Перейти к публикации
Форум - Замок

Дневник сетевого путешественника по Японии...


Рекомендованные сообщения

В Японии считают, что у человека может быть шесть пороков: жадность, злость, глупость, легкомыслие, нерешительность и алчность. Все они имеют еще 18 разноводностей. В понятии европейцев, это тоже, не считается достоинствами. Но не всегда эти взгляды совпадают. Японцы с их традициями и культурой – сплошные загадки и противоречия для европейца.

 

Что хорошо и что плохо в понятии японца? Примеров с различиями можно привести множество, но вот только некоторые:

 

Японские поговорки гласят:

 

-Глупость начинается с честности.

 

-Лучше слегка приврать, чем быть несчастным.

 

-Иногда убежать значит победить....

 

-Молодость для японцев – грех. Действительно, что хорошего можно сделать в молодости? Вот,

поживешь, наберешься опыта, мудрости и тогда....

 

- Не забавы мужа на стороне, а ревность жены- вот пример греха по-японски...

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • Ответы 195
  • Создано
  • Последний ответ

Лучшие авторы в этой теме

Лучшие авторы в этой теме

Опубликованные изображения

А ведь если вдуматься, они правы. Японская мораль вообще полна парадоксов. С налету их понять трудно, многим - невозможно. А эти постулаты мне понравились)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Знаете...не все так просто...

Японию...ВСЮ...нужно рассматривать через призму Буси-До...

Тогда и эти поговоруи смотрятся несколько иначе...

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

К сожалению, мне не довелось видеть настоящий японский театр...

Но это - огромный пласт японской культуры, без которого нет Японии.

 

БУГАКО - появившееся в VIII веке придворное танцевальное церемониальное представление,

исполняющееся под музыку ГАГАКУ. Представления БУГАКО в Японии устраиваются по случаю больших храмовых праздников и дворцовых церемоний, а также во время фестивалей традиционного искусства, а зарубежом - как составная часть культурной программы на международных форумах. Для широкой публики 2-3 раза в год даются концерты музыки ГАГАКО.

 

КАГУРА - исполняющиеся во время религиозных праздников еще более древние синтаистские мистерии.

 

- Самой строгой классикой считается сформировавшийся в XIV веке театр НОО, вид очень условной

танцевальной оперы, где главные действующие лица выступают в масках. Этот театр - воплощение эстетических

идеалов военно-феодальной знати средневековой Японии. Ежемесячно в Токио показывают более 20 спектаклей. В настоящее время функционируют 5 школ НОО: кандзэ, компару, хосё, консо и кита.

 

- В качестве интермедии между пьесами в театре НОО исполняется простонародный фарс - КЁГЕН.

 

- КАБУКИ - один из самых известных видов классического театра Японии. Включает музыку, танцы, драму. Истоки в народных песнях и танцах. Сложился в XVII в., получил развитие в конце XVII — начале XVIII вв. С 1652 в труппах кабуки выступают только мужчины. В современном кабуки сохранились особая условная исполнительная манера, канонической позы, грим, декорации и др.

 

- Среди популярных театральных представлений в Японии особенно распространен театр ЁСЭ,

отличающийся редким своеобразием. Это зрелище типа варьете, участники которого выступают с

разнообразными номерами. Этот вид театрального искусства возник в XVII веке. Слово «ёсэ» означает «место, где собираются люди». Сначала представления ёсэ устраивали на площадях под открытым небом, и были они известны как дайдо-гэй или цудзи-гэн (уличное представление). К концу XVIII века для ёсэ стали строить специальные театральные помещения.

 

- БУНРАКУ - очень популярный в Японии кукольный театр. Многочисленные труппы кукольников различаются по способу вождения кукол, манере исполнения и репертуару. Всеяпонская ассоциация кукольных театров (НИКОН, НИНГЁ, КЁГИКАЙ ) объдиняет около 80 трупп.

 

Заметное место на японской театральной сцене занимают так называемые промежуточные жанры ( ТЮКАН, ЭНГЭКИ ), возникшие в конце прошлого века, после революции Мэйдзи. Главные из них - СИМКА, СИНКОКУГЭКИ и ГЭНДАЙГЭКИ.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Знаете...не все так просто...

Японию...ВСЮ...нужно рассматривать через призму Буси-До...

Тогда и эти поговоруи смотрятся несколько иначе...

Алесь, а я как раз и смотрел на эти поговорки через призму Бусидо. У моего сына "Бусидо" - настольная книга)))
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 2 недели спустя...

А вот что я обнаружил на просторах сети....

 

А ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ ЧТО...

 

Наименование самурайских мечей отражает, в основном, способ их ношения (“вакидзаси” буквально означает “на боку воткнутое”). Так до 14 века термином “катана” (или “танто”) обозначался заткнутый за пояс короткий меч, а длинный меч, который носили на боку, назывался “тачи”. С 14-15 веков мечи стали носить за поясом и называться они стали “дайсе” (буквально “большой и малый”). Большой меч стали обозначать термином “катана” (или “дайто”), а малый - “вакидзаси” (или “сето”). Под “танто” стали подразумевать нож, который разрешалось носить и людям, не принадлежащим к самурайскому сословию.

 

Ни в одной другой стране не был так развит этикет меча, как в Японии. Заткнутый за пояс с правой стороны или положенный справа от себя клинок означал доверие к собеседнику, так как из этого положения было труднее всего привести меч в боевую готовность. При входе в дом длинный меч необходимо было оставить у входа на специальной подставке. Передавать меч кому-либо как для показа, так и на хранение можно было только рукоятью к себе. Поворот меча рукоятью к противнику означал неуважение его способностей фехтовальщика, поскольку настоящий мастер мог мгновенно этим воспользоваться. При демонстрации оружия меч никогда не обнажался полностью и касаться его можно было только шелковым платком или листом рисовой бумаги. Обнажение меча, удар ножнами о ножны или бряцание оружием было равнозначно вызову, за которым мог последовать удар без предупреждения. Как и в Европе, мечи могли иметь имена и передавались из поколения в поколение.

 

Танто носили самураи, состоящие на службе, а аигути - вышедшие в отставку (как доказательство того, что они еще на что-то способны - и нож без гарды все еще нож).

 

Столь характерные польские гусарские крылья, крепившиеся к наспинникам панцирей или к задним лукам седел служили далеко не только декоративным целям. Громкий свистящий звук, который издавали эти крылья во время скачки, оказывал значительное психологическое воздействие на противника, в также пугал неприятельских лошадей (своих специально дрессировали). Кроме того, крылья мешали прицельно накинуть аркан на шею гусара, а при падении с коня утыкались в землю и амортизировали удар.

 

Наконечник рогатины (копья с массивным пером-наконечником) назывался “рожон”. Отсюда пошло выражение “лезть на рожон”.

 

Метательные палицы типа бумеранга были известны еще в Древнем Египте. Причем эффектом возвращения обладали только тренировочные "детские" австралийские бумеранги. Охотничье-боевой бумеранг и не должен был возвращаться, зато при попадании в щит мог обойти его и поразить спрятавшегося за ним врага.

 

Многие народы мира использовали боевую устрашающую раскраску щитов. Но только некоторые племена Африки применяли "гипнотическую" окраску щита, который при вращении приковывал к себе взгял противника, завораживая его.

 

Межплеменные войны коренного населения Америки (до появления конкистадоров) проходили практически без смертоубийства. Тактика ведения военных действий все вооружение индейцев было направлено на взятие противника в плен для того, чтобы потом принести его в жертву богам на официальной церемонии. Это являлось, вероятно, одной из причин легкой победы европейских конкистадоров над многократно превосходящими их численностью индейскими племенами.

 

Среди коренного населения Америки существовал обычай "войны цветов": наиболее сильное племя, с которым уже никто не осмеливался воевать, но которому все же было необходимо регулярно приносить жертвы своим богам, приказывало одному из подчиненных племен начать боевые действия. При этом "вассалы" вместо оружия должны были использовать цветочные букеты.

 

Денежным эквивалентом в средневековой Японии был 1 коку риса (около 150 килограмм).

 

Японский крик "Бандзай", аналог русского "Ура", буквально переводится как "десять тысяч лет".

 

Гэта-уранаи - это японский способ предсказания погоды. Гэта (японская деревянная обувь: напоминающая сандалии) сбрасывается с ноги. Если он падает в нормальном положении - будет жарко, если подошвой вверх - будет дождь, если становится на бок - погода будет облачной.

 

Бокен (деревянный аналог самурайского меча) был введен в практику тренировок великим мастером меча XVII века Миямото Мусаси. До этого самураи обучались фехтованию на настоящих мечах, что часто приводило к травмам. Сам Миямото Мусаси неоднократно побеждал противников, вооруженных настоящими мечами, используя только бокен. Синай (тренировочный меч кендо, состоящий из нескольких связанных бамбуковых прутьев) появился только столетие спустя.

 

Тип самурайского меча (катаны) пришел из Кореи (VIII-IXвека). До этого японский меч был прямым. А вот техника работы с катаной (кэн-дзюцу) была разработана в Японии, а затем во многом заимствована Кореей.

 

В Япониии с 1336 по 1392 год (период Намбокутё) сосуществовали два императорских двора - южный и северный.

 

Термин "ниндзюцу" является ноновведением XX века. До этого искусство шпионажа называлось синоби.

 

Стрельба из лука не входила в число семи благородных рыцарских искусств Запада и вообще считалась уделом простонародья. В то же время в Японии, каждый самурай постоянно тренировался в кю-до ("путь лука и стрелы").

 

Публикация "Клуб Рубикон"

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Ложь для самурая была равна трусости.

Слово самурая имело вес без всяких письменных обязательств, которые, по его мнению, унижали достоинство. Как правило, слово, даваемое самураем, было гарантией правдивости уверения. На клятву же многие из самураев смотрели как на унижение их чести. Очевидно, именно поэтому в японском языке нет слова "ложь"; слово "усо" употребляется как отрицание правдивости (макото) или факта (хонто).

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Алесь, а как этот постулат самурая о лжи уживается с японской пословицей: "Лучше слегка приврать, чем быть несчастным?" И о трусости: "Иногда убежать - значит победить"?

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Заешь...

Я когда-то размышлял над этим.

Мы, наверное, не должны проводить однозначное равенство между самураями и японским народом.

Вспомним хотя-бы о тех же нинзя. Ведь самураи их людьми не считали, хотя и у нинзя был

своеобразный кодекс чести.

 

Но все это и не очень удивительно.

Вспомни...Правило - "Карточный долг - долг чести" - существовало лишь для дворян и офицеров, которые

по сути тоже были дворянами.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Алесь, тогда у меня, быть может, странный на первый взгляд вопрос: может ли европеец жить по самурайским законам? Для многих европейцев самураи представляются неким идеалом, вспомнить хотя бы кинофильмы "Самурай", "Ронин", "Пес-призрак, или Путь самурая". Применимы они к нашим понятиям или это - только мечты и красивые легенды?..

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Дань!

 

Я тебе в "Карме", как мне кажется, уже почти ответил.

Если провести аналогии между Буси-До и 10-ю Заповедями,

то найдется очень много аналогичных правил.

При чем...я не говорю о их чисто библейском звучании.

Эти же правила есть в любой религии, т.к. они определяются

исходя из интересов Общечеловеческого Эгрегора о самосохранении.

Существенное отличие - отношение к смерти.

И если смочь переступить через это отношение, то Буси-До вполне

жизнеспособен и применим в людбые времена и в любом обществе.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

О, Алесь!

 

Спасибо про Кабуки! Я просто влюблена до безумства в этот прекрасный мир Театра, Музыки и Танца! Особенно покоряет игра выдающегося и самого знаменитого оннагата (исполнителя женских ролей) Тамасабуро Бандо. Если будете в Японии обазательно постарайтесь попасть в театр Кабуки на его представление - он живая легенда!!!

 

Мужчина рисует женщину.

«Если вы не умеете танцевать, то и не умеете играть».

 

Тамасабуро Бандо

 

Просто смотрите и слушайте. Он рассказывает о женщине так, как не смогла бы рассказать сама женщина.

 

http://www.clas.ufl.edu/users/jshoaf/Jdolls/lionladyt.JPG

 

http://www.youtube.com/watch?v=V_mgamVag68

 

 

http://www.youtube.com/watch?v=TKqZ8bY4_MI

 

http://www.youtube.com/watch?v=KxTl5X1YAUM

 

 

 

http://www.youtube.com/watch?v=UeWfR5XhS7g

 

 

Опубликованное фото

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Самый знаменитый исполнитель Оннагата в Японии, Тамасабуро Бандо, начал свою театральную карьеру в шестилетнем возрасте, когда начал постигать искусство Кабуки у Каниа Морита. Оннагата – мужчины, которые исполняют женские роли. Их цель не столько играть женщину, сколько передать сущность женственности в своём представлении на сцене. Не преувеличивая будет сказано, что это искусство требует от актёра посвящения всей его жизни. Бандо знаменит тем, что применил технику Оннагата к исполнению классических западных театральных ролей, таких как Дездемона, Леди Макбет, Медея. Также он один из немногих представителей своей профессии, который постоянно работает в кино, как в качестве актёра, так и режиссёра.

 

Опубликованное фото

 

Кабуки

 

Традиционный Японский танец исполнялся в Кабуки. Изначально танец был частью ритуала для привлечения духов некогда любимых и близких, но умерших людей. Главные три элемента, которые составляют традиционный танец – Маи, Одори и Фури. Маи означает поворот вокруг себя, Одори – прыгать, а Фури - использование жестов. Некоторые жесты усложняют, используя веера и длинные рукава костюма. Танец, который можно видеть сегодня в Кабуки, представляет собой движения, которые просто передают характер героя или героини на сцене.

 

Несмотря на то, что танец Кабуки был придуман служительницей храма Ицумо – О-куни, со временем женщинам запретили выступать на сцене. Причина, которая вызвала этот запрет со стороны правительства, происходит из глубинных смыслов чувственных жестов танца. Но главным образом, это жёсткое решение было вызвано возникшей в среде проституцией за пределами сцены. Поэтому главная особенность Кабуки, которая существует и по сей день, традиция исполнения всех ролей пьесы только актёрами-мужчинами. Актёры, которые исполняют женские роли, называются Оннагата (onna+kata – «манера» или «образ женщины»).

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Тамасабуро Бандо

Кстати, именно он исполнял роль одной из Гейш в знаменитом фильме Такеши Китано "Затойчи"

516592490_a57dc390ce_b.jpg

05nihonbashi.jpg

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 1 год спустя...

Окунулся в прошлое...

Пересматриваю фильм "Гений Дзюдо".

Я многим обязан этому фильму...

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 3 месяца спустя...

Японский детский сад - школа юных самураев)))

 

Прожив в Японии шесть лет, я поняла: самое удивительное в Стране восходящего солнца — обычный японский детский сад. Сюрпризы начались с первого телефонного звонка. Оказалось, что для определения ребенка в ясли («хойкуэн») нужно доказать, что оба родителя работают больше четырех часов в день. Причем доказать это нужно с документами в руках, а потом два раза в год подтверждать, что служебная нагрузка остается на прежнем уровне. В «хойкуэне» ребенка нянчат с 8 утра до 6—7 вечера, кормят его обедом и полдником, а на субботу для желающих вводят укороченный день.

Тем семьям, где один из родителей работает меньше четырех часов в день, ребенка нужно отдавать в детский сад «етиэн». Продолжительность рабочего дня здесь не более шести часов, зато детей здесь не только кормят и нянчат, но и воспитывают. Поскольку дочке было уже два года, я решила отдать ее в «етиэн». Правда, очень скоро я убедилась, что воспитывать будут не только дочку, но и меня саму.

 

Обед по уставу

 

Воспитание началось с «обенто» — коробочки с обедом, которую каждая мамаша должна приготовить ребенку утром. Оказалось, содержимое моей коробочки не соответствовало требованиям.

 

— Обед должен быть приготовлен из 24 видов продуктов, рис не должен разваливаться, а быть липким, — объяснила мне заведующая. — А крашеная картошка (по-нашему — свекла) вредна для здоровья.

 

После нескольких моих неудачных опытов по приготовлению еды я была приглашена на учебу в дом одной образцовой мамы, где собирались родительницы всех детей нашего маленького (23 ребенка и 3 воспитателя) детского сада.

 

— Селедка, тушенная с саке, — это экономично, — объясняли мне по ходу урока. — Гобо (съедобный корешок) — это полезно, а хиджики (разновидность водорослей) — это вкусно.

 

Здесь же была проведена и «лабораторная работа» — на столе появилась выполненная по всем правилам «мамского» устава «обенто». И хотя я с ужасом поняла, что при всем желании не смогу все это ни съесть, ни приготовить, и попросила об индивидуальной диете, на все мои просьбы последовал по-армейски лаконичный ответ: «Нужно есть все».

 

Возражать, как я убедилась потом, было бесполезно: в Японии принято жить по правилам группы. Для домохозяек «мамский» коллектив — это и есть та группа, уставу которой надо беспрекословно подчиняться. Не нравится — уходи. Естественно, вместе с ребенком.

 

Попытки словчить здесь не проходят. В результате долгих хождений по магазинам я составила дочкин «обенто» из покупных кушаний. И хотя они полностью соответствовали уставу, дочке (при всех детях) и мне (по прибытии автобуса с детьми к моему дому) было сказано: «Если мать не готовит ребенку еду своими руками — значит, она его не любит».

 

Невзятая высота

 

Нельзя сказать, что ко мне плохо относились. Наоборот, старались помочь. Просто правила для всех одни. И для родителей, и для детей.

 

— Ваша дочь не выполнила норму на взятие высоты, — строго сказала заведующая.

 

Речь шла не о прыжках в высоту. Просто наше чадо, ставшее уже четырехлетним, при подъеме на гору пустило слезу. Наказание было суровым: всех уличенных в слабости детей вместе с родителями (один папа и шесть мам) отправили на самую высокую в Саппоро гору.

 

— Отпустите руку ребенка. Она должна сама. — Приказ прозвучал откуда-то сзади прямо на склоне горы, на котором я рядом с дочкой карабкалась по шатким камням с красными пометками для обозначения безопасного от камнепадов пути.

 

«Сами» дети должны почти все, причем с самого нежного возраста. В детском саду нет уборщицы — дети сами моют пол, вытирают со стола. Раз в месяц они сами себе готовят еду — жарят рыбу, лепят лепешки из риса. Для них это игра. Лениться и капризничать — стыдно. Об этом знают и дети, и родители.

 

— Есть какие-нибудь вопросы или предложения? — Финальная реплика заведующей на родительском собрании явно носила риторический характер: все и так опустили головы (провинилась с «нормой высоты» не я одна).

 

По неопытности проявляю либеральную инициативу:

 

— Можно было выбрать гору попроще...

 

— А сколько вам лет? — незамедлительно последовал контрвопрос.

 

Увы, в команде провинившихся я оказалась младшей. А это значило, что дискуссия закончена.

 

— Почему вы молчали? Разве вы со мной не согласны? — пытала я после собрания одну из мам.

 

— Конечно, согласны, — ответила она. — Но всем нам было стыдно. Наши дети оказались не на высоте. К тому же на собрании принято говорить только в том случае, если вопрос адресован конкретно к тебе.

 

«Спевка» для мам

 

Все мои «товарки» по детскому саду были мне незаменимой подмогой. Они учили меня сидеть по-японски, правильно выбирать кимоно и, самое главное, — вести себя в коллективе.

 

— Нельзя говорить только «нет», — наставляла меня одна из них. — Придерживайся формулы «нет-нет-да». Говоря «нет», всегда улыбайся: во-первых, потому, что мы, японцы, сначала видим, а потом слышим, а во-вторых, серьезное «нет» считается здесь очень невежливым.

 

Впрочем, на собраниях они снова становились членами «мамского» коллектива, и у меня всегда возникало ощущение, что они стесняются «выдать» наши с ними доброжелательные отношения. Впрочем, собрания к этому и не располагали.

 

На единственном плановом собрании, которое я высидела до конца, сказать мне было просто нечего. На повестке дня стояли вопросы об «обенто» и о том, как чистить детям зубы. Доклады и содоклады по этим двум вопросам длились более трех часов. Потом мамы расселись полукругом, а председательствующая, сев напротив, перешла к вопросу о детских книгах. Она прочитала вслух с выражением одно из познавательных сочинений о том, как возвращается в природу то, что было съедено разными животными. По окончании чтения все разразились бурными аплодисментами: теперь ясно, как надо читать ребенку. Не поняв, что вызывает такой восторг, я не стала хлопать со всеми. И тогда сидевшая рядом мама взяла меня за запястья и похлопала моими руками — чтобы приобщилась к коллективу.

 

— Кстати, вы уже получили тексты детских песен, которые мы будем петь на следующем собрании? — спросили меня друзья.

 

От «спевки» я, однако, отказалась. Побывав на собрании, я как бы сказала одно «да» коллективу, и теперь у меня в запасе оставались два «нет».

 

Родительский строй

 

Ощущение, что меня по второму разу сдали в детский сад, не покидало меня даже дома. По воскресеньям к нам домой стала приходить без обязательного в Японии предварительного звонка командированная коллективом мамаша с детьми. Цель визита — воспитательная: отучить меня от дурной привычки долго спать по воскресеньям. Журили за то, что дочка в саду поцеловала в щеку своего друга Кеске. Пытались во время детского спортивного праздника поставить босой в октябре (!) в «мамский» строй, громко скандируя призывы в мой адрес. Стоявшая неподалеку моя приятельница, прожившая несколько лет в России, сказала, что выкликаемое в 70 ртов «Гамбаре!» («Постарайся!») в той ситуации способно было заставить разуться даже умирающего японца.

 

Увы, я не японка. И даже захоти я из уважения к «чужому монастырю» — стране и ее традициям — стать японкой, это все равно было бы невозможно. Впрочем, за то, что и моя дочь бегала вместе со всеми босиком и в шортах в октябре, я детскому саду все-таки благодарна, как благодарна каждая мать за здорового ребенка. Но не снимать же мне сапоги из благодарности?!

 

Криминальные хвостики

 

Мой и дочкин окончательный уход из детсадовского коллектива был вызван вроде бы совсем уж пустяковой причиной — я отказалась состричь кудрявые хвостики на дочкиной голове. Борьба вокруг хвостиков была долгой: два месяца все мамы при встрече напоминали мне — волосы ребенку неплохо бы подстричь. И этот отказ окончательно поставил меня вне рамок коллектива. Выходов из этой ситуации, по японским правилам, только два: подчинение или уход из группы. Дочка, находившаяся внутри коллектива, поняла это намного острее меня: состригла себе клок волос сама. Мне показалось, что она начала стыдиться меня — такой непохожей на всех остальных. И тогда я поняла, что надо уходить.

 

Мы ушли в муниципальный «хойкуэн» — проще говоря, в «продленку», где дочка, как и другие дети, жила в своем мире, который пересекался с миром взрослых только по вечерам. Здесь дочка смогла жить среди детей без аскетического воспитания, а я опять стала взрослой.

 

P.S.

 

— Неужели вам все нравилось и вы со всем были согласны? — поинтересовалась я у мамы из «етиэна».

 

— Конечно, нет. Но чтобы перейти в другой сад, нужно платить. К тому же переход из одного сада в другой из-за несогласия — это пятно на репутации. Если честно, я вам завидую.

 

Оксана РАЗУМОВСКАЯ«Московские новости»

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Проституция в японских банях

Одним из наиболее озадачивающих моментов японского дна является тот факт, что можно получить тонну сексуальных услуг самого разного рода, несмотря на то, что проституция находится вне закона.

 

Изучив, почему коитус разрешён в «банях» и запрещён в «оздоровительных учреждениях», «Spa!» (3/18) пришёл к выводу, что всё дело в «пузырьках».

 

Несмотря на то, что официально проституция запрещена с 1958 г., когда вступил в силу Закон о предупреждении проституции, законодательство наполнено лазейками – вероятно потому, что закон был подписан 1-го апреля.

 

«Бани» не являются публичными домами официально и в них работают женщины, которых называют «авадзё» («awajo»), эквивалентом этого названия в русском языке может стать «банщица» («женщина-пузырёк»). И именно то, как эти банщицы обслуживают своих клиентов, определяет факт, что «бани» находятся на грани закона.

 

«С юридической точки зрения, Закон о бизнесе, затрагивающем общественную нравственность (Закон fuzoku) определяет «бани», как «места, в которых представители обоих полов могут собраться для встречи», в то время, как «оздоровительные учреждения» в нём определяются, как «учреждения, в которых представители обоих полов вступают в контакт и приводят клиента к сексуальной разрядке», - говорит «Spa!» адвокат Юкио Ямасита (Yukio Yamashita). – «Теоретически, для предоставления сексуальных услуг закон предоставляет больше возможностей «оздоровительным учреждениям». Но на деле это не так и писатель от индустрии развлечений для взрослых Сансукэ Сасуга (Sansuke Sasuga) объясняет, почему.

 

«Позиция владельцев «бань» заключается в том, что они сдают комнаты авадзё и понятия не имеют о том, что там происходит дальше. Это их аргумент для поддержания бизнеса чистым», - рассказывает «Spa!» Сасуга. – «Любой акт, который происходит внутри комнат, происходит по обоюдному согласию между авадзё и клиентом». Если владелец вмешивается в эту сделку, значит, он поощряет проституцию и подлежит наказанию.

 

«Скажем, к примеру, что женщина попыталась отоспаться в комнате, которую она снимает в «бане». Но владелец ей этого не позволит ни в коем случае», - рассказывает Сасуга дальше. – «Бани» взимают плату непосредственно за вход, а деньги за сексуальные услуги идут непосредственно «девочкам». Женщины же оплачивают напитки и любриканты, которые предоставляются в комнаты, что позволяет владельцам делать вид, что они не участвуют в сделке».

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 4 недели спустя...

Александр Долин: «В японский мир врасти нельзя»

 

Переводчик с японского: «Японцы создали остров коммунизма: с заботой о людях, хорошими отношениями, высокой моралью и постоянным улучшением быта»

 

Александр Долин — поэт, писатель, переводчик с японского, литературовед. С начала 1990-х профессор сравнительной культурологии и литературоведения Токийского университета иностранных языков, позже — профессор Международного университета Акита.

 

Автор книг «Японский романтизм и становление новой поэзии», «История новой японской поэзии» в четырёх томах, «Пророк в своём отечестве (Профетические, мессианские, эсхатологические мотивы в русской поэзии и общественной мысли)», «Кэмпо — истоки воинских искусств» и других.

 

Лауреат премии Всеяпонской ассоциации переводчиков «Выдающийся вклад в культуру» (1995) за перевод антологии Х века «Кокинвакасю — старые и новые песни Японии».

 

— Вы, вероятно, самый продуктивный переводчик с японского не только в России…

— Да, это факт, во всяком случае, если говорить о поэтических книгах. Я общаюсь со многими японоведами по всему миру. Столько явно никто не переводит. Из переводов оригинальных, то есть не третичной обработки в перекомпонованных изданиях, на нынешнем российском рынке моих японских антологий и сборников, должно быть, процентов шестьдесят-семьдесят.

 

— В чём секрет вашей продуктивности? Вы переводите каждый день?

— Сейчас уже меньше. Я много преподаю. Когда я впервые попал в Японию, мне было 40 лет. До этого я, правда, ездил на несколько международных конференций. Меня до 1987 года не выпускали из СССР по ряду причин.

 

Одной из них была книга «Кэмпо — традиция воинских искусств». Я автор первых в СССР публикаций по боевым искусствам, много лет они были единственными. «Кэмпо» до сих пор остаётся культовой книгой, и общий тираж её от многих изданий перевалил за миллион.

 

Двадцать лет она остаётся в списке бестселлеров на германоязычном рынке. В прошлом году вышла весьма объёмистая последняя русская версия, а это — две немецких. Эту книгу в России восемь лет держали на полке, не пускали в печать.

 

Я всегда много писал и переводил, совмещая разные интересы. Как говаривал Лао-цзы, «не выходя со двора, мудрец познаёт мир». К 1990 году, когда я оказался в Японии, основная база у меня уже была.

 

Я поехал туда как стипендиат Японского фонда (это большая государственная организация, спонсирующая академические исследования). Провёл я там несколько больше полугода.

 

За это время перевёл прославленную поэтическую антологию X века «Кокинвакасю» (закончил подстрочник) и написал книгу социально-психологических очерков о России «Рабы земли обетованной», которая в Японии очень хорошо пошла — был самый пик перестройки.

 

Ещё до отъезда в Японию в значительной степени была подготовлена база для моего четырёхтомника «История новой японской поэзии».

 

— Когда вы приехали в Японию, образ страны, который сложился у вас к этому времени, совпал с тем, что вы увидели? Понравилась вам Страна восходящего солнца?

— Когда я приехал туда в начале 1990-х, у меня был типичный культурный шок. Я был поражён контрастом — совершенно марсианская цивилизация. Страна, заваленная разнообразными товарами, суперэкспрессы, общественные туалеты с цветами и музыкой…

 

В Советском Союзе тогда ничего похожего не было. Япония опередила Россию лет на двадцать-тридцать, но при этом массовизация культуры дошла там до апогея, что создаёт серьёзные трудности для культуры классической.

 

— Видимо, это связано с «экономическим чудом».

— Да, но и с национальной ментальностью, которая запрограммирована на полную самоотдачу и работу в определённых рамках. Японцы создали свой остров коммунизма: с заботой о человеке, хорошими отношениями, высокой моралью и постоянным улучшением условий быта…

 

Но свою серьёзную литературу молодёжь перестала читать, и это действительно большая проблема, о которой я в последнее время много пишу.

 

— Ваше восприятие Японии со временем менялось?

— Да, но оно уже оформилось по ряду ключевых моментов. Вначале восприятие было романтически-восторженным. Я изучал Японию в университете, но не увязывал её напрямую с японскими реалиями, потому что слишком всё было далеко.

 

Но японскую литературу я воспринимал как конкретную данность. Именно поэтому я и взялся за переводы — тексты предметные, доступные изучению и пониманию, довольно симпатичные. Японскую литературу можно было переводить и издавать в России.

 

В те годы, когда я никуда не выезжал, я много работал с японским языком. Например, на всех кинофестивалях — в Москве и Ташкенте — каждый год у меня была стажировка на синхронном переводе фильмов.

 

Тяжёлая была работа, но она давала хорошую лингвистическую прокачку (кстати, и с английским, и с французским), поэтому, когда я приехал в Японию, у меня не было особых трудностей с языком.

 

— Переехав в Токио, где вы преподавали 12 лет в Токийском университете иностранных языков, долго вы привыкали к этому городу? К обилию небоскрёбов?

— Тогда небоскрёбов было немного, в основном только в районе Синдзюку. Их разрешили строить с 1970-х годов. Зато за последние лет семь весь город ими застроили.

 

Одна из странных особенностей японской культуры, которая сосуществует с почитанием традиций, — в ней не слишком считаются со стариной. После революции Мэйдзи, например, японцы решили отказаться от проклятого феодального прошлого и срыли 70 процентов исторических замков. Такая чисто большевистская акция, проведённая очень последовательно почти повсюду.

 

 

Во всех больших городах есть указатель «Замок». Так, в историческом городе Сэндай был красавец замок. Вначале едешь к нему на автобусе, потом идёшь пешком, поднимаешься на холм, а там — пустота, буквально камня на камне не оставлено. И надпись: «Здесь был замок».

 

Так же в Аките, где я работаю, и ещё в десятках городов — все замки срыли, в том числе огромнейшие замки, с системой фортификаций, возможно, самой изощрённой в мире.

 

В Токио снесли замок сёгуна, а то, что сейчас является императорским дворцом, — скромное здание, построенное в конце XIX века на месте полностью разрушенного замка.

 

Японцы и после войны продолжали сносить старые строения, и сейчас сносят, правда, уже с оглядкой. Почти в любом старом городе нет исторического центра и вообще нет старых архитектурных комплексов — только храм стоит где-то на отшибе. Храмы не разрушали, но зато что сделали с древней столицей Киото!..

 

Этот единственный японский город пощадила во время войны американская авиация именно потому, что там много храмов и дворцов, но японские застройщики его не пощадили — они его весь перестроили ещё в 1960-е годы.

 

Ничего ценного не сносили, но застроили всё пространство вокруг храмов и дворцов невысокими жуткими бетонными конструкциями. Осталась пара старых традиционных кварталов в районе Гион, а в целом город был жестоко изуродован. Так неоднозначно японцы относятся к своему классическому наследию. Видимо, насущные нужды важнее.

 

— Вы читали роман Амели Нотомб «Страх и трепет»? Насколько реальна, с вашей точки зрения, описанная в нём ситуация — отношение японцев к иностранцам.

— Да, читал, там всё правда. Я считаю, что автору удалось отразить любопытные этнопсихологические особенности Японии. Я сам в ещё большей мере, чем героиня романа, сталкивался с подобным отношением на производстве, в частности, к иностранцам.

 

У меня были очень непростые выяснения отношений с коллегами и начальством в академической среде. Что в основном и повлияло на дальнейшие сдвиги в моей биографии, когда я перешёл из Токийского университета иностранных языков в Международный университет Акита.

 

— Вы переехали в Акиту из Токио?

— Нет, не совсем, поскольку моя жена и дочь остаются в Токио. Дочка учится в русской школе. В японскую мы не хотим её отдавать. Создаётся впечатление, что проведённые в школе 12 лет проходят для японских детей даром, без видимых результатов в каких бы то ни было областях... По конечному продукту, то есть по абитуриентам. До сих пор не могу сказать, чему там учат, кроме родного языка... Поэтому мы решили, что Женя останется в школе при посольстве, ну а я езжу к семье на уик-энды.

 

— Вы довольны нынешней своей жизнью?

— Трудно ответить однозначно.

 

— Ваша жизнь уже прочно связана с Японией или вы не исключаете возможность вернуться в Россию?

— Я верю в свою индивидуальную карму. Например, я глубоко уверен в том, что если бы я не перешёл в Университет Акита, моя судьба в Токио сложилась бы незавидно. Останься я там, я вряд ли мог бы дописать и опубликовать многие книги, которые были опубликованы за последние годы, включая и сборник авторской прозы, который вышел несколько лет назад, вызвав довольно бурную реакцию российской критики.

 

Правда, я не Амели Нотомб, и книга шла под псевдонимом...

 

— То есть нет худа без добра?

— Получается, так. Карма поместила меня в такие условия, где я должен много работать, но во многом я работаю на себя и, скажем, на российского читателя.

 

Поскольку я в Аките живу один, то ни на что лишнее не отвлекаюсь. Довольно странная «идиллическая» жизнь в уединённом коттедже посреди старого парка. Этакая горная хижина. Сакура, глицинии, клёны, кипарисы, горные реки, водопады, озёра вокруг...

 

Судьба странным образом переместила меня в ту самую жизнь, которой жили поэты японского Средневековья, — с некоторыми поправками, разумеется. Я считаю, что это даёт импульсы к работе, к оптимальному самовыражению.

 

Мне в этом году будет шестьдесят. Без подобных импульсов я бы, может, давно обрюзг и опустился «на японское дно», то есть комфортно жил бы в консюмерском рае, как и многие иностранцы в Японии.

 

Но моя индивидуальная карма не позволяет мне расслабиться. Условия, в которые она меня помещает, — в данном случае северная провинциальная Япония, то есть вообще край ойкумены, — неординарны, но там по-своему неплохо.

 

Красоты японской природы вдохновляют не только на переводы лирики. Раньше я мало писал стихов, сейчас пишу много, и, на мой взгляд, совсем неплохо. Иногда даже по-японски, причём японцам нравится.

 

— Со студентами вам интересно общаться?

— О первокурсниках лучше побеседовать с моей дочкой-восьмиклассницей, которая периодически с ними общается и считает, что до уровня российского восьмого класса им ещё лет пять расти. Речь идёт не о конкретных знаниях, а об общем развитии. Школа, к сожалению, в области гуманитарной почти ничего не даёт, так что приходится восполнять всё интенсивными программами в университете. Что мы и пытаемся делать.

 

Япония и японцы — совершенно иной мир: его можно познавать и даже понимать, но врасти в него, думаю, нельзя. Некоторые пытаются мимикрировать под японцев, но, как правило, приходят они к чему-то совсем другому.

 

Я знал нескольких, кто женился на японках (или выходил замуж за японцев), полжизни жил в Японии, воспитывал детей, а под конец они так разуверились — и в жене (или муже), и в детях, и в Японии вообще, что впору делать харакири.

 

Однако жить в Японии, бесспорно, хорошо — спокойно и комфортно, работать в целом тоже. Просто не надо пытаться «абсорбироваться» и стать японцем. Тут правильное отношение к иностранцам — без подобострастия, но уважительное. В Америке ты один из миллиона, всё время подвержен безумной местной конкуренции. В Японии такого ощущения нет, и это даёт возможность заниматься тем, что ты считаешь главным.

 

— Давайте поговорим о вашем интересе к боевым искусствам и знаменитой книге «Кэмпо».

— Писать такую книгу в СССР было полным абсурдом, причём крайне опасным для карьеры, но тогда мной овладела такая маниакальная идея.

 

У нас ведь в то время была полная информационная блокада, восточные единоборства были под запретом, да ещё и сажали за подобные интересы. За провоз литературы по карате арестовывали, но тем не менее я собрал почти все основные зарубежные книги на эту тему — привозили друзья и соратники, в основном ксероксы. Когда я начинал писать «Кэмпо», до перестройки было далеко, но и во времена перестройки книга долго лежала под спудом.

 

— А почему она впервые вышла в Германии? У вас были там связи?

— Откуда им было взяться?! Они образовались потом. Я собирался опубликовать «Кэмпо» в Главной редакции восточной литературы издательства «Наука» Мне казалось, в книге нет ничего «идеологически опасного» и она будет всем только полезна. Но не тут-то было.

 

— Но на неё было несколько внутренних отрицательных рецензий, да?

— Да, когда я принёс её в издательство, директор мне сказал: «Тема щекотливая… Книжка академическая, но, с другой стороны, научно-популярная. Будем давать на рецензии». Не знаю, чего в ней больше — научного или популярного, но она была как раз такая, какая тогда была нужна.

 

Академическая книга обычно проходит две рецензии, а эта прошла около двадцати. Из них пара была недоброжелательных, остальные вполне одобрительные, но они ни на что не повлияли.

 

Пришлось идти другим путём. В то время как раз открылась в Москве первая Международная книжная ярмарка, но простые люди туда не могли попасть. Я напечатал на ксероксе более-менее подробную аннотацию книжки, пробрался туда и предлагал её американским, английским, французским, даже латиноамериканским издателям.

 

Заинтересовались восточногерманские немцы, издательство Sportverlag. Когда прочитали рукопись, книга им ещё больше понравилась, они заключили со мной договор и оплатили перевод (что в капиталистической стране было бы проблематично — перевод стоит дорого, но то была ещё Восточная Германия).

 

Нашли универсального переводчика — доктор медицинских наук, отлично знающий русский язык, владеющий слогом, интересующийся религией. Он очень хорошо изложил текст на немецком. Через пару месяцев после выхода «Кэмпо» Германия воссоединилась, и моя книга продавалась на общегерманском рынке по всей Европе.

 

По теме восточных единоборств она шла под номером один во всех списках бестселлеров. Тем не менее при последующих изданиях денег заплатили смехотворно мало. Там были явные аферы, с обложки убрали мою фамилию, оставив её только на титуле, много лет вообще не оповещали о продажах и так далее…

 

Но главное, конечно, что книга всё-таки шла. А в России рукопись ещё долго лежала в ГРВЛ «Науки». Я принёс туда немецкий экземпляр: «Не пора ли?..», и тогда «Кэмпо» отправили в типографию. Но директор издательства категорически заявил: «У нас дефицит бумаги, урежьте книгу вдвое». Я её собственноручно урезал, и в таком виде книга вышла — первым тиражом в 200 тысяч.

 

— После урезания получилась выжимка?

— Нет. В том первом русском варианте отсутствует огромный раздел, практически половина.

 

— В мире вас больше знают как автора этой книги или всё-таки как специалиста по японской литературе?

— В германоязычном мире многие знают книгу «Кэмпо», а в России ещё больше — она имела очень широкое хождение. Но это сейчас большей частью не те люди, которые читают японскую литературу и поэзию, другой контингент. Впрочем, японскую лирику тоже читали и читают многие.

 

— Они редко пересекаются?

— Да, не очень-то часто, хотя в России раньше пересекались довольно активно.

 

— Вам это должно быть приятно.

— Ну конечно. «Кэмпо» вызвала в России большой резонанс. Книга сыграла ту роль, которую я ей и предназначал: открыла шлюзы, много лет оставаясь единственной серьёзной работой на рынке книг о воинских искусствах Востока.

 

Волна массовой практической литературы по боевым единоборствам хлынула значительно позже. Тираж всех изданий «Кэмпо» превысил, по моим подсчётам, миллион. Последнее, самое полное, вышло совсем недавно.

 

— Восточные единоборства сильно изменили вашу жизнь?

— Да, сыграли свою роль, но я никогда не добивался особо высоких результатов, хотя занимался много лет.

 

— Вам было интересно в них физическое или духовное начало или их симбиоз?

— И то и другое, разумеется. Хотя о духовном начале я писал много больше. Я вообще стараюсь подходить к окружающей действительности комплексно, креативно и применяясь к реальным обстоятельствам.

 

Чем бы ты ни занимался, ты проживаешь свою единственную жизнь. Мыслители Востока рассматривали жизнь как восхождение к высотам духа, в котором тело служит скорее инструментом. А я воспитан на их трудах...

 

Беседовала Елена Калашникова

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Камикадзе — «божественный ветер»

 

 

«В том-то и состояла особенность японской пропаганды и психологии, что первая утверждала вещи, несообразные с логикой, а вторая принимала их на веру...

Тысячи японцев становились смертниками. Смертники — чисто японское изобретение, порожденное слабостью техники Японии. Там, где металл и машина слабее иностранных, — Японии вталкивала в этот металл человека, солдата... Смертничество — свидетельство авантюрности, дефективности японской военной мысли».

 

«Финал», историко-мемуарный очерк о разгроме империалистической Японии в 1946 году под редакцией Маршала Советского Союза М. В. Захарова.

 

 

Эмблема с тремя лепестками

 

Накануне вечером они поссорились. Анри Лакруа горячо, хотя и безуспешно, пытался доказать Полю Феррану, что больше оставаться в Токио нет смысла. Ведь собранного материала хватит минимум на три полновесных репортажа, а «папаша» Жак все равно не даст им больше одной-двух полос. Но Поль не хотел и слышать об отъезде. В конце концов, и об императорском дворце в Тиёда, и об оргии световой рекламы на Гинзе, бывшей когда-то «серебряным цехом» японской столицы, и о театре «Кабуки», и о «маленьком Лондоне» — квартале уродливых кирпичных домов, скопированных о лондонского Сити конца прошлого века, и о 333-метровой Токё-тава — Токийской телевизионной башне — писали уже не раз. Нужно найти свою «изюминку», чтобы репортаж действительно прозвучал и на него обратили внимание. А «черепаховый пруд», а бары-трамваи, которые можно снять хоть на целый день и разъезжать в них по городу, пируй с друзьями, не сдавался Амри. Наконец, чем плох Йтиро Акимото, «питающийся крысами скряга-маклер», который лично познакомился со всеми 8800 претендентками, откликнувшимися на его объявление «Ищу невесту не моложе тридцати лет», но так и не выбрал ни одной из них? Однако Поль все же настоял на своем, и вот теперь они бродят по запутанному лабиринту узких токийских улочек, сами толком не представляя, что ищут...

 

— Смотри-ка, Поль, что это за чертовщина?

 

На крошечном пятачке между невысоких домиков стоил самолет. С облезшей от дождя краской на фюзеляже и покрытыми окисью крыльями он напоминал нахохлившуюся подбитую птицу, в предчувствии конца забравшуюся в укромный уголок.

 

— Пикировщик типа немецкого «штукаса», — определил Поль.

 

— Но почему же тогда пилотская кабина одноместная и в ней нет кресла штурмана? — возразил Анри.

 

— Вы не заметили на фюзеляже цветок с тремя лепестками? — произнес позади чей-то голос на вполне сносном французском языке, прежде чем друзья успели сцепиться в очередном бесконечном споре. — Это «ямадзакура» — «горная вишня», эмблема камикадзе, а они летали в одиночку...

 

Журналисты удивленно обернулись. Подошедший сухощавый мужчина лет пятидесяти в потертом, но опрятном костюме был очень высок для японца. В его скуластом лице со впалыми щеками и слегка вздернутым носом было что-то печальное, напоминающее маску клоуна-трагика.

 

— Когда-то я тоже был камикадзе и хорошо знаю эту эмблему. Я ведь носил ее почти семь месяцев, — добавил незнакомец. Видимо, заметив недоверие во взглядах французов, он виновато улыбнулся. — Я понимаю, мсье, камикадзе не может выжить. Не моя вина, что я спасся. Просто мне не пришлось уйти в полет...

 

— Как сюда попал этот самолет? — загорелся Поль. — Его, что ж, поставили специально в назидание живым?

 

— Да нет, просто чтобы дети могли играть в нем. Ведь детям нравятся самолеты, и они мечтают стать либо летчиками, либо космонавтами. Правда, я в детстве никогда не мечтал об этом, но, видно, судьба…

 

— Странная игрушка, — неодобрительно заметил Анри. — Самолет самоубийцы». Не кажется ли вам, что она мало подходит ребятам?

 

— Почему же? Дли них самолет пока остается просто самолетом. Что такое камикадзе, они узнают позднее» Кстати, по-японски «камикадзе» означает вовсе не «самоубийца», а «божественный ветер».

 

— «Божественный ветер»? Почему же им дали такое странное имя?

 

— Если вам интересно, — собеседник на секунду замялся, — мы могли бы зайти в «Гимбася», что здесь, рядом, — торопливо добавил он,— и я расскажу вам о «божественном ветре»...

 

Кафе «Гимбася» было переполнено, но им все же удалось найти свободный столик благодаря расторопности Тагавы-сана, как авали их знакомого. Когда официант принес бутылочку саке и три порции тэмпура — сваренной в кипящем оливковом масле рыбы с приправой из редьки, стеблей лотоса и щупалец каракатицы, — Тагава начал свой рассказ:

 

— Вы, гайдзин — иностранцы, может быть, слышали, что для японцев на свете существует пять главных бедствий — землетрясения, вулканы, пожары, наводнения и тайфуны. Когда-то тайфуны называли словом «камикадзе», что значило «ветер, насылаемый злыми духами». По преданию, в 1281 году, когда внук Чингисхана Хубилай задумал завоевать Страну Восходящего Солнца, он решил поставить поперек Корейского пролива десять тысяч судов, чтобы соединить их деревянным настилом и пустить по этому мосту свою конницу. Но внезапно налетел тайфун, и почти вся армада Хубилая пошла ко дну. Разве можно было после этого считать ветер, спасший наших жен и детей от иноземцев, порождением злых сил? Конечно же, его послали нам на помощь добрые боги. Так камикадзе стал «божественным ветром». И когда во время второй мировой войны наше командование начало формировать специальные подразделения летчиков-смертников, им дали имя «камикадзе».

 

— Скажите, Тагава-сан, а как вы сами стали камикадзе?

 

— В октябре 1944 года я был молодым пилотом. Мы проходили обучение на одной из баз на острове Кюсю. Как-то всех нас, человек шестьсот, не меньше, выстроили на плацу. Выступил приехавший из Токио генерал. Он сказал, что перед нами открывается возможность нанести тяжелый удар противнику и таким образом ценой собственной жизни предотвратить поражение императорской армии. Я до сих пор помню его слова: «Вы находитесь здесь для того, чтобы с нашей помощью обрести высший смысл вашей жизни. Вы здесь для того, чтобы научиться умирать».

 

— Вы и в самом деле хотели умереть, Тагава-сан? И вы, и ваши товарищи?

 

— Вы знаете, что такое самурайский кодекс чести «бусидо»? Еще с детства каждому из нас внушали, что «жизнь человеческая легка, как перо, а долг перед императором тяжелее горы».

 

— И вы верили в это?

 

— Не забывайте, веем нам твердили, одно: высшая цель любого японца — принести жизнь в жертву императору.

 

— Но ведь жить-то вам хотелось, Тагава-сан?

 

Японец молчал, опустив глаза. Сквозь стоявший в дымном кафе гам едва пробивалась жиденькая музыка оркестра, игравшего на маленькой площадке в центре зала. Наконец Тагава-сан поднял голову.

 

— Спасибо, что вы по-дружески отнеслись к бывшему камикадзе, доживающему свои дни у самолета, которому уже никогда не суждено взлететь в воздух. Я скажу вам правду. Может быть, среди нас и были отдельные фанатики, искавшие смерти, но большинство камикадзе боялись ее. Именно поэтому мы торопили ее. Скорая и неожиданная смерть, если уж она неизбежна, — лучшая смерть. Давайте выпьем за души моих товарищей, рыцарей смерти, чьим кладбищем стал Тихий океан. Камлай! — Тагава-сан одним залпом осушил стаканчик саке, а затем продолжил: — Теперь, да и раньше тоже, в газетах и книгах камикадзе называют «пилотами-полубогами», чуть ли не победившими американский флот. Но это не так.

 

— Почему? Ведь сами же американцы пишут, что камикадзе буквально терроризировали их тихоокеанский флот...

 

— Янки выгодна эта легенда, чтобы возвеличить собственные победы. На самом же деде далеко не всем пилотам-смертникам удалось поразить вражеский корабль. Большинство взорвалось в воздухе до того, как достигло цели. Многие вообще не находили ее и, израсходовав горючее, падали в океан. Вы знаете, что и полгода и год спустя после войны этих несчастных находили на необитаемых атоллах, причем хорошо еще, если за это время они не сходили с ума. Впрочем, и наша судьба несостоявшихся камикадзе была немногим лучше. Когда в сорок пятом русские вступили в войну и Япония капитулировала, многие не могли простить нам то, что мы уцелели. Нас считали трусами. Общество отвернулось от нас кое-кто покончил с собой. Другие опустились на дно, так и не сумев включиться в послевоенную жизнь. Мне вообще не хотелось жить, и я стал каскадером в кино. А это — месяц непрерывных опаснейших трюков на съемках и три месяца в больнице. Так продолжалось, пока меня не вышвырнули из-за возраста. Больно велик был для них риск, хотя я и соглашался работать без выплаты страховки. Теперь показываю Токио туристам, кое-как перебиваюсь.

 

— Поэтому-то вы и оказались около самолета камикадзе, — догадался Анри, — ждали, не подвернется ли какая-нибудь экскурсия...

 

Тагава-сан печально улыбнулся.

 

— Вы не угадали. Просто я ночую в нем. Да, да, он ничуть не хуже какой-нибудь вонючей каморки, за которую к тому же нужно платить. А гидом-одиночкой много не заработаешь, хотя открою вам маленький секрет: я еще продаю туристам пуговицы камикадзе. Те самые, с цветком вишни и тремя лепестками. Могу и вам предложить одну, но не буду обманывать: они не настоящие. Мне их делает один приятель, и американцы чуть ли не дерутся из-за них...

 

Наступила длинная пауза. Наконец японец нарушил молчание:

 

— Напоследок мне хочется, сказать вам одну вещь. Если бы я мог, то посадил тех, кто четверть века назад изобрел камикадзе, в самолет, что стоит на улице, и послал их самих таранить янки. Пусть бы они почувствовали, что значит быть обреченными. И если бы они каким-то чудом уцелели, вот тогда бы я спросил у них, нужны ли были камикадзе...

 

 

 

 

«Боги» вице-адмирала Ониси

 

Мысль об использовании летчиков-самоубийц против американского флота возникла у японского командования еще в конце 1948 года. Однако ее осуществление десять месяцев спустя было продиктовано не столько военными, сколько политическими соображениями. Несмотря на огромное превосходство американцев в авианосцах — 100 против 4, к осени 1944 года армия «божественного микадо» добилась значительных успехов на сухопутном театре войны в Китае, где японские части, не встречая сопротивления со стороны гоминдановцев, стремительно продвигались на юг. Комитет начальников штабов США начал опасаться, что Китай вообще скоро может капитулировать. Оперативные же планы американского командования в это время не представляли прямой угрозы Японии. Они предусматривали лишь высадку на филиппинский остров Лусон в декабре 1944 года и на острова Иводзима и Окинава весной следующего года. Больше того, поскольку разведка с тревогой сообщала о дальнейшем наращивании японской военной мощи, сами западные союзники считали, что они не в состоянии своими силами, без помощи Советского Союза быстро принудить Японию к, капитуляции. Так, бывший начальник штаба президента США адмирал Леги в своей книге «Я был там» прямо указывает, что американское военное министерство было убеждено в том, что США «необходима помощь русских, чтобы довести войну против Японии до успешного завершения».

 

Чем же тогда объясняется появление камикадзе, которые, если верить, например, бывшему командующему японскими ВВС на Филиппинах адмиралу Кимпэи Тераока, «одни могли спасти положение»? Действительно ли японское командование видело в массовом использовании летчиков-самоубийц единственное средство склонить на свою сторону военное счастье?

 

На самом деле, прибегнув к столь необычному оружию — смертникам, генералы «божественного микадо» преследовали иную цель. К осени 1944 года, когда в результате успехов Советского Союза в войне против гитлеровской Германии стала вырисовываться неизбежность разгрома «третьего рейха», в Токио пришли к выводу о необходимости как можно скорее добиться мира с американцами. «Общественность США и Англии в настоящее время еще не требует изменения государственного строя Японии,— писал бывший японский премьер принц Коноэ в своем докладе императору. — ...Наиболее опасным... является не столько поражение, сколько коммунистическая революция, которая может произойти в случае поражения. Сейчас советские войска наступают по всему фронту. Если это будет продолжаться, то они в конце концов придут в Японию». Поэтому он предлагал в ближайшее же время постираться договориться с американцами и англичанами.

 

И такие переговоры действительно начались в обстановке строжайшей тайны сначала в сентябре 1944 года, через посланника Швеции, а позднее непосредственно через Аллена Даллеса в Женеве. Именно для того, чтобы сделать американцев более уступчивыми, японская дипломатия потребовала от военного командования нанести ощутимый удар по военно-морским силам США, лишив их главного козыря — авианосцев. Поскольку же сделать это в короткий срок обычными средствами не представлялось возможным, в ход были пущены пилоты-смертники.

 

Практическое претворение в жизнь плана использования камикадзе принадлежало вице-адмиралу Ониси, руководившему авиационной промышленностью. Чтобы убедить юношей-смертников в необходимости их гибели, японская пропаганда не жалела громких слов о «божественном императоре», «долге и чести самурая». «Самое главное теперь для каждого командира, — писал в официальной инструкции адмирал Ониси, — это найти для своих солдат смерть небесполезную и почетную; о другом выходе при таком превосходстве противника нам говорить не приходится, — лицемерно утверждал он. — Я убежден, что «миссии самопожертвования» станут не чем иным, как актом величайшей любви к императору».

 

...Механики прогревали моторы, когда после краткого инструктажа пятеро пилотов выстроились для последнего напутствия и прощального тоста.

 

— Вы уже боги, отрешившиеся от земных страстей...

 

Пронзительный голос командира перекрывал гул моторов. Но замершая перед ним пятерка с белыми повязками камикадзе поверх летных шлемов была безразлично глуха к его патетике: они уже подписали свой смертный приговор. Словно по команде, взметнулось пять рук с зажатыми в них чашечками с саке.

 

— Да здравствует император! — глухо прокричали пятеро юношей, почти детей, которым не суждено было стать взрослыми.

 

Старший группы поручик Екио Сети передал командиру конверт. «Отправьте в Кито...» — голос его дрогнул. В конверте по древней самурайской традиции была прядь волос, которую после смерти Сети пошлют той, что всего лишь несколько, месяцев назад стала его женой. Он повел свою четверку к машинам. Их провожали подбадривающие возгласы, прощальные взмахи рук. Но вся эта сцена выглядела какой-то неестественной, вымученной. Захлопнулись фонари кабин, короткий разбег, и самолеты оторвались от взлетной дорожки.

 

Далеко внизу остались зелень пальм и белая полоска песчаного побережья. Впереди, к востоку от Филиппин, лишь бескрайняя синева неба и моря. Хотя до района цели их сопровождало четыре истребителя, самолеты продолжали карабкаться все выше и выше, чтобы избежать случайной встречи с американскими перехватчиками. Но вот вдали на гигантском свинцовом блюде океана показались черные точки. Повинуясь жесту Сети, пилоты-камикадзе увеличили скорость. Шли последние минуты. Поручик сделал небольшой вираж и поднял руку. Сигнал атаки.

 

Поднявшиеся в воздух американские истребители стремительно шли наперерез. Над кораблями густо распустились пушистые облачка разрывов зенитных снарядов. На авианосце «Сейнт-Лоу» с тревогой вглядывались в небо, стараясь не пропустить момент, когда японцы начнут бомбометание. Но произошло неожиданное. Самолет Сети ревущим метеором врезался прямо во взлетную палубу авианосца. Не успело затихнуть эхо взрыва, как на «Сейнт-Лоу» обрушился смертоносный груз второго камикадзе. Разломившись надвое, корабль начал тонуть. Еще три американских судна, впервые испытавшие, что такое камикадзе, были серьезно повреждены.

 

Один из японских истребителей сопровождения был сбит, но остальные благополучно вернулись на базу Мабалакат, принеся известие о первой удачной атаке специального ударного подразделения. Так 25 октября 1944 года вновь задул «божественный ветер».

 

Японское командование понимало, что этот успех был обусловлен прежде всего неожиданностью действий камикадзе и что в дальнейшем их эффективность будет гораздо ниже. Пока же оно с помощью пропаганды вовсю раздувало одержанную победу, стремясь создать ореол «сверхгероев» вокруг летающих самоубийц. Не были забыты и другие, пусть более прозаические, но тем не менее достаточно действенные средства, чтобы привлечь добровольцев в ряды камикадзе: специальная форма, повышенное денежное содержание плюс особые продовольственные карточки, официальный почет и... символические урны с прахом для их семей.

 

Трудно сказать, что больше помогло поручику Наоси Кано заслужить славу одного из лучших асов на Тихом океане — летное мастерство или то, что он заранее примирился с неизбежностью смерти: на его вещевом ранце чернели иероглифы, складывавшиеся в мрачное пророчество: «Личные вещи покойного капитана Наоси Кано» — в армии «божественного» императора погибшим офицерам обычно посмертно присваивалось следующее звание. Поэтому, когда до Кано дошла весть о гибели первых камикадзе, он направился к командиру части.

 

— Прошу оказать мне честь, назначив старшим новой группы камикадзе... — коротко доложил он, протягивая рапорт.

 

Но поручику не пришлось стать самоубийцей. Решение командования было предельно кратким, однако достаточно выразительным; хотя Кано и не познакомили с его формулировкой.

 

«Отказать. Слишком ценный материал как летчик-истребитель, чтобы расходовать на одноразовое задание». Секрет раскрывался просто. Если для самих камикадзе их действия представлялись актом благородной жертвенности, то для японского командования «божественный ветер» был лишь очерёдной тактической новинкой, призванной воздействовать прежде всего на психику противника. Операции «Самоубийцы», с его точки зрения, должны были проводиться так, чтобы не сказываться отрицательно на боеспособности обычных авиационных частей. Поэтому одновременно с формированием первых подразделений камикадзе появился секретный приказ японского генерального штаба, гласивший, что в них следует направлять исключительно пилотов-новичков.

 

Перед вылетом на задание каждый камикадзе проходил в течение нескольких дней специальный ускоренный курс. Истребитель «зеро», выбранный для смертников, с 250-килограммовой бомбой плохо слушался управления, и поэтому день-два летчики специально отрабатывали взлет на перегруженной машине. Затем шли приемы выхода на цель. Опыт показал, что его нужно делать или на большой высоте — свыше 20 тысяч футов, или на бреющем полете — не выше 50 футов, чтобы не быть преждевременно обнаруженным на подходе и уцелеть, пока не настанет момент погибнуть.

 

Впрочем, после того как было утрачено преимущество внезапности и операции камикадзе стали обычным делом, все меньшему и меньшему числу самолетов самоубийц удавалось прорваться через управляемый радарами заградительный зенитный огонь и американские истребители прикрытия. Поэтому японское командование сочло нецелесообразным рисковать новыми самолетами — а только за семь месяцев 1945 года их было выпущено свыше 11 тысяч, — дав указание использовать отслужившие свое машины. Так, например, во время битвы за Филиппины на одной из японских баз было 28 летчиков-камикадзе и ни одного самолета для них. Пришлось срочно перерывать старый авиационный хлам, скопившийся на аэродромах, и из него с грехом пополам собирать некое подобие летательных аппаратов. О 250-килограммовых бомбах не могло идти и речи. Единственное, на что были способны эти «гибриды», — две 30-килограммовые бомбы, которые могли потопить разве что китайскую джонку. Однако японский офицер, которому доложили, что собранные машины каждую минуту могут рассыпаться в воздухе, оказался непреклонен. «В конце концов, это не так уж важно, — изрек он. — Главное, чтобы эти керосинки поднялись в воздух и наделали шума».

 

Далеко не все из последующих камикадзе были фанатиками-добровольцами. По мере того как росла в них потребность — только за три месяца боев за Филиппины погибло 378 летчиков-смертников, а Окинава стоила жизни 2400 камикадзе, — и к тому же становилось ясно, что гибель их, по сути дела, бесцельна, находилось все меньше энтузиастов жертвовать жизнью за императора. Но предоставим слово английскому журналисту Патрику Принглу, написавшему целое исследование о «божественном ветре».

 

«Гибель среди камикадзе была стопроцентной,— пишет он, — и японское командование сочло, что обман и угрозы куда более действенны, чем любовь к императору при отыскании «добровольцев»-смертников...

 

— Тот, кто не хочет выполнить это почетное задание, должен открыто заявить об этом, — предупредил командир выстроившихся перед ним летчиков.— Все, кто считает себя недостойным высокой чести, шаг вперед!

 

В первую минуту строй замер. Полковник удовлетворенно обвел взглядом сумрачные лица. И вдруг где-то на фланге строй чуть заколебался, и вперед нерешительно шагнул невысокий крепыш со шрамом через всю щеку. Его примеру последовал второй, третий... Когда перед строем стояло уже шесть человек, полковник поспешил прекратить урок лицемерия.

 

— Вы, шестеро! — завизжал он. — Шестеро трусов, лишенных чести! Нужно помочь вам вновь обрести храбрость! Вы шестеро первыми пойдете в камикадзе!

 

Никто из побледневшей шестерки не возразил ни слова. Это был приказ. К тому же у них был только один выбор: или погибнуть почетной смертью камикадзе, или быть расстрелянными с позором за отказ стать ими...

 

 

Фау по-японски

 

В заснеженных горах префектуры Нагано в центре острова Хонсю, что славится своим древним буддийским храмом Дзенкодзи, затерялся небольшой городок Мацумото. Для его жителей война была чем-то далеким, почти нереальным. Но вот с наступлением 1944 года по ночам где-то поблизости все чаще стали раздаваться глухие взрывы, от которых звенели стекла домов. Американские «летающие крепости»? Но ведь вокруг не было никаких военных объектов! Вскоре старики, выжигавшие уголь в окрестных горах, заметили, что ночному громыханию сопутствуют вспышки яркого пламени, во дворе стоявшей на отшибе школы. Поползли слухи, что там испытывается какое-то секретное оружие, но в чем: дело, никто толком не знал. Ведь школа была уже давно реквизирована военными властями, а все дороги, ведущие к ней, перекрыты часовыми.

 

Между тем, если бы кому-нибудь из жителей Мацумото удалось попасть во двор таинственной школы, он увидел бы опаленные пламенем бетонные плиты, которыми была выстлана небольшая площадка, и бронеколпак подземного склада ракетного топлива в дальнем углу. Здесь в горной глуши в строжайшей тайне велись работы по созданию «оружия возмездия» — японского ФАУ. Правда, в отличие от германского собрата его должен был пилотировать летчик-камикадзе, чтобы повысить эффективность поражения целей.

 

Когда и на каких условиях Гитлер согласился передать своим союзникам чертежи секретного оружия, остается тайной. Известно лишь, что они были доставлены на борт японской подводной лодки, взявшей курс к берегам Страны Восходящего Солнца. Однако прибыть туда ей было не суждено: в июле 1944 года при неясных обстоятельствах она затонула поблизости от Сингапура. Позднее японским водолазам удалось спасти часть чертежей, которых, однако, оказалось недостаточно для постройки реактивных самолетов-снарядов типа ФАУ. Поэтому японские конструкторы решили заменить их упрощенным вариантом — летающей торпедой, прлучившей поэтическое название «ока» — «цветок вишни».

 

Это был миниатюрный самолет с шестью реактивными двигателями-ускорителями, развивавший скорость до 900 километров в час. Но главное заключалось даже не в этом. «Ока» нес целую тонну взрывчатки — в четыре раза больше, чем стандартный истребитель «зеро», использовавшийся камикадзе. В район цели «ока» доставлялся двухмоторным бомбардировщиком-маткой. Из него летчик через бомбовый люк перебирался в крошечную кабину «оки» и отключал подвеску. Несколько минут он парил в воздухе, пока бомбардировщик уходил в сторону, а затем включал реактивные двигатели. Подобно метеору, которому не страшны были ни перехватчики, ни огонь зениток, «цветок вишни» обрушивался на палубу вражеского корабля.

 

В конце 1944 года на авиационных заводах Японии была начата сборка первой партии новых машин. Однако, как ни торопил адмирал Ониси с их боевым применением, дело, неожиданно застопорилось: «ока» один за другим врезались в землю при первых же испытаниях, хороня под обломками несостоявшихся камикадзе. Летающая торпеда оказалась настолько сложной в управлении, что только настоящие асы, да и то после продолжительной тренировки, оказались способны справиться с ней.

 

Наконец 21 марта 1945 года в воздух поднялся первый отряд из 16 бомбардировщиков. Результаты были плачевными. На подходе к цели их встретили американские истребители. Объятые пламенем японские бомбардировщики один за другим падали в море. На базу вернулось лишь три истребителя сопровождения.

 

Все новые и новые эскадрильи камикадзе поднимались в воздух, но им уже не суждено было ни прорваться сквозь шквальный заградительный огонь авианосцев, ни вернуться на базу.

 

На рассвете 9 августа 1945 года советские войска нанесли мощный удар по Квантунской армии японцев. Императорская Япония оказалась на грани краха. 15 августа адмирал Ониси получил приказ «прекратить огонь». Война была проиграна.

 

С. Милин

 

 

 

 

 

Опять «божественный ветер»?

 

Его приход в корпункт АПН вызвал переполох. Японцы — переводчики и редакторы — то и дело заглядывали в приемную, где он сидел. Высокий, широкоплечий, с могучей шеей, он походил на боксера-средневеса, и коричнево-черное кимоно священника, деревянные гета на босых, покрасневших от январского холода ногах производили впечатление маскарада. Степенно склонив в знак приветствия выбритую голову, он отправил мою визитную карточку в широкий рукав кимоно, служащий для японцев одновременно и карманом. Скажу откровенно: священники-синтоисты пока еще не заглядывали к нам в корпункт, так что нетрудно понять любопытство, с которым я разглядывал гостя.

 

Вначале беседа не клеилась. Но вот подали зеленый чай — обязательный знак внимания к гостю: зимой японцы согреваются им, а летом утоляют жажду. Чай принесли в глиняных чашках с двойными стенками — в такой чашке кипяток не обжигает пальцы, — и священник, заметил я, заинтересовался ими. Эти чашки делают в Японии только в одном месте — в префектуре Фукусима, на севере страны. С чашек, по существу, и начался наш разговор.

 

И тут гость удивил меня. Четверть века назад он был... камикадзе. Его вылет назначили на 15 августа 1945 года. Накануне ему и другим «богам, которым все земное чуждо», выдали подогретое саке и разрешили пойти в город. Саке пили, гость помнил это очень хорошо, из чашек, изготовленных в Фукусиме. А утром девятерых смертников, выстроившихся у самолетов, провожал весь отряд.

 

В воздух взмыл первый. Шасси, отделившись от фюзеляжа, — последнее усовершенствование в технике самоубийств, — подпрыгивая и вихляясь, покатилось к дальнему концу поля. Сесть самолет смертника уже не мог. Не мог он и вернуться баки истребителя заправлялись горючим только на полет в одну сторону. Взлетел второй, третий, четвертый... Вдруг на командной вышке замахали флагом. К самолетам бежали офицеры. «Капитуляция! Император выступил по радио! Капитуляция!» Седьмой с трудом выбрался из самолета, сделал несколько шагов и рухнул. В сознание он пришел не скоро.

 

«...Император — обычный смертный. И не простирается династическая линия императорской семьи на 2600 лет в прошлое, к богине солнца Аматэрасу. Японцы вовсе не исключительная нация, призванная повелевать миром...» Разум отказывался верить, что все, чему поклонялся, оказалось ложью. Как жить дальше? Да стоит ли вообще жить? Однако седьмой из шеренги камикадзе не покончил с собой, как это сделали многие другие.

 

И вот он передо мною, бывший камикадзе, а теперь священник-синтоист. Обрел ли: он веру? Нашел ли цель в жизни?

 

Нелегко было понять все это в коротком разговоре, и прежде всего потому, что понять нужно не просто одного человека, а одно из характерных явлений недавнего прошлого «империи божественного микадо» — камикадзе.

 

Согласно конституции, принятой после второй мировой войны, Японии запрещено иметь армию, вести милитаристскую пропаганду, не говоря уже об участий в каких-либо военных действиях. Так что если кто до недавнего прошлого и вспоминал о камикадзе, то только в разговоре о токийских шоферах такси, которые носятся с отчаянной скоростью, а к правилам уличного движения относятся как к личному вызову. Но в последние несколько лет вновь заговорили о камикадзе. Причем произошло это исподволь: заметка, другая, воспоминания, репортажи — и вот уже зазвучал старый рефрен о «рыцарях смерти, богах-сверхгероях».

 

В 1962 году, когда японские «силы самообороны» превзошли по огневой мощи старую императорскую армию, правительство Японии решительно взялось за воспитание у народа, и прежде всего у молодежи, «сознания необходимости защищать свою страну». Тогдашний премьер-министр Икэда провозгласил политику «хито дзукури» — «создания нового человека». Марксистская идеология — вот главная опасность для японской молодежи, утверждал Икэда. Необходимо создать «новую» идеологию, которая возобладала бы над марксизмом. Надо привить молодому поколению чувство уважения к императорскому гимну «Кимигаё». А гимн начинается со слов: «Мы, японцы, превыше всего...» Рескрипт императора Мэйдзи о воспитании должен лечь в основу морали, предписал премьер-министр. Этот рескрипт, опубликованный в 1890 году, требовал от молодежи готовности отдать жизнь во имя величия императорского трона. А раз так, в школьных учебниках «новь замелькали имена «героев» захватнических войн в Корее и Китае, в них опять стала прославляться «доблесть» камикадзе, а ритуальные собрания в храме Ясукуни в память о них — собирать целые толпы участников.

 

 

 

...Место это торжественное, храм Ясукуни. В темной земле, окружающей здание храма, покоятся символические останки тех, чьи бренные кости лежат на дне Тихого океана. Холодно, моросит дождь, и посетители аккуратно складывают свои зонты и оставляют их у входа в храм, над которым обвис намокший лозунг: «Придет день, и вновь мы будем царствовать в Азии!» Около одной из стен сумрачного здания выстроено возвышение, окруженное знаменами с эмблемой восходящего солнца. Рядом на стульях разместилось несколько сот людей: родители, дети, родственники погибших камикадзе. В первом ряду сидят несостоявшиеся летчики-самоубийцы. На возвышение-трибуну поднимаются ораторы, низко кланяются, целуют знамена, кричат «банзай!».

 

11 февраля 1967 года, впервые после капитуляции, в Японии отмечался праздник Кигэнсэцу — День основания нации. В свое время он был запрещен как милитаристский, способствующий разжиганию фанатического национализма. «Восстановление праздника Кигэнсэцу сравнимо лишь с впечатлением, которое могло бы произвести возобновление чудовищных нацистских парадов в Нюрнберге», — наглядевшись на торжества в Токио, написал американский историк и журналист Дэвид Конде. В свое время для камикадзе считалось высшей честью погибнуть именно 11 февраля. Теперь бывшие смертники принимают самое деятельное участие в праздновании Кигэнсэцу. В этот день они снова видят себя богами.

 

Почтить же «погибших богов» в храм Ясукуни приходят сейчас и те, кто составляет планы создания новой армии, «соответствующей экономической мощи Японии, которая вышла на второе место в капиталистическом мире по национальному валовому продукту». Они приходят в храм Ясукуни не просто понаблюдать. Именно с их благословения сегодня вновь звучат далеко идущие призывы: «Мы существуем лишь благодаря духам героев Ясукуни, павших на поле брани. Не предадим же героев Ясукуни! Полностью пересмотрим конституцию — крупнейшую раковую опухоль! Защитим родину от революции!»

 

И все же двадцать пять лет, минувшие со дня разгрома империалистической Японии, не прошли бесследно. Как бы этого ни хотелось наследникам тех, кто в свое время мечтал о японском владычестве в Азии, нынешнее молодое поколение японцев по-иному смотрит на их несбывшиеся планы. Разве не об этом свидетельствует, например, интервью, которое взял итальянский журналист Гуидо Джероза у Кацутоси Такасэ, сына погибшего камикадзе, во время церемонии в храме Ясукуни?

 

«— Когда погиб твой отец?

 

— 25 октября 1944 года у берегов Филиппин. Его самолет взорвался, врезавшись в палубу авианосца.

 

— А когда ты родился?

 

— Месяц спустя.

 

— Когда ты узнал о смерти отца?

 

— Мне сказала об этом моя мать, когда я пошел в школу. Она объяснила мне, что мой отец погиб за то, чтобы наша страна была великой.

 

— Прежде чем умереть, твой отец написал вам письмо?

 

— Да, моей матери. Он написал: «Мне очень грустно, что скоро у нас родится сын, а меня уже не будет рядом, чтобы защитить его. Я хочу только, чтобы он любил своего отца, которого ему так никогда и не увидеть».

 

— Ты его любишь?

 

— Да. В детстве я даже мечтал стать летчиком, чтобы быть таким же, как он. Но потом передумал: сейчас я работаю телеграфистом на Центральном токийском почтамте.

 

— Веришь ли ты, что его смерть была полезной для твоей родины?

 

— Полезной? Так говорят. Хотя для сына полезней, чтобы отец был дома, не правда ли? Я читал много книг о прошедшей войне, но ни одна из них не вернула мне моего отца.

 

— Значит, ты не думаешь, что война была такой героической, как об этом говорят все эти «дядюшки», которые собрались сегодня здесь, в храме Ясукуни?

 

— Нет, я категорически против войны. По-моему, это самое страшное, что может быть на свете. И я уверен, что мой отец в душе тоже ненавидел войну».

 

...Да, многое изменилось в нынешней Японии. Потому-то так трудно было мне понять душу собеседника — бывшего камикадзе, ставшего священником-синтоистом — во время нашего разговора в токийском корпункте АПН.

 

— Обрели ли вы веру? Нашли ли цель в жизни? — еще раз спросил я странного священника, что не успел погибнуть четверть века назад.

 

— Ищу, — коротко ответил он.

 

 

В. Цветов

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 4 месяца спустя...

Немного о грехах японских

 

Мы путешествовали по Японии в окрестностях префектуры Фукушима.

 

Узкая горная дорога среди скал петляла и уходила вверх. Вековые сосны закрыли солнце и создавали загадочный полумрак. Мы ехали к храму, который путеводитель обещал на самой вершине горы.

 

Последний поворот открыл небольшую площадку-стоянку. От нее шли две тропинки- одна к дому священника. Вторая - к храму.

 

Тихое уединенное место располагает к мыслям о вечных ценностях...Древние поэты любовались здесь фантастическими видами гор и неспешно выводили на рисовой бумаге иероглифы...

 

Чтобы боги услышали твои просьбы, нужно бросить монетку в специаьный ящичек, подергать за канат. Так можно извлечь звук из «колокола» - железной емкости, напоминающей большую таблетку, украшенной древними письменами . Поклониться и трижды хлопнуть в ладоши, мысленно перечисляя пожелания.

 

Древний храм из дерева, потемневшего от времени, тишина и умиротворение. Влажный воздух наполнен запахом сосновой хвои и прелых листьев.

 

Рядом с храмом, на склоне гор, мы увидели необычные каменные фигурки человечков. Некоторые фигурки были совсем новые, из светлого, чистого камня. Другие – темные, покрытые мхом.

 

Оказывается, в некоторых районах Японии, есть традиция. Человек совершил грех и для того, чтобы замолить его, он идет к храм. Заказывает фигурку человечка, которую в мастерской храма изготавливают из мягкого пористого камня. Затем, ее устанавливают на склоне горы. Вот и все! Грех смыт, можно жить спокойно.

 

Надо сказать, что каменные фигурки сделаны с большой выдумкой и юмором! Трудно заподозрить, что речь идет о грехах человеческих!

Сколько охватывал взгляд – все склоны горы были покрыты этими фигурками!

 

Храмовй священник, с которым мы разговорились, рассказал, что их здесь несколько тысяч.

 

Вообще, японская мораль весьма снисходительна к человеческим слабостям , считая их чем-то естественным. Вполне достойным для существования. Издавна считают, что если "не видеть зла, не слышать зла, не говорить зла", грехи останутся незамеченными.

 

В Японии считают, что у человека может быть шесть пороков: жадность, злость, глупость, легкомыслие, нерешительность и алчность. Все они имеют еще 18 разноводностей. В понятии европейцев, это тоже, не считается достоинствами. Но не всегда эти взгляды совпадают. Японцы с их традициями и культурой – сплошные загадки и противоречия для европейца.

 

Что хорошо и что плохо в понятии японца? Примеров с различиями можно привести множество, но вот только некоторые:

Японские поговорки гласят:

-Глупость начинается с честности.

-Лучше слегка приврать, чем быть несчастным.

-Иногда убежать значит победить....

-Молодость для японцев – грех. Действительно, что хорошего можно сделать в молодости? Вот, поживешь, наберешься опыта, мудрости и тогда....

- Не забавы мужа на стороне, а ревность жены- вот пример греха по-японски...

 

Но не все так печально. Есть и другие поговорки, например: Кто гордится своими грехами - грешен вдвойне!

Есть в Японии праздник, когда в храмах проводятся церемонии в первые две недели марта (по лунному календарю - это февраль). В эти дни священники проводят буддийские обряды перед 11-головой Бодхисаттвой Каннон, чтобы искупить грехи и избавиться от скверны.

В Новогоднюю ночь, в японских храмах, с 108 ударами колокола уходят человеческие пороки, чтобы новый год граждане начали с чистой совестью.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 1 месяц спустя...

Около половины японцев не запирают дверь, ненадолго отлучаясь из дома

05.12, 21:22 РИА «Новости»

ТОКИО, 5 дек — РИА Новости, Ксения Нака. Около половины японцев — 49,8% — не запирают входную дверь своего жилища при кратковременных отлучках из дома, к таким результатам пришла одна из крупнейших в Японии компаний Sekisui House, которая занимается строительством и оснащением частных домов, в ходе проведенного ей опроса для выяснения уровня общественного сознания по предупреждению преступлений.

 

Лишь 24,1% ответили, что всегда запирают входную дверь. Никогда не делают этого вовремя коротких выходов на улицу или делают это крайне редко 49,8% опрошенных. Четверть — 20% — признались, что в течение последнего года не менее одного раза забывали закрыть дверь, даже покидая дом дольше, чем на полдня. Более 70% оставляют открытыми окна в туалете и ванной, несмотря на то, что в частных домах они находятся, как правило, на первом этаже.

 

Компания Sekisui House, учитывая результаты опроса, намерена теперь активно внедрять на рынок систему оснащения домов системой блокировки дверей и домов при помощи сигнала с сотового телефона.

 

Опрос проводился в октябре-ноябре этого года, в нем приняли участие 200 семей.

 

Так называемое «островное сознание», когда многие десятки лет чужак сразу обращал на себя внимание, большая скученность построек, из-за которой возникает впечатление, что «все на виду», все еще продолжает создавать подсознательное чувство безопасности, несмотря на то, что времена давно изменились. В 1950-60-е годы прошлого века во многих деревенских домах во входной двери вообще не существовало замочной скважины для ключа.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Присоединяйтесь к обсуждению

Вы можете опубликовать сообщение сейчас, а зарегистрироваться позже. Если у вас есть аккаунт, войдите в него для написания от своего имени.

Гость
Ответить в тему...

×   Вставлено в виде отформатированного текста.   Вставить в виде обычного текста

  Разрешено не более 75 эмодзи.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отобразить как ссылку

×   Ваш предыдущий контент был восстановлен.   Очистить редактор

×   Вы не можете вставить изображения напрямую. Загрузите или вставьте изображения по ссылке.

Загрузка...

×
×
  • Создать...