поток» исчерпал себя по политическим причинам, а трансчерноморский газопровод на Турцию, призванный обеспечить доставку российского природного газа в Южную Европу, не выглядит для руководства этой страны безальтернативным. Точно так же, как Россия не является для Турции единственным партнером, притом что Анкара останется в выигрыше при любом развитии событий.

 

Снятие с Ирана санкций будет означать де-факто признание его прав на ядерный статус, что для Соединенных Штатов и Евросоюза не означает ровно ничего. Конфликта с Тегераном они не боятся как из-за своих ядерных арсеналов (в Европе у Франции и Великобритании) и бессмысленности для Ирана атаковать государства Европы (никто не воюет со своим рынком сбыта), так и из-за наличия общего врага: суннитских террористов, воюющих против США, ЕС и Ирана. Разумеется, конфликт интересов сохраняется в Сирии, однако коль скоро Асада не удается свергнуть на протяжении длительного времени, саудовские и катарские проекты по прокладке через ее территорию газо- и нефтепроводов в ЕС, предложенные Эр-Риядом и Дохой Великобритании, Франции и Турции в качестве экономического обоснования необходимости организации коллапса режима в Дамаске, теряют свою целесообразность.

 

Гонка ядерных вооружений, в том числе региональная, которую спровоцирует появление у Ирана ядерного оружия (предложение Обамой Тегерану десятилетнего моратория на развитие его ядерной программы мало что меняет), в конечном счете России осложнит диалог по Каспию и станет серьезным вызовом для Израиля и монархий Персидского залива. Выделение через два-три десятилетия из числа примерно 40 стран, способных в настоящий момент с технической точки зрения создать атомную бомбу, порядка 20, которые ее сделают и возьмут на вооружение, не слишком изменит военную стратегию США с их подавляющим ядерным арсеналом и географическим положением вне любых будущих театров военных действий Старого Света.

 

Что касается ЕС, никакой реальной военной стратегии у Брюсселя нет и вопреки капиталоемкому проекту создания европейской армии в обозримой перспективе не будет. По итогам операции по свержению Каддафи в Ливии, а также иракской и афганской кампаний 2000-х годов, в которых войска стран ЕС приняли активное участие, это неоспоримый факт. С более серьезными противниками, не имея поддержки США, Европа воевать не может. Так что появление небольших ядерных арсеналов у Турции, Египта, Алжира или Марокко не слишком изменит сложившийся в Средиземноморье расклад сил, с европейской точки зрения. Идеи же о возможности попадания ядерного оружия в руки террористических организаций имеет смысл оставить в качестве фантасмагорических: химическое и биологическое оружие, которое они могут получить (и получают) достаточно легко, намного доступнее и применить его в качестве оружия массового поражения куда проще.

 

Единственные страны, имеющие территориальные споры с Ираном, – его соседи (в том числе по Каспию), включая Россию, которая входит в состав «шестерки» переговорщиков, но сделать что-либо в случае формирования американо-иранских договоренностей не может. Перед Москвой в случае создания Ираном А-бомбы встанет необходимость изменения концепции национальной безопасности на южном направлении, однако ситуация на Украине доказывает способность высшего военно-политического руководства страны принимать в условиях резкого изменения ситуации в ближайшем приграничье стратегические решения, неожиданные для ее потенциальных противников, эффективные и реалистичные. Тем более что ядерный потенциал России гарантирует ей перевес над любым внешним врагом, кроме США.

Израиль готовится к худшему

 

Периодически возникает вопрос: нужно ли России втягиваться в противостояние Ирана с его противниками на стороне ИРИ. Сторонники этого аргументируют необходимость такого шага тем, что разрешение противоречий Ирана с США означает появление американских военных баз на южном побережье Каспийского моря, что для Москвы является ненамного менее опасным, чем их появление в Крыму.

 

Позволим себе не согласиться с этим. Такие самодостаточные в военном отношении страны, как Иран или Алжир, с жесткой вертикалью власти, прошедшие длительный период борьбы за независимость с европейскими державами (полуколониальный статус Ирана в начале ХХ века мало чем отличался от колониального статуса Алжира), предоставлять кому-либо военные базы на своей территории не готовы в принципе. Даже при шахе не приходилось говорить об американском военном присутствии, направленном против СССР, на каспийском побережье. Тем более бессмысленно строить такие планы в отношении Исламской Республики, несколько десятилетий находящейся с США в состоянии холодной войны.

02-01.jpg Коллаж Андрея Седых

 

Это не означает, что современный Иран не пойдет на максимальное расширение контактов со Штатами, в том числе в ущерб России, там, где это не затрагивает собственных интересов ИРИ и не требует от Тегерана отказываться от стратегических приоритетов (к числу которых относится ядерная программа). В конечном счете защита национальных интересов означает в первую очередь необходимость добиваться максимальных результатов с минимальными издержками. Коль скоро США Иран становится необходим, поддерживать с ними отношения он будет по всем возможным направлениям. Ожидать от него чего-то другого бессмысленно. Тем более что с точки зрения послереволюционной идеологии ИРИ США были «большим Сатаной», а СССР – «Сатаной малым».

 

Иран доказал, что способен не только успешно сопротивляться внешнему давлению, но и вести военное противостояние с противниками по нескольким направлениям, одновременно формируя вокруг себя шиитский мир как основу будущей Новой Персидской империи. Он активно проникает в Латинскую Америку (плацдармом является Венесуэла), Африку и Азию – за пределами исламского мира. Иранское присутствие на постсоветском пространстве к настоящему времени так же ощутимо, как турецкое и арабское, а в Таджикистане и Армении Тегеран доминирует над ближневосточными конкурентами. Для современного Багдада Иран – партнер номер один, а сложности в отношениях с Турцией и Пакистаном уравновешены проектами двустороннего сотрудничества в энергетической сфере, имеющими для Анкары и Исламабада принципиальное значение.

 

Аравийские монархии для Ирана – противник с военной точки зрения слабый. Реальной угрозой для него является Израиль.

Конфронтация с ним имеет идеологическую природу, стала стержнем иранской внешнеполитической и военной доктрин и прекратить ее без войны не слишком реально. Израиль готов вернуться к взаимному игнорированию, если Иран перестанет поддерживать атакующие его из Газы (ХАМАС) и Южного Ливана («Хезболла») организации, однако Тегеран на это пойти не может, несмотря на все то, что исторически связывает обе страны, а также наличие общих врагов в лице радикальных салафитских группировок, полагающих евреев, христиан и шиитов в равной мере заслуживающими смерти. В настоящее время противостояние между ними несколько затихло в связи с борьбой против ИГ, в которой Иран участвует, но в ближайшее время может вновь обостриться.

 

Судя по всему, ХАМАС, на протяжении длительного времени лишенный поддержки ИРИ как предавший Асада, на что лидеры этой организации пошли, поверив обещаниям Катара, не получил обещанных Дохой денег и вернулся в орбиту влияния Тегерана. Означает это помимо прочего неизбежную активизацию его борьбы против Израиля, благо, часть бедуинских племен Синая с подачи властей Египта получила послабления в ведении традиционной для них контрабанды в Газу в обмен на отказ от поддержки террористов, атакующих египетскую армию на Синайском полуострове. Это означает расширение поставок оружия в Газу при том условии, что оно не будет возвращено в Египет для борьбы против президента Ас-Сиси и его режима. Контроль же союзных Ирану хоуситов над основным северойеменским портом Ходейда дает КСИР все необходимые инструменты для возобновления поставок оружия на Синай и в Газу.

 

Парадоксальным образом возобновление обстрелов Израиля из Газы может начаться в результате как провала американо-иранских переговоров, так и их успеха. Тегеран внимательно следит за кризисом в отношениях между американским президентом и израильским премьер-министром, в основе которого лежит диаметрально противоположный подход к переговорам по иранской ядерной программе.

 

Достигшее высшей точки охлаждение отношений между Вашингтоном и Иерусалимом предоставляет Тегерану значительную свободу действий. Как Иран ей воспользуется, зависит от множества факторов, однако Израиль готовится к худшему сценарию развития событий.

 

Представляется вероятным, что это относится и к Ирану, так как Саудовская Аравия достигла с Израилем договоренности о предоставлении воздушных коридоров над своей территорией, если премьер-министр Биньямин Нетаньяху примет решение о воздушной атаке на ядерные объекты ИРИ.

 

На фоне неизбежного обострения внутриполитической ситуации в стране в случае ухода со своего поста верховного аятоллы Хаменеи, здоровье которого оставляет желать лучшего, консервативное крыло иранского истеблишмента демонстрирует значительный перевес над «прагматиками» в ходе выборов руководства комиссий, от которых зависит назначение преемника Рахбара. То, что президент Хасан Роухани, представляющий объединенный либеральный (в том смысле, который в это понятие вкладывают в Иране) лагерь, поставил репутацию на кон в переговорах с «шестеркой», является для него и страны дополнительным фактором риска.

 

При срыве переговоров консервативное крыло иранской теократии усилит давление на оппонентов. В случае же успеха президент Роухани вынужден будет доказывать свою приверженность ценностям исламской революции. В какой именно момент агрессивная риторика иранского руководства в отношении Израиля сменится агрессивными действиями, сказать трудно. Каким будет ответ – еще труднее. Выборы в Израиле проведены. Победа действующего премьер-министра, представляющего правоцентристский лагерь, чья зацикленность на иранской угрозе хорошо известна в Тегеране, никем не оспаривается. Что дает ему значительную свободу действий, несмотря на его личную вражду с президентом Обамой.

 

Пока же, оставляя в стороне перспективы ирано-израильской военной конфронтации и внутренние проблемы Тегерана, отметим: для России главное – договорятся ли Иран и США. Это станет ясно в ближайшее время.

Евгений Сатановский,

президент Института Ближнего Востока

Подробнее: http://vpk-news.ru/articles/24533

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Присоединяйтесь к обсуждению

Вы можете опубликовать сообщение сейчас, а зарегистрироваться позже. Если у вас есть аккаунт, войдите в него для написания от своего имени.

Гость
Ответить в тему...

×   Вставлено в виде отформатированного текста.   Вставить в виде обычного текста

  Разрешено не более 75 эмодзи.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отобразить как ссылку

×   Ваш предыдущий контент был восстановлен.   Очистить редактор

×   Вы не можете вставить изображения напрямую. Загрузите или вставьте изображения по ссылке.

Загрузка...

×
×
  • Создать...