Перейти к публикации
Форум - Замок

Интересные статьи по Северной Традиции и жизни скандинавов


Рекомендованные сообщения

СТАНОВЛЕНИЕ БЕРСЕРКА 
 
Мирча Элиаде 
 
В знаменитом отрывке "Саги об Инглингах" так представляются товарищи Одина: 
 
Они шли без щитов и были безумны как псы или волки, и грызли собственные щиты, и были сильны как медведи или быки; они убивали людей, и ни огонь, ни сталь не могли ничего сделать с ними; и это было то, что называют неистовством берсерка. 
 
Эта мифологическая картина может быть с уверенностью истолкована как описание реального мужского общества - имеются в виду знаменитые Monnerbunde древнегерманской цивилизации. Буквально слово берсерк означает "воин в шкуре (serkr) медведя"[ii] . Иначе говоря, эти воины магически идентифицировались с медведем; более того, предполагалось, что иногда они могли превращаться в волков или медведей[iii] . Человек становился берсерком в результате инициации, включавшей в себя особые воинские испытания. Так, Тацит сообщает, что у хаттов кандидат не стриг волосы и бороду до тех пор, пока не убивал врага. У тайфалов юноша должен был убить кабана или волка; у герулов он должен был сражаться безоружным. В процессе этих испытаний кандидат сопоставлялся с дикими животными; он становился наводящим ужас воином в той мере, в какой вел себя, как хищный зверь. Проходящий инициацию кандидат трансформировал себя в сверхчеловека настолько, насколько удавалось вобрать в себя магико-религиозную[iv] силу, присущую хищнику. 
 
В скандинавской "Саге о Вёльсунгах" сохранились сведения об испытаниях, типичных для инициаций берсерков. Король Сиггейр вероломно захватил владения своих девяти шуринов, Вёльсунгов. Прикованные к брусу, все они были съедены волчицей, уцелел лишь Сигмунд, спасшийся благодаря хитрости сестры своей Сигни. Скрываясь в хижине в глубине леса, куда Сигни приносит ему пищу, он ожидает часа расплаты. Когда два сына Сигни достигли десятилетнего возраста, она послала их к Сигмунду на испытание. Сигмунд находит, что они трусы, и по его совету Сигни убивает их. В результате кровосмесительных отношений со своим братом Сигни рождает третьего сына, Синфьотли. Когда ему исполняется десять лет, мать подвергает его первому испытанию: она пришивает рубашку к его рукам, протыкая кожу. Сыновья Сиггейра, подвергшиеся тому же испытанию, кричали от боли, но Синфьотли был невозмутим. Когда рубашка снята, мать сдирает кожу и спрашивает, чувствовал ли он что-нибудь. Мальчик отвечает, кто Вёльсунгов не беспокоят подобные пустяки. Тогда мать посылает его к Сигмунду, который подвергает мальчика тем же испытаниям, которых не выдержали когда-то сыновья Сиггейра: он приказывает сделать хлеб, в мешке с мукой при этом находится еще и змея. Когда Сигмунд ночью приходит домой, он обнаруживает свежеиспеченный хлеб и спрашивает Синфьотли, не нашёл ли он в мешке чего-либо особого. Мальчик ответил, что, помнится, он видел что-то, но, к сожалению, не обратил на это внимания и замесил в тесто. После этого доказательства мужества Сигмунд берет мальчика с собой в лес. Однажды они нашли две волчьих шкуры, висящих на стене хижины. Два сына короля были превращены в волков и могли выходить из волчьих шкур только каждый десятый день. Сигмунд и Синфьотли надели шкуры, но не смогли их снять. Они выли как волки и понимали волчий язык. Тогда они разделились и договорились, что не будут звать друг друга на помощь, разве что придется иметь дело более, чем с семью противниками сразу. Однажды Синфьотли был призван на помощь и убил всех людей, напавших на Сигмунда. В другой раз Синфьотли сам был атакован одиннадцатью врагами и убил их, не обращаясь за помощью к Сигмунду. Тогда Сигмунд несётся к нему и кусает за горло, однако вскоре сам же и исцеляет нанесенную им рану. В конце концов оба они возвращаются в свой дом и дожидаются момента, когда смогут сбросить свои волчьи шкуры. Приходит время, и они бросают шкуры в огонь. На этом инициация Синфьотли заканчивается и он может мстить убийцам Вёльсунгов. 
 
Инициатические темы здесь очевидны: испытание мужества, сопротивление физическому страданию, вызванному превращением в волка. Но компилятор "Саги о Вёльсунгах" уже не понимал исходного их значения. В саге Сигмунд и Синфьотли лишь случайно находят кожи и не знают, как снять их. 
 
Трансформация в волка - то есть ритуал надевания волчьей шкуры - составляла важнейший момент инициации в мужское тайное общество. Надевая шкуру, инициируемый перенимал поведение волка; другими словами, он становился воином-зверем, непреодолимым и неуязвимым. "Волками" называли членов индоевропейских военных обществ. 
 
Сценарий героических инициаций прослеживается и в других сагах. Так, например, в "Саге о Греттире" герой спускается в могильный холм, который содержит драгоценное сокровище и борется последовательно с призраком, с двенадцатью берсерками и с медведем. В "Саге о Хрольфе Краки", Бодвар убивает крылатое чудовище и затем инициирует своего юного товарища Хоттри, давая ему съесть кусочек сердца чудовища. 
 
К сожалению, здесь нет возможности подробно рассмотреть социологию, мифологию и ритуалы германских мужских союзов, которые были так блестяще изучены Лилией Вэйзер[v] , Отто Хоффером[vi] и Жоржем Демюзилем[vii] ; или других индоевропейских мужских обществ - таких, например, как mairya индоиранцев, которые составили предмет интереснейших работ Стига Викандера[viii] и Дж.Уиденгрена[ix] . Я лишь упомяну, что характер индоевропейских отрядов (банд) воинов во многом схож с характером тайных братств примитивных народов. В обоих случаях члены группы[x] терроризируют женщин и тех, кто не участвует в инициатических действиях, и в том или ином виде осуществляют "право грабежа", которое, в измененной форме, все еще можно встретить в популярных традициях Европы и Кавказа. Грабеж и особенно кража рогатого скота, ставит членов воинской банды на один уровень с хищными зверями. В германском Wutende Heer или в подобных ритуальных организациях, лай собак (вой волков) является частью неописуемого шума, в котором присутствуют все виды странных звуков - например, звонки и трубы. Эти звуки играют важную ритуальную роль; они помогают членам группы подготовиться ко вхождению в состояние бешеного экстаза. Во многих примитивных культурах звук трещоток, как верят, является голосом Сверхъестественных Существ; следовательно это - знак их присутствия среди инициируемых. В германских или японских мужские тайных союзах странные звуки, подобно маскам, свидетельствуют о присутствии Предков, о возвращении душ мертвых. Встречаясь с мертвыми, возвращающимися на землю (особенно в период зимнего солнцестояния), инициируемые приобретают важнейший опыт. Зима также - сезон, когда инициируемые превращаются в волков. Другими словами, в течение зимы члены банды способны преобразовать свое обычное состояние и достигнуть сверхчеловеческого существования через общение с Предками или приближая свое поведение к поведению хищного зверя, что является магией. 
 
Боевое испытание обычно представляло собой отдельный бой, который строился таким образом, чтобы в инициируемом пробудилась "ярость берсерка". Здесь задействовалась не только воинская доблесть; обучение невоенным навыкам кандидаты проходили по одиночке. Для овладения воинским неистовством молодежи не достаточно было просто приобрести храбрость, физическую силу, выносливость; такое овладение становилось результатом магико-религиозного опыта, который радикально изменял сам способ существования человека. Молодой воин должен преобразовать свою человеческую сущность припадком агрессии и ярости, которые сопоставляли его с бушующим хищником. Тогда юноша становился "разогретым" до экстремальной степени, он наполнялся таинственной, нечеловеческой и непреодолимой силой, которая поднималась из предельных глубин его существа и проявлялась в ярости и воинской мощи. Древние немцы назвали эту священную силу wut, у Адама Бременского она переведена как "ярость"; это в своем роде демоническое безумие, которое заполняет противника ужасом и парализует его. Ирландский ferg (дословно - "гнев"), menos Гомера являются почти точными эквивалентами этого же самого ужасающего священного опыта, специфического для героических боев. Ж.Вендрие[xi] и Мария-Луиза Сьёстедт[xii] показали, что некоторые определения, употребляемые по отношению к Герою, в староирландском оказываются прямо связаны со значениями "страсть, возбуждение, набухание". Как пишет мисс Сьустедт, "Герой - человек в ярости, одержимый бурной и жгучей энергией". 
 
ИНИЦИАЦИЯ КУХУЛИНА 
Сага об инициировании юного героя Кухулина превосходно иллюстрирует это извержение "шумной и жгучей энергии". Согласно староирландской саге Tain Bo Cualnge[xiii] , Кухулин, племянник Конхобара, короля уладов, однажды подслушал, как его учитель, друид Катба, сказал: "Маленький мальчик, который возьмет оружие в этот день, будет великолепен и знаменит делами оружия... но век его будет недолгим и мимолетным". Кухулин выпросил у своего дяди оружие и колесницу и отправился к замку трех сыновей Нехты, худших врагов уладов. Несмотря на физическую мощь и неукротимость трех этих героев, мальчик победил их и отрезал им головы. Однако при этом мальчик пришел в такое воинское неистовство, что друид вынужден был предупредить короля, что Кухулин, вернувшись, может перебить всех воинов в городе. Процитируем дальнейший текст саги[xiv] : 
 
И вот что они задумали: выслать навстречу Кухулину в поле трижды пятьдесят обнаженных женщин во главе со Скандлах, чтобы показали они ему свою наготу и срам. Вскоре вышли за ворота все юные девушки и показали мальчику свою наготу и срам. Скрыл от них мальчик свое лицо и оборотился к колеснице, дабы не видеть наготу женщин. Тогда отняли его от колесницы и погрузили в три чана с ледяной водой, чтоб погасить его гнев. Словно ореховая скорлупа разлетелись доски и обручи первого чана, во втором же вспенилась вода на несколько локтей в высоту, а воду из третьего чана стерпел бы не всякий. Изошел тут из мальчика гнев (ferg), и тогда облачили его в одежды. 
 
Несмотря на свою фантастичность, сага о Кухулине представляет собой превосходный материал для исследования индоевропейских воинских инициаций. Как убедительно показал Ж.Дюмезиль, сражение мальчика с тремя МакНехтами является древним индоевропейским сюжетом - сюжетом о борьбе с тремя противниками или с трехголовым чудовищем. Но особенно интересным для нашего исследования представляется гнев (ferg) Кухулина, его ярость берсерка. Демюзиль сравнил инициационный жар Кухулина и его последующее "укрощение" женской наготой и холодной воды, с определенными моментами в инициациях у каннибалов куакиутл. Так же, как и в случае Кухулина, лихорадочное и смертоносное безумие молодого куакиутл во время инициации "укрощается" женщиной, танцующей перед ним голой с трупом в руках, а также путем погружения его головы в чан с соленой водой. И жар каннибала, и гнев молодого воина, проявляющийся в чрезвычайной высокой температуре, является отнюдь не чем-то обычным и естественным, но - именно так! - сакральным, магико-религиозным опытом. 
 
СИМВОЛИКА МАГИЧЕСКОГО ЖАНРА 
Резонно предположить, что мы видим здесь магико-религиозный опыт, истоки которого чрезвычайно архаичны. Для людей примитивного общества магико-религиозная сила представляется как "горение" и обозначается терминами, связанными с высокой температурой, горением, жаром. Именно по этой причине многие шаманы и знахари пьют соленую или приправленную специями воду и едят благовонные растения - они предполагают увеличить таким образом свой внутренний жар. То, что данный волшебный жар реально существует, доказано большой сопротивляемостью холоду, наблюдаемой у арктических и сибирских шаманов, а также у гималайских отшельников. Кроме того, шаманы обучаются как "повелители огня" - например, они глотают горящие угли, касаются раскаленного железа, ходят по огню. Подобные феномены и взгляды зарегистрированы и среди более цивилизованных народов. На санскрите итоговый смысл аскетического развития называется tapas, причем исходное значение этого слова - именно "жар", высокая температура. "Разогреваясь" посредством аскетизма, Праджапати создавал Вселенную. В Дхаммападе говорится, что Будда "горит", и тантрические тексты утверждают, что пробуждение кундалини проявляется горением. В современной Индии мусульмане полагают, что человек в связи с Богом становится "пылающим жаром". Любой, кто совершает чудеса, называется "кипящим". Говоря вообще, любой, совершающий некие действия с использованием магико-религиозной силы считается "горящим", а сами такие действия устойчиво ассоциируются с "горением". Эта священная сила, результатом действия которой является и повышение температуры шамана, и "жар" воина, может быть преобразована и дифференцирована специальными усилиями для придания ей различной окраски. Индийское слово Kratu вначале обозначало "энергию, специфическую для горячего воина, в частности, для Индры", затем оно приобрело смысл "победной, героической силы, страсти, храбрости, любви к бою", а еще позднее, при расширении смыслового значения, стало означать "силу набожного человека, которая позволяет ему следовать за предписаниями rta[xv] и достигать счастья". "Ярости" и "жара", вызванных мощным, чрезмерным проявлением священной силы, боится большинство человечества. Термин shanti, который на санскрите означает спокойствие, мир души, свободу от страстей и страдания, восходит к архаическому корню, первоначально имевшему значение гашения огня, ярости, лихорадки, короче говоря, - высокой температуры, вызванной демоническими силами. 
 
Мы имеем, таким образом фундаментальный магико-религиозный опыт, повсеместно зарегистрированный в архаичных пластах культуры: помимо прочего, доступ к сакральному проявляется потрясающим увеличением температуры. Ввиду ограниченности места, мы не можем подробно рассмотреть здесь этот важный вопрос и показать, например, теснейшую связь между кузнецами, шаманами и воинами, основанную на общей мистике огня и связанных с ней технологиях. Я должен добавить только, что власть над огнем находит свое выражение в равной мере во "внутреннем жаре" и в нечувствительности к жару горячих углей. С точки зрения истории религии, все эти примеры показывают, что шаман, кузнец, или воин теряют свою человеческую сущность и обретают - каждый в собственном смысле - сущность более высокую. Этими более высокими состояниями могут быть состояние Бога, состояние духа, или состояние животного. Соответствующие инициации, разными путями ведут посвящаемого к одной и той же цели - к смерти в человеческом состоянии и к последующему возрождению в новом, сверхчеловеческом качестве. Естественно, в воинских посвящениях инициатическая смерть менее заметна, чем в посвящениях шаманских, так как основное испытание молодого воина состоит конкретно в победе над противником. Но он достигает победы, только обретая "жар" и достигая неистовой ярости - а эти признаки можно понимать как конец человеческого состояния. 
 
Тот, кто ярко проявляет свою волшебный жар, демонстрирует, что принадлежит миру сверхчеловеческому... 
 
M.Eliade. Rites and Symbols of Initiation. N.Y., 1965. 
 
[ii] От древней северной основы Ber, представляющей собой сакральное имя медведя. 
 
[iii] Здесь Элиаде смешивает два разных так называемых "звериных культа" - медвежий и волчий. Воины-волки назывались в древней Скандинавии иначе, чем воины-медведи (собственно Berserkr) - Ulfhednar. 
 
[iv] Магико-религиозный- специфический термин Элиаде, употребляемый им по отношению к ряду феноменов (магико-религиозная сила, магико-религиозный опыт и т.д.). Вводя и широко используя данное прилагательное, Элиаде лишний раз подчеркивает двух этих компонент архаической Традиции - магии и религии, - подобно тому, как невозможно обособить магическую и религиозную компоненты в шаманизме современных "примитивных" народов. 
 
[v] L.Weiser. Altgermanische Junglingsweihen und Mдnnerbьnde. Baden, 1927. 
 
[vi] O.Hцffer. Kultische geheimbьnde der Germanen. F.-am-M., 1934. 
 
[vii] G.Dumйzil. Mythes et dieux des Germains. P., 1939. 
 
[viii] S.Wikander. Der arische Mдnnerbund. Lund, 1938. 
 
[ix] G.Windengren. Hochgottglaube im alten Iran. Uppsala, 1938. 
 
[x] Здесь Элиаде имеет в виду особые отряды юношей, проходящих воинскую инициацию. В таких отрядах, стоящих, фактически, вне бытового закона, юноши проводили некоторое время, сражаясь, грабя и совершая прочие воинские подвиги. (См., напр.: В.Г.Балушо) 

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • Ответы 86
  • Создано
  • Последний ответ

Лучшие авторы в этой теме

Лучшие авторы в этой теме

Опубликованные изображения

НАСЛЕДОВАНИЕ И КРОВНАЯ МЕСТЬ 

Задолго до записи областных судебников в скандинавском обществе сложился сложный комплекс правовых норм, связанных с тремя важнейшими сферами кровнородственных отношений: порядком наследования имущества, системой выкупов за преступления против личности, а также институтом кровной мести. Областные законы Норвегии, Швеции и Исландии, записанные в XII–XIV вв., особое внимание уделяют степеням родства в семейном коллективе. Очевидно, что, чем ближе родство, тем безусловнее право мести, а также право получения выкупа или наследства. 
Полтора века назад, в 1842 г., немецкий ученый Вильгельм Вильда заметил некую связь между исполнением кровной мести и наследованием имущества у древних скандинавов.[1] В 1866 г. на эту проблему обратил внимание отечественный историк С. М. Шпилевский, усмотревший зависимость наследования от «восстановления чести убитого», имея при этом в виду исполнение кровной мести.[2] С тех пор многие исследователи так или иначе касались вопроса о существовании такой зависимости в разных регионах, однако ее характер до сих пор остается малоизученным.[3] 
Связующим звеном между кровной местью и порядком наследования является система выкупов. Месть и принятие выкупа были традиционной реакцией на «обиду», восходили к глубокой древности и, по-видимому, долгое время существовали параллельно. Так, Тацит свидетельствует о порядке принятия имущественной компенсации за убитого родственника у древних германцев.[4] Несмотря на разновременное происхождение кровной мести и порядка наследования, ибо, как указывал А. Я. Гуревич, первая возникает в условиях общинно-родового [202] строя, а последний лишь в период его разложения,[5] нет серьезных оснований усматривать в упоминании Тацита ранние следы процесса вытеснения кровной мести. Выкуп не подразумевал ее исключения из правовой практики, в сущности, являясь одним из проявлений мести в виде возможной почетной компенсации гибели родича или какого-либо иного ущерба. 
Тесная взаимосвязь выкупа с кровной местью отражена в ряде статей норвежских областных законов, фиксирующих положения, по которым пострадавшая сторона имела право «на полное возмещение» либо на «удовлетворение кровью или объявление (обидчика. — С. Н.) вне закона».[6] Обидчик, в судебном порядке объявленный вне закона, лишался всех гражданских и имущественных прав и, следовательно, мог быть безнаказанно убит (по-видимому, в первую очередь теми, кто был заинтересован в его смерти, а именно — родичами погибшего или пострадавшего от его руки). Как правило, кровная месть ограничивалась другими способами: во времени (на месте преступления или в определенный промежуток времени), в пространстве и т. д. Таким образом, выкуп и кровная месть шли рука об руку, и основные получатели выкупа в иных ситуациях являлись законными мстителями. Аналогичный параллелизм существовал и в определении получателей/плательщиков выкупа и наследников имущества. Перечни наследников и родственников, имеющих отношение к выкупу, в скандинавских областных законах близки по своему составу. Расхождение заключается в наличии или отсутствии в этих перечнях родичей по женской линии, а главное — в отсутствии в подавляющем большинстве случаев женщин среди основных получателей/плательщиков выкупа. Именно потому, что получение выкупа являлось заменой кровной мести, среди получателей и плательщиков основной компенсации присутствуют лишь мужчины. В силу понятных причин женщины не рассматривались в обычном праве как потенциальные мстители и — как правило — не могли даже вести дело об убийстве своего родича.[7] Однако даже в этом случае по нормам скандинавских сборников права прослеживается связь наследования имущества и принятия выкупа. Согласно практически идентичным нормам законов Фростатинга и исландского «Grágás», дочь, будучи единственным ребенком погибшего, допускалась в число основных получателей (а также плательщиков) выкупа вплоть до момента своего замужества, так как являлась прямой наследницей отца.[8] [203] 
Очевидно и частое совпадение очередности принятия этого права/обязанности. Так, по законам Фростатинга, оговаривается идентичность порядка принятия выкупа с очередностью получения наследства. Судя по одной из норм «Grágás», компенсация распределяется между ветвями рода в том же порядке, что и наследство.[9] В случае гибели человека, законным образом не введенного в семью, даже при том, что его отец известен, возмещения должны требовать его родственники по материнской линии, при этом специально оговаривается, что эти же люди имеют право на наследство после него.[10] 
Учитывая, что выкуп принимали родственники, рассматривавшиеся как потенциальные мстители за убитого, логично предположить некий сложившийся порядок и в принятии долга/права мести. Такой порядок действительно зафиксирован в некоторых скандинавских областных сборниках права. Согласно большинству шведских областных законов, право на месть имел ближайший наследник убитого. В «Гуталаге» существует отдельная норма, в соответствии с которой право на кровную месть и на выкуп передавалось по наследству.[11] С. Д. Ковалевский приводит порядок наследования кровной мести по «Хельсингелагу», одному из поздних и тем не менее наиболее архаичных областных законов Швеции: 1) сын; 2) отец; 3) брат; 4) сын сына; 5) дед по отцу; 6) племянник, сын брата; 7) племянник, сын сестры; 8) сын дочери; 9) дед по матери; 10) дядя по отцу; 12) дядя по матери, далее «как все другие наследства».[12] 
Таким образом, очевидно, что кровная месть, как и право на выкуп, переходит по наследству и в большинстве случаев — вместе с имущественным наследством. 
Очередность мщения часто выдерживается и по материалам, которые предоставляют нам скандинавские саги. Один из ярких примеров существования такой очередности на практике есть в «Саге о Харальде Прекрасноволосом» («Круг земной» Снорри Стурлусона). Ярл Эйнар в висе укоряет своих старших братьев в том, что они, в отличие от него, медлят отомстить за погибшего отца: 
 
«Видно, Хрольв и Хролав 
Медлят сталь направить 
В стан врага. Но время 
Для мести приспело. 
Добро ж, молчун Торир, 
В Мере тешься медом, 
Покуда мы бьемся 
С убийцей отцовым». [204] 
 
По следующей висе, сказанной после свершения мести, видно, что Эйнар нарушил сложившуюся очередность исполнения мести из-за нерешительности братьев, чье старшинство обязывало их мстить прежде него: 
 
«Мудры в счете норны, 
Достало и четвертого, 
Дабы, мстя за Рогнвальда, 
Столп дружин обрушить…».[13] 
 
Возможность такого же нарушения порядка, но уже в процессе судебного преследования, оговаривается в законах «Grágás». В случае, если старший брат передает свое право на иск по делу об убийстве какому-то иному лицу, в то время как младший брат ведет дело лично, судебное разбирательство следует вести по иску последнего.[14] 
Таким образом, если кровная месть на каком-то этапе становится частью наследства или, что скорее — порядок наследования соответствует ранее сложившейся очередности мстителей (строится по той же схеме кровно-родственных отношений), зависело ли от исполнения кровной мести само получение наследства после убитого родича? 
Ни в норвежских или шведских сборниках областных законов, ни в исландском «Grágás» нет норм, ставящих наследование в прямую зависимость от исполнения кровной мести. 
По мере развития обычного права, еще до фиксации его в письменных источниках, кровная месть постепенно теряет характер долга, трансформируясь в право родственников мстить убийце или взять компенсацию за убитого родича. 
Однако материал саг постоянно подчеркивает превосходство в глазах скандинава кровной мести над выкупом. В одной лишь «Саге о Греттире» существует несколько ярких примеров такого отношения. Так, Хьярранди, дружинник ярла и брат Бьёрна, убитого Греттиром за словесное оскорбление, в ответ на предложение выкупа отвечает, что «не собирается торговать своим братом».[15] Впоследствии оба брата Бьёрна также погибают при неудачной попытке мести за него. Ярл, у которого те находились на службе, произносит следующие слова: «Они были такие молодцы, что не пожелали продавать один другого» (т. е. не взяли за родича выкуп и предпочли кровную месть).[16] В той же саге Торстейн, сын Кугги, отказываясь от выкупа, заявляет, что в его семье «пока хватает родичей, чтобы кончить дело либо объявлением вне закона, либо кровной местью».[17] [205] В отличие от правового материала, обязательный характер мести прослеживается по многих сагам, в том числе по «Саге о людях из Озерной Долины», где смертельно раненый Ингемуд, пользовавшийся славой мудрого и гуманного человека, перед кончиной посылает предупредить своего убийцу о неминуемой мести, которая должна последовать со стороны его сыновей.[18] 
Сколь ни критически следует подходить к сведениям скандинавских саг, тем более к содержанию многочисленных диалогов их персонажей, все же настойчивое повторение данного сюжета позволяет составить определенное мнение об отношении в скандинавском обществе к исполнению кровной мести, которое веками сохранялось в устной традиции и, по-видимому, оставалось актуальным ко времени ее письменной фиксации и обработки. 
Мужчины, медлившие с исполнением кровной мести, подвергались моральному осуждению со стороны своих родственников, против них было настроено и общественное мнение. Не в последнюю очередь отсюда в скандинавских сагах чрезвычайно распространен сюжет «подстрекательства» со стороны женщин, которые, как правило, не имели возможности собственноручно исполнить кровную месть, но пеклись о чести и репутации рода. 
Тем не менее отношение к мести или активному судебному преследованию, влекущему за собой объявление убийцы вне закона, как к явлению более почетному, чем мирное урегулирование, можно проследить и по нормам областных законов Швеции, Норвегии и Исландии. 
Среди областных сборников права Скандинавии в этом смысле особенно выделяется «Гуталаг», в соответствии с нормой которого убийца мог предложить выкуп ближайшему родственнику погибшего лишь спустя год после убийства. Только тогда принимавший выкуп родич считался ненавлекшим на себя позор. Подразумевалось, что в течение года убийца подлежал кровной мести без права откупиться. Но и по прошествии этого срока пострадавшая сторона могла еще дважды отказываться от компенсации, тем самым продлевая возможность отмщения.[19] Любопытная норма существует в сборнике областных законов Гулатинга, в соответствии с которой запрещалось требовать возмещения более чем три раза в том случае, если не предпринимались какие-то действия для исполнения кровной мести.[20] После перечисления трех ближайших родственников (сына, отца и брата — именно в такой очередности), на которых прежде всего возлагалось ведение дела об убийстве, в исландском «Grágás» говорится, что если кто-либо из них желает разрешить конфликт [206] миром, а кто-то стремится преследовать убийцу в рамках закона, свобода действия предоставляется последнему.[21] 
Наконец, в полном противоречии со сведениями, почерпнутыми из сборников областных законов, судя по которым получение выкупа сопровождается гарантиями мира и нарушение подобных обещаний является тяжким преступлением, в скандинавских источниках существуют отголоски тех времен, когда жажда мести, сохранявшей характер долга, могла быть неудовлетворена даже после принятия компенсации за убитого родича. Так, в эпической песне «Речи Сигрдривы» валькирия предупреждает Сигурда: 
 
«…не верь никогда 
волчьим клятвам, — 
брата ль убил ты, 
отца ли сразил: 
сын станет волком 
и выкуп забудет».[22] 
 
В сагах, в отличие от областных законов, хорошо прослеживается зависимость наследования имущества и общественного статуса от исполнения кровной мести. Характерен сюжет с почетным хозяйским местом, которое в ряде случаев либо сознательно не занимается наследником до исполнения кровной мести, либо этому препятствуют его родичи. Например, показательно решение сыновей Ингемуда не пользоваться общественным положением их убитого отца и не занимать его места ни дома, ни на пирах, пока он не будет отомщен.[23] В «Саге о людях из Озерной Долины» делается особый акцент на хозяйском месте в доме, ибо именно на нем проводит оставшееся до кончины время смертельно раненый Ингемуд.[24] 
В «Саге о битве на Вересковой Пустоши» исландец Бард, попытавшийся сесть на место своего убитого старшего брата, встретил резкий отпор со стороны матери, которая ударила его по лицу и запретила ему там сидеть, пока тот не отомстит за своего родича. Затем она принесла своим сыновьям камень вместо хлеба со словами: «Вы не достойны лучшего, чем камень, потому что не мстите за брата и позорите свой род».[25] 
Речь, по-видимому, идет о почетном сиденье, символизировавшем в Скандинавии право главы семьи и собственника имущества. Порядок вступления на это место (своеобразный ритуал введения в наследство) [207] А. Я. Гуревич прослеживает по «Саге об Инглингах»:[26] «В то время был обычай, что, когда справляли тризну по конунгу или ярлу, тот, кто ее устраивал и был наследником, должен был сидеть на скамеечке перед престолом до тех пор, пока не вносили кубок, который назывался Кубок Браги. Затем он должен был встать, принять кубок, дать обет совершить что-то и осушить кубок. После этого его вели на престол, который раньше занимал его отец. Тем самым он вступал в наследство после отца».[27] Аналогичный обряд восхождения на отцовский престол описан и в «Саге об Олаве сыне Трюггви».[28] 
Подобный же порядок присутствует в нормах скандинавских сборников областных законов. В соответствии с одной из норм законов Гулатинга, наследник умершего человека занимает его хозяйское место в доме.[29] Сидя именно на этом месте, подчеркивавшем гражданские и имущественные права владельца, по законам Фростатинга, хозяин принимает вызов в суд и защищает свою собственность.[30] 
Следовательно, недопущение медлившего с местью индивидуума на указанное сиденье приобретает смысл более глубокий, чем простое моральное осуждение. Осознанное решение не занимать это символическое место до исполнения кровной мести, вероятно, может означать временный добровольный отказ от вступления в права наследника имущества и общественного статуса. 
По-видимому, данный сюжет, не зафиксированный в письменном праве, но присутствующий в сагах, аккумулирующих в себе многовековую устную традицию, указывает на существовавшую некогда действительную зависимость наследования от исполнения кровной мести. Таким образом, это еще один отголосок древних представлений о кровной мести, как о долге, связывавшем семейный коллектив. [208] 
 
Л. С. Никольский 
 
Примечания: 
 
[1] Wilda W. E. Geschichte des deutschen Strafrecht. Halle, 1842. Bd I. Das Strafrecht der Germanen. S. 171–172. 
[2] Шпилевский С. М. Союз родственной защиты у древних германцев и славян. Казань, 1866. С. 55. 
[3] Косвен М. О. Преступление и наказание в догосударственном обществе. М.; Л., 1925; Хачатуров Р. Л. Становление права (на материале Киевской Руси). Тбилиси, 1988; и др. 
[4] Тас. Germ., XII (Корнелий Тацит. Л., 1969. С. 362). 
[5] Гуревич А. Я. Большая семья в северо-западной Норвегии в раннее средневековье (по судебнику Фростатинга) // СВ. М., 1956. Вып. VIII. С. 81. 
[6] Gul. 196 // The Earliest Norwegian Laws, Being the Gulathing Law and the Frostathing Law / Tr. by L. W. Lasson. N. Y., 1935. P. 143. 
[7] Gr. II, 335/24–6 // Laws of Early Iceland. Grágás I / Ed. and tr. by A. Dennis, P. Foote, R. Perkins. Winnipeg, 1980. P. 216. 
[8] Fr. VI, 4; Gr. I. P. 200–201 // Laws of Early Iceland. P. 181. 
[9] Fr. V, 18. Р. 328; Gr. I. P. 168. 
[10] Gr. I. P. 169. 
[11] Gut. I, 14 // Holmbäck Å., Wessén E. Svenska landskapslagar: Tolkade och förklarade för nutidens svenskar. Stockholm, 1933–1946. Ser. 4. 
[12] Ковалевский С. Д. Образование классового общества и государства в Швеции. М, 1977. С. 129; HLÄ, 15 // Holmbäck Å., Wessén E. Svenska landskapslagar. Ser. 3. 
[13] Снорри Стурлусон. Круг земной. М., 1980. С. 58. 
[14] Gr. I. P. 168. 
[15] Сага о Греттире. М., 1976. С. 43. 
[16] Там же. С. 45. 
[17] Там же. С. 47. 
[18] Vatnsdoela Saga / Tr. by G. Jones. Princeton, 1944. P. 67. 
[19] Gut. I, 13 // Holmbäck Å., Wessén E. Svenska landskapslagar. Ser. 3. 
[20] Gul. 186. P. 140. 
[21] Gr. I. P. 157.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

След и наследник 
 
 
В эпоху викингов, когда совершали эттлейдинг, вера в тотема, как мы помним, в Скандинавии уже угасала. Вероятно, по этой причине кожу для ритуального башмака брали с ноги животного выше колена. В более отдалённые времена её, несомненно, снимали непосредственно с лапы. Такие обрядовые башмаки, изготовленные из шкуры с задней лапы медведя вместе с когтями, делали некоторые племена американских индейцев. 
 
Нога человека, обутого в подобный башмак, оставляла на земле след тотема. 
 
Мы здесь рассуждаем о скандинавском обряде, но вдумаемся в привычные нам русские слова: след и наследник… 
 
Человек, принадлежавший к тому или иному роду, во время ритуала должен был запечатлеть на земле вполне определённый след. Вот откуда приведенные выше слова из клятвы отца: новый член рода, мол, отныне приобретает все права, поскольку имеет такую же обувь. Зверя узнают по следам; тот, кто оставляет на земле медвежьи следы, закономерно принадлежит к роду Медведя! Вступивший на след становился наследником… 
 
Учёные полагают, что этот термин возник задолго до того, как сложилось понятие о наследовании имущества, с которым мы его обычно связываем теперь. 
 
После сына в тот же башмак вступал отец, а за ним и ближайшие родственники. Зачем? Они «перекрывали» след нового члена рода своими, тем самым беря его под своё покровительство, обещая защиту и помощь: в большой семье все отвечают за всех, каждый готов вступиться за каждого. А защита, по крайней мере магическая, была необходима немедля. Люди верили, что неперекрытым следом могли воспользоваться злые силы или враги, владеющие колдовством. Известно же, что «по следу» можно наслать порчу, пустить зловредного духа и причинить ещё множество бед. Вот и с ритуальным следом поступали так же, как с реальным следом на тропе, если не хотели, чтобы недруг дознался, кто здесь прошёл. 
 
Но вот зачем надо было силой заставлять сына вступить в священный башмак?

С самого начала поста «Введение в род» постоянно говорится, что сына в свой род вводит отец. Однако такой порядок, когда род исчисляли по отцу, существовал не всегда. В более отдалённые времена – учёные называют это время матриархатом – предводительницей рода и, так сказать, носительницей наследственности была женщина. По мнению исследователей, на том этапе развития человечества первостепенное значение имели такие свойства женской психики, как стремление сохранять, приумножать, беречь. Сильный и храбрый, но не всегда благоразумный мужчина выдвинулся на «первые роли» значительно позже, когда человечество, к своему несчастью, выучилось воевать. Так вот, в материнском роду не возникало никаких проблем относительно принадлежности ребёнка к данной родственной группе, ведь мать известна всегда. Если мать – из рода Лося, значит, и её дитя тоже. 
 
Когда родство стали исчислять по отцу, ситуация усложнилась. Для начала потребовалось разработать способ свести мужчину и женщину в один род: так появилась свадьба с ритуалами «смерти» невесты и её «воскрешения» уже в новом качестве – в качестве жены. Ребёнок, родившийся после свадьбы, автоматически причислялся к роду отца. Если же свадьбы не было, ребёнок оказывался в роду своей матери. 
 
Однако мы помним, что, согласно вере древних людей, могущественный предок-тотем оберегал и защищал своих потомков от всяческих зол. Навлечь на себя гнев духа-хранителя – что можно выдумать хуже? А может ли не рассердиться тотем, если кто-нибудь с охотой покинет свой род ради чужого? 
 
Вот почему по ходу ритуального действа расставание с прежним родом всегда изображалось как величайшее горе. Вот почему девушка-невеста обязана была проливать горькие слёзы и осыпать упрёками родителей, допустивших сватовство, – даже в том случае, когда она шла за любимого. Вот почему внебрачный сын, который переходил из рода матери в род отца, обязан был сопротивляться, разыгрывая недовольство, а отец – силой тащить парня к священному башмаку. Пусть видит дух-покровитель: человек, уходящий из рода, не предаёт его, не оскорбляет – просто подчиняется неумолимой силе… 
 
Вот какой сложный клубок понятий, верований и суждений начал разматываться, стоило только тронуть одну-единственную запись из древнего судебника, сохранившего для нас скандинавские законы времени викингов. Сколько ниточек потянулось в разные стороны – и каждая, если за неё ухватиться, может увести очень далеко и стать поводом для интересного разговора. Несколько на первый взгляд не больно-то осмысленных строк – и словно приоткрывается дверь в тогдашнюю жизнь с её обычаями и мировоззрением, частично пришедшим из ещё более глубокого прошлого, частично сформировавшимся под влиянием новых условий. Начинаешь лучше понимать людей, живших тысячу с лишним лет назад, ведь далеко не все понятия и взгляды с тех пор успели перемениться, а главное – человек остался человеком. 
 
Надеюсь, любознательный читатель согласится со мной, что изучать викингов и их время вот так, изнутри, гораздо интереснее, чем перечислять, в котором году была какая битва и кто кого в ней победил. Научиться представлять себе живого тогдашнего человека, узнать, почему именно такова была культура его народа, как на неё повлияли соседние племена и что, в свою очередь, сами от неё приняли, – вот задача действительно стоящая. 

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Шкура пращура 
 
 
Почему для священного пира резали именно бычка, а не, скажем, нескольких свиней? Да ещё и делали из его шкуры башмак? 
 
В первобытной древности люди считали, что животный и растительный мир живёт, как и они сами, родами и племенами. Так и говорили: «народ тигров», «народ медведей». Животным приписывали магические свойства и способность превращаться в людей, а также вступать с ними в брак. Каждый встречал в приключенческих книгах, допустим, об индейцах, «род Волка», «род Бизона», «род Черепахи». О подобных мифологических представлениях уже говорилось достаточно подробно в главе «Родственниками не рождаются». Но все ли задумывались, что для тех, кто причислял себя к подобным родам, эти названия были далеко не пустым звуком? 
 
Древние люди не «играли в индейцев». Они абсолютно серьезно возводили свою родословную к предку-зверю – тотему. Учёными установлено, что стадии тотемизма не миновал в своём развитии ни один народ. В том числе и европейцы. 
 
В эпоху викингов каждый уважающий себя скандинав возводил свой род к Богам. Между тем в главе «Коровы» будет рассказано, что, согласно преданию, самый первый предок Богов (а значит, и людей) появился на свет благодаря корове Аудумле. Во времена викингов тотемизм в Скандинавии уже отходил в область воспоминаний, но вера в благодетельницу-корову держалась. Она-то и выступает в обряде эттлейдинга как всеобщий «тотем». 
 
В начале главы «Еда и жертвенные пиры» рассказывается о том, какое значение приобретала любая совместная еда: разделить трапезу значило автоматически стать чуть ли не родственником. Ещё в большей степени сказанное относилось к такой трапезе, когда совместно поедалось мясо тотемного животного: участвовать в этом могли только члены родственной группы. Вот почему скандинавы эпохи викингов, уже отошедшие от тотемизма, но ещё помнившие о корове Аудумле, на священном родовом пиру вкушали именно говядину, а не баранину или свинину. 
 
Но священной силой обладала не только плоть зверя-тотема; не меньшее значение придавалось и шкуре, которую почитаемый предок тоже «позволял» использовать лишь членам своего рода. Зато для «своих» она была, как пишут учёные, поистине универсальным средством на все случаи жизни: из неё старались соорудить жилище, чтобы не пробрался злой дух, на ней спали, чтобы не приснился дурной сон, в неё завёртывали младенца, чтобы рос здоровым и крепким, ею укрывали покойника, чтобы его дух обрёл достойное успокоение на небесах… 
 
По счастью, есть ещё на нашей планете народы, для которых система тотемических верований и соответствующие обычаи являются приметой совсем недавнего прошлого, а то и настоящего. Благодаря этому учёным удаётся собрать поистине бесценные данные и многое объяснить. 
 
Естественно, в одежде из шкуры священного животного не ходили всё время. Её надевали в основном для священнодействия, одним из которых, как говорится в главе «Воины-звери», была война. Так, этнографическая наука свидетельствует, что американские индейцы, например, отправлялись на «тропу войны» в шкурах своих тотемов: род Волка – в волчьих, род Медведя – в медвежьих и так далее. 
 
Понятно, что звериные шкуры поневоле приходилось подгонять к человеческой анатомии, но кройку и шитьё старались свести к минимуму. Особенно это касалось ритуальных облачений, в частности шаманских. Но в любом случае расположение тех или иных частей шкуры на теле человека должно было строго соответствовать их расположению на теле животного. Так, головной убор непременно выкраивался из шкуры с головы зверя, верхняя наплечная одежда – из спинной части, шкура с передних лап становилась рукавами, с задних – штанами и так далее. 
 
Древний обычай отразился и в языке. Все слышали слово «парка» и знают, что это вид верхней одежды из меха. Но все ли знают, что в буквальном переводе «парка» значит «туловище»? Все слышали русское выражение «спрятать в загашник», то есть укрыть в недоступном, потаённом месте. Но многие ли помнят, что оно связано со старинным названием штанов – «гачи» или «гащи», которые удерживались на теле с помощью шнурка-«гашника» (за ним-то, то есть непосредственно у тела, и помещали спрятанную вещь)? И, наверное, одни только учёные знают теперь, что слово «гачи» обозначало в глубокой древности «шкуру с задних ног зверя»… 
 
С течением времён древние люди перестали использовать всю шкуру тотема. Для обозначения принадлежности к данной родственной группе и для индивидуальной магической защиты было достаточно малой толики: полоски или клочка шкуры, пера, клыка, подвешенного на ремешке… Башмака, выкроенного из кожи с задней ноги. 
 
Но почему именно с правой? 

 
 
Учёные-этнографы, занятые изучением и сравнением быта и верований различных народов, выделяют в накопленном ими материале то, что они на своём языке называют бинарными оппозициями. «Бинарный» – значит состоящий из двух частей, «оппозиция» – противостояние. Оказывается, в мифологических представлениях разных племён прослеживается очень чёткая система воззрений на «своё – чужое», «сырое – приготовленное», «видимое – невидимое» и так далее. В том числе и на бинарную оппозицию «правое – левое». 
 
Если почитать книги специалистов, постигающих тайны человеческого мозга, выяснится, что два полушария, из которых он состоит, – правое и левое, – выполняют разные функции. Когда одно из них работает активней другого, у человека проявляется то, что мы называем ярко выраженными склонностями: не секрет, что есть люди, «предрасположенные» к точным наукам, и есть точно такие же «прирождённые» гуманитарии. Именно из-за особенностей строения нашего мозга большинство людей предпочитает работать правой рукой; природных левшей раньше переучивали, но, когда стала понятна причина, перестали это делать, чтобы не нанести вреда психике. Различается по своему устройству и работе и мозг мужчины и женщины. Именно поэтому женщины в своих рассуждениях руководствуются совсем иными логическими принципами, нежели мужчины, им свойственны иные черты характера. На эту тему – как, впрочем, и на все остальные, которые мы затрагиваем в этой книге, – можно говорить до бесконечности. Ограничимся, однако, признанием факта: в мире человека между правым и левым действительно существует мощная смысловая разница. 
 
Древние люди, отличавшиеся большой наблюдательностью, заметили её очень давно. Только выразили они свои наблюдения не на языке науки, как мы теперь, а на языке мифа. 
 
До наших дней дожило всем знакомое выражение: «встать с левой ноги». Смысл его – начать день неудачно или в плохом настроении; говорят и проще – «не с той ноги». Существует выражение «вывернуть на левую сторону», то есть наизнанку. Казалось бы, при чём тут «левая» сторона, ведь у одежды есть только лицо и изнанка? Легко убедиться, что здесь, как и в первом случае, имеется в виду не та сторона. Учёные пишут: во всех культурах правая сторона обозначает всё светлое, истинное, хорошее, доброе, жизнеутверждающее, правильное. Левая – всё тёмное, злое, ложное, плохое, несправедливое, смертоносное. Говорят же про жулика, что у него «левые доходы», о супружеской измене – «налево гуляет»… 
 
Вот почему в древнескандинавском обряде фигурирует именно правый башмак, шкуру для которого соответственно брали с правой задней ноги жертвенного бычка. Отважимся предположить, что второго башмака не делали вовсе, чтобы ни в коем случае «не связываться» с левым. Пусть новый член рода воспримет сам и принесёт в семью только хорошее, доброе, правильное. 

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

«Бессчётное количество» 
 
 
Почему пиво варилось именно из трех мер зерна, а бычка для заклания выбирали опять же трехлетнего? 
 
Совершенно очевидно, что всё дело здесь в «священной и магической» цифре три. Мы с детства привыкаем к тому, что цифра эта некоторым образом особая: здесь и выражение «Бог троицу любит», и три попытки, которые, как правило, даются спортсмену на соревнованиях. Но случалось ли нам задумываться, почему именно три? 
 
Если обратиться к животному миру, оказывается, наши «братья меньшие», принадлежащие к различным видам, вполне способны к счёту, но лишь в определённых пределах. Специалисты выяснили, что, например, кролик умеет считать только до четырёх: всё, что дальше, для него поистине «бессчётное количество». Есть свои пределы и у других животных. Человек же, как пишут учёные, свой предел счёта отодвигал постепенно, по мере того как сам выделялся из животного мира. Не случайно термин «бессчётное количество» любят употреблять маленькие дети, те, которые на вопрос: «Умеешь считать?» – в лучшем случае отвечают: «До десяти». «Бессчётное количество» у них начинается с одиннадцати. Каждый ребёнок, подрастая, как бы пробегает в ускоренном темпе историю развития человечества. Пределы счёта расширяются по мере того, как в этом возникает нужда. Интересен факт, установленный языковедами: в языке некоторых племён, и сейчас ещё живущих по законам каменного века, очень мало числительных. Зато присутствует не просто знакомое нам грамматическое множественное число, а «двойное», «тройное», «четверное»… Трудно перевести на подобный язык книгу по высшей математике, но, спрашивается, зачем? У народа, живущего в пещере, нет пока нужды в уравнениях. Появится нужда – возникнут и средства… 
 
Так вот, был, оказывается, в жизни наших отдалённейших предков такой период, когда «бессчётным количеством» для них было… число три. 
 
Один – это понятно всякому. Двое – это ты и я, мужчина и женщина, семья, любовь. Появляется ребёнок – и нас уже «очень много»… 
 
Вот тогда-то, в глубокой древности, и сформировалось особое отношение к числу три. Теперь понятно, почему у нашего Змея Горыныча именно три головы, а на бой с ним выходят, как правило, трое сказочных братьев. В эпоху, когда складывались легенды о Змее и борьбе с ним, подобное определение численности сражавшихся, вполне возможно, подразумевало «многотысячные армии». Бессчётное количество, и всё тут! А «тридевятое царство»? Край света, другая галактика. А «тридцать лет и три года», которые Илья Муромец просидел на печи, прежде чем сделаться богатырём? Кому доводилось серьёзно болеть, тот знает, что вынужденная беспомощность длится, с точки зрения больного, целую вечность. Может быть, именно эту мысль хотел подчеркнуть создатель былины? 
 
Скандинавская мифология тоже отдала дань заветной цифре, только наши северные соседи пошли по пути, так сказать, математического утроения: в скандинавских преданиях чаще фигурирует «трижды три» – число девять. Если герой видит в небе скачущих на конях валькирий (мифических дев-воительниц), то их, скорее всего, девять. Один из Богов, Хеймдалль, был порождён «девятью девами» – морскими волнами. А сама Вселенная, по мысли древних скандинавов, делилась на девять разных миров: мир Богов, мир людей, мир мёртвых, мир великанов и так далее. Однако цифра три встречается и в «чистом виде». У Мирового Древа, поддерживающего и связывающего миры, три корня. Из-под корней бьёт вещий источник, а возле него сидят три Норны – провидицы судеб… 
 
Таким образом, число три в древнем законе указывает, во-первых, на то, что пива для обряда должно быть очень много, а бычок – взрослый, в расцвете сил. В переводе на современные единицы «три меры солодового зерна» означает 151 килограмм. Из этого количества получалось около двухсот литров пива. На первый взгляд это много, но следует вспомнить, что на праздник собирался весь род, в котором запросто могло быть более ста человек.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Введение в род 
 
 
Рассказывая о большой семье, о роде, властно определявшем всю жизнь древнего человека, мы уже проследили парадоксальную на первый взгляд мысль: родственниками не рождались. Мы видели, как присматривался род к новорожденному малышу – своей собственной плоти и крови. Но ведь в древности, точно так же как и теперь, жизнь подбрасывала самые неожиданные «повороты сюжета». Скажем, появлялось на свет дитя, рождённое не в семье, а, как принято выражаться, «на стороне». Как должен был поступать его отец, если он не бегал от отцовства, а, наоборот, желал присоединить, например, внебрачного сына к своему роду и сделать его законным наследником? 
 
Ситуаций могло быть величайшее множество. Например, боевой поход или просто путешествие по каким-то делам ознаменовалось ещё и любовным приключением, в результате которого родился ребёнок. Или родился ребёнок у рабыни, не состоявшей, естественно, в браке с хозяином. Или, помимо «главной» жены, появлялась «младшая» жена или наложница, у которой опять-таки рождался ребёнок. Или… 
 
Учёные пишут, что общего термина «незаконный ребёнок» в те времена не существовало. Зато древние скандинавы различали несколько категорий детей, которые без обряда усыновления не имели права на отцовское положение и имущество. В частности, это «хорнунг» – ребёнок женщины, за которую не был уплачен свадебный выкуп («мунд»), «рисунг» – ребёнок свободной незамужней женщины, «тиборн» – ребёнок рабыни и «эттлс» – безродный. 
 
Как же происходило усыновление? 
 
В эпоху викингов законы существовали в устной форме; как рассказывается в соответствующей главе, вместо современных сборников законов существовали «ходячие кодексы» – люди, помнившие законы наизусть и произносившие их в случае необходимости. Их так и называли – законоговорители. Законы передавали из поколения в поколение на протяжении веков, в результате чего словесные формулы шлифовались, приобретали отточенность и лаконизм. Современные учёные судят о законах времён викингов по нескольким судебникам, составленным в Норвегии в XIII веке. По мнению языковедов, записанные в них юридические формулы несут на себе несомненную печать устной традиции: по своему построению они напоминают стихи, часто перекликаются с пословицами и поговорками, и при каждой следует непременная фраза: «как говорили в старину». 
 
Вот что сказано в одном из таких судебников о том, как следует вводить в род внебрачного сына: 
 
«Отец вводит своего сына в род с согласия своих ближайших наследников. Пиво из трёх мер солодового зерна варится, и трёхлетний бычок забивается. Шкура сдирается с правой задней ноги бычка выше колена, и башмак делается из неё. Отец заставит сына, вводимого в род, вступить в этот башмак. Отец должен вступить в башмак, держа на руках своих несовершеннолетних сыновей, но его совершеннолетние сыновья должны вступить в башмак сами. Если он не имеет сыновей-первонаследников, тогда те мужчины, которые ближе по наследству, после него вступают в башмак. Вводимый в род берётся на колени мужчинами и женщинами. Женщины также могут быть свидетелями, наравне с мужчинами, в том, что вводимый в род был полностью включён в род этой церемонией, так как имеет такую же обувь, в которую все они вступают…» 
 
Во время действия отец должен был произнести следующую речь-клятву: 
 
«Я ввожу этого человека в права на имущество, которое я ему даю, на деньги и подарки, на сидение и поселение, на возмещение и выкуп, и во все личные права, как если бы за его мать был уплачен свадебный выкуп». 
 
Обряд так и назывался: «эттлейдинг» – «введение в род». Для современного человека, не знакомого с закономерностями мифологического мышления древних людей, приведенный выше «сценарий» эттлейдинга выглядит полнейшей бессмыслицей. Спрашивается, какая разница, сколько варить пива и какого бычка резать для празднества, что за непонятный башмак и ещё менее понятные манипуляции с ним? Почему, наконец, надо «заставлять» сына, который, надобно думать, и сам вовсе не прочь узаконить своё положение?.. 
 
Однако, как водится, если немного подумать и кое-что вспомнить, в древнем обряде можно разобраться без большого труда. Учёными-скандинавистами уже проделана эта работа. Последуем же за ними и убедимся, что – как это сплошь и рядом и бывает – привычные всем нам понятия поворачиваются неожиданными гранями. 

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

СТАТУС И ПОЛОЖЕНИЕ ЖЕНЩИНЫ В ЭПОХУ ВИКИНГОВ 
 
Многое из того, что мы знаем о викингах, свидетельствует: женщины жили в достаточно благоприятных условиях, и большинство из них пользовалось авторитетом и уважением внутри их социальной группы. Не исключено, что в эпоху викингов их статус даже повысился. Поскольку мужчины в большинстве своем проводили время в викингских походах или торговых поездках, то все домашние дела, равно как и управление усадьбой, возлагались на женщин. 
 
Немало рунических камней, найденных в Скандинавии, было возведено женщинами или было воздвигнуто в память о женщинах. Мужчины в этом отношении отнюдь не обладают монополией, хотя они, разумеется, преобладают. В то же время и памятные камни, и другие, дошедшие до нас источники, говорят о том, что существовало значительное различие между миром мужчины и миром женщины. Если женщина могла снискать славу и почет, то это происходило не благодаря заморским походам и военной добыче, а благодаря рачительному ведению хозяйства и другим, чисто женским занятиям и умению. Задачи и обязанности женщин были связаны, прежде всего, с теми сферами деятельности, которые имели немаловажное значение в крестьянской семье. И, разумеется, первым делом женщин было рождение и воспитание детей. Вот какими словами характеризует некую Одиндису из Вестманланда (Швеция) ее муж в надписи на камне, воздвигнутом в память о ней: «В Хассмюре не было хозяйки, которая лучше нее управлялась бы с делами в усадьбе». А вот что сообщил Гунвор о своей юной дочери Астрид в надписи на камне из Дюнна (Южная Норвегия): «Она была самой умелой девушкой в Хаделанде». 
 
В семейный круг входили: отец, мать и их семейство, а также супруги и их дети. Поэтому весьма логично, что самые великолепные рунические камни были поставлены в память о женщинах. Так, знаменитые памятные камни в Йеллинге были воздвигнуты королем Гормом в память о его жене – королеве Тюре, а тем их сыном, королем Харальдом Синезубым, в память о родителях. Памятный монумент был воздвигнут двумя сыновьями в память об их матери Виборг, а монументы из Главендрупа и Трюггевельде были воздвигнуты некоей Рагнхильд в память о своих двух мужьях. Она была замужем сначала в Фюне, а затем на Зеландии. 
 
Мужчина мог считаться законным отпрыском королевского рода, если королевские предки у него были только со стороны матери. Так, датский король Свен Эстридсен (который находился на престоле с 1047 по 1074 годы) стал законным наследником короны (хотя ему и пришлось за это воевать), благодаря своей матери Эстрид, дочери короля Свена Вилобородого и сестры короля Кнуда Великого, сын которого, Хардекнуд, умер бездетным в 1042 году. Согласно надписям на Упландских рунических камнях 1000-х годов, женщины также могли наследовать землю после своих детей, умерших без наследников, и, вполне вероятно, что женщины в некоторых местах получали после родителей наследство наряду с братьями. Приданое, предназначавшееся дочерям, могло являться причиной того, что сыновья не получали полной доли наследства. 
 
Захоронения эпохи викингов свидетельствуют о том же. Могилы женщин снаряжены столь же богато, как и могилы мужских представителей той же социальной группы. Так, Усебергское захоронение в Вестфолле (Южная Норвегия) – самое богатое из всех, известных нам захоронений эпохи викингов, – было женской могилой. В языческие времена женщинам клали в могилу не меньше вещей, чем мужчинам, но с учетом женской сферы деятельности. В новую загробную жизнь женщин сопровождали не инструменты, оружие или охотничьи псы, но предметы домашнего обихода, ткацкие станки, украшения и комнатные собачки. В кругах военной аристократии различия роли полов были особенно глубоки, и считалось даже, что у мужчин и женщин имеются раздельные царства мертвых. 
Основные различия между функциями мужчин и женщин, скорее всего, проявлялись в сфере семьи и дома. Прежде всего, женщины, насколько можно судить, не входили в другие сообщества, например, в «фелаг». Они не занимались ни торговлей, ни ремеслами. Впрочем, до нас дошли сведения об одной женщине-скальде и об одной-единственной резчице рун по имени Гунборга из Хельсингланда (Северная Швеция). 
 
Средневековые ирландские историки, в своем стремлении драматизировать деяния викингов на острове, сообщают ряд захватывающих историй о неистовых женщинах-воительницах, поскольку подобные истории всегда увлекательны. Но на самом деле те женщины, которые, как нам известно из различных источников эпохи викингов, находились в большом викингском войске, вторгшемся в Англию около 890 года, были женами воинов, и их во время сражений старались укрыть вместе с детьми в безопасном месте. Эти женщины сопровождали мужей в походе, поскольку войско находилось в Западной Европе много лет, и воины искали новые земли, на которых могли бы поселиться вместе с семьей. Если женщины-викинги и существовали на самом деле, то едва ли их было так уж много. С введением христианства возникают новые сообщества, религиозные общины, и к ним, вероятно, особый интерес в большой степени проявляли женщины. Женщины, владевшие земельными угодьями, давали свои имена новым поселениям, как в Скандинавии, так и за рубежом, однако подавляющее большинство географических названий того времени было все же связано с мужскими именами. 
 
Брак представлял собою союз равных, а также союз двух семейств. Женщина, наверно, приносила приданое, муж также выделял известную сумму, и эти две части составляли в семье собственность женщины. Как сообщают арабские посланники, которые наблюдали жизнь викингского сообщества в Хедебю около 970 года, а также, вероятно, в Ирландии или на Зеландии в середине 800-х годов, женщины норманнов в браке пользовались большой свободой. Один из них отмечает, что «правом развода обладает женщина. Она разводится с мужем, только когда сама того захочет». Тем не менее, распутство каралось весьма сурово. Адам Бременский около 1075 года записывает, что мужчины за прелюбодеяние караются смертью, а женщины подвергаются различным наказаниям. Смертью карается также насилие над девушкой. 
 
Тот же Адам Бременский с негодованием писал о том, как плохо обращаются скандинавские мужчины с женщинами. Говоря о шведах, он замечал, что «каждый мужчина в соответствии со своим достатком имеет двух, а то и трех, и более жен. Богатые и знатные имеют жен несчетно, а родившиеся от них сыновья считаются законными». Здесь, скорее всего, речь идет не о женах, а о наложницах или, возможно, рабынях. Впрочем, тяга скандинавских мужчин к женщинам, или, вернее говоря, к свободным связям, вообще производила большое впечатление как на западе, так и на востоке. 
 
(c) Эльсе Роэсдаль из книги "Мир викингов"

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

«БЛАГОРОДНЫЙ ЯЗЫЧНИК» В САГАХ О ДРЕВНИХ ВРЕМЕНАХ 
(на примере «Саги о Хальвдане Эйнстейнссоне») 
 
В саговедении хорошо известна концепция «благородного язычника», сформулированная шведским исследователем Ларсом Лённротом. Лённрот смог проследить у ряда действующих лиц родовых саг типологическое сходство, что позволило ему утверждать существование в этом типе источников определенного типа персонажей — «благородных язычников» (см. Lönnroth L. The Noble Heathen: A Theme in the Sagas // Scandinavian Studies. Lawrence, Kansas, 1969. Vol. 41. P. 1–29). Для выделения Лённрот предложил следующие критерии: а) «noble heathen» — достойный и мудрый человек, при этом демонстрирует сдержанное, взвешенное поведение; б) он не выказывает приверженности к языческой религии; в) он «слишком безупречен», чтобы быть главным героем саги. Цель такого героя он видит в том, что тот задает этическую модель, является моральным exempla majorum. 
В своем исследовании Лённрот опирался на материалы саг об исландцах (Íslendingasögur). Однако его выводы возможно приложить и к другому типу саг — сагах о древних временах (fornaldarsögur Norðurlanda), который весьма сильно отличается от родовых саг. Саги о древних временах записывались в более поздний период, чем родовые саги (конец XIII — XV вв.) и посвящены описанию forn öld — «древних времен» до заселения Исландии. Об этой легендарной эпохе достоверных сведений практически не имелось, и fornaldasögur гораздо менее реалистичны, чем саги об исландцах. Однако концепция Лённрота применима и к данным текстам, что можно видеть на примере одной из них, «Саге о Хальвдане Эйнстейнссоне» (текст и русский перевод см.: Глазырина Г.В. Исландские викингские саги о Северной Руси. М., 1996. С. 47-117). 
Всем требованиям Лённрота в рассматриваемой саге соответствует персонаж ярл Скули. Прежде всего, хотя действие происходит в языческие времена, ярл ни прямо, ни косвенно не выказывает своей приверженности языческой религии. Это вообще характерно для большинства исландцев и норвежцев, описываемых в сагах о древних временах, и Скули здесь не исключение. 
Поведение Скули действительно отличается сдержанностью и взвешенностью. что видно из сюжета саги. Сюжет может быть вкратце передан следующим образом. Эйнстейн, отец Хальвдана (главного героя саги), напал на владения ярла Скули. Ярл в это время болен, и он посылает под видом себя своего главного помощника Коля. Войско терпит поражение, погибшего Коля хоронят, приняв за ярла. Отец Хальвдана берет Альдегьюборг, убивает тамошнего конунга и вынуждает выйти за себя замуж его жену, мать Ингигерд, приемной дочери ярла Скули. 
Впоследствии двое незнакомцев убивают отца Хальвдана. Хальвдан пускается на поиски убийц; по ходу действия на него и его людей нападают викинги, однако некий человек, руководящий своим войском, приходит им на помощь, и кроме того, находит затем лекаря для израненного Хальвдана. Позже выясняется, во-первых, что это был ярл Скули, и во-вторых, что он же вместе с Ингигерд убил отца Хальвдана. На владения Скули опять нападают враги, и Хальвдан стоит перед выбором, кого из противников поддержать. В итоге, однако, он принимает предложение Скули о примирении и приходит тому на помощь, благодаря чему получает Ингигерд в жены. 
Скули совершил одно убийство, отомстив Эйнстейну, однако это убийство из мести в глазах автора и аудитории саги было, очевидно, этически оправданным. После этого он демонстрирует благородство и миролюбие, спасая Хальвдану жизнь. Последний поступок свидетельствует и о мудрости, даже прозорливости Скули, поскольку в результате Хальвдан смог в решающий момент спасти ярла и его людей от поражения. 
Скули, таким образом, обладает сразу несколькими очень важными добродетелями — благородством, миролюбием и мудростью. Поэтому он действительно выступает в роли exempla majorum, причем не только для аудитории саги, но и для самого главного героя. Противопоставление Скули и Хальвдана прослеживается в саге весьма четко. Последний вначале не обладает добродетелями Скули: он не склонен прощать, наоборот, он всячески ищет возможность отомстить убийце отца. Родовая этика предполагала бы, что убийца собственного отца должен быть отомщен любой ценой; однако если судить по справедливости, то Скули имел моральное право убить Эйнстейна; спасением же жизни Хальвдана Скули в любом случае искупил любой свой долг перед последним. Более того, Скули спас человека, который хотел его убить. Тем самым он продемонстрировал пример этически верного поведения, и в конце саги, когда Хальвдан встает перед выбором, к которому он шел на протяжении всего текста, Хальвдан находит в себе силы не уступить Скули в благородстве. 
Как было сказано, саги о древних временах являлись рассказами исландцев о собственном прошлом, и более того, в целом ряде случаев о непосредственных предках будущих жителей острова. Естественно, авторы этих произведений стремились к тому, чтобы представить своих праотцев в наилучшем свете, придать им легендарный ореол. Однако здесь перед авторами, жившими уже в эпоху христианства, неизбежно вставала проблема: ведь действие викингских саг происходило в эпоху язычества, а значит, язычниками были и их герои. Приверженность ложным религиям в глазах христиан была грехом. Концепция «благородного язычника» помогла решить данную проблему. Ее использование позволило исландцам окончательно оправдать своих предков–язычников в собственных глазах (ср.: McCreesh B. How Pagan Are the Icelandic Family Sagas? // Journal of English & Germanic Philology, Bd. 79. Urbana, Ill, 1980. P. 58–66. Этот подход имеет несомненные параллели с идеей «христиан до Христа», бытовавшей в континентальной средневековой христианской традиции применительно к античным мыслителям). Данная концепция сперва появилась в родовых сагах. Однако, как можно видеть на приведенном нами примере, данный мотив не чужд и сагам о древних временах, и в ряде случаев он является важной составной частью структуры повествования. 
 
Ерёменко А. Б. 
Источник: Восточная Европа в древности и средневековье. Проблемы источниковедения. XVII Чтения памяти члена-корреспондента АН СССР В.Т. Пашуто. IV Чтения памяти доктора исторических наук А.А. Зимина. Москва, 19–22 апреля 2005 года. Тезисы докладов. Москва, 2005. Ч. I. С. 80–82.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

СВЯЩЕННЫЙ ГНЕВ В ТРАДИЦИИ СЕВЕРА 
 
Идея священного гнева наличествует практически во всех традициях, хотя нигде она так не акцентирована, как в зороастризме и нордическом язычестве. 
 
Ненависть - основа метафизики войны. Odio Sacro - священная ненависть, священный гнев - это особое состояние воинской души, в котором воин является максимальным обладателем концентрированной энергии разрушения, наполняется силой агрессии и изливает ее на противника, врага, преграду. Но ненависть относится не только к уровню психологии, - ненависть имеет глубочайшие метафизические корни. 
 
Ненависть, гнев - это коррелят любви, это оборотная сторона любви. Если любовь (как основная кшатрийская практика) есть стремление к преодолению дуальности, порожденное притяжением Единства, то ненависть есть реакция на сам факт наличия преграды, которая стоит между двумя разделенными частями, мешая осуществлению Единства. Чем напряженнее притяжение любви, тем концентрированнее ненависть к преграде. Поэтому метафизика ненависти основывается на активном отношении к онтологической и метафизической травматичности воина, желающего эту травматичность (и ее причину) уничтожить, 
 
Священная ненависть есть постоянное напоминание воину о том истинном метафизическом дискомфорте, который он обязан испытывать, находясь в реальности. В некотором смысле, ненависть тождественна любви, которая также есть напоминание о великой первокатастрофе и действие, направленное на ее преодоление. Этим родством объясняется также и сама практика сексуальных отношений, в которых элементы борьбы и ярости неразделимы с элементами слияния и блаженства. Однако чистая ненависть все-таки концентрируется на уничтожении разделения, а не на приобретении Единства (как любовь). Поэтому перемещение акцентов определяет особость кшатрийской практики гнева, представляющей собой ритуальный и инициатический комплекс. 
 
Традиция кшатрийского гнева полно развита в нордических германо-скандинавских воинских культах. Особенной цельностью в этом смысле отличается культ Одина (Вотана).Одна из возможных этимологии "Вотана" производная от "wut", что значит "бешенство", "гнев". Слово же "Один" этимологически родственно Odio (ненависть). Священногерманская картина мира пропитана агрессией, персонифицированным гневом. 
Все главные боги нордического пантеона - воины, вся мифологическая история - сражения и жестокие авантюры. Гнев - самое часто встречающееся состояние богов; агрессия - самая часто встречающаяся акция. 
Так как Вотан является центральной фигурой нордической религии, ее полюсом, то естественно, что его духовную природу разделяют и все другие религиозные персонажи, явления и культы. 
Характерно, что ось мира, центральный столб вселенной, древо мира названо в германской мифологии "Иггдрасиль", ясень Иггдрасиль, что означает дословно "Конь Игга". Игг - это имя Одина (переводится как "страшный", "гневный"), особо выделяющее его гневную ипостась. Само слово "ясень" (немецкое Esche), близко к слову as (бог, боги). Мировой ясень это архетип аса, живого германского бога. Но то, что главное название ясени именно "Конь Гневного" прямо указывает на мистериософскую выделенность гнева как основного священного компонента духовной структуры божества. Каждый ас, в определенном смысле слова, воспроизводит мировой ясень, а значит является и "Конем Гневного", что означает и "Конем Гнева". Таким образом, само божество есть "животное, оседланное гневом", то есть влекомое, управляемое гневом, служащее гневу. 
 
С этим связана и особая мистическая судьба эйнхереев, воинов, убитых на поле битвы и стяжавших геройской смертью право войти в Валгаллу. Эйнхереи, однако, не успокаиваются в героическом раю Валгаллы. Они участвуют теперь в небесных битвах в качестве "Дикой Охоты" Одина (Wildes Heer). Наделение эйнхереев определением "дикий" подчеркивает "гневность", "Дикость", как священную, духовную категорию, как признак свершившегося обожествления Героя. 
 
Практика ритуальной ненависти максимально полно сохранилась в "берсеркерстве". 
Берсеркеры - это инициатическое арийское кшатрийское братство, которое хранило секреты боговселения в битве, или Одино-вселения. Берсеркеры в момент поединка настолько напитывались Священной Яростью, что трансформировались в иное существо, переносили "бытийный центр тяжести" на "тонкий план" и фактически сливались с божественным воинственным архетипом. Описания некоторых аспектов этой практики перевоплощения в бою сохранились в ирландских сагах, в частности, в "легендах о Кухулине", магическом воине, кельтском аналоге германских берсеркеров. Сущность "берсеркерства" заключается в максимальном высвобождении внутри своего существа абсолютной ненависти к пределу, к границе, к конечности. Берсеркер в экстатическом ритуале вызывает из глубин своего духа "любовь к вечности", печать личного божественного происхождения. И эти жажда уничтожения предела размывает внутренние границы его земной индивидуальности, разрушает фиксированные связи и онтологические зависимости, всякое видовое самоопределение. 
Нарушение личных пределов создает вокруг берсеркера разряженное бытийное пространство, в котором также нарушаются бытийные связи. Обычно эта эвокация сопровождается физическим уничтожением врагов, причем самым жесточайшим и безжалостным образом. Подчас берсеркер теряет возможность управлять священным гневом, и тогда его безграничное буйство может перейти и на другие существа (нейтральные или дружественные) или на предметы, Ярость берсеркера вызвана состоянием двойственности как таковой, и после достижения определенной степени концентрации эта ярость обращается на ту форму двойственности, которая является наиболее универсальной и обобщающей, - на проявленное бытие. Фактически, берсеркеры боролись с бытием, сливаясь с той волевой вселенной разрушения и гнева, которой является мир Одина, вращающийся вокруг Оси - мирового ясеня Иггдрасиль, "Коня Гневливого". Причем нефиксированность центра этой яростной вселенной, подвижность оси (которая есть "конь"), позволяет берсеркеру стяжать волевым образом полноту священного гнева, отождествившись с самим центром божественного мира, которым является сердце истинного воина. 
 
Неутолимая ярость северных народов так же сохранилась в крылатых выражениях и ассоциациях. 
 
Furor Teutonicus (Тевтонская ярость) - латинское крылатое выражение. Фраза может употреблялась для описания воинственного духа или крайней степени возмущения и гнева. 
Её возникновение связано с вторжением германских племён кимвров и тевтонов на север Апеннинского полуострова около 104 г. до н. э. Сперва римляне терпели от них тяжёлые поражения, и только в 102 г. до н. э. консулу Гаю Марию удалось разбить войско тевтонов, а год спустя и войско кимвров. Воинственный дух вторгшихся племён стал нарицательным, о чём и свидетельствует появление крылатого выражения. 
 
В принципе ненависть, разлагающаяся на два аспекта, - гнев у активного начала и ужас у пассивного, - есть одна из форм существования Священного, как такового, поскольку именно таким образом открывается "травматичность наличного бытия". Ужас есть естественное состояние полноценного существа кшатрийского типа, так как ужас является реакцией на ущербность мира, постоянно обнаруживающего свою ограниченную природу, свое основополагающее качество, качество предела. Через ужас и провоцируемый этим ужасом гнев существо входит в контакт с гневом божьим, с полнотой ненависти, а значит начинает быть его носителем, то есть "Конем Гневливого", мировым ясенем, асом. 
 
Поэтому практика нагнетания личного ужаса является необходимой подготовительной фазой берсеркеровской инициации. Ужас есть растворение соли в практике священной ненависти. В традиции существуют различные предписания для внушения посвящаемому чувства ужаса. Само выражение "панический страх" коренится в инерциальном сознании того, что комплекс сакральных ритуалов, связанный с греческим богом Паном, одним из спутников Вакха, имел прямое отношение к инициатической практике ужаса в древних мистериях. К этому относится и необходимый для получения инициации "спуск в ад", одна из задач которого состоит во внушении чувства ужаса, в пробуждении его в неофите. Причем ужас "спуска в Ад" заключается не в визуализации чего-то экстраординарного, чего-то необычного или нового для человеческого существа, но, в сущности, напротив, в постижении истинного качества обычного, в прозрении в сущность имманентности, которая и является, в конце концов, настоящей причиной ужаса. "Спуск в ад" - это не что иное, как духовное видение обычного. Это не нечто новое или экзотическое -это старое и обыденное, но вскрытое в своих подлинных пропорциях. Однако несмотря на простоту такой констатации, эффективная реализация "спуска в ад" является опасным и строго хранимым секретом. 
 
Ханс Зиверс

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

ГИГИЕНА ДРЕВНИХ СКАНДИНАВОВ 
 
В современную для викингов пору, их награждали не очень лестными эпитетами, вроде "грязные дикари". На самом деле никакого отношения к викингам это определение не имеет. Очень точные расследования фактов, полученных в ходе археологических исследований, рассеивают мифы о якобы нечистоплотности викингов. 
 
Конечно, не надо забывать, что большинство свидетельств о викингах принадлежат христианским авторам, которые писали о разорявших Европу и внушающих страх диких язычниках, и вместе с тем подчеркивали духовную и физическую чистоту христиан. 
 
Из найденных артефактов в могильных холмах викингов самый распространенный предмет – гребень. Находили скребки для чистки ушей, зубочистки и пинцеты, изготовленные из кости или оленьего рога, и даже роскошные экземпляры, принадлежащие викингам норвежской эры – из слоновой кости. Что касается гребней, то существует предположение, что производство гребней являлось специализированной деятельностью для викингов. Известно, что викинги готовили отличное специальное мыло, которое использовалось не только для купания, но и для отбеливания волос. 
 
Свидетельства литературных источников (норвежская поэзия) и археологические данные доказывают, что чистота и забота о гигиене являлись частью повседневной жизни викингов. Помимо поэтических комментариев и исторических фактов, существуют наглядные свидетельства о том, что викинги любили купаться. Бани на горячих источниках, построенные в норвежскую эпоху все ещё существуют в современной Исландии. 
 
Исторические отчеты англосаксов рассказывают о викингах, обосновавшихся в Англии, что они были истинными «наркоманами» в плане того, что слишком часто купались, один раз в неделю. Тогда как сами местные жители купались лишь несколько раз в год. Оригинальное значение скандинавских слов, немного изменявшихся с течением времени, для субботы «Мыльный День» (laurdag / lørdag / lördag). Наиболее выразительный комментарий принадлежит английскому церковнику Джону из Воллингфорда (известный как Джон де Силла). Он жаловался, что викинги (датчане) благодаря своим привычкам расчесывать волосы, купаться по субботам, менять часто одежду совершают нехристианские, языческие поступки, направленные на обольщение замужних английских дам знатного происхождения и дочерей дворян. 
 
О чистоплотности викингов писали восточные авторы, например ученый Ибн Русте. Однако комментарии другого арабского писателя и путешественника Ахмеда Ибн Фадлана вводят в некоторое заблуждение. 
 
Существенная часть «Записок» Ибн Фалдана посвящена описанию людей, которых он называл русами. Большинство ученых идентифицируют их с Русами или Варягами, что означает одно из ранних описаний викингов. Ибн Фалдан пишет, что русы появились как торговцы, которые устроили свою коммерческую колонию на берегах Волги (Итиль) в Булгарии. Он описывает их, что они высокие, как пальмы, имеют прекрасные тела, со светлыми волосами и румяной кожей. Они покрыты картинами, от «ногтя» на руке почти до самой шеи, деревьев и фигур темно-синего и темно-зеленого цвета и все мужчины вооружены топором и длинным ножом. Хотя Ибн Фалдан описал многие вещи, которые не нашли подтверждения у других его современников, встречавшихся с викингами. 
 
Но несмотря на восторженность физической красотой, он пишет о гигиене варягов, как о вызывающей отвращение. 
 
Ибн Фалдан пишет, что умываются они все из одной огромной чаши, причем не только моют лица, но и носы, гребенки, которыми расчесываются, да ещё и плюют в общую чашу, которую слуга, не выливая воды из нее, переносит от викинга к викингу. А то, что они расчесывают свои волосы каждый день, вызывает у него удивление. 
Это подтверждает тот факт, что викинги умывались каждый день, в отличие от христиан Европы, которые не считали целесообразным посвящать свое время столь рутинным занятиям. Ибн Фадлана можно понять, помня о мусульманском отношении к гигиене и чистоте, когда люди используют только проточную воду и у каждого личный тазик для умывания. Хотя, безусловно, он слишком сгустил краски ради эффекта в отношении процесса умывания у викингов. 
 
Одно из немногих сохранившихся натуралистических изображений времен викингов, вырезанного на оленьем роге показывает человека в шлеме с опрятно уложенными волосами. На лице аккуратная борода и длинные усы. 
 
Скорее всего, все мужчины носили бороды и усы. В историях, повествующих о временах викингов, рассказывается, как дразнили мужчин, неспособных отрастить бороду. 
 
В «Саге о Ньяле», главный герой Ньяль из Бергторсхваля расписан как доброжелательный, ненасильственный, богатый и очень красивый человек. В главе 20 говориться, что был он женат, имел шесть детей, но очень страдал потому, что не мог отрастить бороду. В главе 44 Халльгерд сплетничает с мерзкими попрошайками о том, что происходило на ферме Ньяля в Бергторсхвале. Женщины злорадно рассказывают о том, что делали сыновья Ньяля и как работники развозили навоз по лугу. А Халльгерд отвечает, что лучше бы Ньяль привез навоз себе на подбородок, чтобы у него выросла борода. 
 
Мыли голову и стригли волосы мужчинам их жены. 
В «Саге о Виглунде» (18 глава) Виглунд просит Кетилридур помыть и постричь ему волосы, прежде чем он отправится в Норвегию. После того, как она все сделала, Виглунд обещает ей, что никому не разрешить стричь и мыть его волосы, пока она жива. 
 
В «Саге о Битве на Пустоши» Барди делает краткую остановку у Одда, чтобы забрать его к пустоши, на место, где должна свершиться месть и видит, как жена моет Одду волосы. Лошадь уже была оседлана и оружие наготове, но последний штрих в подготовке перед убийством являлся своеобразным очищением. 
 
Средневековый исландский свод законов Грагас («Серый Гусь») призывает к самым серьезным штрафам человека, который изваляет другого человека в грязи, чтобы опозорить последнего. Точно также, что касалось толкания в воду или мочу или пищу, предусматривались крупные денежные штрафы, без разбирательства причин. 
 
Одна из форм художественного оформления тела, которая лучше всего доказана, является видоизменение зубов, чего нельзя сказать с полной достоверностью о татуировках, описанных Ибн Фалданом. Останки викингов, обнаруженные в Дании и Швеции, указывают на горизонтальные углубления, тщательно опиленные на внешней поверхности самых видимых зубов. Было высказано предположение, что углубления заполнялись пигментами, а также мысль о том, что датский король Харальд I Синезубый получил свое прозвище не от своих гнилых зубов, а скорее от намеренных трансформаций с ними.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

ДРЕВНЕСКАНДИНАВСКАЯ АСТРОНОМИЯ 
 
Большинство людей имеют некоторые знания о греческой мифологии, и знают, что известные нам созвездия Северного полушария имеют древнегреческие названия. В то же время, мы почти ничего не знаем о древнескандинавских астрономах и знаниях, которыми они обладали. Данная статья - это попытка приоткрыть завесу тайны и рассказать об астрономии викингов. 
 
Главное, что следует упомянуть - это то, что мы не знаем множества названий, которыми викинги именовали те или иные созвездия. Несмотря на то, что они обладали богатыми устными и письменными традициями, сохранилось весьма мало таких названий, поэтому материалы для исследований крайне скудны. В изучении древнескандинавской астрономии существуют две весомые проблемы: использование европейскими летописцами средневекового периода латинских и греко-римских имен по отношению к скандинавам и их быту, и романтизм 19 века, вызвавший появление "новых" названий и выдуманных традиций. Даже сегодня неправильное толкование или неточные переводы исторических документов порождают множество новых названий, которые, скорее всего, не существовали. Поэтому важно не только найти надежный источник, но и правильно его понять и перевести. 
 
Основными источниками скандинавской мифологии являются Эдды. Но также существуют другие, где очень кратко упоминаются те или иные сведения о небосводе и созвездиях. Учитывая то, что викинги славились своим мастерством судоходства и мореплавания, можно смело предположить, что они имели хоть какие-то знания об астрономии и навигации. 
 
Наблюдения за звездами и Солнцем очень важны для навигации, а также для исчисления времени. По звездам и Солнцу можно определить время суток и различные календарные события. Также доподлинно известно, что скандинавы знали о смене часовых поясов. О том, что викинги составляли календари, упоминается в Книге об Исландцах, где описывается календарная реформа, произошедшая в 955 году. Вполне вероятно, что календарь был составлен на основе астрономических наблюдений. 
 
В исландских сагах, упоминается мужчина по имени Одди Хелгасон по прозвищу Звезда-Одди, который имел репутацию искусного астронома. Кроме того, он мог предсказать дни летнего и зимнего солнцестояния. 
 
ЗВЁЗДЫ И СОЗВЕЗДИЯ В ЭДДЕ 
 
В Прорицание Вёльвы описывается происхождение звезд и планет, а также указывается, что их концом будет Рагнарек. Мир создан из тела гиганта Имира. Каждый из четырёх углов небесного свода новые боги свернули в форме рога и в каждый рог посадили по ветру: в северный — Нордри, в южный — Судри, в западный — Вестри и в восточный — Аустри. Асы создали из искр, вылетавших из Муспельхейма звезды. Часть звезд они укрепили неподвижно, другие же, для того чтобы узнавать время, разместили так, чтобы они двигались по кругу, обходя его за один год. В Младшей Эдде, мы находим много историй, в которых упоминаются звезды. Как и в греческой мифологии, в Эдде описываются события, в результате которых звезды оказались на небе. 
 
Во второй части Младшей Эдды, в истории о Тьяцци сказано: Великану Тьяццу удалось при содействии Локи похитить из Асгарда богиню Идунн, хранительницу яблок вечной молодости. Локи потом раскаялся и спас Идунн, а преследовавший их великан Тьяццу был убит. Дочь Тьяцци, Скади, пришла отомстить за своего отца, но Асы предложили её выкуп, и она, благодаря ему она смогла выбрать себе мужа из неженатых Асов. Выбор пал на Ньорда. Известно также, что Один или Тор разместил глаза Тьяцци на небосводе в виде звезд, но нам не известно, каких именно. 
 
В Эдде упоминается еще один интересный объект - Бифрёст. Его часто отождествляют с радугой или Млечным Путём. Существует два толкования его значения. В северо-западной европейской традиции радуга - это дорога мертвых. В скандинавской мифологии её называют дорогой в Хель, царство мертвых. Но радуга также дорога в «другой» мир. Название Биврёст происходит от двух слов: bif - "мерцающий" или "разноцветный", и rost - "мост". В Младшей Эдде Биврёст описывается как радужный мост, соединяющий Асгард с другими мирами, и это никак не согласуется с дорогой в царство мертвых. Таким образом, более вероятно второе толкование Биврёста - моста как соединителя миров. 
 
Рудольф Симек определяет Биврёст как радугу, в то время как Ян де Фрис концентрируется на понятии радужного моста, таким образом, утверждает, что Биврёст – это Млечный Путь. Существует теория, согласно которой Хеймдалль, страж Биврёста, живет далеко на севере в Арктике, Млечный Путь - это путь в мир мертвых, а арктическая ночь является временем, когда темные силы, а также мертвые приближаются к нашему миру, и в этот период радуги не видно, но виден Млечный Путь. Таким образом, исходя из данной теории, Биврёст, вероятнее всего, днем выглядит как радуга, а ночью, как Млечный Путь. 
 
Созвездия 
 
Известно названия всего пяти созвездий, которые использовали скандинавы: 
 
"Ulf’s Keptr" (Пасть волка) - Гиады 
"Fiskikarlar" (Рыбаки) - пояс Ориона 
"Kvennavagn" (Колесница женщины) - Малая Медведица 
"Karlvagn" (Колесница мужчины) - Большая Медведица 
"Асар Bardagi" (Битва Асов) - Возничий 
 
Пасть волка, Гиады, напоминает, очевидно, рот волка. Стоит отметить, что скандинавской мифологии есть два волка, охотящихся на Солнце и Луну. Созвездие Волка близко к эклиптике, и это может быть истолковано, как один из этих волков-охотников. Альтернативное объяснение состоит в том, что созвездие символизирует младшего сына Локи, волка Фенрира, в пасть которому вставили меч, а Млечный Путь - это пена из его пасти. Но это не подтверждается мифом, ведь Фенрир был прикован под землей. Если же Млечный Путь - это путь в Хель, волком может быть Гарм, который, в свою очередь, охраняет вход в Хель. 
 
Гислассон упоминает вторую пасть волка, в непосредственной близости от Андромеды, это может быть созвездие Рыбы. Оно также близко к эклиптике. Однако двух волков в небе можно интерпретировать, как охотников за Солнцем и Луной. 
 
Орион - известное созвездие, и существует целый ряд имен норвежского происхождения пояса Ориона. Н. Бекман и К. Калундс считают, что это созвездие "Fiskikarlar" (Созвездие рыбаков). Другое его название "Friggs distaff". Эти названия, скорее всего, использовалось локально; "Fiskikarlar" - в Норвегии и Исландии, а "Friggs distaff" - в Швеции. 
 
Одно из самых известных созвездий Большая Медведица в скандинавских странах называются "Karlavagnen", колесница Карла или колесница мужчины. Почему колесница, легко определить, но происхождение названия является темой для обсуждения. По одной из версий созвездие названо в честь Карла Великого и средневекового происхождения. Но если мы заглянем глубже и изучим эпоху викингов, мы найдём не только упоминание "Karlsvagn" (Колесница мужчины), но и "Kvennavagn" (Колесница женщины) в качестве имени Малой Медведицы. Это может указывать на связь между созвездиями. Это означает, что Тор может быть мужчиной, а Фрейя женщина, и они путешествуют на колесницах в соответствии с мифами. 
 
Одно созвездие, которое имеет своеобразное названия"Асар Bardagi", является созвездием Возничьего. Название может указывать на последний бой всех Асов, то есть Рагнарок. 
 
Звезды 
 
Среди звезд три имеют особые названия: 
 
Dagstjarna (Утренняя звезда) – Арктур; 
Leidarstjarna (Путеводная звезда) - Полярная звезда; 
Sudrstjarna (Южная звезда) – Вега. 
 
Вега в арктических широтах видна круглый год. 
 
Полярная звезда всегда на севере и, вероятно, используется для навигации, отсюда и её название. 
 
Но почему Арктур упомянут как Dagstjarna (Утренняя звезда)? В широтах Скандинавии, особенно ближе к Северному полярному кругу, перед восходом Солнца на небе остается самая яркая звезда ночного неба, Арктур, или Dagstjarna (Утренняя звезда). 
 
ВЫВОДЫ 
 
Скандинавское общество имело глубокие знания в астрономии, викинги давали свои собственные имена созвездиям и звездам. Эти имена были утрачены, за исключением некоторых, сохранившихся в письменных источниках. До наших дней сохранились небольшие фрагменты, которые помогают нам приоткрыть тайну потерянной культуры. Исландские архивы ещё не до конца изучены учеными и вполне вероятно, что в будущем мы узнаем другие тайны скандинавских астрономов.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

РЕЛИГИОЗНЫЕ ОБРЯДЫ ВРЕМЕН ВИКИНГОВ 
 
В язычестве нет, как таковой выстроенной организации, как в христианстве. Религия для язычника являлась частью обычной жизни. Вместо специальных храмов и священников, её хранили простые люди. В начале эры викингов ритуальные обряды совершались на открытом воздухе. Например, известны случаи, когда шведские торговцы приносили жертвы под гигантским дубом на острове в Черном море, чтобы благодарить за успешное путешествие по течению Днепра. 
В некоторых сагах представляются описания тщательно продуманных храмов в Исландии. Адам Бременский, северогерманский хронист 11-го века, описывает храм в Упсале как великолепное здание с крышей из золота. Однако, никакие следы такого здания не были найдены под Упсалой. 
В первой половине 20-го века были исследованы руины на территории Sæból в Haukadalur в Dýrafjörður в западной Исландии. В Саге о Гисле говорится, что именно там Торгрим принес жертву Фрейру. Датский археолог Aage Roussel сообщил о нахождении остатков фундамента храма. В настоящее время, никакие руины не сохранились. Эту территорию разровняли и сейчас используют под сельскохозяйственные нужды.Скандинавы, если они и строили какое-либо здание для вероисповедания, вероятно, возводили маленькие святыни для своего собственного личного использования. В такой маленькой святыне находилась миска для жертвенной крови и серебряный браслет для присяги. Кажется более вероятным, что религиозные обряды, викинги справляли прямо на открытом воздухе возле большого камня или священного дерева. Одно из нескольких дошедших до нас описаний языческого кодекса религиозных законов известно под названием "Landnámabók". Закон требовал, чтобы в каждом общественном месте, где проводят языческие ритуалы был серебряный браслет, весом не менее чем две унции. Goði (вождь) должен был носить браслет на все собрания. Он был обязан окроплять браслет кровью жертвенного животного. Любая сделка проведенная на собрании должна была подтверждаться клятвой на браслете, обращенной к Фрейр, Ньорду, Одину, Тору или Тюру. С каждой сделки жрец брал налог, в пользу богов (аналог церковного налога). 
Большое дерево часто было источником удачи и защиты. Мировое дерево, Иггдрасиль, играет центральную роль в норвежской мифологии. Адам Бременский пишет, что было большое дерево, стоящее около храма в Упсале, которое оставалось зеленым и летом и зимой. 
Древнеисландское слово vé появляется в топонимах по всему норвежскому миру. Это связано со словом vígja, что означает посвящать. vé был святым местом, где никакое насилие не могло бы быть сделано. Человек, который пролил кровь в vé, становился изгоем. Как определяли место vé, а также, как такое место использовалось, не известно. 
Дополнительная информация о норвежских религиозных обрядах прибывает из текстов Ибн Фадлана - арабского путешественника и писателя 1-й половины 10 века. В году 921, группа арабов путешествовала по Волге, чтобы посетить Короля Булгар. По пути они столкнулись с норвежскими торговцами, торгующими на Волге. Славянским жителям области, эти норвежские торговцы были известны, как "Русские" (скорее всего это были жители Новгорода). Ибн Фадлан, член арабской делегации в Булгарию, написал о своих столкновениях с Русскими торговцами. 
Он написал, что, когда торговцы достигли пристани, они выгрузились из лодок, неся "хлеб, мясо, лук, молоко и алкоголь [мед]". После они пошли к высокому деревянному столбу, установленному в земле, на котором были вырезаны лица. Когда торговцы достигли идола, они попросили у богов успешной торговли, говоря: "Я принес Дары. Я хочу, чтобы Вы (Боги) предоставили мне покупателя, у которого много динаров и дирхамов и кто купит у меня все, что я хочу продать, не торгуясь по цене, и примет ту, которую установлю я". 
 
Landvættir (духи земли) играли важную роль в норвежской религии, и их почитали в Исландии в течение нескольких поколений после принятия христианства. "Духи земли" были связаны с самой землей. Они могла принести удачу в сельском хозяйстве, охоте, и рыбалке, а также обеспечивали защиту детям и животным. По легенде, landvættir уже жили на земле, когда первые поселенцы прибыли в Исландию. Мужчины принесли жертвы духам на холмах, в водопадах, в лесах и рощах, и в камнях. 
Landvættir были оскорблены, если случалось насилие. В местах, где проходили битвы или было совершенно насильственное преступление, люди не селились, чтобы избежать недовольства "Духов земли". Ранний исландский закон требовал, чтобы приближающиеся корабли снимали с носа фигуры дракона, подходя к берегу и вставая на якорь, чтобы избежать гнева landvættir. 
 
Инголфр Арнарсон был первым поселенцем в Исландии. Когда он увидел Исландию, он бросил за борт священные столбы и поклялся построить ферму там, где столбы причалят к берегу. Инголфр был очень религиозным и осмотрительным человеком, и он чувствовал, что это была большая ответственность, стать первым поселенцем на этой незанятой земле, где landvættir населяли каждый холм и гору. Поэтому, он доверял богам, которым были посвящены его священные столбы. Он верил, что Боги выберут ему хорошее место и "Духи земли" не будут злиться на него. 
Исландская литература неоднократно упоминает о провидице Вельве, женщине, которая посещала дома, делала предсказания, особенно о детях и их судьбах. Истории ясно дают понять ее важность. Специальный обряд, известный, как seiðr (сейд), использовался, чтобы получить скрытое знание. Провидица, возможно сопровождаемая помощником, пела религиозные стихи. 
Такой обряд описан в Саге об Эрике Рыжем, в 4 главе. Торбьёрг была провидицей, которая жила в Гренландии. Ее называли Малой Вёльвой. Торкель, был самым крупным фермером в районе, пригласил провидицу в свой дом, на пир. В ту зиму был страшный голод, и Торкель хотел узнать, когда текущие трудности закончатся. Торбьёрг оказали хороший прием, ей приготовили почетное место. Ей дали еду, в которой основное блюдо состояло из сердец всех животных, доступных там. 
 
Для обряда Торбьёрг попросила помощи женщин, которые знали колдовские стихи - вардлок, но в доме таких не оказалось. Тогда Торкель стал спрашивать всех женщин в деревне, кто знает колдовские песни. Наконец, Гудрид откликнулась. Она сказала, что она не колдунья, но когда жила в Исландии, её приемная мать научила песни, которую называла вардлок. Но она добавила: "Не пристало мне их петь и участвовать в обряде, ведь я - христианка". 
 
Торкель стал уговаривать Гудрид, чтобы та помогла, и она согласилась. Женщины сформировали круг вокруг помоста, на которую сидела Торбьёрг, и Гудрид стала петь. После песни, Торбьёрг сказала, что было много духов, они были очарованы пением, и открыли мне много вещей. Она предсказала, что голод скоро закончится, и что Гудрид возвратится в Исландию, чтобы завести большую семью. Оба предсказания сбылись. 
Пиры и жертвоприношения были важной частью норвежских религиозных обрядов. Жертвоприношения могли устраивать специально, что бы получить благословение богов специально для определенного события. Также были и общепринятые религиозные праздники, когда собиралось много людей, устраивался большой пир и конечно жертвоприношения. Один такой фестиваль, называемый Йоль, проходил с 21 декабря по 1 января. Это был самый главный зимний праздник. В эти дни все миры сходятся в Мидгард. Великаны и тролли , люди и эльфы, Асы и Ваны, мертвецы - все выходят из своих миров. Второй праздник устраивался 2 февраля - Дистриг. В этот день приносились жертвы богам, что бы те благословили будущие весенние посевы и дали богатый урожай. Дистриг возвещает пробуждение жизненных сил, заснувших во время Зимней Ночи. Ещё одним общепринятым праздником был Сумарсдаг или Сиггблот, отмечающийся в первый четверг, после 18 апреля. В этот день приносились жертвы богу Одину. Люди благодарили богов за наступившее лето и просили помощи в летних набегах. 
Эти праздники отмечались повсеместно по всей Скандинавии и Исландии. Жертвенных животных убивали и съедали, а тосты поднимали в честь богов и предков. Эти праздники были важны не только с религиозной точки зрения, но и с общественной. Собиралось множество народу с разных концов страны. После долгой зимы люди обменивались новостями, договаривались о совместных набегах. Праздники, вероятней всего, сопровождались не только пирами, но и играми и конкурсами. 
Помимо регулярных ежегодных фестивалей были и другие дни празднований. Некоторые из них, возможно, были регулярными, но проводились раз в несколько лет. Другие фестивали устраивались во время особых случаев, таких как война, голод или благодарность за победу в битве. 
 
Недавние археологические находки, рассказывают об одном из ритуалов. Дом, найденный в Hofstaðir в северной Исландии, был большим и внушительным, очень вероятно, что в нем регулярно проводились ритуальные действия. Кости животных, найденных на территории, предполагают, что рогатый скот вначале был убит большим топором, ударом между глазами, создавая впечатляющий фонтан. Черепа выставлялись на улице в течение многих месяцев, и возможно, нескольких лет. Этот вид жертвы назвали blót. Как правило, Блот совершался осенью и зимой. Животные приносились в жертву богам, и как часть ритуала, участники съедали мясо и запивая пивом, которое благословлял вождь. 
Весной около территории храма в Goðanes в восточной Исландии отмечался Blótkelda (весеннее жертвоприношение). Красный цвет скал и воды, богатых железом, как думали, происходил из-за крови от совершенных там жертвоприношений. Жертвоприношения - это то, что отличало язычников от христиан, согласно средневековому исландскому своду законов Grágás. "Христиане посещают церкви; язычники жертвуют в храмах". 
Когда Исландия приняла христианство, Альтинг (парламент Исландии) принял закон, согласно которому необходимо было крестить всех мужчин. Однако, закон также разрешал проводить многие языческие обряды на публике, такие как поедание лошади, но не жертвенной. Жертвы богам были разрешены только конфиденциально. 
Саги предполагают, что после того, как закон был принят, крещеные христиане продолжали совершать жертвоприношения старым богам и соблюдать многие языческие обряды. 
Разбрызгивание крови жертвы, кажется, было важной частью жертвенного обряда. Кровь жертвы называли hlaut, и саги говорят о миске, используемой для сбора крови, которая хранилась в храме. Кровью, собираемой в эти миски, опрыскивали стены и полы, чтобы придать пространству вокруг символ власти, а также, защищали храм, чтобы предотвратить неудачу. Когда кровь была опрыснута, и пиво было выпито, мужчины символически присоединились к богам и их мертвым предкам. Жертвы были неотъемлемой частью религиозных обрядов. 
Книга Gesta, написанная Адамом Бременским является самой ранней письменной литературой о Скандинавии. Но большая часть из описанных в ней событий и ритуалов основана на не проверенной информации, дошедшей до Адама из рассказов других путешественников. 
Особенно ценны описания языческих обрядов, которые все еще проводились в то время в Швеции. Адам написал, что каждые девять лет, в храме Упсалы приносили в жертву животных и мужчин. После, тела жертв вешали на деревьях перед храмом. Фестиваль длился в течение девяти дней. Каждый день в жертву приносили по одному животному мужского пола и по одному мужчине. Адам не засвидетельствовал эти события лично, но написал о них, основываясь на рассказы очевидцев. Он также указывает, что скандинавы, принявшие христианство, должны были откупаться от участия в праздновании. Человеческие жертвы чаще всего выбирались из пленников и рабов. Во времена правления Олафа Трюггвасона, который пытался насильственно насадить христианство в Норвегии, он угрожал жителям тем, что отправит в Упсалу в качестве жертв не рабов и преступников, а фермеров и благородных воинов, если те не откажутся от языческих богов. 
Возможно, самый известный пример человеческой жертвы в исландских литературных отчетах произошел в день, когда Alþing принял христианство в 1000 году. Язычники созвали большую толпу и решили принести в жертву по два человека из каждой четверти Исландии и призывали языческих богов, чтобы они не дали христианству распространиться по всей стране. 

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Семейные связи были чрезвычайно важны для викингов. Люди гордились своими предками, помнили родословные за много поколений, имели высокое чувство долга по отношению к родным. Семья (в широком смысле этого слова, включая дядей и двоюродных братьев) была сплоченной группой; ее члены держались друг друга во всех трудных ситуациях и мстили за нанесенные родственникам обиды. У них было сильное общее чувство чести: оскорбление одного из них становилось оскорблением всем, и наоборот, позор, который навлек на себя трус, предатель, тот, кто совершил позорное преступление, также касался всей семьи. Кроме того, существовала общая ответственность: если один человек несправедливо убил другого, то платить за это штраф должен был не только сам убийца, но и его близкие родственники (доля, которую вносил каждый, определялась местным обычаем) и эту сумму разделяли по аналогичной пропорции среди родичей убитого. В интересах семьи было поставить на место неуправляемого, агрессивного родича прежде, чем он успеет наделать бед, даже если после семейная честь требовала помогать преступнику как только возможно. 
 
Однако в то же самое время авторитет семьи не подавлял независимости и предприимчивости — до тех пор, пока все это не затрагивало честь. Сыновья были свободны в выборе образа жизни, будь то дома или за границей. В общем и целом кажется, что и дочерей вряд ли выдавали замуж против их желания, хотя в основном брак и был предметом соглашения между мужчинами из обеих семей. Семья давала помощь и совет, однако она никогда не была всемогущим авторитетом, перед властью которого отдельный человек должен был отойти на задний план. (с)

Жаклин Симпсон из книги "Викинги"

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 4 недели спустя...

Семейные отношения у викингов. 
Семейные связи были для викингов чрезвычайно важны. Люди гордились своими предками, помнили родословные за много поколений, имели высокое чувство долга по отношению к родным. Семья (в широком смысле этого слова, включая дядей и двоюродных братьев) была сплоченной группой; ее члены держались друг друга во всех трудных ситуациях и мстили за нанесенные родственникам обиды. У них было сильное общее чувство чести: оскорбление одного из них становилось оскорблением всем, и наоборот, позор, который навлек на себя трус, предатель, тот, кто совершил позорное преступление, также касался всей семьи. Кроме того, существовала общая ответственность: если один человек несправедливо убил другого, то платить за это штраф должен был не только сам убийца, но и его близкие родственники (доля, которую вносил каждый, определялась местным обычаем) и эту сумму разделяли по аналогичной пропорции среди родичей убитого. В интересах семьи было поставить на место неуправляемого, агрессивного родича прежде, чем он успеет наделать бед, даже если после семейная честь требовала помогать преступнику как только возможно. 
Однако в то же самое время авторитет семьи не подавлял независимости и предприимчивости — до тех пор, пока все это не затрагивало честь. Сыновья были свободны в выборе образа жизни, будь то дома или за границей. В общем и целом кажется, что и дочерей вряд ли выдавали замуж против их желания, хотя в основном брак и был предметом соглашения между мужчинами из обеих семей. Семья давала помощь и совет, однако она никогда не была всемогущим авторитетом, перед властью которого отдельный человек должен был отойти на задний план. 
Женщины имели достаточно высокий статус как по правовой теории, так и в повседневной практике. Они могли владеть землей и управлять собственностью, у них был полный авторитет в делах хозяйства, и нередко им приходилось в одиночку управлять фермой, пока мужья отсутствовали. Они не могли вести судебные процессы, но, если верить сагам, их неутомимая энергия нередко подливала масла в огонь кровной вражды, даже когда мужчины с удовольствием завершили бы ее. Есть даже упоминания о женщинах, обладавших личной властью, как, например, Ауд Мудрая, вдова царствовавшего в Ирландии викинга, которая руководила эмиграцией своей семьи и дружинников через Оркнейские и Фарерские острова в Исландию и которая распределяла между ними землю, как настоящий вождь. Позднее и шведские камни с рунами говорят о богатстве и активности женщин: на надписях говорится, что их заказали скорбящие супруги или дочери, и они строили в память об умершем насыпи и мосты. Некоторые из камней были воздвигнуты в память самих женщин; об одном таком камне уже упоминалось. Другой, весьма элегантный, был поставлен мужчиной в память о своей жене Одиндисе: «Никогда не придет в Хассмюру лучшая жена, чтобы заботиться о хозяйстве». 
Законная жена отличалась от наложниц (которых у богатых мужчин было много) тем, что муж платил за нее выкуп; как правило, она также получала приданое от отца и подарок от мужа в день после свадьбы. Первая и третья из этих сумм становились ее собственностью, и, если брак кончался разводом, муж обязан был выплатить приданое. На законной свадьбе, кроме того, должно было быть торжественное питье «свадебного эля» перед свидетелями, и свидетели должны были отвести мужчину в постель жены. При этом жена сохраняла свое имя и имя своего отца (отчество) и никогда не порывала связей со своими родичами. Если между ними и ее мужем разгорался конфликт, то, судя по всему, она могла встать на любую сторону, смотря по тому, на чьей стороне была правда. Двух героинь в цикле легенд о Вёльсунгах даже восхваляют за то, что они лично взяли на себя мрачную кровную месть своим мужьям ради погибших братьев. 
Развод был нетрудным делом и не оставлял никакого пятна на том, кто выступил его инициатором, будь то жена или муж. Все, что было нужно, — это объявить перед свидетелями причину своего недовольства партнером и сообщить о желании развестись. У нас нет полного списка приемлемых причин для развода, поскольку все упоминания об этих вещах были выброшены из кодексов законов перед тем, как они были записаны в христианские времена; в сагах фигурируют такие причины, как импотенция, ношение женой штанов, а мужем — излишне женственной рубашки и дружелюбие мужа по отношению к человеку, который убил брата жены. 
Главной особенностью законов о наследстве был «одаль» — закон, касавшийся наследования земли. Согласно ему, владение родовым хозяйством принадлежало всей семье; после кончины отца его получал старший сын, однако он должен был выплатить своим братьям компенсацию за их долю в хозяйстве. Это предотвращало неэкономное деление владений и должно было заставлять младших сыновей искать себе новых земель или расчищая целину, или отправляясь за море. В то же самое время, поскольку владелец мог продать землю (при условии, что он разделит цену с совладельцами), эта система была менее жесткой, чем майорат. 
 
Майорат — наследование родового поместья (как правило, старшим сыном или другим ближайшим родственником по мужской линии) без права продажи.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Скальд(др.-исл. skald - предположительное значение: «хулитель», согласно наиболее вероятной этимологии, - производное от общегерманского глагола skeldan, др.-в.-нем. skeltan, «поносить» — древнескандинавские поэты. 
Способность сочинять стихи ставилась древними скандинавами в один ряд с другими навыками и искусствами: с умением плавать, скакать верхом, играть на музыкальных инструментах, кузнечным ремеслом, стрельбой из лука, ездой на лыжах и т.д. Стихосложение было признаком ловкости и умения. 
Богом скальдов является Браги. 
Скальды — не профессиональные поэты в современном смысле слова. Скальд обычно был воином, дружинником конунга или другого хавдинга, подвиги которого он воспевал; но скальд мог быть моряком, бондом, заниматься торговлей и т.д. Среди сочинителей стихов мы найдем мужчин и женщин, старых и молодых, людей знатных и даже конунгов, и простых бондов. Все интересовались поэзией, любили ее, и очень многие проявляли склонность к стихосложению. Собственно, правильно говорить не о том, кем еще мог быть скальд, а о том, что в определенной ситуации люди самого разного общественного положения и занятий могли обратиться к поэтическому творчеству, сочинить песнь. Поэзия была одним из нормальных, общепринятых способов выражения чувств, передачи сведений. Она не выделилась в особое занятие и на считалась редким даром избранных. Конечно, в те времена были и выдающиеся скальды, такие, как Эгиль Скаллагримссон или Сигват Тордарсон, песни которых служили образцом, а сами они пользовались широкой популярностью среди потомков именно как большие поэты, но в своей жизни были викингами, дружинниками, домохозяевами и т.п. Например, Эгиль был выдающимся викингом X в., а Сигват являлся приближенным норвежского конунга Олафа Святого, а затем и его сына Магнуса Доброго и выполнял при первом из них дипломатические функции, а при втором — роль политического советника. Любопытно, однако, что попав в плен к своему противнику, Эйрику Кровавой Секире, Эгиль смог спасти жизнь лишь при помощи хвалебной песни «Выкуп головы», что Сигват составил отчет о своей миссии к шведскому двору в стихотворной форме и что важную речь политического содержания, обращенную к конунгу Магнусу, он изложил в виде «Откровенной песни», в которой обратил внимание молодого государя и на опасные ее последствия; по свидетельству Снорри, речь Сигвата оказала соответствующее воздействие. 
 
В том, что речи государственного значения и дипломатические отчеты облекались в стихотворную форму, скандинавы не находили ничего необычного. Когда норвежский конунг Харальд Хардрода влюбился в русскую княжну Елизавету Ярославну, он сочинил в ее честь хвалебную песнь. Другой раз Харальд, желая конфисковать земельные владения у противника, также сформулировал свое решение в виде висы (стихотворения). В важные моменты жизни исландцы и норвежцы, как, видимо, и другие скандинавы, обычно прибегали к стихотворному изложению своих мыслей и чувств. Но они охотно развлекались сочинением стихов и в обыденной обстановке. Тот же Харальд Хардрода, встретив в море рыбака, вступил с ним в стихотворный поединок. Скальдические стихи подчас импровизировали, и способность к импровизации была распространена. Повсюду — в поле и на пиру, в разгар боя и на тинге — могла быть сочинена или исполнена песнь. 
 
Скальды — дружинники конунгов обычно пользовались большим почетом. В одной из песен говорится о скальдах Харальда Прекрасноволосого: «По их одеждам и по их золотым кольцам видно, что они свои люди у конунга. У них красные меховые плащи с красивыми полосами, обвитые серебром мечи, сотканные из колес рубашки, золоченые перевязи, шлемы с вырезанными на них фигурами, наручные кольца, которые Харальда подарил им». Скальдов сажали на почетную скамью в пиршественной палате конунга. К их советам прислушивались, а сочиняемые ими хвалебные песни высоко ценили, ибо считалось, что восхваление скальдом хавдинга не просто увеличивает его славу среди людей, но умножает его удачу, счастье. Как считали древние скандинавы, точно так же как и многие другие народы, слово обладало магической силой: доброе, хвалебное слово имело положительное влияние на того, к кому оно было обращено, тогда как хула могла произвести самое губительное действие. Потому-то государи и другие вожди щедро одаривали воспевавших их скальдов и старались привлекать их ко двору. Со своей стороны скальды откровенно домогались королевских подарков и в своих стихах нередко просили и даже требовали их. И они при этом были движимы не простым корыстолюбием. Богатство, полученное в дар от хавдинга, связывало с ним получателя внутренними духовными узами; в этом богатстве материализовалось счастье, удача хавдинга, к которому в результате дара приобщался и тот, кто его получил. А поскольку счастье хавдинга считалось более полным и совершенным, чем счастье других, менее знатных людей, то получение богатства в подарок именно от конунга или ярла было особенно желанным. 
Норвегия и в особенности Исландия — родина скальдов.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

КАК ВАРИЛИ ПИВО ВО ВРЕМЕНА ВИКИНГОВ 
 
Трудно найти более лояльное к алкоголю сообщество, чем древние германские племена, в особенности англосаксонские и древнескандинавские. Алкогольные напитки употреблялись ими по самым разным случаям, их распитие было частью любой важной встречи, светских и религиозных празднеств. 
 
Любовь к спиртным напиткам имела у древних скандинавов очень глубокие корни. Поэтому, в том числе, и сохранилось достаточно много слов и выражений, имеющих к ним отношение. Мудрый цверг (карлик) Альвис, который в одной из частей древнескандинавского эпоса Старшая Эдда - «Речи Альвиса» (Alvíssmál) вынужден разгадывать загадки бога Тора, на его вопрос "как пиво зовётся, напиток людей, в разных мирах?" отвечает: 
 
"Пивом [ǫl] люди зовут, 
а Брагою [bjórr] - асы, 
ваны – Пьянящим [veig], 
в Хель Мёдом [mjǫðr] зовут, 
Чистой Влагою [hreinalǫgr] - турсы, 
Питьём [sumbl] - сыны Суттунга". 
 
Хотя по этому отрывку может сложиться впечатление, что все указанные в нём названия являются синонимами одного и того же напитка, на самом деле всё совершенно не так. Автор поэмы выбрал названия на своё усмотрение, однако, на основании одного критерия. Остановимся подробнее на названиях bjórr, mjǫðr и ǫl. 
 
Слово bjórr (англосакс. beor) означало ферментированный напиток, который делался из фруктового сока, подслащённого мёдом, некое подобие нынешнего сидра. До недавнего времени считалось, что его основным ингредиентом был мёд, подтверждением чего могла служить этимологическая взаимосвязь слов bjórr и bý (пчела). По всей видимости, этот напиток был крепче мёда (mjǫðr, медового напитка) и пива (ǫl), основой которого, в отличие от bjórr (бьёр), были злаковые. Бьёр уступал по престижности только вину (vín), которое попадало в Скандинавию из других стран - пили его лишь по случаю, и было оно довольно дорогим, как можно судить по предыдущему отрывку. 
 
Медовый напиток (mjǫðr) был наряду с пивом одним из главных алкогольных напитков древней Скандинавии. Мёд имел большое символическое значение: этот напиток считался источником поэтического дара, его распивали в Вальхалле (небесном чертоге в виде гигантского зала), своём раю, эйнхерии – самые доблестные из павших в бою воинов. Мёд был предназначен преимущественно для торжественных случаев, поэтому можно отнести его к напиткам для высших слоёв общества. Его производство связано с развитием пчеловодства в Скандинавии. А самым распространённым и любимым алкогольным напитком викингов было пиво (ǫl, ǫlðr). Оно было каждодневным напитком всех слоёв общества и имело множество разновидностей, одной из которых был, например, mungát (или «услада уст» - варившееся в не таких больших объёмах пиво, которое пили не для утоления жажды, а для получения удовольствия от его вкуса). 
 
Викинги распивают пивоА теперь пришло время рассказать непосредственно об изготовлении пива. Анализ источников вынуждает констатировать, что возможности подробно изучить этот вопрос существенно ограничены. Мы можем судить только о тех варках, которые происходили в связи с важными праздниками. Самая большая варка происходила перед праздником зимнего солнцестояния йоль и длилась несколько ночей. В средневековой Исландии изготовление пива доверялось женщинам, и можно предположить, что во времена викингов было именно так, хотя можно услышать и о занимавшихся этим мужчинах. Для описания изготовления пива использовались такие термины как ǫlheita («варка (нагревание) пива»), ǫlgǫrð («изготовление пива») и brugg («варка»). Варки, в зависимости от повода, назывались «большими» или «малыми», что означало разницу в количестве изготавливаемого пива во время того или иного праздника. После христианизации Норвегии приготовленного накануне пива обычно хватало на всё время рождественских праздников, а допивалось оно во время йоля, который начинался в начале января. Во время варки пива иногда доходило и до стычек и убийств, благодаря которым мы и знаем о том, что оно изготавливалось в те времена. 
 
Варили пиво на открытом огне в больших, дорогих котлах, которые размещались в центре зала. В письменных источниках практически нет описаний самого процесса изготовления пива, однако можно попробовать восстановить технологию из доступной информации. Пиво, по всей видимости, чаще всего изготавливалось из ячменного солода, как и сегодня. Могли использоваться и другие злаки, но именно в ячмене, среди скандинавских злаковых, было высокое содержание крахмала, а его выращивание не было трудоёмким. Зерно вначале могли обжаривать на огне, а затем заливать водой. Благодаря обжарке зерна крахмал расщеплялся на простые сахара, а высокая температура приводила к частичной карамелизации зёрен. Получившийся солод становился тёмного цвета. В отличие от сегодняшней технологии с неоднократным нагреванием затора, древние скандинавы проводили всего одно затирание сусла. Приготовленный таким образом затор с высоким содержанием простых сахаров служил прекрасной основой для тёмного пива. 
 
Из источников также известно, что уже в те времена для придания пиву горького вкуса использовался хмель. Считается, что в конце первого – начале второго тысячелетия он был распространён в Скандинавии и Англии, хотя и в качестве импортируемого товара. Это, разумеется, повышало стоимость охмелённого пива. Древние скандинавы использовали для обогащения вкуса солода и иные ароматические растения, например, пижму бальзамическую, кошачью мяту, мирт болотный, шандру и тысячелистник. 
 
Принимая во внимание, что во времена викингов пиво делалось для моментального потребления, оно могло подаваться тёплым, в виде свежесваренного сусла, или выдержанным в ёмкостях, в которых происходило брожение. Существуют также гипотезы, что древние скандинавы подавали пиво не только тёплым, но и замораживали его для того, чтобы повысить содержание алкоголя. Пиво хранилось в бочонках или в больших сосудах, из которых его потом разливали в рога и чаши. Напиток, который встречается в письменных источниках, во многих случаях, несомненно, содержит алкоголь, а значит, он должен был пройти процесс ферментации. Как правило, использовались семейства диких дрожжей, которые попадали в посуду для пива воздушным путём либо из осадка в неочищенных бочках. Можно предположить, что для ферментации использовались одни и те же бочки, в которых оставались осадки и примеси с высоким содержанием дрожжей. На эту мысль наводит также одно из выражений, которым на древнескандинавском обозначались дрожжи – dregg, так как у этого слова было также ещё одно значение, «осадок на дне». 
 
Изготовление пива было в те времена распространённым занятием, встречавшимся среди самых разных слоёв общества. Однако, само изготовление пива не играло главную роль, поскольку проходило за закрытыми дверями. Важнее был процесс его распития с гостями, и, по правилам приличия, каждому хозяину следовало быть в состоянии поприветствовать своих гостей пивом. Помещики, которые предлагали незваным гостям вместо пива сыворотку, вскоре понимали, что поступали опрометчиво. Подношения в виде еды и напитков приравнивались ко всяким иным весомым дарам. И как гласит древняя скандинавская пословица: «Всякий дар требует отплаты».

(выкладывал Andrey Wind)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

"Скальдическая поэзия ( Skaldekvad) — разновидность поэзии древней Скандинавии. Поэтическое творчество скандинавов и исландцев принято делить на два кардинально различающихся рода: на эддическую и скальдическую поэзию. В то время как эддическая поэзия отличается простотой формы и содержанием эпического характера и близка к фольклору, поэзия скальдическая обладает нарочито изощрённой формой и часто весьма бедным содержанием. 
 
Скальдическая традиция сложилась уже к первой половине IX века. Она чрезвычайно устойчиво сохранялась ещё около двухсот лет после введения письменности в Исландии, крайне медленно разлагаясь под влиянием европейских письменных литератур. 
 
Скальд 
 
Скальд — древнескандинавский поэт-певец. Скальды жили преимущественно при дворах и дружинах конунгов и творили в период с IX по XIV в. Основными жанрами их поэзии были: драпа (боевая песня, прославлявшая подвиги конунга, его дружины и выражали героические идеалы), нид и отдельная виса. За хорошее произведение скальд мог получить целое состояние. 
 
Песни скальдов, исполнявшиеся самими поэтами без музыкального сопровождения, сохранялись в течение ряда столетий в устной традиции. Поэзия скальдов имеет авторство: известно около 350 имён. Наиболее известные скальды: Браги Боддасон (IX в.), Эгиль Скаллагримссон (ок. 910 — ок. 990), Кормак Эгмундарсон (X в.), Снорри Стурлусон и др. 
 
Первые скальды были норвежцами. В Х в. искусство скальдов получило широкое распространение в Исландии. С этого времени большинство скальдов при дворах знати происходили из Исландии. 
 
Скальд в голландской живописи — аллегория реки Шельды, протекающей по территории Бельгии, Франции и Нидерландов. Часто встречается вместе с Антверпией (аллегорией Антверпена). 
 
Специфика 
 
В скальдических произведениях невозможно обнаружить ни следа художественного вымысла. Поэзия для скальдов — способ констатации фактов, представляющих внехудожественный интерес и лежащих вне сферы их творчества. Скальды могут только сообщить факты, непосредственными свидетелями которых они были. Содержание их стихов не выбрано ими, а предопределено действительностью. Понятия «художественного вымысла» ещё не существовало, он для человека эпохи викингов был бы неотличим от лжи. Поэтому функция скальдической поэзии была в корне отличной от современного представления о литературном творчестве. 
 
Вопрос происхождения 
 
Существует несколько теорий происхождения скальдической поэзии: «кельтское влияние», традиция придворного церемониала (Ж. де Фрис), происхождение произведений такого рода из пережитков архаического сознания, которое присваивало слову и словесной форме магическое значение (Е. Норрен, А. Ольмаркс). Выдающийся скандинавист М. И. Стеблин-Каменский вопрос появления и развития скальдической поэзии как специфической литературной формы возводил к проблеме авторства и «пограничного» положения между литературой и фольклором. Вероятнее всего, скальдический стих развился из эддического в результате последовательного усложнения последнего. 
 
Авторство 
 
Скальдическая поэзия — первый этап перехода к осознанному авторству в поэзии. Авторство ещё не распространяется на содержание произведения, а пока что только на форму, это промежуточная, пограничная стадия между собственно литературой и фольклором. 
 
Все усилия скальда направлены на изощрённую разработку формы, которая как бы независима от содержания. Эта гипертрофия формы является следствием своего рода неполноценного авторства. Скальды, правда, несомненно сознают себя авторами своих произведений. Скальд гордится своими произведениями. По существу, у скальдов уже налицо авторское право, хотя и весьма примитивное. По-видимому, у них уже существует и некоторое представление о плагиате. Однако авторство распространяется у них только на форму, но не на содержание. 
 
Стеблин-Каменский возводит происхождение такого типа творчества, как скальдическая поэзия, именно к тому факту, что, не имея возможности и осознанного желания менять содержание произведения, автор меняет форму, максимально усложняя её и проявляя тем самым своё личностное начало. 
 
Форма 
 
Как эддическое, так и скальдическое стихосложение восходит к древнегерманскому аллитерационному стиху, той его форме, которая существовала у германцев ещё до нашей эры. Скальдическое стихосложение вполне сложилось уже в ту эпоху, к которой относятся древнейшие памятники — к первой половине IX века. Аллитерация в скальдическом стихосложении - строго регламентированная основа стиха. Кроме того, в скальдическом стихе регламентированы внутренние рифмы, количество слогов в строке и строк в строфе. 
 
Снорри Стурлусон в «Перечне размеров», стихотворной части «Младшей Эдды» , приводит 102 висы, каждая из которых иллюстрирует новый размер, расстановку аллитераций и внутренних рифм в строфе, количество слогов в строке и т. д. 
 
Наиболее распространённый стихотворный размер — дротткветт (dróttkvætt), им сочинено пять шестых всей скальдической поэзии. 
 
Другие разновидности скальдических размеров: 
 * Квидухатт 
 * Тёглаг 
 * Хрюнхент 
 * Рунхент 
 
Отдельные предложения в скальдической строфе могут переплетаться или вставляться одно в другое. Количество типов такого переплетения достигает полусотни, и это особенно затрудняет чтение и расшифровку произведений. 
 
 Гефн вина, виновны 
 
 Премного предо мною 
 
 Родичи — В кровати - 
 
 Кровные — под кровом 
 
 Ими на лихо люба 
 
 Слеплена столь лепо. 
 
 Тролли бы побрали 
 
 Разом их старанья! 
 
 Гуннлауг Змеиный язык 
 (Здесь и далее перевод С.В. Петрова) 
 Гудрун из мести 
 
 Гор деве вместе 
 
 Хар был умелый 
 
 Хамдир был смелый 
 
 Сынов убила. 
 
 С Ньердом не мило. 
 
 Конесмиритель. 
 
 Копьегубитель. 
 Торд сын Сьярека 
 
Каким образом могла возникнуть такая сложная синтаксическая структура, до сих пор остаётся загадкой. Возможно, это обусловлено сложностью и жёсткостью стихотворных размеров, которая, чтобы быть соблюденной, вынуждала переплетать предложения; есть предположение, что синтаксис усложнялся сознательно, в целях большей образности или искусственного затемнения смысла, связанного с магической функцией стиха. Существует также предположение, что по крайней мере некоторые жанры скальдической поэзии первоначально предназначались для исполнения на два голоса, а потом такое специфическое построение текста стало традиционным. 
 
Жанры 
 
Основной жанр скальдической поэзии — хвалебная песнь. Хвалебные песни слагались в основном в честь тех или иных правителей и часто обеспечивали скальду покровительство. Известны даже несколько хвалебных песен — «выкупов головы», то есть за хорошую драпу скальда могли не только наградить, но и избавить от того или иного наказания. 
 
Основная форма скальдической хвалебной песни — драпа (dråpa). В её структуре обязательно были несколько вставных предложений («стев», то есть припев), которые делили драпу на несколько отрезков. Стев может даже совершенно не соотноситься по содержанию с темой самой драпы. 
 
Стев отличает драпу от флокка (flokk), цикла вис, не разбитых стевом. Драпа считалась более торжественной, чем флокк. 
 
Драпа и флокк состоят из самостоятельных метрически и содержательно вис, и в хвалебных песнях никогда не бывает ничего похожего на сюжет. Единственная последовательность, которую можно проследить — это хронология описываемых событий, отраженных, впрочем, неиндивидуализированно. В драпах говорится всегда о современных скальду событиях, очевидцем которых он был или о которых слышал от очевидцев. 
 
Разновидностью хвалебной песни была так называемая щитовая драпа, то есть драпа, в которой даётся описание изображений на щите, полученном скальдом в дар от прославляемого покровителя. 
 
Отдельная виса — также жанр скальдической поэзии. Они сохранились как цитаты в сагах, где они приводятся как сказанные кем-то из героев. Скальдическая виса — это, в отличие от драпы, бескорыстное творчество, но висы построенны по тем же ритмическим и стилистическим канонам, и их содержание на порядок разнообразнее содержания драпы. Виса может рассказывать о поединке, сделке, свидании, краже, случайной встрече, о сновидении и пр. 
 
Хулительные стихи — ниды — считаются отдельным жанром скальдической поэзии и занимают в ней отдельное место. По форме они не отличаются от других отдельных вис, по содержанию могут отражать тот же спектр ситуаций, но описанных соответствующим негативным образом. Отношение к нидам было очень серьёзным, им приписывалась магическая сила, и осмеяние, заключённое в усложненную, сознательно затемненную форму, воспринималось как заклинание. Тогда как в драпе предметами традиционного восхваления были доблесть и щедрость мужчин и красота женщин (чаще в отдельных висах), в ниде использовался мотив травестирования - худшая из "непроизносимых речей" древнего скандинава: 
Харальд сел на судно, 
 
Став конем хвостатым. 
 
Ворог ярый вендов 
 
Воском там истаял. 
 
А под ним был Биргир 
 
В обличье кобылицы. 
 
Свидели воистину 
 
Вои таковое. 
 
Нид исландцев о Харальде Синезубом 
 
Фразеология 
 
Своеобразным учебником скальдической фразеологии является «Язык поэзии», вторая часть «Младшей Эдды» Снорри Стурлусона . 
 
Основные стилистические элементы скальдической поэзии — хейти (heiti) и кеннинги (kjenning). Именно система многочленных иносказательных обозначений так затрудняет восприятие и затемняет смысл скальдической поэзии: 
Сив солнца ясна пояса 
 
Сига кику вскинет, 
 
Гна огня мест сокола 
 
Горд убор надела. 
 
Солнца браги рога 
 
Речь теплом согрета, 
 
Но под тою статью 
 
Тайна чрезвычайна. 
 
Лейкнир Берсерк 
 
Мёд поэзии 
 
Миф о меде поэзии рассказан в «Младшей Эдде» Снорри Стурлусона. Два племени богов, асы и ваны, в знак заключения мира сотворили человека по имени Квасир . Квасир был так мудр, что не было вопроса, на который он не мог бы ответить. Он странствовал по миру и учил людей мудрости. Однажды два злобных карлика заманили Квасира к себе и убили его. Его кровью они наполнили три чаши, смешали её с медом, и получившееся питье каждого, кто бы не отведал его, делало скальдом или учёным. Многие погибли, пока мед поэзии переходил из рук в руки. Наконец, он был спрятан в скалах великаном Суттунгом, и сторожить его была приставлена его дочь по имени Гуннлёд . Один задумал получить мёд. Он просверлил дыру в скале, обернулся змеей и прополз в пещеру, где сидела Гуннлёд. Она позволила ему выпить три глотка мёда, и Один осушил все три чаши. Он вылез обратно и полетел обратно к асам в обличии орла. Там он выплюнул мёд в большую чашу, и с тех пор скальдов зовут «отведавшими мёда поэзии». Но мёда было слишком много, и часть его вылетела у орла из-под хвоста. И говорят, что этот мёд достался плохим скальдам. 
 
Скальдическая поэзия и саги 
 
Многие образцы скальдической поэзии дошли до нас как стихотворные фрагменты, включенные в саги, как повествующие о самих скальдах («Сага о Гуннлауге», «Сага о Бьёрне», «Сага о Халльфреде», «Сага об Эгиле», «Сага о Гисли», «Сага о Кормаке» и др.), так и упоминающие скальдов вскользь («Сага о Стурлунгах», «Сага об оркнейцах», «Гнилая кожа», «Сага о битве на Пустоши», «Сага о Ньяле», «Сага о людях с Песчаного берега» и др.). Ситуативность многих скальдических стихов, включенных в саги, написание их экспромтом, по случаю, делает их как бы поэтической иллюстрацией происходящего или выражает мысли и чувства произносящего стихотворные строки. В сагах неоднократно описаны даже соревнования героев, поочередно говорящих висы (напр., в «Саге о Гуннлауге»). Признается, однако, что далеко не все висы, приведённые в сагах как импровизации, таковыми и являются. Более того, они не обязательно были сочинены теми персонажами, которым они приписываются, а могли возникнуть в период устного бытования саги или при её записи. 
 
Знаменитые скальды 
 
Первым скальдом называли Браги Старого (Браги Боддасон). Он жил в Норвегии в те времена, когда Исландия ещё не была заселена, и считается предком ряда исландцев, живших в IX-X веках. Судя по его месту в их биографиях, он жил в первой половине IX века. Его висы - древнейшие из сохранившихся скальдических стихов, это хвалебные песни в честь норвежских конунгов. Также сохранились рассказы о его необычной проницательности и мудрости. В исландской традиции упоминается один из асов по имени Браги. Есть мнение, что именно первый скальд был превращен в бога поэзии. 
 
 В глыбах плеска Гевьон 
 
 В глубь везла Зеландье. 
 
 У волов валил аж 
 
 С лядвей жар да с паром. 
 
 Лун во лбах их восемь 
 
 Лепые светлели. 
 
 К данам бармы боя - 
 
 Бычья шла добыча. 
 
 Браги Старый 
 
Виса рассказывает легенду о том, как остров Зеландия был выигран великаншей Гевьон и увезён ею от Швеции. 
 
Эгиля Скаллагримссона (ок. 910-990 гг.) считают самым выдающимся из скальдов. О нем сложена «Сага об Эгиле», одна из лучших исландских "родовых саг". Сохранилось сравнительно большое количество его произведений, и в том числе знаменитый «Выкуп головы», сочинив который, он был отпущен на свободу своим злейшим врагом норвежским конунгом Эйриком Кровавая Секира. 
Буй-дева снова 
 
Длить бой готова, 
 
Звенят подковы 
 
Коня морского. 
 
Жала из стали 
 
Жадно ристали, 
 
Со струн летели 
 
Ястребы к цели. 
 
Эгиль Скаллагримссон 
 
Другими известными скальдами были Эйвинд Финнсон Погубитель Скальдов, Кормак Эгмундарсон (герой «Саги о Кормаке»), Гисли сын Торбьёрна Кислого («Сага о Гисли»), Халльфред Трудный Скальд, Гуннлауг Иллугасон Змеиный Язык («Сага о Гуннлауге»), Бьёрн Арнгейрссон Богатырь с Хит-реки («Сага о Бьёрне»), Тормод Берасон Скальд Черных Бровей («Сага о побратимах»), Харальд Сигурдарсон Суровый и др." 

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Боевой транс.

Боевой Транс - это измененная форма состояния человеческого сознания, позволяющая использовать скрытые,резервные,возможности организма боевой транс делят на: 1-Регулируемый. Путем долгих тренировок боец способен контролировать степень вхождения. От холодной ярости, до боевого безумия. 2-Вызваный приемом, каких либо препаратов. Многие слышали про «золотой отвар» Берсеркеров, что приняв его,воин,становился втрое сильней,не боялся ни боли, не увечий, дрался один как десять щитников и одним своим видом сеял страх в сердцах врагов. 3-Спонтаное проявление Боевого Безумия. В Милиции принято обозначать его «в состоянии аффекта».Проявляется сплошь и рядом. В общем это не чистый боевой транс, это больше инстинкт, когда отчаяние сменяется черной храбростью, вплоть до безумства,с полным отключением сознания. 4-Берсерк по рождению. Очень редкое явление. У ребенка врожденный «сдвиг по фазе»,нарушенна психика, гормональный баланс. Таких детей видно сразу. По сути Берсерки по рождению-есть тот фундамет,на котором ,было воздвигнуто Искусство Боевого безумия. Ошибочно предполагать,что боевое безумие удел Нормандских викингов. Это искусство было везде, где были люди. А значит и воины. Но различались методы. Так в Европе, во времена походов норманнов. были или по рождению, или такие качества проявлялись спонтанно во время битвы. Берсеркеров, боялись не только вся Европа и пол Азии, но и сами норманны,потому берсерки держались особняком. Дело в том что Приступы Боевого безумия были неконтролируемы. Впасть в боевой транс берсеркер мог от любой мелочи: порез, оскорбление ,большая эмоциональная нагрузка. И судьба была ему уготована безрадостная: вдали от населенных мест, как правило без семьи(кто ж пойдет за психопата?).Доживали до 30 лет единицы. Своей смертью от старости умереть им также не грозило. Зато родить ребенка-берсеркера считалось очень хорошим знаком. считалось что сам Отец Дружин отметил его своей милостью, и значит семью, где он родился не обойдет его рог Изобилия. В общем это правда, Берсеркеры получали добычу вторые после конунга. Ссорится с берсеркером не улыбалось никому. Постепенно этот древний боевой обычай угас- дело в том что мальчика подающего признаки отммеченого Одином, отдавали на воспитание берсеркеру, который принимал преемника. Все видели фильм «Астерикс и Абеликс».И то чудо-зелье, что они принимали. В общем это не далеко от истины. Легенды приписывают изобретение этого зелья Исландским ведьмам, позже оно попало на континент, и попало в руки друидов. Долго этот секрет сохранялся в тайне, потом считался безвозвратно утеряным.А потом нашелся. В руках Третьей Империи. Нацисты практически подошли к промышленному производству,модефицировав оригинал. Германскими химиками была разработана целое семейство стимуляторов: от простых амфетаминов, заканчивая «боевыми коктейлями» что практически запустили в производство. Помешала бомбардировка союзников заводов Рейха. Несколько слов о тех «кто обладает секретным рецептом отвара». Боевое Безумство практиковалось в рядах ассасинов. Притом практиковалась довольно необычная методика: Учеников накуривали гашишем(оттуда и другое их название: гашашины),и подготовленных таким образом учеников подвергали разным внушениям, от блокировочных, до снимающих все страхи, вплоть до презрения к смерти. Кстати они практиковали особый ритуал- испытание: испытуемого накуривают различными зельями, до тех пор, пока он не впадет в искусственную кому. После, через определенное время его оживляли по особой методике. К сожалению подробностей не знаю. Ритуал прохождения через Смерть, заглядывание за «Грань»,практиковалось повсеместно, от индейских племен в Северной Америки, до кланов шиноби (синоби) в Японских горах. Поговорим о «Воинах-тенях».Это практически единственные воины, что детально разработали детально и развили Искусство Боевого Безумия. Свои главные знания ниндзя почерпнули у ямабуси- горных воинах, по легендам, это были самураи, потерпевшие поражение в бою, но не совершившие ритуального самоубийства- сеппуку.В горах они продолжали развивать свои боевые искусства. Скорее всего они открыли и развили эту разновидность Искусства боя. Ниндзя выделили 7 типов изменения состояния. каждому типу соответствовал бог-олицетворение качества, которое было необходимо шиноби в нужную минуту. Каждое такое «вхождение в образ» сопровождалось магической формулой и особым сплетением пальцев в магическую фигуру (исскуство сплетения пальцев магические знаки имеет название «фюккë»,у индусов "мудры").Скандинавские воины для этой цели использовали рунические формулы и гальдр.При таком применение знаков и формул, вхождение практически 100%. Если кто-то считает что на Руси не было таких бойцов, то это заблуждение. Были. И самое интересное что они это Искусство тренировали. Не могу утверждать что это истина в последней инстанции, но есть доводы что его практиковали Волхвы,которых ещё называют волколаки.(Боевое Безумство и Шаманские Камлания очень похожи по ощущениям, да состояние примерно одинаково).И достигли немалых успехов. Так один из обрядов заключался в следующем: Зимой полуобнаженный воин садился на землю, скрестив ноги, концертировал Живу в Яровом чреве(солнечном сплетении),его засыпали снегом по горло, и он должен был своей внутренней силой растопить снег. Посудите сами: это очень суровое испытание. И воины, проходившие такие испытания(их было великое множество) носили прозвище: Ярые, что подчеркивало их высокое мастерство. Достаточно вспомнить слова где используется корень «Яр».Ярость, Яркий(тогда его значение было другим, оно обозначало отвагу и бесстрашие в бою ) . Ещё хотелось бы упомянуть связь с силами природы,то есть в момент боевого транса создаётся ощущение,что пропускаешь через себя энергии стихий,а так же становишься одним целым со своим оружием.Страх исчезает полностью,появляется безграничная уверенность в своих силах.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Общество эпохи викингов придерживалось определенных традиций и жило в соответствии со строгим моральным кодексом, который нашел свое отражение в стихах и надписях на рунических камнях. Нарушение норм поведения навлекало на человека бесчестье, вызывало осуждение общества и делало его изгоем. От человека требовалась лояльность по отношению к членам своей семьи и сотоварищам по «фелагу». Традиции следовало придерживаться и в отношениях между господином и подвластными ему людьми, в отношениях с друзьями, домочадцами и слугами. Существовали нормы гостеприимства и подношения даров, чрезвычайно важно было держать данное кому-либо слово, хотя этого 
правила не придерживались те, кто отправлялся в чужие земли с целью заключения мира. 
 
Месть полагалась за несправедливость и агрессию и за многое другое. Личная честь подкреплялась личными качествами, особенно такими, которые высоко ценились-доблестью, физической силой, ловкостью, великодушием, щедростью, (а также хлебосольством), красноречием, мудростью, воздержанием, самообладанием, чувством товарищества. 
Значение слова «честь» истолковывается в эддическом стихотворении «Речь великих», «Havamal», относящемся к эпохе викингов. 
Честь, добрая слава – это единственное, что живет вечно: 
 
Род умирает, 
Человек умирает, 
Исчезнут богатство и злато. 
Но слава человека, 
Заслуженная добрыми делами, 
Не умрет никогда. 
Род умирает, 
Человек умирает, 
Исчезнут богатство и злато. 
Но я знаю одно, 
Что не умрет никогда - 
Суд о человеке, 
Когда завершатся ею дни. 
 
Здесь приводятся многие житейские правила и даются практические 
советы. Мир ненадежен. И называются здесь совсем иные жизненные ценности, нежели в воинственных стихах, прославляющих властителей. Вероятно, в ту эпоху господствовал фаталистический взгляд на самые важные события в жизни, и бытовало убеждение, что все предопределено судьбой. Такой взгляд на вещи был весьма практичен в то суровое время, когда человек в значительной мере зависел от прихотей стихии. 
 
Каждый, кто отворяет входную дверь, 
Должен быть начеку и смотреть в оба, 
Потому что никто не может знать, 
Не притаились ли в чужом доме враги. 
Никто не готов к тому часу, 
Когда здоровье изменит нам, 
Иные находят утеху в сыновьях, 
Иные – в крепкой семье, Иные – в большом богатстве, 
А иные – в добрых делах. 
Нет для человека лучше бремени, 
Чем опыт и знание людей. 
Нет для него заблуждения горше, 
Чем опьянение пивом и вином. 
От среднего ума урона меньше, 
Не след человеку все понимать. 
Судьба должна быть сокрыта от всех, 
И тогда будет меньше скорби и боли. 
Сдерживай резвых коней. 
Пастырь пасет стадо без рук. 
Слепота лучше смерти. 
От мертвого мало толку. 
 
(с) Эльсе Роэсдаль из книги "Мир викингов"

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Верования западных германцев сильно отличались от верований восточных германцев, которых Тацит называет свевами. Религией восточных германцев, в которой свое место занимали не только боги, но и богини, был, видимо, шаманизм, с элементами транса и экстаза. Семноны, во времена Тацита жившие в Бранденбурге, около современного Берлина, а в последующем мигрировавшие на юг и образовавшие конфедерацию алеманнов, регулярно собирались в древнем лесу, освященном временем, и перед началом церемоний приносили в жертву человеческую жизнь. На месте собрания находилась роща, куда людям разрешалось входить, только будучи связанными, и, таким образом, "принизившими себя для того, чтобы превратиться в носителя божественной силы. Если в священной роще человек случайно падал (еще одна вероятность в состоянии транса), то вставать на ноги ему запрещалось: извиваясь, он должен был выползать из рощи. Тацит осуждает этот обычай как "суеверный" (в современном смысле) и отмечает, что истоком его являются верования семноиов в то, что роща - дом бога, давшего начало их племени и властвующего над всеми вещами, все остальное подчиняется ему и есть часть его владении. Семноны, "хозяева" священной рощи, считали себя главным кланом свевов. 
 
Мироощущение свевов напоминает римское, перекликаясь с ярко выраженным стремлением к господству над остальными народами и постоянно расширяющейся римской религией. Однако, все германские племена неизменно возводили своих человеческих прародителей непосредственно к богу. Иордан, историк вестготов, сообщает, что они поклонялись своим предкам под именем ансов, равно как и богу, эквивалентному Марсу. Именно этому богу они посвящали первые боевые трофеи, вывешивая добычу на деревьях. О традиции северных язычников приносить награбленное в жертву богам свидетельствует также Орозий в своем описании разгрома римской армии кимврами в нижнем течении Роны в 105 г. до н. э. Кимвры захватили два военных лагеря римлян и, выполняя данный богам обет, начали приносить в жертву все подряд: "Они разрывали на части и выбрасывали одежды, швыряли в реку золото и серебро, кромсали на куски воинские доспехи, срывали упряжь с лошадей, после чего лошади кидались в реку, и вешали на деревьях людей, так что не было ни добычи победителям, ни пощады побежденным". Точно также Цезарь сообщает, что кельты похожим образом посвящали военные трофеи своим богам, с той лишь разницей, что они не вывешивали их на деревьях или в храмах, а складывали кучей па освященной земле. Иордан отмечает, что и вестготы приносили в Жертву людей, но они отказались от этого обычая уже к тому времени, как вышли к побережью Черного моря. 
 
Не совсем ясно, рассматривали ли восточные племена своих богинь так же, как и божественных прародительниц, или же только как божественных покровительниц. Ныне известно, что племена, жившие в устье Эльбы и на юге современной Дании, поклонялись Нертус, Матери-Земле. Считалось, что она вмешивается в жизнь людей и ездит среди своего народа в повозке, запряженной коровами. Священнослужитель богини Нертус "чувствовал", когда она готова покинуть свое святилище на острове, и тогда с глубоким почтением следовал за повозкой, пока богиня объезжала земли своего народа. И тогда наступал всеобщий праздник — единственное время, когда эти воинственные люди складывали оружие. В конце путешествия повозку и все ее содержимое смывали в озере рабы, которых после этого топили. Никому не дозволялось видеть богиню. 
 
Нагарвалы, жившие ближе к истокам Одера, на Ризенгебирге, практиковали форму древней религии, в которой жрец, облаченный в женское платье, руководил проведением церемоний в честь богов-близнецов Алки (название, возможно, означает просто "боги"), в римской интерпретации приравненных к Кастору и Поллуксу. Священнослужитель в женской одежде типичен для религий транса. В восточном шаманизме облачение жреца в одежду другого пола свидетельствовало о его "неподвластности" обычной жизни. Однако Тацит не сообщает подробностей о культе Алки. 
 
Еще восточнее, на территории современной Литвы, жило племя эстиев (название сохранилось в имени эстонцев), которые, свидетельствует Тацит, говорили на том же языке, что и бритты, и поклонялись матери богов, символ которой - фигурку дикого кабана (вепря) — они всегда брали с собой в качестве защитного амулета, даже тогда, когда, казалось бы, требовалось оружие. Жрецы богини считались, по-видимому, святыми людьми, неприкасаемыми, защищенными от хаоса повседневной жизни. Кабан был священным животным и для кельтов, а в позднегерманской религии его посвящали Фрейе и Фрию, дарующим удачу и изобилие. А эстии также собирали янтарь - еще один символ Фрейи в позднейшей мифологии; Тацит говорит, что они не подозревали о том, как ценился янтарь у римских торговцев, что, однако, маловероятно, ибо янтарные торговые пути между Балтикой и Средиземноморьем существовали еще со времен этрусков. 
 
Наконец, Тацит упоминает синтонов, во всех отношениях похожих на другие племена, за тем исключением, что у них царил матриархат. По-видимому, у восточных германцев фигура женщины, божественной или даже реальной, пользовалась куда большим авторитетом, по сравнению с западными германцами, у которых все божества были мужскими и от которых, в отличие от бриттов, мы не слышали, что для них "не имело значения, какого пола их правитель". 
 
Преданность традициям, неукоснительное следование племенным устоям и определенным моральным принципам лежали в основе этнической консолидации германских племен. Племена сплачивались тесными кровными, родственными, хозяйственными и культовыми связями. Сохраняя собственные традиции, они уважали обычаи друг друга. Больше всего они ценили свою племенную самобытность, свои исконные нравы. Религия и культы в данном случае были помощью и поддержкой в стремлении германцев к обособлению и самовозвышению, но играли лишь вспомогательную роль.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 2 недели спустя...

Женщины во времена викингов имели достаточно высокий статус как по правовой теории, так и в повседневной практике. Они могли владеть землей и управлять собственностью, у них был полный авторитет в делах хозяйства, и нередко им приходилось в одиночку управлять фермой, пока мужья отсутствовали. Они не могли вести судебные процессы, но, если верить сагам, их неутомимая энергия нередко подливала масла в огонь кровной вражды, даже когда мужчины с удовольствием завершили бы ее. Есть даже упоминания о женщинах, обладавших личной властью, как, например, Ауд Мудрая, вдова царствовавшего в Ирландии викинга, которая руководила эмиграцией своей семьи и дружинников через Оркнейские и Фарерские острова в Исландию и которая распределяла между ними землю, как настоящий вождь. Позднее и шведские камни с рунами говорят о богатстве и активности женщин: на надписях говорится, что их заказали скорбящие супруги или дочери, и они строили в память об умершем насыпи и мосты. Некоторые из камней были воздвигнуты в память самих женщин; об одном таком камне уже упоминалось. Другой, весьма элегантный, был поставлен мужчиной в память о своей жене Одиндисе: «Никогда не придет в Хассмюру лучшая жена, чтобы заботиться о хозяйстве». (с) Симпсон Ж.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 2 недели спустя...

Родиться для Вальгаллы: как дети викингов изучали искусство войны 

Из саг известно, что мальчиков у викингов обучали военному искусству. Их успех в убийстве и подавлении всех, кто стоял на пути, не был случайным: дух воина следовал за викингом с рождения и до тех пор, пока он с гордостью не войдет в Вальгаллу. 
 

Даже маленькие мальчики знали, что они могут стать настоящими мужчинами только в битве. Согласно Песне и Риге из Старшей Эдды, дети изучали различные навыки и боевые приемы. В стихотворении рассказывается о мальчике Ярле, который «приручил лошадей, сделал стрелы, собрал щиты и размахивал копьями». 
 
Имя Jarl (англ .: Earl) указывает, что мальчик родом из семьи вождя, но дети из фермерских семей, вероятно, также играли в подобные в воинственные игры. 
 
Историки полагают, что даже трехлетние мальчики играли с деревянными мечами и бросали копья, покрытые куском кожи, чтобы они не наносили вреда себе или другим. 
 
Когда дети взрослеют, им может посчастливиться получить настоящее оружие из железа, выкованное специально для размера ребенка. Норвежские археологи нашли несколько таких видов оружия, в том числе маленький меч и топор в могиле ребенка. 
 

Борьба и игра в снежки 
Помимо игр с оружием, борьба была одной из самых популярных игр среди мальчиков на протяжении всего года. Благодаря частым борцовским поединкам они практиковали скорость и ловкость, и такая тренировка была прекрасной подготовкой к будущим боевым схваткам. 
 
Через борьбу дети также приучались к правилам игры и дисциплине. Им приходилось обещать, что они не будут умышленно причинять вред друг другу во время игры. Эти правила очень строго соблюдались. Те, кто все же нарушал правила, получали прозвание níðingr (трус, человек вне закона) - один из худших эпитетов в эпоху викингов. 
 
Когда шел снег, дети строили из него крепости и использовали их в качестве боевых арен. Снежные баталии были не только интересным развлечением, но и эффективным обучением методам осады и метательным навыкам. 
 
Вопрос чести 
Наиболее важным было то, что молодой викинг узнавал о кодексе чести воина. Скандинавы были убеждены, что Норны (богини) сплели нити жизни и что каждая человеческая жизнь была предопределена. 
 
Никто не мог изменить свою судьбу, и только отважные воины попадали в Вальгаллу. Поэтому викинг должен был сражаться как человек и умереть, как человек, если бы боги решили это. 
 

В каждой битве произойдет одно из двух: вы либо погибнете, либо останетесь в живых. Поэтому будьте храбры, потому что все предопределено. Ничто не может убить человека, если его время еще не пришло, и никто не сможет спасти того, кому суждено умереть. Так фермер наставляет своего сына в Саге о Сверрире, когда они идут вместе к ожидающему на побережье кораблю. 
 
Таким образом, смерть в бою была самым почетным достижением викинга. Умение приносить добычу из рейдов также пользовалось большим уважением - в отличие от обычных краж, которые считались трусливыми действиями. 
 
Ранний дебют 
Мальчики викингов должны были доказать, что у них достаточно смелости и боевых навыков, прежде чем их начнут рассматривать как настоящих мужчин. Если они принадлежали к влиятельной семье, у них была возможность проявить себя участием в сражении или пойти в рейд за добычей. 
 

Саги упоминают, что Олаф Трюггвасон (около 963-1000 н.э.) первый раз убил человека, когда ему было девять лет. 
 
Олаф Харальдссон (995 - 29 июля 1030 г.), который позже стал Олафом Святым, отправился в рейд, когда ему было двенадцать лет. 
 
Хотя сочинители саг слишком стараются в своем прославлении героев, они дают общее представление о том, как дети уже в раннем возрасте стремятся соответствовать ожиданиям сообщества викингов. 
 
Саги ничего не говорят о том, обучались ли молодые девушки военному искусству. Это может быть из-за того, что они были записаны после принятия и распространения христианства в Скандинавии, которое не разрешало женщинам быть воинами.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 3 недели спустя...

Хирд – происхождение и традиция 

У скандинавских народов эпохи викингов (VIII-XI века) хирдом называлось войсковое объединение опытных воинов, ближайший аналог – дружина у средневековых руссов. Величина хирда – абсолютно вариативный параметр, который зависел, в первую очередь, от того, кому подчиняется хирд – тэну, херсиру, ярлу, конунгу или вождю другого уровня. 

В скандинавской и северогерманской средневековой литературе сохранилось немало упоминаний о хирде, это понятие присутствует, в том числе, в текстах Старшей и Младшей Эдды (первая предположительно создана в период с 800 по 1000 год, вторая написана Снорри Стурлусоном в 1222-1225 годы), а также в эпическом произведении «Песнь о Беовульфе» (предположительно сага создана в период с 700 по 1000 год). 

Важное отличие хирда от аналогичных воинских объединений, бытовавших в других средневековых культурах, заключается в том, что каждый хирдман (дружинник, воин хирда) фактически являлся другом своему вождю. Таким образом, хирд связывали не только военно-уставные отношения, фактически хирдманы, путешествовавшие и сражавшиеся бок о бок многие годы, становились одной большой семьей. 

Служба в хирде являлась добровольной, не было ни жалования, ни иных видов фиксированной оплаты, однако вождь делился с воинами добычей, при этом величина «процента», получаемого хирдманами, могла зависеть от двух факторов – в соответствии с договоренностью, либо в зависимости от вклада, который каждый конкретный воин внес в общее дело. Также вождь снабжал своих воинов пропитанием и кровом. 

Важно отметить, что в хирде особым уважением пользовались скальды, то есть воины, одаренные не только физической силой и выносливостью, но и поэтическим искусством. Хирдманы в скальдических текстах часто именуются кеннингами «inndrótt» (с древнескандинавского «внутренняя дружина») и «verðung» («стаж» или «охранник»), что указывает на элитарность хирда, его особую приближенность к вождю. Само слово «хирд» («hird») исландское по происхождению (встречается на рунических камнях с X века), у него есть англосаксонский аналог «hīred», что значит «наемный». 

Известно, что каждый воин хирда викингов приносил особую присягу своему вождю, положив руки на его (вождя) обнаженный клинок. Хирдманы клялись в верности своему лидеру и друг другу, клялись не злословить друг о друге, не придавать и не лгать, во всем следовать за своим вождем и помогать друг другу. Любые споры между членами хирда разрешал вождь. 

Структура хирда, титулы и должности хирдманов 

Согласно сведениям о хирде Олафа II Харальдссона (он же Олаф Святой, 995-1030), хирдманы условно делились на три функциональные группы – собственно хирдманы (придворные), «приглашенные» («gäster» на шведском) и наемники (современные скандинавоведы обозначают эту группу понятием хускарлы). Первая группа (хирдманы) жила вместе со своим вождем, они ели с ним за одним столом, большинство из них были знатного происхождения, они выполняли функции телохранителей и советников, решали вопросы судебного, финансового и хозяйственного характера. 

Вторая группа («приглашенные») несла вахту по периметру ставки вождя и занималась внешней разведкой, эти члены хирда викингов выполняли военные и политические миссии, являясь законными представителями вождя на подконтрольной ему территории. Важно отметить, что данная группа хирдманов жила и питалась отдельно от своего лидера, у них даже был собственный корабль. 

Третья группа хирдманов (хускарлы) выполняла сугубо военные функции, они также жили и питались отдельно от вождя. Фактически среди всех членов хирда хускарлы, вероятно, имели наименьший воинский и политический вес, тем не менее, они оставались приближенными вождя, воинской элитой. 

Особое место в хирде викингов занимал знаменосец («märkesman» на шведском), это один из наиболее опытных и проверенных воинов, который давал особый обет нести знамя своего вождя на суше и в море, никогда не выпуская его из рук. Однако наиболее приближенным к вождю хирдманом являлся воин, избранный его представителем («hirðstjórar» на древнескандинавском, «stallaren» на шведском). Этот воин занимался всеми организационными вопросами во время путешествий (как военных, так и дипломатических), вел дела хирда и имел право говорить от имени вождя на мероприятиях любого уровня. 

Также известно, что в хирде существовала должность повара («dróttseti» на древнескандинавском) и ответственного за напитки («skenkjari», аналог у средневековых руссов – виночерпий). Существовали и другие, менее значимые должности, но важно отметить, что с течением времени менялись не только названия, но также функции и значимость тех или иных позиций в хирде. 

В хирдах Олафа Трюггвассона (968-1000) и Олафа Святого было 120 воинов (60 хирдманов, 30 «приглашенных» и 30 хускарлов). У Олафа III Харальдсона (он же Олаф Тихий, 1050-1093) хирд составлял 240 воинов. Культура хирда и хирдманов полностью исчезает на территории Скандинавии в 1330-е годы. 

В период с 1933 по 1945 годы в Норвегии существовала национал-социалистическая партия «Национальное единение». Эта партия, основанная Видкуном Квислингом, носила неофициальное название хирд. После окончания Второй мировой войны партия прекратила свое существование, ее членов судили по обвинению в коллаборационизме. Сегодня понятие «хирд» обрело особое значение в литературе жанра фэнтези. В качестве примера можно привести романы Ника Перумова «Алмазный меч, Деревянный меч», где хирдом именуется традиционное военное построение расы гномов.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

БРАК В ЭПОХУ ВИКИНГОВ.

         Правильность поведения и красота женщины были для викингов особенно приятны, если соединялись со здравым умом, с чувством собственного достоинства и твердым духом. Скандинавы верили, что у мужественных женщин будут такие же дети. Знаменитый конунг Рагнар Лодброг говорил: «Я выбрал для своих сыновей такую мать, которая передала им свое бесстрашие». Во многом внимание мужчин к таким неженским качествам матерей своих будущих детей объяснялось тем, что жители Севера надолго покидали свои усадьбы, отправляясь в дальние походы, и воспитывать будущих воинов приходилось женщинам.
         Но и девушки внимательно выбирали себе женихов. Для них было важно, чтобы будущий муж проявил себя на поле брани, доказал свою храбрость и честность в бою. Причем молодость часто считалась недостатком жениха. Так, в одной саге норвежская королева Ингибьёрг, делая выбор между двумя претендентами на свою руку, отдает предпочтение пожилому конунгу Геттрику и отказывает красивому и молодому конунгу Олаву. Она сравнивает их с двумя деревьями: одно уже дало прекрасные плоды, а другое едва выпустило весенние листочки. «Глупо, — прибавляет она, — выбирать неясное будущее». Рёгнвальд ярл, склоняя Ингигерд, дочь Олава Шётконунга, выйти замуж за норвежского конунга Олава Толстого (Святого), много рассказывал ей про его подвиги и славу и о том, как за одно утро он взял в плен пятерых конунгов, «лишил их власти и присвоил их владения».
         Остававшиеся дома и никогда не ходившие в военные походы мужчины, будучи даже богатыми и красивыми, никогда не пользовались у знатных и гордых девиц успехом.
         Необходимым условием брака было равенство брачующихся сторон. Астрид, сестра конунга Олава сына Трюггви, хотела подождать еще несколько лет другого брака, но не выходить за человека без «почетного звания».
         Точно так же отвечала жениху Рагнхильд, дочь конунга Магнуса Великого, когда дядя, конунг Харальд Суровый, обручил ее с Хаконом сыном Ивара. «Часто приходится мне чувствовать, что нет больше на свете моего отца, конунга Магнуса! — сказала она. — Особенно же чувствую я это теперь, когда сделал мне предложение простой бонд, хоть и хорош он собой и искусен во всем. Будь жив конунг Магнус, не отдал бы он меня за меньшего по званию человека, чем конунг! Так что трудно ожидать, что пожелаю я выйти замуж за человека невысокого рода».
         Когда же оба жениха, о которых мы рассказали выше, получили отказ, они поняли, что есть единственный способ жениться на гордячках — стать ярлами. И если Олав Толстый сам даровал будущему родичу высокое звание, принудив Астрид пойти за него замуж, то Хакон получил от конунга Харальда Сурового отказ, ибо в стране был уже один ярл, и уплыл в Данию, где стал «ведать защитой страны от викингов». Он прославился в боях и через некоторое время вернулся в Норвегию. В то время умер старый ярл, и конунг Харальд даровал Хакону звание ярла и выдал за него замуж Рагнхильд, ибо теперь Хакон стал обладать и высоким званием, и воинской славой.
         Итак, равенство положения, воинская доблесть и высокое звание были желательными, если не необходимыми, условиями брака. Разница же в положении могла стать причиной развода. Прежде всего таким поводом стремились воспользоваться мужчины знатного рода. В сагах есть много примеров, когда конунг или ярл, влюбившись в знатную женщину, решал развестись со своей женой, не столь высокого происхождения. Очень часто именно происхождение было основной причиной окончательного решения. Так, в сагах рассказывается, что конунг Рагнар Лодброг хотел развестись с Кракой, дочерью норвежского бонда, чтобы жениться на Ингибьёрге, дочери шведского конунга, но, когда Крака открыла ему, что она дочь славного героя, Сигурда Победителя Дракона, и настоящее имя ее Аслауг, Лодброг оставил ее у себя и не поминал больше об Ингибьёрге.
         Девушки, имевшие отца и братьев, не могли решить свою судьбу сами. Порядочная дочь всегда предоставляла отцу и старшему брату право выбора себе мужа.
         Однако редко когда родичи неволили девиц и в большинстве случаев старались прислушиваться к их мнению. Хозяином в доме и старшим в семье всегда был отец. Его слушались не только дочери, но и сыновья, какими бы знатными воинами они ни были.
         Независимыми были только вдовы, не имевшие отцов, и девушки-сироты. Они имели право собственного согласия на брак, и, в соответствии с законами, сын не мог выдавать мать замуж против ее воли. Но даже вторичные браки вдовых дочерей, воротившихся в отеческий дом, если отец их был еще жив, зависели исключительно от него.
         Только отец мог выдавать дочь замуж. После его смерти, если у него были наследники, это право переходило к его шестнадцатилетнему сыну, который выдавал замуж также и сестер. Только за неимением сына мать имела право выбирать дочери мужа.
         Впрочем, если двадцатилетняя девушка два раза напрасно просила позволения своего опекуна выйти замуж, то могла сама обручиться с третьим женихом, посоветовавшись наперед с кем-нибудь из родных, прилично ли для нее это супружество.
         Когда же отцы (или опекуны) принуждали своих дочерей, то ничего хорошего из этого не выходило. Об одном таком случае рассказывается в «Саге о Ньяле». У исландца Хаскульда была дочь Халльгерд Длинноногая. Она отличалась красотой и учтивостью, но нрава была тяжелого и вспыльчивого. Хаскульд не спросил согласия дочери на брак, потому что побыстрее хотел выдать ее замуж за богача Торвальда. Гордая Халльгерд возмутилась, ибо почувствовала себя «выданной за первого встречного». Однако отец был неумолим. Он сказал Халльгерд: «Я не буду менять из-за тебя и твоего глупого честолюбия свои планы. Я решаю, а не ты, раз нет между нами согласия». Халльгерд смирилась и вышла замуж за Торвальда. Однако счастья этот брак новобрачному не принес. Не прошло и полгода, как она смогла сделать так, что Торвальд был убит ее воспитателем.
         Жених должен был обратиться к отцу невесты и передать ему предложение. Отправляясь свататься, жених одевался в свое лучшее платье. Свататься никогда не ездили в одиночестве, а только с отцом или ближайшим родственником.
         Когда предложение было сделано и принято благосклонно, начинали договариваться о брачных условиях. Жених объявлял, сколько имения назначает будущей жене: это называлось «женским даром». Также он назначал «дружеский дар» (выкуп за жену) будущему тестю, а отец невесты, со своей стороны, выделял дочери приданое, которое было ей вознаграждением за потерю прав на отцовское наследство. Дары и приданое давались золотом, серебром, рабами, домашней утварью и скотом. Усадьба никогда не делилась, и дочери никогда не давался ее «кусок». Делалось это для сохранения в целости и сохранности земельного участка семьи.
         «Женский дар» и приданое считались собственностью жены. В случае смерти мужа или развода с ним она была единственной и полноправной хозяйкой этого своего движимого имущества. После смерти женщины дары переходили в собственность мужа и детей, а если женщина умирала бездетной, то ее ближайшим родственникам.
         Такой свадебный договор, который назывался «покупкой невесты», аналог современного брачного контракта, по своей сути был настоящей торговой сделкой, потому что по его условиям дочь семейства поступала в собственность мужа. Договор заключался только в присутствии родных с обеих сторон.
         После заключения договора переходили к обряду обручения, во время которого соединяли руки жениха и невесты. Знаком совершения помолвки был молот Тора, который клался на колени сидящей невесты, чью голову закрывали покрывалом.

Именно обряд обручения позволил Тору в одной из песен «Старшей Эдды» вернуть себе похищенный великаном Трюмом молот Мьёлльнир. Великан спрятал молот в глубинах земли и соглашался вернуть его только в обмен на красавицу Фрейю, которую он хотел взять себе в жены.

        Собрались на совет все великие асы,
        И богини все также пришли на совет.
        Сообща совещались могучие боги,
        Как оружие Тора обратно достать?
        Хеймдалль молвил слово, из асов белейший,
        Он грядущее ведал, подобно ванам:
        «Пусть Тор под покровом предстанет брачным,
        Ожерельем Брисингов шею украсит.
        У пояса пусть ключи забренчат,
        И с колен ниспадает женское платье.
        Пусть ценных камней на груди будет много,
        И невесты убор на голове у него».
        Тор возразил, из асов сильнейший:
        «Бабою будут звать меня боги,
        Если в женское платье я наряжусь!»
        Молвил слово Локи, Лаувейи сын:
        «Полно Тор, перестань! Не болтай ты пустого!
        Скоро йотуны наши края завоюют,
        Если Мьёлльнира мы возвратить не сумеем!»
        И украсили Тора покровом брачным
        И Брисингов ожерельем широким.
        У пояса связка ключей забренчала,
        Складки женской одежды с колен ниспадали.
        На груди засверкали блестящие камни,
        И невесты убор на главе его был.
        И молвил Локи, Лаувейи сын:
        «Наряжусь я служанкой, тебя провожу я,
        Вдвоем мы отправимся к йотунам в край».
        Привели из ограды козлов круторогих,
        В колесницы впрягли их для быстрого бега.
        Рушились горы, земля загоралась,
        Ярый Громовник в Ётунхейм ехал.
        И воскликнул Трюм, исполинов властитель:
        «Собирайтесь вы, турсы, и скамьи готовьте!
        Асы прислали мне Фрейю в невесты,
        Ньорда дочь из Ноатуна.
        Черных волов мне во двор здесь приводят,
        Коров златорогих, Трюму на радость.
        Богат серебром я, богат ожерельями,
        Лишь Фрейи одной мне еще не хватало».
        Вечер настал, пировали турсы,
        Брагою щедро гостей угощали.
        Быка съел муж Сив и восемь лососей,
        И сласти все, что для жен припасли.
        И выпил Громовник три бочки меда.
        Вымолвил Трюм, исполинов властитель:
        «Кто в жизни видел столь прожорливых жен?
        Не видел я век, чтоб невеста так ела
        И меду так много умела бы выпить!»
        Сидела при Фрейе служанка разумная,
        И турсу служанка ответила живо:
        «Целых восемь ведь дней Фрейя вовсе не ела —
        Так страстно стремилась в край Трюма она!»
        К невесте подвинулся Трюм — целоваться,
        Но, раздвинув покров, отпрянул он в страхе:
        «С чего горят очи Фрейи так грозно?
        Кажется, словно в них пламя пылает!»
        Сидела при Фрейе служанка разумная,
        И турсу служанка ответила живо:
        «Целых восемь ночей Фрейя глаз не смыкала —
        Так страстно стремилась в край Трюма она!»
        Явилась тут у Трюма сестра престарелая
        И требовать стала от Фрейи дары:
        «С своих рук подари ты запястья мне красные,
        Ими заслужишь ты милость золовки,
        Милость золовки и ласку ее».
        Вымолвил Трюм, исполинов властитель:
        «Пусть Мьёлльнир скорей принесут для обряда,
        Положим его на колени невесте —
        Во имя Вар освятит наш союз».
        Сердце у Тора в груди засмеялось,
        Как только увидел Громовник свой молот.
        И прежде всех умертвил он Трюма,
        Потом и гостей всех, родичей йотуна.
        Убил и старуху он, Трюма сестру,
        Что выпросила у невесты запястья.
        Смерть вместо золота старой досталась,
        Вместо подарка — удар молотка.
        Так добыл Громовник свой молот обратно.                                                                                                                                                                                                                 
        Брак, совершенный без помолвки, назывался поспешным и слабым и считался незаконным. Всякая законная жена должна быть, по старинному выражению, куплена дарами, или, по словам вестготского закона, даром и словом, то есть быть выданной замуж с согласия отца и совета родных по предварительному соглашению. Она называлась брачной и законной женой, а дети ее становились законнорожденными и имели преимущественное право на усадьбу и имущество отца.
        Девушка, вышедшая замуж без обряда, сманенная, похищенная или военнопленная, считалась наложницей, каким бы ни было ее происхождение, и дети, прижитые в таком браке, назывались незаконнорожденными. Когда ярл Рёгнвальд уехал в Норвегию вместе с Астрид, дочерью Улофа Шётконунга, и без ведома отца обручил ее с Олавом Толстым, Улоф Шётконунг так и не признал этот брак законным и говорил, что ярл отдал его дочь «толстяку в наложницы».
        Добрачные отношения с девицами не приветствовались. Так, конунг Харальд Прекрасноволосый, воспылав страстью к красивой дочери финна Сваей, пожелал в первую же ночь после знакомства возлечь с ней. Отец строго ответил королю, что тот может получить его дочь только после обмена брачными клятвами. Нарушение этого правила считалось тяжелой обидой не только невесте, но и всем ее родичам.
        Если же во время путешествия сопровождавшему жену друга или чужую невесту викингу приходилось спать с ней на одной кровати, то древний обычай требовал, чтобы они клали между собой меч или доску. Яркий пример такого правила мы находим в «Песне о Сигурде Победителе Дракона» в «Старшей Эдде». Сигурд, чтобы помочь другу жениться на воинственной Брюнхильд, принимает его обличье, на своем волшебном коне преодолевает огненную стену, окружающую жилище невесты, и проводит у Брюнхильд восемь ночей, но ночью на ложе между ними всегда лежал его обнаженный меч, выкованный карликом Регином. Этот же обычай мы находим и во время рыцарства. Так, обнаженный меч лежал на ложе между Тристаном и Изольдой. Историки считают, что средневековый культ Прекрасной Дамы и система рыцарского отношения к женщине возникли под влиянием христианства и прежде всего поклонения Деве Марии — именно из германских обычаев в области брака и семьи. Эти обычаи нашли у скандинавов эпохи викингов наибольшее и полное развитие.
        Отец заботился о чести жены, сестры и дочери точно также, как о своей собственной. Девичья честь и целомудрие были не только «лучшим украшением» девушки, но и непременным условием уважения со стороны сограждан и возможности хорошо и удачно выйти замуж.
        Даже такой знак внимания со стороны кавалера, как легкий поцелуй, мог быть достаточным основанием, чтобы отец девушки потребовал, в соответствии с законами того времени, взимания с шутника большого штрафа — и это при условии, что поцелуй произошел по взаимному согласию «сторон». Если же поцелуй был сорван юношей против желания девицы, то меры наказания ужесточались. И виновника могли приговорить даже к изгнанию с родины.
        В древнешведском законе написано: «Если возьмешь женщину за руку, плати полмарки в случае жалобы ее, если возьмешь за руку — восемь марок, если за плечо — пять, за грудь — целый эйрир». Вот так скандинавы блюли честь своих сестер и дочерей. В законах были прописаны даже наказания за порванное платье или сорванную с головы повязку!
        Древние законы Швеции называют падшую девушку женщиной, зависящей от милосердия отца и матери. Родители могли поступить с ней так, как считали нужным: или прощали ее, или лишали прав честной дочери.
        В Скандинавии ранние браки не были в обыкновении. Конечно, случалось, что замуж выходили и пятнадцатилетние девушки, однако такие случаи были очень редки. Как мы уже говорили выше, девушки во времена викингов отличались гордостью и разумностью и предпочитали подождать хорошего жениха, даже если ждать приходилось долго. Как правило, замуж выходили не ранее двадцатилетнего возраста, а женились после достижения двадцати пяти, а чаще всего тридцати лет.
         Случалось, что брак откладывался на долгие годы. Время отсрочки определялось при обручении: обыкновенно свадьбу откладывали на три года, в тех случаях, если невеста была очень молода или жених отправлялся в важное путешествие или морской поход. В таком случае девушка считалась названой женой.
        Если жених не являлся по истечении оговоренного срока, невеста могла выйти за другого. Однако случалось, что жених задерживался дол

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

ТРАПЕЗНЫЙ СТОЛ ВИКИНГОВ 
 
Дома представляли собой центры, где протекала жизнь викинга и где дважды в день — рано утром и затем вечером — накрывали стол для трапезы. На заре рабы растапливали печи, подготавливая фронт работ для выпечки хлеба, что являлось первым делом дня. В длинных деревянных корытах месили тесто, из которого в глиняной печи или прямо на огне при помощи железных сковород с длинными рукоятями (по образу и подобию тех, что обнаружены среди предметов в Усеберге) пекли хлеб. Хотя народ позажиточнее предпочитал «белый» хлеб, большинство питалось ячменным, есть который приходилось еще теплым, поскольку пресный хлеб сильно твердел по мере остывания. Разумеется, хлеб обычно служил лишь одной из составляющих завтрака наряду с кашей, овсяными лепешками, молоком, холодным мясом, овощами и фруктами. 
Когда наступала темнота, мужчины возвращались в дома для обеда, или главной трапезы дня. К тому времени из кухни богатого крестьянина приносили колбасу, рыбу, яйца, молоко, мясо, луковицы, грибы, сыр, яблоки, лесные орехи, землянику, ежевику и, если имелся в наличии, мед. Баранину, свинину, говядину, оленину или курятину варили или же жарили на вертелах и шампурах. Тушеное мясо или мясной отвар с кашей готовился в больших котлах из железа или мыльного камня, висевших над очагом на железных цепях, прикрепленных к потолочным балкам или же поддерживавшихся за счет железной треноги, как, скажем, в случае найденной в Усеберге подобного рода утвари. Пищу потребляли с зеленым луком, чесноком, редисом и самыми различными травами или же с солью, которую добывали путем выпаривания из морской воды над огнем. 
Кухонная утварь из найденного на раскопках в Усеберге. Большую кадушку использовали наверняка для хранения засоленной и прокопченной рыбы, свинины или говядины. Два длинных корыта рядом с ней служили для замеса теста, а на деревянной доске подавали мясо, которое резали лежащим на ней ножом (Музей культурной истории Университета Осло, Норвегия). 
Ели из деревянных чаш или плоских блюд руками или деревянными ложками, тогда как мясо брали ножом. В качестве напитков могло использоваться коровье или козье молоко, из него также делали масло и сыр, которые хранились в больших деревянных кадках. Эль, варившийся из солодового ячменя и хмеля, пользовался особым почетом у представителей всех классов; пили его из деревянных чаш или, как правило, из украшенных рогов, служивших кубками. Народ побогаче мог, однако, позволить себе побаловаться терпким пахучим медом, который наливали в стеклянные сосуды (здесь автор, конечно, заговаривается, хотя у короля, возможно, и был какой-нибудь необычный сосуд для питья, но скорее всего золотой и вряд ли стеклянный. — Прим, пер.) или в серебряные кубки. 
 
(с) Хит И. из книги "Викинги"

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Присоединяйтесь к обсуждению

Вы можете опубликовать сообщение сейчас, а зарегистрироваться позже. Если у вас есть аккаунт, войдите в него для написания от своего имени.

Гость
Ответить в тему...

×   Вставлено в виде отформатированного текста.   Вставить в виде обычного текста

  Разрешено не более 75 эмодзи.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отобразить как ссылку

×   Ваш предыдущий контент был восстановлен.   Очистить редактор

×   Вы не можете вставить изображения напрямую. Загрузите или вставьте изображения по ссылке.

Загрузка...

×
×
  • Создать...