Борис Либкинд

Алла Дымовская Д.Б.: У нас в гостях Алла Дымовская. Остров Мадейра. Семеро русских туристов наслаждаются отдыхом в шикарном отеле. Но в этом земном раю зреют семена ада. Уже скоро они расцветут пышными цветами зла, упав на благодатную почву людских страстей, взращенные рукой дьявольского садовника. И вот богатый урожай не заставил себя ждать: подлости, предательства, убийства... Чья воля направляет события к страшному финалу? Человек или сам Сатана двигает людьми, словно пешками в кровавой игре? Есть ли цель у этой игры, и какая роль отведена роковой красавице, яблоком раздора упавшей в компанию друзей? "Мирянин" - новый мистический роман-адреналин от мастера психологического триллера Аллы Дымовской. Скажите, Алла, вы же женщина, как вы пишете такой кошмар? А.Д.: Я чуть дар речи не потеряла. Я ошарашена! Я вижу в руках вашу книгу, вы прочитали аннотацию к книге, я от вас это слышу первый раз. Эту обложку утверждали без меня. Д.Б.: Как давно занимаетесь написанием триллеров? А.Д.: Я триллеры, в общем, не пишу, у меня жанр социальная фантастика - это третья книга, которую издает издательство АСТ. Д.Б.: Сколько лет вы занимаетесь этим ремеслом? А.Д.: Я начала писать, когда мне было 12 лет, когда я осмелилась со своей писаниной выйти в люди, мне был 31. Д.Б.: Я с некоторой долей ужаса должен прочитать название частей. 1) Бухие крысы. 2)Из ада Бог виден лучше. 3) Чудовищное дело в долине Армагеддона, 4) Обратный горизонт. А про что роман "Мирянин" и почему у него такое дикое название? А.Д.: Этот роман о патологии свободы воли. Меня спрашивают, почему книга фантастическая, когда фантастики нет. Магия - это как раз свободная воля, другое дело, в каких рамках это допустимо. Герой произведения - интеллигент. В лихие времена 90-х он решил игнорировать с моральной точки зрения, отвергая правила и становясь выше общества, в один момент ты станешь выше морали и захочешь освободиться вообще от всего. Люцифер тоже пожелал бесконечной свободы и решил жить своей жизнью. Герой в итоге пришел к тому же. Д.Б.: А почему действие происходит в таком экзотическом месте? А.Д.: Мне понравился сам остров, я отдыхала на Мадере, произвела неизгладимое впечатление сама природа, черные скалы, разделенное небо, само место мистическое. Д.Б.: У меня в романе действия тоже происходят на уединенном острове, называется остров Джопп, это будет скорее роман смешной, чем страшный. Как вы решились писать мистический триллер в России? Ни у кого еще не получилось. А.Д.: Как-то само собой это возникло. Я просто пишу, что хочется, и не думаю о последствиях. Д.Б.: Иосиф мне пишет: а Гоголь? Ну, он писал мистические триллеры, безусловно, и очень удачно, но в основном на фольклорной основе. По-моему, единственный удачный триллер в России - Пиковая дама, а все гоголевские мистические триллеры сделаны на другом украинском материале. Книга уже есть в продаже? А.Д.: Я так понимаю, что с понедельника да. Д.Б.: В каком жанре были ваши предыдущие сочинения? А.Д.: Первый роман классифицировали как мистический реализм, второй не знали вообще, как обозвать "Рулетка еврейского квартала", тогда возник термин - социальная фантастика. Д.Б.: Это означает, что вы входите в братство фантастов, ездите на конгрессы, участвуете в Росконе? А.Д.: Я от всего этого далека,- мне тяжело с группами, я в какой коллектив ни попадаю, я аутсайдер, на которого смотрят косо. У меня мало друзей, но они надежные... Послесловие. Разговор с писательницей записан на одном из российских телеканалов. А заинтересовался я ею в связи с её активным участием в телепередаче Виктора Ерофеева "Апокриф". Тема носила название "Скандалы". Ерофеев обладает исключительным чутьём на талантливых людей и никогда не приглашает на свои передачи ординарных, то есть неинтересных собеседников. В интернете почти нет никаких сколь-нибудь пространных материалов о самой Алле Дымовской, зато Google буквально забит ссылками на написанные ею книги. Уверен, что ключ к разгадке этой личности - как раз в книгах. Что ж, - почитаем?..

Елена Боннэр Об Израиле и мире Речь на Форуме свободы в Осло Дамы и господа! Дорогие друзья! В приглашении на эту конференцию ее президент господин Тор Халворссен попросил меня рассказать о моей жизни, страданиях, которые я перенесла, и как получилось, что я это все вынесла. Но мне это кажется сегодня не очень нужным. Поэтому совсем кратко. В 14 лет осталась без родителей. Отца расстреляли, маму на 18 лет отправили в тюрьму и ссылку. Нас опекала бабушка. Поэт Владимир Корнилов, человек такой же судьбы, написал: "И казалось, что в наши годы вовсе не было матерей. Были бабушки". Таких детей были сотни тысяч. Илья Эренбург назвал их "странные сироты тридцать седьмого". Потом была война. Мое поколение она вырубила почти под корень, но мне повезло. Я вернулась с войны. Пришла в пустой дом - бабушка умерла в блокадном Ленинграде. Потом коммуналка. Шесть полуголодных лет медицинского института, любовь, двое детей, бедность советского врача. Но не одна я была такая. Все так жили. Диссидентство. Ссылка. Но - мы были вдвоем! И это было счастье. Сегодня, подводя итоги (в 86 лет итоги надо подводить каждый прожитый день), я могу о своей жизни сказать тремя словами. Жизнь была типична, трагична и прекрасна. Кому надо подробности - читайте две мои книги - они переведены на многие языки. Читайте "Воспоминания" Сахарова. Жаль, что не переведены его "Дневники", изданные в России в 2006 году. Видимо, у Запада интереса к Сахарову нет. Не очень интересна Западу и сама Россия, в которой уже нет выборов, нет независимого суда, нет свободы печати. Страна, в которой регулярно - почти ежедневно - убивают журналистов, правозащитников, мигрантов. И такая коррупция, какой, кажется, никогда и нигде не было. А что в основном обсуждают западные масс-медиа? Газ и нефть, которых у России много. Это ее единственный политический козырь, его она использует как инструмент давления и шантажа. И еще одна тема не сходит со страниц газет: кто правит Россией? Путин или Медведев? Да какая разница, если Россия полностью потеряла тот импульс демократического развития, который, как нам тогда померещилось, был у нее в начале 90-х годов. Такой она и останется на десятилетия, если не случится каких-либо значительных катаклизмов. За годы, прошедшие с момента падения Берлинской стены, весь мир неимоверно - исторически чрезвычайно быстро - изменился. А вот стал ли он лучше, благополучней для шести миллиардов восьмисот миллионов человек, населяющих нашу маленькую планету? На этот вопрос, несмотря на все новые достижения науки и техники, на тот процесс, который в привычной терминологии мы называем прогрессом, никто однозначно ответить не может. Мне кажется, что мир стал более тревожным, более непредсказуемым, более хрупким. Эта непредсказуемость, тревога и хрупкость в разной степени ощущается и всеми странами, и каждым человеком в отдельности. И жизнь общественная и политическая становится все более и более виртуальной, как картинка на дисплее компьютера. При этом внешний фон жизни, формируемый телевизором, газетой или радио, прежний: конференциям, саммитам, форумам, различным конкурсам - от красоты до поедания бутербродов - нет числа. На словах сближение, а в реальности разобщение. И это не потому, что вдруг грянула экономическая депрессия и к ней вдобавок свиной грипп. Это началось 11 сентября. Вначале гнев и ужас вызывали террористы, обрушившие башни-близнецы, их подельники в Лондоне, Мадриде и других городах, шахиды, взрывающие себя на заведомо мирных объектах вроде дискотеки или свадьбы, семьям которых за это Саддам Хусейн платил по 25 тысяч долларов. А позже во всем виноватым стал Буш и, как всегда, евреи, то есть Израиль. Пример - Дурбан-1 и рост антисемитизма в Европе, отмеченный несколько лет назад в выступлении Романо Проди. Дурбан-2 - и главный спикер Ахмадинежад предлагает уничтожить Израиль. Вот об Израиле и евреях я и буду говорить. И не только потому, что я еврейка, но в первую очередь потому, что ближневосточный конфликт в течение всего времени, прошедшего с окончания Второй мировой войны, является плацдармом политических игр и спекуляций больших держав, арабских стран и отдельных политиков, стремящихся на так называемом "мирном" процессе подтвердить свое политическое имя, а может, и получить Нобелевскую премию мира. Когда-то она была высшей нравственной наградой нашей цивилизации. Но после декабря 1994 года, когда одним из трех ее новых лауреатов стал Ясир Арафат, ее этическая ценность сильно поколебалась. Я не всегда радостно воспринимала очередной выбор Нобелевского комитета норвежского стортинга, но этот меня поразил. И до сих пор я не могу понять и принять то, что Андрей Сахаров и Ясир Арафат, теперь оба посмертно, являются членами одного клуба нобелевских лауреатов. Во многих публикациях (в "Размышлениях", в книге "О стране и мире", в статьях и интервью) Сахаров писал и говорил об Израиле. У меня есть небольшая статья об этом, верней, даже не статья, а свод цитат. Если ее опубликуют в Норвегии, то многие норвежцы будут удивлены тем, как резко их сегодняшний взгляд на Израиль расходится с взглядом Сахарова. Вот несколько из них: "Израиль имеет безусловное право на существование", "имеет право на существование в безопасных границах", "все войны, которые вел Израиль, - справедливые, навязанные ему безответственностью арабских лидеров", "на те деньги, которые вкладываются в проблему палестинцев, давно можно было их расселить и благоустроить в арабских странах". Все годы существования этой страны идет война. Несколько победных войн, несколько войн, в которых Израилю не давали победить. И каждый - буквально каждый - день ожидание теракта или новой войны. Уже были и "Ословские мирные инициативы", и "Рукопожатие в Кэмп-Дэвиде", и "Дорожная карта", и "Мир в обмен на землю" (земли всего ничего: с одного края в ясную погоду невооруженным глазом виден другой). Теперь в моде новый (старый, между прочим) мотив: "Две страны для двух народов". Вроде хорошо звучит. И нет противоречий внутри миротворческого квартета, в который входят США, ООН, Европейский союз и Россия ("великий миротворец" с ее чеченской войной и абхазско-осетинской провокацией). Но при этом и Квартет, и арабские страны, и палестинские лидеры (и ХАМАС, и ФАТХ) предъявляют Израилю несколько требований. Я буду говорить только об одном из них - требовании принять палестинских беженцев. И здесь необходимо немного истории и демографии. По официальному статуту ООН беженцами считаются только те, кто бежал от насилия и войн, но не их потомки, родившиеся на другой земле. Когда-то и палестинских беженцев, и еврейских беженцев из арабских стран было приблизительно равное число - около 700-800 тысяч. Евреев (около 600 тысяч) принял новорожденный тогда Израиль. ООН официально признала их беженцами, но никогда им не помогала. Палестинцы же считаются беженцами не только в первом, но и во втором, третьем и теперь уже четвертом поколениях. По данным Ближневосточного агентства ООН для помощи палестинским беженцам и организации работ (БАПОР), число зарегистрированных палестинских беженцев выросло с 914 000 в 1950 году до 4 600 000 и продолжает расти. Все эти люди в настоящее время имеют права беженцев, включая право на получение гуманитарной помощи. Население Израиля составляет около 7 с половиной миллионов человек, из них два с половиной миллиона - этнические арабы, называющие себя палестинцами. Представьте себе Израиль, когда туда вольются еще пять миллионов арабов и число арабов в нем будет существенно превышать число евреев. А рядом будет создано палестинское государство, полностью очищенное от евреев, потому что кроме требования возвращения в Израиль палестинских беженцев выдвигается также требование очистить от евреев и передать палестинцам Иудею и Самарию, а в Газе на сегодня уже нет ни одного еврея. Итог получается странным и пугающим. И не потому, что Израиль будет фактически уничтожен, - не то время и не те евреи. Он пугает тем, какая короткая память у высокого миротворческого Квартета, у руководителей государств, которые Квартет представляет, и у народов этих государств, если они подобное допустят. Ведь их план "Два государства для двух народов" - это создание одного государства, этнически чистого от евреев, и второго, где потенциально также будет возможность создать такое же. Юденфрай - Святая земля. Мечта Адольфа Гитлера наконец-то осуществится. Вот и думайте те, кто еще не потерял способность думать: где и в ком сегодня сидит фашист? И еще один вопрос давно как гвоздь сидит во мне. Он к моим коллегам-правозащитникам. Почему судьба израильского солдата Гилада Шалита в отличие от судьбы заключенных Гуантанамо вас не волнует? Вы добились возможности посещать Гуантанамо представителями Красного Креста и прессы, юристами. Вы знаете условия их содержания, быта, питания. Вы встречались с теми, кто подвергался пыткам. Итогом ваших усилий стало запрещение пыток и закон о закрытии этой тюрьмы. Президент Обама подписал его в первые дни своего пребывания в Белом Доме. И хотя он, как и президент Буш до него, не знает, что дальше делать с узниками, можно надеяться, что новая администрация что-нибудь придумает. А за два года, которые Шалит находится в руках террористов, мировое правозащитное сообщество ничего не сделало для его освобождения. Почему? Он - раненый солдат - полностью подходит под действие Женевской конвенции о защите прав военнослужащих. В ней четко сказано, что заложничество запрещено, что к пленным, тем более к раненым, должны допускаться представители Красного Креста, и много еще чего там сказано о его правах. То, что представители Квартета ведут переговоры с теми, кто держит Шалита неизвестно где и неизвестно в каких условиях, наглядно демонстрирует их пренебрежение к международным правовым документам, об их полнейшем правовом нигилизме. А правозащитники тоже не помнят о таких документах? И еще я думаю (кому-то это покажется наивным), что первым крохотным, но реальным шагом к миру должно стать освобождение Шалита. Именно освобождение, а не обмен на тысячу или тысячу пятьсот заключенных, находящихся в израильских тюрьмах по приговорам судов за реальные преступления. И возвращаясь к моему вопросу - почему молчат правозащитники - я не нахожу другого ответа кроме: Шалит - израильский солдат, Шалит - еврей. Значит, опять сознательный или неосознанный антисемитизм. Опять фашизм. Прошло 34 года с того времени, когда я в этом городе представляла на церемонии вручения Hобелевской премии мира моего мужа Андрея Сахарова. Тогда я была влюблена в эту страну. Прием, оказанный мне здесь, запомнился мне навсегда. Сегодня я испытываю тревогу и надежду (так Сахаров назвал свое эссе, написанное для Нобелевского комитета в 1977 году). Тревогу - из-за нарастающего во всей Европе, а возможно, и шире, антисемитизма и антиизраилизма. И все же надежду, что страны и их руководители и люди повсюду вспомнят и примут этический завет Сахарова: "В конечном итоге нравственный выбор оказывается самым прагматичным". Елена Боннэр Осло, 19.05.2009 10:45

Ривка Рубина Ривка (Ревекка) Рувимовна Рубина (15 мая 1906, Минск, Минская губерния — 1987, Москва) — еврейская советская писательница, переводчик, критик. Писала на идише и переводила на русский язык. Окончила Минский государственный педагогический институт (1930). Награждена медалями. Член Союза писателей СССР (1934). Семья: муж художник Меер Аксельрод. Дочь — поэтесса Елена Аксельрод, внук — художник Михаил Яхилевич. Автор многих художественных произведений, критических публикаций о еврейской литературе, литературных переводов. Автор творческих портретов еврейских писателей Шимона Галкина, Зелика Аксельрода (родного брата мужа Р. Рубиной), Льва Квитко, Залмана Вендрова, Эзры Фининберга, Ицхака Кипниса, Д. Бергельсона и других. Участвовала в подготовке собрания сочинений Менделе Мойхер-Сфорима в четырех томах, 1935—1940). В 1943 г. Рубина опубликовала сборник очерков «Идише фройен» («Еврейские женщины»). В 1961 г. Рубина вошла в состав редколлегии журнала «Советиш Геймланд». Подготовила к изданию книги Залмана Вендрова и И.-Л. Переца. В качестве редактора и переводчика участвовала в издании шеститомного собрания сочинений Шолом-Алейхема на русском языке (М., «Художественная литература», 1971—1973). Ею же написаны вступительные статьи к изданиям книг еврейских писателей на русском языке. Источник: http://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/444440 И ещё (из другого источника): РУБИНА Ривка (Ревекка Рувимовна; 1906, Минск, – 1987, Москва), еврейская писательница, критик и литературовед. Жена художника М. Аксельрода. Писала на идиш и русском языках. Родилась в семье ремесленника. В 1930 г. окончила литературный факультет Минского педагогического института, затем училась в аспирантуре Белорусской академии наук. С 1931 г. начала публиковать литературно-критические статьи в журнале «Штерн» (Минск), позднее — в альманахах «Советиш» (1941), «Геймланд» (1947–48; была членом редколлегии альманаха), варшавской газете «Фолксштиме» (с 1947 г.). Была редактором сборника очерков «Биробиджан» (1936). С середины 1930-х гг. Рубина написала ряд работ, посвященных творчеству классиков литературы на идиш, в том числе монографию «Ицхок Лейбуш Перец (1851–1915)», вышедшую незадолго до войны (1941). Участвовала в подготовке собрания сочинений Менделе Мохер Сфарима (в 4-х томах, 1935–40), Шалом Алейхема (в 16-ти томах, 1935–41). Составитель «Избранных сочинений в двух томах» И. Л. Переца (1941). Наряду с Н. Ойслендером, А. Гурштейном, И. Добрушиным Рубина внесла заметный вклад в изучение творчества еврейских классиков. В 1943 г. Рубина опубликовала сборник очерков «Идише фройен» («Еврейские женщины») об испытаниях и стойкости в годы Катастрофы. Рассказы Рубиной военных лет были напечатаны также в сборнике произведений советских еврейских писателей «Ойф найе вегн» (1949, Н.-Й.). В 1961 г. Рубина вошла в состав редколлегии журнала «Советиш Геймланд» (главный редактор А. Вергелис), в котором публиковались ее очерки, рассказы и литературно-критические статьи. Рубина — автор творческих портретов еврейских писателей Ш. Галкина, З. Аксельрода, Л. Квитко, З. Вендрова, Э. Фининберга, И. Кипниса, Д. Бергельсона и других. Итогом многолетней работы Рубиной как литературного критика стала книга «Шрайбер ун верк» («Писатели и произведения», Варшава—Москва, 1968). Участвовала в издании (редактура и перевод) шеститомного собрания сочинений Шалом Алейхема на русском языке (М., «Художественная литература», 1971–73), а также переводов произведений И. Л. Переца на русский язык. Переводила на русский произведения советских еврейских писателей. В 1970–80-х гг. Рубина написала повести и рассказы, составившие сборники «Эс шпинт зих а фодем» («Вьется нить», 1975, русский перевод 1978) и «Аза мин тог» («Странный день», 1984, русский перевод 1986). Источник: http://www.eleven.co.il/article/13609 А вот материал, предоставленный моим постоянным помощником в публикации материалов этой темы Хаимом Шварцем из Нетании (Израиль): 1906 - Еврейская писательница, критик и литературовед Ривка (Ревекка Рувимовна) Рубина родилась в Минске. Писала на идиш и русском языках. В 1930 году окончила литературный факультет Минского пединститута, училась в аспирантуре Белорусской Академии наук. С 1931 г. начала публиковать литературно-критические статьи в журнале «Штерн» (Минск), позднее — в альманахах «Советиш» (1941), «Геймланд» (1947-48; была членом редколлегии этого альманаха), в варшавской газете «Фолксштиме» (с 1947 г.), редактировала сборник очерков «Биробиджан» (1936). С середины 1930-х гг. Рубина написала ряд работ, посвященных творчеству классиков литературы на идиш, в том числе монографию «Ицхок-Лейбуш Перец (1851–1915)», вышедшую незадолго до войны (1941). Участвовала в подготовке собрания сочинений Менделе Мойхер-Сфорима (в 4-х т., 1935-40), Шолом-Алейхема (в 16-ти томах, 1935-41). Составитель «Избранных сочинений в двух томах» И.-Л. Переца (1941). В 1943 г. Рубина опубликовала сборник очерков «Идишэ фройен» («Еврейские женщины») об испытаниях и стойкости в годы Холокоста. Рассказы Рубиной военных лет были напечатаны также в сборнике произведений советских еврейских писателей «Аф найе вэгн» (1949, Нью-Йорк). В 1961 году Рубина вошла в состав редколлегии журнала «Советиш геймланд» (главный редактор Арон Вергелис), в котором публиковались ее очерки, рассказы и литературно-критические статьи. Рубина — автор творческих портретов еврейских писателей Шмуэла Галкина, Зелика Аксельрода, Льва Квитко, Эзры Фининберга, Ицика Кипниса, Давида Бергельсона и других. Итогом многолетней работы Рубиной как литературного критика стала книга «Шрайбэр ун вэрк» («Писатели и произведения», Варшава-Москва, 1968). Участвовала в издании (редактура и перевод) шеститомного собрания сочинений Шолом-Алейхема на русском языке (Москва, «Художественная литература», 1971-73), а также переводов произведений И. -Л. Переца на русский язык. Переводила на русский произведения советских еврейских писателей. В 1970-80-х гг. Рубина написала повести и рассказы, составившие сборники «Эс шпинт зих а фодем» («Вьется нить», 1975, русский перевод - 1978) и «Аза мин тог» («Странный день», 1984, русский перевод - 1986). Умерла в Москве в 1987 году. А в Израиле с 1991 года живет ее дочь, известная поэтесса и переводчица Елена Аксельрод.

Полина Горенштейн Полина Горенштейн родилась 18 января 1899 года в городе Екатеринославе (нынешний Днепропетровск). В 14 лет она серьезно увлеклась хореографией, однако, еще раньше у нее появилась тяга к рисованию. Многие дети любят рисовать, только художниками становятся единицы. Однако Полина обнаружила недюжинные способности к изобразительному искусству. В частности к ваянию. Но совмещать эти два увлечения становилось все труднее – ведь серьезные занятия требовали полной самоотдачи. Пришлось выбирать между скульптурой и балетом. Сцена оказалась притягательнее. Потом занятия в хореографическом училище Воронкова и в 1919 году, на театральных подмостках Мариуполя, Харькова и Киева появилась обаятельная танцовщица Лина По. Однако, провинциальная жизнь не устраивала молодую балерину, и в 21-м году Лина перебирается в Москву, где она поступает в Высшие хореографические мастерские при Большом театре. Однако страсть к изобразительному искусству вновь дает о себе знать, и девушка поступает еще и в Высшие художественно-технические мастерские, - более известные, как ВХУТЕМАС, на отделение скульптуры. К сожалению, через полгода Лине вновь пришлось выбирать: художники за мольбертом и балерины за станком должны трудиться по 10-12 часов в день. Времени просто не хватало. И снова предпочтение отдано балету. -- В 1924 году она оканчивает хореографические мастерские, получив диплом со специальностью режиссера-постановщика танцев. Последующие десять лет были наполнены радостью жизни и творчества. Полина Михайловна танцевала, преподавала и работала балетмейстером в разных театрах. Тогда-то и пригодилось ее второе увлечение. Талант художника помогал Лине По глубже понять искусство балета, не говоря уже о постановке танцев. Вот что рассказывала сама Лина Михайловна: «Я брала карандаш и зарисовывала особенно увлекшие меня движения балерин, позы... Я впитывала в себя скульптурную гармонию движущихся полуобнаженных тел». Увы, всему когда-нибудь наступает конец. Десять лет, как это, в сущности, мало для целеустремленной творческой личности! Но жизнь человеческая, к сожалению, зависит от многих внешних факторов… В 1934 году в неврологическую клинику Московского научно-исследовательского клинического института имени М. Ф. Владимирского поступила популярная в то время балерина, талантливый балетмейстер, режиссер Лина По. В течение 10 лет она успешно выступала со своими хореографическими программами. Но вот тяжелое осложнение гриппа - энцефалит. Специалистов особенно встревожило, что заболевание с первых же дней приняло неблагоприятное течение. Появились такие опасные симптомы, как потеря музыкального слуха, музыкальной памяти, известная в невропатологии под названием амузия, поражение зрительных нервов. Профессор Д. А Шамбуров, под руководством которого проводилось лечение, обратился за помощью к выдающемуся офтальмологу академику В. П. Филатову. Заболевание у Лины По протекало длительно. И хотя ряд тяжелых симптомов, таких, как амузия и параличи ног и рук, были устранены, неотвратимо пришла беда: Лина По потеряла зрение. Казалось, что творческой деятельности этой одаренной женщины пришел конец. Д. А. Шамбуров знал, что она с детства увлекалась музыкой, танцами, рисованием, лепкой, писала стихи. Будучи балетмейстером, Лина По часто создавала в рисунках, с помощью пластилина мизансцены будущих спектаклей. И Дмитрий Афанасьевич подумал: а нельзя ли использовать разнообразные способности Лины По, ее трудолюбие, настойчивость - неотъемлемые черты характера балерины, для преодоления вынужденной бездеятельности? Чуткий, заботливый врач, он дает ей как бы невзначай хлебный мякиш с просьбой вылепить какую-нибудь фигурку. Когда Лина По обрела возможность шевелить пальцами, она стала мять кусочки хлеба, и на свет появлялись забавные фигурки слоников, птичек, мышей. Там же, в больнице, она сваяла первую скульптуру и назвала ее «Вероника» - задумчиво грустная головка с узнаваемыми чертами самой Лины Михайловны. - Вам будет удобнее. Положите фанерку на грудь и лепите. - Нет, не стоит. Зачем? Разве слепой может быть скульптором?! Не дилетантом, а профессионалом - наравне с художниками, которые видят форму глазами? В день выхода Лины По из больницы Шамбуров сказал: - Ни в коем случае не бросайте скульптуры. - Спасибо вам, доктор. За все... Обещаю... Дома, когда за окном стихал гул торгового Столешникова переулка, умолкали двери и голоса в коммунальной квартире, брала фанерку со столика рядом с кроватью, поудобнее устраивала ее на груди, начинала лепить. Некоторое время спустя в противоположном углу комнаты уже стоял круглый столик наподобие скульптурного станка. Иногда она вставала с кровати, на костылях добиралась до своего рабочегоуголка... Лепила самозабвенно - пока острая боль не пресекала творческий порыв. Хваталась за стул, задевала костыль, и он с грохотом падал. Испуганно просыпалась Мария Михайловна, вскакивала и бережно укладывала сестру. Прошло несколько месяцев. Исчезли последствия паралича. Но и в этот, самый тяжелый период своей жизни - период душевной и физической боли, страданий, сомнений - Лина Михайловна постоянно работала. На полке стояли «Плачущая девушка», «Юный скрипач», несколько балерин, эскиз портрета племянника Ромы. Приходили друзья, смотрели скульптуры, одобряли. Особенно - фигурки танцовщиц. Часто бывал Дмитрий Афанасьевич. Продолжал лечить больную и с радостью наблюдал, как рождается скульптор. В один из визитов Шамбуров увидел портрет молодой женщины с чертами Лины Михайловны. В склоненной головке выражено чувство неуверенности, грусти, сомнений. Но чем дольше смотришь на нее, тем явственнее замечаешь момент пробуждения к жизни. ---- В 1937 году, когда не прошло и года после выписки Лины По из клиники, была открыта персональная выставка ее произведений, о которых заговорила пресса. В феврале 1937 года Лина По начинает работать над «Танцевальной сюитой», а в мае произведение было закончено. Впервые Лина Михайловна взялась за многофигурную композицию, в которой соединились темы классической и народной хореографии. Прославлением жизни, красоты человеческого тела наполнена эта поэма в скульптуре. При постепенном круговом обзоре ее открываешь все новые пластические аспекты, вызванные сменой взаимодействия друг с другом всех восьми фигурок, так естественно объединенных в композицию, что ни под каким углом зрения не нарушается ее цельность. Долго можно рассматривать «Танцевальную сюиту» - ювелирность лепки, разнообразие проработки форм - и получать при этом все большее эстетическое удовольствие. От изменения освещенности, игры бликов на фигурках танцовщиц замечаешь не замеченные ранее тонкости. Без малейшего преувеличения можно утверждать, что по сложности и естественности воплощения танца, многогранности и красоте пластики - трудно найти в искусстве скульптуры на тему хореографии столь же оригинальное произведение. Известный советский скульптор, лауреат Государственной премии СССР С. Д. Тавасиев говорил: - «Танцевальная сюита» - вещь камерная, но сколько в ней монументальности! Это настоящая скульптура... И когда я смотрю на нее - зависть берет: как профессионально, мастерски сделана! В «Вакханке» - центральной фигурке из «Танцевальной сюиты» - уже намечена тема скульптуры «Прыжок». Кажется, вот-вот молодая женщина оторвется от земли и перейдет в свободный полет. Это ощущение вызвано движением рук, похожих на крылья, стремительным наклоном фигуры, связанной с плинтом единственной точкой опоры. Лина По рассказывала, как однажды она создала изящную скульптурную фигурку балерины, назвав ее «Прыжок». Лепила ее с азартом, в состоянии творческого подъема и вдохновения. Утром пришедшую навестить родственницу предупредила: «Осторожно, не заденьте мою новую работу. Как она вам нравится? Я над ней трудилась всю ночь». Каково же было удивление и родственницы и самой Лины По, когда выяснилось, что никакой новой скульптуры не существует, что Лина перепутала сновидение с действительностью, что «Прыжок» от начала и до конца создан только в сновидении. Но ее сновидения были настолько ярки и зрительно реальны, весь творческий процесс лепки был настолько ощутим, что она очень быстро воссоздала замечательную фигурку «Прыжок». Этот рассказ многое дает для понимания психофизиологических механизмов компенсации слепоты у Лины По. Прежде всего, важно отметить, что зрительные образы ее сновидений были очень яркими, носили не мимолетный характер, как обычно бывает, а продолжали зрительно существовать в сознании и после пробуждения. Такое редко встречающееся у людей свойство в медицинской психологии известно под названием эйдетизм. Это своеобразная разновидность зрительной образной памяти. Обладатель ее не вспоминает, не представляет себе в уме предмет или любой образ, а видит его, как на фотографии или на экране. Подобные эйдетические образы стояли перед мысленным взором Лины По. «Прыжок» - это гимн свободному и прекрасному человеку. Снова обратимся к высказываниям Лины По. Однажды она сказала литератору А. М. Арго: "...Образ А. П. Чехова пришел мне ночью во сне, пришел ярко, зримо, трехмерно... Я сразу почувствовала все размеры в пальцах" Эта реплика свидетельствует о редкой способности воспринимать образ сразу с помощью нескольких органов чувств. Лина По не только объемно увидела образ А. П. Чехова, но одновременно и почувствовала в пальцах размеры и пропорции скульптуры. Она тут же попросила свою сестру замесить глину и приступила к работе. Разумеется, не всегда и не все было так «просто» и «легко», как может показаться. Бывали очень трудные периоды, когда творческая деятельность угасала и сменялась бездействием, бесплодным унынием, когда исчезали эйдетические образы. И Лине казалось, что она уже никогда больше не сможет творить. Ей нужна была помощь и моральная поддержка. После Д. А. Шамбурова, сыгравшего первостепенную роль в выборе пути, опорой для нее стал замечательный художник Михаил Васильевич Нестеров. Нестеров был требователен к себе и другим. Но с первых же минут разговора Михаил Васильевич почувствовал быстрый и глубокий ум, твердость характера, артистизм ее натуры. Он долго рассматривал «Веронику», фигурку балерины, «Юного скрипача». Его удивила экспрессия, выраженная в профессионально несовершенных работах слепой. В конце беседы Михаил Васильевич сказал: - Вы будете скульптором. Весной 1938 года «Прыжок» был показан на выставке живописи, графики и скульптуры женщин-художников, посвященной Международному коммунистическому женскому дню. А через некоторое время, 24 мая, газета "Советское искусство" сообщала: "Последнее заседание закупочной комиссии при Государственной Третьяковской галерее состоялось на квартире скульптора Лины По. Комиссия ознакомилась с творчеством талантливого скульптора и решила приобрести три ее работы: «Прыжок», «Мальчик со змеем» и «Негритенок». Сотрудники Третьяковской галереи причислили «Прыжок» к лучшим произведениям пластики малых форм и чрезвычайно бережно к ней относились: когда в 1946 году Московский Союз советских художников устраивал выставку скульптуры Л. М. По за десять лет творчества, дирекция галереи отказалась дать для экспозиции в Центральном Доме работников искусств СССР эту работу. Для выставки Лина Михайловна по памяти повторила «Прыжок», который в некоторых деталях превосходит произведение 1938 года. Творчество незрячего скульптора продолжалось с 1936 по 1948 год, ею создано более ста скульптур. ---- Как же ей удалось такое? Как смогла она, пережившая большую беду, лишившись зрения, создавать и создать исключительно оптимистические, жизнеутверждающие произведения? Народный артист СССР С. М. Михоэлс в книге отзывов на выставке произведений Лины По записал: «Талант всегда зрячий». Лина По, будучи незрячей, действительно видела. Вот как создавался образ Пушкина. Ее зрительные впечатления об Александре Сергеевиче сложились в основном по хрестоматийно распространенным портретам кисти В.А.Тропинина и О.И.Кипренского, написанным в 1827 году, и московскому памятнику А.М.Опекушина. Они сливались у нее в общее представление о внешнем облике поэта... Только со временем, когда через творчество Пушкина поняла его всеобъемлющую мудрость, его жизненную драму, высветился в ее сознании образ. Теперь она видит поэта во сне. По ее словам, только в течение года видела Пушкина во сне восемь раз. Посмертная маска поэта и сновидения корректировали ход работы над скульптурой. И так продолжалось около двух лет. О работах Лины По очень тепло отзывался и Сергей Тимофеевич Коненков. Некоторые считают, что последнюю версию скульптуры «Паганини», Коненков сделал, увидев ее трактовку образа знаменитого скрипача. - Поражает буквально всё. А портреты исторических личностей – так те просто потрясают. Слепая лепит бюсты людей, которых она не видела глазами, и, что удивительнее всего, портреты ее жизненны, характерны, типичны и похожи. Мы находим в них то, чего требует строгий критик от портретного искусства, – говорил скульптор Сергей Дмитриевич Меркуров, отливший посмертную маску Ленина. В 1939 Лину По приняли в Московский союз советских художников. Этому предшествовала интересная история. Узнав, что автор скульптурных произведений – слепая женщина, в это просто не поверили, и отправили к ней весьма представительную комиссию: искусствоведа Грабарь-Мещерину, художника Бориса Яковлева и скульптора Антропова. Впоследствии сестра Лины По так рассказывала об этом визите: - Незадолго до прихода комиссии Лина Михайловна как раз закончила лепить фигуру Кармен, танцующую испанский танец. Именитым гостям работа эта очень понравилась. Но ведь им надо убедиться в том, что такое может сотворить слепой человек. Тактичный предлог для проверки нашел художник Яковлев. - Ваша испанка, – сказал он, – очень хороша. Но мне кажется, будь у нее в руке веер, стала бы еще лучше. «Испытуемая» взяла пластилин и быстрыми точными движениями вылепила миниатюрный раскрытый веер, который тут же вставила в правую руку своей Кармен и, улыбаясь, сказала: - Вы правы, пусть танцует с веером. Сомнения комиссии развеялись... Выдающийся офтальмолог нашей страны В. П. Филатов, сам не только талантливый ученый, но и художник, и скульптор, и поэт, также высоко оценил ее творчество. К концу жизни Лины По его непрерывными стараниями (он многократно приезжал к ней из Одессы) удалось добиться незначительного успеха в лечении слепоты. В одном глазу появилось маленькое «оконце для зрения». Однако, как это ни странно, оно мешало процессу лепки, и во время работы Лина По завязывала глаза. Творческие успехи окрыляли Лину По, и она была в буквальном смысле этого слова счастлива. Иногда даже говорила: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Поэт Яков Хелемский в посвященном Лине По стихотворении так и назвал ее: «Та, у которой призанять бы счастья теперь иные зрячие могли». Во время Великой Отечественной войны, Лина По была эвакуирована в Уфу. Проживая с сестрой буквально в микроскопической комнатке, чуть ли не два на два метра, в доме на улице Карла Маркса, Лина По ваяла скульптуры на военную, башкирскую и, конечно, любимую балетную тематику. Магинур Бикбова, артистка ансамбля песни и пляски Башкирской филармонии, стала для Лины По моделью в ее работе на башкирские темы. Сначала Лина Михайловна ощупывала лицо артистки и потом по памяти, начинала ваять. Магинур стала моделью для композиции "Башкирский танец с кумысом", а молодая башкирка Гадибэ превратилась в башкирскую мадонну - главную героиню скульптуры «Возвращенное детство» (второе название «Удочеренная»). За годы неустанного, кропотливого и тяжелого труда Лина По создала более сотни скульптур и скульптурных композиций. Такое под силу не всякому зрячему скульптору. Но кроме ваяния, Полина Михайловна занималась изготовлением кукол. «Петрушка», «Негр», «Клоун», «Татарка» являются яркими примерами творческой фантазии, гармонии и цветовой выразительности. Используя различные материалы, – ткань и кружево, бисер и стеклярус, кусочки фольги и елочную мишуру, - слепая художница сделала своих кукол действительно театральными. Одна из известнейших работ Лины По - восьмифигурная композиция «Танцевальная сюита», в которой переплелась классическая и народная хореография. Восемь фигурок танцовщиц, главная из которых "Вакханка", дают ощущение движения, свободного полета. Единичные работы Лины По имеются в коллекциях Третьяковской галереи и других музеев страны. Но главное собрание скульптур – в мемориальном зале Лины По, открытом в музее Всероссийского общества слепых. В том, что экспозиция вновь доступна для зрителей, большая заслуга ветеранов ВОС, которые с завидным упорством добивались ее открытия. Много времени занял поиск произведений Полины Михайловны. Часть скульптур была испорчена. Над их восстановлением трудились специалисты из реставрационных мастерских им. академика Грабаря. На торжестве, посвященном этому событию Анна Павловна Язвина, которую без преувеличения можно назвать подвижницей, сказала: - Мы приложили очень много усилий, чтобы получить эти скульптуры и воссоздать их. Ее творчество многогранно. Я уговаривала ее сестер отдать скульптуры нам, и дала торжественное слово, что они будут экспонироваться в отдельном зале нашего музея. Ее имя имеет мировое значение. Ее талант был очень высоко оценен многими. Вы сможете полюбоваться и оценить то, что было дано этой женщине. - Чем интересна Лина По? - сказал художник, оформлявший экспозицию, Алексей Егорович Кошелев. - Это надежда для всех, к кому пришла беда. Потому что нельзя опускаться. Потому что человек обречен изначально, как только родился. Сколько ему отпущено - надо прожить умно, красиво и сильно. Когда человек опускается, это деградация. Вот Лина преодолела болезнь . Рядом оказались интересные сильные люди, которые помогли: великолепный художник Нестеров, Филатов - глазник, который даже писал стихи ей. Вы представляете, когда человек сидит на кровати, и вдруг говорят: «Ничего не потеряно. Еще есть надежда себя выразить». Все двенадцать лет творчества Лина По жила в напряжении. Организм ее был ослаблен. К старым болезням прибавлялись новые. В ноябре 1948 года Лина Михайловна была вынуждена лечь на операцию. Ее оперировал известный в Москве специалист профессор Александров. Старался сделать все возможное... Но 26 ноября Лина По скончалась. Когда она умерла, академик В.П.Филатов написал «Реквием»: Угас твой друг! Разбит сосуд хрустальный! Жизнь унесла осенняя гроза. И ты стоишь, бессильный и печальный. И горькая в очах дрожит слеза... Погребена в Москве на Новодевичьем кладбище. Источник: http://community.livejournal.com/chtoby_pomnili/294983.html

Беверли Силс Силс — одна из крупнейших певиц XX века, «первая леди американской оперы». Обозреватель журнала «Нью Йоркер» с необычайным воодушевлением писал: «Если бы я рекомендовал туристам достопримечательности Нью Йорка, я бы поставил Беверли Силс в партии Манон на самом первом месте, значительно выше статуи Свободы и Эмпайр стейт билдинг». Голос Силс отличала необыкновенная легкость, а вместе с тем покоряющее слушателей обаяние, сценический талант и очаровательная внешность. Описывая ее внешность, критик нашел такие слова: «У нее карие глаза, славянский овал лица, вздернутый нос, полные губы, прекрасный цвет кожи и очаровательная улыбка. Но главное в ее внешности — тонкая талия, что является большим преимуществом для оперной актрисы. Все это, вместе с огненно рыжими волосами, делает Силс очаровательной. Короче говоря, по оперным стандартам она красавица». В «славянском овале» нет ничего удивительного: мать будущей певицы — русская. Беверли Силс (настоящее имя Белла Силвермен) родилась 25 мая 1929 года в Нью Йорке, в семье эмигрантов. Отец приехал в США из Румынии, а мать — из России. Под влиянием матери и формировались музыкальные вкусы Беверли. «У моей матери, — вспоминает Силс, — была коллекция грампластинок с записями Амелиты Галли Курчи, знаменитого сопрано 1920 х годов. Двадцать две арии. Каждое утро мать заводила граммофон, ставила пластинку и потом уже шла готовить завтрак. И к семи годам я знала наизусть все 22 арии, я выросла на этих ариях так же, как теперь дети вырастают на телевизионных рекламах». Не ограничиваясь домашним музицированием, Белла регулярно участвовала в детских радиопрограммах. В 1936 году мать привезла девочку в студию Эстелл Либлинг, концертмейстера Галли Курчи. С тех пор в течение тридцати пяти лет Либлинг и Силс не расставались. --- Поначалу солидный педагог Либлинг не особенно хотела заниматься подготовкой колоратурного сопрано в столь раннем возрасте. Однако, услышав, как девочка спела… рекламу о мыльном порошке, она согласилась приступить к занятиям. Дело шло в головокружительном темпе. К тринадцати годам ученица подготовила 50 оперных партий! «Эстелл Либлинг меня просто ими нашпиговала», — вспоминает артистка. Можно только удивляться, как у нее сохранился голос. Она вообще готова была петь где угодно и сколько угодно. Беверли выступала в радиопрограмме «Поиски талантов», в дамском клубе в фешенебельной гостинице «Уолдорф Астория», в ночном клубе в Нью Йорке, в мюзиклах и опереттах различных трупп. После окончания школы Силс был предложен ангажемент в передвижном театре. Сначала она пела в опереттах, а в 1947 году дебютировала в Филадельфии в опере с партией Фраскиты в «Кармен» Бизе. Вместе с передвижными труппами она перебиралась из города в город, исполняя одну партию за другой, успевая каким то чудом пополнять свой репертуар. Позднее она скажет: «Мне хотелось бы спеть все партии, написанные для сопрано». Ее норма около 60 спектаклей в год — просто фантастика! После десяти лет гастролей по различным городам США певица в 1955 году решила попробовать свои силы в «Нью Йорк сити опера». Но и здесь она не сразу заняла ведущее положение. Долгое время ее знали лишь по опере американского композитора Дугласа Мора «Баллада о Бэби Доу». Наконец в 1963 году ей доверили партию донны Анны в моцартовском «Дон Жуане» — и не ошиблись. Но окончательной победы пришлось ждать еще три года, до партии Клеопатры в «Юлии Цезаре» Генделя. Тогда всем стало ясно, какой масштабный талант пришел на сцену музыкального театра. «Беверли Силс, — пишет критик, — исполняла сложные фиоритуры Генделя с такой техничностью, с таким безупречным мастерством, с такой теплотой, которые редко встречаются у певиц ее типа. Помимо этого, ее пение отличалось такой гибкостью и выразительностью, что аудитория моментально улавливала любую перемену в настроении героини. Спектакль имел ошеломляющий успех… Главная заслуга принадлежала Силс: заливаясь соловьем, она соблазняла римского диктатора и держала в напряжении весь зрительный зал». В том же году она имела огромный успех в опере Ж. Массне «Манон». Публика и критика были в восторге, называя ее лучшей Манон со времен Джеральдины Фаррар. В 1969 году прошло дебютное выступление Силс за границей. Знаменитый миланский театр «Ла Скала» специально для американской певицы возобновил постановку оперы Россини «Осада Коринфа». В этом спектакле Беверли пела партию Памиры. Далее Силс выступала на сценах театров Неаполя, Лондона, Западного Берлина, Буэнос Айреса. Триумфы в лучших театрах мира не остановили кропотливой работы певицы, цель которой — «все сопрановые партии». Их действительно чрезвычайно много — свыше восьмидесяти. Силс, в частности, с успехом пела Лючию в опере Доницетти «Лючия ди Ламмермур», Эльвиру в «Пуританах» Беллини, Розину в «Севильском цирюльнике» Россини, Шемаханскую царицу в «Золотом петушке» Римского Корсакова, Виолетту в «Травиате» Верди, Дафну в опере Р. Штрауса. Артистка, обладающая поразительной интуицией, вместе с тем и вдумчивый аналитик. «Вначале я изучаю либретто, работаю над ним со всех сторон, — говорит певица. — Если, например, мне попадается итальянское слово с несколько иным, чем в словаре, значением, я начинаю докапываться до его подлинного смысла, а в либретто часто встречаешься с такими вещами… Я не хочу просто щеголять своей вокальной техникой. В первую очередь меня интересует сам образ… Я прибегаю к украшениям лишь после того, как получаю полное представление о роли. Я никогда не использую орнаментики, которая не соответствует персонажу. Все мои украшения в „Лючии“, например, способствуют драматизации образа». И при всем том Силс считает себя эмоциональной, а не интеллектуальной певицей: «Я старалась руководствоваться желанием публики. Я изо всех сил стремилась угождать ей. Каждый спектакль был для меня каким то критическим анализом. Если я обрела себя в искусстве, то только потому, что научилась управлять своими чувствами». В юбилейный для себя 1979 год Силс приняла решение уйти с оперной сцены. Уже в следующем году она возглавила театр «Нью Йорк сити опера». Текст Дмитрия Самина. Источник: http://community.livejournal.com/chtoby_pomnili/293835.html Дополнительная информация. Настоящее имя оперной дивы Беверли Силс — Белла Мириам Зильберман, она родилась ровно 80 лет назад и выросла в русско-еврейской семье в Бруклине. С детства говорила на русском, идиш, румынском и английском языках и была окружена любовью родителей, не жалевших ничего для образования дочери. В 1932 году очаровательная и не по годам смелая и разговорчивая девчушка завоевала первый приз в соревновании Miss Beautiful Baby. Ей было только три года. Вскоре она уже бойко выступала у радиомикрофона, поражая своими суждениями, смелостью, а также прекрасным голосом. В доме очень любили музыку, звучало радио и было множество пластинок с записями опер и мюзиклов. Все это сразу же становилось частью ее "репертуара", все она пела по памяти. Прошло не так много времени, и она стала звездой Сити-оперы и любимицей всей Америки. Ее приглашали и в театры Европы, и на телевидение. Вот только на сцене Метрополитэн-оперы она появилась позже (всемогущий менеджер Рудольф Бинг старался держать ее подальше от своей сцены, считая, что в Сити-опере работают второсортные певцы и что негоже царственной Метрополитэн приглашать их к себе). По этой причине дебют Беверли Силлз в Метрополитэн-опере состоялся только в 1975 году. Но какой дебют! В опере Россини "Осада Коринфа" ее выступление вызвало овацию, которая длилась 18 минут. В течение пяти лет Беверли Силс выступила на этой сцене более ста раз. Она перепела все белькантовые партии, включая Лючию ди Ламмермур и Норму, выступала на подмостках «Ла Скала» и «Ковент Гардена», Венской Штаатс-Опер и Метрополитэн, но что-то неуловимо провинциальное помешало ей встать вровень с Джоан Сазерленд и Монсеррат Кабалье. В 1980 году она закончила свою певческую карьеру, но четыре года спустя вернулась в родную Сити-оперу в качестве директора. Десять лет она пробыла в этой должности, ловко ведя труппу сквозь многочисленные финансовые трудности. В 1994 году она возглавила Линкольн-центр, и на этом посту сумела привлечь в его кассу около 75 млн долларов от спонсоров - как корпоративных, так и частных. Одним из них был тогда еще не мэр Нью-Йорка, но основатель информационной империи и один из богатейших людей города Майкл Блумберг. Г-жа Силс вспоминает, как привела его в оперу и в течение спектакля должна была толкать его в бок, чтобы он не заснул. Она оставила работу в правлении Линкольн-центра в середине 2002 года, но отдыхала недолго, вернувшись уже в качестве главы Совета Метрополитэн-оперы. Работа была неоплачиваемая, добровольная, но Метрополитэн переживала сложное время, и ей нужны были имя и энтузиазм Беверли. Усилиями Силс и ее помощников удалось найти новых спонсоров и сохранить уникальную программу, воспитавшую миллионы любителей музыки. Скончалась Беверли Силс 2 июля 2007 года от рака легких.

Нини Ахиноам Ахиноам Нини, известная также под псевдонимом Ноа, согласно решению отборочной комиссии представляет Израиль в мае этого года на конкурсе "Евровидение" в Москве, который смотрят в прямом эфире порядка 100 млн человек. Нини обладает неоднозначной репутацией на родине - активист движения за мир, она записывает песни совместно с арабскими музыкантами и отказывается выступать на оккупированном Западном берегу реки Иордан. На этот раз она предложила исполнить песню на конкурсе вместе с арабской певицей Мирой Авад. Комиссии понравилась эта идея, сообщает журналист The International Herald Tribune Этан Броннер, однако на этот раз она подверглась критике слева. По мнению израильских левых партий и многих арабских граждан страны, подобное выступление "приукрасит" ситуацию. Была распространена петиция с требованием отозвать дуэт, поскольку он даёт ложное представление о мирном сосуществовании евреев и арабов, что "позволит израильской армии сбросить... дополнительные тонны взрывчатки и фосфорных бомб". Сами Нини и Авад, считающие себя борцами за мир, были немного удивлены, отмечает Броннер. По их словам, к сожалению, антивоенное движение все чаще склоняется к апологетике организации "Хамас". Наряду с политическим креном израильского общества вправо, который показали последние выборы, это говорит о тревожной радикализации. Сами музыканты, осуждаемые теперь и слева, и справа, чувствуют себя "сиротами" по отношению к стране, которую они представляют на "Евровидении". Мира Авад, арабская христианка, дочь болгарки и арабского врача, заявила изданию, что не хотела бы видеть независимую Палестину экстремистским религиозным государством". Она, поясняет автор статьи, одна из полумиллиона израильских граждан арабского происхождения; порядка четырех миллионов арабов в Секторе Газа и на Западном берегу не имеют никакого гражданства. Как заявили изданию обе певицы, они не намерены отступать от намеченного. Треть песни исполняется на иврите, треть - на арабском и треть - на английском языке. По мнению Авад и Нини, музыка - это та "лепта", которую они могут внести. Своей дружбой и сотрудничеством они надеются показать пример того, как должно выглядеть мирное сосуществование. Уже известно, что израильско-арабский дуэт успешно прошёл отборочный этап и вышел в финал состязания. При этом Нини приехала на побывку домой (соскучилась по детям, как она объяснила журналистам), а Авад предпочла остаться в Москве. Источник: Inopressa

Александра Бруштейн Александра Яковлевна родилась 12 августа1884 года в Вильнюсе. Ее отец Яков Выгодский был врачом и общественным деятелем, министром по еврейским делам Литовской республики и депутатом польского сейма. Он автор книг - «Юнге йорн» («Молодые годы»), «Ин штурм» («В бурю», 1926), «Ин геэнем» («В аду», 1927), «Ин Самбатьен» («В реке Самбатион», 1931). В 1941 году во время немецкой оккупации Вильнюса был заключен в тюрьму, где умер. Александра Бруштейн окончила Бестужевские высшие женские курсы в Петербурге. С 1907 до 1917 года работала в нелегальной организации политического Красного Креста. После Октябрьской революции организовала в Петрограде 173 школы грамоты. Еще будучи гимназисткой, она была репетитором и преподавала на бесплатных вечерних курсах для рабочих. В течение 10 лет с 1907-го по 1917-й год она состояла членом Петербургской подпольной организации «Политического красного креста помощи политическим заключенным и ссыльным революционерам». Во время гражданской войны Александра Яковлевна была лектором фронтового театра, а после Октябрьской революции вела культурно-просветительскую работу среди населения. Ее литературная деятельность началась с началом века – стихи, очерки, переводы. В 1922 году в Петрограде была впервые поставлена ее пьеса «Май». Ею написано свыше 60 пьес, которые шли в столичных и периферийных театрах, в том числе инсценировки классических произведений: «Дон Кихот», «Хижина дяди Тома», «Тристан и Изольда», «Жестокий мир» (по Ч. Диккенсу), пьесы о дореволюционной русской гимназии («Голубое и розовое»), о событиях начала 20 века. Принимала активное участие в организации и работе детских театраль¬ных коллективов в Ленинграде и Москве в 1920-х и 30-х годах и в создании драма¬ти¬ческого репертуара для детей. Бруштейн - автор воспоминаний о театральной жизни России конца 19-го и начала 20-го века. Самое известное произведение Бруштейн - автобиографическая трилогия «Дорога уходит в даль...» (1956), «В рассветный час» (1958), «Весна» (1961). Многие страницы трилогии посвящены национальным взаимоотношениям в царской России. Александра Яковлевна скончалась, будучи тяжело больной, 20 сентября 1968 года. Похоронена в Москве на Новодевичьем кладбище. Фрагменты очерка Любови Кабо об Александре Бруштейн. Я оказалась в одном из староарбатских переулков – в Серебряном, – в солидном, не слишком старом московском доме, с крутой лестницей, со множеством цветов на каждой площадке, что, как мы понимаем, несколько необычно, и с глубоким деревянным креслом на одной из них. Поднимаясь по этой лестнице впервые, я еще не знала, что и кресло, и цветы – это уже была Александра Яковлевна. Так же, как и медная дощечка на двери – «Профессор Сергей Александрович Бруштейн», – это тоже была она, ее живая память об умершем муже. В передней истерически и бессильно лаяли две курносые, безобразные собачонки, пронзительно кричал попугай, – гвалту было немало! И попугай, и зряшные эти собачонки – это уже не была Александра Яковлевна. Принадлежало это все ее дочери, Надежде Сергеевне Надеждиной, руководительнице ансамбля «Березка». Александра Яковлевна, как правило, дожидалась гостей у себя, отдыхая от своего слухового аппарата и чуть сгорбившись в большом кресле. Перед нею, когда она ожидала гостей, уже стояли разложенные по тарелкам гастрономические изыски, домработница Шура приносила чай; Александра Яковлевна бросалась угощать немедленно и с такой настойчивостью, словно ей предстояло – и она знала это, – спасти оголодавшего человека от немедленной смерти. Господи, как она была некрасива – крупный, чуть приплюснутый нос, слабые стариковские губы, эта дряблая кожа, эти выцветшие от времени глаза... Она прекрасная была, была красавица! Даже в слепеньких, выцветших глазах словно поселялось по нескольку чертей сразу – будь то разговор наедине или большая компания разнородных людей, наслаждавшихся неожиданно выпавшей им удачей, – встречей с нею,.. а уж она-то жила, она кокетничала, чудо наше!.. Иногда она любила при случае ошеломить крепким словцом. Получалось у нее это удивительно элегантно, как и все, что она говорила и делала; и столько ума – во всем, что она говорила и делала, – столько неподдельной заинтересованности и молодой страсти, – она была гением человеческого общения, именно так, иначе о ней не скажешь. Очень трудно о ней вспоминать. Слишком крупный человек – и разный, не всегда такой, каким казался с первого взгляда, великолепный в страстях своих, и в великодушии, господствующем над страстями. Слишком сложное общение для связных и цельных воспоминаний, слишком – осмелюсь сказать и это, – тесная и сердечная дружба – со своим началом, с этим безоглядным движением друг к другу... Летом 1981 г. мне посчастливилось всерьез посидеть над архивом А.Я. Бруштейн и изучить его, – какие удивительные хранятся письма! «... Спасибо за то, что Ваша книга дает одну из высших радостей жизни, – пишет она И.И. Юзовскому – и тоже не в лучшую минуту его жизни, – радость показать дрянным людям кукиш. Кукиш за то, что они – сволочи, что они хотели помешать талантливому человеку творить и просто жить, – а талантливый человек отнесся к ним без истерики, даже не почесался от их укусов и – пожалуйста! – пришлепнул их великолепной книгой. Ах, хорошо!.. Вы молодец, Иосиф Ильич, из молодцов молодец!..» А как должен быть удивлен и обласкан человек, ничем и никак с Александрой Яковлевной не связанный, получив, например, такое письмо: «Если бы мне дана была власть устанавливать “день мороженщика или маникюрши” или оригинальное празднование “Ночь ассенизатора”, я бы установила “День благодарности хорошим людям”. Это значит: один раз в году хорошие, – настоящие хорошие люди, – получают от всех, кто их уважает и любит, выражение этих добрых чувств. Хоть мне не дана такая власть, я все-таки разрешаю (сама себе!) пожелать доброго Нового года всем тем, кого я горячо почитаю, хотя не все они меня, может быть, и знают». «Марк Лазаревич! Я – вот такая Ваша почитательница...» Такое письмо получил в канун нового, 1967 года, Герой Советского Союза Марк Галлай, в прошлом летчик, а потом – тонкий и честный писатель; в другом году получил С.С. Смирнов, получали и другие, – это Александра Яковлевна взяла себе за правило устраивать – для себя! – тот самый «День благодарности хорошим людям». ...«Вы знаете, что я не зазнавалась и не воображала, – пишет она друзьям, – но то, что за эти годы я сделала для детской драматургии много, это факт...» И – еще: «Больше половины моего времени уходит на работу с начинающими, – это роскошь для меня, клячи, потому что мне нужно зарабатывать, но от этой роскоши отказаться я не могу, потому что в ней для меня – большая радость...» Все это писалось ею в 1950 году, а ведь еще не было тогда ее книги о русском театре «Страницы прошлого», не было книг, которые так волнуют юного и взрослого читателя – «Дорога уходит в даль...», «В рассветный час», «Весна», – все это было еще впереди. Еще не было книги воспоминаний «Вечерние огни». Прозаик А.Я. Бруштейн еще только начиналась. «Не сердись на меня! – пишет она мне в 1959 году. – Я не просто в запарке (кончаю, кончаю книгу!), а в мучительных последних схватках, причем в иные – редкие! – дни мне кажется, что получилось что-то приличное, в другие – очень частые! – что я рожаю не человека, а обезьяну». В следующем, 1960 году: «Начала новую книжечку. Пишу легко, а этого всегда боюсь. Значит, написанное – мусор...» В 1961 году: «Пытаюсь продаваться в журналы... Детгиз при расчете за “Весну” передал мне лишних 7,5 тысяч рублей. Теперь надо возвращать. Поздравляю вас, какая вы хорошенькая...» «Возвращать» – это на языке Александры Яковлевны всегда значило одно: еще и еще работать. И недаром она пишет С.Д. Дрейдену еще в 1940 году, сетуя на то, как несовершенно ее существование: ...«жизнь у меня не стыдная, – трудовая. Когда я была маленькая, то мой отец (хирург) не знал в году ни одного дня отдыха... Часто бывало так, что он приезжал домой после полуторадневного отсутствия, когда он делал операцию и не отходил от оперированного, пока не проходили острые часы, – тогда он бывал так утомлен, что моя мать нарезала ему еду, – у него дрожали руки от усталости и волнения, и сам он этого сделать не мог. Каждый год в начале лета папа говорил: “Ну, в этом году в день твоего рождения я сделаю себе праздник, – просижу весь день дома, – встану поздно, – мы с тобой пойдем гулять...” И не было ни одного года, когда он мог это выполнить!.. В детстве меня это огорчало. Потом я научилась этим гордиться. Потом стала этому завидовать... Так вот – я очень люблю работать... И если бы судьба спросила меня, чего я хочу от нее всего больше, я бы сказала: “Я хочу, чтобы я не только любила и хотела работать по 10 часов в сутки, но чтобы я имела физическую возможность это делать”. Так вот это – согласитесь, скромное желание – она, сволочь-судьба, не только не исполняет, но даже не спрашивает меня о нем...» Так что речь идет не о старушке-пенсионерке. Речь идет о писателе – и о писателе талантливом. «... Остановил чтение, чтоб написать эти строки и поздравить Вас с великой удачей,.. – пишет ей Корней Иванович Чуковский о книге “Дорога уходит в даль...” – В умелой, уверенной и темпераментной лепке характеров чувствуется сильная рука драматурга. О кудлатой Саше я не говорю. Это, так сказать, концентрат Вашего обаятельного и человеческого, игривого и изящного, несокрушимого животворного юмора, связанного для всех, знающих Вас, с Вашей личность... Саша в каждом своем проявлении талантлива, горяча, самобытна, и нельзя не верить, что из этой “кудлатки” вырастет, в конце концов, наша неотразимая Александра Бруштейн». «Настоящие вещи в литературе – это колдовство, – пишет ей Константин Георгиевич Паустовский. – В книге “Дорога уходит в даль...” проза превращается в живую поэзию, – иными словами, достигает совершенства. Есть редкие книги, существующие не как литературное явление, а как явление самой жизни, как факт биографии читателя. Вот так и с этой Вашей книгой. Она вошла в жизнь (в данном случае в мою) как одно из безусловных событий моей жизни. Извините, если я говорю неясно...» Отчетливо сознаю, что злоупотребляю цитатами, но – что делать! Взять хотя бы письмо к захандрившей в эвакуации приятельнице: «... Каждый день вспоминаю совет моей бабушки, когда я в первый раз собиралась рожать (а было мне неполных восемнадцать, и я этого еще не умела): “Там, что делать, – тужиться или нет, дышать или лечь на бок, – это тебе скажет доктор. А от меня помни одно: как можно дольше не кричать!.. Первый крик, первый стон, – и ты пропала: больше нельзя удержаться! Выбьешься из сил, сама измучаешься и других измучаешь!”...» Вот так она и жила: как можно дольше не кричала. Пожалуй, в Александре Яковлевне главное: удивительное мужество, высокая культура человеческих отношений – предельное внимание окружающим, предельное пренебрежение собою. То самое, что звучало еще в дневнике двенадцатилетней девочки, в прелестном дневнике изготавливающегося к жизни подростка: стремление ехать в самые глухие места, помогать там по мере сил, учить, лечить, «посвятить всю свою жизнь на служение ближнему своему. О Боже милосердный, дай исполниться этим золотым мечтам!» Еще до революции Александра Яковлевна – член подпольного комитета помощи политзаключенным, а в Союзе Писателей, членом которого она состоит со дня основания, узнают об этом только в день ее юбилея – и то случайно. ... «Днем и ночью, в течение десяти лет, рискуя своей жизнью и свободой, – так говорил докладчик на юбилейном вечере 1954 года драматург Исидор Шток, – она, к тому времени мать двоих детей, участвовала в подпольной организации. И ни слова об этом нигде!.. И в Гражданскую войну, когда “голова кружилась от голода” (это уже – слова самой Александры Яковлевны), она – “боец культурной бригады” (добавим: фронтовой бригады), и время это запоминается ею, как “замечательное время – и, вероятно, лучшее в жизни”»... И в Отечественную войну, на этот раз в эвакуации, в Новосибирске, сетует лишь на то, что она в тылу, – «во время войны нет большего несчастья», – и просит работы – как можно больше: «Есть в Новосибирске такая старушка, – и академик, и герой, ассенизатор, швец и плотник, и журналист, и зверобой, и старый тюзовский работник...» А когда она вернулась из эвакуации в Москву, вслед ей почти сразу же пошло письмо: «После вашего отъезда все как-то распустились, развязали языки, стали еще больше обливать грязью друг друга. Теперь особенно ясно, каким Вы были сдерживающим началом, как облагораживали организацию». Ее любили. Или боялись. Боялись все меньше, – по мере того как она старела. Любили все больше, – потому что все, что она являла собою всю жизнь, старость лишь подчеркивала, обрамляла драгоценной оправой. Рядом с нею, между прочим, было не страшно старости. И в то же самое время – это утверждение прозвучит чудовищно, но это – правда, как бесконечно была она одинока! Всеми любимая, постоянно окруженная людьми! Судьба нещадно била ее – по самому трепетному в ней, самому беззащитному. ...«Потому что я осталась одна. Потому что я – “доживаю”. И сознание это особенным образом освещает мою жизнь. В детстве мне подарили книгу “Веселые приключения барона Мюнхгаузена”. На обложке – сам барон, в гусарском мундире и треуголке пирожком, кокетливо посаженной на пудреный – с косичкой – парик, сидел на лошади, и лошадь, нагнув голову, пила воду из ручья. Но – у лошади была только половина туловища: заднюю отрубило опустившимся некстати шлагбаумом. И вода, которую пила лошадь, широко выливалась из оставшейся половины туловища. Это – моя жизнь сегодня. Смерть Сергея отрубила от меня всю прожитую жизнь, ту, что позади, за плечами, – со всеми воспоминаниями, со всеми событиями. И то, что происходит со мною теперь, – все, что я вижу, чувствую, думаю, делаю, пишу, – вливается в сохранившийся обрубок жизни – и тут же выливается. В никуда. В ни во что». Помню ее рассказы о первой встрече с Сергеем Александровичем, о его сватовстве – об этом она вспоминала охотно. Он считался женихом завидным, ему сватали самых достойных невест, он же только посмеивался: «Что вы! Мне ехать в земство, сидеть в глуши, я же с нею, с этой, умру от скуки...» А однажды в пригороде дождь загнал его на веранду какой-то дачи. «Встретил девочку – удивительную, – рассказывал он позднее. – С этой – не заскучаешь...» И через какое-то время старомодно и церемонно просил руки этой девочки, не у нее самой даже – у ее отца, своего коллеги, виленского врача Якова Выгодского. В архиве лежат изящные билеты на двух языках: французском и русском: «... просят вас на бракосочетание Александры Яковлевны Выгодской...» А потом стал медленно погибать ее сын – Михаил Сергеевич, – помощь которому она считала единственной оставшейся ей в жизни задачей. Когда-то Александра Яковлевна переписала в свой дневник письмо, полученное от него в одну из трудных минут, в эвакуационной перемученности: «... Как радостно сознавать, что имеешь такую умную, честную кристально-чистую маму»... «В упоении от Мишкиного письма легла на свою кровать и, как всегда, почувствовала прилив желания роскошно работать, много сделать, чудно писать и т.п.» Когда сын погибал, Александра Яковлевна словно в душевное подполье ушла, молчала, не жаловалась, не делилась этим своим ужасом перед неизбежным. После его кончины друзья радовались, что она была все та же. Все, что было в ней волевого, ушло в работу. Она считала своим долгом помогать семье погибшего сына – его вдове, его сыну. Не ее утешали и поддерживали, – это она – поддерживала и утешала. Когда-то, по неизмеримо меньшему поводу, она писала: «Я не плачу, – этому люди моего поколения не обучены...» Она и не плакала. Просто – то самое, что было содержанием всей ее жизни – чувство долга, – теперь заполнило ее всю, не доставляя прежней радости и невольно ожидая – ответа. Александра Яковлевна не случайно вспоминала, что муж, умирая, жалел прежде всего ее: «Тебе будет очень трудно...» Вот кто знал эту глубоко запрятанную в ее душе потребность в ответной любви, в открытой и щедрой ласке.Я любила ее с годами не меньше, нет, – я, может быть, даже слишком любила. И не могла все то, что делала Александра Яковлевна, и то, как она жила, наблюдать спокойно. Помню, как в Переделкине, в писательском Доме творчества, я опять застала ее за толстой чужой рукописью, на этот раз она взяла ее не на рецензию, а для бескорыстной дружеской помощи. Позже я узнала: автора она просила при этом «Только не говори Любе». Боялась меня? Нет, конечно. Не хотела огорчать? Все равно: помогать другим – это она еще могла, во всяком случае, считала своим долгом, – всякое же страстное, заинтересованное вмешательство в ее жизнь было ей уже не под силу! Но раньше был ее 80-летний юбилей. За несколько дней до него мы с А.Я. Рейжевским отбирали материал для юбилейной выставки. На прощанье Александра Яковлевна надписала каждому из нас только что вышедший однотомник «Дорога уходит в даль...» «Любочка! – писала она мне, – ... я люблю тебя, Люба!.. И если можно в таком состоянии что-либо писать, кроме “В смерти моей прошу никого не винить”, – то я пишу тебе: “Я люблю тебя, Люба!” Твоя А. Бруштейн. 5.X.64 г. Москва». Вот так. Вроде ордена. Памятное – навсегда. На юбилейном вечере большой зал Дома литераторов не вмещал желающих присутствовать; мы с Фридочкой Вигдоровой сидели на одном стуле. Фрида потом напишет Александре Яковлевне: «Никогда не видела зала, который был так полон любовью. Зал, готовый взорваться от любви. А мне от любви к Вам все время хотелось плакать...» Тогда на вечере Александра Яковлевна будет растерянной, взволнованной, не знающей, кому и подставлять свою коробочку, и беспомощно поводящей ею в воздухе. То ли плачущей, то ли смеющейся – издали, из зрительного зала, не разберешь. А зал веселился, хохотал, аплодировал. То приветствовали юбиляршу Николай Черкасов и Борис Чирков, специально ради этого приехавшие из разных мест, – сейчас они были Дон Кихотом и Санчо Пансой, – то в обычной своей шутливой форме обращался к Александре Яковлевне Леонид Утесов, то взывал к ее точным нравственным меркам Сергей Образцов. То раздавался записанный на пленку голос Корнея Чуковского: «Вы старая-престарая старуха...», то, словно полемизируя с Чуковским, звучали стихи Самуила Маршака – стихи десятилетней давности, написанные еще к прошлому юбилею: Пусть юбилярша, А.Я. Бруштейн, Намного старше, Чем Шток и Штейн, Пускай Погодин В сынки ей годен, А Корнейчук Почти что внук... Однако все же, – Как у Жорж Занд, – Что год – моложе Ее талант... Таких веселых юбилеев в Доме литераторов, кажется, и не было. И будут приветствовать юбиляршу и артисты цыганского театра «Ромэн», и артисты цирка (она и о цирке умудрилась что-то писать!), и выкрикивать слова театрализованного приветствия артисты Московского Центрального детского театра и Ленинградского ТЮЗа... Александра Яковлевна, верная себе, будет потом благодарить директора Дома литераторов Б.М. Филиппова и каждого сотрудника поименно, только им приписывая успех вечера, – «если он не превратился в Ходынку, к чему имел все основания, ибо в зал, вмещающий 700 человек, явилось свыше полутора тысяч, если, несмотря на такое чудовищное переполнение, вечер все-таки прошел блестяще по организованности и порядку, и все чувствовали себя уютно и хорошо... и юбилей мой, к большому моему счастью, не был похож на юбилей, и еще меньше – на гражданскую панихиду, он был веселый и молодой... Это говорит о таком высоком качестве работы нашего клуба... Теперь отдыхайте, – так закончит она свое благодарственное письмо, – пока мне не исполнится 90 лет, я вас больше беспокоить не буду, честное слово!..» А через несколько лет мы стояли на Новодевичьем кладбище, среди высоких сугробов – друзья, пришедшие на открытие памятника над ее могилой, – мы плакали, слушая магнитофонную запись той ее юбилейной, ее заключительной речи. Плакали – потому что ни одна самая лучшая фотография, ни один портрет не передает того, что пробуждает в памяти голос – голос, который забывается скорее и раньше всего, но и к человеческой памяти обращается всего вернее. «... Когда сегодня здесь говорили, я все думала – о ком это они говорят? В чем дело? Кто это? Какая замечательная старушка! Умная, талантливая, чудесный характер... И чего-чего только в этой старушке нет. Я слушала с интересом... Товарищи! Я, конечно, трудяга, я много работала, мне дано было много лет... Но сделанного мною могло быть больше и могло быть сделано лучше. Это факт, это я знаю совершенно точно... Смешно, когда человек в 80 лет говорит, что в будущем он исправится. А мне не смешно. Я думаю, что будущее есть у каждого человека, пока он живет и пока он хочет что-то сделать... Я сейчас всем друзьям и товарищам, которые находятся в зале и которых здесь нет, даю торжественное обещание: пока я жива, пока я дышу, пока у меня варит голова, пока не остыло сердце, – одним словом, пока во мне старится “квартира”, а не “жилец”, – до самого последнего дня, последнего вздоха...» А вот из повести А.Я. Бруштейн «Дорога уходит в даль...» – воспоминания о собственном ее детстве: « – Папа, – говорю я тихонько, – какой дом, Юзефа говорит, у тебя будет... в три аршина? – Да ну, – отмахивается папа. – Юзефины сказки!.. – Как же мы все там поместимся? – Нет... – неохотно роняет папа. – Я там буду один. – А мы? – Вы будете приходить ко мне в гости. Вот ты придешь к этому домику и скажешь тихонько – можно даже не вслух, а мысленно: папа, это я, твоя дочка Пуговица... Я живу честно, никого не обижаю, работаю, хорошие люди меня уважают... И все. Подумаешь так – и пойдешь себе...» Ох, как «кутят» в этот день труженик-отец, даже не заметивший в вечной своей работе, что в центре города есть такой замечательный сквер. Они никуда не торопятся, отец и дочь, сидят в сквере, поедают бублики и мороженое «крем-брюля». Говорят о разных разностях. ...«Папа обнимает меня, я крепко прижимаюсь к нему. Вероятно, это одна из тех минут, когда мы особенно ясно чувствуем, как сильно любим друг друга...» Но именно здесь, в этом месте, писательница А.Я. Бруштейн внезапно прервет свое повествование. «Папа мой, папа!.. Через пятьдесят лет после этого вечера, когда мы с тобой “кутили”, тебя, 85-летнего старика, расстреляли фашисты, занявшие город. Ты не получил даже того трехаршинного домика, который тебе сулила Юзефа, и я не знаю, где тебя схоронили. Мне некуда прийти сказать тебе, что я живу честно, никого не обижаю, что я тружусь и хорошие люди меня уважают... Я говорю тебе это здесь». Вот и все. Помолчим немного. Подумаем о том, как это просто, в сущности: живу честно. Тружусь. Хорошие люди меня уважают... Вот так они уходят от нас, наши старики, бесстрашно, бестрепетно делая последние свои шаги в неизвестность. Унося с собой, как секреты редчайшего мастерства, опыт истового труженичества, безукоризненной порядочности, высокой культуры. Как удержать все это, как сохранить?.. Источник: http://community.livejournal.com/chtoby_pomnili/296310.html#cutid1

Ася Мамедова Вскоре после празднования в Израиле Дня независимости страны выходцы из бывшего СССР отмечают особый для них день, готовясь к которому некоторые достают из тумбочек и шкафов самое дорогое, что хранят бережно вот уже почти 65 лет – медали, ордена и другие награды, как память о незабываемом, что никогда не изгладится из их памяти. Эти люди – ветераны Второй мировой войны. Не внеси они свой вклад в Великую Победу над нацизмом, карта мира выглядела бы по-иному: в частности, не было бы на ней, возможно, и нашей страны, еврейского государства Израиль… Еду я однажды на своей машине по улице Шпринцак, что в нашем северном городке Кирьят-Шмона, и вижу переходящую улицу невысокую пожилую женщину. Обычная бабушка, каких немало. И она не привлекла бы моего внимания, если бы не прикреплённые к её одежде ордена и медали. «Вот, - мелькнуло в моей голове, – одна из живущих в Израиле двух тысяч женщин-ветеранов Второй мировой!..» Всё в её облике как бы говорило: «Я была ТАМ!» Глаза светились по особому, а весь облик отражал гордость и причастность к событию, годовщина которого отмечается в День Победы, 9-го мая. Мы, сабры (уроженцы Израиля), помним и свято чтим день Шоа (Катастрофы европейского еврейства), но редко вспоминаем тех евреев, кто прошёл сквозь горнило боёв Второй мировой и своим ратным трудом добыл Великую Победу. Ася Мамедова (я с ней познакомилась) – одна из немногих женщин-фронтовиков, живущих в нашем городе вот уже более 15-ти лет. И вот мы у неё в гостях, в её скромной квартирке на улице Шпринцак. К нашей встрече Ася достала из шкафа фотографии, фронтовые ордена и медали. «Не все мои награды здесь, - извинилась она. – Большую часть документов и свой любимый орден я, уезжая, оставила у внука». Ася призналась, что более всего дорожит медалью «За отвагу», которой обычно награждали мужчин. Тем не менее, её праздничная одежда украшена несколькими рядами орденов и медалей, которые ей вручили уже здесь, в Израиле в знак памяти о том, что произошло тогда… В июне 1941-го, в самом начале войны, Асе Мамедовой было лишь 16 лет. Только что кончился учебный год, и она, спасаясь от фашистов, вместе с семьёй бежала из родного Киева на восток. «Мы успели заскочить в поезд в самый последний момент – немцы уже вошли в Киев. Дедушку и всех других родственников, кто остался в городе, расстреляли в Бабьем Яре…» Со своим отцом и сёстрами Ася оказалась на Южном Урале, в Челябинске. «Жизнь была тяжёлая – голод, холод, нищета. Одно папино пальто холодной русской зимой мы надевали по очереди. Работать в колхозе мы не умели, и мне предложили должность телефонистки. Я тут же с радостью согласилась. А через год объявили первый призыв в армию девушек. Мне было 17 лет, но я сразу же решила отправиться на фронт, в действующую армию. Дома о моём решении никто не подозревал до самого последнего момента. Я была непоколебима, и родным ничего больше не оставалось, как вручить мне на дорогу торбу с сухарями, которой мне хватило на первый месяц…» Красная армия не была готова к женскому призыву. Ася вместе с ещё 34-мя женщинами получила мужское обмундирование – брюки, гимнастёрку, обувь не по её маленькой ноге. Когда курс молодого бойца был окончен, её направили связисткой в 679-й батальон артиллерийского полка. Вместе с ней там служили ещё 18 девушек. «Мужчин не всегда хватало, и нам приходилось вместо них подтаскивать к пушкам тяжёлые снаряды». Батальон воевал в самом пекле боёв – в Сталинграде. Вместе с наступающими частями маленькая связистка Ася шла на запад. А когда в 1944-м году была освобождена Одесса, Ася осталась там до конца войны. Я прошу её рассказать о самом запомнившемся случае на войне, - том, за который она получила свою награду. Она охотно вспоминает: «Было это в Сталинграде. Зима. Страшный мороз. А у меня задание: залезть на столб и починить линию. На ногах железные «когти», всё тело окоченело, руки и ноги мне не подчиняются, липнут к ледяному металлу. Вдруг начался обстрел. Вокруг – ни души, все попрятались и не отворяют двери, думают, что пришли немцы. Я услышала лай собаки и пошла в ту сторону, чтобы попросить о помощи. Наконец, вышел какой-то старик и, вняв моим слезам, достал лестницу, чтобы я могла влезть на столб. Связь была восстановлена». Ася рассказывает о том, как однажды заболела малярией и никак не могла поправиться, пока не переместилась в другую климатическую зону – только там она начала выздоравливать. Три долгих фронтовых года у Аси не было никакой связи с родными. Её семьёй стал батальон, солдаты – всё было общее: победы и неудачи, радости и горести. Вместе рыли окопы, вместе продвигались вперёд, вместе отбивались от вороньих стай, которые кружили над зарывшимися в землю людьми, как в фильме Хичкока. Во время войны Ася встретила на фронте свою судьбу – офицера-азербайджанца Ибрагима Мамедова, ставшего её мужем. Он попал на фронт после окончания в Баку военного училища. Кстати, в их батальоне все командиры батарей были выпускниками бакинского военного училища. Многие «положили глаз» на молоденькую связистку, но она была строгих правил. «Ибрагим был старше меня на 6 лет, он подолгу расспрашивал меня, рассказывал о себе. Мы стали друзьями, но поженились только после войны». Во время пребывания в Одессе окопная жизнь Аси, как это ни странно, продолжилась. Это хорошо показано в недавно показанном по телевидению фильме «Ликвидация». Банды анархистов орудовали вовсю, но фронт стремительно двигался на запад, и покончить с этими бандитами удалось уже после победы. Узнав об окончании войны, все прыгали и целовались, как дети. Девушки демобилизовались и смогли покинуть Одессу. Отношения с Ибрагимом Мамедовым к этому времени стали на серьёзную основу. Ася разыскала в Киеве отца, сестёр и брата (тоже фронтовика). «Ибрагим приехал и сразу пошёл к моему отцу, который уже был болен. Сказал, что любит меня, просит моей руки и обещает заботиться обо мне как о самом родном и близком человеке». Отец дал согласие на наш брак. Впоследствии Ибрагим Мамедов стал министром образования и членом парламента Азербайджана. У них с Асей две дочери – Елена и Светлана. До отъезда в Израиль Ася работала в Баку учительницей русского языка и литературы. «Я прожила интересную, наполненную событиями жизнь, не жалею ни о чём. Я вообще не привыкла ни на что жаловаться. И здесь, в Израиле, я обрела свою вторую родину. Жаль только, что к нам, бывшим фронтовикам, отношение не всегда такое, как хотелось бы. Но и это можно понять: та война закончилась 64 года назад, а Израиль воюет на протяжении всего своего существования. Здесь воины все граждане, и это – норма. Печально, но факт. Ибо только так можно выжить». Автор: Орна Райн Источник: газета «Meida8» № 1759 от 8 мая 2009 года

Мария Котлярова 1918 - В украинском еврейском местечке Екатеринополе, где родилась и до отъезда к старшему брату в Москву жила еврейская актриса Мария Котлярова, говорили на идиш, в быту придерживались еврейской традиции. Язык идиш, еврейские песни, танцы, традиция были для Мани (так ее звали дома и в театре) органичны. Поэтому, когда она 16-летней девчонкой пришла в студию ГОСЕТа, ей не пришлось учить язык, как многим другим студийцам. Талантливую студентку вскоре начали привлекать к участию в массовках спектаклей. На старших курсах ей уже доверяли небольшие роли. Окончив студию, Котлярова играла в ГОСЕТе роли бабушки в спектакле «Гершеле Острополер», Генриетты Швалб в «Блуждающих звездах», Фрейдл в «Капризной невесте», Ханеле в «Цвей кунилэмлэх», американки Ричи в «Стоит жить», монашки в «Восстании в гетто», одну из шести служек в «Фрейлэхсе»… Сама Маня Котлярова вспоминала о своей творческой жизни: «Наступили шестидесятые, время «оттепели». Многое менялось в стране, менялось и отношение к еврейской культуре. Начал выходить журнал Арона Вергелиса «Советиш геймланд». В 1961-м мы, шестеро уцелевших артистов ГОСЕТа, организовали, хотя и не без труда, при Москонцерте Московский еврейский драматический ансамбль – единственный в ту пору театральный коллектив, игравший на идиш, и постарались возродить спектакли ГОСЕТа. Нам удалось это, хотя тексты пьес и постановочные листы не сохранились. Многое пришлось мне восстанавливать по памяти. Мы играли «Тевье-молочника», «Фрейлэхс», «Двести тысяч», «Испанцев», «Колдунью» и другие спектакли. Своего помещения у нас не было, базировались в «Цыганском театре», выступали на его сцене, на различных площадках, гастролировали по стране и пользовались неизменным успехом у зрителя. В 1977 году меня пригласил на должность режиссера-преподавателя в Камерный Еврейский музыкальный театр (КЕМТ) его создатель и художественный руководитель Юрий Шерлинг. Вскоре преподавать идиш привлекли и замечательного человека, талантливого актера ГОСЕТа Сашу Герцберга. КЕМТ набирал труппу. Абитуриентов-евреев оказалось немного, помнится, зачислили человек пять-шесть, но и они не знали идиш. Работая над ролями на идиш с артистами КЕМТа, я старалась передать им все, что когда-то сама получила в ГОСЕТе, не уставала напоминать им завет Учителя: «Не играйте в еврея. Играйте характер, вам поможет мамэ-лошн». Совместной работой Шерлинга, преподавателей и артистов мы сделали КЕМТ знаменитым. Но в 1985 году из-за внутренних распрей, столь характерных для театральных коллективов, Шерлингу пришлось расстаться с КЕМТом. Это стало началом конца. Какое-то время театр, руководимый Михаилом Глузом, еще жил старым багажом. Распался и наш ансамбль, в котором, я, работая в КЕМТе, продолжала играть. Но я осталась верна своей миссии возрождать и пропагандировать еврейскую культуру. Помогала артистам в постановке еврейского сюжета, танца, песни. Несколько лет преподавала идиш, еврейскую литературу в Туро-колледже, организованном израильским профессором Гершоном Вайнером. Часто ездила в Киевский еврейский театр, где обучала балетмейстера еврейским танцам, пропела для нее весь «Фрейлэхс». Подготовила программы на идиш для Романа Карцева и Виктора Ильченко перед их гастролями в США, а Валентине Толкуновой - перед ее гастролями в Израиль. На концертах певицы Марины Бухиной в Олимпийской деревне и певицы Анны Шевелевой в городах России, Украины, Прибалтики, исполняла еврейские песни, читала «Камни Треблинки» А. Вергелиса, поэмы Ш. Дриза, Ш. Галкина. В начале самостоятельной работы Ильи Авербуха на льду поставила ему танец «Хава нагила». В 2002-м создала при Международной студенческой организации «Гилель» театральную группу, выступавшую в клубах и еврейских средних школах. Я поставила еврейский танец в спектакле «Улица Шолом-Алейхема, 40» в Драматическом театре им. Станиславского, в Тбилисском русском театре им. Грибоедова. Вместе с певцом Ефимом Александровым мы проделали сложную работу по подготовке его сольного концерта «Песни еврейского местечка». Пять лет преподавала идиш в Еврейской академии им. Маймонида. Я и по сей день принимаю активное участие в Михоэлсовских фестивалях, организуемых Михаилом Глузом и Ириной Горюновой. Всех проделанных работ не перечесть...». Мне довелось много раз встречаться с Маней Котляровой – и на Таганской площади в Москве, и в Биробиджане, и в Иерусалиме, где в то время училась ее внучка. Манечка всегда была весела, жизнерадостна, много шутила, театральные байки так и сыпались из ее уст, а когда однажды после интервью для «Еврейского камертона» я захотел ее сфотографировать, она сказала: «Знаешь что, давай фото сделаем завтра, я должна привести в порядок и лицо, и прическу». А вот что на своей страничке в «Живом журнале» написала о ней 27 сентября 2008 года московская журналистка Анна Баскакова: «Сегодня похоронили замечательного человека - актрису Марию Котлярову. Последнюю, кажется, актрису ГОСЕТа. Мария Котлярова прожила долгую и довольно тяжелую жизнь. Когда убили Михоэлса и разогнали театр, она зарабатывала на жизнь изготовлением искусственных цветов. Потом вернулась в театр. Выпустила книгу воспоминаний - "Плечо Михоэлса". И всегда оставалась легкой и веселой, как девочка... Мария Ефимовна сломала ногу на следующий день после празднования своего 90-летия, когда пыталась уложить в ванну девяносто красных роз. Несколько месяцев пролежала в гипсе, я все хотела приехать к ней в гости - и все не могла, находились более важные дела. Я так и не отвезла ей фотографии с ее 90-летия. Так и не сняла ее хороший портрет, которыйсобиралась сделать много лет. И вдруг ее не стало. Перед своим 90-летием Мария Ефимовна всё переживала: вдруг люди не придут на вечер? Зал был полон, Мария Ефимовна пела и танцевала. А теперь прошло всего несколько месяцев - и почти столько же людей стояли над ее могилой...». В подготовке материала принял участие Хаим Шварц (Нетания, Израиль)

Графиня фон Мальцан Может показаться, что этот материал не вписывается в рамки темы – ведь речь в нём идёт о женщине, не являющейся еврейкой. История нашего многострадального народа исполнена трагическими событиями, когда евреев уничтожали лишь только за то, что они евреи. Поэтому мы благодарны тем людям, кто не соглашался с этим и укрывал евреев, зачастую рискуя собственной жизнью. В Израиле их называют праведниками мира, и в самом святом для евреев (и не только) месте, в Иерусалиме есть даже Аллея праведников мира, где покоится прах некоторых из них. Мы чтим их память примерно так же, как христиане чтут память своих святых. Хотя поклонения могилам не в обычае нашего народа, ибо Вторая заповедь («Не сотвори себе кумира») нами соблюдается неукоснительно. Итак, сегодня рассказ о замечательной женщине, праведнице мира графине фон Мальцан. Графиня Мария фон Мальцан умерла 12 ноября 1997 года в возрасте 88 лет. В конце 1998-го активисты партии „зеленых“ предложили установить памятную доску на доме номер 11 по улице Детмольдерштрассе в Берлине, где она жила во время войны. Однако прошел еще целый год, прежде чем муниципалитет дал положительный ответ. Потребовалось вмешательство прессы, сотни писем поддержки от людей, знавших эту героическую женщину. Памятный знак (на снимке) был установлен на пешеходной дорожке, ведущей к зданию: его владелец не разрешил повесить доску на стене, опасаясь за престиж дома, ведь графиня отличалась независимым характером и не раз вступала в конфликт с властями. Скромная плита из нержавеющей стали напоминает: „Здесь с 1938 по 1945 годы жила графиня Мария фон Мальцан, 25.03.1909 – 12.11.1997. В период с 1942 по 1945 годы она прятала в своей квартире преследуемых евреев и помогала им бежать из Германии, работая вместе с представителями шведской церкви и группами антифашистского Сопротивления“. Последние двадцать лет Мария фон Мальцан прожила в районе Кройцберг на юго-востоке Западного Берлина. Район считался непрестижным, здесь селились бедные иностранцы – турки, поляки, цветные… Дома были переполнены. Нередко до десятка семей жило на одном этаже с единственным общим туалетом на лестнице. Жизнь в беспокойном квартале, как ни странно, нравилась графине. Ей было по душе, что люди разных национальностей существуют вместе и находят общий язык. Полиция особенно не церемонилась с местным населением, и Марии не раз приходилось спускаться из своей квартиры на улицу, чтобы вступиться за соседей, которым доставалось от служителей порядка. Всю свою жизнь Мальцан помогала слабым, больным и гонимым. Остановить ее не могли никакие угрозы и запреты. И если творилась несправедливость, она не задумываясь шла против власти. Твердый характер графини фон Мальцан проявился уже в детстве… Своевольный ребенок Мария Хелена Франсуаза Изабелла фон Мальцан родилась 25 марта 1909 года в богатой семье силезских дворян, выходцев из Швеции. Семье принадлежало большое поместье Милич, расположенное недалеко от польской границы. В старинном замке хранились ценные коллекции картин, часов, фарфора, музыкальных инструментов, собранные несколькими поколениями его владельцев. Отец Марии, граф фон Мальцан, был уважаемым в Силезии человеком. После окончания Первой мировой войны его выбрали в комиссию по уточнению новой границы Веймарской республики. Этот богач никогда не забывал бедных и нуждающихся. В имении он построил на свои средства сиротский приют и дом для престарелых. В замке Милич находили бесплатный пансион молодые художники и музыканты из Берлина и других городов Германии. Мария была последним, восьмым ребенком в семье. Мать боготворила своего единственного сына, ровно относилась к шести старшим дочерям, а младшую почему-то недолюбливала. Зато отец в девочке души не чаял. От него она получила первые уроки правды и добра, которые запомнила на всю жизнь. Еще в детстве проявились качества, всегда отличавшие Марию фон Мальцан: упорство и самостоятельность, обостренное чувство справедливости, любовь к животным и отчаянная, иногда безрассудная смелость. Казалось, она не замечала опасности. Много лет спустя, вспоминая прожитые годы, Мария благодарила судьбу за то, что никогда не знала страха. Во времена нацизма смерть подстерегала ее буквально за каждым углом, порой секунда испуга могла стоить жизни. Марии было двенадцать лет, когда умер отец и ее счастливое детство кончилось. Единственным наследником семейного имущества был объявлен старший брат, а опеку до его совершеннолетия приняла на себя мать. Сестрам было назначено ежемесячное пособие. Домашнее обучение было прервано, девочку отправили в обычную школу. Не сразу удалось привыкнуть к новым порядкам. Ее исключали из нескольких школ за неподчинение правилам, за „чрезмерную“, по мнению педагогов, любовь к животным. Наконец, Марии повезло: она попала в берлинский интернат для благородных девиц, где встретила воспитателей и учителей, которые ее понимали. Ей, единственной из всех учениц, даже разрешили держать при себе собаку. Старшие сестры, закончив подобные пансионы и лицеи, сравнительно быстро вышли замуж за людей своего круга, и у Марии появились зятья - графы, бароны, представители старинных дворянских родов. На один брак мать долго не давала согласия: полковник фон Райхенау был из недостаточно знатной семьи. Но все же свадьба состоялась. Впоследствии Райхенау дослужился до звания генерала-фельдмаршала и стал одним из ведущих гитлеровских полководцев. После ссоры со всемогущим Германом Герингом он при странных обстоятельствах умер в 1942 году. Все ожидали, что и Марию ждет судьба ее старших сестер, однако любознательная девушка хотела учиться дальше. Мать и брат были решительно против, но интернатские учителя сумели их уговорить, и ей было разрешено поступить в университет. Она мечтала стать ветеринаром, что в те годы было весьма необычно для девушки ее круга. Но эту мечту пришлось отложить: она не имела своих средств к существованию и целиком зависела от брата. Мария поступила на биологический факультет университета Бреслау, через год перевелась в Мюнхен. Ее интересовали зоология, ботаника и антропология, а темой для научной работы она выбрала ихтиологию. Студентка Студенческие годы подарили Марии долгожданную свободу, встречи с интересными людьми. Еще в Бреслау она познакомилась с членами молодежного социал-демократического общества, прониклась их идеями и готова была активно участвовать в общественной работе. Вначале к ней отнеслись настороженно: графини среди социал-демократов встречались не часто. Но холодок недоверия быстро прошел – ее искренность не вызывала сомнений. Собрания общества нередко подвергались нападениям нацистских боевиков, так что остроту партийной борьбы накануне прихода Гитлера к власти графиня фон Мальцан познавала не только из газет. На деятельную молодую студентку обратили внимание и городские национал-социалисты: ей предложили стать агитатором, ездить по стране и убеждать людей в преимуществах их партии. Нацисты не скупились на обещания, чтобы уговорить Марию, - она была неплохим оратором, а ее громкое имя привлекало бы людей. Труднее всего было устоять перед перспективой пользоваться персональным автомобилем с оплатой всех расходов. Иметь свою машину было ее давнишней мечтой. Незадолго перед этим она получила водительские права, а чтобы лучше узнать автодело и стать водителем „не хуже мужчин“, два месяца проработала в автомобильной мастерской. Но от заманчивого предложения Мария фон Мальцан все же отказалась. Кто такие нацисты, она уже тогда хорошо понимала. Прочитав оба тома „Моей борьбы“, вышедшие соответственно в 1925-м и 1926-м, она твердо решила, что с Гитлером ей не по пути. Семья фон Мальцан придерживалась других взглядов: все остальные дети вступили в гитлеровскую партию. Брат и младшая сестра стали политическими противниками. В 1940 году Мария получила из дома письмо, где сообщалось, что брат погиб при штурме линии Мажино во Франции. „Он пал за тебя“ - такие слова были в том письме. Мария ответила, что это неправда: брат пал за Гитлера. Мюнхен В баварской столице Мария оказалась в самом начале 30-х годов. Активность нацистов в Мюнхене была выше, чем в других городах Германии: здесь жил сам будущий фюрер. Один раз она даже видела, как он в сопровождении группы соратников выходил из знаменитой пивной „Остериа-Бавария“. Девушке надолго запомнилось грандиозное и одновременно устрашающее шествие нацистов по Леопольдштрассе, в котором участвовали тысячи людей – от юношей из гитлерюгенда до военизированных отрядов штурмовиков в черной форме. Это был 1932 год, до прихода Гитлера к власти оставалось несколько месяцев. После 30 января 1933 года, когда Гитлер был объявлен канцлером Германии, культурная жизнь в городе заметно потускнела. Из репертуаров исчезли многие спектакли и фильмы, среди авторов которых были евреи или чье содержание не отвечало идеологическим требованиям новой власти. Даже песни, исполнявшиеся на сценах ресторанов и кафе, проходили суровую цензуру. Например, известному певцу мюнхенского кабаре Вальтеру Гильбрингу, будущему мужу Марии фон Мальцан, запретили исполнять куплеты популярного тогда сочинителя Курта Тухольского. Если же произведение было слишком хорошо известно, как некоторые песни Генриха Гейне, то его печатали в школьных книгах, не указывая имени автора. После поджога рейхстага в феврале 1933-го усилились нападки на противников новой власти – социалистов и коммунистов. Вытеснение евреев из общественной жизни стало еще более активным. У входа в магазины появились пикеты с плакатами: „Немцы, не покупайте у евреев“. Из университета настойчиво изгонялись неарийские студенты и преподаватели. Не членов нацистской партии больше не брали на работу. Чтобы заработать немного денег для продолжения учебы, Мария устроилась в мюнхенскую редакцию католического еженедельника „Вельтгук“, выходившего в австрийском городе Инсбруке. Здесь она познакомилась со шведским пастором Фридрихом Мукерманом, который сыграл важную роль в антигитлеровском Сопротивлении. Одну из своих задач Мукерман видел в том, чтобы рассказать миру о преступлениях фашистского режима в Германии. По его заданию Мария тайно вывозила из Мюнхена в Инсбрук сводки о происходящем в стране. На мюнхенском вокзале пассажиров часто обыскивали, и от нее требовалась немалая находчивость и выдержка, чтобы не попасть в руки гестапо. Увлеченно занимаясь общественными делами, девушка не забывала и о науке. Осенью 1933 года она успешно защитила докторскую диссертацию по естествознанию. К этому времени Гитлер уже девять месяцев правил страной. Найти работу в университете или институте биологии не было никакой надежды. Мало того, что она не состояла в нацистской партии; политическая благонадежность Марии вообще не внушала властям доверия: несколько раз ее вызывали в гестапо на допросы из-за дружбы с социалистами и евреями. Поэтому она не раздумывая согласилась на предложение редактора „Вельтгука“ поехать вместе с ним в длительную командировку в Африку. Фридрих Мукерман одобрил это решение, но просил не уезжать из страны навсегда: Мария фон Мальцан была нужна тем, кто решил бороться с гитлеровским режимом. Самому пастору пришлось срочно уехать на родину - он чудом остался жив после покушения на него гитлеровских боевиков. Берлин Путешествие в Африку закончилось раньше, чем планировалось. Через полгода пришло известие о смерти матери, и Мария вернулась на родину. В Миличе обученные братом слуги встретили ее приветствием: „Хайль Гитлер!“. Долго оставаться дома не было никакой возможности, и в начале 1935 года она снова оказалась в Мюнхене. Обстановка в городе стала еще более удручающей. Общение с друзьями было чревато репрессиями: письма вскрывались и прочитывались на почте, телефонные разговоры прослушивались. Одно неосторожное слово могло привести человека в концлагерь. Оглядываться на строгую цензуру должны были авторы статей, редакторы журналов, газет, эстрадные исполнители. Вальтер Гильбринг, ставший с недавнего времени мужем Марии, решил попытать счастья в Берлине, сочтя, что Мюнхен стал „слишком коричневым“. В конце 1935-го молодые супруги перебрались в немецкую столицу. Брак оказался коротким: сразу после Берлинской олимпиады 1936 года Вальтер вернулся в Мюнхен, оставив Марию в Берлине и прислав ей бумаги на развод по почте. Марии пришлось начинать новую жизнь. Она быстро стала своей в высших столичных кругах, у нее появились друзья среди актеров и спортсменов. На одном из приемов, устроенном официальной кинозвездой Третьего Рейха Ольгой Чеховой, Мария познакомилась со знаменитым немецким боксером Максом Шмелингом. Чтобы заработать на жизнь, она писала «душещипательные» истории из жизни животных, пользовавшиеся большой популярностью у сентиментальных берлинских радиослушателей и читательниц дамских журналов. Но не оставила она и свою давнюю мечту лечить животных и в 1940-м поступила на ветеринарное отделение Берлинского университета. Эта профессия помогла ей и многим людям, которых она спасала, пережить страшные годы войны. Мария фон Мальцан охотно занималась спортом: плавала, ездила верхом и стреляла из пистолета лучше многих мужчин. И при этом она была элегантной, очаровательной и очень привлекательной женщиной, чьим обществом дорожили высшие партийные функционеры, армейские генералы и офицеры СС. Убеждения самой графини не изменились: она презирала Гитлера, ненавидела нацистов и всеми силами боролась против их режима. Мюнхенские связи с антигитлеровским подпольем она сохранила и в Берлине. Ганс Гиршель В 1939 году Мария фон Мальцан встретила мужчину, любовь к которому пронесла через всю жизнь. Издатель авангардного литературного альманаха Ганс Гиршель жил вместе с матерью, отказавшейся эмигрировать в Англию, хотя жизнь евреев в Берлине с каждым месяцем становилась все более опасной. Каждый день появлялись новые антиеврейские постановления, и малейшее их нарушение грозило немедленной отправкой в концлагерь. Ганс был очень привязан к своей матери и был готов разделить ее судьбу. Мария фон Мальцан и Ганс Гиршель В начале 1942 года фрау Гиршель получила предписание покинуть свою большую квартиру на Кайзераллее и переселиться с сыном в специальный дом, где жили одни евреи. Мария в это время была беременна, и Люция Гиршель, наконец, разрешила своему сыну переехать к матери его будущего ребенка на Детмольдерштрассе. Чтобы сбить нацистов со следа, решили инсценировать самоубийство Ганса. Он написал «прощальное письмо», в котором сообщил, что не в силах больше жить под постоянной угрозой разлуки с матерью. Через два дня Люция пошла с этим письмом в полицию и заявила о пропаже своего сына. Расчет на то, что власти не будут особенно утруждать себя поисками пропавшего еврея, оправдался полностью: Ганс Гиршель был признан умершим и его местопребывание перестало кого бы то ни было интересовать. Перед переездом Ганса Мария перевезла к себе на Детмольдерштрассе внушительных размеров диван, в котором было достаточно места, чтобы спрятать человека. Изнутри он запирался на крючок, а в его дне Мария просверлила несколько отверстий для доступа воздуха. Уходя из дома, она ставила в диван стакан с водой и специальным лекарством, подавляющим кашель, – так что Ганс мог долго находиться там, не выдавая себя. Эти предосторожности оказались не лишними: гестаповцы не раз появлялись в квартире графини фон Мальцан с внезапными обысками. Однажды эсэсовец потребовал открыть диван. Мария ответила, что сделать этого она не в силах, но офицер может прострелить диван, однако предварительно пусть даст ей расписку, что гестапо возместит ущерб, если никого не найдет. Гитлеровец не стал рисковать и ушел ни с чем. Ребенок у Марии родился недоношенным, его поместили в госпиталь в специальную камеру-инкубатор. Во время одной из частых бомбежек Берлина электричество в госпитале было отключено, и младенец погиб. Мария считала, что их маленький сын, облегчив Гансу разрыв с его матерью, тем самым спас ему жизнь. Люция Гиршель недолго прожила одна в своей новой квартире в «еврейском» доме. Один из добровольных помощников гестапо донес, что она появилась на улице в костюме с накидкой, прикрывающей обязательную для евреев желтую звезду Давида. Этого нарушения было достаточно, чтобы отправить ее в концлагерь. Больше о ней никто ничего не слышал. Стараясь облегчить боль от потери ребенка, Мария приютила у себя в доме двух русских девочек, оказавшихся в трудовом лагере Берлина. Они с Гансом быстро привязались к детям, а те стали относиться к ним как к новым родителям. Когда после победы советские солдаты увезли девочек с собой в Россию, Мария и Ганс долго не могли с этим смириться. Ганс Гиршель оставался в квартире Марии, Марушки, как он ее называл, до конца войны. Все его родственники, остававшиеся в Германии, погибли в концлагерях. Спасая обреченных Гиршель был не единственным человеком, кому помогала Мария фон Мальцан в годы войны. В ее квартире на Детмольдерштрассе в разное время нашли убежище около шестидесяти человек, не обязательно евреев. Работая ветеринаром на берлинской скотобойне, она могла принести домой кусок мяса, что спасало беженцев от голодной смерти. Другие продукты Мария доставала на черном рынке. Ганс не знал, чем занимается его Марушка вне дома. Чтобы не рисковать, она не посвящала его в свои дела, связанные с подпольем. Ради спасения людей ей не раз приходилось выполнять смертельно опасные задания. Шведской церкви в Берлине иногда удавалось нелегально „выкупать“ евреев, попавших в руки гестапо. Для оплаты в ход шли не только деньги, но и дефицитные сигареты, вино, продукты. Чтобы вывезти людей из Германии в безопасную Швецию, подпольщики использовали даже мебельную перевозку. Гитлеровцы разрешили членам шведского посольства в Берлине отправлять свои вещи в Стокгольм по железной дороге. Проводники поезда были подкуплены, и в ящиках для мебели могли прятаться люди. Самым сложным было привести группу беженцев к условленному месту, где стокгольмский поезд делал короткую остановку. Это задание и выполняла Мария фон Мальцан. Она вела людей по лесным тропинкам, избегая населенных пунктов. Как-то ночью, когда Мария возвращалась домой после успешной отправки очередной партии беженцев, ее чуть было не задержал эсэсовский патруль с собаками. Она сумела сбить собак со следа, после чего всю ночь пряталась в ветвях дерева на берегу пруда. Эта ночь показалась ей самой длинной в жизни. На рассвете началась бомбежка. Мария незаметно присоединилась к группе людей, тушивших в деревне пожар. Когда пожар был потушен, она получила справку, оправдывавшую ее отсутствие в городе, и благополучно вернулась в Берлин. Но не все операции заканчивались так удачно. Однажды она вела к назначенному месту двоих „выкупленных“ у гестапо человек. Как и было условлено, они шли на некотором расстоянии от нее, чтобы не была заметна их связь. Неожиданно Марию окликнул эсэсовский патруль и приказал остановиться. Ни секунды не колеблясь, она бросилась в сторону, отвлекая преследователей от своих подопечных. Когда она перелезала через стену, ее ранили, но ей удалось скрыться. Домой она не ушла, пока не убедилась, что те, за кого была ответственна, дошли до цели. Ганс так и не узнал, кто ранил его Марушку. Много лет спустя Мария фон Мальцан вспоминала, что страха в тот момент она не испытывала. В голове была одна мысль: если сейчас убьют, она умрет за хорошее дело, если останется живой – сможет еще помогать людям. Спортивная подготовка молодой графини не раз помогала ей в буквальном смысле слова выходить сухой из воды. Ей приходилось сопровождать людей на Боденское озеро, расположенное на юге, там, где Германия граничит с Австрией и нейтральной Швейцарией. Одетые в черные купальные костюмы, Мария вместе с беженцем дожидались темноты и, получив со швейцарского берега условный световой сигнал, переплывали озеро, стараясь не попасть под прожекторы патрульных катеров. Плыть нужно было более двух часов. Передав своего подопечного ожидавшим его людям и немного передохнув, она отправлялась в обратный путь. В следующую ночь она переправляла на швейцарский берег личные вещи беженца. Однажды ее заметили на пограничном катере. К счастью, она уже возвращалась назад и плыла одна. Ей пришлось напрячь все свои силы, призвать на помощь всю ловкость и сообразительность, чтобы уйти от преследователей и благополучно доплыть до спасительного берега. „Мне ни минуты не было скучно…“ После войны Мария работала ветеринарным врачом в Берлине. Кроме того, ей много времени приходилось уделять общественной деятельности: начиная с августа 1945-го союзники вплотную взялись за освобождение Германии от коричневой заразы, и графиню фон Мальцан привлекали в комиссии по выявлению бывших активных нацистов. Казалось, что нормальная жизнь постепенно налаживается. У Марии была квартира, интересная и нужная людям работа, рядом с ней находился любимый мужчина, на которого можно было наконец опереться. Но, видимо, она переоценила силы – и его, и свои собственные. Жизнь готовила им новые испытания. Годы нечеловеческого напряжения не прошли для них бесследно. Проведший около трех лет в убежище, Ганс не скоро смог приспособиться к новой жизни. Его тонкая, ранимая психика литератора-интеллектуала была подавлена. Во время войны Мария была настоящим диктатором во всем, что касалось их безопасности. И теперь, когда самое страшное ушло в прошлое, ему уже было не обойтись без ее заботы. Но и у самой Марии силы тоже были на исходе. В 1947-м Ганс Гиршель и Мария фон Мальцан поженились. И так же, как и первый ее союз с Вальтером Гильбрингом, этот брак оказался недолгим – в 1949 году он распался. Но их душевная близость и привязанность друг к другу не исчезли. Через двадцать три года они вновь встретились и поняли, что должны быть вместе. Мария фон Мальцан, середина 80-х годов Весной 1972-го, за три года до смерти Ганса, они поженились во второй раз. Это трехлетие было самым счастливым в жизни Марии фон Мальцан. Наконец-то она обрела понимание, душевную поддержку и заботу, которых ей так не хватало раньше, когда она одна оказалась перед неведомой и страшной бедой. Дело в том, что в годы войны ей приходилось снимать стресс с помощью успокоительных средств. Постепенно это вошло в привычку, и она сама не заметила, как стала наркоманкой. Пользуясь своим правом врача, она выписывала себе лекарства, содержащие сильные наркотики. Но так не могло продолжаться вечно, нарушение служебного долга было раскрыто, и ее лишили лицензии. Она потеряла работу и попала в психиатрическую лечебницу. Потом это время вспоминалось как страшный сон. Но и в больнице, где большинство врачей уже не считали ее нормальным человеком, Мария сумела сохранить чувство собственного достоинства. Однажды профессор, очень активно старавшийся доказать, что больная не поддается лечению, остановил ее во время прогулки и спросил, почему она с ним не поздоровалась, – не узнала? И Мария ответила, что узнала, но в том обществе, в котором она воспитывалась, мужчина здоровается с женщиной первым. Есть печальное наблюдение: бывших наркоманов не бывает. Марии удалось стать одним из немногих исключений. С огромным трудом она выкарабкалась из пропасти и вернулась к нормальной жизни и любимой работе. Она вновь получила возможность лечить животных, чем с удовольствием занималась до последних дней своей жизни. В августе 1997-го Мария фон Мальцан была официально приглашена в Израиль для вручения ей медали “Праведник мира” за спасение евреев в годы Холокоста. Но “мятежная графиня” отказалась от почетного звания. Израильские войска еще находились в Ливане, и она, всю жизнь боровшаяся за права людей независимо от их религии и цвета кожи, не могла отнестись к этому равнодушно. Для названия книги своих воспоминаний графиня Мария фон Мальцан выбрала первую строчку знаменитого стихотворения Генриха Гейне „Доктрина“: Бей в барабан и не бойся беды И маркитантку целуй вольней. Вот тебе смысл глубочайших книг, Вот тебе суть науки всей. (Перевод Ю. Тынянова) Кстати, в этой книге Мария вспоминает поговорку своей силезской родины: „Лучше жизнь короткая, но хорошая“ -- и добавляет: „Возможно, ко мне это и не относится, но я определенно могу сказать, что в моей жизни мне ни минуты не было скучно“. Автор: © Евгений Беркович Источник: Сетевой портал «Заметки по еврейской истории» http://www.berkovich-zametki.com/

Полина Жемчужина Жена В.М. Молотова Пэрл Семеновна Карповская (Полина Жемчужина) родилась на станции Пологи Александровского уезда Екатеринославской губернии в семье портного. Семь лет работала в Екатеринославе на табачной фабрике, кассиром в аптеке, а в 1918 году резко поменяла образ жизни, вступив в РКП(б) и в Красную армию, где стала политработником в частях 12-й армии, заведовала клубом. В большом секрете держала в то время факт, что ее родная сестра в том же 1918 году уехала в Эрец Исраэль. В 1919 годку Полина перебралась в Киев, была политработником 9-й армии, членом ЦК КП(б) Украины, инструктором женотдела. В 1919 году в Харькове она впервые получила документы на имя Полины Семеновны Жемчужиной. Недолго, почти год, заведовала женским отделом Запорожского горкома партии. В составе делегации руководителей женотделов от парторганизации Украины отправилась в 1920 году в Москву, где познакомилась с В.М.Молотовым, который помог Полине остаться в Москве. В 1921 году Полина Жемчужина работала инструктором Рогожско-Симоновского райкома РКП(б), а вскоре вышла замуж за В.М. Молотова, стала близким другом жены Сталина Н. Аллилуевой. По окончании экономического факультета Институт народного хозяйства им. Г.В. Плеханова работала сначала секретарем партячейки парфюмерной фабрики "Новая заря", а в 1930 году стала ее директором. С 1936 по 1939 г.г. – на руководящих постах в различных наркоматах СССР: в наркомате пищевой промышленности (начальник главка парфюмерно-косметической, синтетической и мыловаренной промышленности), в наркомате пищевой промышленности (заместитель наркома), в наркомате рыбной промышленности (нарком). В марте 1939 года П.Жемчужина стала кандидат в члены ЦК ВКП(б) и в том же году вынуждена была прекратить переписку с сестрой, проживавшей в Палестине. Однако «делу» был дан ход, и 10 августа 1939 года Политбюро приняло секретное постановление (особая папка) о «нездоровых» связях жены Молотова. В феврале 1941 года на 18-й партконференции П.С. Жемчужина была выведена из состава кандидатов в члены ЦК, но вскоре стала активно работать в Еврейском антифашистском комитете (ЕАК), а в 1944 году официально зарегистрировала свой брак с В.М. Молотовым. Говорят, Сталин был взбешен и топал ногами на Молотова, узнав, что Жемчужина в 1945 году в траурный день памяти жертв Катастрофы посетила Московскую хоральную синагогу. В январе 1948 года, присутствуя на траурной панихиде по Михоэлсу, Жемчужина неосторожно поделилась с писателем Ициком Фефером своими сомнениями в истинности официальной версии гибели артиста, а в том же году подружилась с Голдой Меир - первым послом Государства Израиль в СССР. Оба этих факта послужили сигналом для гонений против этой, безусловно, отважной и неординарной женщины (кстати, с Голдой Меир Пэрл разговаривала только на идиш). После разгрома ЕАК и принудительного развода с Молотовым Пэрл Жемчужина была арестована (29 января 1949 года), а ее бывший муж в марте 1949 года был освобожден от должности министра иностранных дел и потерял большую часть своего влияния. 29 декабря 1949 года после допросов с применением пыток Жемчужина особым совещанием при МГБ СССР была приговорена к пяти годам ссылки в Кустанайскую область. По случайному стечению обстоятельств день рождения Молотова (9 марта) совпал в 1953 году с похоронами Сталина. Рассказывают, что 10 марта Л. Берия неожиданно вышел из-за стола, обнял гостью и воскликнул: "Полина! Ты честная коммунистка!" Жемчужина упала на пол, потеряв сознание. Но ее быстро привели в чувство, дали немного отдохнуть и переодеться и отвезли на дачу к Молотову - подарок к его дню рождения. Но в 1957 году Молотов был причислен к антипартийной группе и вновь попал в опалу. А Пэрл умерла от рака 1 мая 1970 года и была похоронена на Новодевичьем кладбище. Молотов, всю жизнь любивший свою Жемчужину, уже будучи вдовцом, неизменно произносил в своей компании: "За товарища Сталина! За Полину! За коммунизм!". Сегодня в российской политике активен внук Молотова и Жемчужиной, президент фонда "Политика", доктор исторических наук Вячеслав Алексеевич Никонов (родился в 1956 году). С 2007 года - исполнительный директор правления фонда «Русский мир» (назначен на этот пост президентом России). По словам Владимира Путина, фонд создан для популяризации русского языка, а также распространения и развития богатейшего культурного наследия России, важнейшую часть которого составляют гуманитарные науки. Источник:http://www.newswe.com/index.php?go=Pages&in=view&id=1127

Глюкель Фон Гамельн Кто такая Глюкель? Героиня. Причем не вымышленная, и то, что мы о ней узнаем, – не фантазии писательского гения, а собственные ее свидетельства – мемуары, с печатью явного литературного дара. Пред нами предстает хорошо образованная незаурядная личность, сильное, цепкое сознание которой впитывает происходящее не только в ближайшем окружении, но целую эпоху – конец ХVII – начало ХVIII века – в жизни германских евреев. Между тем она пронзительно женственна, и сквозь горячо эмоциональное повествование проступает нежная хрупкость Глюкель, по-еврейски Гликль, Гликеле, Гликлихен на немецкий лад. Она берется за дневник в тяжелое, горькое для себя время, когда, внезапно потеряв любимого и любящего мужа, преданного друга, опору семьи, сорока четырех лет от роду остается с восьмью детьми (четверо старших уже пристроены)... Что делать?! И то, что делает Глюкель, какой она выбирает путь и с какими достоинством и выдержкой следует ему, дает все основания утверждать: да, она героиня. На чем зиждется ее героизм? На любви, ибо всю жизнь ее сердце было полно любовью: нежной и преданной – к близким, стоической – к жизни. На вере, ибо вера в милосердие и справедливость Творца всегда укрепляла ее в дни испытаний. На преданности, ибо она была преданной женой и интересы мужа были ее интересами, а его дела – ее делами; преданной матерью, ведь только ради детей отважилась она продолжать торговые дела мужа, крупного купца-ювелира, да так, что ее общественная и деловая активность распространились не только на Германию, но и Францию, Данию, Голландию, Австрию и Польшу; и, наконец, преданной дочерью, глубоко почитающей своих родителей, и преданной еврейкой – преданной традициям и интересам своего народа. А как не сказать о ее воле? Никогда она не роптала, а взявшись за дело, терпеливо вела его к успеху. А о благочестии? Всю жизнь она строила на заповедях Торы и при всей драматичности судьбы в них не разочаровалась, а завещала детям. Собственно, именно им и адресуются ее «книжки» – так скромно, даже иронично назвала она свой труд. На страницах воспоминаний явственно проступает, насколько нравственные качества и образ жизни родителей сказываются на детях, – очень убедительно, на примере трех поколений! Энциклопедия Брокгауза-Ефрона, кстати, уделив на своих страницах Глюкели фон Гамельн довольно внушительное место, называет ее «типичной еврейской женщиной», правда «особенно интересной ввиду ее высоких душевных качеств». При том замечается, что «дети ее породнились с лучшими семьями» германских евреев, а сама она «стояла впереди тогдашней еврейской жизни». Как ни высоко было положение Глюкели фон Гамельн, на страницах ее труда мы встречам безусловно скромную во всех отношениях женщину. Писавшая мемуары определенно не представляла ни их истинной ценности, а они явились «крупным историческим памятником», «единственной художественной летописью еврейского быта» того времени (Брокгауз-Ефрон), ни будущей судьбы. А судьба такова: сын Глюкели, байерсдорфский раввин Моше Гамельн, велел снять копию с рукописи матери, и в качестве наследства она переходила из рода в род. Потомки хранили ее как сокровище. Впервые мемуары, написанные автором на старом идише, были изданы на немецком в 1896 году писателем Кауфманом, известным главным образом своими работами о Генрихе Гейне, одном из потомков Глюкели. С тех пор они неоднократно издавались и в английском переводе, словом, обрели в мире заслуженную известность. Источник: http://www.sem40.ru/ourpeople/destiny/19116//

Фрида Белинфанте Если бы из всей истории Испании надо было выбрать год, оказавший наибольшее влияние на дальнейшую историю как самой Испании, так и всего мира, то многие бы, не задумываясь, назвали 1492-й. Именно в этом году Христофор Колумб совершил свое первое путешествие, приведшее к открытию Нового Света; пала Гранада, что означало окончательную победу Креста над Полумесяцем на Иберийском полуострове; и евреи были изгнаны из Испании. Многие изгнанники сначала нашли приют в Португалии, но когда в 1496-м португальский король Мануэл I Счастливый вознамерился жениться на испанской инфанте, то условием брака испанская сторона поставила изгнание евреев из Португалии или их переход в христианство. Изгнание было королю крайне невыгодно, поэтому в 1497 году вся португальская еврейская община была насильно обращена в католичество. Но формальная христианизация не привела к ассимиляции евреев: в большинстве своем они втайне продолжали практиковать иудаизм и существовать как особая группа – мараны, или новые христиане. В 1504 году в Лиссабоне состоялся погром, в ходе которого погибло порядка двух тысяч маранов. Еще через несколько лет в Португалии ввели инквизицию, главной мишенью которой стали те же новые христиане. Именно в этой обстановке, в 1526 году, Йосеф Коген Белинфанте решил покинуть Португалию и уехать в Далмацию. Судя по тому, что семья Белинфанте смогла прожить в Португалии почти тридцать лет после официальной христианизации, они, по крайней мере, успешно изображали католичество. Внук Йосефа Когена Меир Коген станет в Далмации софер-стамом. Сын последнего, Йосеф Коген перебирается в принадлежавший туркам Белград, где становится синагогальным кантором. В 1688 году Белград берет австрийская армия. Австрийцы бесчинствуют, жгут дома, грабят и убивают жителей. Большинство евреев погибают или попадают в плен. Одним из немногих спасшихся был сын Йосефа Когена Меир Хаим, бежавший в 1689 году в Амстердам. В этой амстердамской сефардской семье в 1904 году родилась девочка, названная Фридой. Отец Фриды, Арон (Ари) Белинфанте (1870–1924), был пианистом и учителем музыки. Мать, Георгина Антуанетта Гессе в основном занималась детьми (у Фриды было две сестры и брат). Все дети музицировали, Фрида с девяти лет играла на виолончели, а в шестнадцать впервые выступила перед публикой. В семнадцать Фрида познакомилась с Генриеттой Босманс, женщиной девятью годами старше, пианисткой и композитором. С 1922 года Фрида и Генриетта стали парой, их отношения не были секретом для друзей. Обе жили музыкой. Фрида много времени уделяла занятиям, что, по мнению Генриетты, свидетельствовало об ограниченности таланта Белинфанте: большому таланту не подобало, по ее мнению, заниматься столь интенсивно. Фрида чувствовала себя в ответе за Генриетту: организовывала ее выступления, писала тексты для ее программ и даже защищала ее от завышенных требований доминантной и вечно вмешивающейся не в свои дела матери. Мать Генриетты Босманс, пианистка Сара Бенедиктс, воспитала дочь одна, отец Генриетты умер, когда ей было несколько месяцев. Босманс преимущественно писала музыку для исполнительниц, с которыми она вместе выступала или была дружна – неудивительно, что ее Второй концерт для виолончели был посвящен Фриде. 10 октября 1923 года Фрида Белинфанте впервые исполнила этот концерт. Гомосексуальное поведение стало уголовно наказуемым в Нидерландах в 1911 году с введением статьи 248-бис. Эта статья распространялась как на мужчин, так и на женщин старше 21 года, вступающих в половую связь с несовершеннолетними своего пола в возрасте от 16 лет до 21 года. Фриде Белинфанте в 1922 году было 18, Генриетте Босманс – 27, т.е. Босманс подпадала под действие этой статьи. Замечу, что гетеросексуального эквивалента у этой статьи не было, т.е. половые контакты лиц старше 21 года с лицами противоположного пола старше 16 лет были допустимы. С 1924-го Фрида была солисткой Харлемского оркестра. К сожалению, прожить на эту зарплату было невозможно, и поэтому она уволилась через два года и стала играть в оркестрах, сопровождающих показ немых фильмов. Вместе с Генриеттой Босманс и флейтистом Йоханом Фелткампом Фрида периодически выступала в составе «Амстердамского трио». В 1929 году Фрида разошлась с Босманс, а когда в 1930-м Фелткамп сделал ей предложение, она согласилась выйти за него замуж. Фелткамп знал о любви Фриды к женщинам, однако он настолько восхищался ею, что даже осознание невозможности интимной близости не помешало ему сделать предложение, а ей – его принять. Под влиянием Фелткампа Фрида начала дирижировать: Фелткамп дирижировал очень плохо, и Фрида решила, что ей это удастся лучше. Брак просуществовал до 1936 года. 1938-й был для Фриды годом удач: созданный ею оркестр выступает в знаменитом амстердамском Концертгебау, сама же она становится первой женщиной – постоянным дирижером профессионального оркестра, выигрывает престижный дирижерский конкурс в Швейцарии и получает почетное приглашение дирижировать «Orchestre de la Suisse Romande». Последнему исполниться суждено не было – началась Вторая мировая война. Фрида следила за событиями в Германии и представляла себе последствия немецкого вторжения. В начале оккупации (май 1940) брат Фриды Роберт Поль и его жена Йетта покончили жизнь самоубийством, а сама Фрида распустила свой оркестр – слишком многие его члены были евреями. В ноябре того же года все музыканты должны были зарегистрироваться в нацистском Отделе по делам культуры. Отсутствие регистрации лишало возможности дальше профессионально заниматься музыкой. Для регистрации следовало предоставить справку об арийском происхождении. Белинфанте – еврейка только по отцу – могла, в порядке исключения, пройти регистрацию, но отказалась это сделать и продолжала, вплоть до начала 1942 года, выступать перед еврейской публикой с еврейскими и нееврейскими музыкантами. После это Фрида Белинфанте ушла в подполье. В подполье Фрида знакомится с еще одним мужчиной, сыгравшим значительную роль в ее жизни. Звали его Виллем Арондеус (род. 1894), и был он художником, писателем и геем. Гомосексуальность Арондеуса была общеизвестна: в семнадцать лет Арондеус из-за конфликта с семьей уходит из дома и откровенно говорит о своей ориентации, что даже для богемных гомосексуалов времен Первой мировой войны было довольно необычно. На момент описываемых событий за его спиной уже два романа («Дом сов» и «В цветущей редьке»), биография художника Маттейса Мариса и несколько картин. Вступив в ряды подпольщиков, Арондеус расстался со своим многолетним партнером, не без оснований опасаясь за его жизнь, и отослал его из Амстердама в провинциальный Апелдорн. Вместе с Фридой Арондеус входил в группу артистов-подпольщиков: они организовывали укрытия для евреев и уклоняющихся от трудовой повинности, готовили поддельные документы, распространяли листовки и памфлеты. Позднее Фрида вспоминала о братских отношениях с Арондеусом. Июль 1940 года ознаменовался введением постановления 81/1940, сделавшего сексуальные контакты между совершеннолетними мужчинами уголовным преступлением, каравшимся тюремным заключением до четырех лет. Проституткам и замеченным в контактах с несовершеннолетними грозило десять лет тюремного заключения. Тем самым, законодательство Нидерландов было максимально приближено к 175 параграфу УК Германии, считающему гомосексуальные отношения между мужчинами уголовным преступлением, наказуемым заключением в тюрьмах и концлагерях. Через девять месяцев после начала оккупации, в феврале 1941-го, началось создание национальной картотеки мужчин, зарегистрированных в полиции в связи с гомосексуальностью. 27 марта 1943 года группа подпольщиков организовала нападение на амстердамский Отдел регистрации населения, в котором хранилась информация о евреях, уклонистах и противниках режима. В подготовке нападения участвовали в том числе Арондеус и Белинфанте. Переодетые полицейскими, подпольщики проникли в здание и попытались поджечь его: ряд документов был уничтожен – во многом, благодаря помощи симпатизировавшей подпольщикам пожарной команды. Участники нападения были арестованы и 1 июля казнены, среди казненных был и Виллем Арондеус. В ходе процесса Арондеус постарался спасти других обвиненных, взяв вину на себя, но эта попытка оказалась тщетной. Считается, что перед казнью Арондеус выкрикнул: «Знайте, гомосексуалы – не трусы!» Фриде Белинфанте, не участвовавшей в самом нападении, пришлось несколько месяцев прожить под мужским именем. В конце 1943-го ей удается бежать в Швейцарию. Друзья Фриды были расстреляны, подруги – арестованы, депортированы или погибли. Ее брат и его жена покончили с собой. Фрида осталась совершенно одна, а когда в лагере беженцев ей посчастливилось встретить знакомую, та отказалась делить с Фридой комнату из-за ее гомосексуальности. «Настоящую радость, которую я знала ребенком, веру в людей и человечество я не смогла более обрести. Я встретила великолепных людей и только поэтому смогла жить дальше, только потому, что есть прекрасные люди. Есть красота, и красота человеческая, но ее недостаточно…» По окончании войны Фрида возвращается в Нидерланды, но быстро разочаровывается в увиденном: для большинства жизнь продолжалась, как будто оккупации и коллаборационизма не было вообще. Фрида получает место дирижера, но затем ей настоятельно рекомендуют от этого места отказаться: не дело женщины дирижировать… В 1947 году, в возрасте сорока трех лет, Фрида Белинфанте эмигрирует в США, где, начиная с 1954-го, становится дирижером Orange County Philharmonic Orchestra (Калифорния). В 1962 году оркестр был распущен: официальной причиной была нежелательность конкуренции с лос-анджелесским филармоническим оркестром, неофициальной – гомосексуальность дирижера. Фрида Белинфанте скончалась от рака в 1995 году. Сегодня ее именем названа одна из престижных музыкальных программ для школьников, а ее жизни посвящен документальный фильм “…But I was a girl: The Story of Frieda Belinfante” («Но я была девочкой: История Фриды Белинфанте»). Источник: http://booknik.ru/context/?id=28776

Мириам Ратнер С Мириам Ратнер я познакомился в Доме отдыха «Отрадное» на одном из вечеров, в котором и я принимал участие. Она прекрасно читала написанные ею стихи о войне: В войне той Великой и страшной Наш подвиг был скромен и мал, Но нас, как незримою цепью, Он крепкою дружбой сковал. Мы ближе познакомились и я попросил Мириам рассказать о своей жизни. Она начала свои воспоминания с раннего детства. - Родилась в Витебске в еврейской семье с довольно скромным материальным достатком. Отец был бухгалтером. Сам изучил языки. Знал немецкий, английский и конечно идиш. Много читал, любил еврейство, но не был фанатично верующим. Моя мама была домашней хозяйкой. Она, как и отец любила театр, музыку. Они уделяли большое внимание моему воспитанию. Привили любовь к чтению, музыке, искусству, шахматам, энциклопедии. С особой любовью рассказывали мне об истории еврейского народа. Заветной мечтой отца было уехать в Иерусалим. До 1-й Мировой войны он купил участок земли в Палестине, но во время голода в 1933 году пришлось его продать, чтобы выжить семье вскоре отец тяжело заболел и умер, когда мне было 17 лет. Незадолго до кончины отца я уехала из Витебска в Ленинград, где жили мои два брата. После смерти папы и мама переехала в Ленинград. Экстерном сдала экзамены за 10-й класс и поступила во 2-й Ленинградский медицинский институт и отлично его окончила. Меня оставляли в аспирантуре по биохимии, но я отказалась и по распределению уехала в Вологодскую область заведовать участковой больницей. Этот год был полон интересных впечатлений, встреч с хорошими людьми и совершенствования медицинских знаний. - Война ворвалась в нашу жизнь, - продолжила Мириам. А затем задумалась и прочла вот эти строки: Уходили в солдаты вчерашние школьницы. И давили Вас танки в боях за околицей. И косили кинжальным огнем автоматы Вас - вчерашних девчонок, ушедших в солдаты. - В июне 1941 года я была мобилизована в действующую армию. Началась моя служба в Полевом подвижном госпитале (ППГ) 27-й армии Северо-западного фронта в городе Осташкове. Вскоре 27-ю армию преобразовали в 4-ю ударную армию, а наш госпиталь перевели в 3-ю ударную армию - бывшую 60-ю армию. С 3-й ударной армией я была до конца войны, сначала в звании военврача третьего ранга, а потом капитаном медицинской службы. Работала ординатором хирургического отделения госпиталя. С Северо-западного фронта наша армия перешла на Калининский фронт, который преобразовался во 2-й Прибалтийский фронт. В декабре 1944 г. нашу армию перевели на 1-й Белорусский фронт, в составе которого дошли до Берлина. Эти фронты значились в моем военном удостоверении. С 1943 года меня перевели в хирургическую группу Отдельной роты медицинского усиления (ОРМУ) и все время посылали на участки боевых операций, где ожидалось большое количество раненых. Мы работали почти беспрерывно с большим напряжением. Группа была на хорошем счету среди воинских частей и в госпитале. Очень много раненых было в боях под Пустошковым, Великими Луками и Невелем. Здесь наша рота медицинского усиления попала под вражеский обстрел и чуть не оказались в окружении. Невольно вспоминаются те страшные дни, и я их воплотила в стихотворные строки: Забыть ли Великие Луки И раненых страшный поток, Когда уж не слушались руки. Язык шевелиться не мог... Затем тяжелые бои в Польше, в Германии. Войну закончила в 15 км от Берлина в госпитале для тяжело раненых: А жаркие дни под Берлином И майские ночи без сна, Когда среди стонов и крови пришла к нам Победы заря... Первую правительственную награду медаль «За боевые заслуги» получила в конце 1942 года. Она мне особенно дорога. Затем была награждена орденами Красной Звезды и Отечественной войны 2-й степени, а также памятными медалями. За годы войны Военно-медицинская служба добилась выдающихся результатов: свыше 72% раненых и около 90% больных воинов были возвращены в строй. Непосредственный вклад в выздоровление раненых и возвращение их в боевой строй внесла капитан медицинской службы , военный хирург Мириам Львовна Ратнер. Честь и хвала ей! Чувство высокой врачебной ответственности она изложила в стихах: Оперируй, лечи, помогай Нашим раненым, нашим солдатам, Делай все - только в строй возвращай, Чтоб сражались с врагом - супостатом. Среди членов Балтиморской Ассоциации большинство ветеранов войны имеют ранения. Они прошли через медсанбаты и военные госпиталя, и по сей день благодарны военным врачам и медсестрам за их самоотверженный труд по спасению раненых бойцов и командиров. Мириам Ратнер продолжила: - После войны меня оставили продолжать работу в госпитале при Группе оккупационных войск в Германии в городе Шенебек под Магдебургом. Служила до 1947 года. После демобилизации уехала в Ленинград. Я вернулась с войны, а мой родной любимый брат погиб. Война застала его в Ленинграде. И хотя он имел бронь на заводе и был снят с военного учета из-за плохого зрения, он ушел добровольцем в народное ополчение. Брат погиб в бою в ноябре 1941 года под Пулковым. Вечная память ему! Старший брат был трижды ранен на Ленинградском фронте и вернулся домой раньше меня. Жених мой погиб на Синявинских высотах под Ленинградом. Боль этих потерь осталась со мной на всю жизнь. Мириам решила сменить профессию хирурга и поступила на курсы по рентгенологии в Государственный институт усовершенствования врачей. - По окончании курсов меня оставили в аспирантуре. Очень увлеклась изучением рентгенодиагностики. Военный опыт помог мне. На протяжении трех лет аспирантуры с большим интересом вела группы студентов, сдавала кандидатский минимум, и работала над диссертацией в клинике академика Н.Н.Петрова (Онколог). Впервые изучала рентгенологическую картину после операции на легких по поводу рака. В России этот раздел онкохирургии только начал разрабатываться. К концу 3-го года аспирантуры стала работать ренгенологом в поликлинике после обеда. С восторгом узнала, что решено оставить меня ассистентом. Но уже шел 1949 год... Узнала - в науку дороги мне нет Нет даже узкоколейки. Успехи и фронт, Ордена, партбилет Все меркнет перед тем, что еврейка. Я знаю от горя воспрянуть смогу. Обиду в душе не лелею. Но боль за Октябрь, за войну, за мечту Возникла с проблемой еврея. Сильнейшая в стране кафедра рентгенологии, где знаменитые профессора работали преподавателями, разогнана, только потому, что они были евреями. Меня направили на работу на урановые рудники в знак «особого доверия». Я хотела устроить свою личную жизнь и пошла на компромисс с собой - вышла замуж без любви, самоуверенно надеясь, что смогу ее обрести в дальнейшем. Эта надежда не оправдалась. И когда моей дочери исполнилось 13 лет - мы расстались. Дочь спасла меня от урановых рудников и от одиночества. С помощью добрых русских людей, мне в те черные дни разгула антисемитизма удалось устроиться на работу в одну из старейших больниц, лечебную базу 1-го медицинского института, где я проработала рентгенологом без малого 40 лет. Для нее больница стала родным домом, там Мириам нашла настоящих друзей, единомышленников. Много евреев заведовали отделениями. - В страшный день, - продолжила рассказ Мириам, - когда сообщили о «врачах-убийцах в белых халатах» больной узнав, что я еврейка, отказался от обследования. Моя заведующая, русский врач, которая была очень близким мне человеком, сказала: «Что может быть в этом сообщении доля правды есть». С тех пор наши отношения стали только официальными. Но мы-то знаем, сколько гнусной лжи и провокаций было в том сообщении от 13 января 1953 года. Сталин хотел окончательно решить еврейский вопрос. Меня, автора этих строк, только за то, что на офицерском собрании назвал еврейскую организацию Джойнт - благотворительной, хотели исключить из партии и возбудить уголовное дело. Но не суждено было. Вскоре Сталин сдох. Наступила некоторая разрядка, врачей выпустили из тюрем. Я продолжалa служить. Мириам Ратнер продолжила: - После ухода на пенсию в 1989 году (у меня ухудшилось зрение) моя связь с больницей не прерывалась. По ходатайству руководства больницы я получила однокомнатную квартиру, куда переселилась с дочерью из «коммуналки» с коридорной системой, где проживало 23 семьи и на всех - два туалета. Так мы жили. В 1998 году я с семьей дочери - зять и младшая внучка, со статусом беженцы эмигрировали в США. Старшая внучка вышла замуж и пока осталась в Санкт-Петербурге. Недавно посмотрела кассету о свадьбе - на душе и радостно и печально. Младшая внучка (20 лет) учится на 3 курсе университета и преподает там же русский язык американским студентам. Они бывают у нее дома, говорят со мною по-английски, а я с ними по-русски. Такое общение делает меня моложе и помогает лучше познать Америку. Два года занималась в Еврейском университете, где изучала язык, социальные и культурные основы США. Эти занятия были для меня полезны и заставили о многом задуматься. Стихи начала писать после войны. Писала поздравления друзьям моим по армии, по работе, родным и близким. Написала поэму о себе. Ведь жизнь прожить - не поле перейти. В Америке у меня появилось много новых различных впечатлений, которые вылились в рифмованные строчки. Я понимаю, что это трудно назвать поэзией, но для меня это творческая работа, она выручает в трудные минуты и многое помогает осмыслить. Я написала здесь лирические стихи, думы о зависти, любви, ненависти, о прекрасном, поэмы о Михоэлсе, Герцеле, Линкольне, Цветаевой и других. С первых месяцев пребывания в Балтиморе мне повезло. Мои стихи регулярно печатались в газете «Балтиморский бульвар», а одно и в «Каскаде» (Ода ведущим русского радио). Постоянными темами моих стихов являются - еврейская тема, Отечественная война и Дни Победы. Я попросил Мириам прочитать отдельные отрывки этих стихов. Она читала с вдохновением: Но в эту памятную дату, Мы почести отдать должны. Многострадальной той страны, Покойным и живым солдатам. Потомкам будущих потомков Должны мы свято завещать: Среди истории обломков Победы День не потерять! По утверждению Мириам Львовны, ее жизнь в Америке сложилась благополучно. Здесь ей сделали удачную операцию по удалению катаракты с обеих глаз. Мириам тепло отзывается о центре здоровья «Круге Друзей», который она посещает. «Большую роль, - говорит Ратнер, - в укреплении моего физического и духовного здоровья сыграл «Круг Друзей», где я получаю лечение, внимание, заботу, отличное питание, лечебную гимнастику, библиотеку. Здесь я встретила доброжелательных и интересных людей. Им я читаю свои стихи и делаю сообщения на литературные и другие темы. Главное быть полезным для людей. Мириам Львовна - душевный человек. Она дарит людям радость. Она оптимист. Наш прекрасный «Круг Друзей» Мы три года посещаем. С ним живем мы веселей, Старость в радость превращаем. Прошло много лет с начала жизни этой доброй, умной женщины. Судьба не баловала ее. Она прошла все тяготы той жизни с раннего возраста. Память сохранила: голод, смерть родных, войну. государственный антисемитизм, но Мириам Ратнер устояла. Ее ратный труд в годы войны отмечен боевыми наградами. Многие воины, которым Мириам спасла жизнь, по сей день благодарны ей. Она внесла в медицинскую науку свой вклад. Высокая социальная активность, истинная еврейская душевность, личное обаяние и преданность нашему общему еврейскому делу снискали ей широкое признание и глубокое уважение. Годы для нее не помеха. Мириам молода душой. Так что живите в здравии, Мириам Львовна, до 120! С юбилеем Вас! Здоровья, счастья и благополучия желаем, а также новых творческих успехов! В заключение нашей встречи Мириам Ратнер прочитала вот эти строки: Я каждый день подарком Сама себe считаю. И радуюсь я жизни, Того же Вам желаю! Автор: Семён Золотарёв Источник: http://www.kackad.com/article.asp?article=91

Даниэла Стил Даниэла Стил - писательница. Год рождения - 1947, 14 августа. Она родилась в Нью-Йорке, в семье Джона Шуляйна-Стила и Нормы Стоун. Отец-еврей бежал от нацистов в США во время второй мировой войны, когда его семья потеряла фамильный бизнес - знаменитый пивоваренный завод «Lo-wenbrau». По словам Даниэлы, у нее было «одинокое, холодное детство», и она чувствовала себя ненужной своим родителям. Среднее образование получила во Франции, в 1963 г. окончила школу дизайна, затем училась в Нью-йоркском университете (1963-67). Работала в рекламных агентствах, а спустя несколько лет после окончания учебы приступила к литературной деятельности, и в 1980 г. состоялся ее писательский дебют. Романы: «Только раз в жизни», «Пять дней в Париже», «Большей любви не бывает», «Дороги судьбы», «Крылья», «Звезда», «Ранчо» и многие другие, хорошо известны читателям, как в Америке, так и в России. В 1989 г. имя писательницы было внесено в Книгу рекордов «Гиннеса», как одного из самых издаваемых авторов в мире, иногда она одновременно работает над 3-мя книгами. «…Весь мир читает Даниэлу Стил » - говорилось в рецензии, и это действительно так: в течение 20 лет было напечатано более 350 млн. экземпляров ее книг в 48 странах, на 28 языках, и каждое произведение моментально становилось абсолютным бестселлером. Ее популярность в читательской среде настолько огромна, что, начиная с 1981 г., Стил являлась перманентной фигурой обложек журнала «Нью-Йорк Таймс». Никто не может сравниться с этой знаменитой писательницей в увлекательности и романтичности, в безошибочном умении передать малейшие оттенки чувств и безукоризненном знании мужской и женской души. По книгам Стил поставлен 21 фильм. В экранизации романа «Кольцо» в главной роли снялась прекрасная актриса Настасьи Кински. Фашистская Германия и дети рейха стали действующим лицами этого произведения. Жизнь сулила красавице Ариане фон Готхард, дочери банкира, череду бесконечных праздников, а вместо этого обернулась чередой нелегких испытаний. Героиня слетает с высот аристократической лестницы прямиком в карцер гестапо, преданная собственной кормилицей. Герой обречен на военную службу многовековыми традициями своей истинно арийской семьи. Они - патриции, но их достоинство растоптано военными сапогами. Популярная во всем мире форма дамского романа легко вместила в себя настоящую трагедию потери всего: дома, любви, прошлого и будущего. Первая любовь принесла лишь боль утраты, замужество завершилось трагедией, трудным был путь к берегам далекой Америки. Но именно там судьба, наконец, вернула Ариане любимого, которого она считала потерянным навсегда, и подарила новую надежду на долгожданное счастье... Книги Стил становятся сценариями телесериалов и повествуют о радостях любви и материнства, счастливых семьях и несчастных браках, неожиданных женских судьбах и настоящих мужских характерах. И будни жизни становятся романом, если о них пишет Стил. Это всегда незабываемые истории человеческих отношений, которые согреют ваше сердце. Роман «Зоя», и его экранизация также хорошо знакомы поклонникам писательницы. После революции 1917 г. юная русская княжна, красавица Зоя Юсупова становится эмигранткой. Ее жизнь за границей складывается непросто. Зоя остается одна, без родных и близких, без средств к существованию, и сама выстраивает свою судьбу. Калейдоскоп людей и событий проходит через всю ее жизнь. Она живет в Париже, потом в Нью-Йорке, через личные потери и обретения приходит к большой любви и жизненному успеху. Помимо литературного творчества, Стил также является президентом Национальной американской ассоциации библиотек и спикером Национального комитета по борьбе с насилием над детьми, а совсем недавно, писательницу избрали президентом Американской гуманистической ассоциации. Книги Даниэлы невероятно популярны. К 1996 г. в США было продано свыше 260 млн. экземпляров ее романов. Критики писали, что от них «…невозможно оторвать глаза, даже когда мозги превращаются в камень». Сама Даниэла Стил сказала: «Я хочу не то-лько развлечь читателя, но и заставить его задуматься…» К настоящему времени она опубликовала более 40 романов, каждый из которых мгновенно попадал в списки бестселлеров. Суммарный тираж ее книг на сегодняшний день составляет свыше 125.000.000 экземпляров. Все они об обретении покоя и счастья после долгих лет мучений, унижений и сомнений, о настоящей любви, о решимости бороться за свое человеческое достоинство, за право распоряжаться своей судьбой. Судьба писательницы не менее увлекательна, чем захватывающие сюжеты ее романов. Нелегкое, полное одиночества детство, пять брачных союзов, иные из которых оборачивались настоящими драмами, падения и взлеты... Она - мать восьмерых детей! Перед вами проходит вся жизнь этой женщины, сумевшей достигнуть вершин славы, ее подлинная жизнь, всей правды о которой она так долго не открывала. Литературных новинок от Даниэлы Стил с нетерпением ждут поклонники ее творчества во всем мире. Это один из немногих авторов, чьи книги появляются на прилавках магазинов, как только читатели заканчивают предыдущий роман. Очередной новый бестселлер «Дом на улице Надежды» включает в себя то, без чего нельзя представить ее произведения: счастье и горе, любовь и разлуку. О себе Даниэла Стил говорит так: «Мои романы отвергает критика - зато их любит читатель. Я - самый настоящий издательский феномен» Источник: http://www.kackad.com/article.asp?article=8

Франческа Гааль Подобно героине фильма «Бульвар Сансет» — забытой кинодиве, доживающей свой век в сладких грезах о былой славе и мечтах о возвращении в кино, — Франческа Гааль познала и громкую славу, и полное забвение. Девочка из хорошей еврейской семьи Фанни Зильверич в 14 лет сбежала из дома, чтобы, скрыв возраст, поступить в Будапештскую театральную академию. Уже через полгода она в труппе немецкой оперетты. Из академии самоуверенную девицу скоро попрут за прогулы, но это не важно. Пятнадцатилетняя Фанни — теперь уже Франческа Гааль — уже на подмостках, ей поручают все более заметные роли. В 1921 году она начинает сниматься в немом кино и переезжает в Берлин. Она прекрасно поет и танцует, у нее фантастическая актерская техника, она божественно хороша, остра на язык и забавна. Франческа — звезда кабаре в блестящей, элегантной, космополитичной и легкомысленной столице Европы. Она сводит с ума многочисленных поклонников и крутит романы. В 1928 году близкий друг актрисы криминальный репортер Самуэль Вильдер знакомит актрису с Джо Пастернаком. Пастернак успел поработать на студии «Юниверсал» в Голливуде и приехал в Берлин делать кино для европейской аудитории, но пока ничего не получается. Влюбленная актриса устраивает для Пастернака и Вильдера контракт на «Дейче Юниверсал Филм». Следующие шесть лет — самые счастливые в жизни Франчески. Она любит и любима. Берлин у ее ног. Пастернак снимает десятки картин. Вильдер пишет успешные сценарии. В 1934-м, спасаясь от фашизма, Вильдер уезжает в Париж, а Франческа и Пастернак — в Вену. Снятые на венской киностудии совместные фильмы «Петер» и «Маленькая мама» делают Франческу Гааль мировой звездой. Из Парижа в США уезжает Самуэль Вильдер. Теперь он Билли Уайлдер, в скором будущем — крупнейший американский режиссер и сценарист. В 1936-м уезжает Пастернак. У него впереди тоже блестящая кинокарьера. Франческа не верит в опасность фашизма и остается. В 1938-м она все же принимает приглашение из Голливуда и снимается там в классическом «Пирате». Особого успеха фильм не имеет. В 1940 году Франческа возвращается в Будапешт к заболевшей маме. Мама погибнет в гетто. В Освенциме погибнут родные Уайлдера. В Каласарах — Пастернака. Сама Франческа будет прятаться от нацистов в подвале у соседей. После войны Гааль уедет в США, теперь уже навсегда. Она доживет до 1973 года — в грезах и забвении, подобно героине «Бульвара Сансет» Билли Уайлдера. Неслучайно Глория Свенсон, сыгравшая Норму Дезмонд, так на нее похожа. Материалы использованы в рамках доктрины Fair use Автор: Беня Зильбер Источник: http://booknik.ru/audio/?id=29063

Сарит Хадад Певица. Настоящее имя - Сара Ходедтова (по другим источникам - Худайнатова). Дата рождения - 20.09.1978 Сарит Хадад ворвалась как метеор на небосклон восточной музыки. Хотя мелодии Хадад не отличаются новизной, но ее неповторимый голос вносит новые краски. В отличие от других певцов восточного стиля, Сарит не пыталась подражать ни одному исполнителю, зато уже есть такие, кто пытается подражать ей. Сарит родилась в Афуле, в семье горских евреев, она была младшей из 8 братьев и сестер. В детстве переехала с семьей в Мигдаль hа-Эмек, а потом - в Хадеру. В возрасте 8 лет она сама научилась играть на гитаре, органе и ударных, и начала выступать, без ведома родителей, в различных клубах. В 15 лет она присоединилась к молодежному ансамблю Хадеры, а параллельно обучалась парикмахерскому искусству и некоторое время работала в парикмахерской в Хадере. Когда ей было 16 лет, на одном из выступлений ее заметил продюсер Ави Гуэта. Ему понравилось ее пение, и с тех пор он стал ее личным директором. Вместе они начали выстраивать карьеру Сарит, имея четкую стратегию завоевания публики. Первый альбом Хадад, "Ницоц hахаим" ("Искра жизни"), вышел в 1995 году, когда ей было всего 17 лет! Он имел большой успех и был продан в количестве более 50 тысяч экземпляров. Главным хитом этого альбома была песня "Шалом хавер", исполненная в дуэте с певцом Шарифом. Целью этого дуэта было "внедрить" Хадад в среду любителей восточной музыки, и эта цель была достигнута. Сарит очень быстро стала звездой клубов и шагнула, вместе с Шарифом, в первый ряд звезд восточной музыки. Альбом, вышедший после этого, назывался "Живой концерт во Франции",но на самом деле он был целиком записан в студии, включая аплодисменты и реплики Хадад. Это не помешало ему добиться успеха, ведь публика к тому времени уже привыкла к подобным альбомам. В этом альбоме Сарит исполнила новые версии своих и чужих песен. Следующий ее альбом, "hадерех ше бахарти" ("Путь, который я выбрала"), преуспел гораздо меньше. В нем Сарит продолжала ту же линию, но на этот раз одна, без поддержки других артистов. Но неудача не обескуражила Хадад и ее продюсера, и они продолжали работать. Следующий альбом, где Сарит пела на арабском языке, уже стал прорывом в ее карьере. Этот альбом добился успеха не только в Израиле, но и в арабских странах, что побудило Сарит отправиться в турне по Иордании. Правда, она поехала туда под видом палестинской певицы, и когда выяснилось, что она на самом деле еврейка, разразился скандал, но он только добавил Сарит популярности. Ее известность еще возросла после того, как певица приняла участие в альбоме группы "Типекс" и спела с лидером группы, Коби Озом, песню "Лама hалахт мимену" ("Почему ты ушла от него"). Ну а в 1998 году, после выхода альбома "Хок hахаим" ("Закон жизни"), включавшего суперхит "Аколь сагур" ("Все закрыто"), Сарит Хадад стала суперзвездой израильской музыки. Этот альбом был продан уже более чем в 180 тыс. экземпляров. В 1999 году она выпустила следующий альбом, "Кмо Синдерелла" ("Как Золушка"), который тоже стал очень успешным. В него вошли такие песни, как "Кмо Синдерелла" ,"Кше ани итха ани кмо даг" ("Когда я с тобой, я как рыба"), "Ям шель аhава" ("Море любви"), "hаити бе Ган Эден" "Я была в раю"), а также песню "Хаверим бехоль миней цваим" ("Друзья всех цветов"), с которой Хада заняла второе место на "Фестигале". В том же году вышел ее альбом "Мега микс", содержавший миксы из песен альбома "Кмо Синдерелла", а также альбом с живого выступления. Хадад много выступала в Израиле и за границей, например, в Париже во Дворце спорта перед 5000 зрителей. Нагрузки были такими, что на одном из концертов она рухнула от изнеможения. В 2000 году в ее альбом "Лаасот ма ше ба ли" ("Делать то, что мне хочется") вошла первая песня, к которой она сама написала мелодию : "Аба" ("Папа"), а также песня Коби Оза "Кимъат hолехет" ("Почти ухожу") и другие хиты, как "Лаасот ма ше ба ли", "Олам шель халомот" ("Мир грез"), "Эйн камоха баолам" ("Во всем мире нет такого, как ты"), и другие. В том же году Хадад участвовала в отборочном конкурсе к "Евровидению" с песней "Велкам и салям". В 2001 году вышел альбом Хадад "Ашлайот метукот" ("Сладкие иллюзии"). Она сочинила мелодии к трем песням для этого альбома вместе с Давидом Зигманом (который написал и слова к ним) : "Зе hасод шели" ("Это мой секрет"), "Типа ве од типа" ("Капля и еще капля") и "Бахур нехмад" ("Симпатичный парень"). Эхуд Манор и Шимон Бускила написали "Хаваль аль hазман" ("Жалко времени"). Но особенно выделялись в этом альбоме 7 песен, автором которых был Коби Оз, среди них хит "Ялла лех hабайта Моти" ("Давай, Моти, иди домой"), дуэт с Озом "Тизаhари мимени" ("Берегись меня") и "Телех капара алай" ("Иди умри за меня"), а также потенциальные хиты "Тишток тишток" ("Молчи") и "Ани оhевет отха hарбе йотер мимени" ("Я люблю тебя больше, чем я"). В этот же альбом вошла и любимая всеми нами (не знаю, как в Израиле, а в России - точно) песня "Кше hалев бохе" ("Когда сердце плачет"), известная также под названием "Шма Исраэль". В 2002 году Сарит Хадад представляла Израиль на конкурсе "Евровидение", проходившем в Эстонии. С песней "Надлик беяхад нер" ("Зажжем вместе свечу") , созданной авторами "Дивы" Йоавом Гинаем и Цвикой Пиком, она заняла 12-е место. Эта песня вошла в десятый альбом Хадад, "Ялда шель аhава" ("Дитя любви").В этом же альбоме вышла песня "Кеилу казе" ("Как будто вроде"). В 2003 году Хадад выпустила альбом "Рак аhава тави аhава" ("Только любовь принесет любовь"). Альбом включал хиты "Тиhъе ли рош hамемшала" ("Будь моим премьер-министром") и "hайом hайом" ("Сегодня"), удачный римейк Хадад песен Дорит Реувени и трио "Пикуд мерказ". Как и предыдущие, этот альбом имел огромный успех. В августе 2004 года вышел следующий альбом Сарит, "Хагига" ("Праздник"). Песни для этого альбома написали Коби Оз, Цвика Пик, Йоав Гинай, Давид Зигман, Эхуд Манор и Йоси Гиспан. В альбом вошла и песня "Левад" ("Одна"). Источник: http://www.shirim2006.narod.ru/Biografy/Sarit_Chadad.htm Вот ещё один материал о талантливой израильской певице: В 10 лет она убегала из дома, чтобы выступать в барах. В 16 оставила школу, чтобы записать альбом. В 19 стала восходящей звездой, преисполненной честолюбивых амбиций, полной решимости "забодать", завсегдатаев израильских хит-парадов и не успокоиться до тех пор, пока не добьется такого, по меньшей мере, успеха как… Майкл Джексон. В возрасте, в каком Авив Гефен издал свой первый альбом, Сарит Хадад выпускает пятый. Последний из них - "Хок ахаим" (Закон жизни) недавно лег на прилавки магазинов. За ее плечами уже сотни выступлений по всему Израилю, во Франции и Иордании. Она поет на иврите, грузинском, фарсидском и арабском. Ей только 19, но она уже - явление! Для многих знакомство с ней состоялось в 97 году, когда она в дуэте с Коби Озом - лидером группы "Типекс" - спела "Лама халахт мимено" (Зачем ты ушла от него) и позже "Кше ани итха ани кмо даг" (Когда я с тобой, я как рыба). Популярность ее еще более возросла после забойной "Хаколь caгур" (Все за перто), эффектно исполненной ею в дуэте с лидером группы "Этникс" Зеэвом Не хама и ставшей дежурным хитом в последний месяц на израильском ТV, а еще "Лев захав" (Золотое сердце), поднявшейся на 3-е место в хит-параде радио "Решет Гимель". C.Хадад выглядит значительно старше своих лет. У нее привлекательная фигура, приятная улыбка, манера быстро и плавно говорить, непосредственность в обще нии и колоссальная уверенность в себе. Сарит вспоминает, что родители были резко против того, чтобы она стала певицей, тем более, в столь юном возрасте. Чего греха таить, в кавказской общине бытует мнение, что певица, выступающая в ночных барах, это, может, чуточку лучше, чем проститутка. А ее уже с 8-ми лет тянуло в клубы на берегу Нетании, где она и начала петь. "Я знала все песни Офры Хазы и Зохара Аргова и исполняла их превосходно", - рассказывает Сарит. "Выступала тайком от родителей, живя двойной жизнью. Будто-бы шла спать, а когда гасили свет, одевалась и через окно убегала выступать в клуб. Родители долго ничего не замечали. Мне было 10 лет, когда соседка сказала маме: "Какой голос у твоей дочки, кaкой голос! Вчера в клубе она всех поразила". Реакция была суровой: только что - не били, но скандалы стали повседневностью". Работоспособность и продуктивность Сарит поразительны. Кроме пяти дисков, которые она записала за два года, один из них - с живого выступления во Франции, еще был снят и показан по телевидению фильм, рассказывающий о ее поразительном успехе в Иордании. Ее популярность в этой стране колоссальна. При этом поклонники долгое время не знали, что Сирит, певица из Кармиэля, как ее там называли, - не арабка и не палестинка. "На концерты там приходит разнородная публика, - объясняет Сарит, - иорданцы, иракцы, саудовцы, и если-бы кто-то прознал, что я еврейка, многие ушли-бы с концерта, а скорее всего вывели меня из зала". Интересно, что Сарит не знает арабского, хотя поет на нем чудесно ("заучиваю песни, как попугай"). Следствием ее огромного успеха стали снятые в Аммане и Петре клипы, плодотворное сотрудничество с иорданскими композиторами и поэтами. Сарит Хадад родилась в Хадере, она поздняя дочь в семье, где четверо братьев и четверо сестер - все увлекаются музыкой, но только она реализовала свой музыкальный талант. Страсть к музыке проявилась у Сарит с детского сада, она заставила родителей покупать музыкальные инструменты и в 7 лет у нее уже был дома маленький оркестр: орган, гитара, ударные, клавишные. На вопрос: - "Какие израильские исполнители наиболее любимы тобою?" Сарит отвечает - Рита и Шломо Арци. Но добавляет, что слушает абсолютно все, что издается. Если же настаивают: "И все-же, кого ты слушаешь больше всего?", честолюбивая Сарит отвечает однозначно: "Сарит Хадад… я люблю свои песни, люблю смотреть записанные на видео свои выступления, могу слушать себя без конца". Сарит - еще в начале пути, но уже получила солидную рекламу: ее фотографии красуются на плакатах, брелках, календарях, часах, вазах, и.т.д. A недавно в Иордании разразился скандал. Раскрывшие ее секрет газеты запестрили брозкими заголовками: "Певица, въехавшая в Иорданию как арабка, оказалась еврейкой!" Или "Сарит Хадад, певица - еврейка из Израиля - соучастница ужасного заговора против арабов!" Однако, как показало время, интерес к Сарит после этого еще больше возрос. Ну а о чем мечтает сама Сарит, глядя в будущее? "Я хочу всего и по большому счету. Даже небо для меня не предел. Я хочу, к примеру, чтобы даже в Китае, на улицах, каждый человек указывал на меня пальцем и восклицал: "Вот идет Сарит Хадад!" Я хочу покорить весь мир, как Майкл Джексон". Автор: Азад Али-Заде Источник: http://omit.narod.ru/story/muza1.html#hadad июль 1998 г.

Хелен Левитт Информация: Одна из самых знаменитых женщин-фотографов Хелен Левитт умерла в воскресенье в возрасте 95 лет. Ее прославили съемки небогатых районов Нью-Йорка, так называемая, социальная фотография. Она умерла во сне в своей квартире на Манхэттэне. Самые известные ее работы - фото детей на улицах в 30-40-е годы прошлого века. Ее снимки экспонируются в галереях всего мира и опубликованы в нескольких книгах. Полная ретроспектива ее работ состоялась в музее современного искусства Сан-Франциско в 1991 году. Источник: http://www.gazeta.ru/news/lenta/2009/03/30/n_1346818.shtml Американка Хелен Левитт является одной из самых прославленных женщин-фотографов нашего времени. Однако эта слава приходила к ней далеко не пропорционально ее творческому и профессиональному росту. Несмотря на то что ее первая выставка в Музее современного искусства состоялась, когда Левитт исполнилось только тридцать лет, широкую известность и признание ее работы получили лишь недавно, а именно тогда, когда интерес к уличной и социальной фотографии достиг небывалых высот. Даже истинные знатоки творчества Хелен Левитт признаются, что, заново просматривая ее снимки, они находят новые интересные детали, которые позволяют совершенно по-иному взглянуть на каждую работу и несколько переосмыслить заложенный в ней сюжет. Хелен Левитт родилась в Бронксе в 1913 году, еще в школе она мечтала стать художницей, но таланта к рисованию в себе не открыла и поэтому сразу после школы решила заняться фотографией. Левитт снимала жителей из соседних кварталов, это были в основном малообеспеченные представители рабочего класса, чаще всего темнокожие, они казались ей более колоритными. Уже тогда она старалась придать своим снимкам социальную окраску, наиболее реалистично обрисовать обстановку, в которой жили и работали простые люди, задокументировать реалии современной жизни. Однако очень скоро произошло событие, которое кардинально изменило ее взгляд на то, что можно увидеть в объективе. В 1935 году Хелен Левитт встретила великого французского фотографа Картье-Брессона и, увидев его работы, поняла, что фотография — это нечто большее, нежели простое изложение фактов, — это целое искусство, способное перевернуть мир. Работы этого знаменитого мастера во многом определили стиль фотографий самой Левитт, вдохновляли ее на протяжении многих лет. Спустя год после этой встречи Хелен Левитт приобрела 35-миллиметровую камеру Leica, точно такую же, как у Картье-Брессона, и отправилась бороздить просторы Нью-Йорка в поисках оригинальных сюжетов для своих будущих фотолегенд. Основными героями фотографий Хелен Левитт являются дети. Они рисуют мелками на стенах и тротуарах, лазают по деревьям, открывают пожарные гидранты, придумывают новые игры, танцуют джигу или просто кривляются. Иногда кажется, что сколько детей на свете, столько и историй на снимках этой замечательной фотохудожницы. Однако вот что говорит об этом сама Левитт: «Люди думают, что я обожаю детей. Но это не так, во всяком случае, я люблю их не больше, чем кого бы то ни было. Просто их всегда полно во дворе…» Детские образы на фотографиях Хелен Левитт сильно отличаются от персонажей других фотохудожников. Вспомним портрет мальчика с вином Картье-Брессона: во взгляде этого мальчика читается желание быть взрослым мужчиной, которому уже дозволено пить вино. Детвора Левитт, напротив, более безумная, легкомысленная, как мультипликационные персонажи или герои телевизионных шоу. Во многих работах Хелен Левитт присутствует некая тайна, своеобразная ловушка для зрителя, которому любопытно узнать, куда так встревоженно смотрят люди, высунувшись из окна, почему мальчишка спрятал лицо в шапку, для чего женщина с головой окунулась в коляску своего малыша, что она там забыла… Фотохудожнице всегда удавалось запечатлеть ключевой момент уличной сцены. Каждый снимок приправлен большим количеством нужных и важных деталей, динамикой и эмоциональной составляющей, что и делает его ярким и запоминающимся. В начале 1940-х годов по неизвестным причинам Левитт перестала заниматься фотографией и вернулась к ней лишь спустя 20 лет. В 1959-м она получила стипендию Гуггенхайма для изучения техники цветной фотографии, а чуть позднее из ее квартиры были похищены все слайды — результат многолетней кропотливой работы. Но Левитт даже не думала сдаваться, она снова вернулась на улицы родного Нью-Йорка, и в 1974 году в Музее современного искусства на суд широкой публики были представлены новые цветные фотографии в виде слайд-шоу. Цветной Нью-Йорк 1970–80-х на ее снимках немного отличается от старого черно-белого Нью-Йорка, однако остается таким же озорным, игривым и ни на что не похожим. В настоящее время Хелен Левитт по-прежнему живет в Нью-Йорке и иногда фотографирует домашних животных на одной из пригородных ферм. Она является автором четырех фотосборников: «Метод видения» (Way of Seeing, 1965), «Через город» (Crosstown, 2001), «Там и сям» (Here and there, 2004) и «Слайд-шоу» (Slide show, 2005), ее выставки проходят по всему миру, включая Париж — город, в котором она всегда мечтала побывать, но мечта эта пока так и не осуществилась. В ее небольшой квартире хранятся тысячи фотоснимков, все они рассортированы по огромным коробкам с забавными надписями: на одной, к примеру, написано «ничего путного», а на другой «там и сям». Она не любит рассказывать о своей жизни, считает ее невероятно скучной, не признает свою популярность и не украшает своими фотографиями стены кухни и спальни. Но мы-то знаем, что ее работы помогут воспитать еще не одно поколение жанровых и уличных фотографов, по ним будет проведено не одно историческое исследование и написана не одна научная статья. Ими восхищались, восхищаются и будут восхищаться ценители фотоискусства из разных уголков мира. И давайте надеяться, что в будущем мы увидим новые снимки замечательной американской фотохудожницы Хелен Левитт. Источник: http://prophotos.ru/genres/6785-sotsialnaya-fotografiya-helen-levitt

Розина Левина Розина Яковлевна Левина ( en. Rosina Lhévinne, урождённая "Бесси "; 29 марта 1880, Киев — 9 ноября 1976, Глендейл, Калифорния) — американская пианистка и музыкальный педагог российского происхождения. Дочь богатого ювелира, Розина Бесси брала частные уроки фортепиано, и очередным её учителем стал студент Московской консерватории Иосиф Левин, который был старше её на пять лет. В свою очередь и Розина поступила в консерваторию, а в 1898 г. окончила её с золотой медалью, после чего они с Левиным немедленно поженились. С этого времени Розина Левина поклялась отказаться от сольной карьеры и выступать ассистентом мужа в педагогической деятельности, а в концертах выступать лишь в дуэте с мужем, в партии второго фортепиано, — этого самоограничения она придерживалась до смерти Иосифа Левина в 1944 г. В 1907 г. семейство Левиных уехало из России и обосновалось в Берлине, где испытало много тягот в годы Первой мировой войны. В 1919 г. они перебрались в Нью-Йорк, где Иосиф Левин преподавал в Джульярдской школе, а Розина Левина ему ассистировала. После смерти Иосифа Левина руководство Джульярдской школы убедило Розину Левину стать его преемницей, и в последующие годы из класса Левиной вышел целый ряд крупных пианистов; наиболее известным учеником Левиной стал Ван Клиберн, выигравший в 1958 г. Международный конкурс пианистов имени Чайковского — как считается, не в последнюю очередь благодаря любви к русской пианистической школе, которую прививала ему Левина. В поздние годы Розина Левина иногда выступала и с концертами, а также осуществила ряд записей. В январе 1963 г. в возрасте 82 лет она дебютировала с Нью-Йоркским филармоническим оркестром под руководством Леонарда Бернстайна, исполнив первый фортепианный концерт Фридерика Шопена — тот же самый, который она исполняла в 1898 году на выпускном экзамене в консерватории. Источник: http://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/263886 Ещё одна публикация: Американская пианистка и музыкальный педагог Розина Левина (урожденная Бесси) родилась в Киеве, в семье богатого ювелира Якова Бесси. С детства Розина брала частные уроки фортепиано, и очередным её учителем стал студент Московской консерватории Иосиф Левин, который был старше её на пять лет. В свою очередь и Розина поступила в консерваторию, а в 1898 г. окончила её с золотой медалью, после чего они с Левиным сразу же поженились. С этого времени Розина Левина поклялась отказаться от сольной карьеры и выступать ассистентом мужа в педагогической деятельности, а в концертах выступать лишь в дуэте с мужем в партии второго фортепиано, - этого самоограничения она придерживалась до смерти Иосифа Левина в 1944 г. В 1907 году Левины уехали из России и обосновались в Берлине, где испытали немало тягот в годы Первой мировой войны. В 1919 г. они перебрались в Нью-Йорк, где Иосиф Левин стал преподавать в Джуллиардской школе, а Розина ему ассистировала. После смерти Левина руководство школы убедило Розину Левину стать его преемницей, и в последующие годы из класса Левиной вышел целый ряд крупных пианистов; наиболее известным учеником Левиной стал Ван Клиберн, выигравший в 1958 году Международный конкурс пианистов имени Чайковского - как считается, не в последнюю очередь благодаря любви к русской пианистической школе, которую прививала ему Левина. В поздние годы Розина Левина иногда выступала и с концертами, а также осуществила ряд записей. В январе 1963 г. в возрасте 82 лет она дебютировала с Нью-Йоркским филармоническим оркестром под руководством Леонарда Бернстайна, исполнив Первый фортепианный концерт Фридерика Шопена - тот же самый, который она исполняла в 1898 году на выпускном экзамене в Московской консерватории. Скончалась Розина Яковлевна Левина 9 ноября 1976 года в Глендейле, штат Калифорния. Источник: http://www.newswe.com/index.php?go=Pages&in=view&id=1181

Алина Витухновская Алина Александровна Витухновская (род. 27 марта 1973) — русская поэтесса. Прабабушка Алины - Анна Львовна Абдиркина (в замужестве – Витухновская). Семья Абдиркиных была в родстве с семьёй Свердловых. Бабушка Алины - художница Софья Витухновская (1912-2000), мужем которой был Хосель Сандлер, художник. Отец Алины - Александр Сандлер, мать - Светлана Гильман. Публикуется с 1993 года, автор нескольких книг стихов и прозы, в том числе «Аномализм» (1993), «Детская книга мёртвых» (1994), «Последняя старуха-процентщица русской литературы» (1996), «Собака Павлова» (1996; 1999), «Земля Нуля» (1997), «Роман с фенамином» (1999) и «Чёрная Икона русской литературы» (2005). На немецком языке вышла книга «Schwarze Ikone» (2002). Стихи переводились и публиковались в немецкой, французской, английской, шведской и финской прессе. В 1994 году была арестована по обвинению в хранении и распространении наркотиков. После трехлетнего разбирательства была признана виновной в приобретении и хранении крупных партий наркотиков и приговорена в апреле 1998 года к полутора годам. Срок Витухновская не отбывала — в качестве такового ей было засчитано пребывание в предварительном заключении.Общественными защитниками на процессе стали Андрей Вознесенский, Андрей Битов, Александр Ткаченко, Юнна Мориц, Лев Тимофеев. Алина Витухновская член Союза писателей Москвы, почетный член русского Пен-клуба. В 1996 году награждена литературной стипендией Альфреда Топфера (Германия). Поддерживает связи с нонконформистскими политическими и религиозными группами. Проповедует в своем творчестве идеи «Уничтожения реальности» и «Диктатуры Ничто». Участвовала в концептуальной акции «Гвозди: мы шагаем по Москве» (совместно с Сэнди Ревизоровым) 1994, выставке «Процесс» с Алёной Мартыновой при поддержке Центра Современного Искусства (TV-Галерея) 1997, фестивале «Неофициальная Москва» 1999. Источник: Википедия Одно из интервью: - От темы наркотиков нам в этом разговоре точно не уйти... - Я знаю... Видно, ближайшие несколько месяцев я буду выполнять функции Гидрометцентра, потому что в этой стране тема фашизма и наркотиков заменила тему погоды. Хотя чем больше разговоров, тем меньше толку. - Но наркотики ты ведь сама принимала все же? - Ну... Пробовала. Для меня наркоманы - что-то недостижимое: я не способна к такой концентрации энергии - где-то бегать, что-то искать, терпеть все эти состояния "пост", бесконечные ломки. Мне понятен человек, потребитель, который что-то пробует три раза в год (меня можно отнести к таким), но сущность наркомании от меян настолько далека... Просто зря тратить время, портить свой организм... Мне эти люди неприятны, но, когда я вижу, какая против них идет оголтелая борьба, я становлюсь, пожалуй, на их сторону. Вот в тюрьме, например, в 95-м году сидели сплошные толстые тетки: тетка, убившая мужа, тетка, обвесившая покупателя... Теперь там куча девочек симпатичных в ботинках "Доктор Мартинс". Совершенно другая тусовка, молодежная. - Ты написала одну из первых концептуальных журнальных статей о наркотиках? - Да, первую статью про ЛСД, "кислоту" и т.д. Еще не было никакого "Птюча" и "Ома"... У меня друг работал в "Новом времени", ему нравились мои книги, и он попросил написать статью. Любую. Хотелось актуальности все же - а это было время наплыва ЛСД (начало 94-го года), и все вокруг бегали с таким загадочным видом, как будто это что-то суперособенное... Я не могла понят некоторых своих друзей, которые говорили: мол, это так действует на искусство, это меняет сознание! Не как некий гуманистический врач пеклась об их здоровье: просто мне казалось, что в человеке очень много рабского, он постоянно готов быть жертвой какого-то воздействия. Допустим, когда я что-то писала еще в детстве, я замечала, что у меня не бывает накакого вдохновения, накаких порывов, про которые пишут в книжках: стихи пришли от музы или Бога. Мне хотелось создавать все изнутри себя, ничего извне. Не желаю быть следствием каких-то причин и объектом чьих-то воздействий, неважно, Бога или ЛСД! И, обозлившись на своих друзей, готовых как раз к такому воздействию, я решила написать злобную, язвительную статью. Прочитала все книги по этому поводу: Гроффа, МакКенну... И стала брат интревью у знакомых и знакомых знакомых, у тех, кто когда-то изготавливал ЛСД, у тех, кто причастен к наркобизнесу, и т.д. Тогда никто особенно и не скрывал ничего, это был элемент богемной жизни. Я собрала довольно много информации по поводу "кислоты", которая изготовлялась в Москве и в Питере в подпольных лабораториях. Это было опубликовано в "Новом времени", естественно, в очень сокращенном варианте. Я, конечно же, перестаралась и написала не статью, а целую диссертацию. Большая часть этих бумаг, записей, расшифровок про наркотики исчезла при обыске в моей квартире. - Задержали тебя как раз после обыска? В деле фигурируют коробки, которые вытаскивали из-под дивана... - Это версия полковника ФСБ о том, что вся квартира была напичкана наркотиками. Но изъято было лишь несколько бумажек со следами некоего порошка (фенамина. - К.Д.), которые мог кто-то принести. Только это фигурировало на суде как вещдок. Имидж драгдилера, кстати, меня забавляет, у меня какие-то романтические представления об этом, книжные. Пусть он существует. Но образ наркоманки мне совершенно не нужен. И в деле есть экспертиза, показывающая, что я никакая не наркоманка. Она проводилась в Институте Сербского: смотрели руки, вены, брали анализы и вели беседы - проверяли состояние организма. Есть заключение, что я не наркозависима! - Ты говоришь, к тебе прицепились, потому что хотели сделать из тебя осведомителя? - Видимо, кто-то неверно осведомил о степени моей информированности. Помимо того что я действительно знала о потребителях - более-менее известных людях, артистах-художниках, мелких торговцах, - мне задавались вопросы об адресах лабораторий, изготовителях ЛСД... Три дня приходили ко мне в Бутырку: я молчала, молчала - на четвертый день на вопрос об изготовителях решила пошутить. Вспомнила начало своей статьи и говорю: в 1943 году швейцарский химик Альберт Хофман изобрел ЛСД! Людей в таком бешенстве я не видела никогда! После этого сказали: все, посадим тебя на 8 лет. - Ты думаешь, кто-то на тебя навел, кто-то тебя таким образом подставил? - Как выяснилось, вся эта тусовочная среда настолько кишит мелкими осведомителями! Я раньше не верила, что что-то прослушивается, что кто-то собирает какие-то сплетни, что вся эта информация куда-то передается. Мне это казалось параноидальными выдумками. Но в тюрьме я иногда заглядывала в чужие уголовные дела - там были такие чистосердечные признания!.. - Сейчас ты, наверное, боишься тусовочной жизни? Возник страх перед подлостью друзей-приятелей? - Мне нравится мое положение, оно лучше положения тех, кто ходит и сдает! - Ты лично знала крупных московских наркоторговцев? - Да, знала. Тогда драгдилеры были ведь не как сейчас, какие-то героиновые подозрительного вида подростки, которых интересуют только деньги. А такие были... Люди искусства. К деньгам они относились вообще несерьезно. - Ты тоже считаешь себя богемной девушкой? - Ни в коем случае. Богема - это что-то вырожденческое. Я, впрочем, в отличие от тебя никогда не пользовалась этим термином: богемный персонаж. Не знаю, кто это. Теперь, видимо, так называется рэйверская тусовка, а раньше это был андеграунд. Немногочисленные люди, получавшие самую продвинутую, изысканную, редкую информацию по поводу музыки, кино, искусства. Как только началась популяризация этого искусства не для всех, как только появились все эти модные журналы, все это стало навязыватся обывателю - произошло слияние между обывателем и так называемыми андеграундными людьми. Тогда все и погибло. Вся альтернативная культура начала 90-х полностью погублена и полностью дискредитирована. - Ты думала о смерти? - Я и умирать не собиралась. Когда-то я написала: "Вопрос не в том, чтоб БЫТЬ или НЕ БЫТ. Как избежать обоих состояний?" - М-да, сугубо сказано. А вот говорят, тюремный опыт для человека творческого - вещь полезная? - Это пустая трата времени. Если из заключения не делается некая акция, конечно. Вот до тюрьмы я очень мало улыбалась, а в клетке - смеялась больше всего. Важна неадекватность реакции. Мрачная тюремная реальность мною не впитывалась, я не погружалась в нее и не получила никакого опыта. - Но, скажем, тот же Солженицин построил всю свою писательскую карьеру на личном опыте лагерей! - Если описывать ужасы - они начинают существовать. А человеку, мыслящему глобально, это смешно, это аттракцион, декорация. - Когда тебя с пеной у рта защищали авторитетные писатели, ими не ставился вопрос: виновата или нет, продавала наркотики или нет. Говорили: это - неважно. Поэт просто не должен сидет в тюрьме! Но разве поэт не может быть злодеем? - Может. Но некое исключительное существо все же заслуживает особого подхода (я не о себе, а абстрактно говорю). - А если это как бы исключительное существо совершает убийство? Или крадет, мошенничает? - В любом случае исключительное существо нельзя изменить, исправить тюрьмой, напугать. - Тебе самой не кажется нелепым сравнение тебя с Иосифом Бродским, пострадавшим от произвола властей? - Мне не понятно, когда меня ставят в какие-то ряды: то - к Маяковскому, то - к Бродкому, то - к Цветаевой. Еще: "Наркоман и убийца Уильям Берроуз, вор Жан Жене и драгдиллер Витухновская". Такие тоже были параллели. Хотя если свести все к картинке для обывателя: "суд над поэтом" - может, и допустимо проводит такие аналогии. - Какие, к примеру, тиражи у твоих книг? - Маленькие. От 300 до 3000 экземпляров. Сейчас выйдет "Роман с фенамином" - это то, что писалось в Бутырке, и то, что было дополнено и оформлено в последствии. Там будет большой тираж - тысяч пять. Это проза: мои дневниковые записи в тюрьме плюс письма моих друзей и мои ответы. Речи о наркотиках (несмотря на название) там вовсе нет, идет речь о ситуации с молодежью и правоохранительными органами. Есть там некое "Послание для всех": "Попасть сюда может каждый, преступления совершаются без вашего участия!" - И кто будет выпускать эту книгу? - Частный издатель. - Твои родные реагировали на всю эту историю однозначно? То есть не было сомнений, подозрений, чт действительно ты - наркоманка и втянута во что-то темное? - То, что я - не наркоманка, они знают точно. Они были полностью убеждены в моей правоте, а даже если бы не были - вели бы себя так же, как ведут: продолжали бы меня спасать и защищать. Источник: http://drugie.here.ru/alina/interview/interview4.htm

Софья Шапошникова Ещё недавно злился ветер И дождь стучал в моё окно, И небо было на рассвете От туч свинцово и темно. Пятном чернильным расплывалась За домом каждый вечер синь, А утром снова всё сначала, Как сердце солнца ни проси… Это стихи моей юности. Эти строчки родились более 50 лет тому назад. И вылились они из души моей любимой учительницы Софьи Шапошниковой, когда, измученная очередным приступом тяжелейшей астмы, она просила у Судьбы «солнца в сердце». Начало ее творческого пути протекало на моих глазах, в далеком маленьком молдавском городке Сороки, где мы вместе в двухкомнатном домике прожили полтора года. Домик находился на берегу Днестра, в 5-10 минутах ходьбы от воды. А по другую сторону реки темной стеной стоял лес, куда я водила своих уже учеников по классу фортепиано «на природу». Так связывали мы с детьми ощущения живого трепещущего леса и музыки. И, конечно, мне и в голову не могла тогда придти мысль, что моя учительница литературы, мой друг, обожаемый (как только в юности и бывает) Человек, когда-нибудь в своей поэме вот так воедино свяжет слово и музыку. Простите меня, мои ученики, но я так не умела. И не только так писать, но, пожалуй, и так слышать. Так слушать музыку - и особенно Бетховена - может только чистейшей души человек, не «испорченный» музыкальным образованием и догмами музыкальной формы, законами музыкальной гармонии. У нее своя Гармония. Кажется, она слушает Бетховена и проживает его жизнь, его любовь, его страдания вместе с ним, сегодня, в этот час. И открывает «редкостную душу, Как партитуры вечные листы... Передо мной лежит ее последняя поэма-драма «Гений в плену, или В плену у Гения». Я медленно перечитываю главу за главой и вновь возвращаюсь к пронзающим душу строкам. Я, конечно же, люблю музыку Бетховена, много сама играла и обучала детей исполнению его сонат от 1-й С-dur до Лунной, Патетической, Авроры. Но не устаю поражаться, как умеет Она слушать, на каком-то уровне подсознания улавливать его ритм, именно его форму (классическая сонатная форма создавалась тремя столпами музыки: Гайдном, Моцартом, Бетховеном). Порой кажется, что идет подтекстовка музыки, так совпадают ритм её слова и ритм музыки Бетховена, ибо она пытается «музыку сонат перевести в словесный ряд». И это всё на фоне личной трагедии Бетховена. Она чувствует его душу. Она сама умеет любить, как Он любил, она сама страдает, как Он страдал, она ненавидит то, что Он ненавидел, и наслаждается тем, чем Он наслаждался. Это ей «…его душа, давно свой путь земной сверша, в непостижимой вышине себя рассказывает…». Это совпадение душ и совпадение судеб меня поражает. Сегодня ей 80, и в день рождения по телефону я играю ей ноктюрны Шопена и слышу, как там, в беэр-шевском хостеле, сидит с телефоном в руках моя Учительница и плачет. Она прожила трудную, но счастливую жизнь. Она много страдала и от физических недугов, и от моральных потрясений. Но она умела любить, и все очень любили её. Её ближайшие друзья – мои бывшие одноклассники. Сейчас они разбрелись по всему миру: Америка, Германия, Израиль, Украина – и все-все её по прежнему любят и дорожат её дружбой. А она своим тонким поэтическим слухом по-прежнему слышит всё, что касается их жизни, по-своему помогает советом, словом и больше всего своей, чисто шапошниковской, поэзией. Стихи из новой книги Софьи Шапошниковой «Гений в плену, или В плену у гения» Новый вальс О как мне видится то, что не сбудется, Верить ли я перестал?.. Встанет карета на нищенской улице, Явится дама на бал. Третий этаж, потолок весь изрезанный И от дождей в синяках. Дама в наряде до туфелек фрезовом, Кольца на тонких руках. Пальцы в митенках положит на клавиши, Не поспешит заиграть. Сердце моё переполнится давнишним… Нет!.. Подаяний не брать! * * * Я мечтаю, но всё уже поздно. Даже ты мне помочь не вольна. Слишком долго мы прожили розно, Словно с горной вершиной волна. Влагу брызг ощущает вершина, Но не взвиться волне к облакам. Сны мне долго пророчили сына, Но Господь не послал его нам. Я забуду тебя понемногу, Ты давно отреклась от меня. И не поздно сказать «слава Богу» – Мы духовно с тобой не родня… * * * О мой Рояль, простишь ли ты?.. Такого друга я оставил без мечты! И помнят клавиши одни Какие прожиты прекраснейшие дни И сколько было здесь тревог, Что ты моей тревогой шумно занемог. Как много ты дарил мне нег И детских пальчиков ежевечерний бег… И вот я в Вене, но один. И буду так один до облачных седин. У фортепьяно чудный звук, Но как же ты теперь без этих сильных рук, Умелых рук, Привычных рук!.. * * * Пусть птицы утром не поют И для меня литавры бьют, литавры бьют… Не торопитесь хоронить, Ещё крепка, о как крепка с роялем нить! Нет, я не слаб, о нет, не слаб, И никогда и никому не буду раб. И только музыка одна – Моя весна, моя любовь, моя жена… Об авторе Софья Шапошникова - автор более 20 книг прозы и семи книг стихов, изданных в бывшем СССР и в Израиле. Романы «Досрочный выпуск», «В погонах и без погон», «Снегопад в октябре» (издательство «Советский писатель, Москва»), «После полуночи» (издан в Израиле), повести и рассказы «Парашют не раскрылся», «Благополучный исход», «Встречные ветры», «Дом над катакомбами», «Конец тихой улицы» и другие. Стихи: «Предвечерье», «Миг до зари», «Потревоженный день», «Общий вагон», «Ливни» (издательство «Советский писатель»), «Вечерняя книга» и её второе дополненное издание (обе – Израиль). Печаталась в журналах Москвы, Ленинграда, Кишинёва. Лауреат Всесоюзного конкурса Союза писателей СССР. Стихи Софьи Шапошниковой переведены на польский, украинский, молдавский языки. До репатриации была членом Союза писателей СССР, ныне – член Союза писателей Израиля. Накануне 2009 года вышла новая книга С. Шапошниковой «Гений в плену, или В плену у гения», посвященная Людвигу ван Бетховену. Живет поэтесса в Беэр-Шеве. Автор: Ада Геткер, Ашдод, Израиль Источник: http://www.newswe.com/index.php?go=Pages&in=view&id=1176

Моника Левински 10 лет назад, 12 февраля 1999 года, сенат США признал Билла Клинтона невиновным по делу о любовной связи со стажеркой Белого дома Моникой Левински . Казалось бы, совсем недавно мир, затаив дыхание, наблюдал за сексуальным скандалом в Белом доме, в центре которого оказался тогдашний президент США Бил Клинтон и практикантка Моника Левински, а прошло уже 10 лет. Впрочем, отзвуки этого скандала раздаются в Белом доме и сейчас. К примеру, 4 февраля нынешнего года во время торжественной церемонии принятия присяги по поводу назначения на должность госсекретаря США Хилари Клинтон (официально она дала присягу еще 21 января, чтобы без промедления приступить к своим обязанностям) публично намекнула сопровождавшему ее мужу о событиях давно минувших дней. В частности, рассыпаясь в благодарностях главе и чиновникам Белого дома, новый госсекретарь поблагодарила и своего мужа «за быстрое утверждение в должности» госсекретаря. «Я благодарна ему за совместную жизнь, в которой присутствовал разный опыт, и который значительно обогатил мою жизнь», – многозначительно пояснила Хиллари Клинтон. Эти слова вызвали нешуточное оживление и смех среди присутствующих, которые восприняли заявление Хилари, как напоминанием о громком скандале вокруг Моники Левински. Моника родилась 23 июля 1973 года в Сан-Франциско и вошла в историю США, как одна из любовниц Клинтона. В 1995 году Моника Лeвински, пришла на практику в отдел кадров Белого Дома, где в ноябре после празднования дня рождения замначальника отдела у нее возник роман с президентом Клинтоном. Интересно, что согласно многочисленным сообщениям американских таблоидов, за всю жизнь у Моники Левински не было ни одного романа с ровесником. Одногодки казались ей скучными и незрелыми. Поэтому в 15 лет она влюбляется в школьного учителя, а учась в колледже, у нее возникает роман с директором школьного театра. Позже личный психолог семьи Левински объяснил, что это вызвано тем, что Моника после развода родителей была лишенная любви отца и подсознательно стремилась обрести его в каждом своем любовнике. Поэтому им быть только зрелый, интересный во всех отношениях, респектабельный и солидный мужчина. Благодаря любовной связи с главой Белого дома молодая практикантка быстро двигалась по карьерной лестнице Уже в 1996 году Левински получила повышение - сначала в отдел законодательства, а в апреле переведена на работу в Пентагон в отдел безопасности. Там Моника познакомилась с Линдой Трип. Подружившись с Моникой Линда начала активно интересоваться ее личной жизнь, в частности, романом с президентом. Именно Трип записывала все телефонные разговоры подруги с высокопоставленным любовником, а затем, что называется «сдала с потрохами» и подругу и Клинтона прокурору Кену Старру. Прокурор заинтересовался записями только потому, что из разговоров Моники Левински с Линдой следовало, что президент Клинтон и его друг Вернон Джордан могли предложить Монике дать заведомо ложные показания по поводу некоторых темных дел, к которым был причастен глава Белого дома. Старру удалось убедить Генерального прокуророра США Дженета Рено, подключить к этому делу трех федеральных судей, которые и предоставили разрешение Старру начать официальное расследование по делу о подстрекательстве к лжесвидетельству. Агенты ФБР и федеральные прокуроры провели допрос Моники и пообещали ей сохранение судебной неприкосновенности. Друг семьи Уильям Гинзбург выступал в деле как адвокат Левински. Естественно Клинтон отрицал какие-либо сексуальные отношения с Моникой Левински. Тем не менее, в январе 1998 года некоторые влиятельные СМИ опубликовали доказательства, что президент говорит неправду. Но Клинтон продолжал отрицать тот факт, что Моника Левински была его любовницей. Также он отрицал и факт лжесвидетельства или принуждения к нему. В июле 1998 год Кен Старр и Моника Левински разработали схему обвинения, которая устраивала обоих и обеспечивала бывшей практикантке Белого Дома неприкосновенность. Взамен на это она должна была предоставить в суде в качестве доказательства платье, на котором остались следы спермы Клинтона. Левински и Клинтон давали показания при закрытых дверях, но в присутствии Большого жюри присяжных (grand jury) в августе 1998 года. После этого Клинтон появился на экранах телевидения. Он общенародно признался, что Моника Левински была его любовницей, а следы спермы на платье были оставлены Клинтоном во время их встречи в Овальном кабинете. 12 февраля 1999 года, сенат США признал Билла Клинтона невиновным по делу о любовной связи со стажеркой Белого дома Моникой Левински. Через несколько лет после скандала Моника в одном из интервью заявила, что СМИ, описывавшие ее роман с Клинтоном, допустили много ошибок и неправлильных суждений. «Главная ошибка, - это утверждение, что я хотела соблазнить президента и тем самым добиться известности, а еще ошибка, что я дура», - заявила Моника. Однако она вынуждена была признать, что ее связь с Биллом Клинтоном привела к неудачам в ее личной жизни. В частности, после скандала ее романтические отношения с мужчинами не длятся долго. Кроме того, Левински до сих пор опровергает слухи, что хорошо заработала на скандале. По ее словам она не получила тех денег, о которых так красочно писала пресса… Источник: «Багнет», http://www.bagnet.org/news/summaries/one_day_of_planet/2009-02-12/8845

«Мама» Махмуда Эсамбаева (Эсамбаев Махмуд Алисултанович (1924 - 2000), российский артист балета, эстрадный танцовщик) Вторым браком мой отец женился на еврейке Софье Михайловне. Она меня воспитала. Ее и только ее я считаю своей настоящей матерью.Она звала меня Мойша. И когда в 1944 году чеченцев выселяли с Кавказа, она могла остаться, но она сказала: 'Мойша, я еду с тобой, без меня ты там пропадешь'. У нее я выучил идиш и говорил на нем лучше многих евреев. Мы жили во Фрунзе, теперь - Бишкек. Очень голодали. Я уже танцевал и пел еврейскую песню 'Варнечкес', любимую песню мамы. Она меня и научила. И когда у местных богатых евреев был какой-либо праздник, маму и меня приглашали. Мама говорила: 'Завтра мы идем на свадьбу к Меламедам. Там ты покушаешь гефилте фиш, гусиные шкварки. У нас дома этого нет. Только не стесняйся, кушай побольше'. На свадьбе я, конечно, танцевал. А потом мама просила: 'Мойша, а теперь пой'. Я становился против нее и пел 'Варнечкес'. Маме говорили: 'Спасибо Вам, Софья Михайловна, что вы правильно воспитали одного еврейского мальчика, другие же, как русские, ничего не знают по-еврейски'. Они и не подозревали, что я чеченец. Когда меня приняли в труппу Киргизского театра оперы и балета, мама не пропускала ни одного спектакля с моим участием. Я танцевал во многих балетах. Однажды она сказала: - Мойша, ты танцуешь лучше всех. Почему же другим дарят цветы, а тебе нет? - Потому что у нас здесь нет родственников. - А разве цветы приносят родственники? - Родственники или близкие знакомые. Вечером я танцую в 'Раймонде' Абдурахмана. Я появляюсь под занавес в первом акте, делаю прыжок и замираю. Идет занавес. И тут администратор приносит мне большой букет цветов. Тогда зрители передавали цветы через администраторов. В конце второго акта - еще один букет, в конце третьего - еще цветы, и большой букет после окончания спектакля. Я сразу понял - от кого цветы. Однажды она заболела и лежала. А мне принесли цветы. Я прихожу домой, она лежит. Я говорю: - Мама, зачем ты приходила в театр? Ты же больна! Она отвечает: - Сыночек, я никуда не ходила, я не могу встать. - Откуда же цветы? - Люди поняли, что ты заслуживаешь цветов и принесли их тебе. Как-то она спросила: - Мойша, скажи: евреи - это народ? - Конечно, народ, мама. - А почему ты танцуешь танцы разных народов, а еврейского у тебя нет? - Мама, а кто мне покажет, как его танцуют? - Я. - Как? - Руками. Она показала мне движения в еврейском танце. Я прочитал Шолом Алейхема и сделал танец 'А юнгер шнайдер'. Этот танец стал у меня бисовкой. Мне приходилось его повторять три-четыре раза. А в те годы все еврейское на сцене запрещалось. Приезжаю в Белоруссию, танцую своего 'Портняжку'. Оглушительный успех. После концерта какой-то начальник спрашивает: - А кто вам разрешил танцевать еврейский танец? - Я сам себе разрешил, - ответил я. ( Из книги Е. Захарова и Э. Менашевского 'Еврейские штучки') Комментарий: В 1995-м году Махмуд в присутствии 'сильных мира сего' проклял разжигателей чеченской войны. Такую историю рассказал чеченский литератор и журналист Руслан Наршхоев. 'После спектакля в Большом театре в Москве фуршет был. Махмуд в шапке, галстуке, как всегда, подтянутый, грустный был, в очень депрессивном состоянии. 'Скажи?' Махмуд не решался. В конце концов, когда его доняли, а там был Лужков, там были министры, он сказал: 'Я скажу', и он сказал очень грубые, но точные слова: 'Пусть сдохнут все, кто начал войну'. Передохнул и сказал: 'И все, кто за это не выпьет'. И все выпили'.

Сабина Шпильрейн На экранах Европы увидела свет необычная картина. Красочный полнометражный игровой фильм с известными актерами Эмилией Фокс, дочерью известного английского актера Эдварда Фокса, раннее снявшейся в "Пианисте" Романа Поланского, и Иэйном Гленом, носил название "Аnima". Режиссер ленты итальянец Роберто Фаэнца в качестве сценарного плана использовал дневник русской девушки, обнаруженный в 1977 году под кипой пожелтевших листов бумаги в подвале женевского дворца Вильсон, где прежде располагался институт психологии. Дневник датировался 1908-1912 гг. и повествовал незатейливую love-story юной пациентки к cвоему лечащему доктору на фоне колоритных декораций начала века. Появление фильма практически совпало по времени с открытием неприметной мемориальной доски, установленной на одной из улиц южного российского города Ростова-на-Дону, и трагической датой 60-летия холокоста, отмечаемого там. Эти два на первый взгляд далеких друг от друга события, тем не менее, имели одно общее - личность человека, стоящего и за сюжетом иностранной ленты, и за скромным российским мемориалом. Ее звали Сабина. Сабина Николаевна Шпильрейн. Ростовчанка, один из самых ярких образов российского и европейского психоанализа. В последние годы интерес к необычной судьбе Сабины Шпильрейн вспыхнул с новой силой. Поводом тому послужило появление и целого ряда исследований, и открытие ряда важных, раннее недоступных исторических и архивных документов. Да и большое количество всевозможных бульварных историй лишь укрепило миф о продолжающей изобиловать загадками удивительной и трагической истории этой русской женщины. 1. "Малышка". "Деструкция как причина становления", название самой известной работы Сабины Шпильрейн, может служить девизом ее жизни: многое должно было быть разрушено, чтобы дать возможность расцвести ее творчеству. Эта идея встречается еще в ее детских фантазиях, она находит отражение в ее интересе к философии и в ее ранних работах, посвященных телеологическому потенциалу психоанализа, герменевтике, мифологии; она также прослеживается в коротких публикациях, посвященных наблюдениям за детьми - их представлениям о жизни и смерти, сознательном и бессознательном, сексуальности, амбивалентности, противоборствующим силам. Сабина Нафтуловна (Николаевна) Шпильрейн-Шефтель родилась в Ростове-на-Дону в состоятельной семье 25 октября (7 ноября) 1885 г. Ее отец Нафтула Шпильрейн переехал в Ростов в 1883 году. Сын варшавского купца, энтомолог по образованию, он был довольно удачливым предпринимателем, поэтому семья могла вести изысканный и светский образ жизни. Мать - Ева Люблинская - изучала стоматологию, что было редкостью в то время, и владела собственным трехэтажным доходным домом на ул. Пушкинской, 97 (ныне 83), выстроенным в 1897 году. После замужества и рождения детей она оставила медицину и посвятила свою жизнь семье. Среди предков с материнской стороны в роду Шпильрейн было немало известных и уважаемых раввинов. По традиции богатых и образованных еврейских семей Сабина получает блестящее образование. Наравне с тремя младшими братьями Эмилем, Яковом и Исааком она с детства говорит по-русски, по-немецки, по-английски и по-французски и, в дополнение к домашним занятиям с репетитором, посещает гимназию. "Блаженное детство" Сабины (как она позже его назовет) уже само по себе можно считать классическим примером психоанализа, которому позже она посвятит свою жизнь. С детства ее отличает живое воображение. Романтичная и мечтательная, легко и очень тонко воспринимающая окружающее, опоенное поэтикой декаданса и символизма, Сабина живет в атмосфере строгих семейных порядков, установленных "любимым с болью" отцом. С одной стороны, в семье Шпильрейн стремятся дать детям приличное образование, и атмосфера в доме пропитана науками, литературой и музыкой. С другой, там принято рукоприкладство, а любые нарушения влекут за собой наказания, порой жестокие. У Сабины складываются непростые отношения с отцом, происходят стычки с матерью, проявляется ранний устойчивый интерес к сексуальным проблемам. Во время наказаний ее отцом, она целует его руки и страдает от непонимания, существующего между ними. По окончанию с золотой медалью в 1904 г. ростовской Екатерининской женской гимназии никто не сомневается в том, что 19-летняя Сабина пойдет по стопам матери. Однако занятия медициной в Цюрихе, в единственном месте, где женщины в те годы могли получить научное образование, приходится отложить. У Сабины обнаруживается тяжелое психическое расстройство, частично спровоцированное смертью от брюшного тифа в 1901 г. с детства любимой 6-летней сестры Эмилии. В апреле 1904 г., не рискнуя лечить больную дочь в России, мать отвозит Сабину на лечение в Швейцарию. Она проводит месяц в санатории д-ра Геллера в Интерлакене, но без положительного эффекта. Затем с 17 августа 1904 года по 1 июня 1905 г. ее перевозят в клинику Бургольцли, возглавляемую основоположником современной психиатрии профессором Евгением Блейлером. У Сабины установлен истерический психоз, проявлявшийся в ночных страхах, мастурбации, галлюцинациях, истерических припадках, депрессии и попытках суицида. За лечение юной пациентки берется главврач клиники, молодой и никому не известный Карл Густав Юнг. Юнгу почти 30-ть. Он увлекается модным в ту пору психоанализом и как член кружка "Team" занимаются поисками возможностей его применения на практике, пишет работы по оккультизму и состоит в переписке с самим Зигмундом Фройдом. Случай Сабины представляется не лишенному научных амбиций врачу идеальным. 23 октября 1906 г. Юнг пишет Фройду: "Рискуя утомить Вас, все же не могу не сообщить о своем недавнем достижении. Я лечу в настоящее время истеричку по Вашему методу. Случай тяжелый: 20-летняя русская студентка, больна в течение шести лет". Аксель Хоффер в статье "Юнговский анализ Сабины Шпильрейн и его использование свободного ассоциативного метода Фройда", опубликованной в прошлом году в "Журнале аналитической психологии", приводит строки из дневников Юнга, датированные 17 августом 1904 года. В них Юнг утверждает о "необходимости обратить внимание на инстинктивную садомазохистскую линию взаимоотношений, которые базировались на проникнутых сексуальностью влечениях Шпильрейн к отцу" (т.н. "комплекс Электры"). Юнговский анализ выявляет высокий уровень конфликтности взаимоотношений между пациенткой и ее родителями. Юнгу также удается установить два случая, когда во время ссоры с матерью, 13-летняя девушка пытается умереть сперва в студеной воде зимой, а в другой раз, в 15-ть, отказывается от приема пищи и едва не доводит себя до смерти от голода. Когда Сабину доставляют в клинику, спонтанные бессознательные действия у нее сменяются истериками. Она жалуется на невыносимую головную боль и отказывается от всяческих контактов, утверждая, что "произойдет что-то" непоправимое. Непоправимое действительно вскоре происходит. Желая расположить к себе пациентку и разговорить ее, Юнг применяет в отношении Шпильрейн необычный метод лечения, суть которого кроется в оздоровлении больного через его... сексуальные чувства. Ещё до начала афёры со Шпильрейн Юнг с восхищением цитирует в своем письме к учителю слова своего пациента Отто Гросса, известного немецкого художника: "Истинно здоровым состоянием невротика будет сексуальная распущенность". Начиная с февраля 1908 года, между врачом и пациенткой формируются необычные отношения: возникает бурная любовная связь, в которую постепенно оказываются втянуты знакомые, друзья и родственники. В том, что Юнг не стремился придерживаться традиционной мещанской сексуальной морали, убеждают его письма и к самой Сабине: "Я никак не могу обойтись в моей жизни без счастья любви, без бурной, вечно сменяющейся любви". Фройд, хорошо зная "своего Юнга", понимает, какие инстинктивные желания и фантазии осаждают молодого, несчастливого в своём браке мужчину, нашедшего в пациентке свой "потерянный рай". Он тайно поддерживает своеобразные "опыты" друга и поощряет их. Чтобы не потерять Юнга как будущего вождя Международного Психоаналитического общества, Фройд входит с ним в тайное сообщничество, жертвуя многим и, прежде всего, честью Сабины Шпильрейн. При этом Фройд изображает Юнга как невинную жертву влюблённости, и всячески оправдывает его поступки. Юнг, в свою очередь, продолжает скрывать от учителя личность своей пациентки. В переписке двух великих ученых Сабина фигурирует как "малышка". После восьмимесячной стационарной терапии Юнг продолжает (и не без успеха) лечить Шпильрейн в амбулаторных условиях. Свои отношения с пациенткой он по-прежнему тщательно шифрует в письмах к учителю, подробно извещая его как о ходе эксперимента научного, так и любовного. Юнгу удается устранить симптомы ее болезни, и этот успех повышает его авторитет в глазах научной общественности. В сентябре 1907 года он сообщает о "случае пробного психоаналитического лечения" Сабины в докладе на тему фройдовской теории истерии на 1-ом Интернациональном конгрессе по психиатрии, неврологии и уходу за душевнобольными в Амстердаме. В изложении Юнга этот материал мог служить аргументом в пользу предположения Фройда о том, что в истерии всегда есть "доля сексуального вытеснения, произведенного в юности". Впрочем, Сабина Шпильрейн оказалась подарком судьбы еще и потому, что после излечения она становится "лучшей ученицей" Юнга. В августе 1905 года бывшая психически больная пациентка , Сабина не только смогла оставить клинику и снять в городе квартиру, но поступить в Цюрихский университет на медицинский факультет и начать успешно учиться. Одновременно с лечением они занимаются совместной научной работой, драматически завершающейся в июне 1909 года. Тем временем скандал вокруг аферы со Шпильрейн получает слишком большую огласку. Прознав об "опытах" мужа, жена Юнга, тоже его бывшая пациентка, пишет анонимное письмо матери Сабины, и та в свою очередь грозит Юнгу принять самые решительные меры. Чтобы избежать последствий, Юнг в марте 1909 года отказывается от своего места в Бургхёльцли и бросает Сабину. Вскоре после этого он признается Фройду: "Учитывая тот факт, что пациентка еще недавно была моим другом и пользовалась моим полным доверием, мое поведение нельзя назвать иначе, как мошенничеством, в чем я очень неохотно признаюсь вам, моему отцу". Возможно, окончательное осознание Фройдом всего происшедшего служит позже одной из причин их разрыва в 1913 г. В мае 1911 года Сабина Шпильрейн получает научную степень доктора медицины за написанную вместе с Юнгом работу "О психологическом содержании одного случая шизофрении", которая в том же самом году, хотя и под другим названием, публикуется в знаменитом "Психоаналитическом ежегоднике", редактируемым Юнгом. Она переплавляет собственную боль в силу, "волю к власти", всерьез работает над положениями психоанализа, много читает Фройда и переписывается с ним. Потребность в любви и расположении, неизбывное ощущение собственной неполноценности в равной степени оставляют неизгладимый отпечаток в дневнике, который она продолжает вести. Крайнее высокомерие чередуется в нем с глубокими дипрессиями, фантазии о собственном величии с самоуничижением, которые порой наводят автора на мысль о самоубийстве. После завершения обучения в университете, Сабина вынуждена бежать в Вену от сложившихся драматических коллизий в отношениях с Юнгом. В 1912 году в Вене происходит ее первая встреча с Фройдом. Она вступает в его знаменитое еженедельное "Общество по средам", а впоследствии переводит произведения Юнга и пропагандирует его идеи в России. 2. Русский Танатос. "Русские ближе к самоанализу...", - сказал однажды Фрейд. "Русские ближе к бессознательному", - сказал он в другой раз. Фрейд вообще очень много говорил и думал о России. Россия и "русские встречи" в разное время с выходцами из России - студентами, пациентами, врачами, философами, издателями - вообще сыграли в судьбе Юнга и Фрейда определенную роль. Начало "русской темы" можно отнести к концу первого десятилетия XX века, когда в числе участников психоаналитического кружка в Цюрихе стали появляться студенты-медики из России: Фаина Шалевская из Ростова-на-Дону, Татьяна Розенталь из Петербурга, спутница Шпильрейн в ее поездках к Фрейду... Для большинства судьба сложилась трагически. Защитив диссертацию, летом 1911 г. во время короткого пребывания на родине Сабина читает в Ростове-на-Дону свою первую лекцию по психоанализу. На собственном примере ей удается собрать и переосмыслить богатый и болезненный психологический материал, выведенный из опыта, который она только что пережила, и так вдохновляющих ее работ Фрейда, Гегеля, Ницше, Шопенгауэра и Вагнера. Задолго до Фрейда она рассматривает насильственные компоненты сексуального инстинкта как разрушительные. Это позже находит отражение в ее шедевре, содержащем важнейший вклад в психоаналитическую теорию, "Деструкция как причина становления". "Изучая сексуальные проблемы, - пишет в ней Шпильрейн. - я была особенно заинтересована следующим вопросом: почему этот сильнейший инстинкт, инстинкт сохранения рода, возбуждает, наряду с положительными эмоциями, которых естественно ожидать, и отрицательные - страх и отвращение; почему требуется их преодоление для того, чтобы вести себя соответственно ситуации... Многие исследователи неоднократно отмечали, что с сексуальными желаниями часто оказывается связано представление о смерти". Приводя примеры фантазий на темы смерти, символизирующих половой акт, анализируя литературу и мифологию, но и впитанный глубоко личный опыт, Сабина развивает свою основополагающую идею: разрушение ведет к порождению бытия. "Шпильрейн весьма неглупа, все, что она говорит, не лишено смысла. Она очень мила. Однако ее идея о стремлении к разрушению мне не особенно нравится, поскольку я считаю, что это определяется личностью. Она представляется мне чрезмерно амбивалентной", - отмечает Фрейд. Однако он потрясен. Он признает, что наряду с Эросом существует инстинкт Танатоса, инстинкт смерти, и эти влечения в человеке, по сути, неразделимы. Отдавая должное Сабине, в характерной для него манере Фрейд пишет в своей знаменитой работе "По ту сторону принципа удовольствия": "...Значительная часть этих рассуждений была предвосхищена Сабиной Шпильрейн в 1912 г. в любопытной и полезной статье, которая, однако, осталась для меня не вполне понятной". И далее: "Я помню свое настороженное отношение, когда идея существования инстинкта разрушения впервые стала высказываться в психоаналитической литературе, и помню, как много времени понадобилось, чтобы эта идея стала для меня приемлемой". Действительно, идеи молодой россиянки (довольно странные для 26-летней особы, если не принимать во внимание весьма своеобразную личность Шпильрейн) вызывают бурную дискуссию в "сугубо мужском стане" психоаналитиков. Ее принадлежности изначально к "юнгианскому лагерю", а позднее к окружению Фрейда (не порвав однако связи с Юнгом), было вполне достаточно для того, чтобы оба лагеря относились к ней настороженно. И явная юнгианская атмосфера, исходившая от "Диструкции как причины порождения", делала статью подозрительной с точки зрения Вены. Во времена, когда новые теоретические разработки рассматривались как отступничество, содержавшиеся в ней идеи вполне могли рассматриваться как новая угроза. И хотя сам Фрейд позднее признал вклад Шпильрейн в развитие концепции инстинкта смерти, другие авторы старались и вовсе предать забвению ее роль. Накануне выхода работы в марте 1912 г. Юнг пишет ей: "Исследование превосходно и содержит замечательные идеи, и я счастлив признать Ваш приоритет". Однако неделей позже в письме к Фрейду: "Как раз перед своим отъездом я работал со статьей Шпильрейн. Должен сказать: "Лик от красавицы девы, а хвост от чешуйчатой рыбы" (Гораций). После весьма многообещающего начала следует беспомощное завершение... Она слишком мало читала... Кроме того, ее статья ужасно перегружена ее собственными комплексами". Сабина оставляет в своем дневнике комментарий: "Я очень опасаюсь, что мой друг, который намеревался упомянуть мою идею в своей статье, опубликованной в июле, и признать мой приоритет, может просто присвоить идею, поскольку теперь он собирается говорить о ней, как о возникшей еще в январе. Может быть, это просто необоснованная недоверчивость с моей стороны? Я так хотела бы, чтобы дело оказалось именно в этом - ведь мое второе исследование должно быть посвящено ему, моему уважаемому учителю. Но как могу я уважать человека, который лгал мне, который украл мою идею, который оказался мне не другом, а мелочным корыстолюбивым соперником? Как я могу любить его? Ведь я люблю его, несмотря ни на что. Вся моя работа пронизана этой любовью. Я люблю его и одновременно ненавижу, потому что он мне не принадлежит. Было бы невыносимо оказаться в его глазах простофилей. Нет, я хочу быть благородной, гордой, всеми уважаемой! Я должна быть достойна его, и идея, которой я дала жизнь, должна появиться под моим именем". Весной 1913 г. личные отношения Фрейда, симпатизировавшего сионистам, с "сыном и наследником" Юнгом, который впоследствии одно время был близок к нацистам, прерываются. В своем письме Сабине Фрейд пишет: "Мои личные отношения с Вашим германским героем окончательно испортились". Для обоих Шпильрейн еще долго продолжает оставаться напоминанием о былых отношениях и о том, какую роль в ее судьбе они сыграли. "Полно, никаких женатых мужчин! Встретить бы того, с кем можно было бы создать мирное семейство. Я подарила бы ему все самое лучшее. Мы гуляли бы вместе под открытым небом и проводили бы в натопленной, изящно меблированной комнате долгие зимние вечера. Ближе к ночи я устраивалась бы на софе с вязанием, а он читал бы мне свои сочинения. И тогда наши мысли и чувства сливались бы воедино. Мы стремились бы пестовать друг в друге самые возвышенные и благородные чувства. Время от времени я устраивала бы любимому сюрприз в виде собственной статейки, которую он принимал бы как свое любимое дитя". 1 июня 1912 г. в ростовской синагоге Сабина Шпильрейн регистрирует свой брак с врачом-педиатром и специалистом по нервным и внутренним болезням 32-летним Файвелом Нотовичем (Павлом Наумовичем) Шефтелем. Последняя запись в ее дневнике: "Вышла замуж за Павла Шефтеля". Свадьбу играют в Европе, и вскоре рождается дочь (Ирма) Рената. Но Сабину не оставляет постоянное чувство беспокойства. Ее дневники служат красноречивым свидетельством ее крайней неуверенности в своих женских достоинствах. Она не только находит себя малопривлекательной, но и сомневается в своих интеллектуальных и творческих способностях. Убежденность Сабины Шпильрейн в том, что женщины, "никак не уступая" мужчинам "по уму и силе воображения", все же не могут создавать "равнозначные" произведения искусства, придает заведомо безнадежный характер ее упорным попыткам создания масштабного и значительного произведения. Она ведёт скитальческий образ жизни - после 9-месячного пребывания в Вене, меняет местожительство на Берлин, потом переезжает в Мюнхен, где изучает мифологию и историю искусств. Живя в Лозанне и Женеве, тесно сотрудничает с известным лингвистом профессором Балли, где благодаря своему происхождению и воспитанию сравнивает русский, немецкий, французский и английский языки. Многие наблюдения Шпильрейн связаны и с ее дочерью: в этот период Сабина интересуется проблемами развития представлений ребенка о пространстве, времени и причинности. Но ее семейная жизнь с Павлом не складывается. Чувствуя, что Сабину по-прежнему тянет к Юнгу, после начала Первой мировой войны в августе 1914 г. Шефтель возвращается в Ростов. Сабина же с головой окунается в творчество - в эти годы она неожиданно начинает заниматься изучением гармонии, контрапункта, композиции, пишет исследование "Песни о Нибелунгах", работает практикующим врачом, публикует серию статей в европейских журналах. И продолжает фантазировать на тему своих отношениях с Юнгом: "...А как же мой друг? Он по-прежнему будет любить меня, любить так сильно, как отец. Я представлю его своему мужу как лучшего друга и поцелую на его глазах...". К 1923 г. она публикует 26 работ, посвященных психоанализу сексуальных проблем, но на жизнь в Швейцарии зарабатывает с трудом. Собственное будущее не кажется ей таким уж безоблачным. По совету Фрейда, она едет на родину, в Россию. "Класс в интересах революционной целесообразности вправе вмешиваться в половую жизнь своих членов". Москва, Пролеткульт, Маркс и Фрейд - символизм нового времени. Низвергнув одну религию, большевики ищут для себя новую, и покровительствуют Фрейду, "вовремя указавшему на стыдные буржуазные инстинкты". "Природа человека спрятана в самых глубоких и самых темных тайниках бессознательного, первобытного и сокрытого, - пишет в то время Троцкий. - Разве не очевидно, что самые большие усилия по изучению сознания и творческого начала будут прилагаться на этом направлении?" Шпильрейн и Фрейду кажется, что у психоанализа в Советской России большое будущее. Он стремительно раскручивается на государственном уровне и психоаналитическая лаборатория в далекой России кажется любопытным поворотом. Осенью 1923 г. Сабина вступает в Русское психоаналитическое общество, сблизившись с его председателем Иваном Ермаковым и ученым секретарем Моисеем Вульфом. Ее опыт и репутация авторитетнейшего и известного на Западе специалиста играют исключительную роль в консолидации советского движения психоаналитиков и способствуют его официальному признанию Международной ассоциацией психоанализа, известной своими консервативными настроениями в политических вопросах. Поначалу ее дела действительно идут неплохо. В сентябре 1923 г. она поселяется в Доме ученых, в котором работают ее младшие братья Ян и Исаак, и становится научным сотрудником недавно созданного Государственного психоаналитического института, где читает лекции по психологии и бессознательному мышлению, ведет курсы, проводит амбулаторный прием. Она заведует секцией по детской психологии при 1-м Московском университете, в числе 5 самых авторитетных психоаналитиков России возглавляет руководство Русского психоаналитического общества. В 1924 г. в Москве она руководит уникальным семинаром по работе с детьми на принципах психоанализа. "…Считала бы необходимым лично наблюдать детей, чтобы беседы с руководительницами не сводились к чисто теоретическим рассуждениям и "платоническим" советам заочно". Ее интересует речь детей, их позы во сне, рисунки, поделки, импровизации, Подобный семинар Анны Фрейд в Вене появится только три года спустя. "Работаю с наслаждением, считаю себя рожденной и "призванной" как бы для моей деятельности, без которой не вижу в жизни никакого смысла", - пишет Шпильрейн в те годы. Работа, работа и еще раз работа. И тотальное одиночество... В июле 1924 г. ее лишают возможности вести прием больных, а 14 августа 1925 года решением Совнаркома за подписью Семашко Государственный психоаналитический институт ликвидируется. В 1927 г. не удерживается у власти Троцкий - один из высоких покровителей идей Фрейда у большевиков. Вместе с ним абсолютным врагом объявляется и сам психоанализ. О Москве можно забыть - жизнь в провинции безопаснее, чем в столице. Сославшись на "независящие от нее семейные обстоятельства", Сабина Николаевна переезжает в родной Ростов к родителям. После установления в Ростове-на-Дону в 1920 г. советской власти дом Шпильрейнов национализируется - им остается лишь небольшая комната для прислуги. 26 марта 1922 г. умирает мать Сабины, хотя возможность помогать дочери материально ее родители теряют уже после октября 1917 г. 3. Ростов. Как ни странно, последние двадцать лет жизни в Ростове Сабины Шпильрейн по-прежнему продолжают оставаться практически достоверно неизвестными. Говорят, она была сильно сломлена, жила замкнуто, бедно и безвестно. Ростовскому краеведу Евгению Мовшовичу, много лет отдавшему изучению истории жизни Сабины Шпильрейн, удалось установить, что супруги жили в достатке, в квартире было много трудов психоаналитических обществ на немецком и французском языках. Шпильрейн удалось избежать серьезного душевного кризиса, который постиг Юнга после мимолетного погружения в состояние, близкое к психозу, описанное им самим. Ей снова удалось наладить семейные отношения с мужем, прерванные десять лет назад, и в июне 1926 года на свет появилась маленькая Ева - вторая дочь Шпильрейн. В то время супруги жили на ул. Дмитриевской (теперь Шаумяна), 33 (ныне 13) в квартире Павла. На полставки она работала в детской поликлинике на Большой Садовой, предположительно преподавала в ростовском университете... Сабина производила впечатле высокообразованной женщины и держалась очень скромно. Обе ее дочери, Рената и Ева, были очень одарены музыкально: Рената играла на виолончели, Ева на скрипке, девочек и их подруг учили языкам, танцам и живописи. По воспоминаниям, Сабина Николаевна очень поддерживала и их увлечение рисованием, подолгу рассматривала их рисунки. Возможно, именно они отчасти и послужили материалом к ее последней работе "Детские рисунки с открытыми и закрытыми глазами", опубликованной в 1931 году. В ней Шпильрейн предположила, что когда глаза закрыты, человек оказывается ближе к глубинному телесному ощущению положения в пространстве и движению, оказывается более чувствительным к эмоциональным переменам; таким образом, личность легче себя выражает. В том же году она принимает участие в 7-й Международной психотехнической конференции в Москве, организованной ее братом Исааком. Отдельно стоит упомянуть и о братьях Сабины, которые были выдающимися учеными, и занимали видное место в русской науке. Ян был математиком, членом-корреспондентом АН СССР, Исаак - психологом, профессором, основавшим и возглавившим Психотехническое общество СССР, Эмиль - биологом, доцентом и деканом биофака Ростовского университета. С началом в середине тридцатых годов в СССР сталинских репрессий, по обвинению в диверсионно-террористической деятельности арестовывают младшего брата Сабины Эмиля. В том же году забирают Исаака и Яна. Все они вскоре погибают в застенках НКВД. Летом 1937 г. от инфаркта умирает муж Сабины Павел. Ходят слухи, что он покончил жизнь самоубийством, опасаясь стать жертвой репрессий. 17 августа 1938 г. умирает отец Сабины. Она остается одна с двумя дочерьми. Ей 52. Очевидцы помнят согбенную "старушку" в старой черной юбке до земли и в ботинках на застежках "прощай молодость", худенькую, небольшого роста, обычно сидящую на уголке дивана и много о чем-то пишущую... Долгое время считалось, что и сама Сабина Шпильрейн погибла в результате одной из сталинских чисток. Только в 1983 году благодаря поискам шведских журналистов удалось опровергнуть эти факты и установить последние страницы ее трагической судьбы. С началом войны в 1941 году Сабина отказывается эвакуироваться и покидать Ростов. Никто не был в силах убедить ее в необходимости оставить город. Она просто не может поверить в то, что немецкое государство, высококультурная нация, среди которой она долгие годы прожила и которой принадлежал так долгое время любимый ею человек, оказалось во власти преступного фашистского режима, поставившего целю уничтожение евреев. Для нее Германия по-прежнему продолжала оставаться связанной с Юнгом, от которого она всю жизнь мечтала иметь ребенка. Она даже придумала ему имя - Зигфрид. Сопоставляя несбыточного сына в своих фантазиях с образом спасителя Христа, Сабина писала Юнгу: "Для меня Зигфрид - Христос, хотя и не совсем... Моя проблема, связанная с Зигфридом, могла разрешиться рождением реального ребенка или появлением символического младенца, сочетающего в себе арийские и семитские черты, например, в результате союза Вашего и фрейдовского учения". Таким образом, под несбыточной мечтой Шпильрейн четко вырисовывалась ее стремление объединения великих культур, великих учений и древних традиций во имя того самого Нового мира, Нового сверхчеловека, о которых писали в своих трудах и Юнг, и Вагнер, Ницше, вдохновлявшие ее. Еще в 1909 году Юнг убеждал Фрейда в том, что "если существует "психоанализ", то необходим и "психосинтез", созидающий будущее по тем же законам...". Проницательный Фрейд тогда "покачал своей мудрой седой головой при появлении идеи психосинтеза", поскольку Юнг намеревался совершить обратное превращение революционной методологии психоанализа, позволяющей понять сущность мифологии, фольклора и сказок, в новую пагубную мифологию с культом архетипических видений и вечными поисками мандал, философского камня алхимиков, бога в виде магических формул; одним словом, метод подменялся посланием". Идеей того самого Нового мира была прникнута и сама атмосфера начала прошлого века, в которой родился психоанализ, и возвращение самой Сабины после революции в новую большевистскую Россию. Позже, воплощенная в идеологии и политике нового германского государства во главе с Гитлером, идея приняла зловещие очертания Танатоса. В ноябре 1941 г. немецкие войска на неделю впервые окупируют Ростов-на-Дону, не успевая однако приступить к реализации директив об уничтожении "отсталых расс" во имя Нового сверхчеловека. В июле 1942 г. во время боев за город и ожесточенных бомбардировок дом, где живет в то время семья Шпильрейн, сгорает, и она перебирается в один из многочисленных пустующих в ту пору домов по соседству. Неподалеку от пункта сбора евреев Андреевского района Ростова. Именно оттуда при повторной окупации города она с детьми и идет на смерть. 11 августа 1942 г. Сабина Шпильрейн и обе ее дочери были расстреляны вместе со многими тысячами ростовчан в печально знаменитой Змиевской балке... "Она мечтала о роли возлюбленной, матери, сестры или дочери, скрепляющей союз двоих мужчин, намереваясь объединить их на символическом уровне, - пишет Инге Штефан в работе, посвященной памяти Сабины Шпильрейн. - Сомневаясь в том, что она может стать "величиной в психиатрии", она искала утешение в музыке, любимой не менее страстно, чем психиатрия. Однако ее мечта так и не воплотилась ни в научной, ни в художественной формах. Не удалось ей и слить воедино психоаналитические теории Фрейда и Юнга, хотя эта попытка и привела к созданию собственной оригинальной концепции. История отодвинула ее в тень, сделала ее работы лишь иллюстрацией их трудов, проекцией собственных желаний и чувств, "анимой". Голос самой Шпильрейн через это услышать трудно. Но ее отличала ненасытная любознательность, стремление разделить с другими свои находки. Ей принадлежат новые идеи об инстинктивной жизни, о развитии ребенка, о детском психоанализе, о женской психике; продуктивной была и ее деятельность по организации исследовательских учреждений. Разнообразие ее научных партнеров и широта психоаналитических, лингвистических и нейропсихологических интересов показывают ее как многогранного и своевольного первопроходца в науке. Темы любви, разрушения и созидания проходят через ее работу и ее жизнь. На грани величия и депрессии". Лишь в последние годы личности Сабине Шпильрейн в истории наконец удалось получить заслуженное внимание во всем мире. Известный психоаналитик Бруно Беттелхейм назвал ее не только блестящим ученым и обладающей высочайшей чувствительностью женщиной, но и личностью, проявившей необыкновенную психологическую интуицию. Другой знаменитый ученый Йоханнес Кремериус в своей статье "Сабина Шпильрейн: ранняя жертва сплоченности рядов психоанализа" отмечает, что ее диссертация и статьи могут быть отнесены к фундаментальным психоаналитическим трудам; однако, несмотря на всю их важность, автор оказался практически преданным забвению". "Работы Шпильрейн стала вехой в истории психоанализа, - пишет в своей работе "В защиту Шпильрейн" Зви Лотан. - Шпильрейн создала амальгаму из психоаналитических знаний и мифологических откровений... Эта работа упрочила ее репутацию самостоятельного мыслителя и femme inspiratrice Юнга... Ее статьи вдохновили и повлияли и на других психоаналитиков, хотя в их текстах не отыщется фамилия Шпильрейн"ю "Это была самая значимая персона в русском психоанализе. А ещё Сабина чудесным образом связала русскую и немецкую культуру. Упустить это имя ничего другого не означает, как совершить большую ошибку", - считает профессор и член Немецкого психоаналитического общества Питер Куттер. "Для меня личность Сабины Шпильрейн необычайно цельна и неизбывна", - делится своими чувствами шведский режиссер Элизабет Мортон. В 1995 году в поисках документов о судьбе и жизни Сабины она совершает путешествие в Россию - снимает в Ростове и Москве, общается с очевидцами и свидетелями, берет интервью, записывает уникальные воспоминания. Досняв материал в Вене, Цюрихе, Лозанне и Женеве, в начале 2002 года она выпускает на экраны Европы документально-публицистический фильм "Меня звали Сабина Шпильрейн", недавно представленный на престижном кинофестивале в Торонто. "Она пыталась - и нам приходится с этим считаться - идти своим собственным путем и делать все так, как она чувствовала наилучшим образом, преподавая урок другим, - комментирует свою работу Мортон. - И путь, который она избрала - это и был психоанализ. Она пыталась скрывать свои сильные чувства по отношению к Юнгу даже тогда, когда ее лечащий врач и друг предал ее. Она защищала Фрейда в СССР в 1929 году, когда это было уже достаточно опасно в этой стране. Кроме того, у нее было несколько возможностей покинуть родной Ростов, когда немецкие войска подходили к нему. Но она не покинула город. Она была истинным воплощением своих собственных теорий о деструкции и их проникновением в экзистенцию существования. И этот символ проходит через весь фильм, посвященный ей, через все ее интересы, которые она развивала по всему свету, в книгах, научных статьях, театральных пьесах и новеллах". Ныне ей посвящено множество книг, где авторы пытаются разгадать загадку удивительной судьбы русской женщины Сабины Шпильрейн. На подмостках Англии уже несколько лет с успехом идет спектакль, поставленный труппой королевского театра. С открытием ее раннее неизвестных дневников и писем, по всему миру продолжает расти большой интерес как к ее личности, так и ее работам. В родном городе Сабины Шпильрейн ничего нет в память о ней. В память о женщине, прославившей город и весь российский психоанализ на весь мир, ставшей его героиней и легендой. Лишь скромная неприметная мемориальная доска на доме по Пушкинской, где она жила, открытая 20 октября этого года по инициативе Южно-Российского гуманитарного института (ЮРГИ), который почтил ее память прошедшей в Ростове научной конференцией. На неприметную скромную доску сверху молчаливо, как и сотню лет назад, взирают старые оскалившиеся львы. За черной дверью парадного реконструированного фасада - грязный запущенный одинокий подъезд, изрисованный нацистской свастикой и надписями "Russia uber Alles!"... Центр города. Зима 2002 года. 60 лет спустя ростовского холокоста и гибели в нем Сабины Шпильрейн. Объединявшей в себе романтическую мечту о слиянии простых и вечных как этот мир человеческих чувств и готовность к смерти. "Желание умереть - это наиболее часто не что иное, как желание истребить себя в любви", - написала она однажды в своем дневнике. И еще: "Посреди большого поля вырастите дуб и напишите: я тоже однажды была существом мыслящим и страдающим, меня звали Сабина Шпильрейн...". Таковы была ее последняя воля, обращенная к нам. Так до нас и не дошедшая через целую эпоху истории. Нашей истории. Автор: Игорь Ваганов Источник: http://drugie.here.ru/achtung/spielrein.htm

Светлана Шпигель После развода с певцом Николаем Басковым все внимание Светланы Шпигель сосредоточено на воспитании сына Бронислава и работе пиар-агентства "Успех", которое она возглавляет. Светлана согласилась дать Glomu.ru блиц-интервью, в котором ответила на вопросы, касающиеся профессиональных и личных интересов. - Светлана, расскажите, пожалуйста, о своем детстве. Родилась я в Москве в ноябре 1981 года, мой знак Скорпион. Маму зовут Евгения Григорьевна, она экономист в крупной фирме. Папа - Борис Исаакович Шпигель, человек занятой, член Совета Федерации РФ, президент Всемирного конгресса русскоязычного еврейства. Мои родители серьезно занимались моим воспитанием, я им за это очень благодарна. - Хотя Вы неоднократно упоминали в интервью, что хотели стать дизайнером и хорошо рисовали, учились все же на юридическом факультете. Повлияли родители? Я бы не сказала, что учеба на юрфаке - влияние родителей, хотя к их мнению я прислушивалась. Я считаю, что юридическое образование помогает любому человеку в самых разных сферах жизни. Образование, полученное в главном вузе России, - многогранное. После успешной учебы в таком университете можно трудиться в любой сфере. - Как Вы пришли к идее создания PR-агентства? Я пришла к этой идее очень быстро, когда поняла, что рынок PR в России практически пуст, хороших специалистов очень мало и рекламный бизнес еще только развивается. Вот и решила создать качественное хорошее пиар- агентство, чтобы исправить сложившуюся ситуацию. - Назвав агентство "Успех", Вы пытались заранее запрограммировать его на признание и прибыль? - Изначально было несколько вариантов названий, в том числе и "Gold PR" (Золотой пиар), но в итоге мы решили, что "Успех" это исконно русское слово. Оно порождает собой благоприятные эмоции. - А что для Вас вообще успех, синоним этого слова? Когда можно сказать, что человек добился успеха? Успех - это когда человек добивается всего того, чего он хочет добиться в этой жизни. У каждого успешность определяется по-разному: кто-то состоялся в семейных отношениях, кто-то стал известным во всем мире, а кому-то достаточно признания в своей стране. - В руководстве PR -компанией больше творчества или рутинных, зато четко спланированных вещей? Всего поровну. Помимо творческих качеств успешный руководитель пиар-фирмы, безусловно, должен сочетать в себе и организаторские навыки. Коллектив, с которым приходится работать, - большой, должна быть дисциплина. - Как дела у вашего сына Бронислава? Много времени уделяете сыну? Бронислав - моя радость и счастье. Растет и хорошо поживает, ему 2,5 годика. В выходные я пытаюсь уделить сыну больше времени, в будние дни обычно видимся по вечерам. - Сказки на ночь рассказываете? Да, любимая у Бронислава - "Муха-Цокотуха" Корнея Чуковского. Сын у меня потрясающий. Я сейчас даже не представляю, что его когда-то не было в моей жизни. Материнство - это что-то необыкновенное, я думаю, это одно из главных предназначений для женщины. - Обычно на вопрос о своем хобби, Вы отвечаете, что ваше хобби - работа? А как же кино и музыка? Я люблю разную музыку, книги тоже. Раньше любила классику, сейчас больше современную литературу. В этой жизни нет времени иметь конкретное хобби. Одно время я привозила из каждой страны, где была в командировке - магнитики на холодильник. Люблю путешествовать, как и все люди, отдыхать. Встречаться с друзьями. - Как, по-вашему, должна выглядеть успешная женщина? Есть ли у Вас любимые бренды, торговые марки? Нет предпочтений по лейблам и брендам. Для каждой женщины все индивидуально. Стиль успешной женщины зависит от образования, от характера. - А телевизор посмотреть удается? В последнее время приходится очень много ездить встречаться с людьми. Просто не хватает времени смотреть телевизор. - Поездки в основном по России? Иногда по России, иногда встречаются зарубежные командировки. Периодически снимаем для наших артистов клипы в Санкт-Петербурге у известного клипмейкера, вот и приходится достаточно часто бывать в "культурной столице". Беседовал: Роман Кульгускин Источник: http://glomu.ru/v_svete/20081105/67947669.html