ПРЕДСТАВЛЕНИЕ СЛАВЯН О ЗАГРОБНОЙ ЖИЗНИ

[Настя]

СМЕРТЬ

 

Наш предок не просто жил на природе, не просто зависел от природы, а был частью природы. Он наблюдал, как зарождается жизнь весной и как она зимой замирает, как солнце возрождается весной, а зимой почти замирает. То же самое происходило с людьми: они рождались, жили и затем умирали. Поэтому недаром в похоронных причитаниях сказано, что человек умирает, как "вроде солнышко за облака теряется."

 

Жизнь закатывается и уходит во мрак. Да и слова «мрак» и «умереть» имеют одну и ту же основу. Слова «смерть, мор, умирать» имеют общий корень со словами «мрак, мерцать, померкнуть». Все эти слова в языках индоевропейских народов очень близкие: санскритское «mrin, mrije», греческое meirein, литовское «mirti», славянское «мрети», «умирать». Они произошли от корня «mri» (усиленное «mar»). Все эти слова однозначно выражают впечатление мрака, холода, пустыни, увядания.

 

Но смерть представлялась не только как мрак, но и как сон. Это и логично. Ведь именно зимний мрак погружает всю природу в сон. Да и человек умерший в первое время напоминает спящего. Собственно, и Гомер называет Смерть и Сон близнецами. Русские богатыри, которых оживляли живой водой, восклицали: «Ах, как же я долго спал!» И действительно, до сих пор к мертвой обращаются, чтобы она проснулась. В похоронной причети на Руси дочь оплакивает смерть своего отца и просит его:

 

"Стань, пробудись, мой родимый батюшка,
От сна от крепкого,
От крепкого сна, от мертвого."

Подобно этому дочь пытается пробудить мать от мертвого сна. Она просит помощи у «буйных ветров»:

"Взбушуйте, ветры буйные,
Со всех ли четырех сторон,
Понеситесь вы к Божьей церкви,
Разметите вы сыру землю,
Вы ударьте в большой колокол,
Разбудите мою матушку."

 

На Украине причитали (и причитают) так: «Встань, моя матинько! Встань, моя роднесенька!» Широко распространены были и такие причитания: «И вы наши родненькие, встаньте, пробудитесь, поглядите на нас!», «пришли-то мы на твое жилье вековешнее, разбудить тебя пришли от сна крепкого».

 

Любопытно, что в Архангельской губернии слова «жить» и другие слова, образованные от слова «жить», обозначают бодрствовать, не спать. Были в ходу такие выражения: «по вечеру, как это приключилось, вся деревня была еще жива»; «мы зажили утром рано». Здесь зажили, значит, проснулись, жила — значит бодрствовала, не спала. Да, собственно, и в наше время умершего называют усопшим (отсюда успение) от глагола спать. Умерший считается уснувшим, уснувшим как бы на время. «Покойник» — это уснувший вечным сном от житейской суеты. Даже о рыбе говорили, что она «заснула», вместо того чтобы сказать «умерла» или «задохлась».

 

Но это только внешний вид умершего, его состояние. Что же является причиной? Смерть. Какова она?

Смерть наши предки представляли образно, как все остальное. Смерть безжалостна, неподкупна. От нее «ни моленьем не отмолишься, ни слезами не отплачешься». Симеон Полоцкий писал: «Смерть на лица не смотрит, царя и нищего одинаково умерщвляет».

 

Смерть очень быстро меняла свою жертву — покойника, обезображивала его тело, терзала его. Поэтому смерть представляли себе "страшилой", в котором сочеталось человеческое и звериное. Представляли смерть и просто в виде человеческого скелета, сухого и костлявого.

 

Часто представляли смерть в образе птицы. Поэтому и называли смерть «крылатой». Например:

"На море, на Океане,
На острове Буяне,
Сидит птица Юстрица;
Она хвалится, выхваляется,
Что все видела,
Всего много едала,
Видела царя в Москве,
Короля в Литве,
Старца в келье,
Дитя в колыбели;
А того не ведала,
Чего в море не достало."

 

Это была загадка о смерти. Смерть-птица описывается так:

"Сидит птичка На поличке,
Она хвалится, Выхваляется,
Что никто от нее Не отвиляется:
Ни царь, ни царица, Ни красная девица."

В причитании о смерти сказано так:

"Видно, налетела скорая смеретушка,
Скорометною птицынькой,
Залетела в хоромное строеньице,
Скрыто садилась на крутоскладно
На завьице
И впотай ведь взяла душу с белых грудей."

 

Смерть-птица чаще всего выступала в образе черного ворона и сизого голубя:

"Злодейка эта скорая смеретушка,
Невзначай она в дом наш залетела,
Она тихонько ко постели подходила,
Она крадцы с грудей душу вынимала,
И черным вороном в окошечко залетела."

 

Или:

"Нонько крадцы пришла скорая смеретушка,
Пробиралась в наше хоромное строеньице;
По пути летела черным вороном,
Ко крылечку прилетела малой пташечкой,
Во окошечко влетала сизым голубком."

В некоторых загадках смерть называется уткой или орлом:

"Сидит утка на плоту,
Хвалится казаку,
– Никто меня не пройдет:
Ни царь, ни царица,
Ни красная девица."

 

Или: «Летит орел через города, берет орел ягоды зрелые и незрелые».

 

Рисовали смерть в виде совы олонецкие загадчики-отгадчики. Сова-смерть обычно сидит на крыше. «Не можно ее накормити ни попами, ни дьяками, ни пиром, ни миром, ни добрыми людьми, ни старостами».

 

«Смерть-перелетна птицынька» похищает свою жертву обычно ночью. Так племянница с горечью вспоминает последние минуты жизни своего умершего дяди. Она плачет:

"Под раннюю зарю да во под утренну
Повышла на новы сени решетчаты,
Отворила крылечико переное,
Отодвинула дверь да тут дубовую,
Откуль возьмись перелетна эта птиченька,
Заблудяща, може, птиченька заморская;
Посмотрела я победная головушка,
Аль сорока эта птица поскакучая,
Аль воронища она до полетучая;
Ан злодей эта — скорая смертушка."

 

Поскольку смерть представлялась птицей, то понятно, почему различные приметы и гадания о смерти связаны с образом птиц. Мы до сих пор считаем предвестниками смерти карканье ворона, крик совы или филина на крыше дома, влетевшую в дом ласточку, явившихся во сне черных птиц. Все это идет от наших предков, от их представлений о смерти как о птице.

 

Характер смерти строг. На нее «что на солнце, во все глаза не взглянешь». От смерти «ни крестом, ни перстом не отмолиться». Одним словом, смерть — демоническое, страшное чудовище. В «Повести о трении Живота со Смертью», где смерть описывается «чудом», сказано:

"Едет Аника через поле,
Навстречу Анике едет чудо:
Голова у него человеческа,
Волосы у чуда до пояса,
Тулево у чуда звериное,
А ноги у чуда лошадиныя;
Само же чудо говорит про себя:
Я смерть страшна и грозна,
Вельми непомерна."

 

Представляли смерть и в человеческом образе. Это видно из похоронных причитаний:

"По крылечку она да молодой женой,
По новым сеням да красной девушкой,
Аль калекой она шла да перехожей,
Аль удалым добрым молодцем,
Аль славным бурлаком…"

 

Смерть — это женщина, отвратительная старуха, с большими зубами, костлявыми руками и ногами, с косой и заступом. У белорусов смерть — женщина — старуха, бледная и исхудалая, облаченная в белое покрывало. У русских (великорусов) смерть-старуха с факелом в левой руке и косой в правой. Она — отвратительная захудалая старуха в белом саване, с косой и граблями.

 

У всех индоевропейских народов существовало представление о смерти, как о костлявом человеческом скелете с оскаленными зубами и провалившимся носом. На лубочной картине, где изображена встреча Аники-воина со Смертью, смерть изображена в виде человеческого скелета с косой в правой руке. За спиной у смерти-скелета корзина с серпом, топором, граблями и стрелами.

 

В «Житии Василия Новаго» сказано, что смерть пришла к Федоре «как лев рыкая, образом зело страшна, подобия аки бы человеческого, но тела отнюдь не имуща, от единых костей человеческих составлена. Ношаше же различные орудия к мучению: мечи, стрелы, копия, барды, косы, серпы, рожны, пилы, секиры, теслы, оскорды и удицы и иная некая незнаемая».

 

Смерть — это сила, которая уничтожает жизнь. Человек и воспринимал ее с теми известными ему орудиями, которыми пользовался он сам. Это и коса, и серп, и грабли, и стрелы, и меч, и копье.

[Настя]

ДУША.

 

 

Смерть уничтожала жизнь. Но что живит организм? Какие представления о душе имели наши предки?

 

Умерший переставал дышать. Это было первым признаком того, что он умер, что из него ушла душа. Слово душа происходит от слова дышать, дух. Слова «душа, дышать, воздыхать, вздыхать, вдохнуть, дух (ветер), дуть, дунуть, духом (быстро, скоро), воз-дух, воз-дыхание, вз-дох имеют корень dhu (санскр.), что означает потрясать, двигать, дуть, раздувать. Все это говорит за то, что у древних славян сама душа воспринималась, понималась очень материально. Иначе бы ее так не назвали. Слово выбирается в соответствии с образом мыслей. Соболев отмечает очень важный момент: «Изобразительность в наименовании духовных способностей произошла не от недостатка в словах и не от ограниченности самосознания, но от свежести воззрений на природу и от веры в тайное с нею общение человеческой души». Поэтому и говорили (и говорят): «человек отдает душу, выпускает душу, испускает дух, душа выходит, душа улетела, смерть вынимает душу из белых грудей, душа у него вылетела». Для нашего предка мир был единым, цельным, взаимосвязанным. Он включал в этот мир и себя. Мир этот он воспринимал божественным, чудесным, проявлением одной живой силы. Сейчас человек стоит значительно дальше от правильного понимания мира, в котором мы живем. Он поделил единый мир на материальный и идеальный, противопоставил один другому, объявил материализм и идеализм с извечной борьбой между ними. На самом деле мир единый, цельный, только он глубже, он является взаимообусловленным. У наших предков представление о мире было правильным, цельным, и было бы неверно говорить о том, что оно было материалистическим. Материализм возник значительно позже. Современная наука утверждает, что все в мире, как живое, так и неживое, пронизано информационно-биологическим полем. Все пронизано Мировым разумом. Так что наши предки впитали эту правильную философию с молоком матери-Природы. И не надо судить их и присваивать им ярлыки, исходя из наших собственных заблуждений.

 

Наши предки считали, что душа может пить, есть, где-нибудь сесть, за что-нибудь ухватиться. Поэтому на могилы приносили (и приносят) хлеб, блины, яйца, водку и т. п. При этом приглашают усопших «хлеба-соли откушать». В день поминовения умерших в доме на столах оставляют угощение, чтобы души умерших подкрепили свои силы. В Витебской губернии в поминальные дни собравшиеся клали на стол по ложке каждого подаваемого кушанья. Они уверены, что «дзедоу» съедят. В Оленецком крае угощали души умерших вином и пивом. Показательно обращение дочери-сироты к своей умершей матери:

"Родимая моя матушка!
Наталья свет Ивановна,
Тебе добро принять, пожаловать,
Стакан да пива пьяного,
Чарочку да зелена вина
От меня от бедной сироты!
На здоровье тебе выкупать."

 

В некоторых местах на Руси после смерти человека, немедленно открывали окно, чтобы душа могла вылететь. На окно иногда ставили чашку с водой и вешали полотенце. Это для того, чтобы улетающая душа смогла умыться и утереться. В «Слове о полку Игореве» говорится: «Изяслав — израни жемчужину — душу из храбра тела чрез злато ожерелье» (то есть полагалось, что можно душу выронить из тела). Кроме того, верили, что мать умершая приходит кормить грудью ребенка и оставляет углубления на кровати, где лежала.

 

Несмотря на такое представление о душе (как о чем-то почти живом — ест, пьет, кормит и т. д.), ее представляли и в виде ветра. Именно ветра, поскольку он также является дыханием. С прекращением ветра-дыхания в природе все как будто засыпает.

 

Кстати, все индоевропейские народы имели такое же представление о душе-ветре. У всех этих народов душа обозначается словами, которые выражают понятия «ветер», «дуновение» и т. п. Русские «душа и дух» стоят в связи с литовским «dausa» (дыхание) и dusti (дышать). Прослеживается тесная связь понятий «дуть, дуновение, ветер», с одной стороны, и «дух, душа»; с другой стороны, в латинском «spiritus» (дуновение, дыхание, дух, душа) и «spirare» (дуть, веять, дышать), «amina, animus» (дух, душа). То же самое в греческом «anemoz» (ветер). Далее в греческом «pneuma» (ветер, воздух, дух, душа) и pnew (дух, вею), yuch (душа) и yucein (из spue — дуть); в ирландском «апап» (душа) и anail (дуновение, дыхание); на санскрите «atman» (дух, душа) и греческом «antmh» (дуновение, ветер); на армянском «antsn», «afole» — веяние, дух, душа. Все эти слова образованы от корня an.

 

Представление о душе как о ветре сохранилось до наших дней. В прошлом веке в северной похоронной причети дочь на могиле матери просит:

"Вы разойдитесь, ветры буйные,
Раскатитесь, белы камешки!
Раскуйтесь, гвоздики шеломчатые,
Покажись-ка, белый саван,
Откройтесь, очи ясные,
Сговорите, золоты уста,
Погляди-ка, моя ладушка!"

 

В этом плаче ветрам приписывается живительная сила. Душа находится в сродстве с ветром. Здесь имеется своя логика — ветер заменит душу и все оживит. Тогда усопший и глаза откроет, и заговорит.

 

Предки славян связывали душу с ветром. Когда слышали завывание ветра в трубе, говорили: «Чья-то душа родная жалуется, что ее не понимаем». Или же завывание ветра считали плачем покойников, а срывание с домов бурей крыш воспринималось проявлением недовольства покойников.

В некоторых местах России бытовало поверье, что бури и вихри происходят от того, что кто-то повесился, удушился или утопился. Душа таких людей в бурном полете устремляется на небо. Ветер считался умершим человеком, который бегает по белу свету и моргает одним усом. Так считали в Ушицком и Проскуровском уездах.

 

Душа представлялась не только в образе ветра, но и в образах огня и теплоты. Это и понятно — после смерти труп становился холодным, тело теряло свою жизненную теплоту, свой внутренний огонь. С человеком в момент смерти происходило то же, что и с природой, когда наступали холода: с уходом тепла, огня наступала смерть, омертвение, замирание. Кстати, и у других славянских народов было такое же представление о душе, как об огне. Например, чехи считали, что над могилами летают огненные душечки. Они в блуждающих огнях видят души некрещеных младенцев. Лужичане считают так же. В Холмовской Руси считали, что светящиеся на кладбищах огоньки не что иное, как души умерших.

 

Связь жизни с огнем прослеживается в украинской сказке «О куме Смерти». Там сказано следующее: «Смерть жила под землею, здоровенная хата вся была освещена свечами. Одни из них только начинали гореть, а другие догорали. Пришел в гости к Смерти кум и стал ее расспрашивать о свете. Смерть своему куму отвечала: «Каждый человек, который только есть на свете, имеет тут свою свечу; как только он родится — свеча зажигается. Как только свеча его гаснет — он умирает». «А где же моя свеча?» — спросил кум. Смерть указала ему на догорающий остаток, и когда тот стал молить, чтобы она удлинила его свечу, строго заметила ему: «Ты помнишь, что ты взял меня в кумовья за то, что я живу по правде? Или после того, как ты стал господином, тебе уже не нравится правда?»

 

Связь огня с жизнью прослеживается в слове «воскресать». Это слово образовалось от слова огонь — «крес». Отсюда кресиво или кресано, польское krresiwo — огниво; кресати, кресити означает высекать искры. Отсюда и месяц июнь называли «крестник», то есть месяц огня. Слово воскресать буквально означает возжечь пламя, а в переносном смысле означает восстановить погасшую жизнь. То, что душа — огонь, мы видим из эпитетов, которые мы даем душевным движениям: чувство мы называем горячим, пылким (пылающим), теплым; любовь, вражда и злоба (что в душе) возгораются и погасают. Мало кто об этом задумывается. Вроде верования тут ни при чем. Мы об этом не задумываемся, когда говорим, что огонь сообщает очам блеск, крови — жар, а всему телу — внутреннюю теплоту.

 

Раз душа — огонь, то вознесясь, может стать звездой (тоже огонь, источник света). Поэтом/ и говорят: «звезды горят, звезда гаснет, звезда пылает». Поэтому рождение человека сближали с появлением на небе принадлежащей лично ему звезды (своего рода личной свечи). Смерть ассоциировалась с падением этой личной звезды. Недаром, наблюдая падение звезды, говорят, что «кто-нибудь умер» или «чья-то душа покатилась». Известен рассказ о трех сестрах-ведьмах. В наказание за свое занятие после их смерти им пришлось весь век гореть на небе. Это «девичьи зори» — три звезды близ Млечного Пути.

 

Наши предки представляли душу также в виде дыма или пара. И это не без оснований; огонь сопровождается дымом, а дыхание человека на морозе сопровождается паром. Собственно, это тот же ветер, только модифицированный. Раз душа — это дыхание (вдыхание, выдыхание), то значит и воздух (пар) и дым. Тут все логично. Об этом говорят слова. «Дух, душа» имеют корень в виде «dhu» (дуть, раздувать). От этого же корня происходит и слово «dhuma» — дым. Слову «дым» по корню родственны: греческое gumos — душа и движение страсти; славянское «душа и думать», литовское «duma», «dumyti» (латышское duhmi). Специалисты полагают, что в древности дьм и душа отождествлялись.

 

В Софийском Временнике о смерти Василия Ивановича сказано: «И виде шигона дух его отошедше, аки дымец мал». В Олонецкой губернии душа и пар одно и то же. «Вдарил он его, — говорят там, — а у него и пар вон». Там же говорят: «У бабы не душа, а пар». В Витебском уезде то же самое. Соболев сообщает, что там на поминки усопшего, во время похорон, обыкновенно пекли блины. Главным образом здесь имелся в виду не сам блин, а пар. Его принимали за душу умершего, которая поднимается вверх, возносится на небо.

Пар, поднимаясь, со временем принимает вид облака, облачка. Поэтому и душа представлялась в виде облака. Так в похоронной причети говорится:

"Как душа с белым телом ликовалася,
Быв, как облако, она да поднималася".

 

Древние представляли душу и в виде крылатых насекомых. Это прослеживается и до сих пор. Так, в Ушицком уезде душу представляют в виде мухи. В Грубеновском уезде думали, что душа летает во время сна человека летучей мышью. Что же касается ведьмы, то по народному поверью ее душа при возвращении из ночных похождений летает около тела мухою и пчелою. Она так летает, пока не попадает в свое жилище — в тело. Недаром в Ярославской и Олонецкой губерниях бабочку называли «душечкой». Кстати, и древние греки считали бабочку душою человека. Они называли ее «petomenh yuch» — летающая душа. Само слово yuch означало у них как душу, так и бабочку. А современные греки называют бабочку — душечка («yucarouda»). У славян-сербов душа ведьмы, колдуньи летает во время сна бабочкой или птицей. Если спящую колдунью перевернуть головою туда, где были ее ноги, то вернувшись, душа не найдет входа в свою телесную обитель и будет продолжать летать. Болгары и чехи также считают бабочку душою человека.

 

Душу в образе птицы можно увидеть во многих источниках. Так, в похоронной причети говорится:

"Появись-приди, надежная головушка,
Хоть с чиста поля явись ясным соколом,
Со темных лесов явись сизым голубем,
Хоть с глубоких озер серой утушкой,
Хоть с погоста прилети да черной галочкой".

 

В другом источнике сказано: «Та прилети же ты до мене, мий братику, хоть сивым голубем, хоть ясным соколом, хоть бельм либидем». Считалось, что белый лебедь — это душа незаконнорожденного младенца, которого крестила бабка и задушила. Представляют душу также в образе кукушки. Поэтому к умершим обращаются с такими словами: «Прилетай ко мне кукушечкой, прокукуй мне свою волюшку». Обращаются к кукушке с просьбой: «Кукушка, кукушка, сколько мне лет жить?» Сохранилась традиция кормить птицу в продолжение шести недель по смерти кого-либо из семьи: осыпают могилу хлебными зернами.

 

В северной похоронной причети говорится:

"Покажись, приди, надежная головушка,
Хоть с под кустышка приди да серым заюшком,
Из-под камышка явись да горностаюшком".

Представляли душу и в образе человека:

"Приди-появись, сердечко мое дитятко,
Хоть к крылечку приди добрым молодцем,
Хоть незнамой калекой перехожей,
Хоть купцом приди московским".

 

Представляли душу и в виде тени. Она легкая, как воздух, и неуловимая для осязания. Тени называли «навье». Так, в летописи 1092 г. сообщается, что жителей Полоцка избивали мертвецы — неуловимые для взора привидения. Об этом сказано так: «И не бе их видети самех, но конь их видети копыта, и тако уязвляху люди плотьская и его (их) область; тем и человецы глаголаху, яко навье бьют полочан».

 

Навье — это карлик, мрачный карлик, цверг («паг» — скандинавское имя). У славян таких существ называли «модки». Бытовало представление, что душа есть малый ребенок, человечек с чистым и прозрачным телом. В Переяславской летописи сказано: «Из новей дети ноа емлют». Здесь дети — это умершие. На древних иконах душа изображена ребенком, который исходит из уст покойника и улетает на небо или возносится туда ангелами. Подобные изображения имеются не только на иконах. Они встречаются в миниатюрах, которые украшают древние рукописи, а также в печатном издании Печерского Патерика, а также на лубочных картинах.

[Настя]

БЕССМЕРТИЕ ДУШИ.

 

Все народы во все времена верили в загробную жизнь. Не были исключением и славяне. Так, в песнях Краледворской рукописи не один раз упоминается, что душа после смерти человека живет, оставаясь подле человека до тех пор, пока не совершится погребальный обряд. Так, в песне «Честмир и Еласлав» сказано:

"Едаслав встать не может:
Морена его усыпила в ночь черную…
Вот и вышла душа из стенящих уст
Взлетела на дерево и порхала по деревьям
Туда и сюда, пока не сожгли мертвого".

 

В другой песне («Забой и Славой») имеются такие слова: «Там много душ носятся туда-сюда по деревьям, боятся их птицы и пугливый зверь, одне совы их не боятся».

 

В Немецкой грамоте написано, что жрецы поморян уверяли народ, будто они видят, как душа честного человека с дружиной переходит к другой жизни на небо.

 

Погребальные обряды русских-славян четко указывают на их веру в загробную жизнь. Об этом свидетельствует арабский путешественник Ибн-Доста (около 930 г.) в своей «Книге драгоценных драгоценностей». Там сказано:

 

«Когда (у русских) умирает какой знатный, для него вырывают могилу в виде просторной комнаты, кладут туда мертвеца, кладут туда одежду, золотые обручи, которые он носил, много яств, кружки с напитками и другие неодушевленные предметы и ценности. Жена, которую он любил, живою помещается в погребальной комнате; затем затворяют двери, и она там умирает». Из этого описания ясно, что предки верили, что загробная жизнь такая же, как и на земле, и что там им понадобится все, чем они пользовались на земле. Кстати, отголоски этого обряда остались. Так, в Белоруссии рядом с покойником кладут в могилу любимые им при жизни вещи, а также еду с питьем. Этот обычай языческий, ни в коем случае не христианский. По христианским воззрениям душа в загробном мире не нуждается ни в чем материальном.

 

ДУША ПОСЛЕ СМЕРТИ ЧЕЛОВЕКА.

 

Бытовало верование, что душа после смерти человека находится на земле. При этом она принимает на себя различные образы. Душа, как полагали наши предки, блуждает по земле в виде огня или носится в виде ветра. От этой веры остались поверья. Например, что ведьмы и колдуны после смерти в образе огненных шаров (их души) отправляются к реке Иордан, чтобы смыть свои грехи. Но они туда никогда не достигают, поскольку их на пути всегда настигает дождь. Или другое поверье. Если жена очень тоскует по умершему мужу, то он ночью может явиться к ней огненным змеем, проникнув в дом через трубу. Умерший (его душа) может обратиться вихрем, как в следующем рассказе: «Умерла одна баба, взяли у нас рушники. Рушники впустили в яму и забыли их оттуда извлечь обратно. Отец огляделся — где рушники? Лаготь батько, что нет рушников. Что же делать? С сестрою взялись за лопаты, чтобы откопать ту бабу. Норовииы с две земли вывернули. Как начали тянуть, и вышел из той могилы вихрь. Как начал, как начал крутить! Всю солому ободрал, чуть нашей хаты не перевернул!» Это записано на Украине. Белорусы же утверждают, что душа ветром врывается в трубу и стонет, прося помилования.

 

Верили и в то, что душа может превращаться в растения. И так жить на земле. Человек полагал, что он, как и все растения, произошел от земли. Собственно, у всех народов человека считают землеродным. Землю называют матерью. В санскритских поэмах и именах мы часто встречаем «рожденный от Ману» или «рожденный землею». Земля называется матерью, которая могла рождать людей.

 

Русский народ всегда называл землю матушкой, а человека — землеродным. Показательно то, как обращаются к земле крестьяне нижегородской губернии перед сбором лекарственных зелий и кореньев:

"Гой, земля еси сьрая,
Земля матерая,
Матерь нам еси родная!
Всех еси нее породила,
Воспитала, воскормила
И угодьем наделила;
Ради нас, своих детей,
Зелий еси народила.
Польгой беса отгоняти
И в болезнях помогати.
Повели с себя урвати
Разных надобьев, угодьев,
Ради польги на живот".

 

В стихе «О Голубиной книге» говорится, что:

"Кости крепкие от камни,
Телеса наши от сырой земли".

 

Человек произошел от земли, как и все растения. Поэтому он не мог не относиться к растениям по-братски. Растения и деревья человек считал, естественно, живыми, одухотворенными, как и сам человек. Они всем похожи на человека (по сути): свое бытие получили от той же матери, что и человек, они растут, разделяют явление жизни и смерти, здоровья и болезни. Поэтому человек считал возможным, что человеческие души вселяются в растения и деревья. На могилах умерших вырастали растения. Это также о чем-то говорило. Они произрастали из праха погребенного мертвеца. Дерево способно было порождать огонь (при трении древесных кусков). А огонь — это душа. Значит, она выявляет себя в дереве.

 

Вера в переселение душ у наших древних предков просматривается и в сказках, народных преданиях и стихах. В сказке «О Снежевиночке» сказано, что на могиле убитой Снежевиночки вырастает камыш. Из камыша бурлаки делают дудочку, которая досталась в руки родителей Снежевиночки. Родители разломили дудочку и оттуда выскочила их дочка. Подобный сценарий и в украинской сказке «Маруся». Она умерла от злого упыря. На ее могиле вырастает цветок. Боярский сын пересаживает цветок в горшок и приносит домой. Ночью цветок начинает двигаться. Он падает наземь со своего стебля и превращается в красивую девушку. Подобное превращение описано в сказке «О злой мачехе». Мачеха убила падчерицу. Падчерица превращается в калину. Из калины прохожие делают дудочку. А дудочка играет сама и рассказывает об убийстве. Различных вариантов этого сюжета с превращением человека в растения и растения в человека очень много.

 

Существовало народное поверье, что незамужние дочери после смерти превращаются в тополь, а те, которые прокляты матерью, превращаются в крапиву. Так, в песне «О Василье и Софьюшке» говорится, что

"На Васильевой могиле вырастала золота верба,
На Софииной могилушке кипариско деревцо;
Корешок с корешком срасталися,
Прут с прутом совивается,
Листок с листком солипается.

Подобные сюжеты прослеживаются и в песнях других славянских народов".

 

Наши предки считали, что душа может вселяться не только в растения, но и в различных насекомых, птиц и животных. На Украине считали, что человек по смерти может стать муравьем, птицей или зверем. В Херсонской губернии верили, что если не будет роздана заупокойная милостыня, то душа умершего явится домой в виде ночной бабочки. Она будет виться вокруг зажженной свечи. Если такое замечали, то на другой же день собирали и кормили нищих. На юге России старухи после возвращения с кладбища после похорон целую ночь караулят душу усопшего. Они уверены, что душа вернется в образе мухи. Поэтому ставят на стол сыту, чтобы душа-муха смогла попить приготовленный напиток. Души умерших детей превращаются в ласточек, конопляночек и других певчих птиц. Они садятся по деревьям около дома и поют песни. Это поверье записано на Волыни. В одной сказке говорится, что душа убитой девушки прилетает к любимому соловьем. Она поет ему песни о своем несчастье.

 

Подобных сказок и песен очень много. Так, в одной из них говорится, что после того как убили мужа, его душа прилетала к жене в образе павлина.

 

В средней России еще и сейчас говорят, когда влетит в дом птица, что «упокойничек озяб: пичужкой погреться прилетел». Считали, что душа летает в образе голубя и находится на месте своего погребения. Поэтому на Руси строили на могилах особые постройки, предназначенные для отдохновения души, а также для защиты души от ненастья. Эти постройки называли голубцами.

 

В похоронных причитаниях также видна вера, что душа превращается в птицу. Так, усопшего просят обернуться «перелетным да ясным соколом», вскинуться «бельм голубочком», явиться «на свое широкое подворьице» в виде «пташечки». Дочь спрашивает свою мать-покойницу: «Да коли ты до меня в гости прибудешь, да чи ты иттимешь, чи летитымешь, чи плеститимешь? Утонькою престимешь буду ряску розгоняти, зозулею будеш летати, сады буду росхиляти, дорогою итимешь, буду дориженьку помитати, буду и воритичка одчиняти». Верили, что душа умершего может превратиться в животное. Поэтому жена просит умершего мужа обернуться заголиком и прийти навестить ее. В одной из русских сказок умершая мать превращается в коровушку-буренушку. Она приходит по ночам к своей дочери прясти лен.

 

У других славянских народов были принципиально такие же представления. Соболев пишет, что эти представления «пришли от того времени, когда наш предок одухотворял природу, жил с нею тесною связью и представлял ее таким же живым организмом, как и он сам».

 

Наши предки верили, что душа умершего может оставаться на земле и в образе людском. Эти представления восходят к Роду и Чуру. Как сказано в летописи, наши предки «живяху каждо со своим родом и на своих местах», «особе», то есть разъединенно род от рода. Род — это несколько семей, которые связаны узами кровного родства и властью одного родоначальника. Родоначальников звали старец, жупан, владыка, князь. Родоначальник не только управлял родом. Он был и жрецом. В колядской песне говорится, что заклание в жертву козла производит старец (старик).

 

"За рекою за быстрою
Леса стоят дремучие.
Во тех лесах огни горят,
Огни горят великие,
Вокруг огней скамьи стоят,
Скамьи стоят дубовые,
На тех скамьях добры молодцы,
Добры молодцы, красны девицы,
Добры молодцы, красны девицы
Поют песни колядушки.
В середоне их старик сидит.
Он точит свой булатный нож,
Котел кипит горючий.
Возле котла котел стоит;
Хотят козла зарезати".

 

Родоначальник, старший на Руси всегда был священным, уважаемым. Он был не только начальником, жрецом и управителем, но и надежным хранителем рода и его интересов. Род не мог смириться с тем, что это главное лицо, хранитель рода, со своей смертью уходит навсегда. Поэтому верили, что Родоначальник продолжает оберегать свой род и после смерти. Он не умирает. Он находится рядом и заботится о своем роде. Он является главным богом для Рода. Его иногда называли Чур (шур, пращур). Недаром, когда хотели защитить себя от опасности, то произносили заклинание: «Чур меня!», то есть «Храни меня чур», «Чур, наше место свято!» Как мы уже говорили раньше, Чур оберегал межу, был хранителем полей и пашен. Оберегал он и дом от злых человеку духов. В присутствии Чура ни один из злых духов не может причинить человеку вреда.

 

(По материалам книги Юлии и Юрия Мизун "Тайны языческой Руси", с некоторыми правками).

[Настя]

Языческие представления о смерти

Для понимания древнеславянского мировоззрения важны не столь представления о метемпсихозе, сколь о взаимосвязанности земного и «иного» миров, предков и потомков, воззрения на «тот свет» как на некую аналогию земного, допускающие возвращение на землю, и о путях в «вечный мир». Представление о том, что со смертью существование не кончается, а приобретает иные, никому из смертных не известные формы, отчетливо отразилось в причитаниях. Образ «иного живленьица» принадлежит к устойчивым формулам похоронной причети:

 

"...Улетела моя белая лебедушка на иное безвестное живленыще!"

 

(Причитанья Северного края, собранные Е. В. Барсовым, ч. I. М., 1872, с. 116; ср. с. 94 и др. (далее — Барсов Е. В. Причитания).

Представление о неведомой стране, в которую ведет долгий, далекий и трудный путь,— характернейший мотив сюжета о загробных странствиях. Отражения его содержат разные жанры фольклора в различных интерпретациях. Пожалуй, в наиболее ясной и безыскусной форме выражен он в духовных стихах:

 

...На путь бо иду долгий,...

 

И во страну иду чужую,

 

И деже не нем, что срящет мя...

 

(Калеки перехожие. Сборник стихов и исследование П. Бессонова, ч. II, вып. 6. М., 1864, с. 63.)

 

У славян, как и у многих народов, нет отчетливого, ясного и единообразного представления относительно места расположения потустороннего мира и путях на «тот свет». Из разрозненных и сбивчивых воззрений, которыми мы располагаем, можно выделить элементы, присущие кругу представлений о мире предков.

 

Располагается он или под землей, или над небосводом, а также за горизонтом, за необъятными водными просторами и неприступной высоты горами. Путь туда идет сквозь воздушное пространство, непроходимый (зачарованный) лес, через пещеры, пропасти, овраги, глубокие расщелины в земле, через непроходимые болота; через моря, озера, реки, как бурные, быстротекущие, так и стоячие и даже огненные.

 

Характерно, что при достижении «иного мира» преодолевается комплекс этих препятствий весь или частично, в различных вариациях, независимо от расположения его под землей, над небесами или под водой.

Обращает на себя внимание такое обстоятельство: наряду с представлениями о подземном царстве предков у славян, южных в особенности, в воззрениях на «иной мир» существенное место занимает космическая идея. Характерно, что с наибольшей отчетливостью отображена она в архаических жанрах фольклора — причитаниях, эпических песнях, волшебных сказках. Яркое изобразительное отображение мотив космического «иного света» получил в рельефах средневековых архаических надгробий уединенных горных местностей Югославии. Космические символы встречаются также на старинных памятниках Словакии и некоторых других местностей (Die Slowakische Volkskultur. Bratislava, 1972, Fig. 321.).

С «тем светом» в причитаниях связаны такие формулы:

...Улетела моя белая лебедушка

На иное на безвестное живленьице!...

За горушки она за высокие,

За облачка она за ходячий,

К красну солнышку девица во беседушку,

К светлу месяцу она в приберегушку!...

...Приубрался, свет — надежная головушка,

К красну солнышку на приберегушку,

К светлу месяцу на придрокушку!...

За горушки, мой светушко, толкучия,

За облачка, мой свет, да заходячии,

За часты звезды да подвосточныя!...

На иное безвестное живленьицо.

...За темный леса задремучии,

За высокий горы за толкучий

Ко зари оно дитё да ко восточной,...

...Я за мхамы сестрица за дыбучима...

...На вековое она да на живленьицо...

Приукрылся наш надежный, родной дядюшка

Он за темный леса за дремучий,

За высокия горы за толкучия,

За синий моря да за глубокии,

Вровень с облачкамы он да со ходячима,

Но луны он, наш свет, да подвосточной!

(Барсов Е. В. Причитания, с. 33, 93, 94, 116, 136, 141, 190, 191, 211 и др.)

Из космических мотивов наиболее отчетливо выражен мотив звезд и месяца. С ними чаще связывается посмертное существование.

Луна, месяц и звезды — распространенные космические знаки на средневековых югославянских надгробиях. При сравнительном анализе их раскрывается красноречивая картина устремления духа умерших в космос, пути его к небосводу, вдоль Млечного Пути, к Луне и звездам в «вечный мир».

Космическая тема «вечного мира» особенно явственно выражена в памятниках Боснии, Герцеговины и окрестных местностей. Комплекс космических символов — небосвод, месяц (луна), солнце, звезды в различных сочетаниях — характернейший мотив изображений на надгробиях (Wenzel M. Ukrasni motivi na steccima. Sarajevo, 1965, c. 159— 373, tabl. XXXIX, 27; LVI, 9; LXVII, 25, 27, 28,11; LXXXII, 3; XCVIII, 3, 4, 6. См. также фотографии в кн.: Югославская мозаика. Белград, 197..., s. 42—48.).

Особенно интересны в этом смысле надгробная плита с изображением космических символов (небосвод, солнце, пуна) и возносящейся к небу фигурой человека с птицей в руке (Wenzel M. Ukrasni motivi na steccima, S, 267, tabl. LXVI, 9.); надгробье с изображением звезд, месяца и как бы парящей к ним вдоль Млечного Пути фигуры, условно изображенной то ли в саване, то ли в парадной длинной одежде, скрывающей ноги и подчеркивающей ритуальный характер изображаемого (Ibid., c. 323, tabl. LXXXII, 3).

Характерен для югославянских надгробий и еще один космический символ — десница, устремленная к небу, часто гипертрофированная (Из многосложной функциональной значимости изображения десницы связь с небесными силами — одна из важнейших: Марр Н. Я. Избранные работы, т. II. Л., 1936, с. 138 и др.). Изображение ее имеет различные вариации: часто она фигурирует в сочетаниях с другими космическими знаками (в том числе луком и стрелой)(Wenzel M. Ukrasni motivi na steccima, tab!. XXXIX, LVI, LXXVII, XCVIII, c. 285-303, tabl. LXXVII-LXXIX, LXXXV.). Встречается более архаическая форма выражения космической идеи — стрела, обращенная к небу (Ibid., c. 375, tabl. XC, 18—22.).

Мотивы связей людских судеб с планетами вследствие длительнейшей трансформации этого наследия индоевропейской общности — утрат, деградации, забвения одних представлений и присоединения других — не сохранили у славян строго определенных, логически выдержанных форм. Нередко они расплывчаты и противоречивы. Тем не менее, в формировании мировоззрения древних славян, обрядности и жизненного уклада они сыграли существенную роль. Неразработанность этого вопроса — серьезное препятствие для понимания древнеславянского мировоззрения и изучения древнеславянской культуры.

При рассмотрении языческих воззрений славян на смерть первостепенный интерес имеют представления, связанные со звездами, луной и солнцем. Как и для многих других, и не только европейских народов, для славян характерно представление о влиянии звезд на людские судьбы. В общих чертах оно сводится к следующему. Со звездами связано жизненное начало человека. У каждого — своя звезда. С рождением она появляется на небосводе. Со смертью же происходит падение ее, либо туда уходит дух умершего (что в значительной мере определяется его действиями на земле, в последний период жизни в особенности), который через некоторое время в ином облике может снова вернуться на землю. Взаимозависимость представлений о смерти и звездах образно выражена в севернорусской причети:

...Как звезда стерялась поднебесная,

Улетела моя белая лебедушка

На иное безвестное живленьице!

(Барсов Е. В. Причитания, с. 116.)

Дух умерших праведников, замечательных личностей обретает вечную жизнь на звездах; их звезды не гаснут, а сияют вечно(Fischer A. Zwyczaje pogrzebowe ludu polskiego. Lwow, 1921, с. 86—90; Moszynski К. Kultura ludowa Slowian. Krakow, 1939, cz. II, zesz. 2, c. 433—468; Cabakka M. Ze studiow nad sistemami religijnymi zwiqzanymi z obrz^dkiem cialopalnym.— In: Wiadomosci archeologiczne, t, XXXVII, zesz. I. Warszawa, 1972, s. 15; Ушаков Д. Материалы по народным верованиям великоруссов.— ЭО, 1896, № 2-3, с. 195 и др.). Воззрения на зависимость людских судеб от планет проявляются и в поверье: появление звезды близ рогов месяца предвещает смерть великого человека(Fischer A. Zwyczaje pogrzebowe..., c. 58.).

Мотив связей посмертных судеб с солнцем явственно проявляется в обычае хоронить покойников до захода солнца. Согласно народной традиции, он связан с тем, чтобы отходящее солнце могло бы довести до обители умерших(Потебня А. А. О мифическом значении некоторых обрядов и поверий. М., 1865, с. 34.)

&📖 Велецкая Н.Н. "Языческая символика славянских архаических ритуалов", Москва, Наука, 1978 год

[Настя]

ПЕРЕЖИТКИ КРЕМАЦИИ В ПОМИНАЛЬНОМ ОБРЯДЕ

С обычаем сжигать вещи, отмеченные печатью смерти, связано весьма любопытное и довольно распространенное гадание по дыму. Его вполне можно счесть пережитком времен кремирования славянскими племенами тел умерших, настолько оно логично вписывается в общую картину – дым от тела покойного указывает на следующего в селении мертвеца. В целом примеры однотипные, посему имеет смысл рубрицировать их по национально-территориальному принципу: 

Украина: Галиция, Снятинский повет, с. Тростянец (ныне Ивано-Франковская обл., Снятинский р-н) «пале на городї солому, гиблинє (стружки, – Б.М.). Дивє си, куда дим несе: єк на хату, то зноў мерлец буде, єк вiд хати, то не буде» (Михайлецький, С. 313), Ивано-Франковская обл., г. Снятын «Когда затем покойника выносят, выкидывают за ним сразу и мусор, чтобы в нем не осталась душа, либо сжигают его вместе со стружками от гроба в огороде. Если дым идет на дом, значит, кто-то снова отойдет в вечность, если же идет вверх или в другую сторону (от дома), это хороший знак» (Mroczko, s. 590). 

Белоруссия: «Когда жгут солому (из-под умершего, – Б.М.) на дворе, смотрят, куда, в какую сторону идет дым, и на основании этого гадают, в каком месте деревни постигнет кого-нибудь смерть» (Шпилевский, С. 16). 

Россия: Вологодская обл., Белозерский р-н «После похорон в поле зажигают костер из веников и стружек от гроба, на него ставят кринку с углями и свечкой (в некоторых местах бросают одежду покойника) /…/ Если дым от костра идет на деревню, значит, скоро опять покойник будет» (Разова, С. 48), Панинский с/с «Стружки от гроба, когда его делали, складывали в корзину, их выносили в день похорон вперед гроба и жгли прямо на дороге; «примета была – куда дым, там следующий покойник будет»» (Громова, С. 66), с. Ивановское «Дак это раньше родителей провожают да жгут. Тожо на деревню, говорят, дым, дак это худо. /…/ Говорят, куды уж ветер подуэт, так там родитель будет» (Слепцова, С. 58), Калужская обл., Куйбышевский р-н, д. Грибовка «(сжигать) через дорогу нада, и куда ветер дуеть на дом, назад или туда – там еще будет пакойник» (Альтшулер, С. 217), Смоленская обл., Починковский р-н, д. Климщина «Ну, солому эту спаливали… Солому палили. Когда вывозють покойника, на перяхрёстке эту сёнушка или там соломку палють. Вот перякрёстка, допустим, у нас воколо Шуры Демченковой, а мне надо сюды ехать, вот там мы и запаливаем яе. Ну, вот куда дым, значить, тогда это там, у тый стороне будеть по¬койник», Ярцевский р-н, д. Михейково «Говорили, [что дым] пойдёть в ету сторонку – говорять, там будеть опять покойник», Смоленский р-н, д. Пригорское «Потом, када убирали покой¬ника, это выносили на дорогу, на перякрёсток и жгли это усё, на чём он лежал... Как нясуть покойника или вязуть его... провязуть, пройдёть покойник, и тут сожгуть и пошли... Куды дым пойдёть – в той стороне будеть покойник. Он придёть за тым человеком», До-рогобужский р-н, д. Полибино «Как покойника выносять – сразу и смотрють, куды пойдёть дым. Вот если пойдёть у ту сторону, значить, там покойник будеть недалёко, а если по етую – то в другой стороне» (СМЭС, С. 69-70), Новгородская губ., Боровичский у. «Что в доме еще будет покойник, узнают по приметам /…/ жгут солому, белье, в котором помер, обрезки и стружки от гроба, и если дым клонит к дому» (Тенишев 7/1, С. 336), Тихвинский у. «на которой соломе лежал покойник, ее за деревней жгут и глядят, куда дым. Если на деревню, тогда говорят, что еще покойник будет» (Тенишев 7/4, С. 200), Псковская губ., Пороховский у., Пажеревицкая вол. «Когда солому с постели умершего жгут на крестах, и дым идет на деревню, то будет еще в деревне покойник» (Тенишев 6, С. 293), Псковская обл., Плюский р-н, д. Передкино «[Солому из матраца] жгли и говорили: «Куды дым пойдёт, в каку сторону?» – значит, с той стороны ещё покойник будет», Палкинский р-н, д. Голубово «Вытряхнут салому на крясты, за пакойником, и тагда смотрят, куда дым пашёл – в том краю пакойник должен быть», Новоржевский р-н, д. Рудняха «Когда жгли солому и одежду на перекрестке, примечали, куда ветер дует – в той стороне умрет человек» (Псков 1, С. 176, 372, 542), Бежаницкий р-н, д. Медвёдово «В этот момент примечают: если подует ветер, и дым пойдет на деревню (смотрят – в какую именно сторону), то в скором времени кто-то умрет («будет покойник»)», Куньинский р-н, д. Плюхново «И глядять – у какой бок пайдеть. Если в дяревню... А мне думаетца – куды ветер, туды и патянить, што, мол, яшшё пакойник будить. Куды патянить дым» (Псков 2, С. 153, 297), Иркутская губ., Тулуновский у. «как только покойника вынесут, зажигают стружки от гроба и чо наметут по тому месту в ограде, где покойника пронесли. Как загорит, примечают, куда дым пойдет. Если дым столбом пошел – ничо, а если дым на избу клонит – к другому покойнику из того же дома» (Виноградов, С. 72). Наиболее близкий аналог данному гаданию обнаруживается у осетин, народа также индоевропейского про-исхождения: «Во многих местах горной Осетии перед опусканием покойника в могилу на его груди зажигали порох и определяли: если дым поднимался вверх, то считали, что умерший был человек блаженный, а если распространялся в стороны или опускался вниз, то наоборот» (Чибиров, С. 302). Гадания с целью узнать загробную судьбу души умершего известно и славянам (Альтшулер, С. 221).

Богумил Мурин