Борис Либкинд

Теда Бара Родилась 29 июля 1885 года в городке Цинциннати (штат Огайо, США) в семье польского эмигранта-еврея Бернарда Гудмана. Она получила имя Теодосия Барр Гудман, в честь Теодосии Барр Элстон, дочери 3-го вице-президента США Аарона Барра, которая трагически погибла в 1812 году во время пиратского нападения на корабль. В 1903 году закончила школу и поступила в Университет Цинциннати. Но девушка мечтала о театре, поэтому разрывалась между занятиями в университете и игрой в любительском театре. В 1905 году после двух лет учебы, бросает университет и переезжает в Нью-Йорк, чтобы начать театральную карьеру. Дебютировала на нью-йоркской сцене в спектакле «Дьявол» 18 августа 1908 года под псевдонимом Тео де Коппе. Возраст актрисы уже приближался к тридцати, когда в 1914 году на очередном кастинге она познакомилась с режиссёром Фрэнком Пауэллом и произвела на него такое сильное впечатление, что он немедленно снял её в эпизодической роли в картине «Пятно», а в 1915 году пригласил на роль Вампирши — женщины-хищницы, которая совращает мужчин и, бросая, уничтожает их жизни — в драматическую картину «То был дурак», экранизацию популярной бродвейской пьесы тех лет. Теодосию Барр Гудмен киномагнат превратил в загадочную Теду Бару, ей придумали новую биографию: она - дочь французского художника и арабской принцессы, которую в детстве украли бедуины. Теда подыгрывала и фотографировалась со скелетами, ела сырое мясо на публике, если того требовал Фокс. Во время Первой мировой войны актриса с большим энтузиазмом занималась общественной деятельностью, посещая военные лагеря и жертвуя часть своих гонораров на военные нужны. В 1918 году она находилась на пике карьеры и уступала в популярности лишь Чарли Чаплину и Мэри Пикфорд, но уже через год Уильям Фокс, основатель киностудии Fox Film, потерял интерес к актрисе и звезда Теды закатилась столь же быстро, сколь взошла. С тех пор она появилась на киноэкране ещё дважды — в драме «Непокорённая женщина» (1925) и комедии «Мадам Тайна» (1926). Ушла из жизни 7 апреля / по некоторым источникам - 13 апреля/ 1955 года в возрасте семидесяти лет. Источник: http://www.kino-teatr.ru/kino/acter/w/hollywood/207125/bio/

Мириам Магалл Мириам Магалл родилась в 1941 году. В грудном возрасте ее удочерила одинокая христианка. Ее детство прошло в Западной Германии. Девочка росла в бедной семье, ей пришлось расстаться с мечтами о достойном образовании, к тому же она столкнулась с домогательствами со стороны сожителя своей приемной матери. В 18-летнем возрасте Мириам решила переехать в Швейцарию. В ночь перед отъездом приемная мать рассказала девушке правду о ее корнях. Магалл родилась в еврейской семье, скрывавшейся от нацистов в охотничьем домике в польской глубинке. Ее мать умерла вскоре после родов. Родная тетя Мириам убедила ее отца отдать ребенка женщине, которая работала у них до войны горничной. За определенное вознаграждение та согласилась взять девочку к себе до окончания войны. Через несколько дней женщина случайно услышала, как эсэсовцы хвастались тем, что обнаружили евреев в охотничьем домике и сожгли их заживо. В 60-х годах Магалл проработала несколько лет в Швейцарии, закончила Университет Саарбрюкена и переехала в Англию. В Лондоне, работая в еврейской семье, она познакомилась с еврейскими обычаями и традициями. В 1969 году Мириам репатриировалась в Израиль, где стала известной переводчицей. В Израиле она вышла замуж и родила сына Яира. В 1988 году, после развода, Магалл вернулась в Германию. Сейчас она живет в Берлине, соблюдает кашрут и Шаббат. В Германии Магалл написала и опубликовала книгу о спасенных в годы Холокоста еврейских детях. «Каждый раз, вспоминая о своей убитой семье, я мысленно кладу еще один камень на их могилу», — говорит Мириам. Источник: http://www.liveinternet.ru/users/liebkind37/post303135950/

Сала Гарнкартц Сала Гарнкартц, родившаяся в Польше, без колебаний решила занять место своей сестры Рэйзел, которая была направлена на работу в нацистском трудовом лагере (как первоначально предполагалось) в течение 6 недель. Она должна была прибыть туда 28 октября 1940 года. Никто тогда ещё ничего не знал об этих "трудовых лагерях". Имя Рэйзел значилось в списке, семья должна была заплатить за неё так называемый "подушный налог", установленный Советом. А денег не было. В письме говорилось и о том, что так называемые добровольцы будут получать в "трудовом лагере" заработную плату. То есть имелась возможность заработать деньги для уплаты "подушного налога". И Сала согласилась пойти вместо сестры, так как она чувствовала себя сильнее сестры, хотя была в семье самым младшим ребенком. Сала сумела выжить в течение пяти невероятно тяжёлых лет в качестве нацистской рабыни в семи различных концентрационных лагерях. Когда Сала начала работать в первом лагере Гепперсдорф, Германия, она думала, что будет там только шесть недель. Пять лет спустя из их большой, в пятьдесят человек, дружной семьи в живых остались лишь Сала и две ее сестры. Все пять лет, что выпали на долю девушки, она вела дневник. Кроме того, ей удалось сохранить письма, которые она получала от родственников и друзей. И это стало бесценным свидетельством жизни заключённых в бесчеловечных условиях Холокоста, когда никто не был уверен, что доживёт до завтра: сотни миль пешком, подгоняемые прикладами автоматов, переезды из лагеря в лагерь в вагонах для скота, голод, холод, немыслимые лишения... Сала никогда и никому не рассказывала о том, что ей довелось пережить. Лишь готовясь к операции на сердце, в 67-летнем возрасте она передала свой дневник и хранимые в течение полувека письма своей дочери Энн. Письма были написаны заключёнными нацистских "трудовых лагерей" на польском, немецком и идиш, многие из их авторов закончили свои дни в лагерях смерти и были сожжены в печах крематория. Сала была интернирована в возрасте всего лишь 16-ти лет. Она была дочерью раввина и учительницы и не надеялась дожить до освобождения, которое всё-таки случилось в 1945 году. Долгие годы Сала хранила молчание. Лишь в 1991 году она призналась своей дочери Энн, что когда-то была в заключении, и передала ей коробку для игры "Spill and Spell" с бесценными свидетельствами нацистских зверств. Энн написала книгу, которую озаглавила "Подарок Салы: Рассказ о Холокосте в изложении моей матери". Позднее на основе этой книги Арлин Хаттон создала пьесу, которая идёт во многих театрах США, в том числе, в Миннеаполисе. Источник: http://spu.edu/depts/uc/response/ne...ers-to-sala.asp

Каролина Дуер В Буэнос-Айресе состоялся боксерский поединок, в результате которого чемпионка мира в легчайшем весе по версии WBO Каролина Ракель Дуер победила свою соперницу Марию Хосе Нусес. Каролина Ракель Дуер родилась в обычной аргентинской еврейской семье. В детстве она посещала еврейскую школу, в юности работала в Израиле. Свою бат-мицву Ракель отметила в одной из синагог Буэнос-Айреса. Способности, которые 33-летняя Дуер продемонстрировала в поединке 11 ноября, выходят за рамки традиционных представлений о еврейской женщине. Бой был рассчитан на 10 раундов, однако завершился досрочно. В третьем раунде рефери остановил поединок и зафиксировал победу Дуер техническим нокаутом. Посмотреть на бой собрались около 2,5 тыс зрителей. Среди них был Серхио Габриэль Мартинес, аргентинский чемпион по версии WBC в среднем весе. Поединок транслировался Национальным общественным телевидением Аргентины. Дуер, получившая прозвище «Турчанка», родилась в Буэнос-Айресе в семье еврейских эмигрантов из Сирии, закончила Еврейскую школу имени Хаима Нахмана Бялика. По выходным она занималась в местном спортивном клубе «Маккаби», а на летних каникулах ездила в еврейский летний лагерь, где впервые проявились ее спортивные способности. «Мне нравилось принимать активное участие в жизни еврейской общины, – вспоминает Каролина. – Правда, иногда из-за своей привычки защищать слабых я попадала в разные передряги. Я всегда остро чувствовала несправедливость». В прошлом году Дуер подралась с вором, который пытался украсть ее кошелек. «Дело дошло до того, что приехала скорая, – рассказывает спортсменка. – Думаю, теперь этот парень никогда не посмеет напасть на девушку». Приверженность Дуер еврейским традициям проявляется и в отношении к пище. Одно время она продюсировала телепередачу о сефардской кухне, а в юности работала официанткой и барменом в ресторане, принадлежащем ее семье. Жизнь Дуер кардинально изменилась в 2002 году, когда она вместе с приятелем, решившим во что бы то ни стало похудеть, пришла в спортзал. Там она познакомилась с легендарным тренером Антонио Закариасом, благодаря которому и начала профессионально заниматься боксом. Дуер – восьмая гражданка Аргентины и первая еврейка, ставшая чемпионкой мира по версии Всемирной боксерской организации. Следует заметить, что несколько десятилетий назад евреи были ведущими представителями этого вида спорта в нескольких странах Латинской Америки. В 1940 году аргентинский еврей Хайме Авербох стал обладателем чемпионского титула, однако умер в том же году, так и не успев защитить свое звание. Боксер Марио Плотински, недавно завершивший свою спортивную карьеру, завоевал титул межконтинентального чемпиона по версии WBO. В будущем Каролина планирует переехать в Нью-Йорк и тренироваться в знаменитом боксерском клубе «Глисонс» в Бруклине. Кроме того, она всерьез задумывается о тренерской деятельности. Источник: http://jew-observer.com/novosti/a-u-nashix-devochek/

Нора Эфрон Нора Эфрон (англ. Nora Ephron; 19 мая 1941, Нью-Йорк — 26 июня 2012, Нью-Йорк) — американский режиссёр, продюсер, сценарист, новеллист, журналист, писатель и блоггер. Она более всего известна своими романтическими комедиями и является трехкратным номинантом на премию «Оскар» за лучший оригинальный сценарий; за Силквуд, Когда Гарри встретил Салли и Неспящие в Сиэтле. Она иногда писала со своей сестрой, Делией Эфрон. Личная жизнь Эфрон родилась в Нью-Йорке старшей из четырёх дочерей в еврейской семье и выросла в Беверли Хиллз; её родители, сценаристы Генри Эфрон (1911—1992) и Фиби Эфрон (урождённая Волькинд, 1914—1971), также родились в Нью-Йорке и происходили из семей восточноевропейских иммигрантов (родители отца — из Гродно и Скиделя). Её сёстры Делия и Эми также являются сценаристами. Её сестра Холли Эфрон — журналистка, писатель и новеллист, которая пишет детективы. Родители Эфрон положили в основу персонажа Сандры Ди в пьесе и фильме Джимми Стюарта Take Her, She's Mine свою 22 летнюю дочь Нору и её письма им из колледжа. Оба стали алкоголиками к концу жизни. Эфрон окончила среднюю школу Беверли Хиллз в Калифорнии в 1958 году и колледж Уэлсли в 1962 году. Была замужем три раза. Её первый брак с писателем Дэном Гринбергом (англ.) закончился разводом по прошествии 9 лет (1967—1976). Второй брак (1976—1980) был заключен с журналистом Карлом Бернстином, который прославился своими разоблачительными статьями об Уотергейтском скандале. У Эфрон и Берстина уже был малолетний сын Джейкоб, и она сама пребывала на седьмом месяце беременности, когда она узнала о том, что муж изменяет ей с женой британского посла в США Маргарет Джей. Эфрон изложила все эти невеселые события с присущим ей юмором в своем романе «Ревность», вышедшем в 1983 году. (На английском языке роман называется «Heartburn», что переводится в том числе и как «изжога», и может относиться как к профессии главной героини романа — она выпускает книги с кулинарными рецептами, так и к ее физическому и моральному состоянию на протяжении всей книги). Режиссер Майкл Николс снял по роману одноименный фильм с Джеком Николсоном и Мерил Стрип в главных ролях. В своей книге Эфрон изобразила мужа журналистом по имени Марк, который был «способен на секс хоть с венецианскими жалюзями». А жену посла Маргарет вывела в романе под именем Тельмы, которая выглядела как жираф с «большими ступнями». Бернстин угрожал подать в суд на книгу и фильм, но так никогда этого не сделал. С 1987 года замужем за писателем и сценаристом Николасом Пиледжи; проживала в Нью-Йорке. Нора скончалась в Нью-Йорке во вторник, в ночь на 27 июня, в возрасте 71 года, после продолжительной борьбы с лейкемией. Карьера Эфрон окончила колледж Уэллсли в 1962 году и некоторое время работала интерном в Белом Доме при президенте Джоне Ф. Кеннеди. После сатиры, написанной ею, Эфрон получила работу в Нью-Йорк Пост, где она была репортером на протяжении пяти лет. В 1966 году, она написала взрывную статью о тайной церемонии обручения между Бобом Диланом и Сарой Лоундс три с половиной месяца до этого. Пока она становилась успешным писателем, она вела колонку по женским вопросам для Эсквайр. В этом положении, Эфрон сделала себе имя рассматривая вопросы также широко как Дороти Шифф, её бывшая начальница и владелица Поста; Бэтти Фридан, которую она осуждала за вражду с Глорией Штайнем; и её альма матер Уэлсли, который, как она говорила, «выпустил поколение „послушных женщин“». Пока она была замужем за Бернстайном в середине 70-х, по просьбе своего мужа и Боба Вудворда, она помогла Бернстайну переписать сценарий Уильяма Голдмана для фильма «Вся президентская рать», так как им он не нравился. Сценарий Эфрон-Бернштейна в конце концов так и не был использован, но был прочтен кем-то, кто предложил Эфрон написать телесериал, который окажется её первой работой в области киносценаристики. Пьеса Эфрон 2002 года, «Воображаемые друзья», исследует соперничество писательниц Лилиан Хеллман и Мэри Маккарти. Источник: википедия

Алина Ребель В моей семье национальные традиции отсутствовали. Бабушка с дедушкой иногда переходили на идиш, но в детстве я воспринимала это не как национальное, а как атрибут чего-то взрослого и таинственного. При этом всегда знала, что я — еврейка. Откуда и почему — понятия не имею. Ясное дело, что никто со мной никаких идеологических бесед не вел. Мама была (и остается) увлечена русской литературой, а воспитанные советской системой бабушка с дедушкой вообще старались «не говорить лишнего». В последнее время я все чаще спотыкаюсь вот о какой тезис: нет никакой национальности, есть гражданство и гражданская позиция. Остальное — домыслы закомплексованных идиотов, и ни в каких списках условных рефлексов не значится. Однако мне еще в детстве как минимум дважды удалось пережить момент национальной самоидентификации. В первый раз это случилось, когда мне было лет пять. Мы играли во дворе с каким-то мальчишкой. И почему-то не в доктора. — А ты кто по национальности? — вдруг спросил он. — Я еврейка. — Верейка?! Помню, что поправлять и уточнять я не стала. Во-первых, потому, что еще и сама не была уверена в правильной расстановке букв в этом слове. Во-вторых, я вдруг почувствовала себя чем-то таким отдельным, иным, что даже произнести правильно очень сложно. В моей семье не было особого еврейского воспитания. Мне не внушали, что надо выйти замуж только «за хорошего еврейского мальчика», традиции не соблюдались, мацу ели как нечто экзотическое, вперемежку с пасхальными куличами, а в синагоге я вообще впервые побывала лет в 13. Второй эпизод произошел спустя несколько лет. Я уже училась в начальной школе, и наш класс повели в библиотеку заполнять читательскую карточку. Росла я в Советском Союзе, так что даже в этом не слишком важном документе была графа «национальность». Меня никто еще тогда не обижал «по национальному признаку» (все это будет позже), никто не говорил ничего плохого о том, кто я и почему «этим я» быть нехорошо. Но я почему-то в этой самой чертовой графе взяла и написала «украинка». С тех пор прошло уже очень много лет, но вот ту свою «украинку» в читательской карточке помню до сих пор. Со стыдом и покраснением до мочек ушей. Повторюсь, в моей семье не было особого еврейского воспитания. Мне не внушали, что надо выйти замуж только «за хорошего еврейского мальчика», традиции не соблюдались, мацу ели как нечто экзотическое, вперемежку с пасхальными куличами, а в синагоге я вообще впервые побывала лет в 13. Главной же семейной религией были книги, занимавшие все свободное и не очень свободное пространство. И это были в основном собрания сочинений русских классиков. Которые я и штудировала все свое сознательное детство и менее сознательную юность. Для меня, вслед за мамой, пространство русской литературы стало уютным прибежищем, наполненным умными и печальными собеседниками, поисками Б-га (сами понимаете, которого) и несчастными любовями. В это же время открывались границы, израильтяне организовывали на Украине первые лагеря для еврейских детей, где нас понемногу учили ивриту и традициям. А по дороге в эти лагеря наших вожатых лупили местные националисты, лупили и провожавших нас родителей. Я мало что запомнила из традиции и иврита, но почему-то у меня щемило сердце от песен, которые с нами разучивали. Моя ближайшая подруга, мой самый надежный и нежный попутчик — совсем не еврейка. Такого уровня взаимопонимания и душевной близости, кажется, вообще не бывает. Но какой-то одной, большой и значимой частью мы все равно совсем разные. Спустя почти двадцать лет я впервые поехала в Израиль и, гуляя по Нетании, услышала, как какой-то старичок поет эти самые песни, а под них неловко кружатся в вальсе бабушки и дедушки в орденах и медалях. Услышала и разрыдалась. Почему? Да потому, что я знала эти песни с детства и, впервые попав в Израиль, почувствовала себя на этой маленькой площади дома. И потому еще, что для того, чтобы кружиться в этом неловком вальсе, все эти бабушки и дедушки прошли ад, отголоски которого навсегда звучат в моем сердце. Потому же, почему каждый раз «поднимаясь» по автомобильной трассе в Иерусалим, я с трудом сдерживаю слезы. Потому же, почему каждый раз я вслушиваюсь в иврит так, как будто откуда-то его на самом деле знаю, а сейчас мучительно силюсь вспомнить. Наверное, национальность — это не рефлекс, не результат воспитания и, уж конечно, не графа в паспорте. И она совершенно точно не важна при выборе друзей. Моя ближайшая подруга, мой самый надежный и нежный попутчик — совсем не еврейка. Такого уровня взаимопонимания и душевной близости, кажется, вообще не бывает. Но какой-то одной, большой и значимой частью мы все равно совсем разные. И, испытывая в этом смысле друг к другу взаимное любопытство (я с огромным интересом слушаю о том, как она ходит на причастие или исповедь, она расспрашивает, почему у меня Новый год осенью), мы остаемся каждая в этом своем, ином, разном мире. Я пишу книги о евреях в России и по нескольку раз в год езжу в Израиль. Она ходит в церковь, растит двух нежно любимых мной сыновей и отпускает остроумные комментарии по поводу моих колонок на еврейском сайте. И даже если национальности нет, а есть только гражданство и гражданская позиция, то, видимо, мое еврейство — и есть мое гражданство, которое мне не пришлось выбирать, которое не мешает мне любить Достоевского и мою подругу, и о котором я еще многого не знаю. Но оно точно есть. И я надеюсь никогда больше его не предать. Веселой Хануки! Автор о себе: Мои бабушка и дедушка дома говорили на идиш, а я обижалась: «Говорите по-русски, я не понимаю!» До сих пор жалею, что идиш так и не выучила. Зато много лет спустя написала книгу «Евреи в России. Самые богатые и влиятельные», выпущенную издательством «Эксмо». В журналистике много лет — сначала было радио, затем — печатные и онлайн-издания всех видов и форматов. Но все началось именно с еврейской темы: в университетские годы изучала образ «чужого» — еврея — в английской литературе. Поэтому о том, как мы воспринимаем себя и как они воспринимают нас, знаю почти все. И не только на собственной шкуре. Источник: http://www.jewish.ru/columnists/2013/11/news994322025.php

Рашида Джонс 25 февраля 1976-ого года в Лос-Анджелесе штата Калифорния родилась актриса, модель и певица Рашида Джонс. Её отец, Куинси Джонс является известным медиа магнатом и музыкантом, а мать, Пегги Липтон, актрисой. В жилах Рашиды течёт африканская и еврейская кровь. С детства девочка увлекалась пением, и сама сочиняла песни. Долгое время её мать неустанно повторяла в каждом интервью, что стоит её дочери немного подрасти, и она прославится на весь мир как певица и автор песен. Пока этого не случилось, впрочем, Рашида не унывает. По окончании школы, девушка поступила в Гарвард, твёрдо решив стать дипломированным юристом. Но через пару лет её интересы переместились в другую плоскость, и в качестве предметов для изучения она выбрала религию и философию. Ещё во время учёбы в колледже, юная Джонс стала выступать на театральных подмостках студенческого театра, а получив аттестат, и вовсе сосредоточилась на актёрской карьере. В свободное от работы время, Рашида любит ходить по магазинам, встречаться с друзьями и загорать на пляже. Также она является членом одной из благотворительных организаций. На счету американки Рашиды Джонс не слишком много ролей. Впервые она появилась на телевидении, сыграв в сериале «Последний дон». Затем последовали небольшие роли в таких телесериалах, как «Чудики и чокнутые» и «Бостонская общественность». Лишь в 2002-ом году с выходом на экраны картины «Во всей красе» состоялся дебют Джонс в кино. На сегодняшний день Рашида, в основном, продолжает работать на малом экране, снимаясь в различных сериалах. Среди последних полнометражных фильмов с её участием значатся «Короткое интервью с отвратительными мужчинами» и «Люблю тебя, чувак». Рашида Джонс, дочь супер-продюсера Куинси Джонса и звезда ситкома канала NBC "Parks and Recreation", недавно дала интервью журналу Playboy, в ходе которого она рассказала некоторые восхитительные вещи о том, как она росла с Майклом Джексоном. Когда ее спросили об ее детских воспоминаниях о короле поп-музыки, она ответила: "Майкл в основном рос вместе с нами, так что у меня есть миллион воспоминания о нем. Мы все время были друг у друга дома. Он был, безусловно, немного не такой как все, и когда я была маленькой, казалось, что он моего возраста, а не на 18 лет старше, но с чуть-чуть большим количеством энергии. Позже мы вместе выходили в город. Он всегда носил те хирургические маски. Как-то моя сестра, Майкл, Эммануэль Льюис и я сели в автомобиль с водными пистолетами Super Soaker, поехали к кинотеатру и из пистолетов облили людей, ожидающих в очереди. Они понятия не имели, что только что были облиты королем поп-музыки!"

Вполне солидарен. Спасибо за отклик!

Майя Плисецкая Известная советская и российская балерина Майя Плисецкая, символ неувядающей женской красоты и изящества, и сегодня эталон для подражания. Настоящая жрица этого великого искусства всю жизнь посвятила сцене. 20 ноября Майе Плисецкой исполняется 88 лет. К этой дате пролистаем некоторые страницы биографии великой балерины. Майя была очень подвижным ребенком, ходить начала уже в 8 месяцев, и вся ее «многочисленная родня шумно дивилась ранним двигательным способностям». Родилась в Москве, в квартире деда по материнской линии Михаила Борисовича Мессерера, зубного врача. Отец Майи Михаил Эммануилович (Менделевич) Плисецкий был видным советским деятелем, репрессированным в 1937-м и расстрелянным в 1938-м, мать Майи Рахиль Мессерер была актрисой немого кино, родной брат матери Асаф Михайлович был артистом балета. С детства росла вольнолюбивым ребенком, не приемля лживый коллективизм. Так, например, она убежала из моссоветовского детсада, где из детей пытались сделать восторженных юных ленинцев. В театр впервые пришла в пятилетнем возрасте. В своей книге «Я, Майя Плисецкая» балерина вспоминает: «Пьеса называлась "Любовью не шутят"... Театр был драматический, музыки не было, танца не было. Но я ушла, пораженная в самое сердце. Долго потом снилась мне стройная красивая женщина в длинном черном, облегающем ее платье. Она стояла на рампе в луче света, за ней ширма, и слушала разговор, который не должна была слушать». Театр настолько поразил воображение девочки, что под впечатлением главной героини она целую неделю «изображала всех действующих лиц», а особенно «женщину в черном платье». Шумное поведение ребенка вывело главу семейства из себя, и он, «не выдержав, шлепнул меня по попе. Я обиделась. Следующим утром, за завтраком, я насупленно молчала. Отец затревожился. «Майечка, ты сердишься? Прости меня, я пошутил. Я тебя люблю». «Любовью не шутят», – в позе «черной женщины» театрально ответила я». Некоторые страницы биографии Майи Плисецкой В 1932-м семья отправилась на Шпицберген. Отец Майи Плисецкой возглавлял тогда «Артикуголь», а впоследствии стал генеральным консулом СССР. Эта должность ко многому обязывала. Путь на остров пролегал через Германию, Данию, Норвегию, и Майя нахваталась впечатлений от путешествий по суше, и по морю, а впоследствии поражалась красоте северной природы, удивлялась полярному сиянию и радовалась полярному дню. Там, в ледовой долине, пережила Майя свое второе рождение. Строптивая девчонка вознамерилась дойти на лыжах до Грумант-Сити (второго после Баренцбурга города на острове). Погода испортилась – валом повалил снег. Стена снега перед глазами - впереди видно ничего не было. Девочка все шла и шла вперед не разбирая дороги. Изрядно устав, села на лыжи передохнуть, а снег потихоньку превращал ребенка в сугроб. Майи вовремя хватились, мать, работавшая телефонисткой на Шпицбергене, подняла тревогу. Лыжники с натренированной овчаркой еле нашли засыпающую в снежном плену девочку. Первая театральная роль Майи – Русалочка – состоялась на подмостках местного театра. Ей рукоплескал весь зал. То, что ребенка необходимо было развивать в этом отношении, родители поняли сразу. В 1934-м во время отпуска отца семейство вернулось в Москву, и мама с папой записали дочь в Московское хореографическое училище. В те годы дети партийных и общественных деятелей интересовались авиамодельным спортом, были летчиками, военными, и их мало увлекал балет. Конкурса особого не было. «От поступавшего требовались лишь годные физические данные, крепкое здоровье, музыкальность и – непременно! – чувство ритма. В особой цене была природная артистичность. Мою судьбу решил незатейливый реверанс, отпущенный мною приемной комиссии». Так Майя стала учиться балету у Евгении Ивановны Долинской. До сих пор Майя Михайловна вспоминает имя своего педагога с благоговением. Первыми номерами будущей великой балерины были русская бабенка из «Полюшка-поля» и мифологическая пастушка из «Серенады» Чайковского. Затем ее педагогом стал Леонид Вениаминович Якобсон, Майя станцевала в «Конференции по разоружению». В этой школе, кроме танцев, обучали также русскому языку, арифметике, географии, истории, музыке, французскому языку. А потом семья вынуждена была вернуться на Шпицберген. Там девочка заскучала по любимому делу, и весной отец отправил ее на Большую землю – в Москву. Во втором классе педагогом у Плисецкой стала Елизавета Павловна Гердт. В 1935-м отца вызвали в столицу, «дали новую квартиру. Определили на солидную должность в управлении «Арктикугля». Выделили персональную машину. Черную «эмку». При ней завсегда аккуратно одетый, внимательный, очень внимательный шофер. Отметили в приказе наркома угольной промышленности. Но почему же так невесел отец? Какие предчувствия его одолевают?» Михаил Эммануилович сутками пропадал на работе, а потом вдруг его исключили из партии, следом – уволили с работы. А накануне 1 Мая 1937-го его арестовали. «Эти аресты на рассвете теперь уж многократно описаны в литературе, сыграны в кино, на театральной сцене. Но прожить это самой, поверьте, очень страшно. Незнакомые люди. Грубость. Обыск. Весь дом вверх дном». «Враг народа», и тебя перестают замечать на улице, соседи не здороваются. Майя не прекращала занятий, в школе все оставалась по-прежнему. Многие ее однокашники разделили такую же участь. «Я училась любимому делу. Участвовала во взрослых спектаклях. Выходила на сказочную сцену Большого. Под звуки великолепного оркестра. На меня ставили танцы. У меня была чистая постель. Не голодала. Клеймо дочери «врага народа» не погубило моего жизненного призвания. Я избежала преисподней советского детского дома, куда меня хотели было забрать. Это взаправду заслуга Миты. Я не попала в Воркуту, Освенцим, Магадан. Меня мучили, но не убили. Не сожгли в Дахау…» В 1938-м арестовали мать, и девочку приютила Суламифь (Мита), родная сестра матери, тоже балерина. В 1941-м, когда фашистские летчики бомбили Москву, Мита, удочерившая Майю к тому моменту, и вернувшаяся из лагеря мать с сыном, эвакуировались в Свердловск. Единственными светлыми воспоминаниями того периода был театр. И хотя возможностей возобновить полноценные занятия не было, первое выступление «Умирающего лебедя» состоялась на свердловской сцене. В 1942-м Майя принимает решение возвратиться в Москву. Ей повезло: не имея разрешения военного коменданта, Майе удалось проскочить патруль незамеченной. Более того, ее восстановили в хореографическом училище, которое она закончила в 1943-м, и была принята в Большой театр. Репертуар ее за столько времени практически не поменялся: «Лебединое озеро», «Щелкунчик», «Спящая красавица», «Дон Кихот», «Коппелия», «Умирающий лебедь», «Мелодия» Глюка, «Элегия» Рахманинова… Судьба Майи поменялась в одно мгновение. Большой театр ставил «Шопениану» по случаю 25-летию ВЛКСМ. Плисецкая удивительно быстро «выучила прыжковую мазурку и станцевала ее с громовым успехом». И на следующие постановки балетоманы шли посмотреть на Плисецкую. Пришла на нее посмотреть и уважаемый педагог Агриппина Яковлевна Ваганова, предложившая Майе поставить «Лебединое озеро». «Я помню ее слова с точностью: "Приезжай, мы сделаем «Лебединое» так, что чертям тошно станет"». Плисецкая явно приглянулась Вагановой. Великий педагог дала много ценных рекомендаций, на первой репетиции «мы прошли всю мазурку от первого движения до самого конца. Несколько комбинаций она буквально «позолотила», поменяв ракурсы поворотов тела, положения головы и абрисы рук. Она связала логикой переход из движения в движение, сделав ой как удобной всю вязь комбинаций. Она обратила мое внимание на определяющую важность толчкового мгновения. Толчок должен быть красив и неприметен, говорила она, помнится, мне. Впрочем, не говорила, а показывала, жестикулируя на интернациональном «балетном языке», понятном лишь нашей танцующей гильдии. Она сфокусировала внимание как раз на тех местах, которые были для меня заминкой. После репетиции с Вагановой я преобразилась, меня не узнали…» К концу войны, когда в театр возвратились именитые танцоры, имя Майи Плисецкой красовалось на афишах наравне с ними, а после премьеры «Раймонды» ее фотографии и маленькая заметка о новой балерине появилась на страницах «Огонька». Решающую роль в жизни Плисецкой сыграл балет «Лебединое озеро». На протяжении 30 лет ее Одиллию-Одетта радовала зрителя. «Я считала и считаю поныне, что „Лебединое“ – пробный камень для всякой балерины. В этом балете ни за что не спрячешься, ничего не утаишь. Все на ладони… вся палитра красок и технических испытаний, искусство перевоплощения, драматизм финала. Балет требует выкладки всех душевных и физических сил. Вполноги „Лебединое“ не станцуешь. Каждый раз после этого балета я чувствовала себя опустошенной, вывернутой наизнанку. Силы возвращались лишь на второй, третий день». С этим номером Майя Михайловна выходила на сцену более восьмисот раз… Любимыми постановками великой балерины были «Жизель» и «Золушка». Именно партия «Осень» приковывала внимание, поражая воображение картиной увядания природы, легкой философией грусти. Именно этот балет и познакомил Майю Плисецкую с Родионом Щедриным. В 50-е гг. балерина много общалась с Лилей Брик, часто бывала у нее в гостях, где завсегдатаем также был известный композитор. В один из вечеров, увлеченная постановкой «Золушки», она напела полюбившуюся мелодию, да так, что Родион услышал в ее голосе и флейты, и барабаны… Он был буквально очарован ею, ходил на все ее постановки. А в 1958-м пара поженилась. В 1960-м Майя Плисецкая становится примой Большого театра. Начинается творческая пора для обоих. Родион пишет музыку, Майя великолепно танцует. В 1967-м она станцевала партию Кармен из «Кармен-сиюты», в 1972-м – партию главной героини в «Анне Карениной» и еще много других прекрасных ролей в «спектаклях» других авторов. Автор: Наталья Ханина Источник: http://relax.ru/post/94475/nekotorye-stran...campaign=change

Только что заглянул в счётчик посещений (просмотров) темы "Знаменитые еврейки" и обнаружил, что она: 888,893. Всего лишь 5 посещений назад она была 888,888! Жаль, что не "ухватил" эту птичку счастья (шутка!). Придётся "подкараулить" следующую: 999,999...

Ольга Альтман Эту историю рассказал выходец из Закарпатья, кавалер почетного легиона Ян Горал. Он поделился своими воспоминаниями об Ольге АЛЬТМАН, которую весь мир знал в конце 40-х - начале 50-х как Ольгу фон Конов или "нефтяную Ольгу". Эта красивая девушка из Берегова была легендой в предвоенном Париже, а впоследствии стала символом успешной женщины, одним из первых олигархов женского пола. И если о ее золотых годах известно немало, то о том, откуда она и каким был ее путь к успеху в Украине говорится впервые. Ян Горал несколько раз встречал "нефтяную Ольге", жизнь которой обросло впоследствии легендами. Впервые - еще в юности на Закарпатье, потом уже в течение войны и в конце - под занавес ее жизненного пути, в королевстве Монте-Карло. Собственные воспоминания Яна Горала и рассказы самой Ольги господину Горалу подаем в эксклюзивном материале. Первая красавица Праги и Парижа "В Берегово до войны (Второй мировой. - Авт.) Жила семья Альтман. - Начинает пересказывать Ян Горал. - В семье воспитывали двух дочерей, обе девочки были очень красивыми. Историю одной из них - Ольги, которую я знал лично, хочу рассказать вам. Когда сестры были еще подростками, в начале 30-х министр промышленности Чехословакии посетил Закарпатье по поводу открытия новой фабрики. Он приметил Ольгу, которая аккомпанировала на фортепиано во время торжеств, и влюбился в нее с первого взгляда. Сразу же узнал, кто она и из какой семьи. В первом же письме к Ольге Альтман, кроме слов восхищения ее красотой и грацией, министр направил перстень с бриллиантом. Девушка отправила его обратно со словами, что примет такой щедрый подарок от отца или будущего мужа. И в любом случае – не от женатого мужчины. Тогда влюбленный министр вернулся в Прагу, развелся с женой и вернулся в Берегово просить руки очаровательной Ольги. Через некоторое время сердце красавицы растаяло и они поженились. Молодые супруги переехали в Прагу. И тут вскоре все поняли, что эта "девушка из Карпат" (так ее сначала пренебрежительно называли за глаза. - Авт.). И помимо неземной красоты обладает еще и незаурядным интеллектом и умеет держаться в высшем обществе. За несколько месяцев она стала одной из самых известных и уважаемых леди в Праге. Ее талантами восхищались вельможи и их жены. Вскоре Ольга вошла в элиту высшего общества Праги того времени. У ее мужа, министра, были апартаменты в центре Праги в гостинице "Алькорн". Туда время от времени на приемы приходила как тамошняя элита, так и простые люди, которые стремились встретиться с Ольгой или попросить ее об услуге или покровительстве. Все было хорошо, Ольга вскоре родила дочь. Но пришли "черные времена" оккупации Гитлером Чехословакии. Страна фактически перестала существовать, правительство сместили. Фашисты ввели протекторат. Впрочем немцы понимали, что нужно иметь под рукой как можно больше компетентных людей, которые знакомы с особенностями хозяйствования и жизни Чехословакии и имеют опыт управления. Поэтому оставили на должностях многих чиновников. А мужу Ольги поставили ультиматум: ты нам нужен, потэму разводись со своей женой (которая имела еврейские корни, а это было недопустимо в фашистской доктрине) и работай на нас. Иначе - смерть вам обоим. Делать было нечего. Ольга дала развод мужу и он смог отправить ее (а также некоторые драгоценности и немало денег - все, что удалось уберечь от конфискации. - Авт.) в Париж - туда, где еще не хозяйничали фашисты. Все, что осталось мужчине, это недвижимость, которую немцы оставили в собственности его семьи. Во время прощания экс-министр пообещал Ольге, что продаст кое-что из недвижимости, уйдет в отставку и вместе с дочерью присоединится к ней в Париже. Ольга жила скромно в Париже, ожидая мужа и размышляя над дальнейшей судьбой ... Но произошло совсем не так, как планировали супруги. За несколько месяцев до Ольги дошла весть, что ее бывший муж ... снова женился - на приме-балерине чешской национальной оперы. Тогда преданная женщина перестала вести затворнический образ жизни, сняла апартаменты в одном из самых дорогих отелей Парижа ("Джордж V". - Авт.) и стала вести себя как светская львица. Как и в Праге, Ольга имела бешеный успех. Вскоре судьба свела ее с норвежским потомком правящей династии. Принц фон Конов был наследником крупнейшего в Норвегии концерна по кораблестроению. Но бизнес переживал не лучшие времена после великой депрессии, а впоследствии и напряженной ситуации в Европе. Может поэтому, а возможно из-за легкомысленного характера принца который не очень интересовался коммерцией. Больше любил всевозможные регаты: был отличным яхтсменом, денди и желанным гостем в любом высоком обществе. Познакомившись поближе, став друзьями, Ольга предложила ему: "Позволь мне поехать в Осло и хотя бы на время возглавить компанию". Он согласился, и Ольга незамедлительно отправилась в столицу Норвегии. Вместо стандартных "спасательных методик", когда идет сокращение работников и "оптимизация" производства, она уже через 2 месяца освободила ... почти весь руководящий состав компании. Наняла нескольких новых управленцев, заручилась поддержкой рабочих - и фирма заработала гораздо лучше. Затем, в сентябре 1939 года, Ольга организовала невероятный прием: званый обед для президентов крупнейших банков в регионе. Причем, вызвала дорогого шеф-повара из парижского отеля "Джордж V". Тогда пресса не без пафоса отмечала: "Такого помпезного обеда Норвегия еще не знала!". Памятным было и обращение Ольги к присутствующим: "Уважаемые гости! Война – всего лишь вопрос времени. И я хочу купить все корабли, которые на плаву, все которые сойдут с верфи в ближайшее время. Поверьте, господа , это будет лучшее вложение капитала для вас и для "Norway-American Shipping Line". Из Нью-Йорка мы будем вести бизнес со всем миром ". Семь крупных банков тогда дали под предложенный проект значительные суммы денег. Ольга купила по дешевке почти сотню кораблей (ведь работы и заказов тогда было мало и владельцы с удовольствием избавлялись "плавающего железа". - Авт.). 70 из них понадобились уже очень скоро, потому что началась Вторая мировая война: увеличились потребности в транспортировке продовольствия, горючего и боеприпасов в Европу, в частности к берегам Великобритании. После войны, женившись в итоге с принцем фон Конов, Ольга стала одной из самых известных корабельных магнатов мира. Ее способы и методы ведения бизнеса не всегда и не всем нравились. В частности, Ольгу вызывали как свидетеля в конгресс США, ведь имел место факт продажи нескольких нефтяных танкеров китайцам. Впрочем она парировала все обвинения, мол, принципы бизнеса и выгоды не следует путать с политикой. В 50-х Ольга вернулась на короткое время в Норвегию, родила сына - нового принца фон Конов. В общем Ольга Конов стала символом успешной женщины для всей слабой половины скандинавского полуострова. В мире ее называли "Oiltank Olga" ("нефтяная Ольга", "Ольга-танкер") из-за того, что после войны приоритетом считала перевозки нефти и на этом заработала миллионные капиталы. Через некоторое время, когда ее муж умер, Ольга приехала в Прагу посетить дочь. И убедила девушку вернуться вместе с ней в Америку. Бывший муж Ольги (экс-министр, который так и не достиг значительных высот, в том числе и из-за сотрудничества с фашистами. - Авт.) также захотел присоединиться к бывшей жене. Но Ольга проигнорировала его, спросив при встрече: "Извини, мы знакомы? Ты кто?" В последние годы, когда "нефтяная Ольга", первая женщина-олигарх, активно вела бизнес, - она поддерживала начинающего Онассиса, который вскоре станет такой же нефтяной легендой, как она. Единственное черное пятно в жизни Ольги Конов - изуродованная судьба ее дочери, которая соблазнилась всеми прелестями жизни бомонда в Нью-Йорке. Злоупотребляла алкоголем и наркотиками, вела распутный образ жизни, в итоге долго лечилась от пагубных привычек. Сын Ольги Конов стал юристом, хотя, как и отец, больше предпочитает спорт и азартные игры. Доживала свой век Ольга в Монте-Карло, где приобрела имение и до последних лет жизни руководила компанией (в основном, по телефону. - Авт.). Эта некогда эффектная леди, превратилась в невероятную скрягу! Но одновременно до последних дней не теряла ясности ума, была в курсе всех мировых событий и перипетий, подводных камней и интриг. Источник: http://jewish.uz.ua/index.php?option=com_c...d=8&lang=ru

Марина Хлебникова Хлебникова Марина Арнольдовна закончила музыкальную школу в Долгопрудном, а во время учебы уже организовала ансамбль "Маринад", руководителем и солисткой которого сама и была. Эти факты свидетельствует о том, что к музыкальному творчеству Марина была неравнодушна с раннего детства, что и отразилось на ее дальнейшей судьбе. С 1980 по 1984 Марина училась в музыкальном училище имени Гнесиных. После его окончания поступила в институт имени Гнесиных (по классу фортепьяно) и спустя семь лет закончила сразу два отделения (эстрадный вокал у Льва Лещенко и Александра Градского). В 1989 году, еще будучи студенткой, Марина была приглашена Бари Алибасовым в группу "Интеграл", в составе которой впервые и появилась на сцене. По стечению обстоятельств, Марина стала последней солисткой коллектива, и, после его распада, в 1991 году начала сольную карьеру. Уже первое выступление на конкурсе "Ялта 91" с песней "Рай в шалаше", принесло Марине звание лауреата. В этом же году выходит ее первый альбом "Рай в шалаше" и фильм "Солнце, воздух и "На-На", с ней в главной женской роли. Примерно в это же время Марина появляется в составе группы "На-На". В следующем году Марина Хлебникова стала лауреатом конкурса вокалистов эстрадной песни в городе Бреггенц (Австрия). В ее репертуар этого времени уже входили песни "Я бы не сказала", "Дожди" и "Случайная любовь" В 1995 году был записан альбом "Останься", а также сняты клипы на песни "Останься", "Карусель" и "Желтый песок", которые и стали началом пришедшей вскоре популярности. В 1996 был выпущен сингл "Били-Бом", включавший пять вариантов песни, а следом за ним, и полный одноименный альбом. В этом же году мною был замечен клип на песню "Били Бом", но тогда особого внимания на него в частности и на певицу в общем еще не обратил. Случилось это уже следующим летом, когда в эфире появилась веселая песня "Чашка кофию". До конца года она оставалась первой в моем личном хит-параде, впрочем, и до сих пор остается в нем не на последнем месте. В этом же году Марина становится ведущей телеконкурса "Лестница в небо", а на радиостанции "Европа Плюс" звучат рекламные джинглы в ее исполнении. В конце года вышел альбом "Чашка кофию". По "Итогам"98", подведенным "Звуковой Дорожкой" совместно с читателями "МК", Марина заняла третье место в номинации "Лучшая певица", пропустив вперед лишь Аллу Борисовну и Линду. В апреле 1999 года вышел очередной диск, названный "Фотоальбом". Совсем недавно Хлебникову пригласили в еврейский театр "Шолом"- - Моя вина в том, что я протянула время, и этой работы не получилось. Да, меня пригласил сам Левенбук, пригласил на главную роль в спектакля. Это буфонадная комедия по сюжету Хайта, переложение классической комедии "Пигмалион". Я ознакомилась со сценарием, я была в театре. Я не сказала "нет", но я дала Левенбуку время остыть. Если честно, я бы подвела театр. Мне было стыдно сказать ему это в глаза. С моим графиком очень тяжело и практически невозможно работать над этим спектаклем. И дело здесь даже не в деньгах, я об этом сразу же сказала. Я могу работать в этом спектакле, и вовсе не ставлю во главу угла зарабатывание денег. Потому что театр, это не эстрада, это совершенно другие. Прошло время, и он перестал мне звонить. Он понял, что это отказ. Я не смогла бы играть эту роль, хотя я с огромным удовольствием прочла пьесу и общалась с ним. Хотя мне было очень интересно, меня остановил еще один аспект - слишком лубочный сценарий. Я сама более драматичный человек, и я бы, наверно, не смогла сыграть комедию, хотя кто его знает. У меня в юношестве были театральные спектакли, в которых я играла какие-то роли. Поэтому все, что связано с "Шоломом" и боль одновременно, и манит он меня, и я знаю, что подведу. Подведу не как артист, а по времени. Я сыграла бы с огромным удовольствием, я очень быстро хватаю языки. Первым человеком, который меня познакомил и с языком, и с историей нации был дядя Яша Гафт, то есть, он есть и сейчас. Очень уважаемый человек. Когда меня первый раз привезли на гастроли в Хайфу, я полезла во всякие книги. Я знакома с именами, я была у Стены Плача в Иерусалиме. Меня всегда привлекала именно еврейская нация. Я ведь пианист, все мои педагоги - мои вторые родители - евреи, и у меня никогда не было плохого отношения, а всегда был повышенный интерес ко всей культуре этой нации. Очень многие еврейские семьи принимают меня в свою большую семью. - Как Вы считаете, почему именно Вас пригласили играть в этом спектакле? - Не знаю. Причиной было, наверно и то, что я ученица Иосифа Давыдовича Кобзона. Второе - сейчас у меня есть имя. И для театра эта серия спектаклей была бы ярким пятном. Может быть, еще и рекомендации Клары Новиковой сыграли свою роль. И главное, конечно, корни. - К сожалению, было время, когда слово еврей было практически ругательным. - Когда я родилась, то была рыжего цвета. Моя бабушка Роза работала врачом, мы жили в Кисловском переулке, за консерваторией. Вся эта часть нашей семьи, москвичи. Мы постоянно очень близко общаемся друг с другом. От моей бабушки всегда шло очень много культуры. Мы, к сожалению, никогда не говорили о многом, что было важным. А мой отец из Поволжья, прабабка со стороны отца, как выяснилось, столбовая дворянка. Это тоже была интеллигенция. В моей семье скорее всего так - еврей равняется слову интеллигент. - Мы все любим очень вкусно покушать. Знаете ли Вы еврейскую кухню? - Более или менее. - Сама готовите? - Мама очень часто готовит фаршированную рыбу (гефилте фиш). Всевозможные заливные блюда и все, что касается сыра. Источник: http://www.sem40.ru/famous2/e891.shtml

Регина Спектор Если бы я сейчас была школьницей и мне бы задали написать сочинение на витиеватую тему «Размышление о судьбах русской эмиграции», то главной героиней своего опуса я сделала бы именно её – Регину (между прочим, Ильиничну) Спектор. Не знаю как вас, а меня она покорила с первых нот её «Apres Moi». Дальше – больше, и, вслушиваясь в загадочное «Fev-ral’ dos-tat’ cher-nil i pla-kat’», я радостно захлопала в ладоши и воскликнула: «Это ж бубльгум! То есть Пастернак!». Но экспрессивная и завораживающая перепевка стихов Пастернака это отнюдь не главное, за что госпожу Спектор можно любить или не любить. Но лучше всё-таки любить. А теперь по порядку. Родилась эта талантливая девушка в 1980-м году в Москве в интеллигентной еврейской семье, а спустя 9 с половиной лет вместе с родителями переехала в Соединённые Штаты Америки. Она впервые села за фортепиано, когда ей было шесть, и очень тяжело переживала разлуку с фамильным инструментом. Первое время в Бронксе она вынуждена была практиковаться на столах и подоконниках, пока не обнаружила фортепиано в подвале близлежащей синагоги. Английский учился довольно медленно, чего не скажешь об инструментальном исполнительстве – здесь Регина прогрессировала не на шутку. Отучившись по классу фортепиано, она решила связать себя с музыкой всерьёз и надолго и окончила консерваторию при Purchase College по классу композиции. Именно там был записан её первый альбом – «11:11» – при участии ещё нескольких студентов. Второй альбом (который сейчас так же трудно достать, как и первый) был записан в течение всего одного рождественского дня в 2001-м: 27 композиций исполнялись одна за другой, без единого дубля. Все они были почти обречены пилиться в личном архиве, но позже Регина отобрала 12 из них для выпуска альбома «Songs». Дальше последовала поистине судьбоносная встреча с ударником «They Might be Giants» Аланом Безози, который предложил своему товарищу (а по совместительству неплохому продюсеру) Гордону Рафаэлу посетить концерт Спектор. При помощи Рафаэла Регина выпустила альбом «Soviet Kitsch», а затем отправилась в турне с весьма популярной группой «The Strokes». Так, начиная с 2003-го года её дела пошли в гору. За первыми успехами последовал контракт с компанией «Sire», на счету которой были альбомы таких мастодонтов мира музыки как Madonna или «Depeche Mode». В 2006-м вышел четвёртый альбом Регины – «Begin to Hope», а через три года за ним последовал и пятый – «Far». В определении стиля, в котором работает Регина Спектор, музыковеды расходятся, определяя его то как «поп» или «джаз», то как «инди-рок», «авангард-рок» или «анти-фолк». О том, кто оказал на её становление наибольшее влияние, тоже можно долго спорить. В сущности, какая разница, кто повлиял на девушку больше – «the Beatles» или Фредерик Шопен? Главное, что её сильный и сверхэмоциональный голос в сочетании с проникновенной игрой на клавишах мало кого оставляет равнодушным. Источник: http://www.apelzin.ru/bio/biografiya-regin...l#ixzz2jKEzCcdw

Мишель Трахтенберг Мишель Трахтенберг родилась 11 октября 1985 года в Нью-Йорке, США, в семье банковского работника Ланы (Lana) и специалиста по волоконной оптике Майкла Трахтенберга (Michael Trachtenberg). Её бабушка и дедушка живут в Израиле, а мама родилась в СССР, поэтому Мишель говорит по-русски и празднует Хануку. С детства будущая актриса посещала балетную школу и впервые появилась на экране в рекламе моющих средств в возрасте трёх лет. С этого началась её карьера, как и у большинства юных американских киноактёров. На её счету более ста рекламных роликов, а первую по-настоящему серьёзную роль она сыграла в детском сериале «Приключения Пита и Пита» («Adventures of Pete & Pete, The», 1991-1995). В 1996 году Мишель Трахтенберг появилась в картине «Шпионка Хэрриэт» («Harriet the Spy»), а через три года исполнила роль Пенни, племянницы Робогаджета в комедии «Инспектор Гаджет». Но настоящая популярность обрушилась на актрису после выхода на экраны сериала «Баффи – истребительница вампиров», где свою звёздную роль сыграла Сара Мишель Геллар (Sarah Michelle Gellar). В 2004 году Мишель исполнила одну из главных ролей в комедии «Евротур», а также приняла участие в детективной драме «Загадочная кожа» («Mysterious Skin»). Через год она сыграла фигуристку в семейной диснеевской картине «Принцесса льда» («Ice Princess», 2005). В 2008 году актриса появилась в роли Джорджины Спаркс (Georgina Sparks) в сериале «Сплетница» («Gossip Girl», 2007-2010) и медсестры Хлои Пэйн (Chloe Payne) в телевизионной драме «Милосердие» («Mercy», 2009-2010). В 2009 году Мишель снялась в комедии «Папе снова 17» («17 Again») в паре с Заком Эфроном (Zac Efron), а в 2010 году сыграла Аву (Ava) в боевике «Двойной КОПец» («Cop Out»). На счету Мишель Трахтенберг четыре награды: три премии Young Artist Award и один специальный приз на кинофестивале Sarasota, а также восемь номинаций, в том числе YoungStar Award, Teen Choice Award, Daytime Emmy Award иSaturn Award. Личная жизнь Мишель Трахтенберг пестрит многочисленными романами и мимолётными связями. В её бойфрендах числились Пит Венц (Pete Wentz), Адам Гольдштейн (Adam Goldstein, DJ A.M.) и знаменитый музыкант Робби Уильямс (Robbie Williams). Но недавно актриса отказалась от встреч с представителями шоу-бизнеса и стала серьёзнее относиться к выбору спутника жизни – её последней пассией был нью-йоркский бизнесмен. – Мне нравится День Святого Валентина, потому что этот праздник посвящён любви. Но когда этот праздник настаёт, я остро чувствую, что это так неправильно – говорить и делать что-то во имя любви только потому, что так надо. Почему именно в этот день? Я нахожу это довольно глупым. Я – девушка, которой нравится непосредственность во всём. Я люблю сюрпризы и людей, которые меня удивляют. Например, я буду просто на седьмом небе от счастья, если мой молодой человек скажет мне: «Вот твой подарок. Было бы логичнее подарить его на День Святого Валентина, но я предпочёл сделать это сейчас». Моё сердце очень просто завоевать, если вы честны перед самим собой. Любимое лакомство Мишель – шоколадная паста с орехами. По её собственным словам, она нуждается в дозе этого десерта ежедневно, иначе просто не может заснуть. Источник: http://www.vokrug.tv/person/show/Michelle_Trachtenberg/

Фрейдл Ойшер Исполнительница детских ролей, звезда американского театра на идиш 1920-1930-х годов Фрейдл Ойшер, более известная под уменьшительным именем Фрэйдэлэ (Фрейда Зеликовна Ойшер; на идиш פֿרײדעלע אױשער) родилась 100 лет назад в бессарабском местечке Липканы Хотинского уезда Бессарабской губернии (теперь Бричанского района Молдовы) в семье кантора Зелика Ойшера. Отец девочки вскоре уехал в Монреаль, а она воспитывалась в доме деда по материнской линии - липканского столяра Мехла (семья отца происходила из уездного местечка Хотин). Летом 1921 года вместе с матерью и старшим братом Мойше Фрэйдэлэ уехала к отцу в Монреаль, а через два года - в Нью-Йорк и ещё через некоторое время - в Филадельфию, где отец получил должность кантора. Фрейдл рано начала работать продавщицей прэцлс в Филадельфии. С 13 лет Фрэйдэлэ начала играть в еврейском театре на идиш в Нью-Йорке, куда она переехала вслед за братом, - сначала в районе Бруклинского моста, потом - на Второй авеню манхэттенского нижнего Ист-Сайда. Фрэйдэлэ стала настолько популярна в подростковых ролях, что уже в конце 1920-х годов специально для неё были написаны и поставлены мюзиклы «Маленькая принцесса» (Little Princess), «Золотая девочка» (The Golden Girl), «Свадьба Фрэйдэлэ» (Fraydele’s Wedding), «Хелмский кантор» (The Cantor of Chelm). По мере взросления она стала играть и в более традиционном репертуаре еврейских театров того времени. Самой известной ролью Фрэйдэлэ Ойшер стал классический персонаж еврейского театра - переодевшаяся иешиботником девочка-подросток. В кино подобной же ролью много лет спустя прославилась Барбара Стрейзанд в кинокартине «Ентл» (Yentl, 1983) по рассказу Ицхака Башевиса-Зингера «Йентл дэр йешивэ-бохэр» (Ента-иешиботник). Помимо работы в театре, в исполнении Фрэйдэлэ Ойшер вышли грампластинки народных песен, театральных шлягеров и литургических композиций. Она одной из первых начала выступать в реформистских синагогах с программой канторских композиций, традиционно расчитанных на мужское исполнение, задолго до появления на конфессиональной сцене женщин-канторов. Её выступления на нью-йоркском радио WLTH уже в конце 1930-х годов проходили под именем «Фрэйдэлэ ди хазнтэ» (Канторша Фрэйдэлэ). Умерла Фрейдл Ойшер в Нью-Йорке 5 января 2004 года. Ее старший брат - звезда американского кинематографа на идиш 1930-1940-х годов Мойше Ойшер. Муж Фрэйдэлэ - Арн, или Гарольд, Штернберг (Harold Sternberg, 1909-1998) - сын липканского кантора-баса Йосла Штернберга (в чьём хоре начинал певческую карьеру Мойше Ойшер) - актёр театра на идиш, в 1930-х годах участвовал в бродвейских шоу Дж. Гершвина и на протяжении 40 лет (c 1937 года) выступал на сцене нью-йоркской «Метрополитэн Опера» как оперный бас (basso profondo) и музыкальный руководитель хора. Сегодня на сцене блистает дочь Фрэйдэлэ Ойшер Мэрилин Майклс (Marilyn Michaels; p. 1943) - нью-йоркская комедиантка (stand-up comedienne). Источник: http://www.newswe.com/index.php?go=Pages&a...iew&id=6464

Эдит Штайн Нацисты казнили ее не потому, что она перешла в другую веру, а потому, что, несмотря ни на что, в их глазах она оставалась еврейкой. Доктор Эдит Штайн, или сестра Тереза Бенедикта Креста, кармелитка из Эхта, 9 августа 1942 года встретившая смерть в газовой камере Освенцима и канонизированная в Риме в октябре 1998 года Иоанном Павлом II, была не просто монахиней. Она родилась в немецком городе Бреслау (нынешний польский Вроцлав). Была самым младшим, одиннадцатым ребенком в еврейской семье. Отец Эдит умер, когда ей было два года, её воспитанием занималась мать — глубоко религиозная еврейка. Эдит с детства отличалась глубоким умом и независимостью, и еще ребенком перестала посещать синагогу, где постоянно бывала её мать. В 1904 году Эдит Штайн порвала с иудаизмом. Она получила великолепное образование, изучала немецкий язык, философию, психологию и историю в университетах Бреслау, Гёттингена и Фрайбурга. После защиты кандидатской дисертации (1916) по теме «О проблеме проникновения в сущность» (Zum Problem der Einfühlung) она стала научным сотрудником у своего научного руководителя — выдающегося философа Эдмунда Гуссерля, основателя феноменологии. После двухлетнего пребывания на фронте, где она служила сестрой милосердия, Эдит вернулась к философским занятиям и именно тогда её начал интересовать феномен религии. Постепенно Эдит поняла, что её интерес к религии, главным образом, католичеству выходит за рамки обычного любопытства. В 1922 году Эдит приняла решение креститься в католической церкви. Большую роль в её обращении сыграли книги святой Терезы Авильской, великой кармелитки, что потом скажется на её монашеском выборе. После своего обращения в католицизм Эдит работала преподавателем в доминиканский школе, изучала историю философской католической мысли, не оставляя и собственных занятий философией. В 1932 году она получила право свободного преподавания в Мюнстере, в Высшем германском научно-педагогическом институте, однако проработала там лишь год, так как в 1933 году Гитлер запретил евреям занимать любые общественные должности. В том же году Эдит Штайн приняла монашеские обеты и стала кармелиткой. При постриге она приняла имя Тереза Бенедикта Креста. Монастырское начальство не запрещало сестре Терезе продолжать свои занятия, и уже в монастыре она переработала свой основной труд «Конечное существо и вечное Существо». В 1938 году, ввиду начавшихся гонений на евреев в Германии, сестру Терезу перевели в Голландию, в монастырь города Эхте. В 1939 году Эдит заканчивает книгу о св. Иоанне Креста под названием Scientia Crucis. Это была её последняя книга, в 1942 году сестра Тереза (Эдит Штайн) была депортирована в Германию вместе со всеми голландскими евреями, среди которых была и ее родная сестра Роза, и в августе того же года погибла в газовой камере Освенцима. Последними ее словами было обращение к Розе, когда за ними пришли охранники: «Пойдём же за народ наш»... Источник: http://www.newswe.com/index.php?go=Pages&a...iew&id=6464

Тамара Гвердцители В один из знойных июньских дней я пристроился в тенистом уголке большого двора нашего "олимовского" дома ("микбацей диюр", или, в просторечии, "микбац") и, прокручивал на магнитофоне аудиокассету с песнями моей любимой певицы Тамары Гвердцители. Тихо звучали чарующие мелодии песен об Иерусалиме, о маминых глазах, песня на музыку моего земляка, израильского композитора Алекса Ческиса, на слова поэта Юрия Гарина "Шлягер моей мамы"... Слушая песню об Иерусалиме, подумал про себя, что для такого исполнения мало одного таланта певицы, надо любить, гордиться и восхищаться этим вечным городом. Песни услышал, подошедший ко мне работник микбаца - Платон Ройтман. - Не мог не подойти к вам, услышав родной голос Тамары. Ведь мы с ней в родстве. Я, конечно, слышал о еврейских корнях Тамары Гвердцители. Но никак не думал, что мне доведется познакомиться с теми, кто знает об этом не понаслышке. Платон оказался прекрасным рассказчиком. И посему я почти дословно передаю то, о чем поведал мой собеседник. "У раввина Одесской хоральной синагоги Соломона Розенштеха было три дочери. Старшую дочь звали Зелда, среднюю - Ревекка, а младшую - Суламифь. Зелда была моей бабушкой, а младшая - Суламифь - была бабушкой Тамары. Моя мама, Татьяна Александровна, и мать Тамары, Инна Владимировна, - двоюродные сестры, а мы с Тамарой, получается, правнуки рава Соломона. В памяти его потомков раввин Розенштех остался человеком благочестивым, мудрым, добродушным. Наряду с религиозным, он почтительно относился и к светскому образованию, это положительно отразилось на судьбах его детей и внуков. То, как мы оказались в Грузии, тема отдельного разговора. Скажу только, что мои одесские родственники в начале войны эвакуировались на Север - в Коми АССР. Мой отец, Семен Юдкович Ройтман, был офицером Советской Армии и служил в Тбилиси. Он помог семье перебраться в Грузию. Инна Владимировна Кофман, мать Тамары, закончила филологический факультет Тбилисского пединститута им. А.С.Пушкина. Она была обаятельной, интересной девушкой. В один прекрасный день познакомилась с Мишей Гвердцители, ставшим впоследствии ее мужем. Миша был комсомольско-партийным работником, затем перешел на научную работу. Первенца назвали Павлом, в домашнем кругу его называли Пупа, а младшей дочери дали имя - Тамара. Все родные любовно называли ее Тамуней. Она была веселой, открытой, доброй девочкой. Моя мама восхищалась ее музыкальными способностями. С раннего детства она пела и обучалась игре на фортепьяно. Тамуня часто посещала наш дом. Моя мама закончила Тбилисскую консерваторию. Спустя много лет ей было присвоено почетное звание "Народный учитель Грузии", она преподавала фортепьяно в музыкальной школе, в училище. Мама нередко помогала Тамаре в изучении новых песен, музыкальных пьес. В салоне нашей квартиры стояло старинное, еще с николаевских времен, пианино. Маленькую Тамару не надо было упрашивать, она охотно выполняла просьбы домашних, садилась на высокий стульчик, увлеченно играла и пела. А когда уставала, кричала: "Ой, уведите меня, оторвите от пианино, сама я уйти не могу!" Во "Дворце пионеров" был создан детский вокально-инструментальный ансамбль "Мзиури" (Солнечный), в котором играли и пели девочки с 8 до 14 лет. Тамара была активной участницей ансамбля. С него и началось ее восхождение к музыкальному Олимпу. Тамара совершенно свободно владеет английским, французским, грузинским и, разумеется, русским языками. Это в значительной степени предопределило богатство и разнообразие ее песенного репертуара. Важным этапом в ее творческой жизни была работа во Франции совместно с известным французским композитором Леграном, а когда она жила в США, ей довелось выступать в самом знаменитом концертном зале мира - "Карнеги холл". Впрочем, ваши читатели с творческой биографией Гвердцители хорошо знакомы, так что повторяться не будем. Тамара души не чает в своем сыне Сандро (Александре). Сандро учится в Лондоне, в одном из престижных колледжей столицы. Так что сердце Гвердцители нынче разрывается между Грузией, Россией, Англией и Израилем. Да-да, наша страна для нее - особое место, видимо, сказывается генетическая память, да и любовь израильской публики многое значит. Будучи в Израиле, Тамара всегда гостит у нас, она желанный гость нашей семьи. Моя мама очень любила Тамару - за ее душевную щедрость, сердечную доброту, за ее яркий, неподражаемый, красивый, идущий из глубин сердца голос. На памятнике моей мамы высечены ноты первых тактов песни "Мамины глаза", которую она любила слушать только в исполнении Тамары. Бывая на гастролях в Израиле, Тамара, несмотря на занятость, обязательно посещает военное кладбище "Кирьят-Шауль", возлагает цветы к памятнику моего сына. Роман репатриировался по программе "Наале". Он был прекрасным парнем, отлично учился, получил высокий багрут. К несчастью, он погиб во время прохождения военной службы в полиции... Мы часто с моей супругой Татьяной слушаем Тамарины песни. На одном из дисков - дарственная надпись: "Любимым и родным, незабываемым, душевным родственникам от Тамары". Теперь, после рассказа Платона, нам стали понятны причины столь душевного исполнения песни "Иерушалаим". Ну не может же правнучка одесского раввина, не раз повторявшего слова "В будущем году - в Иерусалиме", - не любить эту страну. А если вспомнить то, что Израиль - священная земля и для грузинского народа, светоч которого, Шота Руставели, похоронен в одном из монастырей нашей столицы, - то особое отношение Гвердцители к Иерусалиму становится еще понятнее. Валентин ЛИВШИЦ, Петах-Тиква

Ксения Раз Я помню Ксюшу 12-летней девочкой. 1990-й год. Команда Эдуарда Кузнецова готовится к выпуску первого номера израильской русскоязычной газеты «Время» («Это будет издание сугубо западного образца», - повторял Кузнецов, терпеливо доводя до идеала каждую рубрику, каждый раздел, каждую статью). Штатных работников в редакции относительно немного: Лев Меламид, Игорь Губерман, Антоша Носик, Аркан Карив, Анна Исакова… В деске, специально отведенном для русских «инопланетян» в здании «Маарива», мерцают экраны «Койот» - допотопных компьютеров-«динозавров». В один из дней в помещение впорхнула светловолосая девочка-подросток. «Моя младшая дочь – Ксюша», - представила ее Лариса Казакевич. К тому моменту мы твердо усвоили: Казакевич – богиня корректуры, ей и только ей подвластны все чудеса и таинства великого и могучего. Летом 1990 года Лариса, дочь известного советского писателя, лауреата Сталинской премии Эммануила Казакевича, совершила неслыханно дерзкий поступок: тайно бежала из Москвы в Париж с двумя детьми. Несовершеннолетними! То был самый натуральный побег: от мужа – преуспевающего, но спившегося вконец столичного журналиста; из опостылевшего «совка» с его двойными стандартами и ханжеской моралью. От себя. «Сюда мы никогда не вернемся, - предупредила Лариса детей. – Наше место в Израиле: там с 1973 года живет моя сестра». Доктору Ольге Раз предстояло провернуть самую настоящую «военную операцию»: «репатриировать» старшую сестру с детьми, не получившими от отца разрешения выехать в Израиль на ПМЖ. Чтобы реализовать дерзкий – по стандартам 1990 года – план, Ольга обратилась за помощью в Кнессет. Одна из депутатов (ее, к сожалению, уже нет в живых) рискнула помочь. В августе 1990 года Лариса с детьми сошла в аэропорту имени Бен-Гуриона с трапа самолета, прибывшего из Парижа, обняла сестру, с которой не виделась 17 лет, и с облегчением прошептала: «Вот мы и дома»… Из «Романа, которого нет»: «Писать я начала в девять лет. Я писала детектив. Придумала запутанный сюжет, написала шесть глав. Собрала свою семью – маму, бабушку брата – вокруг стола и начала читать. Я прочитала: - Швеция. Ночь. Тишина. Раздался дикий хохот. Смеялись мама, бабушка, брат. Я была в полном недоумении. Вроде хорошее начало. Поэтичное… После этого я пять лет не писала. Начала опять случайно. Мама работала в газете и предложила мне написать что-нибудь в молодежное приложение. Я написала статью про лесбиянок и гомосексуалистов. Меня приняли в молодежную редакцию. И я начала писать. Через год я остыла к этому занятию. Надоело. Писала редко, без охоты. Мама корила. Я отмахивалась. Прошло еще пять лет. Как-то меня встревожил один эпизод. Я написала рассказ. Он был грустен и неуклюж. Я разозлилась и написала еще один. Потом еще. И поняла, что стала писателем. Ну, пусть не Чеховым. Пусть не Довлатовым. Но все-таки… И вот мне двадцать пять лет. В шкафу лежит гора газет с моими статьями. В столе – листки с короткими печальными рассказами. Я не знаю, зачем мне это нужно. Вроде не нужно совсем. Я всеми силами отнекиваюсь от близких людей, которые уверяют меня, что мне надо писать. Я говорю: «Я пишу». Но я не пишу. Я отколупываю от себя кусочки души и протягиваю их всем, кому интересно. Кто-то отворачивается, кто-то берет и внимательно разглядывает. Может быть, там, где я забираю у души, появляется что-то новое. Таким образом я себя обновляю. Мне больно, мучительно это делать, но душа просит. Что ж, пожалуйста, душа»… Рецензия на «Роман, которого нет» была опубликована в газете «Вести» в конце февраля этого года, менее двух недель назад. «Перед вами текст нового русскоязычного прозаика, выросшего в Израиле! Целиком. Не приехавшего готовым автором из России, не ставшего здесь писателем, но ивритским – нет, явление русской прозы, сформировавшейся именно у нас в стране. Если хотите, некий феномен в истории великой литературы», - пишет Михаил Хейфец. И вот я читаю «Роман…», ткань которого (листки с короткими печальными рассказами, белое и черное, свет и тьма) соткана из беззащитных кусочков души Ксюши. И я не в силах, просто не в состоянии поверить, что Ксюши нет. Хотя… Раскройте «Роман, которого нет». И начните читать… Автор: Евгения Кравчик Источник: http://9tv.co.il/news/2012/03/11/122207.html

Зара Минц 31 октября 1990 года весь университетский Тарту прощался с Зарой Григорьевной, скончавшейся в Бергамо (Италия) 25 октября на 64-м году жизни (она родилась 24 июля 1927 г.). Весть о ее кончине была неожиданной и ошеломляющей: казалось, впереди у нее еще годы плодотворного и неутомимого труда, осуществление давно выношенных замыслов и рождение новых, новые книги, новые публикации, новые ученики... 9-ый "Блоковский сборник", однако, оказался последним, который Зара Григорьевна увидела вышедшим в свет. Приходится подводить предварительные итоги. В 9-м "Блоковском сборнике" напечатан очерк В. А. Каменской и 3. Г. Минц "Первый блоковский (диалог-воспоминания)", в котором рассказывается о работе блоковского семинара на филологическом факультете Ленинградского университета, организованного Д. Е. Максимовым в 1945-1946 году. Зара Григорьевна была в числе наиболее активных участниц этого уже ставшего легендарным семинара. В период, когда имя Блока было более чем сомнительным и даже опасным, а о символизме требовалось отзываться почти непристойными ругательствами, когда идеология и эстетика, провозглашенные товарищем Ждановым, двигались своим победоносно-разбойным державным шагом, когда под красным знаменем борьбы с "космополитизмом" шельмовались не просто замечательные научные достижения, но самые основы профессиональной и человеческой порядочности, семинар Максимова был своеобразным оазисом подлинной культуры, интеллигентности, знания. В нем начала формироваться исследовательская школа, которая в последующие, более благоприятные годы получила свое плодотворное развитие и ныне во многом определяет подходы к изучению литературы "Серебряного века" и ее пониманию. "И для того, чтобы создать школу, потребовалось не только много усилий, но и суровая сила любви к поэтической культуре нач. XX века, которая одна могла объяснить упорную готовность каждый раз с каждым новым второкурсником начинать все заново, вновь проходить весь путь от элементарного раскрытия смысла блоковских строк до глубокого разговора с молодым ученым как с равным, коллегой". Эти слова, сказанные Ю. М. Лотманом применительно к Д. Е. Максимову, можно с полным основанием отнести и к 3. Г. Минц, воспринявшей от своего учителя не только высочайшие профессиональные навыки, но и способность передать их другим, вовлечь других в сферу своих исследовательских интересов, превратить тянущегося к литературе начинающего студента в филолога-специалиста. За годы работы Зары Григорьевны в Тартуском университете ею подготовлены многие высококвалифицированные ученые, нередко начинавшие свою профессиональную деятельность на страницах "Блоковских сборников". Одиннадцать сборников, комплектовавшихся и редактировавшихся 3. Г. Минц, - не просто весомый вклад в блоковедение, это - зримое и полноценное осуществление тех исследовательских принципов, которые в изучении русской литературы рубежа XIX-XX веков еще только начинают утверждаться. Подобно максимовскому блоковскому семинару, тартуская школа в 60-70-е гг. реализовывала себя во многом вопреки спускавшимся "свыше" установкам, и это не в последнюю очередь относится к деятельности 3. Г. Минц и ее ближайшего научного окружения. Александр Блок к тому времени из "спорной" литературной величины уже превратился во вполне бесспорную, но известный диктат в трактовке этой величины и определении удельного веса ее составляющих существовал и проявлял себя на каждом шагу. Жизнь и идейно-творческая эволюция Блока почти повсеместно расценивались, по меткому определению Д. Е. Максимова, как "нечто напоминающее победоносно-маршевое восхождение к заранее известным рубежам" (2). От такой "похвалы" Блок страдал едва ли не больше, чем от хулы. Литература о Блоке появлялась в изобилии, но оставалась, за немногими исключениями, на редкость "непитательной". Одержимые "классовой" методологией литературоведы прилежно конвоировали поэта к предустановленному лучезарному финалу, потарапливали на пути, не давали оглядываться назад и по сторонам, оттесняли нежелательных спутников, давали в подмогу других, идеологически "выдержанных", и в результате препарированный подобным образом Блок послушно плелся по расчищенной дороге вслед за своими двенадцатью красногвардейскими апостолами. "Вооруженное" блоковедение создало своего Блока - который не жил, не творил, а осуществляя свой "подвиг", боролся с декадентством, с символизмом, с религиозным мракобесием, с врагами Октябрьской революция, гамаюном паря при этом в недосягаемых высях над своими ничтожными соплеменниками-современниками. Сборники, подготовленные Зарой Григорьевой Минц, не открывались пространными методологическими декларациями, во всей совокупностью своего содержания отвергали - молчаливо и красноречиво - подобную "исследовательскую" практику, противопоставляя наглой демагогии честную, скромную и веселую науку. Они оказались первым в нашей стране серийным изданием, которое видело своей задачей - ни много ни мало - воссоздание подлинного облика Блока и той литературной эпохи, которую он отразил в своем творчестве. 1-й и 2-й выпуски "Блоковского сборника", вышедшие в свет, соответственно в 1964 и 1972 году, - объемистые тома, еще не сведенные, как последующие выпуски, к листажному лимиту "ученых записок", - явились в свое время значительным событием в нашей филологической жизни. Они открывали, по сути, неизвестного Блока - в его живых, органических связях со своим временем, в реальной сложности его творчества, в тех аспектах и проблемах, о которых многие до того даже и не подозревали. Впервые в этих книгах можно было прочесть о взаимоотношениях Блока с М. Кузминым, В. Розановым, Б. Ивановым, Л. Семеновым и другими его современниками, вокруг имен которых на протяжении десятилетий в нашем литературоведении существовал заговор молчания. В последующих выпусках 3. Г. Минц упорно стремилась продолжить намеченную традицию: программным можно считать заглавие 3-го сборника - "Творчество А. А. Блока и русская культура XX века". Познание Блока путем изучения его многообразных взаимосвязей с эпохой, духовных и творческих истоков, самих структурных основ его художнической личости, поэтики его произведений, - таковы основные направления исследовательских работ, появлявшихся в "Блоковских сборниках". По видимости "контрабандой" в них печатались и статьи о писателях "Серебряного века", внешне с блоковской проблематикой не соприкасавшиеся, но по существу оказывавшиеся вполне уместными: они уменьшали число белых пятен на географической карте той эпохи, которой всецело принадлежал Блок. Еще до самого недавнего времени уважительное обращение к именам литературных изгоев считалось не похвальным изучением малоизвестного, а наказуемой инициативой, своего рода партизанским делом чести, доблести и геройства. Последние качества приходилось на самом деле проявлять главным образом редактору "Блоковских сборников", с подливной отвагой рисковавшему переводить заведомый литературоведческий "самиздат" в печатное слово. И Зара Григорьевна помогает нам задним числом самоутверждаться: ведь многое из того, что и как сейчас всем дозволяли говорить, мы и раньше дозволяли сами себе под сурдинку говорить - со страниц тартуских изданий. "Блоковские сборники" - главное детище 3. Г. Минц, всю жизнь много и чрезвычайно плодотворно занимавшейся изучением прежде всего Александра Блока. Всегда устремлявшаяся навстречу новым темам и замыслам и пренебрегавшая соблазнами личного научного честолюбия даже самого благородного толка, Зара Григорьевна так и не успела - или не захотела? - уделить определенную толику своих сил на то, чтобы собрать воедино хотя бы малую часть своих блоковедческих исследований. Общая же их совокупность составила бы несколько внушительных томов - и объемом, и качеством "томов премногих тяжелей", написанных на ту же тему. Это - и четыре выпуска "Лирики Александра Блока" (Тарту, 1965-1975) - первый в нашей филологической науке скрупулезный анализ поэтики стихотворений Блока и структурной организации блоковских циклов, рассмотренных в аспекте идейно-эстетической эволюции автора, эта работа была издана на ротапринте незначительным тиражом и до сих пор, к сожалению, малоизвестна даже в профессиональной среде. Это - и докторская диссертация 3. Г. Минц о творчестве Блока и традициях русской классической литературы XIX века, о содержании которой можно судить по ряду ее фундаментальных статей ("Блок и Пушкин", "Блок и Гоголь", "Блок и Достоевский" и др.), показывающая всю глубину и многообразие воздействия русской классики на творчество Блока и выявляющая в нем огромный пласт "чужих" тем, аллюзий и реминисценций, эта поистине замечательная работа до сих пор не издана в полном объеме. Это - и итоговая статья о Блоке в 4-томной "Истории русской литературы", подготовленной Пушкинским Домом, и масштабное исследование "Блок и русский символизм", в котором духовное и творческое развитие поэта впервые было досконально проанализировано в тесной связи с философско-эстетическими основами того литературного направления, к которому он принадлежал. Это - и целый ряд работ теоретического плана, затрагивавших творчество Блока в связи с осмыслением общих культурологических проблем ("Функция реминисценций в поэтике Ал. Блока", "О некоторых "неомифологических" текстах в творчестве русских символистов", "Об эволюции русского символизма" и др.). Это - и многочисленные публикации творческого наследия Блока, переписки поэта, воспоминаний современников о нем, это, наконец, - комментарии к стихотворениям Блока, подготовленные Зарой Григорьевной для академического полного собрания сочинений поэта, которые ей так и не суждено было увидеть опубликованными... Едва ли можно среди современных блоковедов назвать другое лицо, которое бы в большей степени способствовало превращению Блока из поэта воспеваемого в поэта изучаемого и уже во многих отношениях изученного. С годами кругозор исследовательских интересов 3. Г. Минц все более расширялся, в поле ее зрения оказывался весь русский символизм, а также его предшественники и наследники. И в этом отношении ей не раз приходилось сказать веское первое слово, звучавшее особенно сильно и выразительно на фоне привычного безмолвия о тех темах, за которые она отваживалась браться. Еше в 1974 году, за пятнадцать лет до того момента, когда имя величайшего русского мыслителя зазвучало в нашей стране в полный голос, она выпустила в свет в "Библиотеке поэта" том "Стихотворений и шуточных пьес" Владимира Соловьева. Не менее дерзновенным было появление в 1981 году в 4-м "Блоковском сборнике" ее большой статьи-публикации "А. Блок в полемике с Мережковскими", включавшей тексты писем Мережковского и 3. Гиппиус к Блоку и честный, беспристрастный анализ их взаимоотношений, - и это в то время, когда из исследовательской литературы порой изымались даже нейтральные, мимолетные упоминания самых имен Мережковских и Гиппиус. 3. Г. Минц пишет о Вл. Пясте, Л. Семенове, И. Коневском, Вяч. Иванове, Андрее Белом, Ф. Сологубе, Е. Гуро, О. Мандельштаме... Последним ее значительным трудом стало научно подготовленное издание трилогии Д. С. Мережковского "Христос и Антихрист". В 9-м "Блоковском сборнике" напечатана работа "Статья Н. Минского "Старинный спор" и ее место в становлении русского символизма". А в программу очередной научной конференции в Тарту весной 1991 года, посвященной 70-летию со дня смерти Блока, она предложила включить новую общую проблему: "Советская лагерная поэзия и наследие символизма"; со своими конкретными разработками, касающимися этой темы, Зара Григорьевна успела ознакомить аудиторию международного славистического конгресса в Харрогейте (Англия) в июле 1990 года. Русский символизм в его истоках, развитии и позднейших отголосках, осмысленный сквозь личность крупнейшего выразителя этого литературного направления и под знаком общей судьбы нашего трагического века, - таков диапазон исследовательских интересов и свершений Зары Григорьевны Минц. Мы должны увидеть ее новые книги. Работы, которые войдут в них, не устареют: писались они не на потребу времени, а научной - и жизненной - истины ради. Источник: http://www.liveinternet.ru/users/liebkind37/post292352305/

Лидия Сернова "- Что для меня еврейская женщина? Это прежде всего мать, мать "ненормальная" в своей любви к детям, мать, способная к самопожертвованию во имя детей. Это истинный создатель и хранитель семейного очага. Это единственное звено между прошлым/настоящим и будущим, через которое могут и должны Передаваться традиции нашего народа. Еврей и песня связаны неразрывно. В песнях звучит душа нашего народа, его печаль и радость, грусть и веселье. Она летит от сердца к сердцу, несмотря ни на какие трудности... Давайте познакомимся с женщиной/ поющей еврейские национальные песни. Они стали частью ее судьбы." - Лидия, расскажите, пожалуйста, о себе. Вы из еврейской семьи? Что Вам запомнилось из детства? - Да. Я родилась в еврейской семье. Родители мои, выходцы из Белорусии, встретились и поженились в Ульяновске в 1925 году. Там же в 1927г. родилась моя старшая сестра Мария. По рассказам родителей я знаю, что те годы для них были нелегкими, в поисках работы они переехали сначала в Самару, а в 1932 году уже с двумя девочками (в 1931 г. родилась Ева) в Саратов, снимали частную квартиру вплоть до 1957 г., которую уже имеющие свои семьи дети помогли выкупить. Здесь они прожили все оставшиеся годы. Отсюда отец ушел в 1941 году на войну, сюда трижды раненный на передовых позициях инвалидом пришел с фронта. В 1943 г. родилась третья дочь, хотя папа очень ждал сына. Он говорил, что стране нужны мальчики для победы над фашистами, да и фамилия все-таки должна продолжаться. Но родилась я, и отец, обладая прекрасным чувством юмора, узнав о рождении третьей дочери, после недолгого оцепенения сказал врачу: "Очень хорошо! Родился бы мальчик, я бы сомневался". А так как мое рождение случилось во время войны, он всегда представлял меня своим знакомым: "Моя фронтовичка". Родители получили до революции домашнее начальное образование, но нам никогда за это не было неловко. Папа обладал природными математическими способностями, любые школьные алгебраические задачи решал в уме, не умея объяснить, как он это делает. Все ответы сходятся с задачником, а решения нет. Еще школьницей я узнала, что папа учился в Хедере и умеет читать и писать на идиш. Я не упустила такой возможности и тоже научилась, правда трудно было уговорить папу научить меня читать. Что только он не придумывал, чтобы отговорить меня от этого желания! Он говорил, что это труднее китайской грамоты, он убеждал меня, что я никогда не смогу понять эти буквы, и, наконец, он взял одну из большого количества имеющихся в нашей библиотеке книг на идиш, открыл ее где-то на середине и сказал: "Если скажешь мне, где верх, где низ, научу". Долго ждать ему не пришлось, так как страницы пронумерованы во всех книгах одинаково, арабскими цифрами. Мама ни дня не могла прожить без чтения. Она прочитала всю нашу большую библиотеку и писала по-русски достаточно грамотно. А читки Шолом-Алейхема, Переца, Менделе Мойхерсфорима в подлиннике, которые я устраивала, доставляли ей огромную радость. Мама Сима, 1907 года рождения, была 13-м ребенком из 16 родившихся в семье ее родителей Нирман Исаака и Полины. Жили они в Витебске. Теперь представьте, какая большая МЕШПОХА стала во втором оч них поколении. Если случалось гулять на свадьбе, с нашей стороны приглашалось более 120 человек. - Семья Ваша была религиозной? Родители соблюдали праздники и обычаи? - Не думаю, что семья деда была очень религиозной, но знаю, что пищу потребляли только кашерную, соблюдали обычаи отмечали все религиозные праздники говорили на идиш. Этот уклад сохранился и в нашей семье. Родители не ходили в синагогу, но всё праздники отмечались. Помню, ребенком я любила, когда семейным подрядом все родные женщины собирались у одной ПЕЧИ, вручную делали и пекли мацу на всех. На это уходило больше недели. Мама была прекрасным кулинаром, вкус ее ГОМЕНТАШЕН, ЛЕКЕХ. ТЭГЛАХ до сих пор помним. На Песах она покупала живую курицу, носила в синагогу, чтобы курицу закололи, тогда она будет кашсрная, - об этом мы знали с детства. В Йом-Кипур она обязательно читала Махзор (он до сих нор у меня сохранился) - поминальную молитву за родителей и еще: она никогда нс вставала из-за стола, чтобы не поблагодарить Бога. Папу Руву, 1903 года рождения, знаю вечно работающего, без выходных, без отпуска. К сожалению, родители скончались, не дожив до глубокой старости, мама умерла в 64 года, папа в 72. Но оставили трех дочерей, которым дали высшее образование: старшая - врач, средняя - юрист, а я учитель. Во всех трех семьях их детей тоже сохраняются традиции. Мы отмечаем все праздники так же, как это делала наша мама. и - все три сестры - очень любим готовить , и удивлять своих домочадцев умением варить блюда еврейской кухни, о которых в некоторых семьях уже давно забыли, - Как складывалась Ваша судьба? - Как я уже сказала, я получила педагогическое образованме, окончив физико-, математический факультет нашего Саратовского педагогического института имени Федина, Но учителем школы работала всего 7 лет. В школу "пришел процент", я должна была Давать стране не качество, а количество. Я не нашла компромисса с совестью и ушла из школы, которую любила, и от детей, которых обожаю. 21 год проработала в политехническом иитистуте. заведовала лабораторией, а по специальности утоляла свою жажду только на почасовой работе и давая частные уроки. Теперь, вот уже 13 лет, занимаюсь строительством кооперативных домов. Наше Некоммерческое партнерство "Возрождение-97", где я являюсь президентом, выступает в качестве заказчика строительства этих домов. Но для Вашего журнала, видимо, будет небезынтересна еще одна страничка моей жизни? - Конечно, расскажите о Ваших песнях! - Я пою еврейские песни на идиш. Эта страсть у меня с детства. В 50-60-е годы к нам в Саратов довольно часто, быть может раза два в год, приезжали солисты, иснолнители еврейских песен. Я не только |помню, но и храню портреты с афиш Анны Гизик, Вага, Нехамы Лифшицайте (знаю, что в Израиле она Лифшиц), Александровича, Эмиля Горовца. Родители, зная мою любовь к этому кусочку еврейской культуры, разрешали ходить мне на все концерты столько дней, сколько раз дает концерт гастролер. Я ходила с карандашом и тетрадью и записывала слова тех песен, которых не было в нашей большой коллекции грампластинок. А вообще все свободное время я проводила возле патефона, слушая все тех же еврейских певцов. Я никогда не думала стать артисткой . Но петь для нашей мешпохи на каких-либо торжествах доставляло массу удовольствия как мне, так и слушателям. Я скучаю без идиш. Или я пою, или я читаю. Ведь после смерти родителей я не слышу этого языка. Наше поколение если и понимает, то не говорит на идиш, в лучшем случае может в разговор вставить какую-нибудь крылатую фразу. А поколение еще знающих идиш, к большому сожалению, уже уходит. И вот, волей случая я организовала и дала в ноябре 1999 года (к празднику ХАНУКА) и в феврале 2000 года (к празднику ПУРИМ) сольные концерты еврейской песни "ИДИШ ИЗ МАЙН ШПРАХ" для домашних саратовских евреев. Есть у нас в городе такой квартет " ХОЛЭМ"- скрипка, кларнет, рояль, контрабас под руководством С. Коплевацкой. Эти музыканты любезно согласились поработать со мной, а аранжировку сделал наш композитор М. Хейфец. И все так хорошо получилось, что мы даже съездили в область, и нас пригласили в Самару на День Холокоста. Концерты мы даем благотворительные, т.е. по пригласительным билетам бесплатно. Спонсоры оплачивают аренду зала. Думаю, что в текущем году -начале следующего года мы сделаем еще один концерт. Мне хочется исполнить все песни, какие я знаю, их более 60, а в 2х-часовом концерте я успеваю спеть только 18. - Наверное, у Вас есть какое-то жизненное правило или девиз, благодаря которым все получается? - Девиз? Да, есть. "Если что-то не нужно мне, это никому не нужно". - Расскажите, пожалуйста, о своей семье. - Семья у меня, к сожалению, небольшая: муж, кандидат технических наук, доцент кафедры прикладной математики технического университета, и сын, врач-психиатр. Если бы он в свои 30 лет женился и у меня появился бы внук, а лучше внучка, я была бы самой счастливой женщиной, а пока я просто счастлива, потому что у меня хороните отношения в семье, меня любят, и я люблю их. Счастлива, потому что сын любит еврейство, мамину кухню, культуру маминой нации, может часами слушать еврейские песни, не лишен чувства юмора, хочет еврейскую жену. - Что бы Вы пожелали от души всем еврейским женщинам в СНГ? - Я желаю всем еврейским женщинам нашей страны, как и всем женщинам мира, нести через себя и передавать детям больше добра, благоразумия и тепла, столько, сколько хватило бы для того, чтобы следующим поколениям, нашим внукам, правнукам... оставаться настоящими евреями и ни при каких обстоятельствах не опозорить свой народ такими действиями, как это сегодня делают исламисты. Источник: http://www.ijc.ru/iaevr29.html

Линда Макккартни Маккартни Линда, фотограф, жена Пола Маккартни. Родилась в Скарсдэйле, штат Нью-Йорк, в семье преуспевающего адвоката Ли Истмена. Училась в престижном колледже Сары Лоуренс, потом в Принстонском университете изучала историю искусства. Ее мать, Луиза Линднер, погибла в 1960 году в авиакатастрофе. Она была дочерью выдающегося бизнесмена своего времени Макса Джозефа Линднера, основавшего в 1908 году в Кливденде крупнейший магазин женской одежды. Макс родился в Нью-Йорке в 1874 году и был членом крупного Реформистской церкви в Кливленде и президентом Мужского клуба Кливленда. Он делал вклады в Еврейский фонд социального обеспечения и ходил в местный Еврейский клуб. Жену Макса звали Стелла Драйфус. Стелла и Макс были известны в Кливлендской еврейской общине как предприниматели-филантропы. У них была одна дочь, Луиза, которая вышла замуж за Ли Истмана (его настоящая фамилия была Эпштейн). Он был юристом. После смерти жены Ли Истмен женился вторично, а Линда вышла замуж за геофизика Мелвилла Си и уехала в далекую Аризону, в городок Тусон. Молодожены прожили ровно год, после чего в 1964-м с дочерью Хизер на руках Линда вернулась в Нью-Йорк. Алан Козан, еврей-ортодокс и музыкальный критик из газеты "Нью-Йорк таймс" является экспертом группы Beatles. Он так писал о Линде Маккартни: "Никто не знает, соблюдала ли Линда законы иудаизма, потому что она всегда очень тщательно скрывала свою личную жизнь. Единственное, что многие могут уверенно утверждать, это то, что Линда родилась в еврейской семье". Рабби Хабер пишет: "Мы не знали, что Линда Маккартни была еврейкой, потому что она никогда не говорила и не делала ничего такого, что могло нас в этом убедить. Насколько мы знаем, ничего в ее жизни не указывает на то, что она была связана с еврейской жизнью или с еврейской общиной, как это было в жизни ее бабки и деда, Макса и Стеллы Линднер. Итак встает вопрос: достаточно ли просто родиться в еврейской семье, чтобы считаться евреем, или для этого необходимо пройти обряд обращения в иудаизм? И будет ли это гарантией еврейского будущего? Я думаю, нет". Давнее пристрастие к фотографии предопределило ее будущее - Линда решила стать профессиональным фотографом. И вскоре стала штатным фотографом в самом модном в середине 60-х рок-зале Нью-Йорка "Филмор-Ист". Впервые "Битлз" Линда увидела в 1965 году, когда получила задание сфотографировать легендарную четверку в Австрии, на съемках их нового фильма "Help!" Дружеских отношений с музыкантами она не завела и поэтому днем их знакомства с Полом Маккартни принято считать 15 мая 1967 года - в этот день они встретились в лондонском ночном клубе "Bag O"Nails". А уже 19 мая Линда в числе 15 фотографов получила приглашение на эксклюзивную вечернику в честь предстоящего выхода альбома "Битлз" "Sgt. Pepper"s Lonely Hearts Club Band", навсегда ставшего эталоном всей рок-музыки. В мае 1968-го они встретились вновь, в Нью-Йорке, где Джон и Пол представляли журналистам корпорацию "Apple" - коммерческое предприятие, организованное "Битлз". Маккартни и Джейн Эшер к тому времени расстались. Отношения с Линдой развивались стремительно и 12 марта 1969 года состоялась свадьба в знаменитом лондонском загсе "Marylebone". В первый год супружеской жизни Линда видела рядом с собой отчаявшегося, упавшего духом человека, для которого мир рухнул в одночасье - настолько сильно Пол переживал распад "Битлз". Даже рождение 29 августа 1969 года дочки Мэри не вывело его из депрессии. Но так или иначе Пол вышел из кризиса и вскоре вновь вернулся в шоу-бизнес. Первый сольный альбом Пола под названием "McCartney", вышедший в апреле 1970 года, открывался миловидной незатейливой песенкой "The Lovely Linda" ("Любимая Линда"). Именно это обстоятельство в начале 70-х добавило на долю Линды новых волнений. Любящий муж после выпуска двух сольных альбомов задумал создать новую группу, в которой роль клавишника отводилась... Линде, абсолютно не умевшей играть ни на одной музыкальном инструменте. 13 сентября 1971 года у них родилась дочь Стелла, а 12 сентября 1977 года - сын Джеймс. Всю домашнюю работу они с Полом выполняли сами, воспитывая у своих детей скромность, хотя и не обижали дорогими подарками. Линда опубликовала две книги своих кулинарных рецептов - "Linda McCartney"s Home Cooking" и "Rock-n-Roll Recipes". Обе моментально стали бестселлерами. А давняя страсть к фотографии явили миру альбомы "Linda"s Pictures" (1977), "Photographs" (1982), "Linda"s Mccartney Sun Prints" (1988), "Sixties - Portrait Of An Era" (1992), запечатлевшие знаменитых рок-музыкантов 60-80-х годов. Ее снимки есть и на всех пластинках Пола. ...В декабре 1995 она перенесла операцию по удалению злокачественной опухоли груди. Казалось, рак отступил. Но только на время - метастазы затронули даже печень. 17 апреля 1998 года ей стало совсем худо. До "жемчужной свадьбы" - 30-летия своего брака - она не дожила лишь 11 месяцев. Источник: http://www.sem40.ru/famous2/e1727.shtml

Двора Омер Существует категория людей, которые даже к преклонным годам сохраняют юношеское восприятие действительности. Такой была Двора Омер, знаменитая израильская детская писательница, на книгах которой выросло несколько поколений израильтян. Она ушла из жизни в возрасте 80 лет. Можно сказать, что вместе с ней ушла целая эпоха искреннего и чуточку наивного отношения к происходящему. В одном из интервью лет десять назад она сама признавалась, что ей так и не удалось окончательно повзрослеть. Двора Омер родилась в 1932 году в кибуце Маоз-Хаим. Это было время британского мандата, когда зародившееся несколькими десятилетиями раньше еврейское подполье уже набирало силу. Отец Дворы Моше Мосензон (брат известного писателя Игаля Мосензона) редактировал полулегальную молодежную газету, в которой были опубликованы и первые пробы пера самой Дворы. В детстве она пережила страшную трагедию. Вначале ее родители развелись, а спустя несколько лет, когда Дворе было всего 11 лет, погибла ее мать. Это случилось во время учебных стрельб, которые проводились подпольной еврейской организацией «Хагана». Но девочка много лет не знала истинной причины смерти матери. Чтобы скрыть от британский властей факт проведения учебных стрельб, в качестве причины смерти было обозначено самоубийство. Только спустя много лет Двора узнала правду… Вскоре после гибели матери Двора осталась совсем одна, поскольку ее отец в составе Еврейской бригады, входившей в состав британской армии, отправился сражаться с нацистами на фронтах Второй мировой войны. Двора выросла в кибуце, там же работала учительницей, затем преподавала в еврейской школе в Канаде. Первые свои рассказы она опубликовала в 1955 году – это были рассказы в форме дневника девочки, выросшей в кибуце. Впоследствии «Страницы Тамар» были изданы отдельной книгой. Это было начало целой серии книг, вышедших из-под пера Дворы Омер, книг, которые на протяжении многих десятилетий оставались любимыми произведениями израильских детей и подростков. Двора Омер написала несколько биографий известных личностей, таких, как Герцль, Бен-Гурион и другие. Эти книги адресованы подрастающему поколению, и манера изложения материала носит несколько романтический характер. Некоторые произведения Дворы Омер были адаптированы для театральных постановок и имели большой успех на сцене. Ее перу принадлежит множество рассказов, которые можно было бы назвать нравоучительными без назиданий, когда идеи добра преподносятся в простой и непринужденной манере. В перечне ее литературных трудов немало и больших форм – романов и повестей, – в которых говорится об истории Израиля, о еврейском подполье, о становлении сионизма. Одна из таких книг под названием «Сара, героиня НИЛИ», рассказывает о жизни и гибели легендарной Сары Аронсон, ключевой фигуры еврейской подпольной организации НИЛИ. Название организации – акроним высказывания «Нецах Исраэль ло йешакер» из книги пророка Шмуэля, которое можно перевести как «вечность не обманет Израиля». Произведения Дворы Омер переведены на многие языки, в том числе и на русский. Известно о переводе двух ее значительных произведений: «Первенец дома Бен-Йегуды» и «Любить до конца». В основу книги «Любить до конца» легла реальная история любви и трагической смерти двух молодых бойцов ПАЛМАХа Зохары Левитов и Шмуэля Кофмана. Сама Двора в детстве и юности слышала множество историй о Зохаре и ее возлюбленном. Она стремилась проникнуть во внутренний мир героини, понять и почувствовать, чем та жила. С этой целью Двора брала в библиотеке те же книги, которые читала Зохара, сумела найти и прочесть ее письма. Книга «Первенец дома Бен-Йегуды» посвящена сыну Элиэзера Бен-Йегуды Итамару Бен-Ави. Именно ему выпала честь и не самая легкая судьба стать первым ребенком, выросшим в атмосфере языка иврит. Известно, что делом всей жизни Элиэзера Бен-Йегуды было возрождение иврита, поэтому в их семье было решено, что ребенок не должен слышать никаких других языков. Мальчик рос в изоляции, ему не позволялось играть с соседскими детьми, запрещалось разговаривать с бабушкой на идише… Такова была высокая цена, которую не только сам Элиэзер, но и его близкие заплатили за осуществление мечты сделать иврит живым языком. Двора Омер в течение своей плодотворной творческой жизни удостоилась не только читательского признания и любви. Ее книги были отмечены наградами, в том числе премией Вольфа, медалью Андерсена, премией израильского министерства культуры, а также главной наградой – Премией Израиля, присужденной писательнице в 2006 году. Отметим, что ее кандидатура была единогласно утверждена всеми членами комиссии по отбору лауреатов. Источник: http://www.liveinternet.ru/users/liebkind37/post289486751/

Розалин Ялоу 1921 – в Нью-Йорке, в семье эмигрантов, выходцев из Восточной Европы, родилась Розалин Ялоу, в будущем – создатель уникальных методов исследования человеческого организма с помощью современных физических приборов, лауреат Нобелевской премии. В 16 лет она была принята в Хантер-колледж в Нью-Йорке, где изучала физику, в 24 года получила докторскую степень в Иллинойском университете. И вскоре стала создателем одной из первых в США радиоизотопных лабораторий, где проводились тонкие эксперименты на стыке физики и медицины. Розалин Ялоу вместе с клиницистом и физиологом Соломоном Берсоном впервые в мире разработала и внедрила метод использования радиоизотопов для изучения плазмы крови, что позволяло быстро и достоверно определять диагноз заболевания. Эти методы ныне хорошо известны и широко применяются во всех клинических лабораториях в развитых странах мира. Ранняя диагностика таких заболеваний, как сахарный диабет, гепатит, язвенная болезнь и многие другие дает возможность сразу же приступить к лечению больных. В 1969 г. Розалин Ялоу возглавила радиационную службу в крупнейшем государственном госпитале ветеранов, стала профессором медицинского колледжа имени Альберта Эйнштейна. В 1977 г. за «развитие радиоиммунологических методов определения пептидных гормонов» ей была присуждена Нобелевская премия. Розалин Ялоу – действительный член Национальной академии наук США. Она удостоена многих высоких наград за выдающиеся достижения в области медицины и естественных наук. Источник: http://www.evreyskaya.de/archive/artikel_364.html

Пегги Гуггенхайм Признанный в мире коллекционер произведений искусства Пэгги (Маргарита) Гуггенхайм родилась 115 лет назад в Нью-Йорке в богатой еврейской семье. Ее отец Бенджамин Гуггенхайм утонул на «Титанике» в 1912 году, а ее дядя, Соломон Гуггенхайм, основал солидный филантропический фонд своего имени. Как бы то ни было, к своему 20-летию Пэгги стала обладательницей солидного состояния, которое, конечно же, было значительно меньшим, чем несметные богатства братьев ее покойного отца. Поначалу она решила поработать в книжном магазине, где познакомилась с богемной публикой – молодыми актерами, писателями, художниками. Именно в тот период очарования богемой она познакомилась и близко сошлась с писательницей Джуной Барнес, которая в родовом поместье Пэгги - Hаyford Hаll - написала свой самый большой роман, Nightwood. В 1920-е годы Пэгги Гуггенхайм перебралась в Париж, где ее снова окружала богема – на сей раз парижская, с Монпарнаса. Профессиональный фотограф Мэн Рей делал ее художественные портреты, и она стала продвигать его творчество, как и произведения ее новых друзей-писателей Константина Бранкузи и Марселя Дюшена. В 1941 году Пэгги вернулась в Америку и открыла в Манхэттене на 57-й улице сразу ставшую знаменитой галерею, которую назвала «Искусство этого века». После Второй мировой войны Пэгги Гуггенхайм развелась с мужем Максом Эрнстом и решила заняться выставочной деятельностью: собрание приобретенных ею произведений искусства она решила показать публике в одном из престижных залов Венеции – в приобретенном ею дворце Venier dei Leoni. С начала 60-х годов Пэгги Гуггенхайм прекратила сбор и создание коллекций произведений современного искусства, решив сосредоточиться на демонстрации уже накопленного. Свои коллекционные богатства она передала для организации передвижных выставок музеям Европы и Северной Америки, в том числе Музею Соломона Гуггенхайма в Нью-Йорке. Впечатления от того, что видишь в этом музее, всегда многообразны и остры. Но первый удар по воображению – это само здание, каменная спираль, ввинчивающаяся в небо, шедевр великого архитектора Фрэнка Ллойда Райта, построенный по инициативе и на деньги выдающегося ее дядюшки-финансиста Соломона Гуггенхайма. Музей его имени часто называют домом новейшего искусства, потому что концепция и постоянной его экспозиции, и сменяющих друг друга замечательных выставок – показ лучших произведений современности, самых разных по стилистике, идейной направленности и технике исполнения. У истоков превосходной коллекции музея как раз и стояла Пэгги Гуггенхайм, страстная собирательница модерна (и мужских - вместе с женскими - сердец), великий знаток нового искусства, один из ведущих искусствоведов ХХ века и просто замечательная женщина, которую в Париже называли неповторимой, в Венеции – последней догарессой, а в Нью-Йорке – еврейской принцессой и жемчужиной гуггенхаймовской коллекции, которую она же составила и неустанно пополняла. В конце концов именно этому Фонду Пэгги завещала свой дом и свою богатейшую коллекцию Созданный же ею Музей современного искусства в Италии стал главным хранилищем произведений европейского и американского искусства первой половины 20-го столетия. Отдельные коллекции музея представляют такие течения в изобразительном искусстве как кубизм, сюрреализм и абстрактный экспрессионизм. Пэгги Гуггенхайм умерла в Падуе, Италия, 23 декабря 1979 года и похоронена рядом со своими любимыми собаками в Саду скульптур в ее дворце Palazzo Venier dei Leoni в Венеции. Источник: http://www.newswe.com/index.php?go=Pages&a...iew&id=6324

Сабина Шпильрейн Сабина Нафтуловна (Николаевна) Шпильрейн-Шефтель родилась в Ростове-на-Дону 25 октября (7 ноября) 1885 г. Отец – Нафтула (Нафтулий) Мовшович (Николай Аркадьевич) Шпильрейн (1856 – 1938) – сын варшавского купца, энтомолог по образованию33, крупный торговец (купец 1, позже 2 гильдии), поселившийся в Ростове в 1883 г. Мать (в девичестве Люблинская) – Ева Марковна (1863 – 1922) – зубной врач, владелец дома с момента окончания его строительства в 1897 г. Собственный трехэтажный дом Е.М. Шпильрейн в Ростове-на-Дону на ул. Пушкинской, 97 (ныне 83) был доходным, т. к. в нём сдавались квартиры в наем. Детство Сабины прошло в семье, в которой царили строгие порядки, установленные отцом, стремившимся дать детям приличное образование. Атмосфера в доме была пропитана науками, литературой и музыкой. В 1890 – 1894 гг. Сабина по настоянию отца находилась в Фребелевском детском саду в Варшаве (на родине отца), в котором овладела основами немецкого, французского и английского языков. В подростковом возрасте у Сабины сложились непростые отношения с («любимым с болью») отцом, занимавшимся рукоприкладством, происходили стычки с матерью, проявился ранний устойчивый интерес к сексуальным проблемам и влюбленность в дядю-врача. Наряду с классическими языками, изучавшимися в гимназии, Сабина и её братья в определенные дни недели, по расписанию, составленному отцом, говорили только на немецком, французском и английском языках. Любые нарушения влекли за собой наказания, порой жестокие. Настойчивость отца привела к тому, что уже в юности дети свободно владели этими языками. Вполне вероятно, что Сабина Шпильрейн была знакома с окончившими ростовскую Екатерининскую гимназию немного раньше её Софьей Борисовной Бричкиной (1883-1967), ставшей секретарем-протоколистом Политбюро ЦК РКП (б), и Ниной Семеновной Маршак (1884 – 1938), вышедшей замуж за А.И. Рыкова, председателя Совнаркома СССР и члена Политбюро ЦК ВКП (б). К окончанию в 1904 г. с золотой медалью Екатерининской гимназии в Ростове-на-Дону у Сабины обнаружилось психическое расстройство, отчасти спровоцированное смертью от брюшного тифа 10 октября 1901 г. 6-летней сестры Эмилии, которую она любила «больше всего на свете». В апреле 1904 г. мать отвезла Сабину, болевшую шизофренией, для лечения в Швейцарию. Она пробыла месяц в санатории д-ра Геллера в Интерлакене, но без положительного эффекта. Далее лечение проходило с 17 августа 1904 по 1 июня 1905 г. в больнице Бургхельцли (под Женевой) проф. Эйгена Блейлера, одного из основоположников современной психиатрии. Лечащим врачом Сабины был заместитель главного врача К.-Г. Юнг (1875 – 1961), ставший в 1913 г. создателем аналитической психологии. Он поставил диагноз «психотическая истерия» (которая развивалась с 15 лет) и проявлялась в ночных страхах, галлюцинациях, истерических припадках, депрессии и др. Для её лечения К.-Г. Юнг впервые в своей практике применил метод психоанализа, разработанный проф. З.Фрейдом (1856 – 1939). Лечение было успешным, несмотря на стычки с медперсоналом и кокетливые демонстрации возможного суицида. Уже в апреле 1905 г. она была включена в списки студентов медицинской школы (отделения) университета Цюриха. Сабина, жаждавшая любви и сына, которого она хотела назвать Зигфридом, влюбилась в лечащего врача. Во время лечения Сабина участвовала в ассоциативном и иных экспериментах в клинике Бургхельцли и познакомилась с диссертацией К. Юнга. Во время учебы в Цюрихском университете в 1905-1909 г.г. она глубоко интересовалась проблемами психотерапии, психоанализа и педологии. Историю её болезни и лечения К.-Г. Юнг обсуждал в переписке с З. Фрейдом (она получила кличку «малышка») и в докладе на Первом Международном конгрессе по психиатрии и неврологии (Амстердам, 1907 г.) В течение учебы Сабина Шпильрейн продолжала успешно проходить амбулаторно сеансы психоанализа у К.-Г. Юнга (1905 – 1909 гг.). В 1908 г. К.-Г Юнг ответил взаимностью на чувства Сабины, они вступили в любовные отношения. Весной 1909 г. С.Шпильрейн работала интерном в клинике Э. Блейлера. В 1909 г., когда она сдала выпускные экзамены в университете и приступила к работе над докторской диссертацией, у неё возник конфликт с Юнгом, поскольку он был женат и не собирался разводиться. В него оказались вовлечены их друзья, коллеги и её родители, морально поддержавшие её. В 1909 г. в связи со сложившейся обстановкой она вступила в переписку с всемирно известным психологом и психиатром З.Фрейдом, продолжавшуюся вплоть до 1923 г. В том же 1909 г. С. Шпильрейн посредством переписки восстановила отношения с К.-Г.Юнгом (6), который остался научным руководителем её диссертации «О психологическом содержании одного случая шизофрении» успешно защищенной. В мае 1911 г. она получила степень доктора медицины. Текст диссертации был опубликован в 1911 г. К.-Г.Юнгом под названием «О психологическом содержании случая шизофрении – старческого маразма» в редактируемом им журнале. [В январе Сабина поселилась в Вене, где стала активисткой прихоаналитического общества Фрейда] Летом 1911 г. С. Шпильрейн во время короткого пребывания на родине прочитала в Ростове- на-Дону свою первую лекцию по психоанализу. С октября 1911 по март 1912 г. С.Шпильрейн жила в Вене, где лично познакомилась с З.Фрейдом и была 11 октября 1911 г. принята в Венское психоаналитическое общество. На его заседании 29 ноября 1911 г. она сделала доклад «О трансформации», излагавшей основные идеи её работы «Деструкция как причина становления», опубликованной в 1912 г. и ставшей широко известной среди психоаналитиков6. В ней она развила идею о том, что в человеке борются Эрос (сексуальное влечение) и Танатос (стремление к разрушению и уничтожению жизни). Этим положением отчасти реформировалась теория либидо З.Фрейда, который лишь позже признал подход С.Шпильрейн, предполагавший пересмотр некоторых положений психоанализа. Впоследствии З.Фрейд ссылался на работу С.Шпильрейн (1912), как предвосхитившую значительную часть его собственных рассуждений о мазохизме. Зимой 1911/1912 г. она читала в России лекции по психоанализу. В Ростовской синагоге. 1 июня 1912 г. был зарегистрирован её брак с врачом-педиатром и специалистом по нервным и внутренним болезням (при регистрации брака он был ошибочно назван ветеринарным врачом) 32- летним Файвелом Нотовичем (Павлом Наумовичем) Шефтелем, но свадьбу сыграли в Европе. От этого брака 17 декабря 1913 г. в Берлине родилась дочь Рената (Ирма Рената). Со второй половины 1912 г. по весну 1914 г. супруги жили в Берлине, где С.Шпильрейн работала в психоневрологической клинике проф. Бонхофера, а позже в Мюнхене, где она изучала мифологию и историю искусств. По-видимому, Сабина Шпильрейн была знакома с семьей Карла Либкнехта, женившегося 1 октября 1912 г. на ростовчанке Софье Рысс (1884-1964). Сестра последней, Сильвия Борисовна Рысс с 1910 г. была замужем за Яном Шпильрейном, братом Сабины, жившим в это же время в Германии (в Карлсруэ и Штутгарте). После начала Первой мировой войны в августе 1914 г. Шефтель, живший с Сабиной в Женеве, вернулся в Ростов, вероятно, из-за того, что Сабина всё еще испытывала чувство к К.-Г. Юнгу, хотя близкие отношения они прекратили еще в 1909 г. Весной 1913 г. прервались личные отношения Фрейда, симпатизировавшего сионистам (В письме С.Шпильрейн от 28 августа 1913 г. он писал: «сам я, как Вы знаете, излечился от последней толики моего предрасположения к арийскому делу. Если ребенок окажется мальчиком, пожалуй, я бы хотел, чтобы он превратился в стойкого сиониста… Мы евреи и останемся ими. Другие только эксплуатируют нас и никогда не поймут и не оценят нас») и К.-Г. Юнга, который впоследствии одно время был близок к нацистам. Однако научное сотрудничество все же сохранилось. После отъезда мужа С.Шпильрейн жила преимущественно в Женеве (1914-1923), где работала врачом-педологом в Институте Руссо и в лаборатории психоневрологии института проф. Клапареда. В 1920 г. короткое время она проживала в Лозанне. В сентябре 1920 г. она сделала доклад на 6-м конгрессе Международной психоаналитической ассоциации в Гааге. В сентябре 1922 г. С. Шпильрейн участвовала в 7 конгрессе Международной психоаналитической ассоциации (Берлин). Её деятельность способствовала международному признанию Русского психоаналитического общества, созданного в том же году. К 1923 г. она опубликовала 26 работ, посвященных психоанализу сексуальных проблем, но на жизнь в Швейцарии она зарабатывала с трудом. После установления в Ростове-на-Дону в 1920 г. советской власти дом Шпильрейнов был национализирован (им была оставлена лишь небольшая квартира). В результате родители утратили возможность помогать дочери материально. 26 марта 1922 г. умерла мать Сабины. С одобрения З.Фрейда (письмо от 9 февраля 1923 г.) она в конце зимы или начале весны 1923 г. вернулась на родину. В Москве, где работали её младшие братья Ян и Исаак, она поселилась в Доме ученых. Здесь она впервые назвала себя Шпильрейн-Шефтель. Видимо, прав А.М.Эткинд, считающий, что она возвращалась на родину не к мужу, не к брату, а чтобы «работать с наслаждением». Ведь с мужем она рассталась почти за 10 лет до этого, и после возвращения домой она не встречалась с ним в течение года или двух лет. Поражает отсутствие следов дальнейшей её переписки с Фрейдом, которая длилась столь долго и была не только профессиональной. Возможно, С.Шпильрейн была для З. Фрейда «постоянным напоминанием о К. Юнге, о разочаровании в нём и о той двусмысленной и неловкой роли, которую З.Фрейд сыграл в завершении её романа с К.Юнгом». Осенью 1923 г. она вступила в Русское психоаналитическое общество, сблизившись с его председателем Иваном Ермаковым и ученым секретарем Моисеем Вульфом. С сентября 1923 г. она стала научным сотрудником Психоаналитического института, где вела семинар по детскому психоанализу, ряд учебных курсов, читала лекции по психологии бессознательного мышления, проводила амбулаторный приём. Впоследствии она работала также врачом-педологом «Городка им. III Интернационала» и зав. секцией по детской психологии I-го Московского университета. Она была одним из самых авторитетных психоаналитиков России, членом президиума, руководившего Русским психоаналитическим обществом, которое было ликвидировано в 1930 г., хотя списки членов его, включая С. Шпильрейн, продолжали публиковаться за рубежом до 1933 или 1937 г. В июле 1924 г. её лишили возможности вести приём больных в детском доме-лаборатории. Комиссии, постоянно обследовавшие детский дом (13 мая 1925 г. было прекращено его функционирование как лаборатории) предвещали вскоре последовавшее отстранение И.Д.Ермакова от руководства работой и выселение психоаналитического института из здания на ул. Малой Никитской. В плане работы Психоаналитического института на 15.09.1924–1.06.1925 гг. уже нет упоминаний о С.Н.Шпильрейн в отличие от аналогичного плана на 1923/1924 гг. В ноябре 1924 г. М.В. Вульф сменил И.Д. Ермакова в качестве президента Российского психоаналитического общества, а С.Н. Шпильрейн выбыла из состава его бюро. Именно все это, по-видимому, послужило причиной отъезда С.Н. Шпильрейн из Москвы в Ростов, а не «независящие от неё семейные обстоятельства». Можно было бы думать, что она переехала в Ростов до конца 1924 г., но тогда она была бы включена в обширный список ростовских врачей (думаю, это было для неё совсем не безразлично). По состоянию на 1.01. 1925 г. в нём, например, был указан П.Н.Шефтель). Вероятнее всего, этот переезд состоялся в первой половине 1925 г. При этом вначале она вместе с дочкой жила некоторое время у отца или брата, поскольку в одном из списков членов Русского психоаналитического общества в качестве места жительства С.Н.Шпильрейн в Ростове указан их адрес (Пушкинская, 97). Вскоре после возвращения она вновь сошлась с П.Н.Шефтелем (статным мужчиной со смоляной бородой и холеными руками), который до этого жил в гражданском браке с ростовчанкой, родившей в 1924 г. его дочь Нину. Отец Сабины, бывший персональным пенсионером республиканского значения за личные заслуги в ликвидации неграмотности (Поэтому он в письме к сыну Исааку (в день его рождения 26 мая 1937 г.) в Карлаг делился своими соображениями о методике преподавания арифметики в школе) владел в годы НЭПа торговой компанией (позже он был коммерческим директором предприятия) и мог оказать ей помощь, но поселить надолго у себя он не мог, поскольку принадлежавший ему дом был национализирован, а он жил в комнате для прислуги. В находившейся здесь же двухкомнатной квартире жили младший брат Сабины Эмиль и его супруга. Через один - полтора года после возвращения в Ростов-на-Дону С.Н.Шпильрейн-Шефтель родила 18 июня 1926 г. дочь Еву, названную, очевидно, в честь бабушки. Супруги жили в трехкомнатной (одна комната была без окон) квартире П.Н. Шефтеля на ул. Дмитриевской (теперь Шаумяна). В статье, написанной в Ростове и опубликованной к декабрю 1927 г. за рубежом, она опиралась на свою ростовскую практику в профилактической школьной амбулатории, а также на материалы одного детского сада (очевидно, сведения, изложенные в статье, были собраны до рождения Евы). В ростовской газете «Молот» с 1.12.1927 г. по 17.03.1928 г. публиковались объявления доктора бывшего ассистента заграничных клиник С.Н.Шпильрейн-Шефтель о приёме больных (психоневрология и детская дефективность) и бывшего ординатора клиник П.Н.Шефтеля о приёме страдающих внутренними и детскими болезнями. Судя по сравнительно малой продолжительности и нерегулярности таких публикаций, супруги экономили деньги, а эффективность этих объявлений была невелика, поскольку многие другие ростовские врачи печатали свои объявления почти ежедневно в течение многих лет. По воспоминаниям Нины Павловны, она могла снять боль у девочки, держа руки над её головой. У супругов были глубокие чувства, несмотря на вспыльчивость и странности П.Н.Шефтеля, которые воспринимались окружающими как душевная болезнь. После смерти мужа Сабина Николаевна бережно сохраняла все бумаги на его столе в том порядке, в каком он их оставил. По воспоминаниям подруг Евы (её одногодок из соседних домов), супруги жили в достатке и имели приходящую домработницу. Приятельница Сабины Николаевны учила Еву и её подруг языкам, музыке, танцам, живописи. По воспоминаниям дочери Шефтеля Нины, в квартире было много трудов психоаналитических обществ на немецком и французском языках. Последняя известная опубликованная статья С.Н.Шпильрейн (так она себя назвала в ней, в отличие от предшествующих работ) «Детские рисунки с открытыми и закрытыми глазами» с подзаголовком «исследования о подпороговых кинэстетических представлениях» (1931 г.) представляла собой доклад в Педологическом обществе при Северо-Кавказском университете зимой 1928 г. Эта работа, посвященная её отцу, была переведена им с русского на немецкий язык. В 1923 – 1931 гг. за рубежом вышло восемь её статей на немецком и французском языках (несомненно, большинство из них было написано еще в Швейцарии и лишь 2 в СССР), а в СССР – лишь одна на русском языке (1929 г.). Последняя представляла изложение (или полный текст) большого выступления С.Н.Шпильрейн-Шефтель в прениях при обсуждении доклада Г.А.Скальковского «Теория гомофункции и методики гомофункционального перевоспитания личности», сделанного 13 мая 1929 г. на 1-м совещании психиатров и невропатологов Северо-Кавказского края (11-13 мая 1929 г.). По воспоминаниям подруг Евы, они часто рисовали по просьбе Сабины Николаевны, которая подолгу рассматривала их рисунки. Возможно, они могли послужить материалом для продолжения её последней статьи о детских рисунках, выполненных с открытыми и закрытыми глазами. В 1931 г. она приняла участие в 7 Международной психотехнической конференции в Москве, организованной её братом Исааком. Она работала педологом в школе, а после разгрома в СССР педологии (в 1936 г.) – школьным врачом на полставки. С 1933 г. С. Либкнехт жила в Москве и, наверняка, поддерживала отношения с семьей своей сестры, а может быть и с С.Н.Шпильрейн-Шефтель, изредка бывавшей в Москве. В январе 1935 г. был арестован в Москве брат Сабины Николаевны Исаак, попавший в ссылку (как и его жена в 1937 г.). Летом 1937 г. от инфаркта умер П.Н. Шефтель, хотя ходили слухи, что он покончил жизнь самоубийством, опасаясь стать жертвой репрессий. 4 ноября 1937 г. был арестован её младший брат Эмиль Шпильрейн (обвиненный в участии в право-троцкистской террористической вредительско-диверсионной организации), расстрелянный 20 июня 1938 г. В конце 1937 г. был арестован брат Ян, вскоре погибший. Видимо, в связи с такой же возможностью для самой Сабины Николаевны (как человека, долго жившего за рубежом и имевшего там связи) она и мать Нины Павловны договорились через полгода после смерти П.Н. Шефтеля о совместной ответственности за 13-летнюю Нину и 11-летнюю Еву. Ева была красивой девочкой с темными волнистыми волосами, внешне похожей на отца. Она училась в музыкальной школе им. Ипполитова-Иванова по классу скрипки. По оценке её преподавателя М.А.Бородовского и профессиональных скрипачей у неё были большие музыкальные способности (рассказы её подруг). 24-летняя Рената (темноволосая кудрявая девушка, похожая на мать) жила в Москве, где училась в музыкальном училище при Московской консерватории по классу виолончели (судя по её возрасту, она, по-видимому, одновременно работала). После смерти отца 17 августа 1938 г. (сведения областного архива ЗАГС) Сабина Николаевна осталась без близких родственников. В последние годы жизни С.Н.Шпильрейн-Шефтель работала невропатологом (детским психиатром?), судя по воспоминаниям подруг Евы Шефтель, в платной поликлинике Дома ученых на ул. Энгельса (ныне Б. Садовой), Нина Павловна, познакомившаяся с женой отца осенью 1937 г., вспоминала, что эта 52-летняя женщина была согбенной «старушкой» в старой черной юбке до земли и в ботинках на застежках «прощай молодость» («так одевалась моя бабушка»). В памяти подруг Евы Сабина Николаевна также запечатлелась как некрасивая седовласая «старушка», худенькая, небольшого роста, носившая темные и длинные одежды, обычно сидевшая в уголке дивана и много писавшая. Позднее они считали, что она была похожа на Р.Зеленую или Л.Ахеджакову. Она была непрактичной хозяйкой, поэтому подруги Евы не раз видели, как девочка покупала яйца и готовые котлеты, чтобы приготовить себе еду. В 1941 г. С.Н.Шпильрейн-Шефтель отказалась эвакуироваться, не поверив в сообщения о немецких зверствах (как и другим, обычно лживым сообщениям советских газет и радио), хотя Нина и её мать уехали. В 1941 г. Рената приехала летом к матери (как она приезжала в предшествующие годы) и осталась с нею (поскольку училище было эвакуировано из Москвы), став нянечкой в яслях. В ноябре 1941 г. Ростов-на-Дону на неделю был оккупирован немецкими войсками, которые не успели приступить к реализации директив о массовом уничтожении евреев. Ходили слухи, что она пыталась предложить немецкой комендатуре свои услуги в качестве психоаналитика, однако они, скорее всего, ошибочны, если уже в 1928 г. она затруднялась в переводе с русского на немецкий. Во всяком случае, она не была включена в 1942 г. в состав еврейского Совета старейшин. В 1941 г. появились немецкие приказы (с угрозой расстрела за их нарушение) о регистрации всех «жидов» и об обязанности каждого еврея носить желтую шестиконечную звезду. Поэтому евреи города могли понять, что их ожидает. Подруга Евы М.С.Хачатурьянц вспоминает, что около одной из сгоревших квартир нашла метрическую выпись армянской девочки и предложила её Еве, чтобы та могла спастись, выдав себя за армянку. Однако Ева отказалась. В июле 1942 г. во время боев за Ростов и ожесточенных бомбардировок города сгорел дом, в котором жила семья С.Н.Шпильрейн-Шефтель, перебравшаяся в свободную квартиру (квартир, хозяева которых были эвакуированы, было тогда немало) где-то на ул. Книжной (ныне Серафимовича) близ Газетного переулке. Возможно, она находилась недалеко от сборного пункта евреев Андреевского района на углу Социалистической ул. и Газетного переулка (здание школы). Именно оттуда она с детьми пошла на смерть. 11 или 12 августа 1942 г. Сабина Шпильрейн и обе её дочери были расстреляны вместе со многими тысячами ростовских евреев в Змиевской балке. Так трагически закончилась жизнь Сабины Шпильрейн, последняя треть которой была отравлена тоталитарным коммунистическим режимом, лишившим её возможности творчески работать, получая наслаждение. Трагична была и судьба её братьев, ставших жертвами незаконных политических репрессий второй половины тридцатых годов в СССР: Источник: http://www.pseudology.org/Psyhology/Shpilrein.htm