Jump to content
Форум - Замок

Интересные статьи по Северной Традиции и жизни скандинавов


 Share

Recommended Posts

Имя в скандинавском мире 
О значении и смысле имени уже много говорить не приходится. Имя тем или иным образом влияет на характер и судьбу человека. Оно связывает поименованного с культурой, в которой бытует это имя. Имя может быть значимым «родовым» — когда ребенка называют именем, которого не было у ближайших родственников, но которое время от времени появляется в роду, предвещая человеку ту или иную роль. Имя может быть «семейным»: так называют детей «в честь» кого-либо из родственников. Любая прямая ассоциация имени с уже известным его носителем непременно связывает нареченного с тем, в честь кого его, или ее, назвали. Но совпадения и схожесть здесь бывает непредсказуемой. А несхожесть воспринимается трагичнее. 
 
Для того, чтобы «исправить» просчеты родителей и «изменить судьбу» меняют имя и ожидаемый семьей образ жизни (уходят в монахи или колдуны, меняют веру и религиозные практики). Второе имя, взятое человеком осознанно и известное среди достаточного количества людей, помогает расширить вариативность жизненного выбора. Принятое в католической культуре наречение ребенка несколькими именами связывается со святыми покровителями ребенка и таким образом является способом «оберега» человека (по своему характеру совершенно языческим). 
 
В традиционных культурах, в отличие от современной, знали и умели пользовать именами. Самым важным, пожалуй, было то, что имя означало нечто определенное на родном языке его носителя. (Наиболее органичным, с моей точки зрения, было принятие имени у североамериканских индейцев, но здесь речь пойдет не о них.) Имя должно было давать ребенку ожидаемые положительные качества. И оно связывало его с родом. Лишь получив собственное прозвище человек мог выделиться из общей семейной массы. 
 
С принятием христианства имя данное при крещении связывало его обладателя с церковью. Когда же крестильные имена стали основными, они превратились в те же имена родовые и семейные, впрочем, на чужом и незнакомом языке. При этом имена потеряли свой первоначальный смысл, особенно с употреблением уменьшительно-ласкательных форм, а в нынешнее время и оказавшись в разрыве с христианской традицией. При этом достоверной информации о роли этого имени в жизни рода у людей тоже обычно не бывает (своих родословных уже не знают, а генограммы еще не строят). Так человек потерял власть над своим именем и уже не знает, «к чему оно». 
 
Не так обстояло дело у древних скандинавов. И в этой главе мы расскажем примерно как это было. Имена до принятия христианства были на родном языке и следовательно все понимали, что они означают. Бывали имена однословные, бывали двусловные, похожие на кеннинги или метафоры. Рассмотрим эти имена по смыслу и постараемся понять, какую роль выполняло само имя и что от него ожидали. А также понаблюдаем за обычаем употребления одного и того же имени в пределах рода. 
 
Имя — ожидание 
Имя данное при рождении, по всей видимости, не всегда закреплялось за человеком на всю жизнь (чуть позже будет рассказано об именах-прозвищах). Однако, родители могли давать ребенку имя, которое воплощало бы их пожелания к продолжателю их рода, возможно, наследнику или наследнице. 
 
Помощник и защитник 
Прежде всего, родители вполне могли ожидать, что их новорожденное чадо будет хорошим помощником и защитником семьи. (В наше время это выражается обычно фразой «чтоб было кому поднести стакан воды…») Таким детям могли давать мужские имена: Beinir — Бейнир («помощник»), Birgir — Биргир («помощник»), Eiðr — Эйд («клятва»), Högni — Хёгни («защитник»), Jöðurr — Ёдур («защитник»), Leifr — Лейв («наследник»), Óblauðr — Облауд («не трусливый»), Ófeigr — Офейг («не обреченный на смерть»), Skúli — Скули («защитник»), Trausti — Траусти («заслуживающий доверия»), Tryggvi — Трюггви («верный, надежный»), Þráinn — Траин («упорный»), Uni — Уни («друг, довольный»). Конечно, «защитниками» могли называть и будущих воинов, но мы можем допустить, что если именно это имя давали при рождении, то предполагалась, что мужчина будет защищать прежде всего близких родичей. У женщин подобная функция была значительно уже, потому подобных имен меньше, но они тоже ориентированы на пользу, приносимую семейству: Björg — Бьёрг («спасение, защита»), Bót — Бот («помощь»), Erna — Эрна («умелая»), Una — Уна («подруга, довольная»). 
 
Бытовали и иносказательные односложные имена, обозначающие крепость, силу, стойкость и выносливость. Я бы предположила, что они требовали от своего носителя тех же качеств, необходимых, пожалуй, в мирной жизни больше, чем на войне. Это прежде всего обозначения камней, скал, вершин и утесов: мужские имена Gnúpr — Гнуп («крутая гора»), Halli — Халли («камешек»), Kleppr — Клепп («скала»), Knjúkr — Кньюк («вершина»), Múli — Мули («мыс»), Steinn — Стейн («камень»), Tindr — Тинд («вершина») и женское имя Hallótta — Халлотта («скалистая»). Можно конечно предположить, что ребенка назвали первой попавшейся увиденной частью местного ландшафта. Но даже в этом случае значение слова на родном языке будет влиять на жизнь, характер человека и представления о нем. К именам, дающим крепость и выносливость можно отнести и популярное в позднее средневековье имя Knútr — Кнут («узел»). 
 
Выражение любви и пожелание удачи 
Кроме сугубо практичного отношения к новому ребенку в семье, любящие родители могли назвать свое чадо именем, отражающим либо их надежду на яркую и удачливую жизнь новорожденного, либо просто свою любовь к нему. Так девочек называли Birta — Бирта («яркая»), Dalla — Далла («яркость»), Ljót — Льот («светлая, яркая»), Heiðr — «слава», Fríða — Фрида («прекрасная»), Fríðr — Фрид («прекрасная; любимая»), Ósk — Оск («желание»), Ölvör — Эльвёр («счастливая»). А мальчиков соответственно Bjartr — Бьярт («яркий»), Harri — Харри («правитель»), Sindri — Синдри («искра»), Dagr — Даг («день»), Dýri — Дюри («дорогой, любимый»), Teitr — Тейт («веселый») и Ölvir — Эльвир («счастливый»). При этом удачливая и счастливая жизнь представителя семейного клана могла обещать удачу и роду в целом. 
 
Из двусловных имен, желающих ребенку славы, приведем имена на Hró(ð)- «слава». Это мужские имена Hróðgeirr — Хродгейр («копье славы»), Hróðketill — Хродкетиль («шлем славы»), Hróðmarr — Хродмар («известность славы»), Hróðolfr — Хродольв («волк славы»), Hróðvaldr — Хродвальд («власть славы»), Hróðný — Хродню («юность славы»), Hróðgerðr — Хродгерд («ограда славы»). 
 
Храбрый воин, гроза врагов или подруга воина 
Основной пищей для поэтических изысканий (а также и способом вполне реальной добычи материальных средств) людей «эпохи викингов» была война. Потому детей с удовольствием ассоциировали с оружием — то есть способностью нападать, ранить, убивать и отнимать и доспехами — возможностью защищать. Так мальчиков называли Bogi — Боги («лук»), Brandr — Бранд («меч»), Broddi — Бродди («остриё»), Darri — Дарри («метательное копье»), Egill — Эгиль («лезвие»), Geirr — Гейр («копье»), Gellir — Геллир («громкий» или «меч»), Gyrðir — Гюрдир («опоясанный мечом»), Klœngr — Клёнг («коготь» — тоже в своем роде оружие), Naddr — Надд («остриё, копьё»), Oddi — Одди («острие») или Oddr — Одд (тоже «острие»). Мальчикам и девочкам пытались придать и защитные функции, называя их Hjalmr — Хьяльм («шлем»), Hjalti — Хьяльти («рукоять меча»), Ketill — Кетиль («шлем»), Skapti — Скафти («рукоять оружия»), Skjöldr — Скьёльд («щит»), Ørlygr — Эрлюг («щит»), Brynja — Брюнья («кольчуга»), Hlíf — Хлив («щит»). Последние два имени — женские. 
 
Кроме того детей мужского пола могли называть эпитетами, отражающими воинственный характер и боевой дух. Eiríkr — Эйрик («очень могучий»), Óspakr — Оспак («не мирный»), Ósvífr — Освивр («безжалостный»), Styrmir — Стюрмир («грозный, бурный»), Styrr — Стюр («битва»), Sörli — Сёрли («в броне»), Þiðrandi — Тидранди («смотрящий»), Uggi — Угги («страшный»), Ulfr, Úlfr — Ульв («волк»), Vigfúss — Вигфус («стремящийся сражаться, убивать»), Vígi — Виги («боец»), Öndóttr — Андотт («ужасный»). Девочек же называли Hildr — Хильд, что означает «битва». Это слово было также очень распространенной частью женских имен. 
 
Двусоставные имена, связанные с войной тоже были чрезвычайно популярны. Это Agnarr — Агнар («прилежный воин» или «грозный воин»), Einarr — Эйнар («одинокий воин; тот, кто воюет в одиночку»). Множество имен начинались на Sig- и Sigr- «победа» или «битва». Sigarr — Сигар («воин победы»), Sigbjörn — Сигбьёрн («медведь битвы»), Sigfinnr — Сигфинн («финн битвы»), Sigfúss — Сигфус (нечто вроде «пылкая битва» или «пылкий и побеждающий»), Siggeirr — Сиггейр («копье победы»), Sighvatr — Сигват («победа храброго»), Sigmundr — Сигмунд («рука победы»), Sigsteinn — Сигстейн[1] («камень победы»), Sigtryggr — Сигтрюгг («верная победа»), Sigurðr — Сигурд («страж победы»), Sigvaldi — Сигвальди («правитель победы»). И женские имена Signý — Сигню («новая победа»), Sigrfljóð — Сигрфльод (нечто вроде «девочка победы»), Sigþrúðr — Сигтруда («сила битвы») и Sigrún — Сигрун («руна или тайна битвы или победы»). 
 
Имя — оберег 
Довольно многочисленны были имена, обозначающие тех или иных животных и птиц. Если имя волка или орла можно однозначно отнести к военной тематике и пожеланию удачи в этой сфере, то смысл называния людей обозначениями других зверей кажутся более загадочными. И тут может два или три основных способа толкования. Конечно, как и в случае с камнями и разными предметами можно предположить, что ребенка называют тем, что первое попалось на глаза. С тем же успехом это могло быть и животное. (Вполне вероятно, что с этим «явно неслучайным попаданием на глаза» даже бывала связана некая семейная история.) Второй способ толкования этих имен — некая схожесть человека уже во взрослом возрасте с тем или иным животным или птицей. И в этом случае имя оказывается прозвищем. И третья, самая «фантастическая» версия — животное имя человека связано с его тотемической, шаманской связью с этим животным. (Как у тех же североамериканских индейцев.) Эта-то третья версия с точки зрения религиозной и магической практик кажется самой точной и правильной. В жизни, однако, могло быть всякое. 
 
Тем не менее, во всех трех случаях оказывается явственной символическая связь человека с неким животным или птицей. Находит ли человек с ним архетипическую связь, умеет ли ею пользоваться — уже его дело. В любом случае имя — связь с обитателем Нижнего мира (по шаманской космологии) является для человеком неким оберегом. 
 
Мужчины назывались Ari — Ари или Örn — Эрн («орел»), Birnir — Бирнир («медведь»), Bjarki — Бьярки («медвежонок»), Björn — Бьёрн («медведь»), Brúsi — Бруси («козел»), Gaukr — Гаук («кукушка»), Haukr — Хаук («ястреб»), Hjörtr — Хьёрт («олень»), Hrafn — Храфн, Хравн («ворон»), Hreinn — Хрейн («северный олень»), Hrútr — Хрут («баран»), Hundi — Хунди («собака»), Ígull — Игуль («ёж»), Mörðr — Мёрд («куница»), Ormr — Орм («змей»), Refr — Рэв («лисица»), Starri — Старри («скворец»), Svanr — Сван («лебедь»), Uxi — Укси («бык»), Valr — Валь («сокол»), Ýr — Ир («турица»). 
 
Женщин называли Bera — Бера или Birna — Бирна («медведица»), Erla — Эрла («трясогузка»), Hrefna — Хревна («ворона»), Mæva — Мэва («морская чайка»), Rjúpa — Рьюпа («скалистая куропатка»), Svana — Свана («лебедь»). 
 
Также и мужчин и женщин называли именем дерева — березы: Birkir — Биркир или Björk — Бьёрк. Разные слова для одного и того же дерева не являются чем-то исключительным. В русских поверьях также считалось, что березы бывают двух полов: береза и «березун». 
 
Обычными оберегами можно считать имена Heimir — Хеймир («тот, у кого есть дом») и Ófeigr — Офейг («не обреченный на смерть»). 
 
Имя — прозвище 
Однословные имена могли даваться в течение жизни как прозвища и даже заменять имя. Они касались внешности или характера человека, а также возраста. Потому как маловероятно, чтобы человека только что родившегося называли Atli — Атли («грубый»), Barði — Барди («бородатый»), Flóki — Флоки («кудрявый»), Forni — Форни («древний»), Fróði — Фроди («мудрый, ученый»), Grani — Грани («усатый»), Greipr — Грейп («человек с большими или крепкими руками»), Hödd — Хёдд («женщина с красивыми волосами»), Höskuldr — Хёскульд («седоволосый»), Hösvir — Хёсвир («седой человек»), Kára — Кара («кудрявая»), Kolli — Колли («лысый»), Krumr — Крум («сутулый»), Kjötvi — Кьётви («мясистый»), Loðinn — Лодин («мохнатый»), Lúta — Лута («сутулая»), Narfi — Нарви («худой, тощий»), Rauðr — Рауд («рыжий»), Reistr — Рейст («прямой и высокий»), Skarfr — Скарв («жадина»), Skeggi — Скегги («бородач») или Sölvi — Сёльви («бледный»). Также во многих случаях прозвище лишь прилеплялось к имени, не вытесняя его. 
 
Некоторые прозвища, впрочем, могли быть даны при рождении, по внешности новорожденного или по прохождению самих родов. Это имена Глум («темноглазый»), Hrappr — Храпп («быстрый, пылкий»), Hvati — Хвати («пылкий, быстрый»), Snerrir — Снеррир («трудный»), Sturla — Стурла («нетерпеливый, беспокойный»). Естественно, эти прозвища могли быть получены человеком и в течение всей его жизни. 
 
Имя — прозвище могло даваться и по роду занятий, выдающихся умений, социальному положению и стране происхождения. Так в сагах встречаются люди с именами Gestr — Гест («гость»), Gauti — Гаути или Gautr — Гаут («гаут, швед»), Hálfdan — Хальвдан («полудан»), Höðr — Хёд («человек из Хадаланда в Норвегии»), Hörðr — Хёрд («человек из Хёрдаланда в Норвегии»), Skíði — Скиди («лыжник»), Smiðr — Смид («кузнец»), Sveinn — Свейн («юноша, мальчик, парень; слуга»). Есть несколько имен, характерных для людей, занимавшихся колдовством: Gríma — Грима («маска», «шлем», «ночь»), Gróa (Gró) — Гро («растительница; та, что растит», но возможно, и от кельтского слова gruach — «женщина»), Huld, Hulda — Хульд, Хульда («тайна», «покрывало» или «эльфийская дева»). Некоторые имена достойны того, чтобы быть профессиональными прозвищами колдунов или ведьм[2]. Это имена начинающиеся на Kol- «черный, угольный», с упоминанием финнов — традиционно считавшихся очень хорошими колдунами[3] и слова gríma- — «маска, ночь». Это женские имена Kolfinna — Кольфинна («Черная финка») и Kolgríma — Кольгрима и соответствующие им мужские имена Kolfinnr — Кольфинн и Kolgrímr — Кольгрим. 
 
Имена — отражение религиозных представлений 
В языческие времена детей называли именами, связанными с тем или иным божествам, будто вверяя им судьбу ребенка. Так богу Ингви — Фрейру были посвящены женские имена Inga — Инга, Freydís — Фрейдис («диса Фрейра или Фрейи»), Ingigerðr — Ингигерд («защита Ингви»), Ingileif — Ингилейв («наследница Ингви»), Ingunn — Ингунн («довольная, подруга Ингви»), Ingvör (Yngvör) — Ингвёр («ведающая Ингви»), Yngvildr — Ингвильд («битва Ингви») и мужские Ingi — Инги, Freysteinn — Фрейстейн («камень Фрейра»), Ingimarr — Ингимар («славный Ингви» — в тв. падеже), Ingimundr — Ингимунд («рука Ингви»), Ingjaldr — Ингьяльд («правитель (помощью) Ингви»), Ingolfr — Ингольв («волк Ингви»), Ingvarr (Yngvarr) — Ингвар («воин Ингви») и другие. 
 
В Исландии чаще всего детей посвящали богу Тору. Так есть соответственно мужское и женское имя, означающее «Торов» — Торир, или «Торова» — Тора. Но кроме этого сложных двухсловных имен связанных с этим богом было великое множество. Мужские имена: Þóralfr (Þórolfr) — Торальв (Торольв) («волк Тора»), Þórarinn — Торарин («очаг Тора»), Þorbergr — Торберг («скала Тора»), Þorbjörn — Торбьёрн («медведь Тора»), Þorbrandr — Торбранд («меч Тора»), Þórðr — Торд («защищенный Тором»), Þorfinnr — Торфинн («Торов финн»), Þorgeirr — Торгейр («копье Тора»), Þórhaddr — Торхадд («волосы Тора»), Þorkell — Торкель («шлем Тора»), Þorleifr — Торлейв («наследник Тора»), Þormóðr — Тормод («храбрость Тора»), Þóroddr — Тородд («острие Тора»), Þórormr — Торорм («змей Тора»), Þorsteinn — Торстейн («камень Тора»), Þorvarðr — Торвард («страж Торов»), Þorviðr — Торвид («дерево Тора») и другие. 
 
Не меньше было и женских имен: Þórarna — Торарна («орлица Тора»), Þordís, Þórdís — Тордис («диса Тора»), Þórelfr — Торельв («река Тора»), Þórey — Торей («удача Тора»), Þórhildr — Торхильд («битва Тора»), Þorleif — Торлейв («наследница Тора»), Þorljót — Торльот («свет Тора»), Þórný — Торню («юная, посвященная Тору»), Þórodda — Тородда («острие Тора»), Þórunn — Торунн («любимица Тора»), Þorvé, Þórvé — Торве («священная ограда Тора»), Þorvör — Торвёр («ведающая (силу) Тора») и другие.

Link to comment
Share on other sites

  • 2 weeks later...
  • Replies 86
  • Created
  • Last Reply

Top Posters In This Topic

Виса, драпа, флокк

Храбрые воины, жестокие пираты, непревзойденные мореплаватели, открывшие Америку задолго до Колумба, викинги интересны отечественному читателю еще и тем, что они стояли у истоков русской государственности. Викинг Рюрик положил начало первой правящей династии на Руси.

Скальды — преданные дружинники, поэты-импровизаторы, музыканты, сказители, летописцы, складывающие в копилку исторической памяти выразительные описания битв, побед и поражений, славных и позорных деяний, — были очень востребованы в обществе людей саги.

В сагах и стихах неоднократно упоминается о том, что скальды были отличными воинами; что в дружинах конунгов они занимали привилегированное положение, «сидели на почетных сиденьях возле конунга». И это не случайно. Конечно, уже очевидно, что скальды чаще всего принадлежали к знатным семьям и были, как полагалось в их кругу, хорошими воинами и образованными людьми. Но одновременно они были гордецами, не устающими напоминать о своей знатности и богатстве. Тот же Гудмунд (позднее убитый за свой дерзкий язык), который так зло высмеял голодного бедняка — «следопыта столовых», позволил себе поносную вису («Сага об исландцах»), где «уличал» сотоварища Торвальда в том, что он вырос в бедной части страны, в той четверти Восточных Фьордов, где люди кормятся «рыбными мордами».

Но положение и авторитет скальдов в обществе были особыми, они во многом определялись их искусством, поэтическим даром. Именно умение слагать стихи - сложные, яркие и звонкие, воспевающие воинскую славу, идеалы общества, его этику, жизнь избранного круга — давало скальдам привилегированное положение при государях и являлось хорошей рекомендацией для их родичей и друзей, при условии, впрочем, личного мужества и порядочности скальда. Особый статус скальдов не только в дружинной и вообще придворной среде, но и среди составителей саг, т.е. светской и церковной «интеллигенции», говорит о высокой роли скальдических стихов в скандинавской культуре, в менталитете эпохи викингов и вплоть по меньшей мере до XIV столетия. Сами скальды, которые обычно служили дружинниками при правителях, ценили свое положение и держали себя гордо, неизменно демонстрируя как личную отвагу, так и политическое совершенство. Среди них не только создавались дружеские союзы, но и возникало соперничество как по воинским и карьерным, так и по поэтическим мотивам.

Между придворными скальдами проходили состязания в поэтическом мастерстве. В «Саге о Гуннлауге Змеином Языке» рассказывается, между прочим, о том, что Гуннлауг и другой скальд — его соперник в поэзии и любви — Хравн пред лицом шведского короля Олава Шётконунга яростно отстаивали свое поэтическое первенство, уличая друг друга в низком качестве стихов. Победителем вышел Гуннлауг, что доставило Хравну большие страдания.

Непросто, особенно при характерах людей того времени, складывались, вероятно, и повседневные отношения скальдов в придворном окружении, к которому они принадлежали. Например, когда тот же Гуннлауг Змеиный Язык стал дружинником норвежского ярла Эйрика (рубеж Х–XI вв.), нашлись желающие проучить его за заносчивость. Гуннлауг ответил висой, после чего завистники как будто успокоились. Когда некто отказался вернуть ему долг, он предупредил должника висой, а когда это не помогло, убил его на поединке.

Придворная жизнь изобиловала подводными течениями, там плелись какие-то интриги, а за провинность дружинника могли серьезно наказать, вплоть до лишения жизни. Находясь в дружине и вообще при дворе, скальды разделяли сложности и пользовались преимуществами своего статуса.

Осталось рассмотреть еще такие немаловажные обстоятельства, как характер и побудительные мотивы службы скальдов.

Как уже говорилось, скальды были воинами, постоянно или временно входившими в дружины правителей. Но гораздо важнее было другое: скальды служили украшением двора правителя, застолий, свадеб или тризн королей и богатых людей высшего круга. Судя по стихам и сагам, скальды не только сочиняли и исполняли различные песни, но рассказывали саги, вероятно, и мифы и, как бывалые люди, различные занимательные истории. Некоторые из них занимались рунической магией, а другие были отличными соратниками, советчиками и доверенными людьми правителей.

Скальды находили при королевском дворе не только возможность отличиться, разбогатеть, сделать хорошую карьеру, но также получить общественное признание,видное положение и награду именно за поэтические труды, о чем ясно сказал, например, Видсид. Все эти выгоды, включая последнюю, отчасти отражены в предыдущем изложении. С одной стороны, несомненно, что скальду платили так же, как и остальным его товарищам-дружинникам, — но за исключением тех случаев, когда ему приходилось слагать особую драпу или флокк. Не случайно, когда брат Эгиля погиб на службе у короля Этельстана, король в качестве виры за него послал их отцу Скаллагриму помимо сундуков с серебром еще и отделанную золотом и серебром секиру. Правда, секира оказалась тупой и годилась не как боевое, но только как «парадное» оружие, но стоить она должна была немало. Впрочем, Эгиль часто получал подарки и за свои стихи. О наградах, которые скальды получали именно за свои поэтические произведения, в сагах говорится нередко, а иногда и достаточно подробно.

С другой стороны, не все скальды были дружинниками, во всяком случае постоянными. И скальд не всегда был из состоятельной семьи. И не всегда был привязан к какому-нибудь одному правителю. Он мог менять патрона, вообще служить от случая к случаю, как это делали многие скальды, в том числе и Эгиль. Иногда ради заработка поэт разъезжал по дворам королей и высшей знати, всюду собирая жатву за хвалебные песни. Яркое представление о таких разъездах дает «Сага об Гуннлауге Змеином Языке», племяннике Тинда сына Халля. Судя по саге, Гуннлауг после успешного поединка с Торарином, в первые десятилетия XI в. предпринял объезд всех видных соседних правителей. Он посетил норвежского ярла Эрика (правитель Норвегии, 1000–1035), английского короля Адальрада (Этельред II, 978/979–1016), дублинского короля Сиггтрюгга Шелковая Борода (989–1035), оркнейского ярла Сигурда, гаутландского (гётского) ярла Сигурда, шведского короля Олава (вероятно, Олава Шётконунга). Так он объездил на своем корабле Норвегию, Швецию, Англию, Ирландию, Оркнейские острова. Всюду он создавал хвалебные драпы в честь посещаемых правителей, получая за это дары. Так он получил от английского короля «пурпурное одеяние, подбитое лучшим мехом и отделанное спереди золотом». В Дублине за хвалебную драпу король подарил ему «пурпурное, отделанное золотом одеяние и плащ с дорогим мехом, а также золотое запястье весом в 1 марку». Король хотел было подарить еще и два корабля, но этому воспротивился казначей. Оркнейский ярл подарил скальду за флокк «широкую секиру, всю выложенную серебром». Между прочим, скальд попутно также торговал своим и принадлежавшим компаньону «товаром».

В поэме «Видсид» скальд, волей судьбы потерявший свою недвижимость (!) и вынужденный скитаться, рассказывает о себе так:

Жил я в державах / чужих подолгу.

Обошел я немало / земель обширных,

разлученный с отчизной, / зло встречал я и благо,

я, сирота, скитаясь, / служа властителям:

песнопевец, / теперь я поведаю

в этих многолюдных / палатах медовых,

как дарами высокородные / не раз меня привечали…

за песнопенья / не скупился владыка.

Скальд говорит далее, что такими дарами, наградами ему были «богатства добрые», «обручья за 600 монет золота (!)»; и, наконец, «вотчину отчью (!)» отдал ему владыка.

Но правитель мог и отнять подаренное имение. Об этом пишет скальд Деор из древнеанглийской поэмы, носящей его имя:

Вот я поведаю, / певец, как прежде

жил я в дружине / державного хеоденинга,

Диором звался / государев любимец…

пока «страж рати» не передал имение, ранее пожалованное скальду,

другому лицу.

А знакомый нам Тормод Скальд Чернобровой согласился остаться у короля Дании Кнута Могучего при условии, что за службу он получит марку золота (видимо, за полгода). Через полгода король послал его в поход, не заплатив обещанное за прошедшие месяцы. Тормод сказал Кнуту вису, напоминающую о его обещании. И тот тут же снял запястье в пол-марки золота и вручил Тормоду. Но тот напомнил, что условия были другими. Тогда король Кнут отдал скальду и второе запястье. В той же Дании у короля Свейна Вилобородого за хвалебную песню о нем Торольв получил кольцо в 1 марку и меч в пол-марки золотом, а также предложение «погостить».

В «Саге об Эгиле» рассказывается, что Эйнар Звон Весов сын Хельги, принадлежавший к знатному западноисландскому роду, учился в юности у Эгиля искусству скальда. Со временем Эйнар сталь скальдом ярла Хакона Могучего (правил Норвегией в 974–994 гг.). За драпу он получил от ярла щит с изображениями персонажей древних сказаний, который он потом подарил Эгилю, и тому пришлось создать «щитовую драпу». В «Саге о йомсвикингах» говорится, что Эйнар пригрозил ярлу: раз тот не хочет слушать его следующую драму, он уйдет служить к его врагу. И тогда ярл повел себя иначе. Он подарил Эйнару драгоценные весы с золотыми и серебряными гирьками, которые могли издавать красивый звон. Возможно, говорится в саге, отсюда и пошло прозвище скальда.

Таким образом, скальды частенько торговали своим искусством.

Из саг следует, что скальды, как уже отмечалось, происходили из состоятельного слоя хозяев, часто из родовитых семей, порой даже родственных королям. Это придавало им особую гордость и, разумеется, известную независимость. Быть скальдом и даже родичем скальда считалось почетным. Это была «рекомендация», свидетельство высокого социального статуса, завидного положения в обществе. Исключения из этого правила, как можно было видеть, встречались нечасто.

И не случайно искусство стихосложения было одним из тех умений, которыми гордились даже короли.

Скальдам нравилось находиться в дружине или просто подле смелого, отважного воителя, героического бойца, которого можно было уважать, на дружбу которого можно было положиться и подвиги которого можно было прославлять, не фальшивя. Они охотно сопровождали своего патрона в битвах, зачастую предварив ее начало стихами, вдохновляющими на победу. Им импонировала близость к государю, участие в его делах и отдыхе. Но в ответ им требовалось безусловное уважение со стороны господина. Наконец, скальды, как и дружинники, ценили в господине щедрость. В стихах Эгиля, Хорнклови и других скальдов, в «Видсиде» и сагах, особенно королевских, часто встречаются эпизоды, в которых король, ярл или могучий хёвдинг одаривает «своих ближних». Скальды с восхищением пишут о том, как повелитель снимал с себя драгоценные обручья (запястья, браслеты), ожерелья, кольца (которые обычно также имели определенный вес) и дарили их целиком либо, по мере надобности, разрубая или ломая на части. Щедрость патрона тоже является темой скальдической поэзии, хотя встречается далеко не так часто, как героические и даже любовные сюжеты.

Скальды могли выбирать вождя, которому желали служить. Так, после смерти Харальда Прекрасноволосого и Хакона Доброго, когда в Норвегии стал править Харальд Серая Шкура и его братья, сыновья Эйрика Кровавая Секира, скальд Эйвинд отказался от предложения служить им так, как до того он служил их деду и отцу. Он уехал в Северную Норвегию, в Халогаланд, где у него было поместье, и там дожил свою жизнь. Материальная обеспеченность и влиятельное родство, как и репутация отважных и преданных воинов, позволяли многим скальдам сохранять достоинство и независимость, хотя — увы! — это не всегда сходило им с рук.

С конца XII и в XIII столетии заметную роль в судьбе скальдов, почти исключительно исландцев, стали играть отношения между монархической Норвегией и республиканской Исландией. Во всяком случае, жестокая междоусобица, предшествовавшая присоединению Исландии к Норвегии (1262), тяжело сказалась на семье великого Снорри. Сам Снорри, который, как известно, сочинил хвалебную драпу, посвященную ярлу Скули Бардарсону, меньше чем через год после его гибели тоже был убит (1241), как полагают, по прямому приказу конунга Норвегии Хакона Хаконарсона. Потом, когда родной племянник Снорри Стурла Тордарсон прибыл в Норвегию, окружение конунга отнеслось к нему очень плохо, как к представителю опального рода и носителю исландской культуры.

В эти годы интеллектуалы и скальды, неизменно героизировавшие людей и деяния эпохи викингов, стали ощущать вокруг себя пустоту. И тем более остро они переживали неурядицы своего времени, тяжесть вражды и непрерывной борьбы всех против всех, в конечном счете свою беспомощность перед обстоятельствами, когда и ближний круг, и «свои люди» не могли обеспечить человеку защиту его достоинства, достояния и самой его жизни. Не случайно мудрый Снорри, чья жизнь оборвалась так трагически, написал в свое время слова «на все времена»: «Мы не знаем, откуда приходит и куда уходит время, но мы знаем, что оно есть там, где есть борьба и одиночество…»

Уже при сыне Хакона Магнусе, который ориентировался на западнофеодальные образцы, в том числе в культуре, таланты скальдов и историописателей из Исландии оказались невостребованными. Впрочем, когда понадобилось создать официальное жизнеописание Хакона Хаконарсона, пришлось обратиться к Стурле, и он написал великолепную «Сагу о Хаконе Старом». Как считается, традицию скальдов завершил в середине XIV в. исландский монах-августинец Эйнстейн Астгримссон, в значительной степени преодолевший скальдическую фразеологию в своем самом знаменитом произведении «Лилии».

Существенную роль в угасании интереса к скальдической поэзии, в том, что мода на нее прошла, сыграл, вероятно, тот факт, что эта позиция перестала быть устной. Скальды и вообще грамотные люди и раньше нередко записывали стихи или отрывки из стихов, пользуясь при этом рунами (2). Нередко руническую стихотворную запись помещали на дощечку или палочку. Такая палочка, относящаяся к IX в., обнаружена и на территории Древней Руси, в Старой Ладоге. Сохранилась палочка даже от XII (или XIII) в. с целой стихотворной строфой, вырезанной рунами.

Но в XIII в. в обиход грамотных людей уже прочно вошел латинский алфавит, им теперь пользовались при записи саг, стихов, исторических сочинений. Господство устной, вербальной скандинавской литературы ушло в прошлое, но история ее на этом не кончилась — благодаря народной памяти и использованию старинных образов и мотивов в последующем фольклоре.

Хотя записи стихов и другого литературно-исторического наследия эпохи викингов велись на родном языке скандинавов, но впоследствии возможность распространения, тиражирования записей скальдических произведений лишала их личностного начала, как бы отделяла произведения от их создателей. А сложная стилистика стиха стала загадочной, почти неясной. Возможно, сказалась и утрата веры в магическую силу поэтического слова. Все это вполне понятно.

Скальды органично вошли в бурную историю и культурное пространство Скандинавии эпохи викингов, когда ломался старый и устанавливался новый социальный порядок. Своими занятиями, характерами и образом жизни они не отличались от современников своего круга — викингов, воинов, элиты. Но, на взгляд современников — и для этого есть основания, — они обладали особым, сверхъестественным умением слагать стихи и благодаря этому имели как бы особый статус. Важно помнить и о том, что слово, стих и стихотворец, по мнению людей того времени, обладали магическими свойствами. Несомненно, что скальды занимали в некотором отношении особое место в обществе, играли в нем почетную и влиятельную роль.

Эпоха викингов, сложная, мощная и жестокая, оставила в наследство двум-трем следующим за ней столетиям духовный пейзаж, окрашенный в необыкновенно яркие и романтические цвета скальдической поэзии. Эти стихотворные произведения оказались востребованными никак не меньше, чем саги. Ими заслушивались воины и пираты, короли и бонды. замкнутые, суровые скандинавы-викинги изливали в висах свою мятежную душу, сочиняли и слушали стихи в часы радости и горя, свадьбы и тризны, победы и смерти. То, что в жизни скандинавов тяжелый труд, яростные битвы, безжалостный грабеж соединялись с романтикой, которая нашла выражение в высокой литературе, составляет очень важную особенность их духовного мира, социальной культуры, менталитета в ту эпоху. А потомки викингов благодаря этим стихам, как и сагам, узнавали свое прошлое, приобщались к нему и черпали в нем самоуважение, силу духа, находили и укрепляли с его помощью свою идентичность.

Особенно плодотворное развитие скальдическая поэзия получила при дворах властителей, где скальды в большинстве случаев были дружинниками правителя, важной частью придворного круга. Да, сочинения скальдов принадлежат к тому же витку цивилизации скандинавов, что и саги. Но если саги по языку и содержанию в подавляющем большинстве глубоко народны, то произведения скальдов, исполненные особой словесной и смысловой изысканности, могли быть и созданы, и поняты лишь избранным, образованным кругом общества. Конечно, скальды подчас позволяли себе простонародные шутки. Очевидно также, что стихосложением в какой-то мере владело немало скандинавов-викингов. Но собственно скальдическая поэзия как особый жанр, со своими изобразительными средствами и преимущественно придворной предназначенностью, может быть названа «куртуазной поэзией скандинавских викингов», аналогичной рыцарской поэзии, воспевающей воинской доблести и честь, любовь и дружбу в кругу европейской элиты.

Наполненная потрясающими метафорами, перепадами ритма, тонкими наблюдениями, изощренная по стилю, пронизанная страстью и многообразием чувств, поэзия скальдов в еще более выразительной форме, чем саги, рисует мощные, несгибаемые, удалые характеры — и сложные, обычно жестокие, но нередко исполненные романтики души. Пожалуй, именно поэзия скальдов способна убедить в том, что скандинавы не напрасно называют эпоху викингов героической эпохойсвоей истории.

Примеры метафор в стихах скальдов

Мужчина (= воин) — Улль [бог] грома металла, Улль ясеня, крушитель бранных рубашек, кормилец воронов, кормчий ладьи, стражник жара прибоя, испытатель секиры, властитель сечи, тополь сражений, ясень сражений, ясень битвы, ас металла, испытатель тетивы, питатель орлов, дуб побоищ, утешитель ворона, клен копья, даритель древка [копья], судья побед, страж злата, страж сражения, древо сокровищ, властитель стали, властитель злата, пытатель лука, властитель брани, древо встречи валькирий, ловчий волка приливов, тополь облака Одина, страж казны, страж костра морского, обнаживший нож, властитель сечи, сеятель света моря, владыка бранных уборов, клен сражения, тетивы испытатель.

Женщина (= жена) — диса брачных уборов, диса злата, страна золота, ветвь нарядов, липа скамьи, липа льна, береза запястий, липа запястий, пряха согласия, рысь звона серег, поляна мира, калина злата, ветвь обручий, поле пламени волн, поле опалов, диса нарядов, ветла ожерелий.

Голова человека — скала шлема, основа шлема, клеть разума, вершина волос, ложе льна лба.

Уши — рот слуха.

Нос — мыс промеждубровный.

Глаза — луны лба.

Ресницы — лес глаз.

Слезы — роса горя, ливень ланит.

Рот — дно языка, ворота брашен.

Борода — лес на щеках.

Грудь — жилы души.

Рука — палка плеча, рука соколиная, стержень обручий.

Пальцы — клинья пламени дланей.

Нога — трость шагов, дроты тела.

Волосы — жнивье затылка.

Конунг — кольцедаритель, дробитель золота, страж рати, державный хёвдинг, владыка сечи, вяз вепря стяга попутного ветра, сшибки мечей вершитель, даритель дождя ладони, дуб битвы.

Золото — костер моря, огонь пучины, студеный жар, дождь ладони, искры зыбей, огни запястий, перина змея, свет моря.

Битва — игра валькирий, распря оружий, непогода Одина, стон стали, вьюга мечей, смерч мечей, буран лезвий, пир валькирий, встреча валькирий, смерч мечей, буран Одина, пляска мечей, песня копий, гром сечи, гром металла, дротики лязга.

Морская битва — пышный пир навий.

Берсерк — друг лебедя крови (т.е. ворона).

Меч — ненавистник брони, рыба бурана Одина, кнут битвы, палка битвы, одежда битвы, волк павших, луч сражений, орудие сечи, наряд воителя, потомок молота, рыба шлемов, дракон шлемов, пламень шлема, огонь раны, льдина сражений, костер Одина, уж кольчуги, палица ратной рубашки, кол раны.

Стрелы — сельди битвы.

Копье — ясень битвы.

Секира — великанша сечи, великанша бурана лезвий, ведьма брани, рогач ран.

Щит (тарч)  ограда струга, подножие [великана] Хрунгира, крепость стрел, облако Одина.

Кольчуга — бронь Одина, одежда Одина, ратная рубашка.

Кровь — ран водопады, испарина лука, красный плач, пена мечей, роса смерти, море ран.

Рана — дом крови, дорога крови.

Корабль — волк приливов, волк волны, дракон моря, дракон мачты, олень заливов, морской зверь, конь морской, конь дубовый, конь паруса, рысак парусатый, конь дров, вепрь паруса, олень каната, олень заливов, бык штевня, парусатый рысак, мерин реи, вепрь потока, конь окрыленный, лодка лужи.

Ладья — козел волн, гусь стрелы.

Парус — стяг попутного ветра.

Корма — красна грудь.

Море — влага, воды, волна, родина рыб, дорога рыб, китовый чертог, долина тюленей, тюленье поле, дорога китов, лебединая дорога, дом кормы, пенное поле, влага чаек, глубина.

Волны — синь гор, гора моря, чада вод, девы морские.

Небо — жилище богов, питатель ветров.

Солнце — зеница неба, алый зрачок.

Огонь — питатель жизни, губитель ветвей.

Ворон — коршун крови, лебедь крови, коршун валькирий, гусенок ран, сокол Одина.

Волк, волчица — чудовище трупов, зверь битвы.

Медведь — волк пчел, погубитель меда.

Змея — лосось долины, рыба суши, рыба равнины, сиг равнины.

Кит — вепрь прибоя.

Голова быка — высокая башня крепких рогов.

Поэзия — брага Одина, мед Одина, волненья меда.

Плохие стихи, рифмоплетство — кал орла.

Один — владыка боя, друг людей, судья побед, ворог волка, отец победных сражений, тайный странник, властелин, шлемоносец, многоликий, правдивый, разгадчик истины, разящий и радостный в бранях, Бог — Благое око, Бог — Огненный взор, сокровенный, коварный, меняющий образы, повелитель кораблей, грозный всадник, отец всех и всего, создатель, Бог богов.

Валькирии — Девы Одина.

Ведьмы — ночные всадницы.

Котел для варки пива — корабль пира.

Кубок — податель пива.

Сажа — роса очага.

Link to comment
Share on other sites

КОНТАКТЫ МЕЖДУ ВИКИНГАМИ И ИНДЕЙЦАМИ.

 

Викинги не только открыли Америку, но и привезли с собой обратно в Исландию гостью - представительницу американских индейцев, показало исследование генома коренных жителей Исландии. В их митохондриальной ДНК, наследуемой строго по материнской линии, обнаружены особенности, характерные для коренных жителей Америк.

 

Первые контакты жителей доколумбовой Европы с Америкой – легендарные путешествия викингов – нашли подтверждения в генетике жителей Исландии. Оказалось, что викинги не только «съездили» в Америку, но и привезли оттуда гостей, а точнее, гостью.

 

Генетическое исследование нескольких семей исландцев показало, что среди предков «современных викингов» были не только викинги древности и жители Европы, но и женщина-представитель коренного населения Северной Америки.

 

Работа опубликована в American Journal of Physical Anthropology.

 

Заселение Америки в доколумбову эпоху является предметом десятков теорий, как научно правдоподобных, так и откровенно фантастических. Официально считается, что первые люди пришли в Америки в 25-м тысячелетии до н. э. Именно тогда предки современных индейцев заселили континент, пройдя туда из дальневосточных регионов Азии по Берингову мосту, соединявшему тогда два континента.

 

Надежно подтвержденными считаются два контакта Старого Света с Новым: путешествие норвежских викингов во главе с Лейфом Эрикссоном в X веке, около 1000 года. Северяне, возможно, продолжали путешествия вплоть до XIV века. Кроме того, сведения о посещении Америки сохранились в преданиях полинезийцев.

 

Существуют и гипотезы о посещении Америк многими другими цивилизациями Старого Света: египтянами, финикийцами, греками, римлянами, арабами, чернокожими жителями Африки, китайцами (плавания флотоводца Чжэн Хэ), японцами, европейцами Средних веков, европейскими мореплавателями XV века — непосредственными предшественниками Колумба.

 

Однако с развитием науки и инструментальных методов исследования арсенал истории заметно пополнился: кроме анализа летописей, преданий и археологических памятников об истории передвижения народов (как и о распространении эпидемий, вызванных микроорганизмами) может рассказать генетика.

 

Недавно с помощью анализа ДНК была составлена карта передвижения чумы по миру, а теперь в ДНК найдены следы посещения европейцами Америки.

 

Точнее говоря, в ДНК нескольких жителей Исландии обнаружены следы посещения Европы жительницей Америки.

 

Исследование включало несколько этапов. Сначала ученые изучили генеалогию большой группы современных исландцев и выяснили, что около 80 человек из четырех современных семей происходят от людей, живших в Исландии еще в 1710 году. Среди этих людей оказались носители ранее неизвестного варианта митохондриальной ДНК - C1e. Ее особенность в том, что самыми близкими ее родственниками являются митохондриальные ДНК типа C1, характерные для американских индейцев.

 

11 современных исландцев оказались носителями митохондриальной ДНК, свойственной коренному населению Америки.

 

Также обнаружено генетическое родство с жителями Британских островов и Скандинавии, что, впрочем, сюрпризом не стало.

 

В митохондриях – «энергетических станциях» клетки — содержится лишь небольшая часть ДНК. Большая часть генетического материала хранится в ядре, куда попадают гены и матери, и отца ребенка. Отличие митохондриальной ДНК в том, что она без изменений попадает в новый организм из яйцеклетки, то есть наследуется по материнской линии, изменяясь только в результате случайных мутаций.

 

Таким образом, первым жителем Америки, прибывшим в Старый Свет, была женщина, а произошло это за несколько столетий до 1710 года.

 

«Так как остров с начала второго тысячелетия практически жил в изоляции, логично предположить, что эти гены принадлежали представительнице коренного населения Америки, которая прибыла в Исландию с викингами около 1000 года», — отмечают авторы работы. Это подтверждает информацию об экспедиции викингов под предводительством Лейфа Эрикссона в Америку.

 

Исследование проводил Институт биологической эволюции (Барселона) совместно с исландской компанией Decode Genetics (Рейкьявик), которая владеет базой данных генетики населения Исландии. Чтобы раскрыть тайны прошлого, ученые сейчас дополняют исследования, анализируя геном большой группы людей из региона «потомков индейцев» близ ледника Ватнайёкюдль на юге Исландии.

 

© Институт биологической эволюции (Барселона) совместно с исландской компанией Decode Genetics (Рейкьявик).

Link to comment
Share on other sites

В Скандинавии эпохи викингов (VIII-XI век) Кровавым орлом называлось ритуальное действо, в процессе которого человек умерщвлялся особо жестоким образом. Не существует исторически зафиксированных подробных описаний этого ритуала, поэтому все нынешние представления о казни Кровавый орел являются реконструкциями. Тем более не ясно назначение ритуала, многие исследователи (например, Р. Франк) полагают, что Кровавый орел был вовсе не казнью, а своеобразным жертвоприношением Одину. И хотя данная версия выглядит сомнительно, она имеет косвенные подтверждения, к которым мы еще вернемся. Наиболее древнее упоминание о Кровавом орле встречается в списке «Старшей Эдды» Codex Regius, где в песни «Речи Регина» сказано: «Острым клинком Кровавый орел вырезан на спине у Хундинга сына! Сильней остальных траву обагривший сын конунга радует ворона!» Очевидно, что данный фрагмент прямо указывает на факт существования одноименного ритуала, который, по всей видимости, повлек гибель Хундинга, но нет никаких точных описаний. 

 

Аналогичное упоминание встречается в тексте «Большой Саги об Олаве Трюггвасоне», которая в 1937 году была воссоздана Б. Адальбьярнарсоном на основе несохранившейся «Саги об Олаве Трюггвасоне» (условно относимой к 1190 году). Написанная в 1200-1220 годах «Сага об оркнейцах» (альтернативный вариант названия «Сага об оркнейских ярлах») также упоминает ритуал Кровавый орел, но не дает даже фрагментарного описания. Чуть более подробно об этом ритуале сказано в ряде скальдических текстов об Иваре Бескостном, которые позже легли в основу фундаментального труда «Деяния данов» Саксона Грамматика (конкретнее – 9-й том). В искомом эпизоде речь идет о том, как знаменитый сын Рагнара Лодброка собрал «великую языческую армию» и пошел войной на Англию, разгромив нортумбрийское войско и захватив короля Эллу II, который ранее жестоко казнил Рагнара. Казнь Кровавый орел, которой был подвергнут Элла, в оригинальных скальдических текстах не имеет четкого описания, но на основе суммарных данных была реконструирована следующая последовательность ритуальных действий. 

 

Человека ставили на колени, а его руки привязывали веревками к двум столбам (по другой версии – человек ложился животом на пень, руки были связаны между собой и привязаны к пню). Кожу на спине аккуратно срезали вдоль позвоночника, а затем топором ломали ребра, выгибая их наружу. Далее из человека извлекали легкие и по одной из версий раскладывали их на выломанных ребрах. По другой версии легкие растягивали в стороны на веревках, подобно орлиным крыльям. Казнь вполне очевидно была довольно жестокой, но общепринятое описание вызывает сомнения у многих исследователей, так как большинство упоминаний о данном ритуале относится к периоду, когда Северная Европа была уже частично (а местами – полностью) христианизирована. Поэтому в трудах ученых-христиан, которые считали скандинавов варварами-язычниками, описание жестокостей северных народов выглядит закономерно и вполне могло быть существенно утрировано. К примеру, упоминание о том, что во время казни Кровавый орел на спину казнимому сыплют соль, встречается только у Саксона Грамматика (эпизод с казнью Эллы II), ни в одном другом тексте таких подробностей нет. В пользу того факта, что казнь Кровавый орел могла иметь функцию жертвоприношения говорит знаменитое изображение на Стура-Хаммарском картинном камне, который расположен на острове Готланд. На камне присутствует ряд изображений, в том числе – предположительно казнь Кровавый орел, а именно – алтарь (условно) с лежащим на нем человеком, которому топором на длинном древке вскрывают спину. Над алтарем изображен Валькнут – символ Одина. Помимо этого фрагмента на камне присутствует немало других изображений, суммарно их связывают либо с «вечной битвой», либо с легендой о валькирии Хильд. Точная семантика изображений на камне не известна. 

Из хроник и саг известно, что казни Кровавый орел был подвергнут не только Элла II, но и Хальвдан Харальдсон (по обвинению в предательстве), а также король Восточной Англии Эдмунд Мученик (по одной из версий его казнили Кровавым орлом, по другой – расстреляли из луков во время все той же мести скандинавов за смерть Лодброка) и некоторых другие исторические личности. 

 

Таким образом, о казни Кровавый орел можно утверждать следующее. Такой ритуал действительно существовал, причем это старинная практика (ведь о ней упоминает один из наиболее древних фрагментов «Старшей Эдды»). Учитывая, что Элла II, Эдмунд Мученик и некоторые другие деятели действительно были казнены скандинавами (именно казнены, об этом упоминает ряд хроник), то закономерно назвать Кровавого орла казнью. И, наконец, третий вывод связан с изображением Валькнута на Стура-Хаммарском камне, а также с тем, что в названии казни фигурирует слово «ворон», которое у скандинавов прочно ассоциировалось с Одином. То есть Кровавый орел вполне мог быть не только казнью, но и жертвоприношением верховному богу скандинавов (сюда же можно «увязать» строки из Эдды). И если два первых вывода кажутся закономерными, то третий сомнителен ввиду того факта, что хронисты дохристианской эпохи, а также скандинавские скальды не упоминаниют о человеческих жертвоприношениях в культуре викингов и северных германцев. Это вновь наводит на мысли о том, что многие сведения, в том числе – реальные описания казни Кровавый орел, были сознательно искажены христианскими исследователями.

dOdghZCBD08.jpg

Link to comment
Share on other sites

  • 2 weeks later...

Для хранения огня, викинги использовали ни что иное как мочу. Выглядело это так: срезался древесный гриб, затем вываривался в моче и сушился. По словам экспертов, это самый интересный способ из всех, которые использовали древние народы. Горение происходит потому что моча содержит большое количество нитрита натрия, который позволяет древесине очень медленно тлеть. Поэтому такой способ часто использовался во время плаваний.

Link to comment
Share on other sites

  • 1 month later...

Правда ли, что берсерки - живое оружие - ели мухоморы перед боем? 

 

Широко известная точка зрения, эдакое неформальное определение берсерка (берсеркера) - это, мол, видный вояка, отличающийся способностью впадать в боевое безумие, своеобразный боевой транс. Во время этого разум берсерка полностью теряет связь с реальностью, практически освобождая тело от своего ненужного присутствия. Благодаря чему тело означенного товарища теряет восприимчивость к болевым ощущениям (а заодно и любую связь с реальностью), и уже не может умереть от болевого шока. К слову, на любой войне львиная доля быстрых смертей непосредственно на поле боя приходится именно на болевой шок. 

 

 

 

Сейчас многие считают, что такая "боевая ярость" вызывалась берсерком искусственно, путем употребления внутрь мухомора. Или настойки мухомора. Или отвара мухомора. Или, может, они попросту эль мухомором закусывали, кто их знает...) 

 

Но так ли это на самом деле? 

 

 

Мнение госпожи Истории 

 

Честно? А хрен его знает. Понимаете ли, какая штука: о ранних скандинавах, которых мы сейчас привыкли называть викингами (хотя любого норманиста этот термин приводит в ярость, ибо "викинг" - всего лишь морской разбойник) известно очень мало. Достоверной информации почти нет. Об их обществе историки знают в основном со слов других народов, контактировавших со скандинавами и с другими племенами древних германцев. Сами же ранние скандинавы дохристианской эпохи точных письменных источников о себе, родимых, оставили крайне мало. В основном - саги. 

 

 

А что такое сага? Легенда это. Былина. Древний фантастический роман, в котором наравне с людьми действуют боги, великаны, тролли и йотун знает кто еще, пантеон у ребят был богатый. 

 

В некоторых сагах упоминались берсерки - но! Кое-где упоминается, что они не просто впадали в боевую ярость, а как-то своеобразно заколдовывали врагов, что те глохли, слепли и теряли всякую ориентацию в пространстве. И "мечи их становились не острее палок". Точнее, этакий магический экзерсис выделывал их божественный покровитель - Один, после чего "его" люди действительно получали возможность перебить своих врагов почти без сопротивления с их стороны. Примерно как новорожденных котят затоптать... 

 

Один умел делать так, что в битве его враги слепли или глохли, или их охватывал страх, или их мечи становились не острее, чем палки, а его люди шли в бой без доспехов и были словно бешеные собаки и волки, кусали щиты и сравнивались силой с медведями и быками. Они убивали людей, и их было не взять ни огнём, ни железом. Это называется впасть в ярость берсерка. 

(с) Снорри Стурлусон, "Круг земной" 

Прикажете считать это за источник? Ну... Воля ваша. Но, кстати, здесь есть тема магии - но ни одного слова о мухоморах нет. 

 

Мухоморы как средство впадения в боевую ярость даже в сагах упоминаются редко и вскользь. Полное впечатление, что их составитель сам не был уверен в этом. Такое мимолетное упоминание есть в саге - опять саге! - о 12 берсерках датского короля Хродгара. Цитату оттуда тащить уже не буду, кто хочет - добро пожаловать на Википедию. 

 

О бедном берсерке замолвите слово... 

 

Можно попробовать возразить, мол, саги передавали информацию с большой точностью, т.к. у многих народов, не имевших письменности, важные сведения из собственной истории сохранялись путем их радикального зазубривания, в том числе о-очень длинные тексты. А я отвечу, что этот метод характерен в первую очередь для"узких кругов ограниченных лиц ТМ". То есть - для храмов и других закрытых обществ, и зазубриваемый текст имеет сакральное значение. Он священен. Переврешь одну букву - навеки душу потеряешь, ибо "а если туп как дерево - родишься баобабом, и будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь". 

 

Саги норманнов куда ближе к народному творчеству. Это раз. Два - викинги, извините, изрядно любили прихвастнуть и приврать. Это такая же часть их национальной культуры, как и сами берсерки - которые, разумеется, существовали. (А еще были реже поминаемые ульфхеднары, и если берсерк ассоциировался с медведем, то ульфхеднар - с волком. Но о них вообще почти никакой информации нет, кроме домыслов писателей.) 

 

 

Вывод? 

 

Один из видов мухоморов - красный - действительно обладает галлюциногенным действием, при этом относительно слабовато ядовит. Можно откусить маленький кусочек и выжить (только я категорически не советую этого делать). Но! Ни в каком историческом источнике, ни в какой летописи вы не найдете точных сведений типа "Олаф Грязные Трусы сварил компот из мухоморов - рецепт прилагается - пошел в бой, получил 5 ран мечом, 3 топором и 2 копьем, и умер через 2 месяца после этого, перебрав браги на пиру у ярла". 

 

И само действие красного мухомора на организм человека несколько другое. Некоторые сибирские шаманы их используют, чтобы в Верхний Мир выходить и с духами общаться. Но никаких упоминаний, что они с этого впадают в ярость и начинают крушить все вокруг, не имеется. Тихо сидят люди, мирно с духами беседуют о том, как обустроить Мироздание... 

 

Так что лично я склоняюсь к мысли, что употребление берсерками мухоморов - очередной миф. 

 

А вот кто действительно мухоморы жрет и не травится - так это лоси! И северные олени. Иногда))

Link to comment
Share on other sites

Корабль играл в жизни скандинава огромную роль. Нередко, наряду с гребцами и воинами, на кораблях находились и их домочадцы со своим имуществом. Жители Севера дорожили своими судами, берегли их. Когда корабль не находился в плавании, его укрывали от непогоды в специально построенном для этого помещении. 

 

Скандинавы в эпоху викингов строили корабли разных типов. Одни из них предназначались для плавания вдоль побережья и в устьях рек и имели более скромный киль. Таков корабль, найденный в 1935 г. в Ладбю, на датском острове Фюн. Другие суда, отличавшиеся большей маневренностью и устойчивостью, смело уходили в Атлантику. Со временем корабли викингов приобрели значительные размеры. В отличие от судов, зарытых в курганах, они имели большую грузоподъемность, на них было до 20 и более пар гребцов, и они могли принять на борт изрядное количество воинов. На рубеже X и XI вв. норвежские конунги иногда строили корабли с 30 и более парами весел (такой корабль должен был достигать в длину почти 50 м). Но это был предел конструктивных возможностей: длина корабля зависела от размеров киля, а он сооружался из ствола одного дерева.

 

 (c) Гуревич А. Я.

Link to comment
Share on other sites

Этимология древнеисландского слова Berserkr (берсерк)

 

Достаточно распространено утверждение, что слово берсерк переводится на русский как "медвежья рубашка" и должно относится к медвежьей шкуре, в которую одевались языческие воины. Но если мы обратимся к древнеисландскому языку, то обнаружим, что медведь назывался не ber, а bjorn. А буквальный перевод слова berserkr будет звучать так: "голая рубашка". Исследователи давно разделились на два лагеря, одни утверждают, что слово berserkr пришло с юга, и поэтому корень ber надо переводить всё таки как "медведь", другие настаивают на оригинальном происхождении слова из северных диалектов и вспоминают сведения из "Саги об Инглингах" где про воинов Одина (берсерков) сказано буквально: 

 

"и его люди шли в бой без доспехов и были бешеными, как собаки или волки, кусая свои щиты; были сильными, как медведи или быки; они убивали людей, но ни огонь, ни железо не причиняли им вреда. Это называется ярость берсерков (berserksgangr)".

 

"en hans menn fóru brynjulausir ok váru galnir sem hundar eða vargar, bitu í skjöldu sína, váru sterkir sem birnir eða griðungar; þeir drápu mannfólkit, en hvártki eldr né járn orti á þá. Þat er kallaðr berserksgangr." - ориг. др.исл. текст

 

Чтобы понять смысл древнеисландского выражения "голая рубашка" (berserkr) нужно вспомнить аллегоричность и иносказательность, свойственную тому старому языку, вершиной которого была языческая скальдическая поэзия, в которой ценились витиеватые кеннинги. В исландском существует не только слово berserkr, но также berskjölduð, что буквально можно перевести "голый щит", но означает оно не только воина без щита, но любого беззащитного или уязвимого человека. Никакой речи о "медвежьем щите" при толковании слова berskjölduð не идет, это "голощитный", беззащитный, что является веским аргументом в пользу того, что древнеисландское berserksgangr (стать берсерком) это ярость воина, сбросившего с себя в порыве боевого бешенства все доспехи и одежду, вплоть до рубашки. 

 

"Сага об Инглингах" не единственный источник, который отождествляет берсерков и воинов, в порыве ярости сбросивших с себя доспехи. 

 

Ярл сказал: "Проклятый Соти это берсерк. Он двух цветов. С одной стороны синий, с другой стороны - красный. Он не носит одежды на туловище." 

- Сага о Хальвдане Воспитаннике Браны

 

Феномен бездоспешных воинов-храбрецов был известен античным авторам задолго до Эпохи викингов, и неоднократно встречается на страницах исторической литературы того времени. Голые воины-кельты, презиравшие смерть, и сражавшиеся в первых рядах войска, были не только многократно упомянуты в текстах, но и их изображения становились предметами искусства, самый известный пример - изготовленная по заказу пергамского царя Аттала I скульптура "Умирающий галл", на котором из всей одежды был только священный амулет-торквес. 

 

Греческий историк Полибий в его знаменитом труде "Всеобщая история" описывает сражение при Теламоне между римлянами и галлами в 225 году до н. э. и упоминает храбрейших воинов галлов - гесатов: "Инсомбры и бойи шли в битву в штанах и в легких, накинутых сверху плащах. Что касается гесатов, то самоуверенность и смелость их были так велики, что они сбросили с себя и эту одежду, и обнаженные, только с оружием в руках, стояли в передних рядах войска"

 

Диодор Сицилийский в 5-ой книге своей "Исторической библиотеки" также отмечает обычай храбрейших галлов сражаться без доспеха: "Приблизившись ко [вражеским] всадникам, они [галлы] поражают противника копьями, а затем, сойдя с колесницы, продолжают сражаться мечами. Некоторые из них презирают смерть настолько, что устремляются навстречу опасностям обнаженными, в одном только поясе."

 

Найденная в окрестностях Рима бронзовая статуэтка галла, датируемая 3 веком до н.э., изображает воином бездоспешным, в одних лишь поясе и в рогатом шлеме, бросающим во врагов копья. 

 

Известны изображения таких воинов и у англо-саксов и шведов, времен Вендельской эпохи. Они часто не носят ни доспехов ни одежды, на них надет лишь пояс и шлем с рогами, увенчанный головами птиц (скорее всего воронов Одина). Вооружены они копьями и мечом. Рядом с такими бездоспешными берсерками встречаются воины в волчьих шкурах (вспомним, что исландские саги и поэзия сближают берсерков и ульвхединов-волчьешкурых до прямого отождествления).

 

Этот же феномен варварских воинов без доспехов и рубашек, мы находим не только у кельтов и германцев, но о нем же говорит византийский автор Прокопий Кесарийский, упоминая славянских воинов VI века:

 

"Вступая в битву, большинство из них [антов и славян] идёт на врагов со щитами и дротиками в руках, панцирей же они никогда не надевают; иные не носят ни рубашек, ни плащей, а одни только штаны, подтянутые широким поясом на бёдрах, и в таком же виде идут на сражение с врагами. У тех и у других один и тот же язык, достаточно варварский. И по внешнему виду они не отличаются друг от друга. Они очень высокого роста и огромной силы."

 

О воинах в вендском войске, бросавшихся в бой без доспехов, сообщает Саксон Грамматик, датский монах-хронист, который компилировал северогерманские легенды, смешивая в своих сообщениях события разных эпох: 

 

"У них были длинные мечи и щиты цвета неба, которые они в бою либо закидывали на спину, либо отдавали тем, кто носил их поклажу, после чего сами, не имея спереди никакой защиты, с открытым для [неприятельских] ударов телом, обнажив мечи, посвящали себя богу войны. Самыми прославленными из них были Толькар и Ими; после них [наиболее] знаменитыми [воинами] считались Токи из страны Йомс и Отрит по прозвищу Юный."

 

Речь идёт о войске йомсвикингов во главе с датчанином Токи Лучником из крепости Йомсборг, которых нанял для защиты своих земель от набегов западнославянский князь Борислав, о чем подробно сообщает "Сага о Йомсвикингах"

 

Рассказ о битве при Стамфорд-Бридже 1066 года между викингами, вторгнувшимися в Англию, и защищавшими свою страну войсками англосаксов, также содержит намеки на бешенство берсерков:

 

"Эйстейн и его люди так быстро спешили с кораблей, что были до предела вымотаны и едва ли способны к бою; но скоро их охватила такая ярость, что они перестали прикрываться щитами, пока способны были стоять на ногах. Напоследок они сбросили кольчуги" - Снорри Стурлусон

 

Другой рассказ о тех же событиях, содержится в "Англосаксонской хронике" по легенде о воине-норвежце, он в приступе боевой ярости часами в одиночку защищал узкую переправу и убил своим топором около 40 англичан, пока в него не метнули копье с подплывшей лодки.

 

Подытожив, можно сказать, что кроме очевидных причин существования обнаженных воинов варваров (презрение к смерти, демонстрация храбрости и бесстрашия, безоговорочная вера в защиту Богов, психологическое давление на противника), есть и не очевидный, но на мой взгляд, основной момент, который связывает воедино "воинов без кольчуг и рубашек" и их боевую ярость. Это норадреналин. Именно этот естественный гормон человеческого тела является основным боевым психостимулятором и одним из побочных эффектов его влияния на организм является сильнейший перегрев тела, который и заставлял воинов находящихся на пике норадреналинового аффекта, буквально обливавшихся семью потами, сбрасывать с себя все доспехи и одежду, которая просто мешала охлаждению и угрожала таким образом тепловым ударом.

Link to comment
Share on other sites

Знамя ворона (др.-исл. hrafnsmerki) 

Представляет из себя треугольный стяг с изображением чёрного ворона, под которым ходили военные корабли викингов. Его поднимали во время набегов, чтобы вселить ужас в противника. Аналогичную функцию позднее выполнял пиратский флаг с черепом и костями. 

Вороны Хугин и Мунин в древнегерманской мифологии считались посвящёнными Одину. Ворон рассматривался как один из «зверей войны», как носитель смерти (птица, клюющая трупы). Он считался посланником богов и посредником между мирами.Значение флага, таким образом, было во многом тотемным. 

Под знаменем с изображением ворона сражался в битве при Стамфорд-Бридже норвежский король Харальд Суровый. Под таким же стягом шли в бой воины Кнуда Великого. Если знамя не висело безжизненно, а весело трепетало, это, как считалось, предвещало верную победу.

f1YS4CQx7go.jpg

Link to comment
Share on other sites

  • 1 month later...

Кое-что о безбородых викингах...

 

Об отношении скандинавов Х века к растительности на лице очень показательно рассказывает "Сага о сожжении Ньяля и его сыновей". Начинается она с того. что заглавный герой-де всем был хорош, вот только бороды не было. Не росла. И кто ему это припомнил? Ненавидящая его вздорная баба Хальгерд.

«Почему он не навозит навозу на свой подбородок, чтобы быть КАК ВСЕ МУЖЧИНЫ ?”,«Мы зовём его безбородым, а его сыновей - навознобородыми»

То есть — публично назвать "безбородым" — это страшное оскорбление. Это хуже, чем сказать. что у тебя морда в г..не. И снести такое — нельзя. А поскольку мстить женщине, даже такой злобной суке, тоже вроде как нельзя, сыновья Ньяля за позор свой и отца вынуждены убить родича Хальгерд. Только родич, как легко догадаться, был не один...

Ну и, как говорится, "всё заверте...", кончилось кучей трупов, и всю семью Ньяля спалили в их собственном доме, за исключением единственного спасшегося. 

 

Оценили масштаб проблемы? То есть просто свободный скандинав — не конунг, не хёфдинг, не ярл — готов влезть в кровавую межродовую свару с вырезанием семьи в перспективе просто за указание на факт — "а у твоего бати борода не растёт!".

Вот такой серьёзной вещью была растительность у скандинавов в раннем средневековье.

Лев Прозоров 

Link to comment
Share on other sites

  • 2 months later...

Арабы и викинги. 

 

Взаимоотношения мусульман и викингов – одна из интереснейших страниц истории, на которую, впрочем, мало обращают внимание неспециалисты. А ведь эти контакты оказывали влияние на ход событий в течение средневекового этапа развития этих столь непохожих цивилизаций, сказываются определенным образом и на нашей жизни. 

 

Появление арабов, и, через некоторое время, викингов на европейской исторической арене, внесло существенные изменения в развитие народов континента. Выходцы из Скандинавии занимались и войной, и торговлей, расширяя сферу свой активности. Они прибывали с разными целями и на мусульманские земли. Естественно, арабы заинтересовались этим народом, и из их источников мы теперь можем узнать важную информацию о викингах. 

Известен факт пребывания на территории современной Дании путешественника Ат-Таруши. Он сообщал о том, что большинство жителей города Хедебю – язычники, христиан мало, что “в честь своего божества они закатывают пиры, едят и пьют. Тот, кто совершает жертвоприношение – режет быка, овцу, козу или свинью, – вывешивает тушу на столбах перед своим жилищем, дабы все убедились, что он принес жертву богу”. По мнению Ат-Таруши, “городу недостает роскоши и богатства”. Он отмечает варварский обычай бросать новорожденных в море. Самое ужасное впечатление оставили на него песни викингов – арабскому интеллектуалу казалось, что он слышит “звериный вой”. 

Свидетельство Ат-Таруши относится к середине X века, а к тому времени отношения мусульман и скандинавов сделались достаточно интенсивными. Об этом говорят и рунические надписи северян. Немало таких памятников, найденных в Швеции, упоминают об участии шведов в поездках и походах на Восток, в том числе в Серкланд (Страну сарацин). О походах в Серкланд повествует сага об Ингваре-мореходе: он ходил во главе большого отряда на Восток, где и умер. 

Примечательным фактом можно считать обнаружение десятков тысяч арабских монет IХ и Х веков в Скандинавии. Арабские историки и географы сообщали о торговле северян. Кроме монет, подтверждением коммерческих отношений с Востоком является арабское и иранское серебро, найденное в погребениях. Шведский город Бирка, через который шла продажа рабов, был и центром торговли с Поволжьем. 

Викинги, в первую очередь, прославились как воины. Они нападали на владения мусульман в Испании и Северной Африке, но встречали там мощное сопротивление. 

Впервые норвежцы, совершавшие экспедиции к берегам Испании, попытались высадиться там в 844 году. Это им не удалось, но Лиссабон, Кадис и Севилья были разграблены. Мужчин убивали, женщин уводили. Историк Аль-Якуб пишет о нападении норманнов на Севилью: “Аль-маджус, которые зовутся ар-рус, ворвались туда, захватывали пленных, жгли и убивали”. Однако арабы обстреляли скандинавский флот сосудами с горящей нефтью и потопили 30 кораблей. Оставшиеся в живых викинги, придя в полное отчаяние, обменяли своих пленников-мусульман на еду, одежду и право беспрепятственного прохода, и в результате на 15 лет была обеспечена безопасность арабских земель. После той победы эмир Абдуррахман послал своим союзникам в Северную Африку двести отрубленных голов викингов в знак того, что Аллах уничтожил язычников за их злодейство. 

Следующее нападение на Испанию совершил в 859 году Бьерн Железнобокий. У него был флот из 62 кораблей, на которых его войско прошло Гибралтарский пролив. Была разграблена мечеть в Альхесирасе, а потом в Марокко викинги захватили рабов на продажу. Эта экспедиция, возможно, достигла берегов Греции и Египта. 

Но скандинавы и арабы не ограничивались военными действиями – кроме них, происходил, например, обмен посольствами. Одно из таких посольств в Данию возглавил поэт Аль-Газаль, которому был оказан хороший прием. 

Аль-Газаль сразу оговорил, что мусульмане не будут падать ниц перед королем, но вход в палаты был низким, так что пришлось бы наклоняться. Посол решил, что придумано это нарочно, поэтому уселся на землю ногами вперед и, подняв голову, прополз в зал. Он передал подарки и послание от эмира, произошел обмен речами. На поэта большое впечатление произвела жена короля, которая сама избавила араба от опасений ревности со стороны ее мужа, сообщив, что датские женщины свободны и могут расторгать браки.Этой королеве Аль-Газаль посвятил несколько стихов. 

Вот так удивительно переплетались судьбы народов Севера и юга Европы в ту бурную эпоху появления новых государств и формирования культур.

Link to comment
Share on other sites

  • 1 year later...

Óðr как феномен скандинавской культуры

Óðr (произносится примерно как «OH-thur», с жестким «th», как в «the») — это древнескандинавское слово, которое не имеет прямого эквивалента в современном языке. Слово и концепция, к которой оно относится, сегодня так же мало понято, как и в дохристианской германской мифологии и верованиях. Óðr обычно переводится как нечто вроде «божественного вдохновения» или «вдохновенной умственной деятельности». Хотя такие переводы будут делать там, где óðr упоминается лишь мимоходом как часть более широкого смысла, они приукрашивают богатство и динамизм слова и его коннотаций.

Слово имело родственные слова — слова, которые означают одно и то же и имеют одинаковое языковое происхождение — в других германских языках, что свидетельствует о его универсальности во всем древнем германском мире. Слова из других ветвей индоевропейской семьи языков, которые основывались на этом корне, включают латинские слова «предсказатель» или «поэт» и древнеирландский язык «провидец» или «пророк». Даже имя самого Одина происходит от этого слова (древнескандинавский Óðinn, «Мастер, владеющий óðr»).

Óðr — это сила, которая заставляет людей создавать или исполнять любое из искусств; произнести пророчество; войти в экстатический транс, как в шаманизме; создавать научные труды; войти в безумие на поле битвы, которое было отличительной чертой воинов Одина, берсеркеров и ульфхеднаров; или стать одержимым или сойти с ума.

Óðr — это сила, которая сокрушает и наполняет свое существо до глубины души, вытесняет мирское сознание и превращает его в бешеного, экстатического сосуда для некоего таинственного, божественного действия, которое ощутимо присутствует в любом действе. Это, безусловно, может произойти в тех сферах жизни, с которыми мы связываем современное узкое понятие «вдохновение», такое как искусство и акты ясновидения, но это также может произойти в тех случаях, когда мы обычно не используем «вдохновение», такие как научное письмо, ярость воина в пылу битвы или безумие (и здесь мы должны помнить, что «безумие» для более ранних народов не означало потерю контроля; это означало контроль со стороны кого-то другого: вдохновение или обладание). Óðr был также средством, с помощью которого были получены знания высшего или более тонкого плана. Это должно быть явным образом очевидно из-за того, что он стоит за научными трудами, пророчествами и ИСС.

Link to comment
Share on other sites

Join the conversation

You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.

Guest
Reply to this topic...

×   Pasted as rich text.   Paste as plain text instead

  Only 75 emoji are allowed.

×   Your link has been automatically embedded.   Display as a link instead

×   Your previous content has been restored.   Clear editor

×   You cannot paste images directly. Upload or insert images from URL.

Loading...
 Share


×
×
  • Create New...