Перейти к публикации
Форум - Замок

Мы пьём в любви отраву сладкую


Рекомендованные сообщения

а почему никто ничего не пишет? Где начинатели этой темки? Кто-нибудь, что-нибудь еще сюда разместит????

Здесь! Буду думать! Обещаю! :36_1_32v:

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • Ответы 155
  • Создано
  • Последний ответ

Лучшие авторы в этой теме

Лучшие авторы в этой теме

А я могу только написать, как все это мне нравится))))))))))) :11_9_16:

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

"Электроники". продолжение.

 

Я искоса взглянула в зеркало заднего вида, и увидела, что Матвей по-прежнему бросает на меня заинтересованные взгляды.

В этот момент зазвонил мой мобильный. Мне не нужно было смотреть на него, чтобы понять, кто звонит – песня Сосо Павлиашвили «Где ты милая? Ждет тебя грузин» была установлена только на один номер телефона, вернее – на одного человека, со всеми его номерами – на Михаила. Наверняка, он оторвался от семьи, чтобы опять сказать, как скучает, а заодно, поинтересоваться – где же я вчера была. Объясняться с ним я не хотела, но и продолжать выслушивать Сосо не хотелось, поэтому, я просто отключила телефон. Все молча посмотрели на меня, но никто не сказал ни слова, а Никита, переставший на минуту играть, снова прошелся по струнам и запел. На этот раз это была песня Ю.Антонова:

 

Я прошу тебя, сумей забыть все тревоги дня.

Пусть они уйдут и, может быть, ты поймешь меня.

Все, что я скажу, не знаешь ты, только ты тому вина,

Понял я, что мне нужна,

Hужна одна лишь ты, лишь ты одна.

 

Этот день нам вспомнится не раз, я его так ждал.

Как мне хорошо с тобой сейчас!

Жаль, что вечер мал.

Я прошу тебя: побудь со мной,

Ты понять меня должна,

Знаешь ты, что мне нужна, нужна одна лишь ты,

Лишь ты одна

 

Припев:

Хочу, чтоб годам вопреки, так же были мы близки,

Так же были мы близки, двадцать лет спустя…

 

Антонов, любимый с детства Антонов. Как он трогал меня, как волновали его песни. Я откинула голову назад, закрыла глаза и вслушивалась, вслушивалась в такие знакомые слова, в такие знакомые звуки, и думала – будет ли еще в моей жизни человек, который уверенно скажет: «Эта песня о нас! Это мои признания тебе!»?

Это были нехорошие думы – они вели к тоске, к депрессии. А, позволять себе грустить и тосковать сейчас, я не хотела. «Господи, - подумала я, - мне всего тридцать. Будут в моей жизни еще мужчины, много мужчин, достаточно мужчин, чтобы среди них непременно отыскался тот самый – один единственный. И, будто отвечая на мои думы, Никита запел новую песню. И снова это был Антонов. Только в этот раз, песню с самого начала подхватили и О.Н., и Илья, и я:

 

Жизнь играет с нами в прятки да и нет слова загадки

Этот мир этот мир дивный мир

Время разлучает часто с теми кто нам дарит счастье

Это жизнь это жизнь наша жизнь

Мы вместе с птицами в небо уносимся

Мы вместе с звездами падаем падаем вниз

Любим верим грустим ошибаемся

В сердце бережно память о прошлом храним…

 

Только Матвей не присоединялся к нашему пению, сосредоточив свое внимание на дороге. И, вот – мы уже въезжали в дачный поселок – и все здесь было – и лес, и речка, и уютные домики. Именно такой – двухэтажный, деревянный домик и являлся дачей Марковых. Он стоял почти самым последним, был почти самым дальним. После него был только один дом - каменный, в отличие от дома Марковых – и он, как позже оказалось, принадлежал Матвею. Именно потому, они и сдружились в свое время, и Матвей никогда не забывал поинтересоваться – не подбросить ли соседей, не собираются они ехать туда или обратно. Добираться пешком от автобусной остановки было далековато. Но, зато, сразу же за домом Матвея, начинался лес, а, углубившись всего лишь метров на триста в глубь леса, можно было наткнуться на довольно большой рукав реки, пересекающей его. Мальчишки сразу же повели меня смотреть на реку, оставив сумки у порога, считая, видимо, что О.Н. и Матвей сами все занесут в дом. Я попыталась возражать, но Ольга только крикнула вслед:

- Идите, идите, Мариночка. Успеем и разобрать, и занести сумки.

И я, подхваченная за обе руки «Электрониками», помчалась в лес. Странное это было ощущение – держаться за руки мальчишек. Последний раз я бегала так, обеими руками держась за другие руки, в детстве, с мамой и папой – я прыгала, скакала или шла, уверенная в том, что руки родителей – самых близких мне людей – обязательно охранят меня, удержат и приподнимут, если на пути встретиться лужа или яма. И сейчас, в какой-то момент, мне захотелось тоже поднять ноги, повиснув на этих руках, как когда-то, я висла на руках родителей. Удивительное дело, как доверчиво я относилась к мальчикам, будто, они и в самом деле были моими братьями.

От дома Матвея до реки была протоптана широкая тропинка. Деревья доходили почти до самой воды, и все же, небольшой участок берега был расчищен под пляж. Мальчишки тут же стали раздеваться, чтобы купаться.

- Марин, вы с нами?

- Эй, куда вы? Вода еще холодная, наверное?

- Не дрейфь, водичка что надо – мы еще две недели назад открыли купальный сезон.

- Видимо, только вы – пляж то пустынный – никого нет.

- Это не поэтому. Это, некоторым образом, частый пляж?

- Частный?

- Ну, да. Дачники ходят на другой – выше по реке. Мы проезжали мимо него. А этот небольшой участок расчищал наш отец и Матвей еще лет двадцать назад – для личного пользования. Так ты идешь с нами?

И снова это «ты», только на этот раз, оговорился, по-видимому, Никита. «По-видимому» потому, что они уже были только в одних плавках, их одежда была перемешана и где чья – трудно было понять.

- Вы даже не захватили полотенца, чтобы обтереться после купания, - сказала я. – Вы замерзнете, когда вылезете из воды.

- А-а, - отмахнулись они. – Мы потом добежим до дома, так что не успеем замерзнуть.

- Ну? Идем?

Я только отрицательно покачала головой – нет уж, я свой купальный сезон еще не открыла, тем более, что я без купальника – мне как-то не пришло в голову захватить его.

Мальчишки с гиканьем нырнули в воду – сразу видно, что этот участок реки им хорошо знаком, и они не бояться ни подводных камней, ни еще какого-либо мусора, который может стать смертельной ловушкой для неосторожного пловца. Они устроили водные игры, а я с улыбкой смотрела на них. Они не были похожи на типичных «мальчиков искусства», как назвала их Ольга Николаевна. Они уделяли внимание не только духовному, но и физическому развитию – это было видно по мышцам на их худощавых фигурах. Мальчишки отлично плавали и уже слегка загорели.

«Интересно, - подумала я, - а у них уже были девочки, или же они – девственники?». Подумала, и ужаснулась своим мыслям – что заставило меня задать такой мысленный вопрос? С чего бы я стала интересоваться этим? Меня это никоим образом не касается, и не должно касаться. Я смутилась, как, если бы, спросила об этом вслух у них. Представив, что они могут сейчас вылезти из воды и увидеть мои горящие щеки и виноватые глаза, я решила вернуться к дому. И стала собирать их одежду, подумав, что, уж коли, они будут возвращаться домой бегом, одежда им только помешает – задержит их, и намочится. Подхватив их джинсы, рубашки, кроссовки с носками, я повернулась спиной к реке и направилась по тропинке к дому. Где-то на середине пути мальчишки обогнали меня, и, не останавливаясь, промчались к дому, даже не подумав забрать хоть часть своего гардероба. То ли они устроили гонку на скорость – соревнования, кто быстрей – то ли, просто боролись за первенство в душе, но именно там они находились, когда я пришла в дом. Ольга Николаевна попросила меня, если мне не трудно, занести одежду к ним в спальню. Все вещи уже были в доме, О.Н., которая, подозревая, что мальчишку станут плавать, заранее зажгла котел, чтобы была горячая вода – уже возилась на кухне. Я решила сначала избавиться от груза, а уж потом предлагать свою помощь.

- Мариночка, - говорила О.Н. тем временем, - у нас тут три спальни. Внизу, рядом с душевой, моя, хотя раньше она считалась «родительской» - была моей и Венечкиной. Наверху комната мальчиков и еще маленькая спаленка, в которой раньше жила моя покойная мама. Теперь, она часто пустует, но иногда используется, как комната для гостей. Надеюсь, вам там будет удобно. Если же, что-то будет не так – скажите. Я постелю вам здесь внизу, на диване или поделюсь местом в своей комнате.

- Спасибо, Олечка. Я думаю, что меня все устроит. Не нужно столько беспокойств. У вас хорошая дача.

- Ох, да – очень хорошая. Ее еще Веничкины родители строили, а потом, Веня усовершенствовал. Сейчас, если нужна какая-то помощь, я к Матвею обращаюсь. Мы давно дружим с ним, вернее, мы дружили еще с его родителями. Александр Евгеньевич, отец Матвея, был лучшим другом Вени. К сожалению, и он, и его супруга – Маргарита Федоровна, погибли еще раньше Вени – в автокатастрофе. А Матвей нам стал и сыном и другом. Ой, да что это я? Вы же все еще с вещами мальчишек. Или бросьте их там, на кресло – пусть сами относят в свою комнату.

- Нет, не стоит их тут бросать. Я все равно хочу взглянуть на свою комнату, и достать кое-что из вещей.

- Ну, хорошо. Возвращайтесь скорее, поможете мне накрыть стол, а то скоро эти охламоны потребуют их накормить.

Я поднялась по деревянной лестнице на второй этаж. Некоторые из ступеней поскрипывали, и я подумала – сколько раз ноги хозяев и их гостей сновали вверх-вниз по этим ступеням. Комната мальчишек была большой и светлой. Я сбросила их одежду на ближайший стул и огляделась. Шкаф для одежды, книжный шкаф, стол, две кровати, две тумбочки, два стула – вот, пожалуй и вся обстановка комнаты. А еще – рисунки, эскизы, а иногда – легкие карандашные наброски – в рамках и без них, маленькие и средние. Мне хотелось рассмотреть их, но я обещала Ольге не задерживаться. На одной из кроватей лежала гитара, и я поняла – это место Никиты, - на второй – папка Ильи с рисунками. Из нее выглядывал кончик одного из листов, и я, уступив любопытству, решила взглянуть. Аккуратно вытащила этот рисунок – на нем была изображена обнаженная девушка, сидящая на камне у колодца, и, протягивающая чашу путнику, остановившемуся утолить жажду. Путником был римский воин, переживший только что жесточайшее сражение – его тело было в кровоподтеках, царапинах, грязи; в одной руке он все еще сжимал меч, потемневший от крови убитых им врагов. Но глаза его, уже были устремлены на женщину, предлагающую ему попить, и он видел в этой женщине источник двойного утоления жажды.

Рисунок был выполнен карандашом, но был очень выразительным, ярким. В Илье и в самом деле была эта жилка таланта. Я взглянула еще раз на воина и узнала в нем Матвея – видимо, он либо, позировал Илье, либо, просто воплощал навеянный ему образ. Кем была девушка, кто позировал, или, чей образ увековечил художник таким образом, я не знала – может, кто-то из его знакомых, соседка, родственница или одноклассница, а, может, просто незнакомая мне актриса.

Я так задумалась, что услышала мальчишек, только когда они со смехом ворвались в комнату. Вздрогнув, я попыталась вернуть рисунок на место, и услышала:

- Ага. Попалась.

- На месте преступления.

- Накажем?

- Безусловно!

- Окружай!

- Держи ее!

- Лови ее!

Я, замерев стояла у кровати Ильи, и смотрела, как две мальчишечьи фигуры, одетые только в полотенца, повязанные на бедрах, разведя руки в стороны, растопырив пальцы – как, если бы, это были когти хищника, бабы Яги, или Кощея со всякими зомби, - шли на меня. Лица их искажали страшные гримасы. Я понимала, что это не более, чем игра, но, почему-то испугалась, и попыталась попятиться назад, но было некуда. И я замерла, не в силах сдвинуться или что-то сказать, только глаза автоматически заметили, что вытерлись они не качественно, и влага блестит на их груди и плечах, мокрые волосы их сейчас казались почти черными; а еще, что грудь у обоих гладкая, безволосая,.. и полотенца на бедрах повязаны очень низко – того и гляди упадут.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

И я замерла, не в силах сдвинуться или что-то сказать, только глаза автоматически заметили, что вытерлись они не качественно, и влага блестит на их груди и плечах, мокрые волосы их сейчас казались почти черными; а еще, что грудь у обоих гладкая, безволосая,.. и полотенца на бедрах повязаны очень низко – того и гляди упадут.

М-м-м-м-м-м, как я люблю мужчин в капельках. )))) Да, чтобы полотенца обязательно упали. )))) Просьба читательниц и даже не краснею! ))))

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

И, отметив это обстоятельство, я тут же устыдилась этому: «Господи! Они же еще дети! Мальчишки! Им всего 16 лет! О чем я думаю?» Именно стыд снял с меня оцепенение. Я рванулась, прошмыгнула между ними, и выскочила из комнаты. Собралась бежать по лестнице вниз, но услышала веселый мальчишеский смех и остановилась. «Что я делаю? Выбежала, будто испуганная девственница. Они же мальчишки, и играют, как мальчишки. А я веду себя так, как будто мне не 30 лет, а 13. Да и реагирую на них точно также. Неужели, я одна из тех дамочек, что предпочитает «забавляться» с молодыми? Нет, где-то там, в глубине души, я даже могу их понять, но, в любом случае, я еще не достигла возраста, когда тянет на юных. Или, я ошибаюсь? Когда наступает этот возраст? Когда начинаешь понимать, что в мужчинах предпочитаешь не зрелость и опыт, а юность и неопытность?»

Я прошла в свою комнату – она была маленькая, но уютная. Переоделась – сменила джинсы на шорты, а блузку на рубашку с короткими рукавами – было тепло. Достала вино, конфеты, пирожные и стала спускаться в кухню. Проходя мимо комнаты мальчишек, я уловила отзвуки голосов, но из-за запертой двери, и, скорее всего, еще и оттого, что говорили они тихо, смысл и содержание беседы я не уловила. Да и останавливаться подслушивать не хотелось – не хватало, чтобы меня снова застукали – не за подглядыванием, так за подслушиванием – тогда стыда вообще не оберешься.

- А, вот и вы, Мариночка. Вы правильно сделали, что переоделись. А что это у вас?

- Я подумала, что неплохо будет выпить немного вина. Вот, только думаю – к обеду или к ужину оно предпочтительней?

- Давайте оставим на ужин. Я пригласила Матвея. Он обещал приготовить мясо – вот увидите, у него оно бесподобное. Что у вас за вино – сухое или полусладкое?

- Сухое. Из сладостей я взяла конфеты и пирожные – побаловать мальчишек.

- Отлично. Вино идеально будет к мясу. А мальчишки, по-моему, и так балованные. Так что, я собираюсь посоперничать с ними за пирожные и конфеты. Да и Матвей – на конфеты он не падок, но пирожные любит. Так что – давайте все это уберем пока от греха подальше. А то, я слышу уже голоса мальчишек – они хотят есть.

И в самом деле – по лестнице уже сбегали Илья и Никита. Ольга Николаевна успела быстро забрать у меня сладости и спрятать, а я, постаравшись скрыть волнение, невольно охватившее меня, при звуке их голосов, уставилась на спустившихся подростков. Они были в шортах, и в легких рубашках, не застегнутых ни на одну пуговицу. Босые ноги дополняли картину. Глядя на их низко сидящие шорты, я мысленно прокляла нынешнюю моду, провоцирующую на нескромные мысли, на нескромные взгляды. Кроме того – они снова были неразличимы. Кто из них кто? А они, будто чувствуя мои сомнения, смотрели на меня с лукавыми улыбками.

- Нас сегодня кормить будут?

- Мы хотим есть!

- Пять минут потерпите! – непререкаемым тоном заявила Ольга. – Помогите пока Мариночке накрыть на стол – доставайте посуду, а она разложит.

Во время обеда мне удалось расслабиться и прийти в себя – мы много шутили, смеялись, я снова сумела определиться – кто из них кто, запомнив, кто в какой одежде. И снова мысленно поблагодарила Б-га, что они не стремятся одеваться одинаково. Потом О.Н. показывала мне цветы, которые выращивала на даче, а мальчишки умчались к соседу. А еще позже, я сидела в тенечке на раскладном стуле, вдыхала полной грудью чистый воздух, и так расслабилась, что, даже, задремала. Во всяком случае, я даже не заметила, что уже не одна.

Открыв глаза, я обнаружила невдалеке Илью – он был со своей неизменной папкой, время от времени бросал на меня взгляды, а рука быстро рисовала что-то. Даже, когда заметил, что я смотрю на него – продолжал свое действо. Я тоже как-то застыла, будто натурщица, боясь, что мое движение нарушит всю композицию.

Спустя минут пять, Илья отложил папку, подошел ко мне, опустился передо мной на колени. Я сидела все также, замерев, боясь шелохнуться. Руки мальчишки стали расстегивать нижние пуговицы моей рубашки, потом, взяв две полы, связал их узлом под самой грудью, обнажая мой живот. Я затаила дыхание, казалось – даже перестала дышать. А его пальцы уже расстегивали верхние пуговицы – теперь полы моей рубашки соединялись только узлом. Илья критически оглядел творение своих рук, потом распахнул ворот еще шире, создавая более соблазнительное зрелище. Его длинные, тонкие пальцы еще раз прошлись по краю выреза вниз, к узлу, а когда возвращались наверх – они шли уже не по ткани, а непосредственно по обнаженной коже. Ласка была такой же явной, как и моя реакция на нее – мои соски сразу же отвердели, приподняли ткань рубашки. Илья взглянул на них, потом – прямо в глаза. Лицо его было сосредоточено, взгляд прямой и испытующий. Я все также не двигалась, хотя – уже дышала, но дыхание мое было неровным, прерывистым. Не отводя от меня взгляда, мальчик приподнялся с колен, вернулся к своему стулу, снова взял папку, карандаш; снова его карандаш заметался по листу. Время, будто остановилось. Я ни о чем не думала, даже, вполне справедливые мысли о том, что я не должна была позволять мальчишке так вести себя со мной, не возникали. А позже, когда они возникли, я отмахнулась от них, мысленно сказав себе, что художника, как и врача, не стоит стесняться.

Сколько времени я так просидела? Сколько времени мы были просто две молчаливые тени? Трудно сказать. Только вдруг оказалось, что уже вечереет, становится прохладно. А из соседнего участка вдруг запахло дымом, и оттуда же нас позвали голоса: «Марина! Илья! Где вы? Идите к нам!»

- Сейчас Матвей начнет готовить мясо на огне, - сказал Илья, закрывая папку.- Иди к ним. Ужинать мы будем на соседской территории.

- А ты? – я снова отметила это его «ты», но снова спустила ему, не сказав ни слова возражения.

- Я отнесу папку и тоже приду, захватив гитару Кита. А то он сейчас весь погружен в искусство приготовления мяса – перенимает навыки у Матвея.

- Разве это плохо?

- Нет, разумеется. Возможно, когда-нибудь, я тоже захочу их перенять.

- А сейчас?

- А сейчас я предпочитаю рисовать тебя. – Он подошел ко мне и стал проводить обратную процедуру с рубашкой – застегнул верхние пуговицы, распутал узел, опустил рубаху, застегнул нижние пуговицы. Я не только не воспротивилась – в какой-то момент мелькнуло безумное желание - захотелось, чтобы он поступил иначе – развязал узел, распахнул рубашку. Я даже покраснела от этого своего желания, а предательские соски опять поднялись. Но Илья, хоть и заметил это – не мог не заметить – довел процедуру до конца и удовлетворенно произнес: – теперь ты не замерзнешь. Кстати, раз я иду в дом, может мне захватить что-то для тебя? Скоро солнце совсем сядет, станет холодно.

- Нет. Я пройдусь с тобой, переоденусь. – Я недоумевала – кто из нас взрослый, а кто подросток? Судя по поведению, подросток я.

Илья сложил стулья, подхватил их под одну руку, а под другую взяв папку, пошел к дому. Я шла рядом.

- Когда ты понял, что тебе нравится рисовать?

- Мне кажется, что я знал это всегда. Мама говорит, что я изрисовал все стены, все обои, когда был маленьким. Я рисовал всем, что мне попадалось под руку.

- Ты дашь мне посмотреть то, что рисовал сегодня?

- Нет. Пока нет. Это только наброски, идеи. Потом, когда придам им форму и содержание. – Мы уже поднимались по лестнице в свои комнаты. – Мне бы хотелось, чтобы ты еще попозировала мне.

- Когда? – мы остановились у моей двери.

- Как-нибудь. И, Марин, спасибо.

- За что? – Я смотрела ему в лицо, чуть запрокинув голову.

- За то, что не дергалась, не противилась, не мешала, одним словом. А еще – за это! – не успела я опомниться, до конца впитать слова, а Илья уже целовал меня. Не робко. Не застенчиво. Но и не грубо.

 

 

Продолжение следует.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

ну и еще чуть-чуть...

(ниче, что я на самых интересных местах останавливаюсь?)

 

А я опять растерялась, как девчонка – ни отпрянула, ни прижалась. И, прежде, чем смогла как-то отреагировать на этот жест – ответить на поцелуй или оттолкнуть – он уже отстранился и ушел в свою комнату. Я нащупала ладонью ручку двери, попятилась в комнату, а, попав в нее, и, затворив за собой дверь, прислонилась к ней. «Вот это да!» Я провела языком по губам, потом, будто не веря его ощущениям – коснулась губ пальцами. «Мальчишка. Я целовалась с мальчишкой. Ужас! Если бы О.Н. узнала об этом, она бы меня взашей выставила из дома. Нужно прекратить это! Немедленно!»

Я подошла к своим вещам, долго рылась, не понимая – что же я ищу. Потом, натолкнувшись на отключенный мобильный, я поняла. Включила его и набрала номер. Ответили почти сразу же, как будто, ждали звонка:

- Да! Алло?!

- Привет. Ты мне звонил?

- Да! Разумеется. Что случилось?

- Ничего не случилось, просто телефон был отключен.

На той стороне немного приглушили голос, я услышала какие-то посторонние шумы – наверняка Михаил уединялся.

- Ты и домашний отключила? Нет, я звонил несколько раз – автоответчик срабатывал, а ты не брала трубку.

- Меня не было дома. Да и, все еще нет.

- А где ты? В гостях?

- Да. В гостях. Не захотела оставаться дома одна – вернусь завтра к вечеру.

- Это хорошо. Я давно тебе об этом говорил, а ты все упрямилась. И все же – почему ты отключила мобильный? С кем ты? С мужчиной?

- Миш, ну, что за выдумки? – и в это время из-за двери донесся голос Ильи: «Марин, ты идешь?», и Михаил уловил в микрофон его отголоски.

- А кто это у тебя там?

- Это допрос? С чего вдруг? Михась, не будь занудой. Я гощу у подруги на даче – здесь только мы и ее дети – мальчики еще.

- Что за подруга? Я ее знаю?

- Нет. Это подруга с работы.

- Ты всегда была противницей дружбы с сослуживцами. Что-то переменилось?

- Наверное, я просто сделала исключение.

- А для меня? Сделаешь исключение?

- В каком смысле?

- Мариночка, детка. Ну, скажи, что скучаешь, попроси – хоть раз! – бросить все и приехать к тебе!

- Миш, не говори глупостей. Не нужно никуда приезжать. У тебя выходные с семьей, я – в этот раз тоже решила провести выходные в семейной обстановке – даже, если семья не моя.

- Ты совсем не любишь меня, Мариш? – в голосе его слышалась грусть.

- Люблю? Почему ты вдруг заговорил о любви? Мих, мы с тобой сошлись потому, что нам было хорошо друг с другом, и потому, что мы не создавали друг другу никаких проблем. Разве, нет? Нас влекло друг к другу, и все же – страсть никогда не затуманивала нам головы, и мы никогда не обманывали друг друга ненужными словами любви. А что теперь?

- Я не знаю. Мне кажется, что ты в последнее время как-то ускользаешь от меня, что тебе наскучила наша связь. А мне…

- Да?

- Мне захотелось, чтобы ты вела себя, как прочие женщины, чтобы ты скучала обо мне, чтобы говорила мне об этом, устраивала изредка сцены. Мне хочется быть нужным тебе.

- Мих, это лирика. Как только я начала бы себя вести подобным образом, ты сразу бы захотел иного.

- Я не уверен. Я… извини, мне нужно идти. Я заеду за тобой в понедельник?

- Хорошо. Только, давай до этого созвонимся, хорошо?

- Да. Хорошего тебе отдыха.

- Тебе тоже. До свиданья.

- Пока.

Я отключила телефон снова. «Пора. Пора расставаться с Михаилом. Но не по телефону. Это было бы некрасиво». Я натянула джинсы, набросила пуловер на плечи. Ильи в доме уже не было – было пусто, тихо, и, как-то страшновато – хотелось зажечь везде свет, но я пересилила себя. Я вспомнила, что мои сладости и вино спрятаны здесь в ожидании ужина, отыскала их, и, прихватив, собралась уже выходить из кухни, когда, в дверях столкнулась с мужской фигурой, вскрикнула от неожиданности и испуга, и чуть не выронила припасы.

- Не пугайтесь, - раздался у меня над головой голос Матвея. – Это я. Меня прислали за вами, чтобы поторопить – мясо уже на подходе, и проводить – тут все же бугры и кочки порой встречаются, а уже почти стемнело.

- Вы меня испугали, - сказала я, едва переведя дыхание.

- Прошу прощения еще раз, - он ухватил меня за плечи еще в момент столкновение, чтобы удержать от падения, и все еще продолжал держать, осторожно сжимая своими сильными, большими руками. Мне показалось, что, если бы не коробки со сладостями и бутылка вина, прижимаемые мною к себе, я была бы еще ближе прижата к нему. – Вам помочь?

- У меня здесь вино и сладости к чаю – мальчишки вроде сладкоежки.

- Я тоже. Что у вас из сладостей? – Я услышала улыбку в его ответе. Именно услышала – в мягкой интонации, с которой были произнесены эти слова.

- Пирожные. Целая коробка.

- С кремом?

- Обязательно.

- Тогда, может – ну его, это мясо?! Останемся с вами здесь и насладимся вином с пирожными? – в его голосе все еще чувствовалась улыбка.

- Фу, Матвей. Разве так можно? Лишить маленьких мальчиков сладкого?

- Маленьких? Да они скоро меня догонят и перегонят, эти маленькие!

- Вас перегонишь, как же, - буркнула я себе под нос – его голос все еще звучал откуда-то сверху. – В вас, наверное, метра два роста, нет?

- Без двух сантиметров. Чуть-чуть не хватило.

- В школе, наверное, в баскетбол играли?

- Я и сейчас иногда с друзьями играю. Когда есть время и желание.

- А чем вы занимаетесь, Матвей? Ну, в смысле – работы.

- Я спасатель. Работаю в службе спасения МЧС.

- Как интересно. Вам нравится ваша работа?

- Иначе, я бы не работал там. Вы все еще хотите мясо? - перевел он разговор в другое русло, и я поняла – о работе Матвей говорить не хочет. То ли вообще, то ли – только сейчас – предстоит еще выяснять. Но не сейчас. – Или, все же устроим себе «сладкую жизнь»?

- Нет. Давайте, все же, к мясу поближе. Я, знаете ли, мясоедка. А вы рискуете своим ужином, оставив его под присмотром мальчишек.

- Там еще и Ольга – она не даст испортиться продукту.

Мы уже шли по тропинке на его участок – в одной руке Матвей нес бутылку с вином, второй – держал меня за руку, ведя за собой по неосвещенному участку пути – в самом деле, было уже почти темно.

- А ваша семья не ездит на дачу, Матвей? Почему вы ее не привезли?

- Семья? Да у меня нет семьи. Разве только Ольга с мальчиками.

- Вы не женаты?

- Был когда-то. Очень давно. Но и вы не замужем, я правильно понял?

- Была когда-то.

Тема не способствовала продолжению, поэтому, оставшиеся метры пути, мы прошли молча, а у освещенного стола под навесом были встречены радостными восклицаниями и соблазнительным запахом жарящегося мяса. Мальчишки встретили меня возгласами радости, смешанной с восторгом, разглядев в руках сладости. Кто-то из них (я опять не могла понять - кто есть кто) даже звучно поцеловал меня в щеку, выражая благодарность. Но, может быть, именно этот звучный поцелуй, и помог мне расслабиться и не комплексовать, не смущаться, вспоминая недавний поцелуй Ильи.

Ужин прошел великолепно – в веселых и непринужденных разговорах, шутках, в семейной атмосфере. Я чувствовала себя частью этой семьи, и в большой степени этому способствовало отношение мальчишек. Они безоговорочно перешли на «ты», и вели себя со мной так, будто, я и в самом деле была их сестрой. Я только и слышала от них: «Марин, а ты знаешь…», «Марин, а ты слышала…», «Мариш, а давай…» и т.д. Благодаря этому их «ты», и этому их отношению – как-то незаметно для себя и с Олей мы тоже перешли на «ты». Я с удивлением отмечала, что в домашней обстановке ее возраст еще меньше бросался в глаза, нежели на работе.

Когда мы заметили, что на «вы» общаемся только мы с Матвеем, дружным протестом Марковых было решено исправить это упущение. И, вот, мы уже пьем на брудершафт остатки вина, а потом – целуемся под смех братьев – близнецов и их матери. Губы у Матвея теплые, мягкие и нежные. Но поцелуй был краток и сдержан, и я, даже почувствовала некоторое разочарование от этого, хотя и понимала, что другим он и не мог быть. После этого Матвей потянулся к гитаре, и я с удивлением поняла, что он тоже неплохо играет и поет. Он отдавал предпочтение песням и романсам Александра Малинина, и первой его песней была:

Я подойду и обниму тебя за плечи

И сольются губы вновь

Всё то, что с нами происходит с первой встречи

Так похоже на любовь

Как будут искренни и нежны твои слова

И мир закружится от счастья и голова

 

Если бы не ты - я не был бы так счастлив

Я не был бы так счастлив

Не будь со мной тебя

Если бы не ты - я не был бы так счастлив

Я не был бы так счастлив

И жил бы не любя

Не будь со мной тебя…

 

Потом были другие песни «Гори, гори, моя звезда», «Дай бог», «Напрасные слова». После одной из песен, Никита перехватил гитару, заявив, что тоже знает Малинина, и запел:

 

Когда ты сбрасываешь платье,

И космос падает с тобой,

И не могу еще понять я,

Как хорошо мне, Боже мой!

 

Когда ты сбрасываешь платье,

Безумью подступает срок,

Как близок он и как прекрасен -

Волос туманный завиток!

Волос твоих туманный завиток…

 

Мы засмеялись, но Илья и Матвей тут же подхватили и допели песню до конца.

В какой-то момент, мне захотелось выйти в туалет, но спрашивать у поющего очередной романс Матвея – где у него «удобства», я не стала бы, да и у кого бы то ни было еще - тоже. А потому, просто ушла в темноту ночи, решив «оросить» землю где-нибудь подальше от места веселья. Как же темно стало, едва я завернула за угол дома, уйдя от освещаемого стола. Мне приходилось на ощупь, держась за стену дома, пробираться все дальше. Остановиться сразу же за углом, и сделать там свое дело, я, почему-то, не решилась. Где-то с этой стороны дома был дровяной сарай, и именно к нему я шла. Почему? Не знаю. Но, наткнувшись, наконец, на него, я облегченно вздохнула и принялась расстегивать джинсы.

Но я так ничего и не успела сделать, даже не успела стянуть брюки с бедер – только расстегнуть молнию – чьи-то руки толкнули меня. Я едва не упала от толчка, сдавленно вскрикнула, но те же руки, обхватили меня за плечи, удержали, в тоже время, подталкивая, и я невольно сделала несколько шагов назад, в еще более сильный мрак, в глубь сарая. И, только, когда я уперлась спиной в поленницу, руки перестали толкать меня, а прижали к мужскому телу. Я снова попыталась вскрикнуть, что-то сказать, выразить как-то свое испуганное состояние этим нападением в темноте, но не успела – агрессивные губы впились в мой рот.

Даже, если бы я не слышала из-за дома голоса Матвея, я бы и не подумала о том, что это он – человек, напавший на меня. Худощавость тела, прижимающегося ко мне, рост, и, даже запах, говорили мне, что это кто-то из мальчишек. Но кто? Илья, уже целовавший меня? Но его прежний поцелуй не шел ни в какое сравнение с этим – жарким, жадным, агрессивным. Так кто же тогда – Никита? Или, все же Илья, решивший, что сейчас можно уже и не церемониться?

Я попыталась оттолкнуть его. Честно, пыталась. Шок от внезапности этого «нападения» был такой, что я даже как-то позабыла о том, ради чего пришла сюда, и, что, джинсы мои держаться на бедрах исключительно потому, что слишком плотно прилегают к телу. И вспомнила об этом только тогда, когда одна из его рук, обхватила меня сзади за шею, не давая увернуться от алчущих губ, а вторая, спустившись вниз, по спине, прижала мои бедра к его бедрам. И рука эта покоилась на моей пояснице, а длинные пальцы ее ласкали мою кожу у резинки трусиков, под джинсами. Вот тогда-то я и вспомнила, что джинсы расстегнуты. И мои руки, упиравшиеся в плечи юноши в попытке оттолкнуть его, вдруг стали вялыми, пассивными – расслабившись, они обхватили шею мальчишки, привлекая его ближе, чтобы и грудью ощутить его тело.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

(ниче, что я на самых интересных местах останавливаюсь?)

Вредина! А дальше?!!
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Кто же посмеет ограничивать фантазию мастера))))))))))))

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

еще отрывочек...

 

 

И тогда мальчишка растерялся. Я это сразу поняла. Поцелуи потеряли свою агрессивность, стали почти робкими. Рука, державшая меня за шею, спустилась по спине вниз, до самой поясницей, чтобы встретиться с другой, пальцы которой все еще находились у кромки трусиков. Видимо, только тогда, когда пальцы другой руки легко вошли под пояс джинсов, мальчик понял, что с одеждой не все в порядке – рука дернулась к животу, нащупала расстегнутую молнию, замерла. Губы оторвались от губ.

Я слышала его прерывистое дыхание, взволнованный стук его сердца, ощущала дрожь пальцев, замерших у края трусиков – теперь уже у моего лобка. Я ждала. Чего? Знала ли я сама это? Что мною владело? Какое чувство? Какой порыв? Бесшабашность? Авантюризм? Мне хотелось развести немного ноги в стороны, чтобы дать понять – иди дальше. И, в тоже время, хотелось оттолкнуть его, прогнать – прекратить эту игру, это безумие. Я не сделала ни того, ни другого. Просто ждала. Наконец, его губы снова коснулись моего рта, а пальцы прошлись вдоль края нижнего белья, но, как оказалось – и поцелуй, и эта ласка были прощальными, после чего, он отстранился. Я услышала тихое «Извини, не хотел мешать», и шорох, говорящий – он ушел. Я прислушалась еще – тишина, даже гитара молчала у стола. Я застегнула джинсы, решив потерпеть до дома, и ощупью стала возвращаться к столу.

Под навесом у стола сидели только Ольга и Матвей, тихо разговаривая о чем-то. Мальчишек не было. Ни одного. Я села на свое место, и тут же поднесла ко рту стакан с соком, стараясь скрыть за ним припухлость губ.

- А где мальчики? – спросила я, сама не зная, к кому конкретно обращалась. – Неужели они ушли от стола, не прикончив по последнему пирожному?

- Разве вы били не вместе? – удивилась Ольга. – Они же ушли вслед за тобой и в том же направлении.

- Нет, мы не столкнулись. Видимо, они пошли не совсем за мной. – Ложь неохотно вылетала из губ, все еще прикрытых стаканом – я не пила из него, но держала на уровне рта, как бы – раздумывая – пить или не пить. К тому же, взгляд Матвея показался мне слишком уж пристальным. Ольга же, наоборот, скользила взглядом, пытаясь проникнуть сквозь темноту, выискивая сыновей. Впрочем, не проявляя излишнего беспокойства.

- Значит, они наверняка что-то придумали. Готовят нам какой-нибудь сюрприз. Благо, если сюрприз окажется приятным.

«Кто же из них? Кто? – мучительно размышляла я. – Что за игру они затеяли? И кто еще принимает в ней участие? Ольга? Матвей? Или же, это мои домыслы, и внимание мне уделяет исключительно Илья?»

- Хотите, я покажу вам свой дом, Марина? – вдруг донесся до меня голос Матвея, почему-то вновь перешедшего на «вы».

- Да, спасибо. – Я решила таки воспользоваться случаем и сходить в туалет. К тому же, хотелось взглянуть на себя в зеркало, чтобы оценить – в каком я виде, и стоит ли сейчас находиться так близко от Ольги. О том, чтобы рассказать о происшедшем ей, я даже не подумала. Вернее, мысль была, но, скорее, испуганная – будто, я была в чем-то виновата, будто – это я напала на ее мальчишку и насильно целовала, ласкала его.

- Поставьте чайник. Чаю хочется, – вдогонку сказала нам Ольга, все еще высматривающая в темноте своих мальчишек.

Едва войдя в дом, я, не глядя на Матвея, поинтересовалась, где у него удобства. Он молча провел меня к ванной комнате, совмещенной с туалетом, и оставил там, сообщив, что пока поставит чайник. Прежде всего, я посмотрела на себя в зеркало – губы все еще были припухшими, зрачки – расширенными. «Это шок, - решила я. – Шок оттого, что я оказалась объектом внимания мальчика или мальчиков. Наверное, другая бы на моем месте была бы польщена этим обстоятельством, но я просто шокирована. Я в ужасе». И тут в действие вступило мое второе «Я»: «Ну, кому ты лжешь? Себе самой? Ты не в ужасе. И не просто «польщена» - тебя привлекает этот мальчик. Да, именно мальчик, а не мальчики. И в глубине души ты уверена, что это Илья, что именно он целовал тебя с такой страстью. Тебе льстит эта страсть, она тебя завораживает. Именно потому, ты не сопротивлялась ему, а не потому, что была шокирована. Признайся. Признайся самой себе – тебя влечет мальчик, разглядевший в тебе женщину, способную отдаться ветру, морю, и ему – мальчику-мужчине». «Нет. Это не так. Что за выдумки? Я не могу желать мальчишку! Я предпочитаю взрослых мужчин – опытных и успешных, мужчин, способных мне что-то дать – силу, надежность, преданность». «Да, неужели? И что же они тебе давали – эти твои, прежние мужчины? Что тебе дал твой бывший муж, кроме боли и разочарования? Кроме выжженной души, потери иллюзий, утраты надежд? А последующие мужчины? Что давали они тебе, когда встречались с тобой по несколько раз в неделю втайне от жен? Что давали они, кроме эгоистичной ласки своих тел, кроме легкого сексуального забытья? А Михаил? Что дает тебе он? Внимание? Нежность? Беспокойство? И все? И тебе этого довольно? Тогда почему, ты стремишься порвать с ним отношения, почему снова и снова твердишь себе, что так дольше продолжаться не может?». «И все-таки, это глупости!. Да, я ошибалась. И мужчины мне попадались не те, не мои. Но я не ставлю крест на всех. Есть и другие». «Неужели? Откуда же тебе знать, если ты их не встречала?». «Но я могу предположить. К примеру, Матвей мне кажется надежным человеком. Вот такой человек мог бы меня привлечь». «И, тем не менее, этот твой «надежный человек» в свои сорок почему-то не женат. Не потому ли ты трепетала не от его уст?». «Я трепетала не от его уст потому, что он меня не целовал. Но он мог бы меня взволновать. Я знаю это. Мог бы. И он был женат. Был. А, значит, не безнадежный холостяк, не извращенец какой-нибудь!»

- Марина, вы не уснули? – прервал мой мысленный диалог голос Матвея за дверью. – Чайник успел закипеть и остыть.

- Да, уже иду. – Я поторопилась закончить свои дела. Еще раз на выходе глянула в зеркало. Вроде, все нормально? Вздохнув, вышла, чтобы тут же натолкнуться на Матвея, караулящего меня рядом с дверью. Я покраснела, будто он мог подслушать мой внутренний диалог.

- Пойдемте. Я проведу вас по дому. – Матвей повернулся спиной и пошел к лестнице, решив начать показ с верхнего этажа. Лестница была слабо освещена, и в тоже время, света было достаточно, чтобы видеть, куда идешь и не оступаться. Дом был больше, нежели дом Марковых, а потому, в небольшой коридорчик наверху лестницы выходили три двери из трех комнат. Матвей подвел меня к дальней двери, открыл ее, зажег свет и пропустил меня вперед.

- Это комната для гостей. – Спальня была просторной, чистой и уютной. Я с интересом разглядывала ее, размышляя, почему Матвей решил начать показ именно с этой комнаты. Впрочем, я не успела поразмыслить, как получила ответ. – Вы могли бы провести эту ночь здесь.

- Почему здесь? - Я быстро обернулась к нему, заглядывая в его лицо. Оно было спокойным и невозмутимым. А глаза были внимательными, проницательными. Матвей поднял руку и кончиком пальца коснулся моих губ. – Ваши губы все еще припухшие от поцелуев, - вместо ответа сказал он. А я не нашла ничего лучшего, как смутиться и покраснеть, пряча глаза.

- Кто из мальчиков целовала вас, Марина?

- Откуда я знаю? – нелепость этой ситуации вдруг разозлила меня. В конце то концов – я ни в чем не виновата, почему же должна чувствовать вину, краснеть и оправдываться? – Я отошла подальше от стола, от света, чтобы насладиться ночной прохладой и тишиной, как вдруг меня схватили, затолкали в еще более темный угол и стали целовать. Я не успела даже пикнуть. И не смогла ничего разглядеть. Только понимала, что это не вы, так как все еще слышала ваш голос, напевающий под гитару.

- Почему же вы не позвали на помощь? Вдруг, это какой-нибудь маньяк?

- Бросьте вы, Матвей. Какой маньяк? Это кто-то из мальчишек. Я узнала худобу прижимающегося ко мне тела.

- Вас изнасиловали?

- Что? – Я ошеломленно посмотрела на него. – Как вам только в голову такое пришло? Меня просто поцеловали. Грубовато, не скрою, но все же – это был лишь поцелуй мальчишки.

- И вы не знаете, кто это был? Илья или Никита?

- Нет. Я и при свете их не различаю, пока мне не скажут кто из них кто, или, пока один из них не возьмет гитару или альбом для рисования.

- Почему вы не рассказали об этом, когда вернулись?

- А как вы это себе представляете? Что я должна была сказать? «Ольга Николаевна, только что один из ваших сыновей целовал меня так, как обычно сестер не целуют»?

- Может быть. Я думаю, Оля бы поняла. А теперь…

- Что теперь?

- Что, если ободренный вашим молчанием, мальчик решит ночью навестить вашу спальню? Им по 16 лет. Гормоны зовут, трубят и требуют. А вы – женщина, которая им, безусловно, нравится (и не спорьте, я это сразу отметил) – в пределах их досягаемости, и, к тому же, уже спустили одному из них выходку. Что подумает Ольга, если застанет одного из них, пытающимся проникнуть за вашу дверь?

- Вы поэтому хотите, чтобы я ночевала в вашем доме?

- Я не хочу, чтобы ваш первый выходной, проведенный здесь, стал и последним. Я не хочу, чтобы мальчишки переходили черту в своих играх, а сюда они сунуться не посмеют.

- Хорошо, - я повернулась к выходу из комнаты, но была остановлена его рукой. Медленно, глядя мне прямо в глаза, он склонялся надо мной. «Ну, вот и еще один поцелуй», - подумала я, но и не дернулась отстраняться. Почему? Может, здесь что-то в воздухе такое разлито?

Этот поцелуй отличался и от того, у моей комнаты, подаренного Ильей, и от поцелуя незнакомца в ночи. Это был поцелуй зрелого мужчины, в котором уверенности было больше, нежели дерзости, огня было больше, нежели нетерпеливости, обещания больше, нежели жажды. Я не испытывала никакого ступора или растерянности, отвечая на этот поцелуй, но и какого-то невероятного трепета я тоже не испытала. И он это заметил. Но, лишь усмехнулся – «всему свое время».

 

продолжение следует...

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

А я подумала – мог бы он меня делить с морем, с ветром? Или же, постарался бы наслаждаться мною единолично, один на один, в темноте душной спальни? А мальчишки бы смогли. Или, только один из них? И так ли уж плохо, если…

Я прервала эту мысль сама, не позволив ей развиться, выскочить, быть произнесенной даже мысленно.

Матвей повел меня вниз, проигнорировав другие комнаты, позабыв, что собирался показать дом. На кухне снова был включен чайник, хозяин доставал чашки, сахарницу и прочие предметы чаепития, водружая все это на поднос. Я стояла, прижавшись спиной к холодильнику, и наблюдала за его неторопливыми и точными, будто выверенными, движениями. Он был большим, но отнюдь не казался неуклюжим медведем на этой кухне. Я любовалась его широкой спиной в тонком пуловере, сильными плечами. Потом, опустила взгляд ниже, на бедра, ягодицы в обтягивающих джинсах. Мне всегда нравился именно этот ковбойский стиль носить джинсы – чтобы они плотно облегали бедра, ноги, подчеркивая принадлежность к мужскому полу. К сожалению, эта молодежная мода носить болтающиеся где-то у колен объемные джинсовые шаровары (просто джинсами я это карикатурное убожество назвать не могу), делала процесс любования телами практически невозможным. За объемными штанами прятались не только формы, но и пол человека. Кроме того, мужчины, отрастившие брюшко – то ли пивом, то ли – недостатком физических нагрузок - тоже предпочитали не облегающие джинсы, хотя, это все равно не могло скрыть несовершенства их фигур.

Я всегда предпочитала стройных мужчин, худощавых, сохраняющих форму даже с годами, несмотря на пивные возлияния, либо – неумеренное питание. Только один из моих любовников был полной противоположностью моим обычным предпочтениям. Василий Михайлович был первым моим любовником после развода с мужем. Он был гораздо старше меня – более чем 30 лет разницы, он был большим, полным пузаном, не в меру волосатым, похожим чем-то на круглого, мягкого медведя. Но он был мягким, нежным и страстным. Он врачевал раны, нанесенные мужем, лечил мою гордость и женственность. И тогда, и сейчас – спустя годы, - я называю его по имени отчеству – «Василий Михайлович», но это имя для меня всегда остается самым нежным, самым интимным, самым возбуждающим. Ни до, ни после – я никогда не встречалась с мужчинами, которые могли бы оставить во мне столько прекрасных, возбуждающих воспоминаний, сколько оставил он.

И вот теперь, я смотрю на другого «не худощавого» мужчину. И он совсем не похож на того, но, почему-то, напоминает медведя – мягкого, теплого, нежного. Обманчивое, обманчивое впечатление. Потому что вдруг, этот «мягкий медведь», резко обернулся ко мне, в два шага преодолел расстояние между нами, подхватил меня под мышки и приподнял до уровня своих глаз. Но не для того, чтобы смотреть в глаза. Для того лишь, чтобы, прижав всем своим массивным телом меня к холодильнику, впиться в мой рот поцелуем. И в этот раз целовал он по-другому, в этот раз жар его поцелуя был таким сильным, что я вмиг загорелась ответным жаром, запылала. Томление разлилось по всему телу – от кончиков пальцев на ногах, до волос на макушке.

Вот она – моя волшебная кнопка – ничем не сдерживаемая страсть, огонь, пожар – и я уже горю в ответном пламени, теряю рассудок и способность к сопротивлению. Если бы Матвей решил овладеть мною прямо там, у холодильника, я думаю, ему бы это удалось. Но у него были другие планы.

Он целовал мои губы, потом спустился к шее, а я только впивалась пальцами в волосы на его голове, досадуя, что в этом положении не могу иначе распорядиться руками, не могу проникнуть к нему под одежду, не могу стянуть эту самую одежду. И вдруг я услышала его отчетливый и внятный шепот в самое ухо:

- Так, неужели, мальчишка целовал тебя лучше? Ты и с ним так пылала?

Это прозвучало так отрезвляюще, будто на меня опрокинули ушат ледяной воды. Руки уперлись в его плечи, отталкивая, отстраняя. Впрочем, Матвей больше и не нападал – он осторожно поставил меня на пол, и, только после этого, снова склонился и поцеловал – на этот раз бережно и нежно.

- Чайник опять закипел, - сказал он тихо. – Пойдем.

- Не торопись. Там не настолько темно, чтобы скрыть – я выразительно кивнула на его джинсы.

- Это не важно. – Улыбнулся он в ответ. – Твои губы и шея все равно выдадут, чем мы тут занимались. Марин, - крикнул он вдогонку, когда я, после его слов бросилась снова в ванную комнату, - да, ладно тебе, все равно ничего не поправишь.

Так и есть – в зеркале отчетливо виднелись следы недавних поцелуев – вновь опухшие губы, красные отметины в тех местах, где царапнула его щетина, отросшая за день. Но это еще не все – в том месте на шее, куда он меня целовал, появился заметный засос. Засос! Я не ходила с засосами на шее со времен студенчества! И, вот, пожалуйста - красота. Даже, если бы у меня под рукой была моя косметичка, я не была уверена, что мне удалось бы загримировать такой явный отпечаток.

- Матвей, черт возьми! – я выскочила из ванной, - Тебе сколько лет? Что это значит?!

Матвей невозмутимо стоял там, где я его оставила.

- Это значит, что я пометил свою территорию.

- Что? Что ты сказал?

- Ты правильно все расслышала.

- С каких пор я стала твоей территорией? С каких пор, ты стал предъявлять на меня права собственности? Черт возьми, Матвей! Между нами только и было, что парочка поцелуев. И все. И все!!! Ты слышишь?

- Разумеется, а если ты будешь продолжать в том же духе, то тебя услышат не только Ольга с мальчишками, но и все остальные соседи – вплоть до конца дачного поселка.

- По-моему, я не давала тебе повода, считать меня своей собственностью.

- Я и не считаю этого. Но мальчикам об этом знать не обязательно. Они должны считать, что это мои «охотничьи угодья».

- Т.е., после подобной демонстрации, у них не возникнет вопросов, почему я собираюсь остаться ночевать в этом доме, а не у них, да?

- И это тоже.

- Ничего подобного! Вот теперь то, я точно не останусь у тебя. В конце концов – это лишь поцелуи, всего лишь засос. Но я не собираюсь представать в глазах Ольги и ее сыновей легкодоступной особой, ложащейся в постель к мужчине в первый же день знакомства.

- Я не собираюсь укладывать тебя в постель. Во всяком случае, не сегодня.

- У тебя это и не получится - я остаюсь у Ольги.

- Это неважно. Главное, что мальчишки успокоятся. Бери чайник, пока он снова не остыл.

Мы вернулись к столу под навес. И Илья, и Никита уже были там. Кит пощипывал струны гитары, но не пел, и не наигрывал никакой связной мелодии. Илья же - сидел рядом с матерью, обняв ее, уложив ее голову себе на грудь, чтобы Ольга могла любоваться звездами, проступающими сквозь облака на ночном небе, и, которые они хорошо видели, т.к. находились чуть в стороне от навеса и лампы, освещавшей стол.

- Вас только за смертью посылать, - недовольно пробормотал Кит. – Мы чуть всухомятку пирожные не съели. Где вы так долго?

- Я показывал Марине дом, - Матвей водрузил поднос на стол и стал выкладывать его содержимое.

- Могу поспорить, что экскурсия была чрезвычайно интересной. – Все также проявлял недовольство Кит.

- Илья, перестань ныть, - сказала Ольга, вставая, и подходя к столу. – Хватит мучить инструмент, отложи гитару и налей мне чаю. И вообще, поухаживай за нами.

Вот так-так, а я то считала, что могу определить, кто есть кто, по предмету в его руках. Значит это - Илья? А он, будто почувствовав, что мои мысли о нем, поднял ко мне лицо, озорно ухмыльнулся, вставая, откладывая гитару. А потом замер. И я поняла – он разглядел и мои опухшие губы, и пятно на шее, т.к. я стояла как раз этой стороной к нему. Ольга, бросив на меня взгляд, тоже это отметила, но ничего не сказала и никак не проявила отношения к увиденному. Зато, чудеса несдержанности проявил Никита, подошедший вслед за матерью.

- Ого! Ничего себе комарик к шейке присосался! Больно? – и он потянулся рукой к моей шее.

- Ничего страшного, - ответила я, отстраняясь. – До свадьбы заживет.

- Ого! – снова удивился он. – А свадьба когда?

- А, как вырастешь, так сразу и поженимся. – Я краем глаза старалась наблюдать за Ильей, разливавшим чай по чашкам, и, расставлявшим их рядом с каждым участником чаепития. Ольга задумчиво смотрела на Матвея, Матвей же, казалось, смотрел на меня, но на самом деле – следил за реакцией обоих мальчишек.

- Нет. Я так долго ждать не могу.

- Не можешь?

- Ага. Не могу. Во мне могут снова взять верх братские чувства, и тогда – пиши пропало – никакой свадьбы уже не случится.

- Кит, тебе не надоело? – Ольга оглянулась на него.

- Ну, я никогда на свадьбе не бывал, мам. – Ответил он с ухмылкой. – Уж очень хочется на Марину в подвенечном платье посмотреть.

- И не получится, – отрезала я. – Выросла я уже из подвенечных платьев.

- Замуж не выросла, а из платьев выросла? Марин, но я хочу! Ты будешь просто восхитительно выглядеть в свадебном платье, я уверен!

- Ник, уймись. – Это уже был Илья. – Хочешь увидеть? Я тебе нарисую, а сейчас садись пить чай, или я съем твою долю.

Я смотрела на Илью, думая, что скрывается за его словами, но понять не могла – он не смотрел на меня, а отводил взгляд, или же – задумчиво смотрел куда-то в темноту ночи.

Как-то так получилось, что наше дальнейшее общение в тот вечер уже не смогло принять былой непринужденности, легкости и веселья, а потому, все решили, что устали, и пора ложиться спать. Стали убирать со стола, но мальчишки поспешили скрыться, чтобы им не перепало мыть посуду. Впрочем, Матвей и нам не позволил этим заниматься. Мы помогли ему убрать под навесом, внести все в дом, но все остальное он собирался сделать сам. А потому, поблагодарил нас, пожелал спокойной ночи и выпроводил, вручив фонарик, чтобы по пути к даче Марковых мы не сломали ноги. Видимо, понадеявшись на свою «метку», он не стал вторично предлагать мне ночевать в его доме. А я не хотела напрашиваться.

 

продолжение следует.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Когда Ольга предложила мне еще подышать воздухом – посидеть на крылечке, я согласилась. Слишком много всего случилось за краткий период, чтобы сейчас оставаться один на один в своей комнате с мыслями, сомнениями и вопросами.

- Марин, хотела спросить, но – мне как-то неловко…

- Да?

- У тебя есть кто-то? Ну, я имею ввиду - мужчину. Ты с кем-то встречаешься?

- Я поняла. Что тебе ответить – и да, и нет.

- Это как?

- Ну, я встречаюсь с мужчиной, но давно уже решила, что пора порвать эти отношения, да все никак не решалась. А пора бы.

- Он тебе не нравится?

- Нет. Дело не в этом. Все это ненужно и бесперспективно, просто. Наши отношения себя изжили. Только…

- Что «только»?

- Он этого, кажется, понимать не хочет.

- Он любит тебя, наверное.

- Ничего подобного! Он любит свою жену. Но сейчас ему захотелось, чтобы Я была влюблена в него.

- Так он женат.

- Да. Давно и счастливо.

- А зачем он нужен был тебе?

- Ну, как тебе сказать, - я смутилась. Что ответить – действительно, зачем?

- Я так понимаю, что ты не влюблена в него и не была влюблена, да?

- Нет. Не была. Но он мне очень нравился, был интересен, мне было хорошо с ним в постели и вне ее. На тот момент это меня устраивало. А теперь – просто наскучило.

- А теперь тебе нравится Матвей?

- Я приняла решение расстаться с Михаилом еще до знакомства с Матвеем.

- Я не имела ввиду… Я просто спросила – Матвей тебе нравится?

- Нравится, хотя, я его слишком мало знаю, чтобы делать какие-то выводы о нем. Пока – это только первые впечатления.

- Оригинальные впечатления, судя по рисунку на твоей шее.

- Некоторые мужчины ведут себя, как мальчишки. Это, со стороны Матвея, довольно неудачная шутка.

- Согласна с тобой. Матвей не должен был так явно демонстрировать свое отношение к тебе. Особенно – перед мальчиками.

- Почему, особенно перед ними?

- Ну, как ты не поймешь – он подает таким образом дурной пример им. Сейчас, когда с ними нет их отца, они впитывают много информации именно от него. А потому, могут решить, что такой стиль общения с женщиной, с малознакомой женщиной, вполне в порядке вещей. Это раз. Второе – они о тебе очень высокого мнения, ты им нравишься, а такая демонстрация может повлиять на их отношение, разочаровать их. Нет, если бы Матвею было чуть поменьше лет, я бы обязательно устроила ему головомойку.

- Да, что теперь то? Дело сделано. Ущерб нанесен. Мне теперь придется на работу в блузках с высоким воротником ходить. А мальчики, надеюсь, будут, по-прежнему, видеть во мне сестру. Мне всегда хотелось иметь братьев.

- А у тебя никого нет?

- Нет. Я была единственным ребенком в семье. А сейчас – и вовсе одна. Родители уехали в Германию – мы только время от времени перезваниваемся.

- А ты, почему не поехала?

- Что я там буду делать? К тому же, у меня нелады с изучением иностранных языков. Нет, я лучше тут как-нибудь, где все мне близко и знакомо.

- А что твой муж, Мариш? Ведь, ты же была замужем?

- Все это в прошлом.

- Ты еще любишь его?

- Нет! Не люблю. Как я уже сказала – все это в прошлом.

- Извини. Я не хочу вмешиваться. Мне приятно, что вы с Матвеем симпатизируете друг другу. Мне просто не хочется, чтобы кто-то из вас нанес рану другому.

- Оль, мы пока не в таких отношениях с ним, чтобы причинять друг другу боль.

- Ну и ладно. Мариночка, пора спать, наверное. Может, ты еще чего-нибудь хочешь? Чаю, к примеру?

- Нет, спасибо. Вдоволь напилась и наелась. Я еще постою немного.

- Хорошо-хорошо. Мариночка, полотенце чистое найдешь в ванной комнате в шкафчике. И, если вдруг станет холодно, в шкафу есть запасные одеяла и пледы.

- Спасибо, Олечка. Не беспокойся.

- Спокойной ночи.

- Спокойной ночи.

Ольга ушла, а я осталась одна на крыльце, размышляя, что же за день такой суматошный мне сегодня выпал? С самого раннего утра, со сна, приснившегося мне перед пробуждением – все было как-то необычно, слишком разнообразно, ярко. И мальчишки… - как же мне их различать? Как? И как понять, чего они хотят от меня? Что за игра? И что Я хочу от них? И что я хочу от Матвея, который мне тоже нравится? И что Матвей хочет от меня? И насколько я ему нравлюсь? Поцелуи? Это не показатель, вернее – не совсем тот показатель. Иногда, опытный мужчина может так правдоподобно сымитировать страсть – поди разбери, что он в самом деле чувствует, ощущает.

Скрипнула дверь за спиной. Я не оглянулась. Это не могла быть Ольга. Это кто-то из них.

Скрип досок под ногами и теплое дыхание за спиной.

- Ты не осталась у него?

- Нет. С чего вдруг?

Пауза. Тишина. И только ночные звуки окружающей флоры и фауны.

- Тебе понравилось с ним целоваться?

- Он умеет это делать.

В этот раз явственно слышу скрип зубов за спиной – то ли от злости, то ли от досады.

- Наверное, он и в других делах столь же опытен.

- Не сомневаюсь в этом, - беседа стала меня забавлять, но я, по-прежнему, стояла спиной к нему, к кому-то из них.

- Почему же ты не осталась?

- А куда торопиться? Не пожар.

- Т.е. – он не сумел тебя зажечь?- такая явная, мальчишеская надежда в голосе.

- Сумел. Я имела ввиду, что сегодня, отнюдь, не последний день жизни на земле. – Потакать надеждам мальчишек? Ни за что!

- А кто лучше?

- Лучше? В каком смысле «лучше»?

Снова недовольное сопение за спиной, скрип половиц под чьими-то шагами, скрип открываемой и закрываемой двери. Я тихо рассмеялась. Мальчишка. Ребенок. Но, кто???

«Кто?» - эта мысль занимала меня и, когда я принимала душ, и позже – когда устраивалась поудобней в чужой кровати. А потом, я мысленно попыталась ответить на вопрос мальчика – кто лучше целуется, вспоминая, мысленно переживая происшедшее снова. И так увлеклась, что, уснув, и во сне все целовалась с кем-то, целовалась. И в поцелуях было столько нежности, бережности, ласки, что мне хотелось плакать, и хотелось дать целующему все, что в моих силах. Ночную рубашку ? – пожалуйста, вот тебе, бери – трусики? – и здесь отказа нет, забирай. Всю себя? Да, вот она я – вся в твоей власти, вся твоя – только целуй, не отпускай. И не отпустил, и продолжал целовать. И целовал все горячее, жарче, пленяющее. А я просила «Еще! Ещё!»

Когда я поняла, что это уже давно совсем не сон? Когда поняла, что обнимаю и целую не мнимого любовника сновидений? Что мои ноги обхватили вполне реальные мужские бедра, что мои груди трутся о теплую, не иллюзорную мужскую, твердую грудь?

- Мальчик, боже, что ты тут делаешь, - простонала я, то время, как мои бедра продолжали ритмично подниматься и опускаться, отвечая его ритму, принимая в себя его толчки. А он и не думал отвечать – только целовал и мерно бился в меня, как язык в колокол, вызывая такую же вибрацию внутри меня, какая возникает и в колоколе при каждом ударе языка.

Мне кажется, что я снова уснула в тот момент, когда по телу пробегали последние судороги наслаждения, когда звон в ушах еще не сменился привычной ночной тишиной, когда молодое тело еще было на мне и во мне, отдав всего себя, до капли. Уже сквозь сон, я ощущала, как меня тщательно укрыли, как поцеловали в щеку, шепча «спи, спи». Еще мелькнула последняя мысль «кто?», но было это до или после того, как он покинул комнату – не знаю – больше никаких звуков не слышала – погрузилась в омут сна без сновидений.

 

 

продолжение следует...

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

продолжаем...

 

 

***

- Марин. Мари-на. Проснись же, – тихий голос, скорее даже шепот, ворвался в мой сон и стал звать за собой.

-М-м-м. – Очень внятно ответила я, не собираясь просыпаться.

- Марин, проснись. Ну, давай же, а то опоздаем.

- Мы куда-то спешим? – Я совершенно не понимала, чего от меня хотят и почему мешают мне спать.

- Да, проснись. Открой глаза. Посмотри на меня!

Я попыталась. Приоткрыла один глаз. В комнате было почти темно, и я скорее угадала, чем увидела чей-то силуэт рядом.

- Ты кто? – невнятно спросила я.

- Илья. – Он вздохнул, словно великомученик.

- Да? Точно?

- Точней не бывает. Просыпайся – ты мне нужна.

- Зачем? – в моей голове потихоньку стал рассеиваться туман.

- Ты обещала мне позировать.

- Сейчас? Ночь же.

- Нет, уже светает. Торопись. Я хочу нарисовать тебя в рассветном тумане у реки.

- Илья, ты сошел с ума?

- Нет. Давай. Поднимайся быстрей. Но только тихо – все еще спят. Собирайся. Я подожду внизу, у дома. – С этими словами он выскользнул из комнаты. А я, какое-то время пыталась понять – не приснилось ли это мне – весь этот разговор? Видимо, нет, ведь я уже проснулась. Почти.

Я потянулась, вытянув руки из-под одеяла. И замерла, обнаружив, что совершено голая под ним. Почему? Мне, ведь, просто приснился ночью какой-то сон. Или нет? Руки кинулись ощупывать тело, будто, разыскивая следы чужих прикосновений. Глупо. След был только один – излишняя влага между ног. Итак, это был не сон. Кто-то из них – Илья или Никита – проник ко мне в спальню ночью, и, пользуясь тем, что я крепко спала…

А я, ведь, просыпалась. Но позволила себе обманываться.

Я спрятала лицо в ладони. Мне казалось, что оно горит огнем, огнем стыда. Как я могла? Как я теперь посмотрю в глаза Ольге? А мальчикам? А что скажет Матвей – он же все сразу поймет? Погоди, но Илья только что здесь был. Почему? Он что-то говорил о рисовании. Хочет рисовать меня у реки. Как он оказался в моей спальне? Может, это был он? И, просто, больше никуда не уходил? Или же, все же уходил, но вернулся? Или, это был Кит?

Вопросы, вопросы без ответов. И снова шепот у двери: «Ты идешь? Я жду» возвращает меня к реальности. Мальчик ждет меня, чтобы рисовать, кажется так, если я не путаю со сна. Что ж, пока весь дом спит, это идеальная возможность узнать, причастен ли он к ночному происшествию.

Хочется в душ, но это значит - спуститься вниз по скрипучей лестнице, потом снова подняться и снова спуститься. И еще – время, а мальчишка меня торопит. Я встала, полезла в сумку и убедилась, что снова не изменила своим привычкам, захватив с собой влажные салфетки. Эта привычка таскать их за собой при поездках появилась у меня несколько лет назад, после того, как я побывала в гостях у подруги с маленькими детьми. Именно она тогда на собственном примере показало, как удобно иметь при себе упаковку влажных салфеток. Причем, не пижонски маленькую, для снятия макияжа, а именно, упаковку с салфетками, предназначенными для попок младенцев. Я тогда послушалась ее и с тех пор не раз мысленно благодарила её. И сейчас я опять мысленно сказала ей «спасибо», когда освежалась с помощью этих салфеток. Потом оделась – джинсы, длинная рубашка мужского типа, свитер. Я как-то не сомневалась, что на улице свежо. Прихватив в одну руку умывальные принадлежности, а другой – держа кроссовки, я выскользнула из комнаты. На лестнице, как и во всем доме было темно, и только из двери в ванной комнате выбивался свет, который рассеивал утренний сумрак. Осторожно спустившись по лестнице, я вошла в ванную – она была пуста. Видимо, Илья оставил включенным свет для меня. Я быстро умылась, почистила зубы, взглянув лишь мельком на себя в зеркало. Я боялась посмотреть на себя, боялась посмотреть себе самой в глаза.

Мальчик ждал меня у крыльца. Едва я вышла, он схватил меня за руку и потащил за собой.

- Наконец-то! Еще чуть-чуть, и мы опоздали бы.

- Куда такая спешка? – я не успела испытать ни неловкости, ни смущения – так быстро он действовал, лишь послушно ступала за ним по тропинке, ведущей к реке.

- Я же говорил – хочу написать тебя в лучах рассвета у реки.

- У тебя хорошее воображение. Мог бы меня представить в этих самых лучах, а я бы спокойно поспала.

- Успеешь выспаться. Если для тебя это принципиально важно – потратить время на сон, отоспишься по возвращении.

- Потом будет поздно – ты меня окончательно разбудишь. И вообще, а чем ты собираешься рисовать – у тебя с собой только фонарик. Кстати, зачем он?

На последний вопрос я получила вопрос тут же – мы вошли в лесную посадку и стало еще сумрачней. Какой такой рассвет? Мне казалось, что у нас в запасе еще часы и часы до него. Я почему-то и не подумала взглянуть на часы, чтобы узнать точное время.

- К твоему сведению, - ответил Илья, зажигая фонарик, - я уже успел сходить на место и все туда отнес. Ты слишком долго собираешься.

- Ну, извини. Я не планировала столь ранний подъем. Я вообще хотела выспаться, т.к. вчера по ошибке тоже рано встала.

- В другой раз. – Мы свернули с протоптанной тропинки, ведущей на расчищенный участок у реки, и через буреломы и кусты, которые все же были чуть утоптаны и обломаны, что говорило о том, что этим путем уже кто-то проходил, отправились вглубь посадки.

- Куда это мы?

- Где-то в полукилометре отсюда, или чуть дальше, есть небольшой естественный пляж. Он совсем маленький, но живописный. Я хочу рисовать тебя там.

- А более удобной дороги туда нет? – спросила я недовольно, спотыкаясь в очередной раз.

- Нет. Я там бывал всего несколько раз, а больше туда никто не ходит – это тихое, спокойное место. Диковатое немного.

- Диковатое? Ты меня пугаешь, что ли?

- А ты пугливая?

Я попыталась задуматься над этим вопросом – пугливая ли я. Обычно, нет. Всякий раз, когда, по идее, я должна была бы испугаться, из меня просто перла бравада. И эта бравада неоднократно выручала меня из всевозможных неприятных историй. Но иногда я боюсь того, чего бояться не следовало бы. Долгое время после развода с мужем я боялась встретиться с кем-то из наших общих знакомых и друзей. Мне все время казалось, что они знают, почему меня бросил муж, что они или насмехаются надо мной, либо же жалеют меня – женщину с брачком. Именно Василий Михайлович тогда избавил меня от этого страха, убедив, что мне нечего опасаться, что я не должна ничего бояться или стыдиться. Он говорил мне: «Марина, малышка. Учись быть бесстыдной. Это пригодиться тебе в жизни. Учись прямо смотреть в глаза женам и детям своих любовников – тебе нечего их бояться или стыдиться, - это не твоя вина, что их отцы и мужья ищут связей на стороне. Но и не смотри на них за это свысока, т.к. ты в той же упряжке, что и они, ты можешь оказаться в такой же ситуации. Будь бесстыдной в своих желаниях и никогда не связывайся с мужчинами, которые захотят видеть тебя стыдливой ханжой. Ты достойна лучших мужчин, потому что сама само совершенство». Он еще многое говорил мне тогда. А я слушала, впитывала, практиковалась. Я часто бывала у него дома в гостях, мило общаясь с его женой, детьми, т.к. одна из его дочерей была моей подругой и, именно через нее мы и познакомились. Я слушала их рассказы о том, какой прекрасный он муж, отец, дед, а сама думала о том, что этот муж, отец, дед еще и прекрасный любовник. И вспоминала, что он вытворял со мной совсем недавно, иногда, буквально за час-полтора до моего визита. И я тогда ни разу не покраснела, не смутилась, не испытала чувства вины. Да и после, время от времени случались нелепые совпадения, когда я сталкивалась с семьями своих любовников, и никогда и мысли не мелькнуло – я не могу смотреть им в глаза. Тогда почему сейчас, едва осознав, что случилось ночью, я испытала такую панику, я испугалась, как буду смотреть в глаза всем – мальчикам, Ольге, Матвею? Почему сейчас я вдруг решила, что должна стыдиться происшедшего? Что, произошло то? Что особенного? Я переспала с мальчишкой? Ну и что? Я не совращала его, не соблазняла. Это он пришел ко мне под покровом ночи, воспользовавшись моим сонным состоянием. И, судя по действиям, мальчик то, отнюдь не девственно-неопытный. И не тема совращения малолетки меня беспокоит, и, даже не то, что это один из сыновей моей сотрудницы. И, пожалуй, даже не то, что все произошло слишком быстро – мы же познакомились лишь в пятницу вечером. Меня беспокоило лишь то, что я не знала – какой из них. Кто именно это был? И еще то, что я оказалась, как бы, между двух огней. Я еще не порвала окончательно с Михаилом – мне еще только предстоит с ним трудный разговор, и я думаю о том, что ради разнообразия неплохо бы повстречаться с неженатым мужчиной, если Матвей предложит…

- Мы пришли, - прервал мои мысли голос Ильи, и мы выступили на крохотный пляж. Он казался декоративным в своей диковатости. И все же, он был достаточно обширным, чтобы в отражении реки, в кронах деревьев поймать, и какое-то время удерживать восходящее солнце. Выключив фонарик, Илья направился к стоявшему мольберту – он сказал правду – все принадлежности к рисованию – кисти, краски, мольберт – все было на месте. – У нас мало времени осталось. Давай, быстрее раздевайся.

- Что?

- Живей, Марин. Живей. Свитер, джинсы, обувь – сдергивай.

- Ты хочешь написать меня обнаженной?

- Афродита, выходящая из воды, в лучах восходящего солнца? Это уже нарисовали до меня, разве что – Афродита выходила из пены морской, а не из реки. Ну, чего ты медлишь? Солнце упустим.

Видя, что я все также молча смотрю на него, застыв в ошеломлении и нерешительности, Илья подошел ко мне, стянул через голову свитер, потом, присев на корточки, стал стаскивать с меня кроссовки с носками. И, вот, уже одна, а потом и вторая моя босая нога покоиться на прохладной траве берега, а Илья, как ни в чем не бывало, встал, стал расстегивать джинсы. Я перехватила его руки.

- Ну, давай сама, только быстро.

- Илья. – Он даже толком и не смотрел на меня – то бросал взгляд на наручные часы, то поглядывал на небо – туда, где за кронами деревьев должно было появиться солнце. Бросив очередной взгляд на кроны, оттолкнул мои руки, быстро расстегнул молнию, стянул джинсы с бедер, с ног. Я обрадовалась, что надела длинную рубашку, которая закрывала мои бедра. Но, покончив с джинсами, Илья снова поднялся, руки поднялись к пуговицам рубашки.

- Илья! – он поднял таки взгляд на меня. Спокойно посмотрел мне в лицо, в глаза, и расстегнул одну пуговицу, потом следующую. Все также, глядя в глаза, расстегнул третью. Но потом, уловив что-то краем глаза, перевел взгляд на шею. Его рука метнулась к ключице, сдвигая рубашку, открывая шею сильней. Пальцы коснулись кожи.

- Итак, вчера вечером у тебя был здесь комариный укус. А сегодня утром их уже два. К вечеру, глядишь, на тебе живого места не останется.

Укус? Какой укус? Что он имеет ввиду? Вчера там был… Два засоса? Два?!?

 

продолжение следует...

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Я испуганно схватилась за шею. Почему, умываясь, я не взглянула на себя в зеркало? Есть ли там и в самом деле второй засос, или же Илья пытается на что-то намекнуть таким образом? Я снова взглянула на него, но он лишь сосредоточенно и внимательно разглядывал мою шею. Потом направился к мольберту, порылся в рядом стоящей сумке и вернулся ко мне с какой-то коробкой.

- Что это?

- Это актерский грим. Сейчас я уберу эти пятна. Они здесь совершенно излишни.

- Откуда у тебя актерский грим?

- Где-то с пол года назад я помогал при создании декораций для театра и получил в качестве вознаграждения. Очень полезная штука. Иногда помогает сделать человека таким, каким он больше подходит для созданного мною образа. – Говоря это, Илья быстрыми и уверенными движениями маскировал мои «мушки». – Ну, вот, и следа не осталось. – Он снова взглянул на небо и на часы, и, отложив коробочку, потянулся к рубашке, вернее – к ее пуговицам. Вся ситуация была странной, нелепой. Я не понимала происходящего и не знала, как реагировать. О чем все это говорит – что ночью у меня был не он? Или он – умеющий не только наносить грим, но и играть, как заправский актер? Но и спросить напрямую его я не могла – если ночью у меня был Кит, а Илья об этом не знает, считая, что второй след тоже от Матвея, то пусть и остается в этом заблуждении.

- Марин, успокойся. Я не собираюсь тебя раздевать до гола – всего лишь расстегну все пуговицы. Ок? – Он принялся одну за другой освобождать петельки пуговиц. – И постарайся расслабиться – ты слишком напряжена. Мне твое напряжение будет только мешать.

Легко сказать – я стою перед мальчишкой всего лишь в маленьких трусиках и расстегнутой рубашке, налетевший ветерок может распахнуть эту самую рубашку, обнажая мою маленькую, но аккуратную грудь. И осознание этого, а также утренний холод заставляет меня дрожать, превращает мои соски в твердые горошины. Зато мальчишка, который всему виной, спокойно устраивает меня так, как нужно ему для создания придуманного им образа. Фантастика! Невероятно! Ситуация, которая должна была соответствовать с точностью до наоборот. Это я должна быть спокойной и насмешливой, а он должен был бы волноваться, краснеть и трепетать. Абсурд.

Илья заставил меня войти по щиколотки в холодную воду реки, я должна была изображать, будто выхожу из нее, держа в руках, зацепив пальцами за жабры, двух огромных рыбин. Чтобы создать эту видимость он повесил на пальцы два обрывка веревки с привязанным к ним грузом. Разумеется, я попыталась возражать, я боялась, что замерзну уже оттого, что полуобнажена в этот ранний утренний час, а, ведь, еще не лето. Но стоять при этом по щиколотку в воде – это уже перебор. Я могла заболеть. Но мальчишка только отмахнулся от моих слов, сказав, что у него тут теплый плед и кофе в термосе, и он отогреет меня, когда я в самом деле замерзну. Это заявление было такой невероятной наглостью, что я задохнулась от возмущения, он же решил, что я согласна и вернулся к мольберту. Но, прежде чем взяться за кисти или угольный карандаш для набросков, он взял цифровой фотоаппарат и сделал несколько снимков. И только после этого он принялся за холст.

Время шло, солнце поднималось выше. Я не видела этого, стоя к нему спиной, только замечала, как светлеет вокруг. Зато Илья отмечал изменения положения солнца и теней на мне новой серией снимков. Я понимала, что они понадобятся ему потом, ведь все, что он сможет нанести на холст сейчас, будет лишь набросками, не более. У него просто не хватит времени на что-то большее – я долго не выдержу. Я уже продрогла так, что не чувствую ног, и если пока не бьюсь в крупном ознобе, то только из-за внутреннего жара, возникшего из-за возбуждения, идущего от двусмысленного положения. Я взрослая женщина. Я была замужем, кроме того – имела достаточное количество любовников, чтобы без ложной скромности считать себя опытной женщиной. И я стала объектом охоты шестнадцатилетних мальчишек. Или только одного из них? Кто-то из них уже овладел мною ночью. И что дальше? То, что происходит сейчас – следствие? Продолжение?

Я стою в дурацкой позе в реке, мои ноги леденеют, и я, если не подхвачу пневмонию, то уж цистит точно не пройдет мимо. Так почему же я участвую во всем этом? Почему вздрагиваю всякий раз, когда от дуновения ветра колышутся полы моей рубашки – чего я боюсь, что они распахнуться, обнажая мои груди, или же, что они не сделают этого, и он не увидит…

А он увидел. Но именно тогда, когда захотел сам. Просто подошел, спустил рубаху с плеч, на руки, и вернулся на место. Снова защелкал фотоаппарат, а потом мальчик снова встал к мольберту. Я не могла этого вынести. Просто не могла. Бросив на берег «рыб», подхватив и натянув рубашку, я бросилась в ближайшие кусты – все эти волнения и холод заставили мой мочевой пузырь взбунтоваться.

Наступать на замерзшие ноги было больно. Назад я возвращалась медленно, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить босыми ступнями на ветку или колючку. Кутаясь в рубаху, обхватив себя за плечи в попытках согреться, я мечтала о горячей ванне, или о целебных горячих источниках. Илья ждал меня, развернув в руках большой теплый плед. Он завернул меня в него, едва я подошла, усадил на раскладной стул, подал термос с кофе.

- Наливай сама и пей.

- А ты?

- Сейчас. – Он отошел к сумке, вернулся с бутылкой водки и пластиковым стаканом. Налив с полстакана водки, протянул мне. – Пей. Залпом. Кофе запьешь. Быстрей.

- Ты что? Я терпеть ненавижу водку.

- Причем здесь это? Пей как лекарство, или заболеешь.

- Водка натощак и в такую рань?! Ты хочешь, чтобы я умерла?

- От этого не умирают. Пей, запьешь кофе, а я принесу тебе бутерброд закусить.

- Ты и об этом позаботился?

- Пей. Не затягивай!

Я подчинилась. В который раз. Потом пила кофе, ела бутерброд. Голова кружилась, и я смотрела на коленопреклоненного мальчика, растирающего той же водкой мне ноги – одну, вторую. Растерев, поцеловал, надел носки - сначала мои, потом откуда-то взятые шерстяные, вязанные. Бутерброд и кофе не помогли – я опьянела.

- Илья, - я протянула руку, коснулась волос мальчишки, который все еще стоял на коленях рядом.

- Да?

- Это был ты? Там…

- Там? Где там?

- Там! Ты знаешь! Не увиливай! – мои пальцы держали его волосы в крепком захвате.

- Где «там», Мариш? Где? Впрочем, если тебе не важен правдивый ответ, я могу сказать, что был везде, где ты хотела бы меня видеть.

- Ты играешь со мной, мальчишка? Играешь? Я для тебя игрушка?

- Ты для меня невероятно привлекательная женщина.

- Привлекательная? Да? Насколько? Чтобы меня трахнуть? Ты этого хочешь?

- Мариш, ты пьяна. Тебя развезло. Я думал, что взрослые не пьянеют от такой малости.

- Пьянеют, если не привыкли к таким напиткам с утра и натощак.

- Я дам тебе еще бутерброд. Отпусти меня.

- Не отпущу. - Я притянула его ближе. - К черту бутерброд. Не хочу бутерброд.

- Что же ты хочешь?

- Хочу? Я хочу… - Боже, я смотрела в глаза этого мальчика – такие теплые, нежные и… спокойные, и испытывала целый ворох чувств и эмоций. И желаний. – Поцелуй меня, Илья. – И его глаза еще ближе, а потом еще ближе, почти вплотную, а губы, вместо того, чтобы прильнуть к моим губам, коснулись уха и тихо спросили:

- А ты уверена, что я Илья?

 

 

продолжение следует...

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Какие коварные! С ума сойти можно! :071:

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Какие коварные! С ума сойти можно! :071:

Зато сколько переживаний и эмоций у героини.

Всплеск.

С кем бы она еще так ..."взволновалась" :)))

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

- Что?

- А вдруг я не Илья? Или тебе все равно? Все равно с кем?

- Что ты говоришь?

- Да, тебе наверняка все равно, ведь ты даже не различаешь нас. Кем назовемся, какую маску оденем – за того и принимаешь. И какая разница, кто обнимет тебя, кто поцелует.

- Постой. Не… помолчи! Ты что – не Илья? Никита?

- И что? Если я Никита, ты уже не захочешь меня поцеловать? Но почему? Разве для тебя имеет значение, как зовут человека, к которому ты воспылала…

- За-мол-чи! – прервала я его, поднося руки к вискам – голова не только кружилась, но и начинала болеть. – Замолчи.

- Что с тобой? – он с беспокойством обхватил своими пальцами мое лицо, заглянул в лицо.- Ты плохо себя чувствуешь?

Я смотрела в его глаза, на складку на лбу, свидетельствующую об его озабоченности моим состоянием, о его волнении, я увидела маленький шрамик от оспинки, у левой брови. Именно такой шрамик был у Никиты. Но был ли он и у Ильи? Если это Никита, то все сегодняшнее утро, не более, чем игра – его игра в художника и модель. И он не известно, что рисовал, если вообще рисовал. А вчера в саду? Был ли вчера в саду Илья? Или тоже Никита? И он ли целовал меня в саду? И он ли приходил ко мне ночью?

- Это все время был ты? – тихо спросила я.

- Все время? Какое время? – так же тихо ответил он вопросом на вопрос, его длинные пальцы ласкали мое лицо, глаза вглядывались в каждую черточку. И тут я кое-что ощутила, почувствовала. Что-то, что ясно дало мне понять, кто передо мной.

- Поцелуй меня.

- Что?

- Я знаю кто ты. Поцелуй меня.

- Мариш…

- Я же не прошу тебя ни о чем таком крамольном. Всего лишь о поцелуе. Такая малость…

* * * *

Поцелуи были жаркими. И нежными. И влекущими. А еще были ласки. И жар тела. Нет – тел. Потому что, в какой то момент она поняла, что ее ласкает две пары рук, что два тела прижимаются к ней. Мальчишки. В какой-то момент стало понятно, что ласки становятся все более игривыми, нежели страстными. А еще через какой-то – осталось только смех, беззаботность, веселье. Они катались по траве и пледу – три обнаженных тела. А потом – кто-то из них предложил порисовать, раскрасить друг друга. И веселье началось. Они рисовали руками, пальцами. Смеясь, придумывали себе образы и воплощали их, лаская друг дружку влажными, маслянистыми пальцами.

- Это была моя добыча! – вдруг раздался зловещий голос. Мы оглянулись на него – на ходу раздеваясь, к нам приближался Матвей. – Я буду Шерханом! - заявил он, а я жадно ловила взглядом каждую частичку его великолепного тела, обнажающегося мне в угоду. Раздевшись, он подошел ко мне, обнял и поцеловал. Я ответила, принимая его в нашу компанию. И вновь руки заскользили, размазывая цветные узоры по красивым телам. И снова игры, смех, веселье трансформировались в страсть, в желание, в поцелуи и ласки. И снова были прерваны внезапными словами:

- Ну, и что тут у нас происходит?!

Мы оглянулись, и опешили. Во всяком случае, я то уж точно. Во всяком случае, челюсть у меня отвисла, т.к. я не могла поверить своим глазам! Я просто отказывалась им верить! Волосы, завязанные в строгий пучок; очки, по-учительски, сдвинутые на нос, чтобы смотреть на нас поверх них - странно гармонировали с ярко-алым цветом чувственных губ. Черные туфли на высоченных шпильках, чулки сеточкой, маленькие кожаные трусы-шортики, и такай же кожаный мини жилет, прикрывающий лишь грудь, да и ту – частично. Бюст был таким роскошным, что хлипкая застежка, впереди скрепляющая жилет, едва не ломалась под тяжестью великолепных, выпирающих холмов. В довершение к этому портрету следует добавить длинные ярко-алые ногти на руках, сжимающих учительскую указку, и, похлопывающую ею по руке, будто хлыстом. И это была Ольга, Ольга Николаевна.

Все также, похлопывая указкой по ладони, она обошла нашу развеселую компанию вокруг, оглядывая, оценивая, выбирая – кого бы ударить и куда. Потом остановилась передо мной. Ее указка коснулась моего тела, прошлась по нему лаская, тронула соски, заставляя меня дрожать в страхе перед неминуемой болью. Потом скользнула по животу и ниже – туда, где сходились мои ноги. А голос вкрадчиво произнес:

- Кажется, теперь мой черед, не так ли?

И, будто, подтверждая ее слова, вокруг загромыхало.

Именно от грохота я и проснулась, вскочив, и, слепо, невидяще стала оглядываться вокруг.

- Погода портиться, пора собираться. Скоро начнется гроза. Слышишь, где-то у же гремит? Доберется и до нас. И скоро. Ты выспалась?

Только сейчас я поняла, что это был сон, нелепый сон. Мой мальчик быстро собирал все вещи и тормошил меня – вставай, мол, а то намокнем – а нужно все унести за один заход.

Разве я могла ему отказать?

Дождь пошел, когда мы вбегали на крыльцо дома…

 

 

продолжение следует...

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

что-то все молчат...

 

хоть бы кто сказал - заканчивай...

а то я пишу, да пишу...

 

 

Вся оставшаяся компания была там – играли в карты. Бросив поклажу едва ли не на пороге, мы присели рядом. Я все еще куталась в плед, хотя и джинсы и свитер уже присутствовали на мне. Но внутренний озноб сохранялся. Будто угадывая мое состояние, Матвей поднялся, чтобы поставить чайник.

- Кушать хотите? – поинтересовалась Ольга.

- Хотим, - одновременно ответили мы, и она тоже поднялась. Я вздохнула облегченно, т.к. не могла поднять на нее глаза – меня смущали сцены из сна. Как я могла такой ее себе вообразить? Неужели я помешалась на сексе? И всего за день?

- Вам яичницу с сосисками или омлет? – донеслось из кухни.

- Омлет! – стройно ответили мы, рассмеялись, а мой мальчик добавил – Но с сосисками!

- Чай или кофе? – это голос Матвея.

- Чай! – и снова мы солидарны.

А на улице громыхало и лило, как из ведра. Погода испортилась. Я решила освежиться в ванной, может, даже, по-быстрому, принять душ. Проходя мимо кухни, заметила Ольгу, прижатую к столу крепким телом Матвея. Он целовал ее. И я поняла – они любовники. И давно. Я быстро шмыгнула в ванную, не желая мешать им, прерывать их, давать понять, что знаю…

Голова все еще была какой-то чугунной, будто немного контуженной. Громыхающий снаружи гром только способствовал этому ощущению. Я быстро разделась, шагнула под горячи струи душа, мысленно благодаря Ольгу за нагретую воду, подставила лицо, шею, грудь ласкам бьющей воды.

А он уже был здесь. Вошел следом за мной, так тихо, что я даже не услышала – ни открывающейся двери, ни шороха сбрасываемой одежды. Только руки, внезапно обнявшие меня со спины, только пальцы, прошедшиеся по моему животу, обхватившие груди, вжавшие соски. Только губы, прильнувшие в шее, к счастью – не в том месте, где уже имелись следы других губ. Горячее тело прижималось ко мне сзади, но, прежде, чем вода омыла и его, я успела уловить его запах – запах МОЕГО мальчика.

- Ты ведь не уснешь, сейчас? - прошептал он, лаская меня.

- Нет. Нет!

- И не прогонишь?

- О, нет!

- И ты знаешь, кто я?

- Да! Да!

- И хочешь меня?

- Да! Быстрей! Быстрей!

- Так?

- Ммм…

- Нет, отвечай! Говори! Так?

- Да! Ещё! Глубже!

- Еще глубже?

- Да! Сильней!

- Так?

- О, Боже!

- Еще?

- Пожалуйста!

- Еще! Попроси еще!

- Прошу тебя! Не останавливайся!

А он и не останавливался. И где-то там, очень глубоко в сознании, мелькнула и погасла мысль, вернее, скорее обрывки мыслей: «Такой юный…Откуда он знает, как? Кто научил его? Кто посмел, до меня?!»

Потом он помог мне вытереться. Ноги мои дрожали, я стояла, прислонившись к стене, а он одевал меня, как маленькую девочку, целуя каждый участок тела, прячущийся за предметами одежды. А потом я смотрела, как быстро одевается он, не сомневаясь, что еще увижу это мальчишеское тело обнаженным.

А потом мы ели, пили чай, наблюдая в окно за колышущимися от ветра мокрыми ветками, за струями дождя, за всполохами молний. Но нам было как-то тепло и уютно за маленьким столиком в карточных играх. Лучшими игроками оказались Ольга и Матвей. Они постоянно оставляли кого-то из нас в дураках. Впрочем, я себя дурой чувствовала и без этого, пытаясь избавиться от образа Ольги в эротическом прикиде.

Когда дождь немного затих, мы отправились по домам. Я опять сидела между мальчишками в машине, но в этот раз нам не пелось – дождь уже был слабым, но все равно навевал сонливое настроение. Мальчишки держали меня за руки, а я смотрела на их пальцы и убеждалась – по рукам их не спутаешь, руки музыканта отличаются от рук художника.

Матвей завез домой сначала Марковых. Мы тепло прощались у входа, мальчишки выгружали багажник, взваливая на себя сумки, а также – предметы своего увлечения – гитару, папку с рисунками, мольберт. Прощаясь, они поцеловали меня в щеки – один в одну, другой – в другую. Ольга тоже поцеловала меня в щеку, прошептав: «Завтра увидимся на работе».

В машине, на заднем сидении, остался «случайно выроненный» лист с карандашным рисунком. На нем была я – обнаженная, прикованная к жертвенной скале. Я была жертвой, предназначенной на съедение дракону. И он был уже близко, рядом – дракон, змей из русских сказок. И все же – не он. Потому как, если нижняя часть действительно была телом дракона, то в области пояса тело раздваивалось, превращаясь в два юношеских торса с венчающими их головами. Дракон с лицами Кита и Ильи. Их руки, прекрасные руки – были хищными, опасно растопыренными, готовыми схватить, разодрать жертву. А лица – невинно-соблазнительными, будто, и не готовили ничего этакого. А на заднем плане вырисовывался силуэт рыцаря, спешащего на помощь. Рыцарь явно не успевал, так как сидел верхом на кляче, да и воевать с драконом ему было нечем – из всего вооружения у него был лишь шлем. Обнаженное тело рыцаря казалось жалким и комичным, хотя выражения лица и было грозным. Рыцарем был Матвей.

Я не знала, как реагировать на этот рисунок – смеяться или негодовать. Или, может, смущаться? Матвей, попросивший взглянуть, расхохотался, заявив, что Илью явно пора выпороть. За неуважение к старшим в своих безудержных фантазиях. Где-то я с ним в этом согласилась. Но вслух возразила, что он бы был гораздо более неуважительным, если бы все же дал рыцарю в руку копье, причем – известно какое. Матвей снова рассмеялся, и сказал, что Илья, наверняка, именно так и собирался поступить, но все же поостерегся, т.к. этот проступок уж точно Матвей не спустил бы ему с рук.

Мы быстро добрались до моего дома. Матвей подхватил мою сумку и поспешил за мной в подъезд. Мне было неловко отказываться от его помощи, поэтому, я позволила ему помочь, и пригласила зайти к себе, на чашку кофе.

 

 

продолжение следует...

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

что-то все молчат...

 

хоть бы кто сказал - заканчивай...

а то я пишу, да пишу...

Так мы ждём, затаив дыхание. Ты пиши, пиши. :36_1_35:

 

и, кстати, почему нет кнопки "редактировать"?

потому что есть кнопка "изменить". (Вроде должна быть)

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Так мы ждём, затаив дыхание. Ты пиши, пиши. :36_1_35:

 

 

 

потому что есть кнопка "изменить". (Вроде должна быть)

неа. нету.
Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Присоединяйтесь к обсуждению

Вы можете опубликовать сообщение сейчас, а зарегистрироваться позже. Если у вас есть аккаунт, войдите в него для написания от своего имени.

Гость
Ответить в тему...

×   Вставлено в виде отформатированного текста.   Вставить в виде обычного текста

  Разрешено не более 75 эмодзи.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отобразить как ссылку

×   Ваш предыдущий контент был восстановлен.   Очистить редактор

×   Вы не можете вставить изображения напрямую. Загрузите или вставьте изображения по ссылке.

Загрузка...

×
×
  • Создать...