АЙЯ

Парижанин, отслужив срочную на Черноморском флоте, поменял Францию на Россию

Cейчас в либеральной среде только и разговоров: где лучше в эмиграции жить? А вот история противоположная. Молодой парижанин меняет Елисейские Поля на Красную площадь. Невзирая на курс доллара и прочие катаклизмы.

Жила я по ту пору у отца в Горном Алтае в крохотном геологическом поселке Чаган-Узун, расположенном на Чуйском тракте. Училась в 7 классе.
Но училась не здесь, а другом геологическом поселке за сто км. от моего, Курае, тоже по тракту и жила в интернате для детей тех поселений, где не было своих школ.
Автобус по тракту ходил один раз в день, поэтому на выходных ездила домой, в основном на попутках.

Утро середины мая выдалось солнечным, теплым, ласковым, шепчущем на ушко четырнадцатилетней девчонке, что-то трепетное, запретное. Соки природы и ранней юности вступили в противоречие со здравым смыслом и понятием "надо".

Выйдя из интерната, зажмурив глаза, подставила лицо ласковому солнышку и замерла, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Что-о странное творилось внутри, хотелось куда-то идти далеко и долго, как-будто струна натянулась и чуть подрагивая, тихо-тихо звенела, как от ветра.

Развернувшись в прямо противоположную сторону от школы, куда должна и была идти на первый урок, я целенаправленно пошла к тракту, пересекла его и начала подниматься в горы по видневшейся крутой тропке.
Перед подъемом, чтоб идти налегке, я на большом валуне оставила свой портфель-папку, подумав, что заберу на обратном пути.

В начале шла по тропе, затем несколько раз сворачивала в разных направлениях, обходя большие камни и расщелины. Почему-то мне даже не приходило в голову, что я могу заблудиться. Я шла, как на зов, прислушиваясь к звенящей струне внутри себя.

И наконец, мне открылась крохотная долина с идеально-круглым маленьким озером и одиноко стоящей над озером старой корявой мощной лиственницей, уже поверившей весне, и одевшись в миллион салатного цвета нежнейших пушистых метелочек-иголочек с маленькими зелеными розочками-шишечками.

Струна внутри замолчала. Видимо, я пришла куда надо.

Забравшись на толстую нижнюю ветку дерева, которая чуть ли не перпендикулярно росла стволу и нависала далеко над озерком, я сидела болтая ногами, потихоньку напевая, как сейчас помню, песню про верблюда и Каракумы. Еще я ела метелочки-иголочки с розочками-шишечками, было вкусно, сладко и терпко. Отковыривала с коры натеки живицы и жевала ее - наша сибирская жвачка.
О чем я думала тогда, да и думали ли вообще, я не помню. Помню только эмоциональное состояние безграничного покоя и счастья, гармонии и красоты окружающего мира.

Уходя, я по обычаю тех мест, решила на счастье привязать на дерево цветную тряпочку. Но кроме красного пионерского галстука, другой тряпочки не нашлось. И пионерский галстук был приговорен с тех пор приносить своей хозяйке счастье.

Обратный путь я проделала уверенно, шла, как по пеленгу, ни разу не усомнившись в правильности пути. По мере спуска, становилось все темнее и темнее и когда я оказалась на тракте, была уже ночь. Поселок горел огнями и жил ночной жизнью.

Но так быть не должно!!!
Мне казалось, что я провела в долине два, ну от силы три часа. Если учесть, что в школу я должна была придти к восьми утра, то сейчас должен был быть обед, но... была глубокая ночь.

Папку я свою в темноте не нашла, да и не сильно искала, представив, какой сейчас получу нагоняй от воспитателей, я рванула бегом в интернат.

Там все были в панике и, по тревоге начальника экспедиции, несколько групп рабочих ушли в горы на мои поиски, т.к. найденная на камне папка у тропы и некоторые следы говорили о моем маршруте.

Я чистосердечно рассказала где была и что делала, описала подробно место. На что начальник партии, знавший окрестные горы, как "отче наш", сказал, что я фантазерка, и нет поблизости никакой долины и озера уж точно быть не может.

На следующий день он взял меня и еще двоих взрослых и сказал; - веди!
Я повела. И опять я шла уверенно, хотя струна внутри уже не звенела, но юная память не подвела меня.
Мы вышли к той самой корявой лиственнице с красным галстуком на ветке висевшей ... над пропастью...
Долины не было и озера не было. Была лиственница выросшая на крутом склоне горы над самой пропастью с красным галстуком на ветке, повисшей над пропастью половинкой моста.

Но место это с долиной, озером и лиственницей не исчезло. Оно живет в моих снах. Я вижу эту долину, как наяву, и в соответствии со временем года, в ней то зима с замерзшим озером и голой лиственницей, то осень с пожухлой травой и осыпающейся желтой хвоей, то жаркое алтайскае лето с сочащайся по коре ароматной живицей и цветущем разнотравьем с жужжащими шмелями.
В последний раз видела, что около озера выросли три маленьких березки, еще совсем подростки. Даже галстук до сих пор висит, только выгорел, стал совсем белым и истрепался на ветру до ниток. Что это был галстук, уже не понять - белая порванная тряпочка.

Сны эти вижу не часто, но после каждого такого сна в моей жизни происходит что-то очень важное, что-то меняется коренным образом и в лучшую сторону.