Богиня Сигюн

[Настя]

Сигюн

Сигюн — вторая жена Локи и единственная (вероятная) представительница рода асов, которой мы уделили место в этой книге. (Почти все считают, что Сигюн родилась среди асов, хотя точных данных об ее происхождении в письменных источниках нет.) Причина этому такова, что Сигюн — одна из очень немногих асов, кому довелось сочетаться с йотуном прочным браком, и единственная, кто решительно и бесповоротно отверг своих кровных родичей. Когда асы убили ее сына, связали Локи его кишками и заточили в подземной пещере, Сигюн осталась с мужем. Она собирает в чашу жгучий яд змеи, подвешенной над головой Локи. Когда ей приходится отойти, чтобы опорожнить наполнившуюся чашу, капли яда падают Локи на лицо и он корчится в муках.

Как нередко говорят те, кто работает с Сигюн, у нее есть и другая сторона. Сигюн — это невеста-дитя, которую Локи некогда получил в жены как побратим Одина, принятый в Асгард. В этой своей ипостаси Сигюн застенчива, невинна и очень юна. Таковы два лика этой не самой известной из богинь; и в обеих этих ипостасях она — богиня открытого сердца и совершенной любви.


Сигюн: кроткая жена Локи
Галина Красскова

С Сигюн, женой Локи, я познакомилась лишь через много лет после того, как стала жрицей Одина и подругой Локи. До этого у меня не складывалось сколько-нибудь серьезных или близких отношений ни с одной из скандинавских богинь, так что глубокая симпатия, которую вызвала у меня Сигюн, стала сюрпризом — очень приятным и тем более неожиданным, что Сигюн оказалась совершенно непохожа на всех остальных богинь, которых я когда-либо любила. В письменных источниках о Сигюн сказано очень мало. Она упоминается всего в трех песнях «Старшей эдды», и все три раза — только как жена Локи, которая остается рядом с ним в пещере, где он лежит связанный, и держит чашу, собирая в нее яд змеи, которую Скади повесила у Локи над головой, чтобы усугубить его наказание. Сообщается также, что она родила от Локи двоих сыновей — Нарви и Вали, первый из которых был убит в тот же день, когда асы связали Локи и заточили его в пещере.

Впрочем, в «Драпе о Торе» есть один интересный кеннинг или хейти Сигюн — «Оковы заклинаний» (galdrshapt). Но он нигде не объясняется, и остается только гадать, какая священная история за ним стояла и какие новые стороны силы этой богини она могла бы открыть. Лично я предполагаю, что Сигюн способна каким-то образом противостоять магическим заклинаниям и чарам (в связи с этим вспоминается перечень заклинаний из «Речей Высокого», где упомянуты чары и для сковывания врагов, и для освобождения от оков).

Как ни печально, Сигюн слишком часто остается в тени, далеко уступая в известности таким популярным асиньям, как Фрейя или Фригг. Я слышала немало уничижительных интерпретаций ее роли: многие считают ее безвольной и покорной игрушкой в руках коварного манипулятора. Но людей, которые действительно встречались и хоть как-то взаимодействовали с этой богиней, можно пересчитать по пальцам, и я могу сказать, почему: Локи старается защитить ее от любых возможных неприятностей. И это тоже понятно: мне самой случалось сталкиваться с запретом на ее почитание в тех группах, которые неодобрительно относятся к Локи. И могу добавить, что она — как ни одно из других знакомых мне божеств — вызывает страстное желание взять ее под опеку. Странная, надо сказать, особенность для божества! Но изо всех своих знаний, которые я обрела на духовном пути, в одном я уверена абсолютно: Локи любит Сигюн сильнее всех на свете, и только она одна хранит ключ к его сердцу.

Я и представить себе не могла, что когда-нибудь полюблю такую удивительно кроткую богиню. Сигюн предпочла прийти ко мне в образе нежной и застенчивой девочки-невесты. И меня поразило, что какое-то божество осознанно может избрать для себя столь юный облик. Ни с чем подобным я прежде не сталкивалась; но я всегда полагала, что боги сами должны решать, как и в каком обличье им с нами общаться, так что я приняла и приветствовала ее такой, как она есть. А как было не принять? Она оказалась совершенно прелестной девочкой (надеюсь, мои слова не покажутся слишком высокомерными). Она просто пленила меня невинностью, своей игривостью, своим кротким нравом. Я всю жизнь гордилась своим образом неумолимой воительницы, но при виде такого очаровательного создания оставалось лишь упасть на колени и заплакать от счастья.

И вот я начала развивать отношения с этой богиней — но тут меня поджидал еще один сюрприз, на этот раз не столь приятный. Оказалось, что сведений о ней — очень мало, и меня это огорчило до крайности. Я уверена, что далеко не ко всем она приходит в таком обличье, которое избрала для общения со мной. Но мало того, что в источниках о ней отыскалось лишь несколько строк, так еще и во всем содружестве северных язычников я не нашла ни одного человека, который чтил бы ее как богиню.

К счастью, с тех пор ситуация изменилась и в последние годы у Сигюн стали появляться почитатели. Но тогда мне казалось, что я — единственная. Впрочем, многие связанные с ней вопросы не прояснились до сих пор, — например, вопрос ее происхождения. Мне бы очень хотелось узнать, кто ее родители и из какого племени она происходит — из ванов, асов или, быть может, альвов? По моему НЛГ, она — найденыш, воспитанница Ньорда и его детей, когда-то пленившая сердце Локи с первого взгляда. Но моя близкая подруга, служительница Сигюн и Локи, утверждает, что Сигюн наверняка из йотунов: ведь если бы Локи взял себе жену из асов или ванов, в эддах не преминули бы это отметить. Она тоже любит эту богиню всей душой и дала ей красивое имя: Госпожа Постоянства. В ее видениях Сигюн — не дитя, а взрослая женщина, служащая для Локи неисчерпаемым источником силы и непоколебимо надежной опорой.

Ко мне же Сигюн по-прежнему иногда приходит в образе нежной и застенчивой девочки. Ее уроки преображают душу не в меньшей степени, чем все, чему учит, допустим, Локи или Один, но как наставница она — ласковая и веселая, словно ребенок. Лично я воспринимаю ее как богиню любви и верности. Она открыла мне тайны моего собственного сердца и научила видеть красоту и божественность даже в самых, казалось бы, незначительных мелочах. Более того, она научила меня играть — раньше я совершенно этого не умела. И, самое главное, она помогла мне понять, что такое любовь, не знающая страха, и увидеть великую силу, скрытую в нежности. Большую часть жизни мне приходилось учиться справляться со своим гневом, и долгие годы я пыталась усвоить суровые уроки различных богинь-воительниц. Однако именно Сигюн, как это ни удивительно, открыла передо мною верный (я надеюсь!) путь к самоконтролю и равновесию. Я больше не считаю, что проявления нежности — это признак слабости, и больше не презираю в себе детское удивление перед чудесами мира — склонность, которую я много лет старалась скрывать как недостойное.

Да, в Сигюн есть сила, а когда она является в образе жены Локи в пещере, переполняющая ее скорбь трогает меня до слез. Но, в то же время, есть в ней и проказливое любопытство, и милая беззащитность, и глубокое милосердие, в ответ на которое мое сердце раскрылось перед ней, как ни перед каким другим божеством. Возможно, именно в силу своей непритязательности ей удается проникать в такие сокровенные уголки души, путь в которые давно заказан даже богам. Она дарует утешение, и в ней обретаю надежное прибежище, когда зов долга становится чересчур тягостным.

Она такая милая! Просто не могу подобрать другого слова. И в ней совершенно нет притворства. Когда Локи познакомил меня с ней, я решила собрать специальный алтарь в ее честь — только для нее одной. И, разумеется, ничего подобного этому алтарю у меня никогда еще не было. На нем лежат разные симпатичные вещицы — кристаллы розового кварца, который я вообще-то никогда не ношу, детские игрушки… Подумать только, Сигюн требует покупать ей куклы и плюшевых зверюшек! Терпеть не могу психологический жаргон, но Сигюн — это богиня, которая помогает нам исцелить нашего «внутреннего ребенка», и выразить эту мысль по-другому было бы сложно. Противостоять желанию заботиться о ней почти невозможно. Мало того, что я сама покупаю ей игрушки, так еще и мои знакомые, которые тоже ее почитают, стали приносить подарки на ее алтарь, и это, по-моему, невероятно трогательно. Так у Сигюн собралась целая корзинка игрушек и конфет. Я же теперь твердо уверена, что она — богиня внутреннего ребенка, способная исцелить любые сердечные раны, если дать ей хотя бы небольшой шанс. В своей «детской» ипостаси она немного сумасбродна и, похоже, «заражает» этим качеством и тех, кто ее любит. Не знаю, в каких еще образах она приходит к другим, но для общения со мной она определенно предпочитает именно этот облик, хотя однажды мне довелось увидеть и ее грозный лик. В той ситуации одному ребенку грозила опасность, и Сигюн проявила невероятную свирепость, достойную самой Кали Ма, хотя при этом от нее исходило ощущение глубокой печали и горя.

Я вижу ее еще и как богиню детей, обделенных вниманием и заботой. Все, что я о ней знаю, можно образно выразить так: Сигюн нежно прижимает к груди сломанные вещи. Смеется она прелестно — и она всем сердцем предана Локи. Мне она всегда казалась очень уязвимой, как маленькая девочка, которая любит свои игрушки, любит посмеяться и хочет, чтобы ее любили, — и Локи действительно очень любит ее. По моему НЛГ, он познакомился с ней за много лет до того, как они стали мужем и женой. История этих лет, наполненных влюбленным ожиданием, не сохранилась в литературных источниках, но мне хотелось бы узнать о ней больше.

Честно сказать, меня до глубины души трогают нежная забота и защита, которыми Локи окружает свою молодую жену. Мы общались с ним целых два года, прежде чем он решил познакомить меня с нею. И она такая застенчивая, просто невероятно! Мне и самой хочется защищать ее всеми силами, как если бы она была маленькой девочкой, вверенной моему попечению. Познакомившись с Сигюн, я не только открыла для себя новую богиню, исцелившую мое сердце от таких ран, которые я давно считала неизлечимыми; я еще и увидела Локи с совершенно новой, неожиданной стороны — как любящего и заботливого мужа-защитника. Сигюн научила меня открываться и принимать богов со всей невинностью и доверчивостью ребенка. Кроме того, она помогает нам снимать личины и разрушать стены, которыми мы окружаем собственные души, — и делает это так мягко и ласково! Мне кажется, что даже другие боги в ее присутствии расслабляются и становятся менее настороженными, и это обернулось для меня еще одним невероятным ценным даром: я смогла увидеть с другой стороны тех богов, которых давно люблю и знаю, — Локи и Одина. Сама она говорит: даже богам иногда бывает нужно утешение.

Что касается подношений Сигюн, то она, как и многие дети, любит всякие пушистые, мягкие, симпатичные вещицы и игрушки, которые приносят смех и радость. На ее алтаре всегда много цветов, особенно розовых роз. Много сердечек — лично я дарю ей сердечки из флюорита, лабрадорита и розового кварца. Сигюн любит жемчуг и всевозможные украшения, а еще — плюшевых зверьков, особенно кроликов, стрекоз и коров (тут, я думаю, не обошлось без Аудумлы — Сигюн каким-то образом связана с Аудумлой и самыми истоками творения, но как именно — мне пока не дают понять.) Одна моя приятельница специально смотрит «Покемонов» и некоторые детские анимэ-сериалы, чтобы порадовать Сигюн; даже я поддалась и посмотрела ради нее «Звуки музыки» [1] — просто чтобы услышать, как она хихикает. Насколько я понимаю, ее священное растение — расторопша, хотя вообще подойдут любые лекарственные травы. Кроме того, Сигюн побудила меня собирать коллекцию ключей (в древних скандинавских культурах ключ — символ женской власти в доме) и настаивает, чтобы во всех церемониальных мероприятиях я носила на поясе большой железный ключ викторианской эпохи. Иногда я покупаю ей ожерелья и бусины; мне доводилось видеть, как она играет с бусинами, симпатичными коробочками и прочим в таком же духе.

Для меня не может быть ничего ужаснее, чем узнать, что Сигюн чем-то огорчена или расстроена. Я знаю, что она способна представать как сильная, независимая и самостоятельная богиня. Просто для меня она избрала именно такую ипостась. И я знаю других людей, к которым она приходит в таком же обличье. Почитая ее в этом облике, принимая ее выбор, я ни в коем случае не пытаюсь принизить эту великую богиню, чье имя, между прочим, означает «госпожа победы». Сигюн — одна из самых светлых богинь, с какими мне когда-либо доводилось работать, и своих последователей она учит доброте, веселью и оптимизму. Ее основные качества — верность, преданность, любовь, счастье и поразительная невинность. Сигюн — это, в первую очередь, богиня, открывающая сердца.

Если вернуться к литературным источникам, то главная тайна Сигюн — в том, что она выдержала непосильное. Она сознательно избрала тот путь, который указало ей сердце, и выстояла перед лицом немыслимой утраты, горя и страданий. Испытание, которое понес Локи в пещере (возможно, центральный элемент его мифа), — это и ее испытание. И разница — в том, что Сигюн приняла его осознанно. В наши дни многие усматривают в ее характере признаки чрезмерной пассивности, покорности и жертвенности. Не знаю, почему к ней относятся именно так, — то ли потому, что она встала на защиту Локи, который все еще остается весьма неоднозначной фигурой в мировоззрении современных язычников (а ничего другого о ней, кроме этого факта, из письменных источников мы не знаем), то ли потому, что она нигде не изображается дерзкой и сексуально независимой, как Фрейя. Так или иначе, очень неприятно, что многие сбрасывают со счетов ее силу, верность и постоянство только на том основании, что эти качества она проявляет преимущественно в семейной жизни.

Мне представляется, что мир Сигюн определялся любовью: любовью к мужу, к детям, к семье в целом. Ее кроткая, мирная сила стала тихой гаванью для самого экстравагантного и огненного из богов. Принимать ее нежность за слабость — большая ошибка. И если мы нигде не встречаем ее вне связи с семьей и домом, это вовсе не означает, что она слаба. Это означает, что она превратила свой дом в inangard, священное убежище, для бога, который прежде оставался фактически бездомным. Она дала ему пристанище, уравновесила его, приняла и, самое главное, полюбила. И это был ее выбор. Здесь кроется камень преткновения для многих современных последователей феминизма: если мы признаем за женщинами полную свободу решений и действий, то должны признать и то, что иногда эта свобода может выражаться в осознанном и добровольном принятии такого образа жизни, который нам самим пришелся бы не по вкусу. Не могу отделаться от подозрения, что Сигюн так легко сбрасывают со счетов именно потому, что по сути своей она — Hausfrau, а в современном мире эту роль слишком часто обесценивают.

Несколько лет назад один мой друг, христианский священник, заметил типичную для языческого сообщества негативную динамику многих дискуссий и, заранее извинившись, обратился ко мне с вопросом: «Где же в вашей вере — любовь? Где сострадание?» Тогда мне пришлось ответить, что она — не в письменных источниках, а в тех уроках, которые боги преподают нам напрямую (если мы не допускаем, что нечто подобное состраданию и любви кроется за традиционными законами гостеприимства). Но с тех пор я сама (надеюсь) укрепилась в вере, поскольку (определенно) стала ближе к Сигюн. И теперь у меня есть ответ на вопрос моего друга: Сигюн. Все, что мы когда-либо сможем узнать о любви, сострадании и многих других добродетелях, заключено в ней самой и в ее уроках. Где в нашей религии любовь? В Сигюн. Где сострадание? В ее сердце. И, возможно, те из нас, кто исключает Сигюн и ее семью из круга почитаемых божеств, невольно отворачиваются и от всех этих добродетелей.

История Сигюн — это история победы: победы над невыносимо тяжелыми обстоятельствами, над болью, утратой, отчаянием и гневом. Сигюн вытерпела все, и в этом — ее торжество. Как однажды сказала Фуэнсанта Арисменди Пласа, страстная поклонница Сигюн, сила этой богини — в ее сердце. Ее сердце непобедимо.

Каждый раз, когда я слышу кеннинг Локи «бремя рук Сигюн», мне приходит на ум «Пьета» Микеланджело — не римская, а та, что хранится в галерее Уффици во Флоренции. На этой картине изображены Мария, Иосиф и Магдалина, поддерживающие тело Христа, и видно, что их гнетет не только физическая тяжесть мертвого тела, но тяжесть горя. Микеланджело удалось передать самую суть природы горя: оно — тяжелее всего на свете. Об этом говорит в «Короле Иоанне» Шекспира королева Констанция, потерявшая сына: скорбь «так тяжела <…> что лишь земля могучая могла бы снести ее» [2]. Вот какая сила заключена в Сигюн! Она вынесла невыносимое. И в ее испытании нет никакого притворства, никакого ложного блеска.

С такими испытаниями, как у Одина, дело иначе. Девять дней — и все позади. Вырвать себе глаз — и все позади. Не хочу показаться непочтительной, но Сигюн не знает, когда закончится ее испытание — и закончится ли вообще хоть когда-нибудь. Не говоря уже о том, что скорбь по умершему ребенку не проходит никогда (впрочем, это понимает и Один). И во всем этом нет никакой романтики: ты просто делаешь то, что положено, делаешь и делаешь, снова, и снова, и снова, — а это очень непопулярно. Никакого пафоса, никакого драматического заламывания рук, и никто не поет тебе дифирамбов. Страшная штука — сердце.

— Фуэнсанта Арисменди Пласа



И, наконец, Сигюн держится с невероятным достоинством — и как богиня, и как женщина. Об этом почему-то редко упоминают даже те, кто постоянно воздает ей почести. Она исполнена такого достоинства, какое редко можно встретить даже среди богов. Она никогда не жалуется. Она ничего не объясняет. Она никого не винит. Она никогда не выставляет напоказ и не подчеркивает свою боль и тяжесть того, что ей приходится делать. Она никогда не ищет и уж, тем более, не требует внимания. Она просто делает то, что нужно, и считает, что ее дела должны говорить сами за себя, а жаловаться на судьбу — ниже ее достоинства. Во всем этом чувствуется великое благородство.

— Фуэнсанта Арисменди Пласа

[Настя]

Призывание Сигюн
Галина Красскова

Кроткая богиня,
Научи меня играть
И радоваться, как ты,
Крошечным милым вещицам.
Научи меня нежности,
Сладости песни твоей.
Я хочу петь
Так же, как ты поешь,
Когда тебя слушает Локи.
Я хочу быть одной из тех,
Кого ты так бережно держишь
В нежных руках,
Ярким цветком на твоей груди.
Научи меня любить
Так же, как любишь ты:
Не требуя ничего.


Песнь Сигюн
Галина Красскова

Меня называют презренной.
Меня попытались сдержать, увести оттуда.
Мое сердце лежит в оковах:
Его терзают за правду, которую он сказал.
Мы знали давным-давно, что станется с нами.
Когда родился мой сын,
Я уже знала: его у меня отнимут.
Я сама была как дитя: куда мне решать такое!
Но я отдала добровольно.
Я храню в алебастровой вазе
Свою память, и боль, и гнев.
Меня попытались сдержать, увести оттуда
(Последнее святотатство!
Как будто бы я могла отречься от сердца!),
Разлучить с ним навеки,
Когда над его головой —
Змея, что вобрала в себя всю ярость Мидгарда!
Они попытались.
Но разве могла я уйти?
Я смотрела, как он лежит, окован их страхом,
Их стыдом,
Их жестокой, жестокой болью.
Я взглянула ему в глаза.
Я увидела горе,
Досаду —
Что они до такого дошли,
И любовь.
Разве знали они, как сильно он может любить,
И, любя, все же делать такое,
Чего бы не сделал никто?
Но все, что он делал, было ради любви
И еще — ради правды,
Закона, которым нельзя пренебречь.
Даже мы ему служим — стальному закону Древа.
Глаза его вспыхнули болью,
Когда плоть его сына стала ему цепями.
Я увидела муку его.
Разве могла я уйти?
И я взбунтовалась.
Я подхватила маску, которую муж мой
Носил ради них так охотно.
В сердце своем я прикрылась этой личиной
И показала им зеркало
Скрытой в ней истины,
Острой, как нож.
И я закричала — впервые,
И крик мой разнесся эхом по Древу миров.
Клятвопреступники, все вы!
То, что он вам сказал, — это правда!
Он всего лишь вернул вам
Ваш же собственный яд.
Я закричала — впервые.
Закаменев, собрала я
Кровавые клочья плоти —
Все, что осталось от сына, —
Ошметки боли моей.
Я села с ним рядом — ну что ж,
Попытайтесь меня увести!
Я — не они.
Я ничего не забуду.
Я погладила щеку его
И рот, окровавленный горьким молчаньем,
Я сплела его с пальцы с моими
И взяла его боль.
Он ни разу не вскрикнул,
Не пролил ни единой слезы,
Лишь смотрел мне в глаза
Неотрывно.
Наши души разорваны в клочья,
Но мы
Будем жить, когда кончится мир.
Мы живые. Мы чувствуем боль.
Яд, обжигающий руки,
Которыми я закрываю
Сердце мое, —
Ничто перед горем, которое мы провидим.
Они не увидели дар, который мы им несли.
Как же быть с ним теперь,
Когда его так небрежно
Швырнули в змеиную яму?
Я останусь с ним рядом,
И он не покинет меня в моей муке.
Я всё исцелю, я стану Матерью всем:
Может быть, я останусь одна,
Кому еще будет под силу
Исцелить этих глупых детей —
Богов, играющих в игры.

Перевод с англ. Анны Блейз

[Настя]

Сигюн 

 

Сигюн (Sigyn)— богиня, жена Локи. Упоминается в «Младшей Эдде» («Видение Гюльви», «Язык поэзии», «Списки имен»), и в двух песнях «Старшей Эдды» («Прорицание Вёльвы» и «Перебранка Локи»). Сведений о ней крайне мало: известно, что она жена Локи, что родила ему двоих сыновей (Нари и Нарви согласно «Перебранке Локи» и Нари/Нарви и Али/Вали согласно «Младшей Эдде») и осталась держать чашу для яда над связанным мужем. 

 

Происхождение Сигюн неизвестно. В «Книге йотунов» Р. Кальдеры предполагается, что она йотун, но я считаю, что она урожденная асинья, т. е. из рода Одина. В подтверждение этого у меня есть только догадки и рассуждения. Не обошлось тут и без сравнений, в результате чего образ Сигюн предстал более ярким и сложным, чем это отражено в капле сведений о ней. 

 

Во-первых, везде, где указана ее принадлежность к богам, Сигюн фигурирует только как асинья: и «Списках имен», и на пиру в Асгарде, куда приехал Эгир. Про богинь из рода великанов есть соответствующие мифы о переходе их в асы, о Сигюн — нет. 

 

Во-вторых, на ответном пиру у Эгира ни в «Языке поэзии», ни в «Перебранке Локи» Сигюн уже нет среди присутствующих. Т.е. она осталась дома, в Асгарде. 

 

В-третьих, Сигюн не стала мстить асам за мужа и за сыновей. Хотя женщины — главные мстительницы и подстрекательницы в скандинавском эпосе. Примеры: богиня Скади отправилась мстить за отца, а героини Гудрун и Сигню мстили за братьев (Сигню и за отца) семьям своих мужей, убивая даже собственных детей от них. Во всех случаях месть за братьев и отцов была на первом месте, их жизнь явно была дороже жизни мужей и детей. При этом Гудрун не мстила своим братьям за мужа, хотя знала, что они виновны, т. е. братья превыше мужа, даже если совершают злодеяние. Так же поступает и Сигюн: она знает, кто связал ее мужа кишками ее же сына, но вместо мести или хотя бы подстрекательства она просто остается с Локи. Такое возможно только если среди асов ее родные отец и\или братья. 

 

В-четвертых, богини-йотунши или ваны, даже ставшие асиньями — Скади, Герд, Ринд, Фрейя — часто нарушают правила поведения женщины, а то и не соблюдают свою гендерную роль. Скади присущи многие черты мужчины — она мстит лично, а не через родственников мужского пола; подобно великанам-мужчинам, желавшим прекрасную Фрейю, требует красивейшего из асов — Бальдра; она сохраняет за собой владение Трюмхеймом и открыто меняет Ньёрда на Одина. Герд отказывается от брака с одним из наиболее уважаемых асов, и ее только что не силой выдают за Фрейра. Ринд несговорчива и отказывает трижды в грубой, оскорбительной форме, поднимая руку на Одина. Фрейя не только превосходит остальных богинь по числу любовников, но и спит с родным братом (согласно «Саге об Инглингах», так принято у ванов и запрещено у асов). Сигюн же по верности и «правильности» можно сравнить разве что с Нанной, дочерью Непа, сына Одина, в меньшей степени с Фригг и Идунн. 

 

Сигюн, верная асинья, жена побратима Одина, страдает из-за преступлений мужа, теряя сыновей. Она оказывается зажатой между горем и родственными связями, месть для нее невозможна, и единственный выбор, который остается ей — облегчать страдания Локи, не давая яду упасть на его лицо. Так из асиньи, подобной Нанне и Фригг, Сигюн превращается в женщину с чашей, полной яда, ожидающую Рагнарёка.

[Настя]

Сигюн: кроткая жена Локи

Автор: Галина Красскова (c)

Перевод: Анна Блейз (с)

 

С Сигюн, женой Локи, я познакомилась лишь через много лет после того, как стала жрицей Одина и подругой Локи. До этого у меня не складывалось сколько-нибудь серьезных или близких отношений ни с одной из скандинавских богинь, так что глубокая симпатия, которую вызвала у меня Сигюн, стала сюрпризом — очень приятным и тем более неожиданным, что Сигюн оказалась совершенно непохожа на всех остальных богинь, которых я когда-либо любила. В письменных источниках о Сигюн сказано очень мало. Она упоминается всего в трех песнях «Старшей эдды», и все три раза — только как жена Локи, которая остается рядом с ним в пещере, где он лежит связанный, и держит чашу, собирая в нее яд змеи, которую Скади повесила у Локи над головой, чтобы усугубить его наказание. Сообщается также, что она родила от Локи двоих сыновей — Нарви и Вали, первый из которых был убит в тот же день, когда асы связали Локи и заточили его в пещере.

 

Впрочем, в «Драпе о Торе» есть один интересный кеннинг или хейти Сигюн — «Оковы заклинаний» (galdrs hapt). Но он нигде не объясняется, и остается только гадать, какая священная история за ним стояла и какие новые стороны силы этой богини она могла бы открыть. Лично я предполагаю, что Сигюн способна каким-то образом противостоять магическим заклинаниям и чарам (в связи с этим вспоминается перечень заклинаний из «Речей Высокого», где упомянуты чары и для сковывания врагов, и для освобождения от оков).

 

Как ни печально, Сигюн слишком часто остается в тени, далеко уступая в известности таким популярным асиньям, как Фрейя или Фригг. Я слышала немало уничижительных интерпретаций ее роли: многие считают ее безвольной и покорной игрушкой в руках коварного манипулятора. Но людей, которые действительно встречались и хоть как-то взаимодействовали с этой богиней, можно пересчитать по пальцам, и я могу сказать, почему: Локи старается защитить ее от любых возможных неприятностей. И это тоже понятно: мне самой случалось сталкиваться с запретом на ее почитание в тех группах, которые неодобрительно относятся к Локи. И могу добавить, что она — как ни одно из других знакомых мне божеств — вызывает страстное желание взять ее под опеку. Странная, надо сказать, особенность для божества! Но изо всех своих знаний, которые я обрела на духовном пути, в одном я уверена абсолютно: Локи любит Сигюн сильнее всех на свете, и только она одна хранит ключ к его сердцу.

 

Я и представить себе не могла, что когда-нибудь полюблю такую удивительно кроткую богиню. Сигюн предпочла прийти ко мне в образе нежной и застенчивой девочки-невесты. И меня поразило, что какое-то божество осознанно может избрать для себя столь юный облик. Ни с чем подобным я прежде не сталкивалась; но я всегда полагала, что боги сами должны решать, как и в каком обличье им с нами общаться, так что я приняла и приветствовала ее такой, как она есть. А как было не принять? Она оказалась совершенно прелестной девочкой (надеюсь, мои слова не покажутся слишком высокомерными). Она просто пленила меня невинностью, своей игривостью, своим кротким нравом. Я всю жизнь гордилась своим образом неумолимой воительницы, но при виде такого очаровательного создания оставалось лишь упасть на колени и заплакать от счастья.

 

И вот я начала развивать отношения с этой богиней — но тут меня поджидал еще один сюрприз, на этот раз не столь приятный. Оказалось, что сведений о ней — очень мало, и меня это огорчило до крайности. Я уверена, что далеко не ко всем она приходит в таком обличье, которое избрала для общения со мной. Но мало того, что в источниках о ней отыскалось лишь несколько строк, так еще и во всем содружестве северных язычников я не нашла ни одного человека, который чтил бы ее как богиню.

 

К счастью, с тех пор ситуация изменилась и в последние годы у Сигюн стали появляться почитатели. Но тогда мне казалось, что я — единственная. Впрочем, многие связанные с ней вопросы не прояснились до сих пор, — например, вопрос ее происхождения. Мне бы очень хотелось узнать, кто ее родители и из какого племени она происходит — из ванов, асов или, быть может, альвов? По моему НЛГ, она — найденыш, воспитанница Ньорда и его детей, когда-то пленившая сердце Локи с первого взгляда. Но моя близкая подруга, служительница Сигюн и Локи, утверждает, что Сигюн наверняка из йотунов: ведь если бы Локи взял себе жену из асов или ванов, в эддах не преминули бы это отметить. Она тоже любит эту богиню всей душой и дала ей красивое имя: Госпожа Неистощимой Силы. В ее видениях Сигюн — не дитя, а взрослая женщина, служащая для Локи неисчерпаемым источником силы и непоколебимо надежной опорой.

 

Ко мне же Сигюн по-прежнему иногда приходит в образе нежной и застенчивой девочки. Ее уроки преображают душу не в меньшей степени, чем все, чему учит, допустим, Локи или Один, но как наставница она — ласковая и веселая, словно ребенок. Лично я воспринимаю ее как богиню любви и верности. Она открыла мне тайны моего собственного сердца и научила видеть красоту и божественность даже в самых, казалось бы, незначительных мелочах. Более того, она научила меня играть — раньше я совершенно этого не умела. И, самое главное, она помогла мне понять, что такое любовь, не знающая страха, и увидеть великую силу, скрытую в нежности. Большую часть жизни мне приходилось учиться справляться со своим гневом, и долгие годы я пыталась усвоить суровые уроки различных богинь-воительниц. Однако именно Сигюн, как это ни удивительно, открыла передо мною верный (я надеюсь!) путь к самоконтролю и равновесию. Я больше не считаю, что проявления нежности — это признак слабости, и больше не презираю в себе детское удивление перед чудесами мира — склонность, которую я много лет старалась скрывать как недостойное.

 

Да, в Сигюн есть сила, а когда она является в образе жены Локи в пещере, переполняющая ее скорбь трогает меня до слез. Но, в то же время, есть в ней и проказливое любопытство, и милая беззащитность, и глубокое милосердие, в ответ на которое мое сердце раскрылось перед ней, как ни перед каким другим божеством. Возможно, именно в силу своей непритязательности ей удается проникать в такие сокровенные уголки души, путь в которые давно заказан даже богам. Она дарует утешение, и в ней обретаю надежное прибежище, когда зов долга становится чересчур тягостным.

 

Она такая милая! Просто не могу подобрать другого слова. И в ней совершенно нет притворства. Когда Локи познакомил меня с ней, я решила собрать специальный алтарь в ее честь — только для нее одной. И, разумеется, ничего подобного этому алтарю у меня никогда еще не было. На нем лежат разные симпатичные вещицы — кристаллы розового кварца, который я вообще-то никогда не ношу, детские игрушки… Подумать только, Сигюн требует покупать ей куклы и плюшевых зверюшек! Терпеть не могу психологический жаргон, но Сигюн — это богиня, которая помогает нам исцелить нашего «внутреннего ребенка», и выразить эту мысль по-другому было бы сложно. Противостоять желанию заботиться о ней почти невозможно. Мало того, что я сама покупаю ей игрушки, так еще и мои знакомые, которые тоже ее почитают, стали приносить подарки на ее алтарь, и это, по-моему, невероятно трогательно. Так у Сигюн собралась целая корзинка игрушек и конфет. Я же теперь твердо уверена, что она — богиня внутреннего ребенка, способная исцелить любые сердечные раны, если дать ей хотя бы небольшой шанс. В своей «детской» ипостаси она немного сумасбродна и, похоже, «заражает» этим качеством и тех, кто ее любит. Не знаю, в каких еще образах она приходит к другим, но для общения со мной она определенно предпочитает именно этот облик, хотя однажды мне довелось увидеть и ее грозный лик. В той ситуации одному ребенку грозила опасность, и Сигюн проявила невероятную свирепость, достойную самой Кали Ма, хотя при этом от нее исходило ощущение глубокой печали и горя.

 

Продолжение следует...

[Настя]

Сигюн: кроткая жена Локи.

 

Автор: Галина Красскова (c)

Перевод: Анна Блейз (с)

 

Я вижу ее еще и как богиню детей, обделенных вниманием и заботой. Все, что я о ней знаю, можно образно выразить так: Сигюн нежно прижимает к груди сломанные вещи. Смеется она прелестно — и она всем сердцем предана Локи. Мне она всегда казалась очень уязвимой, как маленькая девочка, которая любит свои игрушки, любит посмеяться и хочет, чтобы ее любили, — и Локи действительно очень любит ее. По моему НЛГ, он познакомился с ней за много лет до того, как они стали мужем и женой. История этих лет, наполненных влюбленным ожиданием, не сохранилась в литературных источниках, но мне хотелось бы узнать о ней больше.

 

Честно сказать, меня до глубины души трогают нежная забота и защита, которыми Локи окружает свою молодую жену. Мы общались с ним целых два года, прежде чем он решил познакомить меня с нею. И она такая застенчивая, просто невероятно! Мне и самой хочется защищать ее всеми силами, как если бы она была маленькой девочкой, вверенной моему попечению. Познакомившись с Сигюн, я не только открыла для себя новую богиню, исцелившую мое сердце от таких ран, которые я давно считала неизлечимыми; я еще и увидела Локи с совершенно новой, неожиданной стороны — как любящего и заботливого мужа-защитника. Сигюн научила меня открываться и принимать богов со всей невинностью и доверчивостью ребенка. Кроме того, она помогает нам снимать личины и разрушать стены, которыми мы окружаем собственные души, — и делает это так мягко и ласково! Мне кажется, что даже другие боги в ее присутствии расслабляются и становятся менее настороженными, и это обернулось для меня еще одним невероятным ценным даром: я смогла увидеть с другой стороны тех богов, которых давно люблю и знаю, — Локи и Одина. Сама она говорит: даже богам иногда бывает нужно утешение.

 

Что касается подношений Сигюн, то она, как и многие дети, любит всякие пушистые, мягкие, симпатичные вещицы и игрушки, которые приносят смех и радость. На ее алтаре всегда много цветов, особенно розовых роз. Много сердечек — лично я дарю ей сердечки из флюорита, лабрадорита и розового кварца. Сигюн любит жемчуг и всевозможные украшения, а еще — плюшевых зверьков, особенно кроликов, стрекоз и коров (тут, я думаю, не обошлось без Аудумлы — Сигюн каким-то образом связана с Аудумлой и самыми истоками творения, но как именно — мне пока не дают понять.) Одна моя приятельница специально смотрит «Покемонов» и некоторые детские анимэ-сериалы, чтобы порадовать Сигюн; даже я поддалась и посмотрела ради нее «Звуки музыки»[1] — просто чтобы услышать, как она хихикает. Насколько я понимаю, ее священное растение — расторопша, хотя вообще подойдут любые лекарственные травы. Кроме того, Сигюн побудила меня собирать коллекцию ключей (в древних скандинавских культурах ключ — символ женской власти в доме) и настаивает, чтобы во всех церемониальных мероприятиях я носила на поясе большой железный ключ викторианской эпохи. Иногда я покупаю ей ожерелья и бусины; мне доводилось видеть, как она играет с бусинами, симпатичными коробочками и прочим в таком же духе.

 

Для меня не может быть ничего ужаснее, чем узнать, что Сигюн чем-то огорчена или расстроена. Я знаю, что она способна представать как сильная, независимая и самостоятельная богиня. Просто для меня она избрала именно такую ипостась. И я знаю других людей, к которым она приходит в таком же обличье. Почитая ее в этом облике, принимая ее выбор, я ни в коем случае не пытаюсь принизить эту великую богиню, чье имя, между прочим, означает «госпожа победы». Сигюн — одна из самых светлых богинь, с какими мне когда-либо доводилось работать, и своих последователей она учит доброте, веселью и оптимизму. Ее основные качества — верность, преданность, любовь, счастье и поразительная невинность. Сигюн — это, в первую очередь, богиня, открывающая сердца.

 

Если вернуться к литературным источникам, то главная тайна Сигюн — в том, что она выдержала непосильное. Она сознательно избрала тот путь, который указало ей сердце, и выстояла перед лицом немыслимой утраты, горя и страданий. Испытание, которое понес Локи в пещере (возможно, центральный элемент его мифа), — это и ее испытание. И разница — в том, что Сигюн приняла его осознанно. В наши дни многие усматривают в ее характере признаки чрезмерной пассивности, покорности и жертвенности. Не знаю, почему к ней относятся именно так, — то ли потому, что она встала на защиту Локи, который все еще остается весьма неоднозначной фигурой в мировоззрении современных язычников (а ничего другого о ней, кроме этого факта, из письменных источников мы не знаем), то ли потому, что она нигде не изображается дерзкой и сексуально независимой, как Фрейя. Так или иначе, очень неприятно, что многие сбрасывают со счетов ее силу, верность и постоянство только на том основании, что эти качества она проявляет преимущественно в семейной жизни.

 

Мне представляется, что мир Сигюн определялся любовью: любовью к мужу, к детям, к семье в целом. Ее кроткая, мирная сила стала тихой гаванью для самого экстравагантного и огненного из богов. Принимать ее нежность за слабость — большая ошибка. И если мы нигде не встречаем ее вне связи с семьей и домом, это вовсе не означает, что она слаба. Это означает, что она превратила свой дом в inangard, священное убежище, для бога, который прежде оставался фактически бездомным. Она дала ему пристанище, уравновесила его, приняла и, самое главное, полюбила. И это был ее выбор. Здесь кроется камень преткновения для многих современных последователей феминизма: если мы признаем за женщинами полную свободу решений и действий, то должны признать и то, что иногда эта свобода может выражаться в осознанном и добровольном принятии такого образа жизни, который нам самим пришелся бы не по вкусу. Не могу отделаться от подозрения, что Сигюн так легко сбрасывают со счетов именно потому, что по сути своей она — Hausfrau, а в современном мире эту роль слишком часто обесценивают.

 

Несколько лет назад один мой друг, христианский священник, заметил типичную для языческого сообщества негативную динамику многих дискуссий и, заранее извинившись, обратился ко мне с вопросом: «Где же в вашей вере — любовь? Где сострадание?» Тогда мне пришлось ответить, что она — не в письменных источниках, а в тех уроках, которые боги преподают нам напрямую (если мы не допускаем, что нечто подобное состраданию и любви кроется за традиционными законами гостеприимства). Но с тех пор я сама (надеюсь) укрепилась в вере, поскольку (определенно) стала ближе к Сигюн. И теперь у меня есть ответ на вопрос моего друга: Сигюн. Все, что мы когда-либо сможем узнать о любви, сострадании и многих других добродетелях, заключено в ней самой и в ее уроках.  Где в нашей религии любовь? В Сигюн. Где сострадание? В ее сердце. И, возможно, те из нас, кто исключает Сигюн и ее семью из круга почитаемых божеств, невольно отворачиваются и от всех этих добродетелей.

 

История Сигюн — это история победы: победы над невыносимо тяжелыми обстоятельствами, над болью, утратой, отчаянием и гневом. Сигюн вытерпела все, и в этом — ее торжество. Как однажды сказала Фуэнсанта Арисменди Пласа, страстная поклонница Сигюн, сила этой богини — в ее сердце. Ее сердце непобедимо.

 

Каждый раз, когда я слышу кеннинг Локи «бремя рук Сигюн», мне приходит на ум «Пьета» Микеланджело — не римская, а та, что хранится в галерее Уффици во Флоренции. На этой картине изображены Мария, Иосиф и Магдалина, поддерживающие тело Христа, и видно, что их гнетет не только физическая тяжесть мертвого тела, но тяжесть горя. Микеланджело удалось передать самую суть природы горя: оно — тяжелее всего на свете. Об этом говорит в «Короле Иоанне» Шекспира королева Констанция, потерявшая сына: скорбь «так тяжела <…> что лишь земля могучая могла бы снести ее»[2]. Вот какая сила заключена в Сигюн! Она вынесла невыносимое. И в ее испытании нет никакого притворства, никакого ложного блеска.

 

С такими испытаниями, как у Одина, дело иначе. Девять дней — и все позади. Вырвать себе глаз — и все позади. Не хочу показаться непочтительной, но Сигюн не знает, когда закончится ее испытание — и закончится ли вообще хоть когда-нибудь. Не говоря уже о том, что скорбь по умершему ребенку не проходит никогда (впрочем, это понимает и Один). И во всем этом нет никакой романтики: ты просто делаешь то, что положено, делаешь и делаешь, снова, и снова, и снова, — а это очень непопулярно. Никакого пафоса, никакого драматического заламывания рук, и никто не поет тебе дифирамбов. Страшная штука — сердце.

 

— Фуэнсанта Арисменди Пласа

 

И, наконец, Сигюн держится с невероятным достоинством — и как богиня, и как женщина. Об этом почему-то редко упоминают даже те, кто постоянно воздает ей почести. Она исполнена такого достоинства, какое редко можно встретить даже среди богов. Она никогда не жалуется. Она ничего не объясняет. Она никого не винит. Она никогда не выставляет напоказ и не подчеркивает свою боль и тяжесть того, что ей приходится делать. Она никогда не ищет и уж, тем более, не требует внимания. Она просто делает то, что нужно, и считает, что ее дела должны говорить сами за себя, а жаловаться на судьбу — ниже ее достоинства. Во всем этом чувствуется великое благородство.

 

— Фуэнсанта Арисменди Пласа8