Перейти к публикации
Форум - Замок

просто .....Губерман


Рекомендованные сообщения

Никто, на зависть прочим нациям,

берущим силой и железом,

не склонен к тонким операциям

как те, кто тщательно обрезан.

 

****************************

 

Огромен долг наш разным людям,

а близким - более других;

должны мы тем, кого мы любим,

уже за то, что любим их.

 

****************************

 

Изверившись в блаженном общем рае,

но прежние мечтания любя,

евреи эмигрируют в Израиль,

чтоб русскими почувствовать себя.

 

*****************************

 

Всегда еврей легко везде заметен,

еврея слышно сразу от порога,

евреев очень мало на планете,

но каждого еврея - очень много.

 

******************************

 

Раскрылась правда в ходе дней,

туман легенд развеяв:

евреям жить всего трудней

среди других евреев.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Биография

 

Игорь Губерман родился 7 июля 1936 г. в Харькове. После школы поступил в Московский государственный университет путей сообщения (МИИТ). В 1958 г. окончил МИИТ, получив диплом инженера-электрика. Несколько лет работал по специальности, параллельно занимаясь литературой.

 

В конце 1950-х познакомился с А. Гинзбургом, издававшим один из первых самиздатских журналов, «Синтаксис», а также с рядом других свободолюбивых философов, деятелей литературы, изобразительного искусства. Писал научно-популярные книги, но все активнее проявлял себя как поэт-диссидент. В своем «неофициальном» творчестве использовал псевдонимы, например И. Миронов, Абрам Хайям.

 

В 1979 г. Губерман был арестован и приговорен к пяти годам лишения свободы. Попал в лагерь, где вел дневники. Затем, уже в период ссылки, на базе этих дневников была написана книга «Прогулки вокруг барака» (1980, опубликована в 1988). В 1984 г. поэт вернулся из Сибири. Долго не мог прописаться в городе и устроиться на работу.

 

В 1987 г. Губерман эмигрировал из СССР, с 1988 г. живёт в Иерусалиме. Часто приезжает в Россию, выступая на поэтических вечерах, пользующихся неизменной популярностью.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 3 недели спустя...

ЛИЦА. ИГОРЬ ГУБЕРМАН

 

Наша жизнь – трагедия, это знает каждый, поскольку каждому известен

финал этой пьесы. Но что она еще и комедия, понимает не любой из ее

участников.

Мне повезло: я ощущаю оба эти жанра.

 

Дед мой по матери был купцом первой гильдии

– торговал то ли зерном, то ли лесом, жил

в Царицыне, но в одночасье был изгнан из города и разорился. Есть

две истории на этот счет. Первая о том, что он за слово «жид» ударил по лицу

какого-то важного городского чиновника. А вторая, что дед, жуткий бабник, дружил с

губернатором и одновременно ухлестывал за его женой, причем не без успеха.

Разорившись, дед продолжал жить очень весело.

 

О своих корнях, как абсолютное большинство

советских людей, я знаю крайне мало – тогда не принято было

интересоваться генеалогией.

Мы жили как Иваны, не помнящие родства. Хотя это сочетание – Иван,

не помнящий деда Абрама – довольно странное.

 

Папа – инженер-экономист, на всю жизнь испуганный

37-м годом, очень боялся моих гуманитарных замашек,

поэтому настоял, чтобы я получил полезную профессию и стал

инженером. Мама окончила консерваторию и юридический. Она всю жизнь посвятила семье и,

кажется мне, прожила не свою судьбу.

 

В каждой семье должен быть один приличный

и умный человек. У нас это мой старший брат Давид. Он внесен

в Книгу рекордов Гиннесса за то, что пробурил самую глубокую в мире

скважину на Кольском полуострове. Он отдал этому делу 35 лет жизни и все

здоровье. Если к этому добавить, что все это делалось на советском оборудовании, то он

совершил подлинный геологический подвиг.

 

Из стандартных вопросов, которые мне задают

журналисты: почему я пишу слово «говно» через «а». Это

мой вклад в русский язык.

 

Бабушка мне часто повторяла: «Гаринька, каждое твое слово –

лишнее».

 

Меня, тихого мальчика из интеллигентной еврейской

семьи, все мое детство и юность часто и крепко

били сверстники. И я этим людям очень признателен – благодаря этому

я вырос здоровым мужиком и знаю, что побои – это не страшно. Потом, когда сел в

тюрьму, когда был в лагере и в ссылке, я совершенно спокойно относился к ситуации.

Запаха страха, который точно существует, от меня никогда не исходило.

 

Приятно приплести к своей биографии звучное

имя. Так, Петр Рутенберг, один из основателей

государства Израиль, а до этого эсер-боевик, был моим двоюродным

дедушкой. Именно он организовал исторический разговор с попом Гапоном, которого потом

повесили рабочие и о котором написано в каждом учебнике по истории. Говорят, он любил

повторять: только не забывайте мое прошлое. В его устах это звучало угрожающе.

 

Bсе мое сознательное детство пришлось на

послевоенные годы. Это было чрезвычайно голодное время. Я до

сих пор помню 4 тарелочки, на которых лежали 4 маленькие порции

хлеба – ежедневный паек.

 

> Молодость должна быть бурной. Если это не так, человека просто

жаль.

 

В отношении женщин в юности я был практически

всеяден. Это отчетливо видно по стишкам. Главным

критерием красоты являлась худоба, а идеалом – Фанера Милосская. В

те годы я напоминал себе бычка, который вырвался на свободу из загона. Мне как-то

написали записку: Игорь Миронович, у вас действительно было много женщин или это

только на бумаге?

Могу сказать, это еще и воображение.

 

> Первые любови у меня были все несчастные. В девятом классе влюбился

в девочку с красивым менем Стэлла. А она отдала предпочтение студенту педагогического

института. Как я его ненавидел! Потом я полюбил однокурсницу. Но на ней женился мой

товарищ. Я страдал. Но прошло пять лет, и я понял – какое это счастье, что на ней женился он, а не я!

 

У нас, старичков, очень плохо с памятью. Особенно когда мы не хотим

вспоминать.

 

> Когда я переживал личную трагедию, становился невыносим: жаловался друзьям, курил одну сигарету за

другой, крепко выпивал, писал стишки. Эти способы помогают и сейчас.

Когда же проверенные способы не действуют, просто терплю, как ежик, на которого наступил

слон.

 

> С Татой нас познакомила общая приятельница, и очень быстро все

сложилось просто замечательно. Поэтому у нас между де-факто, когда это произошло, и де-юре, когда

мы расписались, промежуток всего год. Жена замечательно говорит: де-факто – это твой

праздник, а де-юре – мой.

 

> Всегда полагал, что женитьба – это чудовищное

>ограничение свободы. И не ошибся. Но мы все когда-то лезем в

>добровольное рабство. Когда желание сильно, мужчина слепнет.

 

> Я нашел причину удачного брака: год рождения моей жены это размер

моей обуви, а год рождения мой – это размер обуви Тани. 43 и 36.

 

> На собственную свадьбу я опоздал на 40 минут – за три дня до этого события был в командировке,

где у меня украли паспорт. Я решил попросить помощи у начальника отделения милиции,

объяснил ему, в чем дело, и получил совет подарить паспортистке

коробку конфет, и она сделает все, что нужно. Видимо, коробка была гораздо меньше,

чем ожидания дамы, и она выразила свое недовольство вот каким образом – имя мое,

фамилия и все сведения были написаны очень маленькими буковками, зато слово

«еврей» – очень крупно. Паспорт этот много лет был предметом моей гордости.

 

Детей я не воспитывал. Я просто приходил и честно забирал их из

роддома. Всем остальным занималась жена.

 

> Малышка Танька была окружена невероятной любовью. Гуляла она в картонном ящике из- од радиоприемника, который мы выставляли на подоконник первого этажа. Однажды

старушка-стоматолог, которая очень любила нашу семью, не выдержала и решила вмешаться:

«Как же вы не боитесь так класть Таню, ее ведь могут украсть!» Я ее успокоил:

«Вера Абрамовна, лишь бы вторую не подложили!» Старушка перестала со мной

здороваться.

 

> В Москве жил замечательный человек – Леонид Ефимович Пинский, он

был литературовед, филолог, читал лекции в московском университете. В каком-то смысле

он был моим Державиным. Однажды он увидел подборку моих стихов, стал их хвалить. Длилось это

блаженство минуты 2–3. Я потерял бдительность, расслабился и решил поделиться

радостью: «Леонид Ефимович, а у меня еще вчера сын родился». Он положил стишки, обнял

меня и сказал: «Вот это настоящее бессмертие, а не то г…о, которое вы пишете».

 

> О наших детей вдребезги разбивались самые различные педагогические

приемы – Таня и Эмиль очень быстро отучили меня давать им советы.

> Однажды жена поручила мне следить из окна за гуляющей во дворе

Танькой, а сама пошла в музей на работу. Позвонив, она уточнила, как там дочь. Я заверил

ее, что каждую минуту выглядываю в окно – Танька играет в песочнице в своем красном

пальтишке. Oна воскликнула в ужасе: «Таня свое красное пальтишко износила уже

год назад, она гуляет в голубом! Я срочно выезжаю!»

 

> Я не боюсь абсолютно ничего и никого, кроме слез моей жены.

 

> Мне повезло, что я набрел на идею четверостиший. До этого я писал

длинные и печальные стихи. Однажды я их все утопил в помойном ведре, о чем не жалею.

 

> Перед арестом я вел себя как полный идиот, напрочь забывший все

предосторожности. Я всей своей тогдашней жизнью был обречен на тюрьму.

 

13 августа 1979 года меня вызвали повесткой как свидетеля, вернулся я ровно через пять лет. С тех пор

каждый год 13 августа устраиваю дома огромную пьянку для друзей.

 

> Моя теща, писательница Лидия Либединская, была совершенно

необыкновенным человеком. Мы с ней очень дружили и любили друг друга. Каждый год 7 января она

устраивала в своей квартире детскую елку, на которую приходило человек 20 детей и

человек 30 родителей – взрослым елка была еще интереснее, чем детям. До сих пор

помню случай, когда приехал папа без ребенка и сказал: мальчика наказали, но я

этот праздник пропустить не мог. Дедом Морозом регулярно был я, а когда меня посадили, по

приказу тещи этот персонаж был отменен: детям дарили подарки и говорили, что Дед Мороз

сейчас далеко, в холодных местах, он шлет приветы, подарки и скоро появится.

 

> После пересыльной тюрьмы Челябинска я оказался с зэком, много лет

>уже отсидевшим. Он меня предупредил: Если ты не перестанешь говорить

«спасибо» и «пожалуйста», то ты просто до лагеря не доедешь. Я тогда засмеялся,

а потом отчетливо понял – началась совершенно новая жизнь.

 

> Тюрьмы отличаются друг от друга приблизительно так же, как семьи, в

которые xodiшь в гости: атмосферой своей, кормежкой, всем набором ощущений,

что испытываешь, в них находясь. Навсегда я запомню тюрьму в Загорске, расположенную

в здании бывшего женского монастыря и поражавшую могучей кладкой стен, сводчатыми

потолками и страшным режимом.

 

> Как только меня сослали в Сибирь, жена с сыном тут же ко мне

приехали. На вокзале семилетний Милька меня обнял, словно мы только вчера

расстались и сказал:

«Жалко, папа, что тебя в тюрьму посадили, по телевизору недавно шел

отличный детектив».

>

> Лагерное начальство вольным докторам не доверяло, лечилось в

лагерных лазаретах, где сидели

очень известные врачи.

 

> Моя пожизненная гордость – сооружение на нашем огороде в Сибири

нового сортира. Более значительного в этой жизни я уже не строил ничего.

 

> Советская власть сделала нам замечательный

>подарок. Ей надоели мои стишки, и в 1988 году нас

>вызвали в ОВИР, где чиновница нам сказала прекрасные слова:

«Министерство внутренних дел приняло решение о вашем выезде в Израиль».

 

> Когда мы жили в Сибири, мой товарищ привез мне в подарок с Чукотки

моржовый хер весьма внушительных размеров. Сначала я хотел его

повесить в спальне, но Тата справедливо заметила, что делать этого не нужно – у меня

появится комплекс неполноценности.

И мы украсили им кухню. Перед отъездом в

Израиль я, задумчиво посмотрев на хер, спросил жену: «Татик, как ты

думаешь, а в Израиль нам его позволят вывезти?» На что услышал: «Да ты хотя бы

свой вывези»! Очередность мы соблюли. Девушка на таможне заявила, что хер моржа –

достояние культуры. Я ей говорю: «Ласточка, это же не по части культуры». Она

покраснела, но была непреклонна.

Пришлось спрятать «достояние» между больших палок копченой колбасы.

 

> Я уехал в Израиль, чтобы прожить вторую жизнь.

 

> Я несвободен от огромного количества любовей: к семье, к друзьям, к

книгам, к курению,

>к выпивке. В моем случае это все разновидности наркотиков. Впрочем,

как и графомания.

>У меня непреодолимая любовь к покрыванию бумаги значками.

 

> Во всей своей жизни я – главное действующее лицо.

 

> В юности, когда я начал печататься в журнале «Знание – сила»,

страстно хотел

>стать писателем с большой буквы «П». Но, к счастью, все быстро

прошло.

 

> Однажды мне подарили большую старинную монету

>1836 года.

> Я удивлялся ее величине, а потом понял –

>она юбилейная, так как выпущена в честь столетия, которое оставалось

до дня моего рождения...

 

> Вера в жизнь после смерти –

одна из иллюзий. Хорошо, если бы это было,

>но у меня нет никаких естественнонаучных оснований, чтобы так

думать. Мне кажется,

>это все придумано человеком, чтобы не терзаться страхами, которые

сопутствуют нам всю жизнь.

 

> Память – это дикого размера мусорная куча.

 

> Мне есть чем похвалиться – я запросто достаю языком до кончика

носа.

>

> На «блошиных рынках» разных стран, где торгуют всяким мусором, я

нахожу предметы

>моей страсти – фигурки из дерева, металла, керамики, колокольчики,

кораблики, чайники,

>кадильницы. Выбираю спонтанно – вижу какую-то мелочь и понимаю: я

хочу с ней жить.

 

> Жить бывает очень тяжко, поэтому в себе ценю беспечность.

 

> В старости я еще очень многое могу, но уже почти ничего не хочу –

вот первый несомненный плюс.

 

> Кто-то замечательно заметил однажды: желудок – это орган

наслаждения, который изменяет нам последним.

 

На склоне лет у каждого то лицо, которое он заслужил.

> Спасая писательницу Дину Рубину от вредного для ее легких табачного

дыма, я говорю на ушко желающему покурить: Дина от дыма моментально

беременеет. Если кто-то все же машинально закуривает, то быстро спохватывается и гасит

сигарету. А лицо у него такое становится, как будто он уже подсчитывает алименты.

 

> Я плаксив и сентиментален. Смотрел «Графа Монте-Кристо» восемь раз,

из которых пять последних раз – в надежде, что уже не зарыдаю.

Обычно чем сентиментальнее

и пошлее кинофильм, тем быстрее у меня намокают глаза.

 

> Моя любовь к ярким и коротким жизненным историям довела меня до

собирания эпитафий. Лаконичные

надписи на могилах убеждают меня в том, что все мы на самом деле –

персонажи анекдотов для кого-то, наблюдающего нас со стороны.

 

> Печалиться по поводу количества прожитых

>лет довольно глупо – если эти годы перевести

>на деньги, то получится смехотворно мало.

 

> Водку пил я однажды с Юрием Гагариным. До сих пор перед глазами

стоит этот несчастный,

>быстро спившийся, обреченный, как подопытные кролики, но уцелевший в

космосе и полностью

>сломавшийся от славы человек.

 

> Мы бессильны перед временем, в котором живем, и если появляется

вдруг в истории Ленин, Сталин или Гитлер, это означает, что созрело

массовое сознание для его триумфа. И тогда с отдельным человеком можно сделать что

угодно.

 

> К людям я хорошо отношусь. Особенно когда вижу только тех, кого

хочу.

>

> Судьбе надо помогать, особенно на перекрестках.

 

> Гриша Горин говорил: смерть боится, когда над ней смеются.

 

> Абрам Хайям – так меня назвал покойный драматург Алексей

>Файко, и я ему за это очень благодарен.

 

> Чуть-чуть приврать – не грех, это весьма полезно для душевного

здоровья.

 

> Согласен с древним греком, который сказал: старость – это убыль

одушевленности.

 

> У любого мелкого благородства есть оборотная

>сторона – самому себе становится приятно. Большинство

>добрых дел совершаются из этого побуждения.

 

> Фляжку с виски я всегда вожу с собой.

 

> Жена уверена, что мне мешает жить курение. А я уверен, что

помогает.

 

> В воздухе сегодняшней российской жизни бурлят всего два мотива –

выжить и быстрее разбогатеть (при этом выжив).

 

> Однажды был в гостях у коллекционера камней. Я равнодушно смотрел

на его собрание минералов, пока он не сунул мне в руку черный кристалл размером с куриное яйцо:

«Вам это будет интересно, это осколок накипи внутри печной трубы. Мне его привезли

из Освенцима».

>Я долго не мог выпустить из рук этот кошмарный сгусток.

 

> Зло из памяти уходит, словно шлаки.

 

> К одному писателю пришел маляр, чтобы оговорить детали ремонта.

Увидел книжные

>шкафы и сказал: я уже давно заметил – если в доме много книг, то

люди там живут

>хорошие. Уточнив подробности ремонта, он взял большой аванс и не

вернулся.

 

> Вкус и совесть очень сужают круг различных удовольствий.

 

> Беспорядочное чтение похоже на случайные

>постельные связи – тоже ничего не остается в памяти. Однако

>если уж что-то остается, то врезается прочно и надолго.

 

> Мужчин соблазнить легко, нужна только смекалка в поисках отмычки

к сердцу. Рассказывали мне о мужике, который в женщинах ценил

грамотность. Он говорил: «Ты понимаешь, мы выпили вина, она готова лечь в постель, а тут я

даю ей бумагу и карандаш и прошу написать слово «фейерверк». Если не напишет

правильно, все желание тут же исчезает».

 

> Мой приятель работал в лаборатории, занимавшейся противоядиями.

Однажды я увидел, как он скармливал змеям живых мышей. Сначала он мышку бил о каменный

пол, и только потом кидал змеям. Я отошел подальше, но все равно слышал: шмяк,

шмяк. Потом он мне объяснил – это акт милосердия: он таким образом мышей от мучений

спасает. Я ушел потрясенный. Мне стало ясно – творец довольно часто поступает с

нами так же, но мы этого не понимаем.

 

> После концерта заново пересматриваю все записки. Похвала особенно

приятна: «Мне кажется, что писатель – это не профессия, а ваша половая ориентация».

 

> Безалаберным, беспечным и легкомысленным

я был всегда. Я никому не рекомендую такой образ жизни,

но к 70 годам убедился, что именно так нужно жить. Только разгильдяи

и шуты гороховые составляют радость человечества.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 1 месяц спустя...

Тут вечности запах томительный,

И свежие фрукты дешёвые,

А климат у нас изумительный,

И только соседи х+е.

 

Прочел и пишу продолжение,

Из песни не выкину слова я,

Малейшего нету сомнения,

Да, наши соседи х+е.

 

Да, фрукты тут очень душистые,

На пляжах вода бирюзовая,

Песок золотой, небо чистое,

И только соседи х+е.

 

Пустыни здесь стали цветущими,

И в миг отобрать все готовое,

Да в море нас бросить тонущими

Мечтают соседи х+е.

 

Заметьте же, как получается,

Хамазские иль Хизбалловые -

На букву одну начинаются

Все наши соседи х+е.

 

В мечетях их шейхи коверкают,

Вторят им султаны дворцовые:

"Убейте еврея с еврейкою".

И рады соседи х+е.

 

Взрываются, делают гадости,

И, если удастся хреновое,

То лучше не надо им радости -

Танцуют соседи х+е.

 

Богатство и гордость родителей -

Шахиды рождаются новые,

И славу Аллаху- учителю

Взывают соседи х+е.

 

Даётся исламскими братьями

Убийцам оружье сверхновое,

Его применяют с проклятьями,

С Аллахом, соседи х+е.

 

Когда же их наши солдатики,

Берут в рукавицы ежовые,

Хор воет исламо-фанатиков

И с хором соседи х+е.

 

За женщин с детьми они прячутся

Под выучку Х. Насралловую

Убийцы и трусы, но плачутся -

Нет, хуже они, чем х+е.

 

Проблемы свалить все пытаются

С больной головы на здоровую.

Тайком же в усы ухмыляются

Все наши соседи х+е.

 

Жалеют их "бедненьких, маленьких"

Весь мир и ООН бестолковые,

Так просто, "обули им в валенки",

Всем сразу, соседи х+е.

 

Нас меряют мерками разными,

Должны быть лишь МЫ образцовые,

Их методы могут быть грязными,

Им можно, они ведь х+е.

 

Решеньем весьма государственным,

В Москве, с самим Путиным Вовою,

Встречают Хамаз чуть не царственно,

Хоть знают, они все х+е.

 

Проблемы Чечни? Вдруг замятые,

В глазах нефть, оружье, целковые.

Им что? Им там дело десятое,

Что наши соседи х+е.

 

Европа на что-то надеется,

Как страус зарыто-головая,

Не видит, слепая, что селятся

К ним наши соседи х+е.

 

Мастей всевозможных политики

Твердят все упрямой коровою -

Немедля огонь прекратите-ка!

Их жалко, хотя и х+е.

 

Не только огня прекращения,

Политики, вы безголовые,

МЫ мирного хочем решения,

Не наши соседи х+е.

 

Живем все, как в общей квартире мы,

Где общий и зал, и столовая.

И с ними желаем жить в мире мы,

Хоть знаем, соседи х+е.

 

Но коль уж так сильно им хочется,

Готовят пусть доски сосновые,

Получат последние почести

Соседи вояки х+е.

 

И что обещаем единственно,

Участки земли двух-метровые,

К чему так стремятся воинственно,

Получат соседи х+е.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 6 месяцев спустя...
  • 1 месяц спустя...

Ой! Как же люблю четверостишия Губермана!

Из нас любой, пока не умер он

Себя слагает по частям

Из интеллекта, секса, юмора

И отношения к властям.

 

Хотя иногда такое тоскливое чувство вызывает.. такой он, наверное, уставший.. Как будто борятся в нём: желание публичности и мизантропство.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 2 месяца спустя...

Игорь Губерман и Дмитрий Быков ИЗ ИНТЕРВЬЮ С ДМИТРИЕМ БЫКОВЫМдля интернет-газеты "Собеседник"

 

Дмитрий Быков: А в Израиле?

 

Игорь Губерман: Мне хорошо в Израиле. Хотя здесь очень много дураков. Как еврейский мудрец несравненно мудр, так и еврейский дурак несравненно, титанически глуп, и каждый убежден в своем праве учить весь мир. Что поделаешь, страна крайностей.

 

Дмитрий Быков: Нет у вас ощущения, что она обречена?

 

Игорь Губерман: О том, что она обречена, говорят с момента ее возникновения, это уже добрая примета. Если перестанут говорить, что мы обречены, - это будет повод насторожиться.

 

Дмитрий Быков: Но нет у вас ощущения, что назначение еврея - все-таки быть солью в супе, а не собираться в отдельной солонке, вдобавок спорной в территориальном смысле?

 

Игорь Губерман: Я слышал эту вашу теорию, и это, по-моему, херня, простите меня, старика. Вы говорите много херни, как и положено талантливому человеку. Наверное, вам это зачем-то нужно - может, вы так расширяете границы общественного терпения, приучаете людей к толерантности, все может быть. Я вам за талант все прощаю. Но не задумывались ли вы, если серьезно, - что у евреев сегодня другое предназначение? Что они - форпост цивилизации на Востоке? Что кроме них, с их жестко-выйностью, и самоуверенностью, и долгим опытом противостояния всем на свете, - кроме этого никто не справился бы? Ведь если не будет этого крошечного израильского форпоста - и весь этот участок земли достанется такому опасному мракобесию, такой агрессии, такой непримиримой злобе, что равновесие-то, пожалуй, и затрещит. Вот как выглядит сегодня миссия Израиля, и он, по-моему, справляется. Да и не собралась вся соль в одной солонке, она по-прежнему растворена в мире. Просто сюда, в самое опасное место, брошена очень большая щепоть. Евреи, живущие здесь, - особенные. От прочих сильно отличаются. Ну и относитесь к ним, как к отряду пограничников, к заставе. Характер от войны сильно портится, да. Он хуже, чем у остальных евреев. Раздражительнее. Ну так ведь и жизнь на границе довольно нервная.. Зато остальным можно чувствовать себя спокойно...

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 3 недели спустя...

Губерман

 

Еврейский дух слезой просолен,

душа хронически болит,

еврей, который всем доволен,-

покойник или инвалид.

 

 

***

 

 

За мудрость, растворенную в народе,

за пластику житейских поворотов

евреи платят матери - природе

обилием кромешных идиотов.

 

 

***

 

 

Евреи знали унижение

под игом тьмы поработителей,

но потерпевши поражение,

переживали победителей.

 

 

***

 

 

Еврейского характера загадочность

не гений совместила со злодейством,

а жертвенно хрустальную порядочность

с таким же неуемным прохиндейством.

 

 

***

 

 

Еврейского разума имя и суть -

бродяга, беглец и изгой;

еврей, выбираясь на праведный путь,

немедленно ищет другой.

 

 

***

 

 

В евреях легко разобраться,

отринув пустые названия,

поскольку евреи не нация,

а форма существования.

 

 

***

 

 

Хотя весьма суха энциклопедия,

театра легкий свет лучится в фактах,

еврейская история - трагедия,

но фарс и водевиль идут в антрактах.

 

 

***

 

 

Везде, где не зная смущенья,

историю шьют и кроят,

евреи - козлы отпущения,

которых к тому ж и доят.

 

 

***

 

 

За стойкость в безумной судьбе,

за смех, за азарт, за движенье,

еврей вызывает к себе

лютое уважение.

 

 

***

 

 

С душою, раздвоенной, как копыто,

обеим чужероден я отчизнам --

еврей, где гоношат антисемиты,

и русский, где грешат сионанизмом.

 

 

***

 

 

В объятьях водки и режима

лежит Россия недвижимо,

и только жид, хотя дрожит,

но по веревочке бежит.

 

 

***

 

 

Еврею нужна не простая квартира:

еврею нужна для жилья непорочного

квартира, в которой два разных сортира:

один для мясного, другой для молочного

 

 

***

 

 

Сложилось нынче на потеху,

что я, стареющий еврей,

вдруг отыскал свой ключ к успеху,

но не нашел к нему дверей.

 

 

***

 

 

Льется листва, подбивая на пьянство;

скоро снегами задуют метели;

смутные слухи слоятся в пространство;

поздняя осень; жиды улетели.

 

 

***

 

 

По ночам начальство чахнет и звереет,

дикий сон морозит царственные яйца:

что китайцы вдруг воюют, как евреи,

а евреи расплодились, как китайцы.

 

 

***

 

 

Царь-колокол безгласен, поломатый,

Царь-пушка не стреляет, мать ети;

и ясно, что евреи виноваты,

осталось только летопись найти.

 

 

***

 

 

 

 

Люблю листки календарей,

где знаменитых жизней даты:

то здесь, то там живал еврей,

случайно выживший когда-то.

 

 

***

 

 

Отца родного не жалея,

когда дошло до словопрения,

в любом вопросе два еврея

имеют три несхожих мнения.

 

 

***

 

 

За все на евреев найдется судья.

За живость. За ум. За сутулость.

За то, что еврейка стреляла в вождя.

За то, что она промахнулась.

 

 

***

 

 

Русский климат в русском поле

для жидов, видать, с руки:

сколько мы их ни пололи,

все цветут -- как васильки.

 

 

***

 

 

Евреи продолжают разъезжаться

под свист и улюлюканье народа,

и скоро вся семья цветущих наций

останется семьею без урода.

 

 

***

 

 

Я снял с себя российские вериги,

в еврейской я теперь сижу парилке,

но даже возвратясь к народу Книги,

по-прежнему люблю народ Бутылки.

 

 

***

 

 

Если к Богу допустят еврея,

то он скажет, вошедши с приветом?

-- Да, я жил в интересное время,

но совсем не просил я об этом.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 1 месяц спустя...

Тут вечности запах томительный,

И свежие фрукты дешёвые,

А климат у нас - изумительный,

И только соседи - хуёвые.

 

Игорь Губерман

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 1 месяц спустя...

Игорь Губерман

Загадка ненависти.

 

 

Сто лет конфликта, 6 войн, миллиарды долларов, выброшенных на ветер, сотни тысяч убитых, не считая мальчика, лежащего рядом со мной на скалистом берегу озера Керон в 1982-м. Мы оба смотрели, как его кишки вываливаются наружу. Вертолет забрал его, и до сих пор я не знаю, жив он или мертв. И все же это невозможно понять. Это не только то, что произошло, но и то, чего НЕ произошло - непостроенные больницы, неоткрытые университеты, непроложенные дороги, три года, вырванные армией из жизни миллионов молодых людей.

 

 

И до сих пор ни намека на решение загадки, с которой все началось: На этот раз я не имею в виду палестинцев. Наш с ними конфликт интимен и регионален, и напрямую влияет на их жизнь. Не затрагивая вопроса, кто прав, понятно, что у них есть причины не хотеть нашего пребывания здесь. Мы все понимаем, что в конечном итоге, так это и решится, между нами и ними, кровью, потом и слезами, которые запачкают страницы договора. Пока этого не случилось, это все-таки война, которую можно понять, хотя ни один вменяемый человек не поймет средств, которыми она ведется.

 

Это о других, которых понять нельзя. Почему Насралла, вместе с сотнями тысяч своих сподвижников, посвящает свою жизнь и свои несомненные спсобности, судьбу своей страны, войне со страной, которой никогда не видел, с людьми, которых никогда не встречал, с армией, с которой он не имеет ни малейшей причины воевать?

 

Почему иранские дети, которые даже не могут найти Израиль на карте (в основном, по причине его микроскопических размеров), сжигают его флаг на городской площади и предлагают покончить с собой ради его уничтожения?

 

Почему египетские и иорданские интеллектуалы натравливают наивных и беспомощных против мирных договоров, прекрасно понимая, что отмена мирных договоров отбросит их страны на двадцать лет назад?

 

 

Почему сирийцы готовы оставаться убогой страной третьего мира ради сомнительного права субсидировать террористические организации, которые, в конечном счете, будут угрожать их же существованию?

 

За что нас ненавидят в Ираке? В Судане? Что мы им сделали? Какое отношение мы вообще имеем к их жизни? Что они знают о нас? И почему нас ненавидят в Афганистане? Им там нечего есть, откуда у них силы ненавидеть?

 

Есть так много ответов на этот вопрос, и все же он остается загадкой. Да, это на религиозной почве, но и религиозные люди сами делают свой выбор. Коран (и Шариат- свод религиозных законов, как Шульхан Арух у евреев), содержит тысячи законов, почему же именно мы так их занимаем?

 

Есть немало государств, давших им веские причины для ненависти. Не мы вели крестовые походы, не мы правили колониями, никогда мы не пытались обратить их в иудаизм. Монголы, сельджуки, греки, римляне, крестоносцы, оттоманцы, англичане, все захватывали, разрушали, разграбляли весь регион.

 

Мы даже и не пытались, как же получилось, что именно мы - ВРАГ?

 

 

Если речь идет о солидарности со своими братьями - палестинцами, то где же саудовские тракторы, отстраивающие район Гуш Катиф? Что произошло с индонезийской делегацией, строящей новую школу в Газе? Где врачи из Кувейта с новейшим операционным оборудованием? Есть так много способов возлюбить брата своего, почему же они предпочитают помогать ему ненавидеть? Это из-за чего-то, что мы сделали?

 

Полторы тысячи лет антисемитизма научили нас (самым болезненным образом) тому, что есть в нас нечто, что раздражает весь мир. И тогда мы сделали то, чего все от нас хотели: ушли. Построили себе свое крохотное государство, в котором мы сможем доводить друг друга, не мешая другим. И даже не просили многого. Израиль простирается на территорию 1% от площади Саудовской Аравии. Ни нефти, ни полезных ископаемых. Не занимая территорию ни одного из существущих государств. Города, которые подверглись обстрелам на этой неделе, ни у кого не были отобраны. Нагария, Афула и Кармиэль вообще не существовали, пока мы их не основали. Остальные катюши ударили по местам, принадлежность которых нам никогда и никем не оспаривалась. В Хайфе жили евреи еще в 3-м веке до нашей эры, Тверия была местом последнего Синедриона, так что нельзя сказать, что мы отобрали их у кого бы то ни было.

 

Однако ненависть продолжается. Активная, ядовитая, непрерывная. В предыдущую субботу президент Ирана Ахмадинеджад снова призвал "действовать во имя уничтожения Израиля", как-будто мы бактерии. Мы так к этому привыкли, что даже не спрашиваем почему. Израиль не надеется и никогда не надеялся, что Иран исчезнет. Пока они этого хотели, мы поддерживали с ними дипломатические отношения. Между нами нет границы, или даже плохих воспоминаний. И все же они готовы бороться со всем западным миром, терпеть торговые эмбарго, ухудшать качество жизни, разрушить то малое, что осталось от их экономики, за право горячо нас ненавидеть.

 

Я пытаюсь вспомнить и не могу: мы их чем-то обидели? Когда? Как? Почему он сказал в своей речи, что Израиль - главная проблема мусульманского мира? Более миллиарда людей живут в исламском мире, большая часть в жутких условиях. Они голодают, живут в нищете, безграмотны, страдают в кровопролитных конфликтах, от Кашмира до Курдистана, от Дарфура, умирающего от голода, до Бангладеш, истекающего кровью. С чего вдруг мы - их главная проблема? Каким образом мы им мешаем?

 

Я отказываюсь принять объяснения на уровне "Такие уж они есть". Это говорилось о нас так часто, что я уже сомневаюсь в этом утверждении. Должна быть причина получше, какая нибудь тайна, из-за которой жители Южного Ливана решают поджечь тихую границу, захватить солдат армии, которая уже давно ушла с их территории, превратить в руины свое государство, которое едва стало восстанавливаться после многих трагических лет.

 

Мы привыкли говорить себе предложения вроде "Это Иранское влияние" или "Сирия заправляет всем" - но это слишком простое объяснение. Что с ними? О чем они думают? Что с их надеждами, любовью, мечтами и стремлениями? Что с их детьми? Когда они разрушают жизни своих детей и посылают их умирать, неужели им достаточно сказать, что оно того стоило, только потому, что они до такой степени нас ненавидят?

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Игорю Губерману исполниось 75 лет.

Величальнаял

 

Многолетний юзер алкоголя,

Боевого секса ветеран,

Славная тебе досталась доля,

Достославный друг мой Губерман.

 

Двух народов ты любовью греем,

Или согреваем, что верней,

Будучи потомственным евреем,

Ты для русских - Пушкин наших дней.

 

Что тебе сказать, мой старший тезка,

Всенародно признанный пиит,

Нашей жизни катится повозка,

Хоть при этом гнется и скрипит.

 

Сил тебе, здоровья и успехов,

Долгих лет и острого пера!

Тыщи верст в повозке той проехав,

Тыщи строк ты выдал на-гора.

 

Так подольше ей скрипеть и гнуться

Немощи завистливой назло!

Ведь с повозки этой нае*нуться

Нам покамест время не пришло.

 

И, покуда русский мат могучий

Вольным ветром в гариках сквозит,

Этот самый медицинский случай

Нам с тобой, Мироныч, не грозит.

 

Игорь Иртеньев

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Игорю Губерману исполниось 75 лет.

Величальнаял

 

Многолетний юзер алкоголя,

Боевого секса ветеран,

Славная тебе досталась доля,

Достославный друг мой Губерман.

 

Двух народов ты любовью греем,

Или согреваем, что верней,

Будучи потомственным евреем,

Ты для русских - Пушкин наших дней.

 

Что тебе сказать, мой старший тезка,

Всенародно признанный пиит,

Нашей жизни катится повозка,

Хоть при этом гнется и скрипит.

 

Сил тебе, здоровья и успехов,

Долгих лет и острого пера!

Тыщи верст в повозке той проехав,

Тыщи строк ты выдал на-гора.

 

Так подольше ей скрипеть и гнуться

Немощи завистливой назло!

Ведь с повозки этой нае*нуться

Нам покамест время не пришло.

 

И, покуда русский мат могучий

Вольным ветром в гариках сквозит,

Этот самый медицинский случай

Нам с тобой, Мироныч, не грозит.

 

Игорь Иртеньев

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Мое любимое

 

На собственном горбу и на чужом

я вынянчил понятие простое:

бессмысленно идти на танк с ножом,

но если очень хочется, то стоит.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 2 недели спустя...

О евреях

 

Вы знаете, мы народ необыкновенно поляризованный. На одном полюсе — ум, интеллект, сообразительность, быстрота реакции, смекалка, ну, словом, все то, что одни ненавидят, а другие, наоборот, уважают. Но зато на другом полюсе у нас такое количество дураков и идиотов, что любо-дорого посмотреть. Причем еврейский дурак страшнее любого другого, потому что он полон энергии, апломба и хочет во все вмешаться и все сделать хорошо. Я вам расскажу истории про оба полюса.

История первая. Если есть в зале меломаны или музыканты, они, возможно, помнят имя знаменитого некогда скрипача Бусика Гольдштейна. В 34-м году ему было 12 лет, и этот мальчик в Москве, в Колонном зале Дома Союзов, от всесоюзного старосты Калинина получал орден за победу на каком-то международном конкурсе. Перед началом церемонии его мама говорит: «Буся, когда тебе дедушка Калинин вручит орден, ты громко скажи: «Дедушка Калинин, приезжайте к нам в гости». Тот пытается возразить: «Мама, неудобно». Мама уверенно: «Буся, ты скажешь». И вот начинается церемония, Калинин ему пришпиливает орден, и послушный еврейский мальчик громко говорит: «Дедушка Калинин, приезжайте к нам в гости!» И тут же из зала раздается хорошо отрепетированный дикий крик Бусиной мамы: «Буся, что ты такое говоришь! Мы ведь живем в коммунальной квартире!» И что вы думаете? На следующий же день им дали ордер на квартиру.

Теперь история с противоположного полюса. Год, наверное, 96–97-й. В Америку на постоянное жительство въезжает пожилой еврей, в прошлом полковник авиации. Он проходит собеседование через переводчика, который мне это и рассказал. И на собеседовании чиновник из чистого любопытства спрашивает: «А чего вы уехали из России, вы ведь сделали такую карьеру?!» Полковник отвечает: «Из-за антисемитизма». Чиновник допытывается: «А как это вас лично задело? Все-таки вы доросли до полковника». Еврей говорит: «Смотрите, в 73-м году, когда в Израиле шла война, наша подмосковная эскадрилья готовилась лететь бомбить Тель-Авив. Так вот, представьте, меня не взяли!»

 

 

Придя из разных дальних дальностей

В ничью пустынную страну,

Евреи всех национальностей

Создать пытаются одну.

 

 

И ведь знаете, евреи из Москвы, Ленинграда, Киева, Минска, — совершенно иные, чем из Семипалатинска, Бухары. Есть еще эфиопы, есть марокканские и так далее. Вот стишок за дружбу народов между евреями.

 

 

Здесь мое искомое пространство,

Здесь я гармоничен, как нигде,

Здесь еврей, оставив чужестранство,

Мутит воду в собственной среде.

 

 

Что касается отношений нашего крохотного Израиля с гигантским арабским государством, то я на эту тему не пишу. Лет десять назад я написал один стишок, и мне больше нечего сказать. А стишок был такой:

 

 

Здесь вечности запах томительный

И цены на овощи клевые,

И климат у нас изумительный,

И только соседи х..евые.

 

 

Записок на эту тему приходит много. В Челябинске, по-моему, одна девушка мне прислала грустную записку: «Игорь Миронович, что вы все читаете про евреев, есть ведь и другие не менее несчастные». А в Красноярске я получил замечательную хозяйственную записку: «Игорь Миронович, а правда ли это, что евреям после концерта вернут деньги за билеты?» Очень хорошую записку

я как-то получил в Самаре, очень ею горжусь. Молодая женщина написала: «Игорь Миронович, я пять лет жила с евреем, потом расстались, и я с тех пор была уверена, что я с евреем на одном поле срать не сяду. А на вас посмотрела и подумала — сяду!»

 

О записках

 

Очень люблю записки из зала. Те, кто читал книжки с моими воспоминаниями, знают, что в каждой есть глава с записками. … Вот я в городе Харькове получил такую записку от молодой девушки: «Игорь Миронович, можно ли с вами хотя бы выпить, а то я замужем». Или как-то в Казани выступал и получил записку: «Игорь Миронович, заберите нас с собой в Израиль, готовы жить на опасных территориях, уже обрезаны. Группа татар».

Часто в записках спрашивают о переводах. Вы знаете, было много попыток переводить «Гарики» на идиш, английский, немецкий, польский, голландский, литовский... Ничего не получается. Я думаю, что нашу жизнь просто нельзя перевести.

Но у меня есть чем утешаться. Омар Хайям ждал, что его переведут, шестьсот лет. Я готов подождать. И я хочу объяснить эту мою манию величия. Был такой старый драматург Алексей Файко, может быть, кто-то помнит его пьесу «Человек с портфелем», мы очень с ним дружили, несмотря на разницу в возрасте.

Я как-то ему прочитал пять-шесть своих стишков, и он мне сказал: «Старик, да ты Абрам Хайям!»

 

 

О неприличной лексике

 

В моих стишках, как вы знаете, есть ненормативная лексика.

На концертах я все время напоминаю слова великого знатока русской литературы Юрия Михайловича Олеши, который однажды сказал, что он видел много всякого смешного, но никогда не видел ничего смешнее, чем написанное печатными буквами слово «жопа». Вы знаете, светлеют лица даже у пожилых преподавателей марксизма-ленинизма. Одна женщина подарила мне замечательный словарь великого лингвиста Бодуэна де Куртенэ, который сказал так: «Жопа» — не менее красивое слово, чем «генерал». Все зависит от употребления». Я думаю, он был прав. И потом, вы знаете, ведь наше ухо, привыкшее к классичности русского языка, само с удовольствием ловит любую возможность неприличного искажения слова, понятия, фамилии. Один мой товарищ, с которым мы одновременно сидели, но в разных рекреациях лагеря, старый еврей, хозяйственник, что-то украл у себя на заводе, носил фамилию Райзахер. Так вот у него была кличка Меняла.

Я вас честно предупредил, поэтому желающие могут покинуть зал. А остальным я хочу прочесть стишок, который мы совсем недавно написали «вместе с Пушкиным», когда у нас в Израиле началась:

 

 

Зима. Крестьянин, торжествуя,

Наладил санок легкий бег.

Ему кричат: Какого х…?

Еще нигде не выпал снег!

 

 

Друзья мои, я вас вижу отсюда не всех, но слышу всех абсолютно. И многие смеются нервно. Я вас очень хорошо понимаю, это такой подсознательный страх за детей, внуков: они будут знать «ненормальную» лексику. Не думайте об этом. Наши дети и внуки обречены на полное познание великого и могучего, потому что русский язык проникает в них не только через посредников, каких-нибудь хулиганов в детском саду, но иногда просто прямо из воздуха.

У меня в Америке есть знакомая семья. Там матриархат: глава семьи — бабушка, закончившая филфак Петербургского университета. Дети работают, бабушка-филологиня целиком посвятила себя внуку. Он приехал в Америку в возрасте одного года, сейчас ему лет восемь-девять, у него прекрасный русский язык с большим словарным запасом, я знаю много семей, которые завидуют русскому языку этого мальчика. И вот как-то они были в гостях. Внук читал наизусть первую главу «Евгения Онегина», все хвалили его бабушку. Выходят из гостей, идут к машине, вторая половина декабря, гололед, и внук вдруг говорит: «Однако скользко на дворе, дай, пожалуйста руку, по крайней мере нае…немся вместе».

 

Меня часто спрашивают, как я отношусь к неформальной лексике из уст женщины. Это зависит от контекста. Так же, как в книге это зависит от вкуса автора, так и здесь — от вкуса произносительницы. Я знаю замечательных женщин, которые виртуозно ругаются матом, и очень вовремя.

И, кстати, именно женщины, а особенно старушки, более всего благосклонны к моим «проказам» на сцене.

 

 

Старушки мне легко прощают

все неприличное и пошлое,

Во мне старушки ощущают

их не случившееся прошлое.

 

 

 

Про лагерь

 

Сразу три российских издательства переиздали мою любимую книжку, которую я написал в лагере. Я очень дружил с блатными, и они так устроили, что, когда из санчасти уходило начальство, это было в десять вечера, они меня туда запускали, и я в таком довольно грязном полуподвальчике или в кабинете врача, где тоже нет особой гигиены, на клочках бумаги, а часто на обрывках газеты, на полях, записывал все, что услышал в лагере, все, что хотел записать. Рукопись каждый день пополнялась и очень надежно пряталась. И я ходил по зоне веселый и бодрый. Наверное, слишком бодрый, потому что как-то замначальника по режиму, молодой лейтенант, с омерзением мне сказал: «Губерман, ну что ты все время лыбишься! Ты отсиди свой срок серьезно, когда вернешься — в партию возьмут».

Вы знаете, я был уверен, что о тайне этой книжки знают всего человек пять. Но однажды меня тормознул пахан нашей зоны, а зона большая, тысячи две с половиной, и пахан был очень солидный, матерый уголовник. Я его и раньше знал, но не общался в обычной лагерной жизни, потому что по иерархии мы были слишком далеко друг от друга. Остановил он меня, припер: ты, говорит, книжку пишешь? Ну, говорю, пишу. Он: и все про нас напишешь? — Да. —

И напечатаешь? —Для этого и пишу. Он говорит: «Мироныч, я вижу, ты нервничаешь, не нервничай, если ты все про нас напишешь и эту книжку напечатаешь, сразу просись обратно на эту же зону! Потому что второй раз в том же лагере жить гораздо легче».

 

 

Когда страна — одна семья,

все по любви живут и ладят;

Скажи мне, кто твой друг, и я

скажу, за что тебя посадят.

 

 

«Откуда у вас такой стойкий оптимизм?»

Вы знаете, здесь нет никакой моей заслуги, я думаю, что это у меня гормональное. Может быть, в отца… Он был советский инженер, чудовищно запуганный 37-м годом, 49-м, 52-м. И впал в такой отчаянный оптимизм... Он шутил так. Например, когда он видел в 70-е годы, с кем я дружу и с кем я пью водку, он очень любил подойти к столу и сказать: «Гаринька, тебя посадят раньше, чем ты этого захочешь».

 

Несколько лет тому назад в Москве в Бутырской тюрьме с разрешения начальства была организована выставка московских художников и фотографов. Эта выставка была для зеков, была им доступна. А я был в Москве и хотел прийти на открытие. Устроитель выставки, мой товарищ, попросил начальника тюрьмы: «У нас здесь сейчас проездом Игорь Губерман, хочет прийти, но у него израильский паспорт. Как тут быть?» Начальник Бутырской тюрьмы сказал: «Губермана я пущу по любому паспорту и на любой срок».

 

Про власть и про свободу

 

 

Я не люблю любую власть,

мы с каждой не в ладу,

Но я, покуда есть что класть,

на каждую кладу.

 

 

Свобода очень тяжкая штука. Это твоя собственная ответственность, твой собственный выбор, непонятность куда идти, как поворачиваться... Свобода ужасно тяжкий груз. Насколько он тяжкий, видно по сегодняшней России.

 

 

Народа российского горе

С уже незапамятных пор,

Что пишет он *** на заборе,

Еще не построив забор.

 

 

Вы помните, как все это начиналось в марте 85-го года. И вы знаете, я целый год, наверное, не верил, что в России будет такое счастье, как свобода. И так я целый год писал стишки недоверчивые. Многие стишки того времени оказались живы.

 

 

Вожди России свой народ

Во имя чести и морали

Опять зовут идти вперед,

А где перед, опять соврали.

 

 

Я писал стишки, забыв всякую бдительность и осторожность, друзья звонили утром и вечером, стишки уходили в Самиздат. Советская власть, всевидящее око, наглости не выдержала. И в самый разгар прав человека нас с женой вызвали в ОВИР, и дивной красоты чиновница сказала замечательные слова для эпохи законности: «Министерство внутренних дел приняло решение о вашем выезде». И вот это уже стишки израильские:

 

О жизни там

 

Я весь пропитан российским духом, и я на самом деле российский человек, и здесь уже не важно, что я еврей. Я помню, редактор журнала «Знание — сила» сказал мне: «Ты — самый русский автор, старик, куда ты едешь?» А там нас как бы и нет… Я имею в виду гуманитариев, писателей. Израильтяне нас просто не знают, разве что нескольких человек, которых переводили, или музыкантов, которые там выступают. А так мы живем в русской среде, чуть-чуть геттообразной.

 

«Отчего же вы не вернулись, когда стало можно?»

Я не хотел жить в России. Во-первых, это очень унизительно сегодня. И потом, при своем характере я бы тут же оказался где-нибудь на обочине, в марше несогласных. А так я и в Израиле с ними не согласен. И прекрасно себя чувствую.

 

 

Про любовь

 

Я отдельно прочитаю про любовь и отдельно про семью — это разные вещи.

 

В душе моей не тускло и не пусто,

И даму если вижу неглиже ,

Я чувствую в себе живое чувство,

Но это чувство юмора уже.

 

 

Про семью

 

Я в семейной жизни счастлив очень, уже 45 лет. Не знаю как жена, она у меня молчаливый человек. Во всяком случае, заполняя анкеты, я в графе «семейное положение» всегда пишу «безвыходное». Жена на меня часто обижается, но она и сама надо мной издевается. Вот в мае прошлого года такая была история у нас дома. В окно влетел голубь и затрепыхался по комнате, и жена мне кричит: «Гони! Гони его скорей! А то он на тебя насрет как на литературный памятник!»

 

О старости

В одной знакомой семье умирал старый еврей, он очень долго болел и однажды сказал своим близким, что сегодня ночью он умрет и хочет спокойно и достойно со всеми проститься. И на закате пришел к нему проститься его пожизненный друг, который на полгода его старше. Пришел сам, обнялись, поцеловались — «прости, если что не так». А потом пришедший так помялся и говорит:

«А ты точно сегодня умрешь?» Тот отвечает: «Точно». Друг говорит: «Тогда у меня к тебе просьба, если ты сегодня умрешь, то почти наверняка ты завтра-послезавтра увидишь Его. И Он тебя может спросить обо мне. Так вот ты меня не видел и не знаешь».

 

К очкам прилипла переносица,

Во рту протезы как родные,

А после пьянки печень просится,

Уйти в поля на выходные.

 

 

Несколько лет назад была замечательная история в Лос-Анджелесе. Я выступал в зале человек на пятьсот, таком круглом, покатом, с хорошей акустикой. И я сказал: «Старость не радость, маразм не оргазм», и вот это очень редко, но бывает в небольших аудиториях, когда смех не только вспыхнул одновременно, но и погас одновременно, и в резко наступившей тишине какая-то женщина грубо и резко сказала своему мужу: «Вот это запомни!»

 

 

Время остужает плоть и пыл

И скрипит в суставах воровато;

Я уже о бабах позабыл

Больше, чем я знал о них когда-то.

 

 

Уже много лет, освежая программу новыми стишками, я читаю стихи о старости и наших старческих слабостях. И как-то в Питере на сцену падает запоздалая записка, в которой оказались дивные стихи: «О Гарик, я в своих объятьях тебя истерла бы в муку. Как жаль — публично ты признался, что у тебя уже ку-ку».

 

 

Приходит возраст замечательный

И постепенно усыпляющий,

Мужчина я еще старательный,

Но очень мало впечатляющий.

 

 

Но у меня есть и бодрые стишки, вы не думайте!

 

 

Зря вы мнетесь, девушки,

Грех меня беречь,

Есть еще у дедушки

Чем кого развлечь.

 

 

Я дряхлостью нисколько не смущен,

И часто в алкогольном кураже

Я бегаю за девками еще,

Но только очень медленно уже.

 

 

О самоиронии

 

«Игорь Миронович, вы выходите на сцену и смеетесь в первую очередь над собой. Человек, который смеется над собой, выглядит неуязвимым. Это кажущееся ощущение? Вы вообще обижаетесь на что-либо?»

Не обижаюсь я, точно. Да и трудно меня обидеть. Есть замечательная лагерная пословица, очень жестокая, но верная: «Обиженных еб…т». Очень хорошая штука! «На обиженных воду возят» — более приличный вариант, но менее точный. Вы знаете, дружочек, это у меня чисто национальное. Здесь все очень просто. Еврейскому народу веками было свойственно над собой смеяться, в совершенно чудовищных, безвыходных обстоятельствах, и я думаю, что это спасало народ в целом за все тысячелетия длинной истории. Есть совершенно гениальная еврейская притча, как во время погрома еврея распяли на воротах его дома, как Христа, и, когда ушли погромщики, его сосед, который не смел помочь, потому что боялся, вышел и говорит: «Больно?», а тот отвечает: «Только когда смеюсь».

Это, пожалуй, основополагающая наша черта. Миллионы наблюдательны в отношении соседа, но не в отношении себя.

А евреи смеются даже над собой, и я очень многих таких знаю

и думаю, это очень целебно.

 

 

 



О себе

 

 

Любил я книги, выпивку и женщин.

И большего у бога не просил.

Теперь азарт мой возрастом уменьшен.

Теперь уже на книги нету сил.

 

 

Теперь я тихий старый мерин.

И только сам себе опасен.

Я даже если в чем уверен,

То с этим тоже несогласен.

 

 

Несколько лет назад я неосторожно написал один грустный стишок, который положил начало новой книжке, она выйдет этим летом.

 

Нынче грустный вид у Вани.

Зря ходил он мыться в баньку.

Потому что там по пьяни

Оторвали Ваньке встаньку.

 

 

И вся книжка вышла грустная. Сейчас я почитаю вам стихи из этой книги, и вы поймете, как опасно начинать с грустного стиха.

 

При хорошей душевной погоде

в мире все гармонично вполне.

Я люблю отдыхать на природе,

а она отдохнула на мне.

 

 

Доволен я сполна своей судьбой.

И старюсь я красиво, слава богу.

И девушки бросаются гурьбой

Меня перевести через дорогу.

 

 

О славе

 

Я буду рассказывать всякие байки и обязательно буду хвастаться. Я уже давно установил, что со сцены очень приятно хвастаться. Свое 70-летие я отмечал в Одессе. Иду я по Дерибасовской, меня обогнал такой невысокий мужчина лысоватый, обернулся несколько раз, потом притормозил и сказал заветные слова: «Я извиняюсь. Вы Губерман или просто гуляете?»

А несколько лет назад я достиг пика своей популярности. Более известным я не стану никогда. В Мадриде в музее Прада в мужском туалете меня опознал русский турист. История немножко физиологичная, но рассказывать ее дико приятно. Стоим мы, тесно прижавшись к нашим писсуарам… Почему тесно, вы знаете, да? В старой Одессе над писсуарами часто бывало объявление: «Не льсти себе, подойди поближе». Так вот, стоим мы, значит, друг на друга не смотрим, и вдруг он наклоняется к моему уху и говорит: «Вы — Губерман, который пишет гарики?» Говорю: «Я». И он, не прерывая процесса, стал говорить мне на ухо немыслимые комплименты. Я слушаю из чистой вежливости, чуточку скосив на него глаза, и с ужасом вижу, что он в это время пытается из правой руки переложить в левую, чтобы пожать мне руку». Я ушел первым.

 

«Как у вас рождаются стихи? Вы становитесь в позу или ходите? Они льются потоком или вы напрягаетесь?»

Я становлюсь в позу и напрягаюсь.

 

«Как вы относитесь к своей известности?»

Очень серьезно. Но мне проще на этот вопрос ответить стишками:

 

Хоть лестна слава бедному еврею,

Но горек упоения экстаз,

Я так неудержимо бронзовею,

Что звякаю, садясь на унитаз.

 

 

Об алкоголе

 

Я только что был в Москве и в Питере. И два моих друга —

и москвич и питерец — живы, по счастью, всегда я этому радуюсь. Мы ведь достигли такого возраста, который в некрологах называется цветущим. И поэтому я всегда очень радуюсь… А когда-то москвич питерца не знал, а я знал. Он поехал в Питер, и я ему дал телефон, он позвонил питерцу, пришел к нему в гости, и они так напились, что москвич даже не поехал в гостиницу, где он остановился, а остался в этой семье ночевать. Утром они встают, похмельно пьют кофе. А хозяин дома, питерец — интеллигентный, пижон такой… И вот он говорит гостю: «Старина, конечно, мы вчера с вами очень здорово набултыхались, но в сущности мы знакомы весьма поверхностно, имею ли я право на интимный и, возможно, даже некорректный вопрос?» Тот отвечает: «Спрашивайте, конечно». — «Скажите, что бы вы сейчас предпочли? Хорошую девицу или двести грамм водки?» Москвич подумал и ответил: «Хотя бы сто пятьдесят!»

Три года назад я перенес очень тяжелую операцию... Нет, начать надо с предоперационной. Лежу я там, уже немножко уколотый, ожидаю своей очереди. И тут ко мне подходит мужик в зеленом операционном костюме и говорит: «Игорь Миронович, я из бригады анестезиологов. Я пришел сказать, что мы вас очень любим, постараемся — и все у вас будет хорошо. А вы вообще как себя чувствуете?» Я говорю: «Старина, я себя чувствую очень плохо, начинайте без меня».

Он засмеялся… Сделали мне операцию, и повалили в мою палату врачи, кто на иврите, кто на русском желают мне здоровья и уходят, а один все не уходит. Такой худенький, совсем молоденький, лет 35 ему. Он говорит: «А почему вы ничего не едите? Надо бы есть, уже второй день. Может, вам выпить надо?» Я говорю: «Конечно! А у тебя есть?» Он говорит: «Ну да, у меня есть немного виски». «Сгоняй, — говорю. — Только спроси у моего профессора, мне уже можно выпивать-то?» А он: «Ну что вы меня обижаете. Я и есть ваш профессор». Принес он полбутылки виски, я сделал несколько глотков, вечером пришел мой приятель, и мы с ним еще добавили, и я стал немедленно поправляться, прямо на глазах. И еще лежа в больнице, снова начал писать стишки.

 

 

Ручки-ножки похудели,

Все обвисло в талии,

И болтаются на теле

Микрогениталии.

 

 

Игорь Губерман. Давно пора, ебена мать, умом россию понимать!

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 4 недели спустя...

Загадка ненависти.

 

Сто лет конфликта, 6 войн, миллиарды долларов, выброшенных на ветер, сотни тысяч убитых, не считая мальчика, лежащего рядом со мной на скалистом берегу озера Керон в 1982-м. Мы оба смотрели, как его кишки вываливаются наружу. Вертолет забрал его, и до сих пор я не знаю, жив он или мертв. И все же это невозможно понять. Это не только то, что произошло, но и то, чего НЕ произошло - непостроенные больницы, неоткрытые университеты, непроложенные дороги, три года, вырванные армией из жизни миллионов молодых людей.

 

И до сих пор ни намека на решение загадки, с которой все началось: На этот раз я не имею в виду палестинцев. Наш с ними конфликт интимен и регионален, и напрямую влияет на их жизнь. Не затрагивая вопроса, кто прав, понятно, что у них есть причины не хотеть нашего пребывания здесь. Мы все понимаем, что в конечном итоге, так это и решится, между нами и ними, кровью, потом и слезами, которые запачкают страницы договора. Пока этого не случилось, это все-таки война, которую можно понять, хотя ни один вменяемый человек не поймет средств, которыми она ведется.

 

Это о других, которых понять нельзя. Почему Насралла, вместе с сотнями тысяч своих сподвижников, посвящает свою жизнь и свои несомненные спсобности, судьбу своей страны, войне со страной, которой никогда не видел, с людьми, которых никогда не встречал, с армией, с которой он не имеет ни малейшей причины воевать?

 

Почему иранские дети, которые даже не могут найти Израиль на карте (в основном, по причине его микроскопических размеров), сжигают его флаг на городской площади и предлагают покончить с собой ради его уничтожения?

 

Почему египетские и иорданские интеллектуалы натравливают наивных и беспомощных против мирных договоров, прекрасно понимая, что отмена мирных договоров отбросит их страны на двадцать лет назад?

 

Почему сирийцы готовы оставаться убогой страной третьего мира ради сомнительного права субсидировать террористические организации, которые, в конечном счете, будут угрожать их же существованию?

 

За что нас ненавидят в Ираке? В Судане? Что мы им сделали? Какое отношение мы вообще имеем к их жизни? Что они знают о нас? И почему нас ненавидят в Афганистане? Им там нечего есть, откуда у них силы ненавидеть?

 

Есть так много ответов на этот вопрос, и все же он остается загадкой. Да, это на религиозной почве, но и религиозные люди сами делают свой выбор. Коран (и Шариат- свод религиозных законов, как Шульхан Арух у евреев), содержит тысячи законов, почему же именно мы так их занимаем?

 

Есть немало государств, давших им веские причины для ненависти. Не мы вели крестовые походы, не мы правили колониями, никогда мы не пытались обратить их в иудаизм. Монголы, сельджуки, греки, римляне, крестоносцы, оттоманцы, англичане, все захватывали, разрушали, разграбляли весь регион.

 

Мы даже и не пытались, как же получилось, что именно мы - ВРАГ?

 

Если речь идет о солидарности со своими братьями - палестинцами, то где же саудовские тракторы, отстраивающие район Гуш Катиф? Что произошло с индонезийской делегацией, строящей новую школу в Газе? Где врачи из Кувейта с новейшим операционным оборудованием? Есть так много способов возлюбить брата своего, почему же они предпочитают помогать ему ненавидеть? Это из-за чего-то, что мы сделали?

 

Полторы тысячи лет антисемитизма научили нас (самым болезненным образом) тому, что есть в нас нечто, что раздражает весь мир. И тогда мы сделали то, чего все от нас хотели: ушли. Построили себе свое крохотное государство, в котором мы сможем доводить друг друга, не мешая другим. И даже не просили многого. Израиль простирается на территорию 1% от площади Саудовской Аравии. Ни нефти, ни полезных ископаемых. Не занимая территорию ни одного из существущих государств. Города, которые подверглись обстрелам на этой неделе, ни у кого не были отобраны. Нагария, Афула и Кармиэль вообще не существовали, пока мы их не основали. Остальные катюши ударили по местам, принадлежность которых нам никогда и никем не оспаривалась. В Хайфе жили евреи еще в 3-м веке до нашей эры, Тверия была местом последнего Синедриона, так что нельзя сказать, что мы отобрали их у кого бы то ни было.

 

Однако ненависть продолжается. Активная, ядовитая, непрерывная. В предыдущую субботу президент Ирана Ахмадинеджад снова призвал "действовать во имя уничтожения Израиля", как-будто мы бактерии. Мы так к этому привыкли, что даже не спрашиваем почему. Израиль не надеется и никогда не надеялся, что Иран исчезнет. Пока они этого хотели, мы поддерживали с ними дипломатические отношения. Между нами нет границы, или даже плохих воспоминаний. И все же они готовы бороться со всем западным миром, терпеть торговые эмбарго, ухудшать качество жизни, разрушить то малое, что осталось от их экономики, за право горячо нас ненавидеть.

 

Я пытаюсь вспомнить и не могу: мы их чем-то обидели? Когда? Как? Почему он сказал в своей речи, что Израиль - главная проблема мусульманского мира? Более миллиарда людей живут в исламском мире, большая часть в жутких условиях. Они голодают, живут в нищете, безграмотны, страдают в кровопролитных конфликтах, от Кашмира до Курдистана, от Дарфура, умирающего от голода, до Бангладеш, истекающего кровью. С чего вдруг мы - их главная проблема? Каким образом мы им мешаем?

 

Я отказываюсь принять объяснения на уровне "Такие уж они есть". Это говорилось о нас так часто, что я уже сомневаюсь в этом утверждении. Должна быть причина получше, какая нибудь тайна, из-за которой жители Южного Ливана решают поджечь тихую границу, захватить солдат армии, которая уже давно ушла с их территории, превратить в руины свое государство, которое едва стало восстанавливаться после многих трагических лет.

 

Мы привыкли говорить себе предложения вроде "Это Иранское влияние" или "Сирия заправляет всем" - но это слишком простое объяснение. Что с ними? О чем они думают? Что с их надеждами, любовью, мечтами и стремлениями? Что с их детьми? Когда они разрушают жизни своих детей и посылают их умирать, неужели им достаточно сказать, что оно того стоило, только потому, что они до такой степени нас ненавидят?

 

Тут вечности запах томительный,

И свежие фрукты дешёвые,

А климат у нас - изумительный,

И только соседи - хуёвые.

 

Игорь Губерман

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 3 месяца спустя...

Еврейский дух слезой просолен,

душа хронически болит,

еврей, который всем доволен,-

покойник или инвалид.

 

***

 

За мудрость, растворенную в народе,

за пластику житейских поворотов

евреи платят матери - природе

обилием кромешных идиотов.

 

***

 

Евреи знали унижение

под игом тьмы поработителей,

но потерпевши поражение,

переживали победителей.

 

***

 

Еврейского характера загадочность

не гений совместила со злодейством,

а жертвенно хрустальную порядочность

с таким же неуемным прохиндейством.

 

***

 

Еврейского разума имя и суть -

бродяга, беглец и изгой;

еврей, выбираясь на праведный путь,

немедленно ищет другой.

 

***

 

В евреях легко разобраться,

отринув пустые названия,

поскольку евреи не нация,

а форма существования.

 

***

 

Хотя весьма суха энциклопедия,

театра легкий свет лучится в фактах,

еврейская история - трагедия,

но фарс и водевиль идут в антрактах.

 

***

 

Везде, где не зная смущенья,

историю шьют и кроят,

евреи - козлы отпущения,

которых к тому ж и доят.

 

***

 

За стойкость в безумной судьбе,

за смех, за азарт, за движенье,

еврей вызывает к себе

лютое уважение.

 

***

 

С душою, раздвоенной, как копыто,

обеим чужероден я отчизнам --

еврей, где гоношат антисемиты,

и русский, где грешат сионанизмом.

 

***

 

В объятьях водки и режима

лежит Россия недвижимо,

и только жид, хотя дрожит,

но по веревочке бежит.

 

***

 

Еврею нужна не простая квартира:

еврею нужна для жилья непорочного

квартира, в которой два разных сортира:

один для мясного, другой для молочного

 

***

 

Сложилось нынче на потеху,

что я, стареющий еврей,

вдруг отыскал свой ключ к успеху,

но не нашел к нему дверей.

 

***

 

Льется листва, подбивая на пьянство;

скоро снегами задуют метели;

смутные слухи слоятся в пространство;

поздняя осень; жиды улетели.

 

***

 

По ночам начальство чахнет и звереет,

дикий сон морозит царственные яйца:

что китайцы вдруг воюют, как евреи,

а евреи расплодились, как китайцы.

 

***

 

Царь-колокол безгласен, поломатый,

Царь-пушка не стреляет, мать ети;

и ясно, что евреи виноваты,

осталось только летопись найти.

 

***

 

 

Люблю листки календарей,

где знаменитых жизней даты:

то здесь, то там живал еврей,

случайно выживший когда-то.

 

***

 

Отца родного не жалея,

когда дошло до словопрения,

в любом вопросе два еврея

имеют три несхожих мнения.

 

***

 

За все на евреев найдется судья.

За живость. За ум. За сутулость.

За то, что еврейка стреляла в вождя.

За то, что она промахнулась.

 

***

 

Русский климат в русском поле

для жидов, видать, с руки:

сколько мы их ни пололи,

все цветут -- как васильки.

 

***

 

Евреи продолжают разъезжаться

под свист и улюлюканье народа,

и скоро вся семья цветущих наций

останется семьею без урода.

 

***

 

Я снял с себя российские вериги,

в еврейской я теперь сижу парилке,

но даже возвратясь к народу Книги,

по-прежнему люблю народ Бутылки.

 

***

 

Если к Богу допустят еврея,

то он скажет, вошедши с приветом?

-- Да, я жил в интересное время,

но совсем не просил я об этом.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 1 месяц спустя...

Оцифрована, околдована,

C интернетом навеки повенчана,

Я сижу к монитору прикована,

А ведь вроде бы взрослая женщина...

То весёлая, то печальная,

В сеть с четвёртого раза зашедшая,

Я не то, чтоб совсем ненормальная,

Но немного уже… сумасшедшая…

 

Новые "гарики" Игоря Губермана

 

 

Я Вас люблю! Тому свидетель Бог!

Нет женщины прелестней Вас и краше!

Я ровно в полночь был у Ваших ног...

Потом гляжу: а ноги-то - не Ваши!

 

 

Стране не вылезть из дерьма,

В которой столько лет упрямо

Иван кивает на Петра,

И оба дружно - на Абрама.

 

Узбекистан. Пока двадцатый век,

Но врач-еврей сегодня - дефицит.

Тo, что узбека лечит сам узбек,

Вот это - настоящий геноцид.

 

 

Еврею неважно - он там или тут:

И в жарком Крыму, и на дальней Аляске.

Евреи где хочешь легко создадут

Русский ансамбль песни и пляски.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 1 месяц спустя...

Игорю Губерману исполнилось 75 лет

 

>> Многолетний юзер алкоголя,

>> Боевого секса ветеран,

>> Славная тебе досталась доля,

>> Достославный друг мой Губерман.

>>

>> Двух народов ты любовью греем,

>> Или согреваем, что верней,

>> Будучи потомственным евреем,

>> Ты для русских - Пушкин наших дней.

>>

>> Что тебе сказать, мой старший тезка,

>> Всенародно признанный пиит,

>> Нашей жизни катится повозка,

>> Хоть при этом гнется и скрипит.

 

 

Сил тебе, здоровья и успехов,

>> Долгих лет и острого пера!

>> Тыщи верст в повозке той проехав,

>> Тыщи строк ты выдал на-гора.

 

>> Так подольше ей скрипеть и гнуться

>> Немощи завистливой назло!

>> Ведь с повозки этой нае*нуться

>> Нам покамест время не пришло.

 

>> И, покуда русский мат могучий

>> Вольным ветром в гариках сквозит,

>> Этот самый медицинский случай

>> Нам с тобой, Мироныч, не грозит!

 

Игорь Иртеньев

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 1 месяц спустя...

Не тем еврей стал плох, что ест наш хлеб,

А тем, что проживая в нашем доме,

 

Настолько стал бездушен и свиреп,

 

Что стал сопротивляться при погроме!

 

И. Губерман.

 

Мы - израильтяне

Мы - это все израильтяне. Те, кто за границей, на территориях и в Тель-Авиве. Мы - это правые и левые, черные и белые, в бикини, и в лапсердаках, в кипах и лысые.

Мы пока этого не понимаем, но Время - очень правдивый джентльмен. Он всегда говорит правду. У нас есть смертный приговор всего мира, и приговор этот - “по умолчанию”. Нас приговорили, но мы всему миру показываем “большой фак”, даже если показываем друг другу малый.

Жители Сдерота в 1994 году не понимали, зачем мы, поселенцы, живем в Секторе Газа, Иудее и Самарии. Теперь они это понимают. Жители Ашкелона и Беер-Шевы, в 2005-м, не понимали, как можно жить в Сдероте. Сейчас моя френдесса Инночка - понимает.

При этом в мире проходят демонстрации против израильтян, против нас. Никто не беспокоился, как же живут в постоянном страхе под террактами и ракетами миллионы израильтян?! Но арабов они жалеют. И мне их жалко. Если нас никто не понимает, то их - тем более. Ведь они не могут сказать, что израильтяне несут им снижение детской смертности в пять раз, что уровень жизни в Иудее и Самарии в восемь раз выше Саудии, Иордании и Египта. Им на головы израильские социалисты призвали бандитов, которые затыкают рты, которые грабят и насилуют, которые прикрываются женщинами и детьми.

Но мы - израильтяне, потомки ЯакОва, он же Исраэль, все едины. Мы посылаем наших детей в бой, при этом призывая их к милосердию. Мы не противимся тому, что израильская армия перед атакой на склады “Градов” звонит по телефону мирным жителям, с просьбой убежать подальше. Мы - израильтяне. Нам не нужна кровь младенцев.

Мы - израильтяне. За границей Израиля мы приговорены к смерти еще больше, чем в Стране. События в Бомбее тому пример. Но у нас нет страха, при том что все СМИ пытаются его нам навязать. Наши дети заходят в автобусы и торговые центры через час после взрыва. Мы смеемся над “приговором по умолчанию”.

- Надо одеть красивое нижнее белье. Вдруг будет терракт и эвакуировать меня будет молоденький солдатик!

Это из разговора двух кокеток в Кирьят-Арба.

Мы израильтяне. Нас учат, что при встрече с террористом, надо идти на него. Не бежать, не вступать в переговоры, а атаковать. При этом палец на курке должен быть твердым. Мы не палим без разбора, хотя и вооружены. Мы - израильтяне. И мы не придуманы, как придуман “палестинский народ” в 1972 году Юрием Андроповым.

Мы - израильтяне. Дети Исраэля, который, как известно всему миру, боролся с ангелом и победил. Наша Тора - основа христианства и ислама, и именно поэтому они приговорили нас к смерти “по умолчанию”.

Мы - израильтяне. Мы не хотим убивать, но хотим спокойно жить. Мы даже готовы помочь арабам начать жить в 21 веке, перескочив в него из века 11-го, из их варварства, абсолютно безвозмездно. Но мы не опустимся в их варварство. Потому что мы - израильтяне.

 

Мы - израильтяне. Мы построили из ничего страну, входящую в десятку развитых стран мира. Мы - платежеспособны, несмотря на постоянные расходы на войны. Четверть этой страны построили мы - евреи России. Но и мы уже - израильтяне.

Мы - израильтяне. И мы за себя умеем постоять.

Так получилось, что у нас создалась ситуация Польши 1939 года, где “благороднейшими из благородных управляли гнуснейшие из гнусных”( У.Черчиль).

Но у нас просто нет выбора, - несмотря на продажность, власть имущих мы должны держаться стойко и до конца, презирая эту продажность. Цена - жизнь. И мы за ценой не постоим. Я учу детей, что у них нет опции плена.

Это, как в яме со львами - грызи до последнего. У всех израильтян тоже нет такой опции.

Мы - израильтяне, даже те, кто не евреи по Галахе.

 

Мы израильтяне - потому что ВЫБРАЛИ жить в Израиле, потому что каким-то образом связаны с Исраэлем или его потомками.

МЫ - ИЗРАИЛЬТЯНЕ!

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 7 месяцев спустя...

*Бесплатные объявления из зап. книжки И. Губермана **

 

 

Кандидат филологических наук сымет комнату.

 

Девушка без образования ищет работу по специальности.

 

Зубопротезные работы в области рта.

 

Листочек на столбе: <<Продам щенка породы сэр Бернар>>.

 

Ценник в деревенском магазине: <<Помада для губ лица>>.

 

<<Делаем копии с любых документов. Подлинник не требуется>>.

 

В Одессе на Привозе - вывеска на магазине возле туалетов:

<<Французские духи в разлив>>.

 

И в том же городе - в подъезде дома объявление (скорей, совет

житейский): Берегите с ранних лет совесть, воду, газ и свет!

 

Реклама прививок против полиомиелита - в поликлинике: <<Две капли в

рот, и нет ребенка инвалида!>>

 

<<Купите котят! Недорого! Пятьдесят рублей ведро>>.

 

<<Кодирую от онанизма. Гарантия - три дня>>.

 

<<Новый вид услуг! Женские тампоны - доставка и установка>>.

 

В той же Одессе: <<Мастерская по изготовлению импортных зонтов>>.

 

<<Удаляю волосы со всех чaстей тела. Куплю паяльную лампу и керосин>>.

 

<<Похоронное бюро <<Энтузиаст>>. Для постоянных клиентов - скидка>>.

 

Объявление в какой то российской газете (город не написан, к

сожалению): "Выйду замуж за еврея любой национальности".*

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 2 месяца спустя...

ГУБЕРМАН

 

Люблю я родину свою,

И движет мной не чувство долга!

Люблю, и всё! На том стою,

Хотя присел бы ненадолго

 

Люблю, почти как Моисей

Любил таскать Ковчег Завета,

Люблю назло планете всей,

И пусть подавится планета!

 

Люблю родной аэродром,

Верховный суд, и даже Кнессет,

Где разум борется с добром

И всё никак не перевесит

 

Люблю за редкостную смесь

Средневековья и прогресса,

За всё, что делается здесь

Во имя мирного процесса.

 

За выбор специй и приправ,

За экзотические блюда,

За то, что кто-то, перебрав,

Не крикнет мне <Вали отсюда!>.

 

Люблю я родину, и всё!

Люблю безудержно и рьяно.

Люблю за то, люблю за сё,

Но большей частью - несмотря на:

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Присоединяйтесь к обсуждению

Вы можете опубликовать сообщение сейчас, а зарегистрироваться позже. Если у вас есть аккаунт, войдите в него для написания от своего имени.

Гость
Ответить в тему...

×   Вставлено в виде отформатированного текста.   Вставить в виде обычного текста

  Разрешено не более 75 эмодзи.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отобразить как ссылку

×   Ваш предыдущий контент был восстановлен.   Очистить редактор

×   Вы не можете вставить изображения напрямую. Загрузите или вставьте изображения по ссылке.

Загрузка...
×
×
  • Создать...