Хёнир

[Настя]

Хёнир, память и вдохновенная речь 

Несмотря на то, что Хёнир упоминается как спутник Одина и Локи — двух широко известных скандинавских богов, — о нем самом сохранилось очень мало сведений. Судя по всему, в древние времена у него не было ни своего культа, ни святилищ. 
 
По-своему это удивительно, потому что в «Прорицании вёльвы» (63) именно Хёнир исполняет древние обряды после возрождения мира[1], что естественным образом побуждает думать о нем как о «жреческом боге». Некоторые исследователи на этом основании приписывают ему функции жреца или прорицателя. 
 
На мой взгляд, хорошо уже то, что мы знаем о нем хоть что-то. По сравнению с Мейли и Непом, которые лишь упоминаются по именам как сыновья Одина, у него еще очень приличное досье. (Странное совпадение: один из кеннингов Хёнира в поэме «Хаустлёнг» — «шаг Мейли»). 
 
Короче говоря, кое-что о нем известно. Хёнир фигурирует в «Прорицании вёльвы», «Речах Регина», поэме «Хаустлёнг», «Саге об Инглингах», «Саге о некоторых древних датских и шведских конунгах» и «Младшей Эдде». Интересно, что во всех случаях он упоминается не сам по себе, а вместе с Мимиром или же с Одином и Локи. На заре нового мира, описанной в «Прорицании вёльвы», он предстает в обществе Бальдра и других младших богов. 
 
Большинство известных кеннингов Хёнира связано с Одином и Локи. Хёнир предстает либо как друг, либо как жертва Локи, испытывающего его храбрость[2]. Кроме того, он — «друг» и, что более важно, «собеседник» Одина. В кеннингах богов часто упоминаются их родичи, но в случае с Хёниром этого не происходит. 
 
Не удивительно, что в историях об их совместных странствиях Хёнир отступает на задний план перед Одином и особенно Локи. В одном таком сюжете Локи нападает на Тьяцци, и тот уносит его в поднебесье и заставляет поклясться помочь в похищении Идунн[3]. В другом Локи убивает Отра и отправляется за золотом, чтобы заплатить виру родичам убитого[4]. А Хёнир как будто всего лишь стоит и смотрит на происходящее, даже не пытаясь вмешаться. 
 
Другие кеннинги Хёнира, приведенные у Снорри, весьма любопытны, но не слишком помогают понять, что представляет собой этот бог: 
 
Какие есть кеннинги Хёнира? Его зовут «сотрапезником, попутчиком и собеседником Одина», «проворным асом», «длинною ногой» и «[глиняным] конунгом»[5]. 
 
Кеннинги, характеризующие Хёнира через отношение к Одину, вполне понятны, но что значит «длинная нога» и «глиняный (или тинистый, илистый) конунг»? Некоторые исследователи (например, Джон Линдоу) предполагают, что Хёнир ассоциировался с аистом или журавлем — длинноногой болотной птицей. 
 
Не исключено, что он и впрямь как-то связан с болотистыми местностями на морском побережье. В конце концов, некоторые божества, близкие Одину, тоже связаны с топями и водой: богиня Сага живет в чертоге под названием Сёкквабекк («погруженная скамья»), а жилище Фригг носит название Фенсалир («болотный чертог»). 
 
Как уже было сказано, некоторые исследователи считают Хёнира богом прорицания. Основой для такой интерпретации служит строфа из 63 из «Прорицания вёльвы»: 
 
Хёнир берет 
прут жеребьевый, 
братьев обоих 
живут сыновья 
в доме ветров — 
довольно ли вам этого?[6] 
 
Обычно это понимают как указание на то, что Хёнир способен предсказывать будущее. Ранее в том же «Прорицании вёльвы» сообщается, что Один, Вили и Ве сотворили первых людей, а в «Видении Гюльви» это же деяние приписывается Одину, Лодуру (вероятно, Локи) и Хёниру. Таким образом, Хёнир — единственный из троих — действует и в начале времен, и после гибели мира; он единственный из древних богов, кто выжил, чтобы поведать всю историю. 
 
Эта гипотеза согласуется с теорией Кевина Уоннера, согласно которой Хёнир олицетворяет память. Без него деяния Одина и прочих асов погибли бы вместе с ними в день Рагнарёка. Хёнир — это поэтическое бессмертие; потому-то он и остается в живых. Правда, на чисто человеческом уровне возникает вопрос: будет ли он скучать по своим дорожным товарищам или наконец-то вздохнет спокойно? 
 
Выдвигались и другие предположения, связанные с единственным мифом, в котором Хёнир действует более активно, чем обычно, — это миф о войне между асами и ванами, в котором его вместе с Мимиром отправляют заложниками к ванам («Сага об Инглингах», IV). По заключении мирного договора ваны отдали асам «Ньёрда Богатого и сына его Фрейра», асы же «дали в обмен того, кто звался Хёниром, и сказали, что из него будет хороший вождь. Он был большого роста и очень красив. Вместе с ним асы послали того, кто звался Мимиром, очень мудрого человека…»[7] 
 
Вскоре, однако, ванам пришлось пожалеть о своей щедрости: 
 
Когда Хёнир пришел в [Ванахейм], его сразу сделали вождем. Мимир учил его всему. Но когда Хёнир был на тинге или сходке и Мимира рядом не было, а надо было принимать решение, то он всегда говорил так: «пусть другие решают». 
 
В конце концов, ванам это надоело, и они поняли, что их провели. Хёнира они трогать не стали (возможно, потому, что он был близким другом Одина), но Мимиру отрезали голову и отослали ее обратно асам. «Один взял голову Мимира и натер ее травами, предотвращающими гниение, и произнес над ней заклинание, и придал ей такую силу, что она говорила с ним и открывала ему многие тайны». 
 
На первый взгляд, в этой истории Хёнир выглядит эдаким глуповатым красавцем, и кажется понятным, почему асы поспешили от него избавиться при первой возможности. На ум приходит миф о Пандоре и его символический смысл: красивая обертка, под которой скрываются неприятности. Вдобавок, несложно понять, почему Хёнира некоторые называют «богом нерешительности». 
 
Другие, однако, толкуют его роль в этом мифе как указание на то, что сила Хёнира — именно в молчании, а сам, он, соответственно, — бог молчания или благоразумия. Так, Жорж Дюмезиль считает Хёнира воплощением «разумной осмотрительности» (в противоположность Локи, олицетворяющему опрометчивую хитрость), а Хильда Эллис-Дэвидсон отмечает, что в скандинавской традиции молчаливость считается более верным признаком мудрости, чем разговорчивость. И действительно, в «Речах Высокого» — изречениях, приписываемых самому Одину, — мы читаем: 
 
 Умом пред людьми 
похваляться не надо — 
скрывать его стоит; 
если мудрец 
будет молчать — 
не грозит ему горе, 
ибо нет на земле 
надежнее друга, 
чем мудрость житейская (6). 
 
Таким образом, Хёнира можно противопоставить Локи так же, как в ирландских сагах мудрый, но молчаливый Сенха противопоставляется Брикриу, который тоже сеет раздоры, но навлекает на себя беду собственным злоязычием. 
 
Третьи рассматривают Хёнира и Мимира как двух взаимодополняющих богов. Маргарет Клюниз-Росс проводит параллель между ними и воронами Одина — Хугином и Мунином, Мыслью и Памятью. Хёнир, с ее точки зрения, — это рассудок, который способен видеть лишь настоящее и будущее, а потому сам по себе, без опоры на память (Мимира), бесполезен. Указывая, что Одину (судя по его словам в «Речах Гримнира») «страшней за Мунина», чем за Хугина[8], исследовательница толкует это как указание на особо важную роль, которую играла память в дописьменных культурах. 
 
Известно также, что Один очень высоко ценил Мимира. В «Прорицании вёльвы», 46 он беседует с «черепом Мимира» накануне Рагнарёка, а в «Речах Сигрдривы», 14 в уста Мимира вложена речь о рунах («…тогда голова / Мимира молвила / мудрое слово / и правду сказала…»). 
 
Может показаться, что существует два Мимира: обезглавленный бог, о котором речь шла до сих пор, и некий великан, упоминаемый в «Прорицании вёльвы», 28[9] и в других источниках. Не исключено, однако, что они тождественны друг другу. В кельтских мифах фигурируют отрубленные головы, обитающие в источниках и изрекающие пророчества. В греческой мифологии Орфей тоже был обезглавлен, и голова его плыла по водам, не прекращая петь, а затем ее выловили и перенесли в пещеру, где она стала оракулом. Таким образом, можно предположить, что «Сага об Инглингах» повествует именно о том, как Мимир-великан превратился в вещую голову. 
 
Принадлежностью к племени великанов могут объясняться его обширные познания в истории прошлого. Как известно, категория «великанов» достаточно гибкая, и не исключено, что Мимир причисляется к «великанам» не по родству, а по аналогии с другими древними и многознающими созданиями (такими, как Вафтрудир). 
 
Одно из прозваний Мимира — Сёккмимир, Мимир Глубинный, — возвращает нас к образу Хёнира по ассоциации с глубинами вод, влажностью и сыростью. Тот же корень, sökk(va), мы встречаем в названии чертога богини Саги — Сёкквабекк, «затонувшая скамья» или «погруженная скамья». Имя Сага (Saga) означает «сказание» или «история», а ее чертог описывается в «Речах Гримнира», 7: 
 
 Четвертый — то 
Сёкквабекк, 
плещут над ним 
холодные волны; 
там Один и Сага 
пьют каждый день 
из чаш златокованых. 
 
Имя этой богини естественным образом наводит на предположение, что Сага знает историю прошлого и делится своими знаниями с Одином. 
 
Сага — служанка Фригг, а Фригг живет в чертоге под названием Фенсалир («болотный чертог») и ведает судьбы всего живого. Как говорит Фрейя в «Перебранке Локи», 29, «все судьбы Фригг, / я думаю, знает, / хоть в тайне хранит их». 
 
Напомним, что кеннинги Хёнира «илистый конунг» и «длинная нога» наводят многих исследователей на ассоциации с болотными птицами, в особенности с черным аистом, которого называют «ласточкой Одина» (odensvala) и который, в отличие от белого аиста, обитает в лесах и избегает населенных местностей. 
 
Итак, Хёнир живет на берегу или на мелководье, а Мимир — в глубинах вод. Этим может объясняться их сотрудничество: Хёнир выступал глашатаем Мимира до тех пор, пока ваны не обезглавили последнего. Надо полагать, после магических обрядов, проведенных Одином над его головой, Мимир перестал нуждаться в посредниках. 
 
Еще одно соображение: если Мимир и впрямь великан, то перед нами очередной пример того, как боги силой захватывают сокровища, прежде принадлежавшие великанам. Луис Брэгг и Жаклин Симпсон предполагают даже, что в первоначальной версии мифа Мимира убил сам Один, и в подтверждение этому приводят строфу 50 из «Речей Гримнира»: 
 
У Сёккмимира я 
был Свидур и Свидрир, 
старого турса 
перехитрил я, 
Мидвитнира сына 
в схватке сразив, — 
 
и упомянутое выше место из «Речей Сигрдривы» (строфы 13—14): 
 
Хрофт разгадал их [руны] 
и начертал их, 
он их измыслил 
из влаги такой, 
что некогда вытекла 
из мозга Хейддраупнира 
и рога Ходдрофнира. 
 
Стоял на горе 
в шлеме, с мечом; 
тогда голова 
Мимира молвила 
мудрое слово 
и правду сказала… 
 
Никаких прямых указаний на убийство здесь не содержится, но при желании эти строфы вполне можно истолковать как то, что Один обезглавил великана, а затем прибегнул к магии, чтобы сохранить его мудрость. Эта теория вписывается в общую схему, в которой великаны предстают как хранители богатств и знаний, а боги — как похитители этих сокровищ.
Мимир, как нетрудно заметить, входит в обе категории: с ванами он не говорит, но впоследствии беседует с Одином и делится с ним своими знаниями. 
 
Уильям Сэйерс интерпретирует пару Мимир-Хёнир и сюжет об обмене заложниками с ванами по-своему: 
 
Хёнир как заложник олицетворяет потенциальную силу, ограниченную и связанную. Но когда он говорит, эта сила высвобождается. Можно предположить, что его высказывания носят приказной или побудительный характер: вдохновенная мысль, будучи выражена в словах, преображает и определяет внешнюю реальность. 
 
Как уже отмечалось, в дописьменных культурах, память играет особенно важную роль — и при этом, как правило, тесно связана с поэтическим искусством. Поэтому не исключено, что Хёнир говорит стихами; Сэйерс сравнивает его с ирландским бардом Сенхой и валлийским Гвальхмаи — оба они, как и Хёнир, ассоциируются с птицами и обладают пророческим даром. Исследовательница Джуди Куинн отмечает непроизвольный характер вдохновения и прорицания, которые в силу своей пассивности часто ассоциируются в скандинавских сагах с женщинами. Эта тема возвращает нас к образу Хёнира, который предоставляет другим принимать решения и выступает в роли прорицателя после Рагнарёка.

[1] «Хёнир берет / прут жеребьевый…» (пер. А. Корсуна). — Здесь и далее примечания переводчика. 
 
[2] Очевидно, подразумевается кеннинг Локи «Hugreynandi Hœnis» («Хаустлёнг», 12), который переводят либо как «знаток помыслов Хёнира», либо как «тот, кто испытывает дух (=отвагу) Хёнира». 
 
[3] «Язык поэзии», 2; «Хаустлёнг». 
 
[4] «Речи Регина». 
 
[5] «Язык поэзии», 22, пер. О. Смирницкой. В английском переводе, использованном автором статьи, последний кеннинг (aurkonung) передан как «глиняный конунг» (от aur — «грязь, тина, глина»); в русском переводе Смирницкой — как «блистающий конунг». 
 
[6] Здесь и далее Старшая Эдда цитируется в пер. А. Корсуна. 
 
[7] Здесь и далее «Сага об Инглингах» цитируется в пер. М. Стеблин-Каменского. 
 
[8] «Речи Гримнира», 20: «Хугин и Мунин / над миром все время / летают без устали; / мне за Хугина страшно, / страшней за Мунина, — / вернутся ли вороны!» 
 
[9] «“…Знаю я, Один, / где глаз твой спрятан: / скрыт он в источнике / славном Мимира!” / Каждое утро / Мимир пьет мед / с залога Владыки - / довольно ли вам этого? >

Автор Шина Макграт

[Настя]

Хёнир (др.-сканд. Hœnir, или Hönir) — бог из числа асов, живущий как заложник с ванами. 
Это один из братьев Одина, который значительно менее могущественен, чем сам повелитель асов. Но вместе с ним сотворил он немало важных дел, и мудростью своей сравним только с братом. 
Этот бог является одним из первых, как и все братья Одина. Он вместе со своим братом создавал тот мир, в котором теперь живут и боги, и павшие воины, причем создавал он не только чертоги Одина, а сам мир. 
Хёнрир, как брат, точно так же участвовал в создании населения среднего мира, и соответственно стал одним из отцов нашего народа, и отдал людям свои черты,а так же наделил первого человека разумом и пониманием после того, как этот человек был сотворен им, совместно с Одином и Лодуром. 
В то время, когда трон Асгарда пустует, когда Один занят разными своими делами, его порой заменяют на троне. И не раз именно этот из его братьев заменял верховного аса, и следил за всем миром. 
Это самый лучший из его собеседников, и если Всеотец с кем предпочитает все обсудить, то именно с этим братом, и с ним же трапезничает, чтобы поговорить приятно было за столом. 
Живет он не в мире асов, не смотря на то, что создавал свой мир. Его домом стал Ванахейм, как домом Фрейра и Фреи стал Асгард. Когда во время сражений ванов с асами они решили провести обмен жителями как заложниками, именно его выбрали для того, чтобы быть заложником в мире плодородия и всех красот, которые только может дать природа. 
Но все это имеет мало значения – сам бог пока не влиятелен, как и многие кто еще ожидает своего времени. Как было предсказано в пророчестве, ему еще предстоит занять свое место. Пророчество это – о Рагнарёке, который является не концом, но перерождением мира. Мало будет тех божеств, которым дано будет пережить страшную битву с Локи и многими другими противниками. В отличие от большинства старших божеств, Хёниру будет суждено остаться при власти и сохранить свою жизнь. Вместе с некоторыми старшими божествами займет он свое место в божественной долине,и будет поддерживать новых людей, что появятся уже после изменения и возрождения мира. 
 
В поэтических иносказаниях (кеннингах) Xенир фигурирует как "сотрапезник, попутчик и собеседник Одина", "проворный ас", "длинная нога" и "блистательный конунг". 
 
Кратер Хёнир на спутнике Юпитера Каллисто назван в честь этого бога.

[Настя]

Хёнир (др.-сканд. Hœnir, или Hönir) — в скандинавской мифологии бог из числа асов, живущий как заложник с ванами. Наделил первого человека разумом и пониманием после того, как этот человек был сотворен им, совместно с Одином и Лодуром, из ясеня.
Хенир (Honir) является братом Одина и дядей Тора. В Эдде Снорри называет Хенира 'Вили' и Лодура 'Ve'. 
И трое пришло 
из этого рода 
асов благих 
и могучих к морю, 
бессильных увидели 
на берегу 
Аска и Эмблу, 
судьбы не имевших. 
18 
Они не дышали, 
в них не было духа, 
румянца на лицах, 
тепла и голоса; 
дал Один дыханье, 
а Хёнир - дух, 
а Лодур - тепло 
и лицам румянец. 
В залог примирения после долгой войны,Ваны послали своих богов Njord и близнецов Фрейю и Фрейра жить с асами, а сами получили Хенира и Мимира взамен.

Несмотря на то, что Хёнир упоминается как спутник Одина и Локи — двух широко известных скандинавских богов, — о нем самом сохранилось очень мало сведений. Судя по всему, в древние времена у него не было ни своего культа, ни святилищ. 

По-своему это удивительно, потому что в «Прорицании вёльвы» (63) именно Хёнир исполняет древние обряды после возрождения мира, что естественным образом побуждает думать о нем как о «жреческом боге». Некоторые исследователи на этом основании приписывают ему функции жреца или прорицателя.
Большинство известных кеннингов Хёнира связано с Одином и Локи. Хёнир предстает либо как друг, либо как жертва Локи, испытывающего его храбрость. Кроме того, он — «друг» и, что более важно, «собеседник» Одина. В кеннингах богов часто упоминаются их родичи, но в случае с Хёниром этого не происходит. 

Не удивительно, что в историях об их совместных странствиях Хёнир отступает на задний план перед Одином и особенно Локи. В одном таком сюжете Локи нападает на Тьяцци, и тот уносит его в поднебесье и заставляет поклясться помочь в похищении Идунн. В другом Локи убивает Отра и отправляется за золотом, чтобы заплатить виру родичам убитого. А Хёнир как будто всего лишь стоит и смотрит на происходящее, даже не пытаясь вмешаться. 

Другие кеннинги Хёнира, приведенные у Снорри, весьма любопытны, но не слишком помогают понять, что представляет собой этот бог: 

Какие есть кеннинги Хёнира? Его зовут «сотрапезником, попутчиком и собеседником Одина», «проворным асом», «длинною ногой» и «[глиняным] конунгом». 

Кеннинги, характеризующие Хёнира через отношение к Одину, вполне понятны, но что значит «длинная нога» и «глиняный (или тинистый, илистый) конунг»? Некоторые исследователи (например, Джон Линдоу) предполагают, что Хёнир ассоциировался с аистом или журавлем — длинноногой болотной птицей. 

Не исключено, что он и впрямь как-то связан с болотистыми местностями на морском побережье. В конце концов, некоторые божества, близкие Одину, тоже связаны с топями и водой: богиня Сага живет в чертоге под названием Сёкквабекк («погруженная скамья»), а жилище Фригг носит название Фенсалир («болотный чертог»). 

Как уже было сказано, некоторые исследователи считают Хёнира богом прорицания. Основой для такой интерпретации служит строфа из 63 из «Прорицания вёльвы»: 

Хёнир берет 
прут жеребьевый, 
братьев обоих 
живут сыновья 
в доме ветров — 
довольно ли вам этого? 

Обычно это понимают как указание на то, что Хёнир способен предсказывать будущее. Ранее в том же «Прорицании вёльвы» сообщается, что Один, Вили и Ве сотворили первых людей, а в «Видении Гюльви» это же деяние приписывается Одину, Лодуру (вероятно, Локи) и Хёниру. Таким образом, Хёнир — единственный из троих — действует и в начале времен, и после гибели мира; он единственный из древних богов, кто выжил, чтобы поведать всю историю. 

Эта гипотеза согласуется с теорией Кевина Уоннера, согласно которой Хёнир олицетворяет память. Без него деяния Одина и прочих асов погибли бы вместе с ними в день Рагнарёка. Хёнир — это поэтическое бессмертие; потому-то он и остается в живых. Правда, на чисто человеческом уровне возникает вопрос: будет ли он скучать по своим дорожным товарищам или наконец-то вздохнет спокойно? 

Выдвигались и другие предположения, связанные с единственным мифом, в котором Хёнир действует более активно, чем обычно, — это миф о войне между асами и ванами, в котором его вместе с Мимиром отправляют заложниками к ванам («Сага об Инглингах», IV). По заключении мирного договора ваны отдали асам «Ньёрда Богатого и сына его Фрейра», асы же «дали в обмен того, кто звался Хёниром, и сказали, что из него будет хороший вождь. Он был большого роста и очень красив. Вместе с ним асы послали того, кто звался Мимиром, очень мудрого человека…» 

Вскоре, однако, ванам пришлось пожалеть о своей щедрости: 
Когда Хёнир пришел в [Ванахейм], его сразу сделали вождем. Мимир учил его всему. Но когда Хёнир был на тинге или сходке и Мимира рядом не было, а надо было принимать решение, то он всегда говорил так: «пусть другие решают». 

В конце концов, ванам это надоело, и они поняли, что их провели. Хёнира они трогать не стали (возможно, потому, что он был близким другом Одина), но Мимиру отрезали голову и отослали ее обратно асам. «Один взял голову Мимира и натер ее травами, предотвращающими гниение, и произнес над ней заклинание, и придал ей такую силу, что она говорила с ним и открывала ему многие тайны». 

На первый взгляд, в этой истории Хёнир выглядит эдаким глуповатым красавцем, и кажется понятным, почему асы поспешили от него избавиться при первой возможности. На ум приходит миф о Пандоре и его символический смысл: красивая обертка, под которой скрываются неприятности. Вдобавок, несложно понять, почему Хёнира некоторые называют «богом нерешительности». 

Другие, однако, толкуют его роль в этом мифе как указание на то, что сила Хёнира — именно в молчании, а сам, он, соответственно, — бог молчания или благоразумия. Так, Жорж Дюмезиль считает Хёнира воплощением «разумной осмотрительности» (в противоположность Локи, олицетворяющему опрометчивую хитрость), а Хильда Эллис-Дэвидсон отмечает, что в скандинавской традиции молчаливость считается более верным признаком мудрости, чем разговорчивость. И действительно, в «Речах Высокого» — изречениях, приписываемых самому Одину, — мы читаем: 

Умом пред людьми 
похваляться не надо — 
скрывать его стоит; 
если мудрец 
будет молчать — 
не грозит ему горе, 
ибо нет на земле 
надежнее друга, 
чем мудрость житейская (6). 

Таким образом, Хёнира можно противопоставить Локи так же, как в ирландских сагах мудрый, но молчаливый Сенха противопоставляется Брикриу, который тоже сеет раздоры, но навлекает на себя беду собственным злоязычием. 

Третьи рассматривают Хёнира и Мимира как двух взаимодополняющих богов. Маргарет Клюниз-Росс проводит параллель между ними и воронами Одина — Хугином и Мунином, Мыслью и Памятью. Хёнир, с ее точки зрения, — это рассудок, который способен видеть лишь настоящее и будущее, а потому сам по себе, без опоры на память (Мимира), бесполезен. Указывая, что Одину (судя по его словам в «Речах Гримнира») «страшней за Мунина», чем за Хугина, исследовательница толкует это как указание на особо важную роль, которую играла память в дописьменных культурах. 

Известно также, что Один очень высоко ценил Мимира. В «Прорицании вёльвы», 46 он беседует с «черепом Мимира» накануне Рагнарёка, а в «Речах Сигрдривы», 14 в уста Мимира вложена речь о рунах («…тогда голова / Мимира молвила / мудрое слово / и правду сказала…»). 

Может показаться, что существует два Мимира: обезглавленный бог, о котором речь шла до сих пор, и некий великан, упоминаемый в «Прорицании вёльвы», 28 и в других источниках. Не исключено, однако, что они тождественны друг другу. В кельтских мифах фигурируют отрубленные головы, обитающие в источниках и изрекающие пророчества. В греческой мифологии Орфей тоже был обезглавлен, и голова его плыла по водам, не прекращая петь, а затем ее выловили и перенесли в пещеру, где она стала оракулом. Таким образом, можно предположить, что «Сага об Инглингах» повествует именно о том, как Мимир-великан превратился в вещую голову. 

Принадлежностью к племени великанов могут объясняться его обширные познания в истории прошлого. Как известно, категория «великанов» достаточно гибкая, и не исключено, что Мимир причисляется к «великанам» не по родству, а по аналогии с другими древними и многознающими созданиями (такими, как Вафтрудир). 

Одно из прозваний Мимира — Сёккмимир, Мимир Глубинный, — возвращает нас к образу Хёнира по ассоциации с глубинами вод, влажностью и сыростью. Тот же корень, sökk(va), мы встречаем в названии чертога богини Саги — Сёкквабекк, «затонувшая скамья» или «погруженная скамья». Имя Сага (Saga) означает «сказание» или «история», а ее чертог описывается в «Речах Гримнира», 7: 

Четвертый — то 
Сёкквабекк, 
плещут над ним 
холодные волны; 
там Один и Сага 
пьют каждый день 
из чаш златокованых. 

Имя этой богини естественным образом наводит на предположение, что Сага знает историю прошлого и делится своими знаниями с Одином. 

Сага — служанка Фригг(возможно одна из её ипостасей), а Фригг живет в чертоге под названием Фенсалир («болотный чертог») и ведает судьбы всего живого. Как говорит Фрейя в «Перебранке Локи», 29, «все судьбы Фригг, / я думаю, знает, / хоть в тайне хранит их». 

Напомним, что кеннинги Хёнира «илистый конунг» и «длинная нога» наводят многих исследователей на ассоциации с болотными птицами, в особенности с черным аистом, которого называют «ласточкой Одина» (odensvala) и который, в отличие от белого аиста, обитает в лесах и избегает населенных местностей. 

Итак, Хёнир живет на берегу или на мелководье, а Мимир — в глубинах вод. Этим может объясняться их сотрудничество: Хёнир выступал глашатаем Мимира до тех пор, пока ваны не обезглавили последнего. Надо полагать, после магических обрядов, проведенных Одином над его головой, Мимир перестал нуждаться в посредниках. 

Еще одно соображение: если Мимир и впрямь великан, то перед нами очередной пример того, как боги силой захватывают сокровища, прежде принадлежавшие великанам. Луис Брэгг и Жаклин Симпсон предполагают даже, что в первоначальной версии мифа Мимира убил сам Один, и в подтверждение этому приводят строфу 50 из «Речей Гримнира»: 

У Сёккмимира я 
был Свидур и Свидрир, 
старого турса 
перехитрил я, 
Мидвитнира сына 
в схватке сразив, — 

и упомянутое выше место из «Речей Сигрдривы» (строфы 13—14): 

Хрофт разгадал их [руны] 
и начертал их, 
он их измыслил 
из влаги такой, 
что некогда вытекла 
из мозга Хейддраупнира 
и рога Ходдрофнира. 

Стоял на горе 
в шлеме, с мечом; 
тогда голова 
Мимира молвила 
мудрое слово 
и правду сказала… 

Никаких прямых указаний на убийство здесь не содержится, но при желании эти строфы вполне можно истолковать как то, что Один обезглавил великана, а затем прибегнул к магии, чтобы сохранить его мудрость. Эта теория вписывается в общую схему, в которой великаны предстают как хранители богатств и знаний, а боги — как похитители этих сокровищ.

Мимир, как нетрудно заметить, входит в обе категории: с ванами он не говорит, но впоследствии беседует с Одином и делится с ним своими знаниями. 

Уильям Сэйерс интерпретирует пару Мимир-Хёнир и сюжет об обмене заложниками с ванами по-своему: 

Хёнир как заложник олицетворяет потенциальную силу, ограниченную и связанную. Но когда он говорит, эта сила высвобождается. Можно предположить, что его высказывания носят приказной или побудительный характер: вдохновенная мысль, будучи выражена в словах, преображает и определяет внешнюю реальность. 

Как уже отмечалось, в дописьменных культурах, память играет особенно важную роль — и при этом, как правило, тесно связана с поэтическим искусством. Поэтому не исключено, что Хёнир говорит стихами; Сэйерс сравнивает его с ирландским бардом Сенхой и валлийским Гвальхмаи — оба они, как и Хёнир, ассоциируются с птицами и обладают пророческим даром. Исследовательница Джуди Куинн отмечает непроизвольный характер вдохновения и прорицания, которые в силу своей пассивности часто ассоциируются в скандинавских сагах с женщинами. Эта тема возвращает нас к образу Хёнира, который предоставляет другим принимать решения и выступает в роли прорицателя после Рагнарёка.

Sheena McGrath (c) 
Перевод: Анна Блейз (с)

[Рамина]

Андрей Горовцов

Хёнир и Лодур: на задворках мифа

В мифах любого народа обычно работает простое правило: чем более важную роль играет тот или иной персонаж — тем больше он упоминается в сказаниях. Скандинавский эпос являет нам удивительное исключение: фигуры, участвующие в сотворении первых людей, почему-то замалчиваются во всех основных мифах. Хёнир и Лодур, без преувеличения — два самых загадочных персонажа в скандинавской мифологии. Тайна, стоящая за ними, не даёт покоя исследователям вот уже много десятилетий. Хёнира и Лодура часто пытаются отождествлять с другими богами, объясняя этим их таинственное исчезновение из мифов. В данной статье я попытаюсь систематизировать имеющиеся данные и, проанализировав все доступные мне источники, сделать некоторые выводы.

Прежде всего, посмотрим, что же нам известно о героях статьи. Впервые с Хёниром и Лодуром мы сталкиваемся в Прорицании вёльвы. Прогуливаясь у моря, трое асов находят будущих перволюдей и оживляют их, причём каждый даёт им некий дар. Согласно самому распространённому варианту перевода, «Дал Один дыханье, а Хёнир — дух, а Лодур — тепло и лицам румянец». Уже на этом этапе возникают разночтения. Если с даром Одина всё более-менее ясно, то Лодур дарит будущим людям две весьма неоднозначные вещи, а именно lá gaf Lóðurr ok litu góða. Lá — это слово, которое может быть переведено по-разному. В западных переводах предпочтение отдаётся вариантам «плоть» или «кровь». Согласно теории известнейшего датского учёного Виктора Рудберга, litu goða следует читать с фонемой о и, следовательно, переводить как «форма богов», то есть Лодур делает людей внешне подобными богам. Вольная замена фонем объясняется тем, что в манускрипте нельзя отличить o от ó и приходится ссылаться только на размер, который в Прорицании не очень жёсткий и допускает подобную замену. В принципе, допущение Рудберга кажется мне вполне логичным — ведь чтобы стать людьми, деревьям действительно необходимо придать именно форму, тепла и румянца тут явно недостаточно. Что касается Хёнира, то он даёт будущим людям óðr, и мы в который раз сталкиваемся с художественным произволом переводчиков: А. Корсун: «Хёнир — дух», В.Тихомиров: «разум дал Хёнир», С.Свириденко: «Ѓöнир душу им дал».

Не правда ли, несколько разные вещи? Пользователь Vegir подробно анализирует это несоответствие и приводит ряд фактов: для слов «разум» и «душа» есть неоднократно документированные иные термины, протогерманский же корень *wóda-z, от которого и произошло óðr, в древнесеверном принимает три значения: 1) ярость, бешенство; 2) поэзия; поэтика; стихосложение; 3) поэтическое творчество, поэзия. Справедливо указывая, что боги в мифе творили людей вообще, а не поэтов или берсерков, он не соглашается и с переводом слова óðr как просто «дух», приводя однокоренные слова в родственных языках. Автор переводит данное слово как «психическую возбудимость» — то есть способность к проявлению всё той же поэзии, ярости, но также и менее сильных душевных порывов. В иностранных переводах преобладает вариант «чувства». Та же творящая тройка описывается и в Младшей Эдде, но под другими именами. Практически никто из исследователей не сомневается в идентичности тройки Один-Хёнир-Лодур тройке Один-Вили-Ве. То, что Снорри рассказывает в Видении Гюльви, даёт ещё немного ценной информации. Итак, согласно переводу Смирницкой, «Первый дал им жизнь и душу, второй — разум и движенье, третий — облик, речь, слух и зрение». Таким образом, на основании сравнения двух текстов мы легко можем сделать вывод, что Хёнир соответствует Вили, а Лодур — Ве. Но на самом деле не всё так просто.

Говоря о триаде Один-Вили-Ве, нельзя исключать и подмены качеств персоналиями. Указания на то достаточно призрачные, но настолько важные, что о них нельзя не упомянуть. Итак, согласно Гримму, в протосеверном имена трёх братьев аллитерировалиWódin, Wili, Wé (протогерманские *Wōdinaz, Wiljon, Wǣhaz), формируя триаду *wódz, wiljon, wǣhaz, что можно приблизительно перевести как вдохновение (трансцендентные, мантические или пророческие знания), познание (воля, желание, внутренние мысли приводящие к действию) и высшая сила (духовная сила, находящаяся во внешнем мире, например, в священных объектах). Поздний манускрипт «Exeter Book» сохраняет в стихах аллитерирующую фразу «Wôden worhte weos», «Вотан сработал святилища» — фраза хорошо соотносится с приведённой выше триадой. Названия этих святилищ (саксонское Wôdaneswih, северное Óðins vé) сохранились в топонимах: Odinsvi, Wodeneswegs (Grimm, 1835). Кейзер также рассматривает тройку богов как нечто наподобие Германской Троицы, а Одина как носителя этого триединства. (Keyser, 1847, trans. 1854). Это мнение кажется достаточно правдоподобным, если вспомнить начертание символа Одина — Валькнута, являющего собой именно упомянутое триединство. Кроме того, Гримм рассматривает эпизод из «Перебранки Локи» в контексте, подчёркивания единства Одина, Вили и Ве. Локи обвиняет Фригг: хоть Видрир твой муж, ты с Вили и Ве ночевала обоими. Если предположения Кейзера и Гримма верны, то этот эпизод оказывается вполне логичен. Кроме того, у Саксона Грамматика упоминается, что пока Один (Othinus) путешествовал в дальние страны, его место занимал некто Митодин (Mithothyn). Наконец, среди хейти Одина встречаются эпитеты Thriði (Третий) и в то же время Tveggi (Второй). Всё вышеперечисленное прямо-таки наталкивает на мысль, что, действительно, Вили и Ве — это ипостаси (или персонализованные качества) Одина. Но тогда выходит, что Снорри ошибся, отождествляя их с творцами первых людей. Это предположение открывает широкий простор для дальнейшего анализа источников.

Что же ещё мы знаем о Хёнире и Лодуре? Информации крайне мало. В «Песни о Сигурде» упоминается, что Хёнир путешествовал с Одином и Локи. Более интересную информацию нам даёт песнь Haustlǫng. В ней Один, Хёнир и Локи путешествуют вместе. Интерес представляют прежде всего кеннинги Хёнира и Локи — итак, Локи оказывается «другом Хёнира» и, более того, «судьёйума Хёнира», сам же Хёнир получает неясное наименование fet—Meila, что переводят как «шаг Мейли» (Sullivan, 2006). Что касается кеннинга «шаг Мейли», к нему следует присмотреться внимательнее. Штейнн связывает этот кеннинг с тем, что Хёнир имеет отношение к движению, при этом он сопоставляет этот его кеннинг с другими: «проворный ас» и «длинноногий» (Grönbech, 1931). Ещё один интересный кеннинг Хёнира — aurkonungr. Это слово переводят либо как «блистающий конунг», либо как «повелитель грязи». На основании второго прочтения Вигфуссон проводит интересную гипотезу: он соотносит кеннинги «повелитель грязи» и «длинноногий» и выводит само имя Хёнира из слова hohni (греч. kuknos), обозначающего аиста, считавшегося в Европе священной птицей (Vigfusson, 1883). Косвенное подтверждение связи Хёнира с птицами можно найти в поздней балладе с Фарерских островов Lokka Táttur. В ней Одина, Хёнира и Локи просят спасти мальчика от великана. Хёнир использует для этой цели лебедей. Осталось упомянуть ещё лишь один источник, где упоминается Хёнир. Это миф об обмене заложниками после войны асов и ванов. К асам отправились Ньёрд, Фрейр и Квасир, а к ванам — Хёнир и Мимир. Хёнир был высокий и красивый и потому был избран хёвдингом. Однако он никогда не высказывал своего мнения без совета Мимира, что и стоило последнему головы, когда ваны поняли, что к чему. Казалось бы, этот отрывок мало что нам даёт — разве что внешнее описание и кое-какие личностные качества Хёнира. Но он оказывается очень важным, когда мы переходим ко второму герою нашего исследования — Лодуру. Фактически, о нём известно ещё меньше, чем о Хёнире. Он упоминается только в «Прорицаниивёльвы», а также в кеннинге Одина «друг Лодура» в двух источниках — «Драпе об исландцах» и «Háleygjatal». Однако, у Саксона Грамматика в качестве мифического прародителя датских королей указан некто «король Лотерус (Lotherus)». Рудберг утверждает, что Лотерус — это латинизированный вариант имени Лодура. Лотерус, как указывает Саксон, был предводителем ванов. Прежде чем занять этот пост, он сместил своего старшего брата. Последний отличался мягким и терпеливым характером и воспринял совершившуюся несправедливость как благо для себя. Сопоставив информацию Саксона с историей об обмене заложниками, мы получаем целостную картину. Становится ясно, что произошло с Хёниром после гибели Мимира, и кто стал править Ванахеймом после него (Rydberg, 1886-1889). Становится также ясно, что Лодур и Локи — это вовсе не однои то же лицо. Во-первых, Лодур — сын Бора и родной брат Одина, тогда как Локи — потомок великанов и брат кровный. Во-вторых, Локи — бог-трикстер и никак не может быть создателем людей. В-третьих, если параллели с информацией Саксона Грамматика верны, то ваны никогда не признали бы вождём полувеликана. В-четвёртых, по существу, кроме совместных путешествий и довольно шаткого созвучия имён, нет мифологических доказательств их идентичности.

Если Лодура чаще всего соотносят с Локи, то Хёнира нередко считают всего лишь другим именем Хеймдалля. Существуют достаточно веские аргументы против этого утверждения. Во-первых, Хёнир никак не может быть Хеймдаллем, поскольку согласно Haustlǫng, Хёнир — «друг Локи», тогда как Хеймдалль, напротив, обозначается кеннингом «недруг Локи» в других эддических песнях. Во-вторых, в «Саге о некоторых древних королях Дании и Швеции», в диалоге Хорда с королём, Хёнир и Хеймдалль упоминаются раздельно. В-третьих, Хеймдалль гибнет в Рагнарёк, а Хёнир его переживает. В-четвёртых, вспомним «Песнь о Риге». Мог ли Хёнир, не способный (или не желающий) высказывать своё мнение без предварительного совета Мимира, путешествовать по миру людей, обучать их и передавать им знания? Выглядит достаточно маловероятным.

Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что Хёнир и Лодур — это вполне самостоятельные персоналии в скандинавской мифологии, а их «замалчивание» можно объяснить пребыванием в Ванахейме, тогда как основное мифологическое действие разворачивается вокруг Асгарда. Этим же, кстати, можно объяснить и «чудесное спасение» Хёнира в Рагнарёк. В уже упоминавшейся «Саге о некоторых древних королях Дании и Швеции» прямо говорится, что Хёнир — самый «испуганный» из асов. Природная осторожность, видимо, проявилась и в желании постоянно советоваться с мудрым Мимиром. В результате именно он оказывается единственным выжившим из старшего поколения богов.

[Настя]

Хёнир, память и вдохновенная речь

 

Автор: Шина Макграт (c)

Перевод: Анна Блейз (с)

 

 

Несмотря на то, что Хёнир упоминается как спутник Одина и Локи — двух широко известных скандинавских богов, — о нем самом сохранилось очень мало сведений. Судя по всему, в древние времена у него не было ни своего культа, ни святилищ.

 

По-своему это удивительно, потому что в «Прорицании вёльвы» (63) именно Хёнир исполняет древние обряды после возрождения мира[1], что естественным образом побуждает думать о нем как о «жреческом боге». Некоторые исследователи на этом основании приписывают ему функции жреца или прорицателя.

 

На мой взгляд, хорошо уже то, что мы знаем о нем хоть что-то. По сравнению с Мейли и Непом, которые лишь упоминаются по именам как сыновья Одина, у него еще очень приличное досье. (Странное совпадение: один из кеннингов Хёнира в поэме «Хаустлёнг» — «шаг Мейли»).

 

Короче говоря, кое-что о нем известно. Хёнир фигурирует в «Прорицании вёльвы», «Речах Регина», поэме «Хаустлёнг», «Саге об Инглингах», «Саге о некоторых древних датских и шведских конунгах» и «Младшей Эдде». Интересно, что во всех случаях он упоминается не сам по себе, а вместе с Мимиром или же с Одином и Локи. На заре нового мира, описанной в «Прорицании вёльвы», он предстает в обществе Бальдра и других младших богов.

 

Большинство известных кеннингов Хёнира связано с Одином и Локи. Хёнир предстает либо как друг, либо как жертва Локи, испытывающего его храбрость[2]. Кроме того, он — «друг» и, что более важно, «собеседник» Одина. В кеннингах богов часто упоминаются их родичи, но в случае с Хёниром этого не происходит.

 

Не удивительно, что в историях об их совместных странствиях Хёнир отступает на задний план перед Одином и особенно Локи. В одном таком сюжете Локи нападает на Тьяцци, и тот уносит его в поднебесье и заставляет поклясться помочь в похищении Идунн[3]. В другом Локи убивает Отра и отправляется за золотом, чтобы заплатить виру родичам убитого[4]. А Хёнир как будто всего лишь стоит и смотрит на происходящее, даже не пытаясь вмешаться.

 

Другие кеннинги Хёнира, приведенные у Снорри, весьма любопытны, но не слишком помогают понять, что представляет собой этот бог:

 

Какие есть кеннинги Хёнира? Его зовут «сотрапезником, попутчиком и собеседником Одина», «проворным асом», «длинною ногой» и «[глиняным] конунгом»[5].

 

Кеннинги, характеризующие Хёнира через отношение к Одину, вполне понятны, но что значит «длинная нога» и «глиняный (или тинистый, илистый) конунг»? Некоторые исследователи (например, Джон Линдоу) предполагают, что Хёнир ассоциировался с аистом или журавлем — длинноногой болотной птицей.

 

Не исключено, что он и впрямь как-то связан с болотистыми местностями на морском побережье. В конце концов, некоторые божества, близкие Одину, тоже связаны с топями и водой: богиня Сага живет в чертоге под названием Сёкквабекк («погруженная скамья»), а жилище Фригг носит название Фенсалир («болотный чертог»).

 

Как уже было сказано, некоторые исследователи считают Хёнира богом прорицания. Основой для такой интерпретации служит строфа из 63 из «Прорицания вёльвы»:

 

Хёнир берет

прут жеребьевый,

братьев обоих

живут сыновья

в доме ветров —

довольно ли вам этого?[6]

 

Обычно это понимают как указание на то, что Хёнир способен предсказывать будущее. Ранее в том же «Прорицании вёльвы» сообщается, что Один, Вили и Ве сотворили первых людей, а в «Видении Гюльви» это же деяние приписывается Одину, Лодуру (вероятно, Локи) и Хёниру. Таким образом, Хёнир — единственный из троих — действует и в начале времен, и после гибели мира; он единственный из древних богов, кто выжил, чтобы поведать всю историю.

 

Эта гипотеза согласуется с теорией Кевина Уоннера, согласно которой Хёнир олицетворяет память. Без него деяния Одина и прочих асов погибли бы вместе с ними в день Рагнарёка. Хёнир — это поэтическое бессмертие; потому-то он и остается в живых. Правда, на чисто человеческом уровне возникает вопрос: будет ли он скучать по своим дорожным товарищам или наконец-то вздохнет спокойно?

 

Выдвигались и другие предположения, связанные с единственным мифом, в котором Хёнир действует более активно, чем обычно, — это миф о войне между асами и ванами, в котором его вместе с Мимиром отправляют заложниками к ванам («Сага об Инглингах», IV). По заключении мирного договора ваны отдали асам «Ньёрда Богатого и сына его Фрейра», асы же «дали в обмен того, кто звался Хёниром, и сказали, что из него будет хороший вождь. Он был большого роста и очень красив. Вместе с ним асы послали того, кто звался Мимиром, очень мудрого человека…»[7]

 

Вскоре, однако, ванам пришлось пожалеть о своей щедрости:

 

Когда Хёнир пришел в [Ванахейм], его сразу сделали вождем. Мимир учил его всему. Но когда Хёнир был на тинге или сходке и Мимира рядом не было, а надо было принимать решение, то он всегда говорил так: «пусть другие решают».

 

В конце концов, ванам это надоело, и они поняли, что их провели. Хёнира они трогать не стали (возможно, потому, что он был близким другом Одина), но Мимиру отрезали голову и отослали ее обратно асам. «Один взял голову Мимира и натер ее травами, предотвращающими гниение, и произнес над ней заклинание, и придал ей такую силу, что она говорила с ним и открывала ему многие тайны».

 

На первый взгляд, в этой истории Хёнир выглядит эдаким глуповатым красавцем, и кажется понятным, почему асы поспешили от него избавиться при первой возможности. На ум приходит миф о Пандоре и его символический смысл: красивая обертка, под которой скрываются неприятности. Вдобавок, несложно понять, почему Хёнира некоторые называют «богом нерешительности».

 

Другие, однако, толкуют его роль в этом мифе как указание на то, что сила Хёнира — именно в молчании, а сам, он, соответственно, — бог молчания или благоразумия. Так, Жорж Дюмезиль считает Хёнира воплощением «разумной осмотрительности» (в противоположность Локи, олицетворяющему опрометчивую хитрость), а Хильда Эллис-Дэвидсон отмечает, что в скандинавской традиции молчаливость считается более верным признаком мудрости, чем разговорчивость. И действительно, в «Речах Высокого» — изречениях, приписываемых самому Одину, — мы читаем:

 

 Умом пред людьми

похваляться не надо —

скрывать его стоит;

если мудрец

будет молчать —

не грозит ему горе,

ибо нет на земле

надежнее друга,

чем мудрость житейская (6).

 

Таким образом, Хёнира можно противопоставить Локи так же, как в ирландских сагах мудрый, но молчаливый Сенха противопоставляется Брикриу, который тоже сеет раздоры, но навлекает на себя беду собственным злоязычием.

 

Продолжение следует...

 

Хёнир, память и вдохновенная речь

 

Автор: Шина Макграт (c)

Перевод: Анна Блейз (с)

 

 

Третьи рассматривают Хёнира и Мимира как двух взаимодополняющих богов. Маргарет Клюниз-Росс проводит параллель между ними и воронами Одина — Хугином и Мунином, Мыслью и Памятью. Хёнир, с ее точки зрения, — это рассудок, который способен видеть лишь настоящее и будущее, а потому сам по себе, без опоры на память (Мимира), бесполезен. Указывая, что Одину (судя по его словам в «Речах Гримнира») «страшней за Мунина», чем за Хугина[8], исследовательница толкует это как указание на особо важную роль,  которую играла память в дописьменных культурах.

 

Известно также, что Один очень высоко ценил Мимира. В «Прорицании вёльвы», 46 он беседует с «черепом Мимира» накануне Рагнарёка, а в «Речах Сигрдривы», 14 в уста Мимира вложена речь о рунах («…тогда голова / Мимира молвила / мудрое слово / и правду сказала…»).

 

Может показаться, что существует два Мимира: обезглавленный бог, о котором речь шла до сих пор, и некий великан, упоминаемый в «Прорицании вёльвы», 28[9] и в других источниках. Не исключено, однако, что они тождественны друг другу. В кельтских мифах фигурируют отрубленные головы, обитающие в источниках и изрекающие пророчества. В греческой мифологии Орфей тоже был обезглавлен, и голова его плыла по водам, не прекращая петь, а затем ее выловили и перенесли в пещеру, где она стала оракулом. Таким образом, можно предположить, что «Сага об Инглингах» повествует именно о том, как Мимир-великан превратился в вещую голову.

 

Принадлежностью к племени великанов могут объясняться его обширные познания в истории прошлого. Как известно, категория «великанов» достаточно гибкая, и не исключено, что Мимир причисляется к «великанам» не по родству, а по аналогии с другими древними и многознающими созданиями (такими, как Вафтрудир).

 

Одно из прозваний Мимира — Сёккмимир, Мимир Глубинный, — возвращает нас к образу Хёнира по ассоциации с глубинами вод, влажностью и сыростью. Тот же корень, sökk(va), мы встречаем в названии чертога богини Саги — Сёкквабекк, «затонувшая скамья» или «погруженная скамья». Имя Сага (Saga) означает «сказание» или «история», а ее чертог описывается в «Речах Гримнира», 7:

 

 Четвертый — то

Сёкквабекк,

плещут над ним

холодные волны;

там Один и Сага

пьют каждый день

из чаш златокованых.

 

Имя этой богини естественным образом наводит на предположение, что Сага знает историю прошлого и делится своими знаниями с Одином.

 

Сага — служанка Фригг, а Фригг живет в чертоге под названием Фенсалир («болотный чертог») и ведает судьбы всего живого. Как говорит Фрейя в «Перебранке Локи», 29, «все судьбы Фригг, / я думаю, знает, / хоть в тайне хранит их».

 

Напомним, что кеннинги Хёнира «илистый конунг» и «длинная нога» наводят многих исследователей на ассоциации с болотными птицами, в особенности с черным аистом, которого называют «ласточкой Одина» (odensvala) и который, в отличие от белого аиста, обитает в лесах и избегает населенных местностей.

 

Итак, Хёнир живет на берегу или на мелководье, а Мимир — в глубинах вод. Этим может объясняться их сотрудничество: Хёнир выступал глашатаем Мимира до тех пор, пока ваны не обезглавили последнего. Надо полагать, после магических обрядов, проведенных Одином над его головой, Мимир перестал нуждаться в посредниках.

 

Еще одно соображение: если Мимир и впрямь великан, то перед нами очередной пример того, как боги силой захватывают сокровища, прежде принадлежавшие великанам. Луис Брэгг и Жаклин Симпсон предполагают даже, что в первоначальной версии мифа Мимира убил сам Один, и в подтверждение этому приводят строфу 50 из «Речей Гримнира»:

 

У Сёккмимира я

был Свидур и Свидрир,

старого турса

перехитрил я,

Мидвитнира сына

в схватке сразив, —

 

и упомянутое выше место из «Речей Сигрдривы» (строфы 13—14):

 

Хрофт разгадал их [руны]

и начертал их,

он их измыслил

из влаги такой,

что некогда вытекла

из мозга Хейддраупнира

и рога Ходдрофнира.

 

Стоял на горе

в шлеме, с мечом;

тогда голова

Мимира молвила

мудрое слово

и правду сказала…

 

Никаких прямых указаний на убийство здесь не содержится, но при желании эти строфы вполне можно истолковать как то, что Один обезглавил великана, а затем прибегнул к магии, чтобы сохранить его мудрость. Эта теория вписывается в общую схему, в которой великаны предстают как хранители богатств и знаний, а боги — как похитители этих сокровищ.

 

Мимир, как нетрудно заметить, входит в обе категории: с ванами он не говорит, но впоследствии беседует с Одином и делится с ним своими знаниями.

 

Уильям Сэйерс интерпретирует пару Мимир-Хёнир и сюжет об обмене заложниками с ванами по-своему:

 

Хёнир как заложник олицетворяет потенциальную силу, ограниченную и связанную. Но когда он говорит, эта сила высвобождается. Можно предположить, что его высказывания носят приказной или побудительный характер: вдохновенная мысль, будучи выражена в словах, преображает и определяет внешнюю реальность.

 

Как уже отмечалось, в дописьменных культурах, память играет особенно важную роль — и при этом, как правило, тесно связана с поэтическим искусством. Поэтому не исключено, что Хёнир говорит стихами; Сэйерс сравнивает его с ирландским бардом Сенхой и валлийским Гвальхмаи — оба они, как и Хёнир, ассоциируются с птицами и обладают пророческим даром. Исследовательница Джуди Куинн отмечает непроизвольный характер вдохновения и прорицания, которые в силу своей пассивности часто ассоциируются в скандинавских сагах с женщинами. Эта тема возвращает нас к образу Хёнира, который предоставляет другим принимать решения и выступает в роли прорицателя после Рагнарёка.