Сказки для детей

[kamilla]

Ну и здесь я Виринея

 

Сорочья сказка

 

Уселась как-то сорока погожим июньским днем на ветку старого задумчивого клена и принялась стрекотать без умолку.

Налево, направо повернется, книзу наклонится и тараторит кому-то вслед, да все без толку. Никто на ее болтовню внимания не обращает, все мимо спешат.

И я бы прошла, разве только взгляда насмешливого удостоила бы: вот трещотка неугомонная! Непрошеной скандальной гостьей вторгалась в полуденный ласковый покой. Но собака моя, немецкая овчарка по кличке Бонда, обернулась ко мне, посмотрела умными глазами, как будто спрашивала о чем-то и, видимо, получив ответ, заговорила:

- Сорока историю рассказывает, Ты бы послушала.

Удивилась я: Бонда моя легкомысленной ветреннецей никогда не была. На пустую болтовню время потратить не призывала бы. Неужто сороку и вправду послушать стоит?

Подошли мы к клену поближе. Сорока аж крылья расправила, трепыхнула ими, снова сложила и затрещала пуще прежнего. Знать зрителей, то бишь, нас заприметила.

- Ученый ворон … Лиса – хитра … Без надобности нам … - только и можно было разобрать в бестолковой сорочьей болтовне.

Я с сомненьем взглянула на Бонду: не похоже, что услышу что-то интересное. Бонда уселась перед кленом, подняла голову и гавкнула построже. Сорока скосила на нас глаз, но трещать не перестала. Бонда нетерпеливо переступила передними лапами и гавкнула еще раз. Сорока, оборвав себя на полуслове, замолкла и склонилась вниз.

- Ты историю свою сначала расскажи. – Обратилась к ней Бонда. – А мы послушаем. Да не спеши только.

Сорока покрутила головой, будто укладывала в ней собачьи слова поудобней, и ответила:

- Не спешить? Будь по-вашему. Слушайте.

Затем слетела на ветку пониже, замерла на несколько мгновений, приняв торжественный вид, и начала. Из истории своей целое представление устроила. На ветке клена, как актер на сцене выступала. То в одного героя преображалась, то в другого, то в третьего. Надо сказать, неплохо у нее получалось. Верилось нам. Узнавали мы и волка, и лису, и зайца.

И сюжет мне понравился. Незатейливая хоть история, но, как позже выразилась Бонда, жизненная. Она щенкам своим не один раз потом пересказывала.

А я решила на бумаге сорочью историю сохранить. Вот что из этого вышло.

 

Ученый Ворон.

 

Давно ли то было, недавно ли, за тысячу верст ли иль вблизости, объявился как-то в лесной чащобе по осени, в начальной ее поре, ученый Ворон.

Первой Белка его заприметила: ласковый погожий день стоит, воздух наполнен усталостью от летнего зноя и светлой грустью от расставания с ним. Над поляной неспешно тонкие нити паутины проплывают. До деревьев доплывут, зацепятся за листву, так и запутаются в ней; а по краю поляны незнакомец ходит от дерева к дереву, делом чудным занимается: бумаги на ветки ближе к стволам навешивает. Устроит поудобней на черном ключе круглые очки в тонкой оправе, присмотрится, ровно ль бумага висит, поправит, коли надобность есть и шагает дальше.

Гадала-гадала Белка, да не догадалась. Решила полюбопытствовать. Спустилась на нижнюю ветку сосны и обратилась к незнакомцу:

- Не из наших вы мест, как погляжу.

Незнакомец в ответ учтиво поклонился:

- Разрешите представиться – ученый Ворон.

- А я Белка – по деревьям скакунья. Надолго ли к нам? И чем вы занимаетесь, если не секрет?

Тут беседу прервали. Зашуршали листья, затрещали ветки, и на поляну вышли медведь, за ним – лиса и волк.

Лиса-то ушки навострила да вкрадчиво этак в обход ворона пошла:

- Ах, как я люблю секреты слушать …

А медведь, тот напрямик, без всяких маневров:

- Донес до нас ветер – ученый вы Ворон.

Волк облизнулся и голос подал:

- А я Волк – зубами щелк.

Лиса тем временем побоку от ворона устроилась:

- А я Лиса – хитрости сестра.

Вдруг кусток один неподалеку дрогнул несмело и оттуда голосок неуверенный зазвучал:

- И я … и я тут. Заяц.

- Ну, а я Медведь, и точка. Как скажу, так и будет. Последнее слово всегда за мной.

Ворон учтиво голову склонил:

- Рад знакомству. Весьма рад.

- Чудно мне как-то, гость дорогой, – заговорил Медведь и лапой на деревья указал,

Вороном отмеченные, - зачем бумаги столько развешивать? В толк никак не возьму: неужто надобность какая в том может быть?

Волк хохотнул:

- А то! Лесной народ потешить. Все бумаги каракулями, гляди-ка, измараны. Хорош художник!

Лиса бросила на него потаенно презрительный взгляд и отозваться не замедлила:

- Каракули эти, куманек, буквами называются. Слышал, может?

Насмешка разозлила Волка:

- Ты, кума, не больно-то умничай, а то …

- А ну, цыц мне! – Оборвал их Медведь, осерчав. – Раскудахтались, как петух с курицей. Кому из вас слово дадено? – Нахмурив брови, он перевел суровый взгляд с Лисы на Волка. – Разве кого из вас я спрашивал?

Те молчали и на Медведя не глядели. С Волка злость, как рукой сняло. А Лиса и вовсе невинной прикинулась.

- То-то же. – Смягчившись, довольно произнес Медведь и вновь обратился к Ворону. – Так что скажете, гость дорогой?

- Ответ мой, сударь, прост. – Отозвался тот. – Объявления это. На видных местах развешиваю их, каждый чтоб мог увидеть и прочитать.

- Объявления? Вот оно что … - Склонив голову набок, задумчиво протянул Медведь.

Волк, загривок почесав, пробормотал озадаченно:

- Прочитать чтоб … Каждый мог …

Тут Белка вступилась:

- Так ведь, уважаемый Ворон, никто из нас читать не умеет.

А Лиса лапой кокетливо повела и заворковала сладким голосом:

- Вы уж, любезный, прочитали бы нам сейчас. Мы послушаем, а вы уменье свое покажете.

-Извольте. – Отозвался Ворон и принялся читать ближнее объявление. – Всем, всем, всем. Зверям и птицам. В вашем лесу открывается школа. Основные предметы изучения: чтение, письмо, счет. По вопросу зачисления в ученики обращаться к учителю – ученому Ворону. – Дочитал он и добавил. – Буду рад учить любого.

- А зачем нам? – Раздался вдруг голосок Зайца из-за прежнего куста.

- И то правда, - поддержал его Медведь. – Что считать-то мне в лесной глуши, зачем писать? От учения вашего какая польза будет? Мне и так хорошо. Зайду в малинник, малины наемся. Пчел обхитрю, медком полакомлюсь. Пчелы-то, они одинаково всех жалят, разбору не делают, кто в их дупло лапу засунул, ученый он или нет.

Лиса речь Медведя слушала внимательно да на Ворона из-под ресниц быстрые взгляды кидала.

- А то подумать, – заговорила она, - сколько времени в школе придется даром терять. Нет, не согласная я в ученики записываться. Этак ни кудри завить не успею, ни хвост расчесать да распушить, как следует, - закончила Лиса и заботливо смахнула с хвоста невидимую пылинку.

- Напрасно вы так, сударыня. – Отозвался Ворон и поправил очки. – Время, потраченное на учебу, не бывает бесполезным. К мудрости знания ведут. И в жизни им всегда примененье находится. За примером далеко ходить не будем. В Заречном лесу моя бывшая ученица, ваша дальняя родственница …

- Эта тупица?! – Возмущенно перебила его Лиса. – Ах, любезный, и не напоминайте мне о ней! Слышать ничего не хочу! – Не на шутку оскорбилась она. Затем, подбоченясь, продолжила поначалу с ехидцей. – Сомневаюсь, прибавила ли ей хоть каплю ума ваша учеба, а я-то итак умная. Умней иных ученых буду. Что надо, сама знаю. А что не знаю, так подслушаю или хитростью выведаю! – Горячо закончила Лиса и горделиво задрала кверху нос.

Тут Белка внимание Ворона на себя обратила, легонько коснувшись его крыла:

- А у меня и вправду времени лишнего нет. Надо запасы на зиму готовить. Теперь от восхода до заката свободной минутки не выдастся. Ой! – Всполошилась вдруг она. – Заболталась я тут с вами. Забыла совсем: грибы-то собрала, а сушить не развесила. Побегу.

Белка махнула лапой на прощанье и, перескочив на ветку соседнего дерева, вскоре скрылась из виду среди зелени пышной листвы.

- А мне от учебы какой прок? – Пожав плечами, сказал Волк. – Книжками сыт не будешь. Не, не для меня эта ваша затея. Пошел я. – Кивнув головой, он скрылся в кустах.

- И мне пора. – Пробасил Медведь. – Новое пчелиное дупло недавно отыскал. Пойду, делом займусь.

- Счастливо оставаться. – Пропела насмешливо Лиса и, развернувшись, едва не задела кончиком хвоста Ворона по клюву.

Ворон с укором покачал головой ей вослед, но промолчал: скандал затевать – дело неблагодарное. Пусть ее. Зазнайство и гордыня неуемная лисе дороже обойдутся, потому, как взор застилают и собственную пользу видеть не дают. Но, благо дело, время придет – жизнь вразумит и лису.

Устроил Ворон удобней очки на клюве и направился к тому кусту, где Заяц скрывался.

- Заяц, а ты что скажешь? – Остановившись, спросил Ворон.

Кусток потряс веточками, и из-за него показалась настороженная заячья мордочка.

- Хищники все разошлись? – Зыркая по сторонам, деловитым шепотом спросил трусишка.

Врагов по близости не оказалось. Тогда Заяц взглянул на Ворона задумчиво:

- Ну, а я-то? Допустим, научусь я читать, а дальше что? Зачитаюсь, этак в лапы к лисе или волку еще угожу. И останется от меня только клочок шерсти да книжка ваша.

Тут он зажмурился, видимо, представил только что им самим нарисованную картину. Открыв глаза, глянул печально на Ворона и, горько вздохнув, продолжил:

- Вот и выходит, что учеба ваша не столько пользы мне принесет, а погубит еще. Ну, пора мне. Прятаться надо. – Переменившись, деловитым тоном закончил Заяц и скакнул за соседний куст.

Остался Ворон на поляне в одиночестве, но унывать не спешил. Не первый это был лес, где он школу открывал. Знал по опыту – торопливость в серьезном деле часто вред приносит. Запастись терпением необходимо. Как известно, семена сеять надобно в благодатную почву. Тогда и всходы дружные будут, и урожай богатый соберешь.

Поселился с того дня ученый Ворон в лесной чащобе. С местными стал дружбу водить. День проходил за днем. Вот уж листья на деревьях пожелтели, опадать начали.

Ворон времени даром не терял. Там в дружеской беседе найдет способ ученостью своей блеснуть, удивить слушателей. Здесь советом дельным, на науках основанным поможет. А то случай подгадает подходящий и нужную себе политику проведет, направит разговор в необходимое русло.

Видит как-то он Белку. Та, вся в трудах и заботах, уж не с ветки на ветку скачет, а с ношей по земле спешит. Завернула что-то в лопушок, к груди прижимает, торопится сама, по сторонам не смотрит.

Слетел с кленовой ветки Ворон, приземлился прямо перед Белкой, поприветствовал.

- Ох, дайте вздохнуть. – Остановившись, отозвалась она. – Утомилась малость. - Сообщила Белка и пару раз глубоко вздохнула.

- То-то, как погляжу, усталой выглядите. – Заметил Ворон.

- А иначе-то как? Не ленюсь, из сил выбиваюсь, а тружусь. Заготовишь припасов мало, так и весеннего солнышка не увидишь.

- Уверен, сударыня, последнее не про вас сказано будет. При вашем трудолюбии припасов, не иначе, до следующей зимы хватит.

- Ах, уважаемый Ворон, кабы так! Тут ведь какая проблема: так иной раз забегаешься, что и забудешь, где очередной склад сделала. И пропали мои труды. Вот и екает то и дело сердце от страха: а вдруг до весны не хватит?

- Да-а, нелегкая у вас доля.

- И не говорите! – Устало вздохнув, подтвердила Белка. – А поделать-то и нельзя ничего.

- А вот здесь, сударыня, позвольте не согласиться с вами. – Поправив очки, сказал Ворон. – Моя бывшая ученица, Белка из Заречного леса теперь ни усталости вашей не ведает, ни страхов.

- Это как же? – С явным сомнением удивилась Белка. – Уж не книжками ли она питаться вздумала?

- Она теперь своим запасам счет ведет. И склады свои с легкостью в любой момент отыщет. Потому, как записаны они у нее все наперечет и в карте отмечены. А теперь, сударыня, позвольте откланяться. Удачного дня. – Пожелал Ворон и поднялся в небо.

Белка путь не сразу продолжила, постояла немного, посмотрела задумчиво Ворону вслед. На то и был его расчет.

Авторитет нешуточный и уважение приобрел Ворон вскорости. Даже Медведь стал смотреть на него, почитай, как на ровню. Уже и ученики Ворону подбирались. Филин с Совой астрономией вот заинтересовались. Бобер, тот сразу смекнул, в чем его надобность больше прочего – в знаниях по геометрии. Мышонок один, из любопытных да непоседливых, географией увлекся. Мечтал он, как подрастет, в путешествие отправиться, мир посмотреть.

Ворон записал их в ученики, но просил подождать до снега, покуда класс наберется. Осень в лесу – горячая пора, к долгому зимовью подготовка.

Хоть и наполнялась, так сказать, постепенно бочка медом, но и без ложки дегтя не обошлось. Лиса была тому виной.

Похоже, только она одна открыто не жаловала Ворона. При каждой встрече норовила речами насмешливыми свое превосходство обозначить. Она может, и делами напакостить была бы рада, да поперек медвежьей дружбы выступать остерегалась.

Масла в огонь подливали вести, доходившие из Заречного леса. Дальняя родственница Лиса, бывшая ученица Ворона, обретать начала славу заслуженную. Ученость да трудолюбие открыли дремавший в ней до той поры талант к стихосложению. Соловей к ее стихам музыку сочинял и распевал, разносил по белу свету песни чудесные.

Догадывался Ворон, ставила Лиса ему в вину успех его бывшей ученицы. Гордыня, она ошибки свои признавать не спешит, ей проще других во всем виноватить.

Не особо тяготился Ворон лисьей враждой неприкрытой. Гораздо больше он обеспокоился, когда вдруг ближе к зиме кума переменилась: ни одного худого слова с тех пор не слетело с ее уст в адрес Ворона, а тон насмешливый и высокомерный сменила на ласковый до приторности. Только и делать стала, что на всю чащобу Вороном восхищаться да хвалиться крепкой дружбой с ним.

Чуял Ворон, неспроста лукавила Лиса. Видно, задумала что-то недоброе. Но разгадать замысел рыжей плутовки пока не мог.

Вскоре заметил он еще одну подозрительную странность. Перестала Лиса за Зайцем охотиться. Тот почти что у нее под носом прошмыгнет, а она только след обнюхает, замрет на мгновенье, а затем в другую сторону поворотит.

Хоть и не выдавал Ворон ничем своего беспокойства, но за Лисой стал приглядывать повнимательней.

Еще с начала осени облюбовал он под школу избушку старенькую, давно человеком заброшенную, что на краю поляны стояла. Облагораживать начал ее потихоньку: тут подремонтирует что-то, там подновит. И помощники ему находились. Сам Медведь подсобить вызвался, хоть мнения об ученичестве своем не изменил.

Облетели вскоре последние листья с деревьев. Наступила зима. Выпал снег, ударили морозы, лесное озеро затянулось льдом.

Кружился как-то Ворон над верхушками сосен-великанов да на землю зорко поглядывал, чтоб в курсе событий, значит, быть. Вдруг видит, на озерном льду Лиса с Волком толкуют.

Лиса лапой к груди прижимает что-то, а другой то на свой хвост, то на небольшую лунку, что темнела неподалеку, указывает. Тут Волк к Лисе подступил, а она от него попятилась, да неловко как-то: поскользнулась слегка и выпало что-то у нее из лап. Пригляделся Ворон, на льду рыбешка лежит, чешуей поблескивает. Волк обрадовался было, на добычу нацелился, но Лиса проворней оказалась, своего не уступила: подхватила рыбешку и поспешила к берегу.

- Вот потрудишься, куманек, с мое, так и ты сыт будешь. – Расслышал Ворон слова Лисы.

Волк почесал загривок, потер лоб и направился к лунке. Уселся на край льда, а хвост в воду свесил. Приземлился Ворон неподалеку и направился к Волку.

- День добрый, сударь. – Приветствовал он рыбака.

Волк встретил Ворона хмурым взглядом.

- Тс-с … Говори тише, а то всю рыбу мне распугаешь. – Приглушив голос, предупредил он недовольно.

Ворон спорить не стал, послушался.

- Видел я, Лиса недавно тут была. Уж не она ли надоумила рыбалкой заняться?

- Она. Смекалиста кума. – Переменился Волк. – Вон сколько добычи унесла. А делов-то! Сиди себе да рыбку из воды потягивай.

- Это хвостом-то? – Усомнился Ворон.

- Да уж, заставил я ее секретом поделиться! – Невпопад ответил Волк.

- Эх, сударь! – Закачал головой Ворон. – Провела вас Лиса, обманула. Она рыбу другим способом добыла. А хвостом удить зимой, так не то, что голодным останешься, еще и его самого лишишься. Примерзнет – не оторвешь.

Волк забеспокоился:

- Э, э, постой! Обманула, говоришь? Тебе откуда известно? За Лисой следил что ли? Видел, чего я не знаю?

- И следить надобности нет. Книги достаточно прочитать. Сказка есть одна. Про лису, которая волка обманула. Тот волк ей поверил, хвост в прорубь сунул, да потом чуть хвоста не лишился.

- Ух ты! – Облегченно выдохнул Волк. – А я уж и вправду сомневаться начал. Вот сравнил! Да мало ли что в сказках понапишут.

- Сказки, сударь, не на пустом месте сочиняются. Хитрости в лисьем племени из поколения в поколение передаются.

Волк глянул на Ворона недобро:

- Ты, Ворон, хоть и ученый, а все ж иди, куда шел. Нечего мне голову разными глупостями забивать, сказками да выдумками. А то разболтался тут, всю рыбу теперь распугал.

- Смотри, Волк, предупредил я тебя. – Отозвался Ворон и взлетел в небо.

Волк даже не взглянул ему вслед.

- Лети – лети … - Пробурчал он. – У самого голова на плечах есть. Разберусь.

Поднялся Ворон высоко и снова стал над лесом парить. Уж не один круг прокружил, а Волк все у проруби сидит, рыбу хвостом удит.

Пролетает Ворон над лесной поляной, вдруг видит, в старую избушку, которую он под школу готовил, из-за ближнего куста Заяц юркнул. Не иначе, его, Ворона, проведать решил. В последнее время Заяц стал частым гостем. Ворону помогал, чем мог. Помощником оказался дельным, дважды просить его не надо было. А то и вовсе без просьб обходилось. Примется Ворон порог чинить, а Заяц и доску придержит, и гвоздь подаст, и молоток. Возьмется Ворон за другое дело, где помощь без надобности, и Заяц без работы не сидит. Найдет скребок и примется с деревянной лавки многолетнюю грязь отскребать. Намочит доски и трудится, а сам вороновы сказки слушает. Много всяких разных сказок знал Ворон. Но особенно запала Зайцу в душу сказка про трусливого льва, как тот трусость свою поборол, смелости научился и царем лесных зверей сделался.

Полетел, значит, Ворон к избушке гостя встречать. Краем глаза заметил, Волк-то на озере задергался, как припадочный: встать пытается, а хвост не пускает, в лед вмерз. Крутится, выворачивается Волк, а толку мало.

Но тут додумался: кое-как лапами в лунке лед проломил. Хвост и освободился из плена.

Летит Ворон дальше, по-привычке на земь поглядывает. Вдруг видит, Лиса по следу идет и, похоже, к лесной поляне направляется

Тревожно стало на душе у Ворона, и он лету прибавил.

Приземлился вскоре у лесной избушки и к двери направился.

- Уважаемый Ворон! Уважаемый Ворон! – Донесся вдруг из чащобы беличий голос.

Ворон обернулся. С ветки - на ветку, с дерева – на дерево, видно было, спешила Белка.

- Искала я вас и нашла. – Ловко приземлившись, сообщила она. – Уделите мне несколько минут.

- Охотно, сударыня. – Отозвался Ворон. – Но сначала давайте в избушку пройдем. Только что Заяц в гости ко мне пожаловал. Вы не против?

- Что вы! Конечно, не против. Пойдемте. – Охотно согласилась Белка и поспешила вслед за Вороном.

Тут дверь приотворилась, и в проеме заяц показался.

- А – а, это вы. – Облегченно выдохнув, произнес он. – Заходите скорей, пока никто не заметил.

Не успели они в избушке и несколькими словами перемолвиться, как лисий голос услыхали. Заяц сразу под лавку запрятался, забился в самый дальний угол. Белка с Вороном тоже попритихли.

- Чую запах я зайчишки. Э-эй, трусишка, где же ты? – Лисий голос звучал неподалеку. – Запах к домику ведет.

- Ах, любезный Ворон, заботливый мой друг! Угощение на славу приготовил для меня!

Заяц от страха уши поджал и дрожал мелкой дрожью. И Белка забеспокоилась, отошла неслышно к печке, в тенистую темноту.

- Ворон почесал кончик клюва. Вот и разгадка лисьему лукавству. Дождалась, покуда Медведь в зимнюю спячку заляжет и действовать принялась. Вознамерилась Зайца непременно в Вороновой избушке съесть, а его, Ворона, подлым лицемером, лгуном и предателем на весь свет ославить. И перед Медведем будет чем оправдаться. Да-а, не занимать Лисе коварства.

Поправил Ворон очки, приложил кончик крыла к клюву, мол, тише. Белка в ответ кивнула согласно. Только он приоткрыл дверь маленько, выглянул наружу, как нос к носу, то бишь, клюв к носу с лисой столкнулся.

Лиса шею вытянула, попыталась внутрь заглянуть, да Ворон собой весь проем загородил.

- День добрый, сударыня. – Приветствовал он лису.

- И то верно. - Отступив на шаг, отозвалась она тихо. – Куда уж добрей. Добыча сама в ловушку забралась. Ты, любезный, освободи дорогу мне. А не то и тебе не поздоровится.

- Не спеши, Лиса Патрекеевна, победу праздновать. Потрудиться сначала надо, чтоб ее заслужить.

- Ты, Ворон, никак сражаться со мной надумал? – Усмехнулась Лиса.

- Отчего ж нет, сударыня? Устроим состязание. Кто победит, тот и прав будет.

Лиса хвостом обмахнулась, сверкнула зубами:

- Состязание? Отчего ж нет? Быстротой, ловкостью или силой меряться станем?

Ворон поправил очки:

- Помилуйте, сударыня. Состязаться в том любому по плечу. Но талантами блестать не каждому дано. Условие мое такое: кто песню тут же сложит новую, споет громче, тот победит.

Лиса только на мгновенье задумалась.

- Зря надеешься на легкую победу, любезный. Не обделена я талантами.

- Превосходно, сударыня. Начнем!

Ворон прокашлялся и запел во всю мочь, так, что Лиса нос сморщила, дескать, певец из Ворона никудышный.

Но Ворон знал, что делал:

- Ай, да кумушка-лиса!

Хороша, так хороша!

Огненный, пушистный мех

Блеском покоряет всех!

Грациозна и ловка

Наша кумушка-лиса!

Острый ум и зоркий взгляд.

Волк не встанет с нею в ряд.

Спорить с нею не стремись,

Хитростей остерегись!

Пропел Ворон свою песню, склонил голову с достоинством знаменитого певца и произнес:

- Прошу вас, сударыня.

Лиса хвостом взмахнула, лапой повела и запела громко, но музыкально:

Хорошо друзей иметь!

С ними вместе песни петь.

Дорогой мой Ворон – друг

Преподнес подарок вдруг:

Зайца заманил в ловушку, -

Угощенье для подружки!

Песню Ворону дарю:

Ворона благодарю!

Едва растаял в воздухе последний звук, как тишина лесная вдруг всколыхнулась и по округе пошло громыхать волчье рычанье:

- А-а, обманщица, попалась!

Лиса вздрогнула и развернулась, как ужаленная. На противоположном краю поляны разгневанный Волк показался. Вид имел он взлохмаченный и лапой все хвост потирал.

Ворон довольно хмыкнул. Удалась хитрость!

Лиса тем временем вытянулась в струнку.

- Что ты, что ты, куманек! – Елейно заворковала она, лапой взмахивая. – Какая же я обманщица? Я для нас двоих стараюсь. Вот, зайчатинку и бельчатинку на обед припасла. Тебя позвать собиралась.

Волк остался неподкупен.

- Ах ты, рыжая плутовка! – Зловеще рычал он, приближаясь. – Сама-то, небось, рыбу наворовала где, а надо мной посмеяться решила!

-Куманек, куманек, наговариваешь ты на меня. – Не сдавалась Лиса, все гнула свое. – Истинно так: в проруби хвостом своим наловила.

Волк аж взвыл с досады:

- Второй раз – на одну удочку?! Меня?!

Он хлестнул себя хвостом по боку, от боли сморщился, но баюкать ее не стал, пошагал вперед, даже ходу прибавил. Лиса поняла: плохо дело, не отговориться на сей раз, и попятилась маленькими шажками.

- Подлость, думаешь, твою я, гроза лесов, стерплю?!- Рычал Волк. – Вот теперь ты мне попалась! Шкуру я с тебя спущу!

Тут он к земле приник, к прыжку изготовился. Лиса больше не медлила, бросилась наутек. И вдруг из леса тяжелой волной медвежий рев накатил. Казалось, сам воздух содрогнулся, а местами аж с веток осыпался снег.

Волк приземлился и от страха к месту будто прирос. Подобрался, голову в плечи втянул и заметался взглядом, в чащобу всматриваясь. Бежать бы надо, да страх рассудка его лишил. Поди, пойми, в какую сторону податься, чтоб не нарваться на Медведя.

Лиса успела добраться до кустов, но вперед ходу не было – средь деревьев Медведь показался, назад – и подавно, там Волк поджидал.

- Жизнь кому не дорога, а ?! – Взревел Медведь, меж заснеженных сосен на поляну пробираясь.

Лиса растерялась: вот беда, попала из огня да в полымя, и ничего лучше не придумала, как обморок разыграть.

Поднесла она лапу ко лбу и упала, как подкошенная в пушистый снег промеж кустов.

Волк, Медведя не видя, успел немного от страха оправиться и, развернувшись, хотел уж было деру дать, но тут снова медвежий бас раздался и гораздо ближе прежнего:

-А ну, признавайся, кто здесь сильно смелый ?! А, может, сильно глупый?!

Волка будто невидимая рука схватила. Поздновато очухался. На белом снегу, без укрытия, он теперь, как пень на ровном месте, издалека приметен. А Медведь-то близко. Бегством косолапого еще больше разозлишь. Поджав уши, Волк нехотя развернулся.

- Кто шумит, мне спать не дает?! – Снова взревел Медведь и вышел на поляну. – А, Серый, никак ты опять? Обещал я тебе в прошлый раз кости переломать?

- Не виноват я. – Хмуро ответил Волк, попятившись. – Кума это все. Довела.

- Не спасут тебя отговорки!

Тут Ворон вышел из избушки, кашлянул деликатно:

- Правду Волк говорит, Михайло Потапыч. Видел я, как дело было. Не обошлось тут без Лисы. Обманула она Волка, провела.

- Чуть хвоста не лишила. – Прибавил понуро Волк.

Медведь остановился, враз переменившись.

- Хвоста? – Удивился он и перевел взгляд с Волка на Ворона и обратно. – Ха! Ах, вот оно что! – Медведь задумчиво пожевал губами и пристально из-под нахмуренной брови поглядел на Волка. Затем хмыкнул вполне добродушно. – Ну-у, хвоста лишиться – утрата серьезная. Почитай, половина Волка тогда останется. Такого даже зайцы бояться перестанут. Ладно, прощаю. Тут любой не так еще взвоет. Но с условием. – Значительно добавил он.

Волк уж было обрадовался, но тут снова сник.

- Да не боись. – Снисходительно сказал Медведь. – Условие мое такое: расскажешь мне после, как дело было. Чую я, будет повод позабавиться, посмеяться над чьей-то глупостью.

Волк пообмяк малость, сутулиться перестал, уши распрямил и даже обижаться не вздумал: легко отделался, вот радость! Шутка ли, Медведя во время зимней спячки разбудить! Злющие те становятся.

- Но кума-то где? – Осматривая окрест, спросил Медведь. – Видел я, пока по лесу шел, мелькала где-то ее рыжая шкура.

- А вон она, в кустах залегла. – Кивнул головой Волк в нужном направлении.

Медведь обернулся, поискал взглядом средь ближних кустов, Лису обнаружил и сурово сказал:

- А ну, кума, выходи подобру – поздорову.

Ответа не было. Медведь обернулся к Волку:

- Ты, Серый, часом не пристукнул ли ее? Лежит и не шевелится.

- Не успел. – С явным сожалением хмуро ответил Волк. – Притворяется теперь. Разжалобить решила.

Медведь направился к Лисе. В неглубокой ложбинке на белом снегу рыжела Лиса, лежа на боку, будто жертва невинная. Точь-в-точь, как загубленный человеком или хворью зверь иной, повидать которых довелось Медведю на своем веку. Он потряс головой, отгоняя всколыхнувшуюся вдруг в нем жалость, склонился над лисой, прислушался, выпрямился затем и обескуражено плечами пожал.

- Дышит едва.- Озадаченно сказал Медведь и обратился к Волку. – А то, может, напугал ты ее до смерти?

Волк в ответ только усмехнулся, обнажив клыки, и увидел тут, что Ворон с самым таинственным видом жестами к себе подзывает. Медведь еще раз глянул на лису озадаченно, но к избушке поворотил: видать, Ворон задумал что-то.

-На хитрость, судари, всегда другую хитрость сыскать возможно. – Зашептал Ворон Волку и Медведю, когда те приблизились.

А затем крылом на кусты, где Лиса залегла, указал: глядите, мол, и заговорил во весь голос:

-А-а, кумушка-лиса, соседушка из Заречного леса! С чем к нам пожаловали?

Кусточки вздрогнули и меж них, как черт из табакерки, Лиса восстала.

- Где она? – Хищно озираясь, тявкнула Лиса.

- Во! – Ликующе ткнул лапой в ее сторону Волк и добавил ехидно. – Враз отживела, жертва своей гнусности!

- Но какова актриса! – Поневоле восхитился Медведь. – Я почти уж поверил.

- А? – Только и смогла произнести Лиса досадливо и растерянно.

Медведь сурово нахмурился:

-Ты не акай, кумушка – голубушка. Неровен час, квакать еще начнешь. А ну, подь сюда!

Лиса тоскливым взором обвела поляну.

- И не дури. Знаешь, ведь, удерешь, поймаю, хуже будет. – Предупредил Медведь.

Лиса вздохнула, потупила взор и направилась к избушке, подметая пушистым хвостом снег.

- Уж вы, Михайло Потапыч, не гневайтесь, – заговорила она жалостливо.

- Твое счастье, что не попалась мне под горячую лапу. Поостыл я теперь. Удивили вы меня. Это ж надо, хвоста чуть не лишила! – Медведь закачал головой вроде бы с осуждением, но в голосе его пробивались смешливые нотки.

Лиса приободрилась, но, глянув на Волка, встретила его злобный взгляд и остановилась поодаль.

- Наговаривают они на меня. – Приложив лапу к сердцу, начала жаловаться Лиса. – Обвиняют напрасно и безвинно. Это я сторона пострадавшая. Волк ни за что собирался шкуру с меня спустить. Не спешили бы вы его прощать. Хвост-то волчий на месте своем. И тишину лесную сгубило волчье рычанье. А моя вина только в том, что от страха, как не живая сделалась. Ни лапой двинуть не могла, ни вздохнуть поглубже.

Медведь вновь нахмурился.

- Ох, кума, - закачал он головой, - и горазда ты чужими лапами жар загребать. Да только и я не простак. Хитрости за версту чую. С Волком, как знаешь, сама разбирайся. Я свое слово сказал. А насчет шкуры твоей, поделом тебе.

- Что вы, Михайло Потапыч! – Горячо запротестовала Лиса.- У меня даже и в мыслях не было …

- Помолчала б уж! – Сурово перебил ее Медведь. – А то, гляди, как бы мне волчья задумка по нраву не пришлась.

Лиса отступилась.

- Молчишь? То-то же. – Продолжил Медведь.- А за то, что переполох тут по твоей вине вышел, разбудили вы меня до срока, будет наказанье тебе следующее: до самой весны станешь мех мне расчесывать. Ну, притворщица, в последний раз моей добротой пользуешься. Смотри, дошутишься. – Предостерег он и повернулся к Волку. – Но как же ты, Серый, снова на лисий крючок попался?

Волк в ответ только пристыжено пожал плечами. Ворон поправил очки.

- А не мудрено. – Сказал он. – Вот если бы Волк книги читал, так знал бы наперед лисьи хитрости. В сказках они наперечет все описаны.

Лиса бросила на Ворона враждебный взгляд, но сказать ничего не посмела.

- Да ну? – Усомнился Медведь.

- Истину говорю. – Отозвался Ворон. – И про вас, Михайло Потапыч, про медведей сказки есть. И про храброго зайца.

Нежданно Волк произвел короткий смешок:

- Ну, это ты хватил лишку. Вот умора! Храбрый заяц! Ха-ха-ха-ха. – Расхохотался он.

Прикрыв рот лапой, хоть ей и было не до смеха вовсе, захихикала Лиса, поначалу не слишком уверенно. Но Волк, казалось, забыл начисто про недавнюю вражду: хохотал заливисто и безудержно.

- Ой, куманек, ничего смешнее в жизни не слыхала. – Осмелела Лиса.

- Заяц, храбрый! Ха-ха-ха! – Схватившись за живот, все смеялся Волк. – Слышь, кума? Ох, от смеха лопну!

Тут уж Лиса уверенность вполне обрела, шагнула поближе и насмешливо обратилась к Ворону:

- Ой ли, любезный! Не иначе путаница вышла.

Волк кулаками вытирал выступившие слезы:

- Да быть такого не может! Одно из двух: либо заяц, но не храбрый, либо храбрый, но не заяц.

- Это почему же?! – Раздался вдруг возмущенный заячий голос.

У двери в избушку рядом с Белкой он сам стоял и держался весьма воинственно.

- Да! – рубанул он воздух лапой. – Почему сказки быть не может ?! Чем мы, зайцы, хуже?!

- Тю-у … - Неподдельно изумился Волк. – Ишь, как заговорил. Это ты, что ли, храбрым будешь?

-Я? – Переспросил Заяц и сник. – Н-нет, я не храбрый … - Ответил он в обычной своей манере и скакнув, поспешно за Белку спрятался.

- А, может, сладкий мой, - заворковала Лиса, - кто из твоих родственничков храбрец, а мы не знаем?

Несколько мгновений стояла тишина.

- На личности попрошу не переводить. – Хмурым голосом все ж отозвался Заяц. – И вообще … - многозначительно сказал он и замолк.

- Ты не стесняйся, сахарный мой, - подала голос Лиса, - продолжай.

- А я, - заговорил Заяц и решительно вышел из-за Белки, - а я вот научусь читать!

Да! – Голос его звучал все громче и уверенней. – Научусь читать, прочитаю сказку про храброго зайца и стану таким же храбрым! Тогда посмотрим, кто будет смеяться последним.

- Ой, поглядите-ка на него. – От души забавляясь, рассмеялась Лиса. – Запугал!

Заяц глянул на нее рассерженно, а затем обратился торжественно к Ворону:

- Уважаемый Ворон! Пишите меня в ученики!

Белка тут лапами всплеснула:

- Так и я просить-то вас хотела. Меня, главное, считать научите и карту составлять.

Медведь почесал за ухом:

- А что, мысль не плохая, чем склоки да ругательства слушать. Пиши и меня. Не усну теперь, раз разбудили. Не шататься же без дела по лесу до самой весны.

Волк хвост свой потрогал, на Лису подозрительно взглянул и сказал:

- Ну, тогда и меня в ученики запишите. Про куму книги стану читать.

Ворон посмотрел на Лису, но встретил только ее враждебный взгляд. Затем устроил поудобней очки на клюве и сказал остальным:

- Прошу за мной. – Пригласил он и направился в избушку.

Медведь пожал плечами, Волк посмотрел на него, и они пошагали за Вороном.

Лиса осталась одна – одинешенька. Растерялась вдруг, потянулась неуверенно лапой, будто хотела кого удержать, да только воздух хватанула. Хвост ее дрогнул и обвис плетью. Перевела Лиса тоскливый взор на чащобу лесную, переступила с лапы на лапу.

- Эй, погодите. – Несмело вдруг крикнула она.

У избушки все обернулись разом.

- А я, что ж, одна неученая останусь? – Растерянно вопросила Лиса. – Глупее других я, что ли? И меня, любезный, запишите.

- В школу путь всем открыт. – Отозвался Ворон.

Лиса и поспешила к избушке.

Вот так и появилась школа в лесной чащобе. Всю зиму звери и птицы постигали премудрости науки. А весной объявил Ворон каникулы и улетел к себе домой.

Много ли времени прошло, мало ли, да только лето стояло в самом разгаре. Долетели до ученого Ворона вести из лесной чащобы. Сорока- тараторка к сестре погостить прилетела да посланье на хвосте принесла. Письмо, значит. Писала Белка, по деревьям скакунья. Много каких новостей было в письме том. Но, самое главное, нашли Медведь и Лиса примененье своей учености.

Михаил Потапыч теперь пчелам книги читает, а те его в благодарность медом щедро оделяют.

А Лиса-то обзавелась модными журналами, которые с прическами разными. Читает теперь да учится парикмахерскому искусству. Уже большим мастером успела прослыть. Видать, талант у нее к этому делу оказался. Где какое торжество намечается, так все модницы к ней за помощью спешат.

А еще, в лесной чащобе сама жизнь потихоньку изменяться стала. Книги-то, они ведь добру учат.

[kamilla]

Семь цветов радуги

 

В стародавние времена, ещё когда на Земле – матушке не рождались люди, мир был молодым и чистым. Не пуганным жил.

Не вздрагивали Деревья от ударов топора и визга пилы. Не содрогалась Земля, не стонала от взрывов бомб и снарядов. А Облака не задыхались в ясном Небе от ядовитого дыма.

И не было тогда нужды таиться миру, молчать и притворяться неживым.

Бывало, проснётся ранним утром Солнышко, потянется сладко всеми своими лучиками, взглянет с небесной высоты на сонный ещё мир, улыбнётся ласково, скажет всем:

- С добрым утром!

И примется светить, согревать Землю с любовью и нежностью.

Деревья потрясут веточками, отгоняя сон, и запоют дружным хором переливчатую звонкую песню. Цветы спозаранок станут прихорашиваться, красоваться друг перед другом. А муравьи чуть свет за работу примутся. Они и в те времена трудягами были. Несут на себе, волокут день - деньской тяжести неподъёмные в муравейник, в дом родной. Ну, устают, ясное дело. Остановятся на передых и, ну – давай, смешные анекдоты рассказывать. Про медведя, который в пчелиное дупло за мёдом полез. Про зайца, который лису перехитрил. Про сороку – воровку.

Вот так и жили в те времена. Задастся утро добрым, и день займётся пригожий да благостный.

Правда, не для всех жизнь была одним только счастьем наполнена. Чего уж греха таить, и тогда от бед иные горевали, жизнь безрадостную вели.

Помнится, сказывали старики про Радугу. Слышали они сказку от знающих людей, души у коих имелись чистые да помыслы беззлобные, и умевших оттого с ветром говорить, с дождём. Не скрывал мир от тех людей своей живости, не отгораживался от них молчанием.

Так вот, Радуга в стародавние времена несчастливицей была, слыла по миру дурнушкой. Не могла она тогда похвастать ярким, разноцветным нарядом. Серой невзрачной дугой стояла Радуга высоко, среди омытых дождём голубых – голубых небес. А вокруг, куда взгляд ни кинь, от свежих, чистых красок пестрило в глазах. До счастья ли тут, до радости было ей, вовсе неприметной?

Печалилась Радуга, не смела и словом кому напомнить о себе. Думала, уж лучше пусть совсем никто не замечает. А то казалось ей, будто Облака пышные, белоснежные посмеиваются втихомолку над её бедой. Стыдилась саму себя Радуга, свою некрасивость. И того хуже, увечной себя считала, уродливой. И было всегда у неё одно только тоскливое желание – скрыться поскорей.

День летел за днём, год – за годом, а Радуга только и делала, что кручинилась.

Солнышко давно заприметило страданья горемычной, но считало их пустыми и напрасными. Спору нет, внешность красочная глаз радует, но правда – то ведь в другом. Ждало Солнышко, поймёт это Радуга. Откроется той правда жизненная. Взглянет тогда Радуга на мир счастливым взором, а печаль свою прогонит прочь, засияет тепло, засветится внутренним немеркнущим светом.

Ждало – ждало Солнышко, покуда терпение не лопнуло. Взглянуло оно в который раз на скучную Радугу, замерцало осуждающе лучами, вздохнуло и задумалось на мгновение. А потом засияло пуще прежнего, разогнало близкие тучи и обратилось к Радуге:

-Вижу я, кручинишься ты по – прежнему, печаль свою баюкаешь. Жаль мне тебя. Помочь хочу. На, возьми вот, - сказало Солнышко и подарило Радуге свой лучик.

Радуга несмело приняла подарок, помедлила немного, взглянула на Солнышко смущённо, ответила тихо:

-Спасибо. Только вот нечем мне отблагодарить тебя.

Удивилось Солнышко:

-Не корысти ради дарю. Не к выгоде ответной стремлюсь. Ну же, смелее!

Впустила Радуга солнечный лучик в себя, налилась золотым цветом, засияла яркой дугой в небе. Все вокруг только ахнули.

А тут одна из Тучек стряхнула с себя последние капельки дождя, подплыла к Радуге, отделила от себя небольшой кусочек, отдала его небесной страдалице.

-Бери, - сказала Тучка. – Не жалко мне для дела доброго. Подсоблю малостью, коли нет другого способа. Чудно мне только, Радуга, в кручине твоей выстраданной блажь пустая повинна, и только. А то, как же – ведь ты в небе высоко стоишь!

Взбила Тучка себе бока, как иная модница причёску, прибавила пышности и поплыла дальше по небосклону.

Посмотрела ей вслед Радуга удивлённо, призадумалась. И стала приоткрываться ей правда жизненная. Права Тучка: положение – то её повыше, чем у иных прочих всегда было. Многим за всю жизнь не открывался тот простор бескрайний, что был распахнут перед нею. Это же счастье какое великое – чувство свободы ни с чем не сравнимое!

Подивилась Радуга сама себе: видно, и правда блажь пустая её разума лишила. Впустила затем в себя Тучкин подарок и сделалась наполовину жёлтой, а наполовину – фиолетовой. Улыбнулась тихой улыбкой, оглядела свой новый наряд походя, а потом обвела небесную даль просветлённым взором и почувствовала, что зародилось в ней доселе неизведанное чувство.

Стала прислушиваться к себе Радуга и не сразу расслышала, что с земли её кто – то окликает. Поискала взглядом, заметила – Огонь – мятежник зовёт её, призывает:

-Радуга! Эй, радуга! Известна мне твоя печаль. Помогу словом и делом. А слово моё – истина простая: внешность яркая – не признак внутренней красы.

Пробежался Огонь по земле, по сухим листьям и травинкам, подобрался к сухостою уродливому, тоску нагонявшему, взобрался на него, взметнулся выше прежнего и подарил Радуге бушующее пламя.

Приняла Радуга подарок, поблагодарила, и сделалась вскоре ещё краше – заиграла, засветилась красным и оранжевым вдобавок к прежним двум цветам.

-Правдивы речи Огня. – Услышала Радуга голос голубого Неба. – Мудрость великая в том заключается. Ведома мне она издавна. Время ложь разоблачает: блекнет, меркнет цвет наружный, коль внутри темно и пусто. На, вот, возьми мой подарок.

Поблагодарила Радуга Небо, и вскоре зацвели в её наряде голубые краски.

Смотрело – смотрело шумное Море на событие дивное, одобрительно всплёскивало покатыми волнами, как вдруг пошло раздумчивой рябью. Суть имело Море творческую, жилку художественную и тягу всегдашнюю к совершенству. Ударило оно пенной волной об утёс прибрежный каменный, окропило брызгами солёными округу, привлекло к себе внимание.

-Хороша, ох, хороша ты на диво, Радуга. Только вот по мне, сини надо бы добавить. Станешь ты стройней.

Подарило Море Радуге капельку воды, что синевы густой много больше других в себя вобрала. Поблагодарила Радуга за подарок. И в наряде её перемены вышли: засинела дуга местами, будто в строгости и значимости возросла.

Ко времени этому мир первозданный без устали любовался цветистой красавицей. Мало кого творившееся чудо оставило равнодушным. Даже кроты, и те из - под земли повылазили и просили – приставали ко всем подряд, обрисовали чтоб им словесно да понятливо событие чудесное. А рыбы в воздух выпрыгивали, да в таких количествах несметных, что ослепнуть можно было запросто от сверкавшей на солнце чешуи.

И лишь Цветы одни поначалу шушукались недовольно, пока не услышали восхищение чьё – то:

- Гляньте – ка! Гляньте на Радугу! Вот красота несравненная! Красочность непревзойдённая!

Заволновались тут Цветы, расшумелись неистово и возмущённо, закричали хором злорадно ввысь:

-Эй, слабоумная выскочка! Ты тягаться зря с нами надумала. Зелень сочная, глаз радующая никогда не оживит твой наряд.

Растерялась Радуга. От посыла недоброго и обвинений напрасных, неправедных растерялась так, что даже в яркости поубавила.

Тонколистая Ива затрепетала вся от жалости искренней, оттого, что натуру имела чувствительную да талант сострадательный, к чужому горю отзывчивый. Ветви, что держала – возносила к солнцу ласковому, свесила к матушке – Земле. Не сдержалась, залилась слезами горючими.

Смекнул тут Ветер – бродяга, что делать надобно, Радуге чтоб помочь, Иву успокоить, а Цветы проучить – избавить от зазнайства – спесивости. Подлетел он к Иве плакучей, подхватил бережно её слезинку, взметнулся ввысь, посмотрел на радугу значительно, подмигнул заговорщицки и отдал ей капельку.

Улыбнулась в ответ Радуга понятливо и благодарно, впустила в себя ивовую слезинку, и украсился её наряд зелёными пятнами, будто свежестью задышал.

С той поры позабыла Радуга о печалях и горестях. Настало время, когда смогла она назвать – определить то чувство неизведанное, что зародилось в ней после тучкиных слов. Не иначе, открылась ей правда жизненная. Чувство то достоинством называется. Уважать надо себя уметь. Истоки счастья – то внутри обретаются.

А наряд яркий да красочный… Что ж, наскучило однажды Радуге пятнистой быть, вот и сделалась она полосатой. На том и остановилась.

По сей день объявляется в голубом небе после дождика дуга – раскрасавица. По сей день радует всех чистыми ясными красками. Видно, помнит урок Огня и Неба.

[Настя]

Фея и дровосек (Корейская сказка)

 

Давным-давно в одной из долин в горах Кымгансан жил дровосек. Дом его был беден, и ему приходилось каждый день ходить далеко в горы, чтобы там рубить топором лес, а потом, как он надеялся, продать их в городе.

Горы Кымгансан поистине прекрасны. Вот потому, когда дровосек уставал от работы, он любовался чистыми ручьями и вершинами, над которыми плыли белые облака. Тогда к нему снова возвращались силы, чтобы опять приняться за рубку леса.

Однажды, когда он сидел и отдыхал, прислонившись к скале, вдруг откуда ни возьмись выскочил испуганный олень и стал жалобно просить:
— Дровосек, спаси меня! За мной с той стороны гонятся охотники, умоляю тебя, спаси!

Только успел дровосек спрятать его в дровах, как примчались охотники с луками наготове.

— Эй, ты! Сюда олень бежал, куда он ушел?

— Да, проскочил здесь… Вон туда побежал! — ответил им дровосек и показал на ущелье в глубине лесных зарослей.

Охотники не стали допытываться и устремились туда. А спрятанный в дровах олень получил спасение и вышел, поблагодарив его низким поклоном. В знак признательности за дарованную жизнь, он рассказал дровосеку про озеро с лотосами, где спускаются небесные феи.

— Нынче ночью взойдёт полная луна, пойди к тому озеру с лотосами, луна стоит прямо над ним, а в озере будут купаться феи. Они снимают свои платья с крыльями, спрячь какое-нибудь платье, тогда одна из фей не сможет подняться в небо и останется жить с тобой. Но только не отдавай ей платье, пока она не родит трёх детей! — сказал олень и тут же внезапно исчез.

Этой ночью взошла полная луна. Лунное сияние озарило озеро с лотосами в одной из долин прекрасных гор Кымгансан, и вот прелестные феи спустились из небесного царства, чтобы искупаться в этом озере, тут дровосек по совету оленя украл и запрятал одно из платьев с крыльями. Феи, конечно, не знали об этом и до поздней ночи пели песни и плескались в воде, а потом надели платья с крыльями и одна за другой стали подниматься ввысь.

— А где мое платье с крыльями? — одна из фей заметалась в ужасе, не понимая, что произошло.

Платье с крыльями исчезло, и она не смогла вернуться в небесное царство. Вот так дровосек возвратился домой с опечаленной феей. Поначалу она очень горевала, но не прошло и много времени, как ей стало казаться, что жить в этих прекрасных горах не так уж плохо. Все же иногда её личико становилось печальным.

— Куда же подевалось моё платье с крыльями? Вот хоть бы раз надеть… — говорила она, вздыхая. И дровосек вздыхал, глядя на опечаленную фею, он даже готов был отдать ей платье с крыльями, но, помня наставления оленя, старался сдерживаться.

Прошли месяцы, годы один за другим сменили друг друга, и фея родила двух очаровательных деток. Теперь жизнь дровосека была полна счастья, и он порой с благодарностью вспоминал оленя.

Однажды ночью, когда сияла полная луна, дровосек с феей взяли детей и пошли полюбоваться луной. Тут он и решил рассказать фее про оленя и отдать ей платье с крыльями.

— Это я его спрятал, поэтому и живу теперь так счастливо! — сказал он ей.

— A-а! Вот же моё платье с крыльями! — с этими словами она окуталась платьем, схватила детей и начала подниматься в небо. Откуда-то донеслись звуки прекрасной музыки.

Фея! Она летела ввысь в сиянии полной луны, а дровосек-то не мог ведь последовать за ней, он топал ногами от горя и досады. Потеряв детей и фею, дровосек перестал рубить лес и проводил свои дни в печали. Не зная, что придумать, он решил снова отыскать то место, где он встретил оленя. И олень появился, будто узнал о тоске дровосека.

— Ты что же, забыл о моём наказе не отдавать ей платье с крыльями? Что ж, в конце концов попробуй сделать то, что я тебе сейчас скажу. В небесном царстве после того, как эта фея потеряла платье с крыльями, спускают в озеро с лотосами большую бадью, черпают оттуда воду и поднимают обратно. Теперь, как взойдёт полная луна, ступай на озеро с лотосами и жди. Как только спустят большую бадью, садись в неё и поднимешься в небесное царство.

Дровосек дождался полнолуния и отправился на озеро с лотосами. В лунном сиянии озеро с лотосами выглядело ещё светлее и спокойнее, и дровосеку вспомнилось, как сюда спускались феи, чтобы искупаться. Немного погодя из облаков плавно спустилась большая бадья, дровосек быстро в неё влез, и она стала снова подниматься в небо. Дровосек сверху любовался видом гор Кымгансан, залитых лунным сиянием. Поистине, как прекрасны и совершенны эти вершины!

Дровосеку стало грустно расставаться с горами, но ведь он поднимался в небесное царство, где были дорогие ему дети и фея. Оказавшись в небесном царстве, дровосек снова увиделся с феей и детками и снова был счастлив. Целый год они радостно жили в небесном царстве, где всегда цветут цветы и щебечут птицы, но позабыть красоту гор Кымгансан он так и не смог.

Вот так фея и дровосек вместе со своими детками снова спустились в эти горы и прожили там долго, долго и счастливо.

[Настя]

Три сестры (арабская сказка)

 

Задумал как-то один царь узнать, любит его народ или нет. Позвал он вазира и говорит:

 

— Разошли гонцов по всей стране, пусть объявят: царь-де не велел сегодня вечером зажигать ни свечу, ни лучину.

 

Исполнил вазир царский приказ. А вечером пригласил царь вазира погулять по городу, а заодно поглядеть, слушается ли его приказов народ.

 

Переоделись они купцами, идут по городу — а в городе темень непроглядная, никто не решается зажечь ни свечу, ни лучину.

 

Говорит вазир царю:

— Теперь, о царь, ты можешь быть уверен в своем народе. — И они пошли обратно. Но почти перед самым дворцом видят: стоит убогая лачуга, а в окошке — огонек. Опечалился царь и молвил:

 

— Пойдем, вазир, поглядим, кто это ослушался моего приказа.

Глянули они в окошко, а там — три девушки, одна лучше другой, — ткут полотно.

 

— Если бы царь женился на мне, — говорит одна девушка, — я бы испекла такой огромный пирог, что его хватило бы на всю царскую армию.

 

— А если б царь женился на мне, — продолжала другая, — я соткала бы такой огромный ковер, что на нем поместилась бы вся царская армия.

— Будь я царицею, — молвила третья девушка, — я родила бы царю дочь и сына — Ситт аль-Хасн, что значит Царица красоты, и Мудрого Мухаммада. И волосы у них будут из золота и серебра.

 

Наутро послал царь за сестрами. Пришли они во дворец, он и говорит:

— Разве вы не слышали моего указа: не зажигать ни свечу, ни лучину?

— Слышали, о царь.

— Так почему же вы ослушались?

— Мы сироты, о царь, а работаем всю ночь, чтобы утром выручить три динара. Иначе мы умрем с голода.

— Я прощаю вас, — сказал царь, дал каждой подарок, а потом спрашивает старшую сестру:

— Пойдешь за меня замуж?

— Да, — тотчас согласилась девушка.

 

Сыграли свадьбу, пришла ночь, обращается царь к молодой жене:

— Ну, а теперь испеки мне пирог, которого хватило бы всей моей армии.

Рассмеялась девушка и говорит:

— И ты поверил этому? Ночной разговор подобен туману, что исчезает с первыми лучами солнца.

Прогнал ее царь и взял в жены среднюю сестру. Пришла ночь. Обращается к ней царь:

 

— Ну, а теперь сотки ковер, на котором поместилась бы вся моя армия.

Рассмеялась девушка и говорит:

— И ты поверил этому? Ночной разговор подобен туману, что исчезает с первыми лучами солнца.

 

Развелся царь со второй сестрой и женился на третьей. Аллах был милостив к ней, и в первую же брачную ночь она понесла. Спустя девять месяцев родила жена царя близнецов — девочку и мальчика. Старшие сестры страшно завидовали младшей и задумали недоброе. Подговорили они повитуху подменить детей на щенка и котенка, а сами положили младенцев в ящик и бросили в реку. После чего пришли к царю и говорят:

 

— Твоя жена родила щенка и котенка. Опечалился царь и молвил:

— Такова, видно, воля Аллаха. Отдайте детей матери, пусть она их растит.

Удалил от себя царь жену, и хоть ни в чем ей не отказывал, однако видеть не желал. Так и жила она в дальних дворцовых покоях, коротая дни с собакой и кошкой.

 

Вот что случилось во дворце, что же касается ящика, то плыл он, плыл, пока не застрял в речных травах. Тем временем случилось бедному рыбаку ловить рыбу на берегу реки. Аллах ежедневно посылал ему двух рыб: одну — для него самого, вторую — для его старухи. Вдруг видит рыбак — ящик, вытащил его и поспешил к своей жене. Испугалась жена.

 

— Верни, — говорит, — ящик туда, где ты его взял. В нем либо чужие деньги, либо дьявол. А на старости лет нам не надо ни того, ни другого.

— Женщина, — ответил ей рыбак, — такова воля всевышнего, чтобы ящик с его содержимым достался нам. Мы не можем его не принять.

 

Открыли супруги ящик, а там — два прекрасных младенца: девочка, словно материнскую грудь, сосала большой палец мальчика, а мальчик — большой палец девочки. Мальчика назвали Мудрый Мухаммад, а девочку — Ситт аль-Хасн. У старой жены рыбака неожиданно набухли груди и появилось молоко, а рыбак в тот день поймал четыре рыбы.

 

Дети росли не по дням, а по часам и очень любили друг друга. Если начинал капать дождик, мальчик знал, что сестра чем-то опечалена и плачет. Если солнце начинало светить ярче, мальчик знал — сестра улыбается.

Говорит однажды рыбак мальчику:

 

— Сын мой, близок час моей смерти. Под подушкой у меня ты найдешь два волоса из конской гривы. Коли будет нужда, соедини их вместе.

И пошел юноша ловить рыбу в то место, где обычно ловил отец. Вдруг пошел дождь. «Наверно, сестра плачет», — подумал он. Воротился домой, и правда, рыдает сестра — умер старый рыбак. Похоронили они отца, и Мухаммад достал из-под его подушки два конских волоса. Наутро отправился он снова ловить рыбу, а мать кликнула дочь и говорит:

 

— Дочь моя, близок час моей смерти. Под моей подушкой ты найдешь кошелек, каждое утро в нем будет лежать десять динаров.

С этими словами жена рыбака отдала богу душу.

 

Тем временем пошел дождик. «Видать, сестра плачет», — подумал Мудрый Мухаммад и воротился домой. Схоронили они с сестрой матушку, оставили свое жилище и пошли в город.

 

Каждое утро находила девушка в кошельке, завещанном ей матерью, десять динаров. Скопила она денег и вскоре смогла купить землю близ царского дворца. Позвала строителей и велела им построить дворец, подобный царскому.

 

Однажды царь, прогуливаясь по городу, увидал новый дворец.

— Чей он? — спросил он.

— Это дворец Мудрого Мухаммада и его сестры Ситт аль-Хасн, — ответили люди.

 

Познакомился царь с Мудрым Мухаммадом и привязался к нему всем сердцем. Почти все время проводили они вместе: ели, пили и всячески развлекались.

А тетки Мудрого Мухаммада, сестры его матери, по золотым и серебряным волосам догадались, кто этот юноша. Стали они всех расспрашивать и прознали про его сестру.

 

— Не иначе как это те самые дети, которых мы бросили в реку, — догадались они и пошли к Ситт аль-Хасн.

— О красавица, — молвили они, — твой дворец великолепен, но нет в нем только одного.

 

— Чего же? — удивилась Ситт аль-Хасн.

— Никто не в силах достать эту вещь для тебя.

— Скажите, чего именно, и мой брат достанет ее для меня!

— В твоем дворце не хватает танцующего бамбука. Пока брат развлекался с царем, пошел дождь. «Наверно, сестра плачет», — подумал юноша и, спросившись у царя, удалился.

 

— Почему ты плачешь, сестра? — спросил юноша.

— Я хочу иметь танцующий бамбук!

— Не печалься, я достану его для тебя.

 

Взял Мухаммад провизию и отправился на поиски танцующего бамбука. Долго ли, коротко ли шел Мухаммад, вдруг встретилась ему старая женщина. Поделился он с ней своей заботой, она и говорит:

 

— Между тобой и танцующим бамбуком три года пути. А растет тот бамбук в саду людоеда-сына. Людоед спит семь лет и столько же бодрствует. Торопись, ты еще можешь застать его спящим.

 

Шел Мудрый Мухаммад, шел, пока не достиг сада людоеда-сына. Перелез он через стену, видит: бамбук, да так танцует, лучше любого танцовщика. Не успел он к нему приблизиться, как птицы в голос закричали, розы запричитали:

— Чужой! Вор! Вор!

 

Вырвал Мудрый Мухаммад из земли побег бамбука, обернул его корни и пустился наутек. Шум и крики разбудили людоеда, проснулся он, хотел было в погоню кинуться, да напрасно — беглеца уже и след простыл.

 

Увидав бамбук, Ситт аль-Хасн пришла в восторг. Посадила она его в своем саду, рос тот бамбук и продолжал танцевать.

 

А тетки, прознав, что Мудрый Мухаммад воротился с бамбуком, снова пришли к Ситт аль-Хасн и говорят:

— Бамбук это пустяк! В твоем саду недостает поющей воды!

Ситт аль-Хасн заплакала, пошел дождь, брат поспешил к ней.

 

— Что случилось, о сестра?

— Хочу иметь поющую воду.

— Не тревожься, добуду я ее для тебя.

Взял он провизию и отправился искать поющую воду. Шел он, шел, пока не встретил ту же старую женщину. Выслушала она его и говорит:

— Между тобой и поющей водой семь лет пути. А поет она в саду людоедки-матери. Как и ее сын, семь лет она спит и столько же бодрствует. Ступай этой дорогой. Если поспешишь, то застанешь ее спящей.

 

Шел Мудрый Мухаммад, шел, наконец достиг прекрасного дворца, окруженного стеной в десять человеческих ростов. Перелез Мудрый Мухаммад через стену и видит: фонтан с поющей водой. Не успел он к ней приблизиться, как вода закричит сильным криком:

— Чужой! Вор!

Этот крик подхватили цветы, птицы и прочие живые твари. Наполнил Мухаммад бутылку поющей водой, и пока людоедка приходила в себя от сна, его и след уж простыл.

 

Отдал Мухаммад воду сестре, та вылила ее в фонтан, и фонтан запел. Теперь у них в саду было два чуда: танцующий бамбук и поющая вода.

 

А тетки, прознав, что Мудрый Мухаммад воротился с поющей водой, места себе от злобы не находили, только об одном и думали — как извести Мудрого Мухаммада и Ситт аль-Хасн. Пришли они как-то к девушке и говорят:

— Все в твоем саду есть: и танцующий бамбук, и поющая вода, но в свете есть еще одно дивное диво — говорящий жаворонок.

 

Горько заплакала Ситт аль-Хасн, пошел дождь. Явился Мудрый Мухаммад, а она к нему с просьбой:

— Достань для меня говорящего жаворонка!

— Я принесу его тебе, — пообещал Мудрый Мухаммад. Взял он провизию и отправился той же дорогой. Вдруг идет ему навстречу все та же старуха.

— Что тебе надобно, о юноша? — спросила она.

— Говорящего жаворонка.

 

— Все, что хочешь, только не это! Кто-то хочет погубить тебя. Ступай домой, ибо никому не ведомо, где находится говорящий жаворонок.

Сел Мудрый Мухаммад и крепко задумался. Вдруг вспомнил он о двух волосках, которые оставил ему отец. Сложил он их вместе, и в тот же миг возник перед ним конь, да не простой, а сын царя джиннов в обличье коня.

— Внемлю и повинуюсь тебе, о Мудрый Мухаммад! Что тебе надобно?

Поведал Мудрый Мухаммад ему свою историю, а конь и говорит:

 

— Между тобой и говорящим жаворонком тысяча лет пути, и находится он в саду Умм Иси-Аур, длинноволосой девы. Я перенесу тебя туда, но сам в сад не пойду. Как только войдешь, сразу увидишь пасущуюся овцу. Зарежь ее и раздели на четыре части. Вход в сад охраняют два льва. Дай каждому по куску мяса. «Здравствуй, Мудрый Мухаммад, — скажут они тебе, — ты оказал нам почтение!» Не отвечай им, иначе превратишься в камень.

 

Вторые ворота стерегут две собаки. Им тоже дашь по куску. «Здравствуй, Мудрый Мухаммад, — скажут они тебе, — ты оказал нам почтение». Не отвечай, иначе они разорвут тебя на части. Когда найдешь Умм Иси-Аур, она скажет тебе: «Здравствуй, Мудрый Мухаммад. Я люблю тебя, Мудрый Мухаммад. Ты послан мне Аллахом, Мудрый Мухаммад». Не смей отвечать, иначе превратишься в камень.

 

Все сделал Мудрый Мухаммад, как велел ему сын царя джиннов. В саду было множество каменных истуканов — все, что осталось от людей, которые тоже хотели заполучить говорящего жаворонка, но не сумели хранить молчания. Когда Мухаммад миновал двое ворот и встретил Умм Иси-Аур, она ему сказала:

— Я люблю тебя, Мудрый Мухаммад. Я знаю, зачем ты здесь и что твои тетки сделали с тобой и твоей сестрой.

 

Даже взгляда не бросил Мудрый Мухаммад в сторону длинноволосой девы, а направился прямо к золотой клетке, стоящей на мраморном пьедестале. Говорящий жаворонок сидел около открытой клетки и твердил:

 

— Мудрый Мухаммад, твой отец — царь, твой отец — царь, твой отец… — Потом он устал и сказал: — Я ослаб! Неужели никто не скажет мне: «Поспи!» Неужели никто не скажет, неужели никто…

— Да замолчи ты наконец! — не выдержал Мудрый Мухаммад. — Спи! — И тут же превратился в камень.

 

Вот что случилось с Мудрым Мухаммадом. А что касается его сестры, Ситт аль-Хасн, то переоделась она в мужское платье, взяла запас еды и питья и отправилась на поиски брата. Одни страны быстро проходила, в других — останавливалась, всех расспрашивала о брате. И вот однажды увидела она огромное пыльное облако, летящее по небу. Облако приблизилось, ударилось оземь и сделалось людоедом. Не успел людоед открыть рот, как Ситт аль-Хасн сказала:

 

— Мир с тобой, отец-людоед!

— Если бы не твое приветствие, юноша, — молвил людоед, — я съел бы тебя с костями. Что привело тебя сюда?

— Я ищу говорящего жаворонка.

 

— Сын мой, — отвечал людоед. — Ступай домой. Ты слишком молод, чтобы принять смерть.

— Нет, я должен его найти.

 

Видит людоед, что не переубедить ему этого юношу с нежным лицом, вздохнул и говорит:

 

— Иди вон той дорогой, и ты встретишь моего среднего брата. Он на день старше меня и на целый год умнее.

Шла она, шла, пока не встретила среднего брата людоеда.

— Мир с тобой, о людоед!

— Если бы не твое приветствие, юноша, я съел бы тебя с костями. Куда ты идешь? — спросил он.

 

— Я ищу страну, где живет говорящий жаворонок.

— Иди этой дорогой, и ты встретишь нашего старшего брата. Он всего на один день старше меня, но на целый год умнее.

Продолжила свой путь Ситт аль-Хасн, пока не повстречала третьего людоеда.

— Мир с тобой!

 

— Если бы не твое приветствие, я съел бы тебя с костями. Чего ты хочешь? — спросил людоед.

— Я ищу страну, где живет говорящий жаворонок.

— Возьми мяч и биту. Ударь битой по мячу и ступай, куда он покатится. В один миг доставит он тебя куда нужно.

 

Взяла девушка биту, ударила ею по мячу и шла за ним, пока не очутилась перед дворцом длинноволосой девы. Ситт аль-Хасн зарезала овцу и дала каждому льву по куску мяса. За это они пропустили ее через первые ворота. Потом она увидела собак и также дала каждой по куску мяса, и они пропустили ее через вторые ворота.

 

Огляделась Ситт аль-Хасн и видит: кругом окаменевшие люди из многих стран. А на мраморном пьедестале у золотой клетки сидит жаворонок, рядом стоит ее брат, Мудрый Мухаммад, превращенный в камень.

— Ты Ситт аль-Хасн, — начал твердить жаворонок, — твой отец царь и мать царица, царица, царица…

 

Слова не проронила Ситт аль-Хасн.

— О как я устал, — жалобно застонал жаворонок. — Неужели никто не скажет мне: «Спи!» Неужели никто не скажет мне: «Отдыхай!» Неужели никто, никто, никто…

 

Но Ситт аль-Хасн оказалась догадливей брата, она не промолвила ни слова, и жаворонок покорно вошел в свою клетку. Не успел он войти, как Ситт аль-Хасн тут же ее захлопнула. И в тот же миг все люди ожили и пошли по домам. А брат не признал сестру в мужском платье и молвил:

 

— Благодарю тебя, смелый юноша!

— Я твоя сестра, Ситт аль-Хасн, — отвечала она. — Почему ты заговорил с жаворонком?

— Все в руках Аллаха, — сказал он.

 

Вместе покинули они сад и шли, покуда не пришли к тому месту, где их ждал конь, сын царя джиннов. Уселись они на коня, и он в мгновение ока перенес их домой.

 

Говорит тогда жаворонок:

— Я хочу устроить пир и пригласить царя. Скажите ему, чтоб он взял с собой всех своих вазиров, всю стражу, да не забыл своих детей — кошку и собаку, а также повитуху и двух своих бывших жен.

Наконец все пришли. Царские дети — кошка и собака, одетые в шелка, сидели в золотых креслах. Спрашивает царь Мудрого Мухаммада:

 

— Скажи, Мудрый Мухаммад, в чью честь этот праздник?

— В честь жаворонка, — отвечал Мудрый Мухаммад.

— В честь птицы? — удивился царь.

 

— Мир с тобой, о царь, — неожиданно заговорил жаворонок.

— Мир с тобой, о жаворонок, — возвратил ему приветствие царь.

— Кто это, о царь? — спросил жаворонок, указывая на кошку и собаку.

— Это дар Аллаха, — отвечал царь. — И что бы Аллах ни послал, все благо.

— Приведи повитуху, — приказал жаворонок.

 

Привели повитуху, увидала она брата и сестру и задрожала как лист на ветру, а лицо у нее сделалось синее, как индиго.

— Я тут ни при чем! — закричала она. — Это все царицыны сестры. Они сказали мне: «Отдай нам детей», а сами подсунули мне котенка и щенка, чтобы я подменила ими детей.

 

Все были на том празднике, и каждый слышал рассказ повитухи. И тогда молвил царь:

 

— Тот, кто любит Аллаха, пусть судит повитуху и моих бывших жен.

А сам снова приблизил к себе свою жену, и жили они долго в благоденствии и достатке, и было у них еще много детей.