Борис Либкинд

Тильда Реджуан У Тильды Реджуан сильный голос. Строгий вкус. Скоро она станет Далидой. На бесконечное время короткого концерта. Далидой-парижанкой. - …и ты ни о чем не жалеешь? - Жалеть? А что это дает? Я не Бог, сама себе мир создать не могу, не отделяю свет от тени. Да это и хорошо. Кто знает, что бы я на месте Творца напридумывала? - Когда ты начала понимать, что без музыки вся твоя жизнь не состоится? Как ты в детстве представляла будущее? - Я знала, что буду стоять на сцене. Что буду петь о любви. Видела большой зал, много-много глаз, устремленных на меня. Будто сама себе пророчила. Так и вышло. Моя тема - любовь. У кого-то море, у кого-то - политика. У меня - вся любовь земная. Певица Тильда уже гораздо лучше говорит на иврите, чем когда мы познакомились. Кажется, что та девочка, которая приехала когда-то в Париж, была околдована этим городом, так и мчится от удивления к удивлению. Она пела французские шансоны, обработки оперных арий (к примеру, вечно волнующий мотив трогательного хора пленных иудеев из оперы «Набукко» Верди), популярные песни. Выступала вместе с израильским певцом Одедом Менаше. Теперь она сама ведет свои концерты, рассказывает истории любви знаменитых женщин и мужчин - Эдит Пиаф, Марлен Дитрих, Жака Бреля. Она поет на французском, иврите, ладино, испанском, итальянском, английском. После концерта к ней в гримерку идут посетители. С неизменными восторгами, с пожеланиями счастья. Тильда всегда поет о себе и своей душевной жизни, о своих переживаниях и смятении. Девушка, родившаяся в Турции в небедной еврейской семье, получила образование в Швейцарии (там в одиннадцать лет она начала курить по 4 пачки сигарет в день!). Потом она приехала в Париж и была околдована музыкой этого города. В Париже она встретила Мишеля Леграна, композитора-легенду, который отметил ее дарование, помог записать первый альбом. И здесь она нашла второго Мишеля, Кайсона. Ей было семнадцать. Они гуляли по Парижу - и гадали на всем подряд: на звоне колоколов, на мостах, на парочках, которые делают этот город страной влюбленных. Вскоре они начали работать вместе. Тильда пела, Мишель стал ее продюсером. - Тильда, вы вместе больше двадцати лет. За это время были драмы, нервы, попытки расстаться? - Первые несколько лет мы то и дело собирали чемоданы. То я, то он. Пока все складывали, гнев остывал. И мы мирились. И снова были вместе. До новой акции с чемоданами… Мишель, который сидит рядом с ней, смеется: - Зато наши чемоданы были всегда готовы к отбытию. - А теперь у вас все гладко? - Мы многому научились. Плавание в одной лодке стало нашей общей победой. - Тильда, кроме музыки, что ты еще любишь? - Шить. Делать своими руками красивые вещи. Вот этот жакетик я купила без всех блесточек-цветочков. И сделала их! Сама! Пришила, прикрепила. Ничего, а? И эту сумочку. Вот как блестит! Работа моей фирмы! - Мишель, новая страна, иной стиль, иные правила общения - это трудно? - Честно? Я здесь стал сильнее. Этот стиль - когда говорят и не делают - мне уже понятен. Я здесь вырос, закалился. Стойко переношу все обещания, вычерченные на песке. Прежде меня бы это убило, раздавило, а сейчас я в полном порядке. Звонит мне накануне концерта ответственный за звук. Говорит, что он не придет. Отвечаю: ладно, ничего. И нахожу замену. Прежде я был бы просто уничтожен, а теперь даже с юмором это воспринимаю. - Для этого надо была приехать в Израиль? - Вышло, что мы здесь прижились. Мы ничего не идеализируем, но мы - свои. Тильда была названа «Певицей года» в Бельгии, покорила российские города, концертные площадки Европы. Курить она давно бросила, понимая, что это вредно для голоса. Она говорит: - Селин Дион - классная певица, умница, человек с сердцем, с душой - но ее заставили в свое время измениться, навязали ей тот имидж, который казался верным «пиарщикам», изготовителям звезд. Я не могу принять чужое мнение за руководство к действию. Я сама себе мода, и худрук, и стилист. Меня поначалу не понимали - я не пела израильские песни. Потом смирились. Признали. Собачка тычется в ее блестящий пиджачок. Тель-Авив бежит, шумит, гудит. Я вспоминаю о своем первом впечатлении от ее пения. Финальные титры фильма Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник», стойко засевшая фраза о том, что «Моцарт - великий композитор», и голос, дивный, яркий, свежий, со звонкими медными верхушками и эффектной серединой. Голос огромного диапазона, никогда прежде не слышанный. Это пела Тильда… С композитором Эдуардом Артемьевым, написавшим музыку к фильму Михалкова, у нее установились очень добрые, дружеские отношения, а песню из вокализа к картине Тильда сделала сама. Про бал белых облаков, про тревогу и нежность, которые особенно остро касаются души, когда ты одинок. В Израиле она начала выступать с пианисткой Мирьям Резник, со скрипачом-виртуозом Мирелем Резником (братом Мирьям), с разными оркестрами, а еще был особый проект в Центре сценических искусств, когда Тильда выступила в одном концерте вместе с актрисой Рамой Месингер. Из Израиля она много раз выезжала на гастроли, в гости в любимую Турцию. Она любит театр песни, все те возможности, которые песня, хорошо написанная, грамотно оркестрованная, предоставляет исполнителю. - Все эти страсти, о которых пела и плакала Эдит Пиаф - и мои тоже, я не разделяю себя и свою героиню в песне, когда я пою - я пою о себе, и только о себе, - сообщает Тильда. - Здесь нет границы, нет разницы. Любовь - это бурное море, в нем я купаюсь, в нем черпаю силы, его боюсь, от него бегу, когда оно становится страшным, пугающим. Я, наверное, не зря так люблю море. Оно напоминает мне о жизни и любви, о том, что мы вечны, пока живем, пока любим. Мы обсуждаем с певицей передачу «Зман тарбут» («Время культуры»), в которой известный в мире израильский дирижер Даниэль Орен, лауреат премии Герберта фон Караяна, живущий и работающий в Италии, говорил о том, что в нашей маленькой стране ничего не делается без протекции, что наша, израильская, идеальная модель для всего - усредненность, банальность. Тильда с ним согласна: - Ну, скажи, разве он не прав? Он - прав! И еще как! Разве репатрианты из бывшего Союза не сталкивались с этим на своем опыте? Разве их не прогоняли, им не отказывали только по той причине, что они - иные, да и протекции у них не хватало? Я не отрицаю того, что Орен прав, что его возмущение основано на глубоком знании, на собственном опыте. - Но ты ведь выбрала жить здесь, в Израиле, в стране, где, как ты точно знала, мало публики, площадок, есть проблемы с внедрением в культурное сознание… -.Я здесь - дома, я не могу в Европе диктовать свои законы, я там многое терплю, многому удивляюсь, но молчу. Я люблю бывать в Европе, в Москве, в России вообще, я поняла раз и навсегда, что русские умеют ценить красивое, талантливое, у них есть чутье и вкус. Но только здесь я могу сказать: надо что-то менять, мне не нравится, что практически все делается по протекции, я хочу видеть мою страну другой, я верю в то, что у нас все будет хорошо. Знаешь, очень приятно сидеть в своей гостиной - и испытывать гордость от того, что это - твой дом, твоя страна, твой, Богом дарованный, мир. Автор: Инна Шейхатович Источник: http://borisliebkind.livejournal.com/30080.html

Нина Шацкая Она поет романсы. И джаз. Красивая женщина. Красивый голос. Дочь выдающегося рыбинского музыканта – певца, композитора, руководителя джаз-оркестра "Радуга" – Аркадия Шацкого. Бабушка Нины Муся Абрамовна Шацкая, живёт сейчас в Израиле. НИКИТА Богословский сказал о певице так: «На фоне наших эстрадных «звезд», «легенд» и прочей блатной попсы она выглядит королевой — недоступной и одинокой. Мне нравится Шацкая. Я поймал себя на этом. Ее музыка любви ранила меня, что, ей-богу, о-очень трудно сделать…» — Нина Шацкая — так ведь зовут не только вас, но и вдову Леонида Филатова. Скажите, ваши имя и фамилия… — Ой! Катастрофа! Я никогда не думала, что нас начнут путать, мы работаем в абсолютно разных жанрах. Но оказалось, что сейчас Нина играет в оперетте Журбина Аркадину и… поет там. Теперь уже полная путаница и неразбериха. Не знаю, что делать! Но актриса сама нашла способ: она теперь подписывается Нина Шацкая-Филатова. Я ей так за это признательна! Смешно, но на самом деле я по документам Нинель. (Хотя и в семье, и в школе меня всегда звали Ниной). Родилась 22 апреля, и родители (настоящие коммунисты, как и все в то время) назвали меня Нинель — Ленин наоборот. Мой отец, у которого был свой джазовый оркестр в Рыбинске, всегда говорил: имя должно звучать на сцене. Нинель Шацкая — звучит! Но, когда я выросла и начала петь, мне только ленивый не сказал: «Слушай, зачем тебе этот дурацкий псевдоним? Какой декаданс! Вычурно! Пошлятина!» Могу твердо сказать: с переменой имени действительно меняется жизнь. С тех пор, как я окончательно и бесповоротно стала Ниной, в моем характере меньше вычурности и манерности. И на сцене я совсем иначе стала себя вести. Больше менять в имени ничего не буду, а то последствия могут быть непредсказуемыми (смеется). — С вашим роскошным и чувственным голосом вы бы, спев пару-тройку «муси-пуси», могли зарабатывать баснословные гонорары. — Я записала в Америке свой единственный попсовый проект. И поняла — не мое… Хотя обожаю танцевать и до сих пор хожу на дискотеки. Но в жизни бывают состояния, когда взрослому человеку надо подумать. Попереживать… Как раз в эти моменты хочется петь романсы… И слушать их. То же я могу сказать и о джазе. Да, моя профессия не позволяет мне на сегодняшний день роскошествовать. Но я пою то, что ХОЧУ. Это вообще немыслимо в современном шоу-бизнесе. Сталкиваюсь иногда на сборных концертах с девочками-солистками известных поп-групп. И вижу, насколько они изнурены длительным «чесом» по городам. Не могут выбирать репертуар и то, куда им ехать или не ехать на гастроли… Глядя на них, понимаю, что за все надо платить. За пристрастие к некоммерческим жанрам плачу отсутствием глобальной популярности. Мое кредо — я пою вживую. Это жесткое правило. Не умею петь под фонограмму и не хочу учиться. Это особый труд. Научиться попадать в свою фонограмму — долгая работа. — Концерт, который 11 октября пройдет в Доме музыки, чем он будет отличаться от всех ваших предыдущих выступлений? — Свои концерты всегда начинала с романсов, а заканчивала джазом. И мои поклонники разделились на два «лагеря». Одни считают, что мне надо петь только романсы, другие — что только джаз. И я пыталась всем угодить. Но сейчас понимаю, что у меня своя публика — уж в Москве точно. И захотела сделать концерт, состоящий только из романсов. Очень люблю театральный зал Дома музыки, где будет проходить концерт. Он такой сказочный — как и романс «Изумруд». Аскетичная темная сцена, рояль и певица… Одновременно выйдет и новый диск романсов «Изумруд». Когда пою, то не пытаюсь людей «встряхнуть»: ну посмотрите на меня, ну послушайте. Просто рассказываешь какую-то историю, а слушатель в этот момент вспоминает что-то свое. Своим пением ты помогаешь ему что-то вспомнить — очень важное для него… — Один наш известный шоу-продюсер сказал, что никогда бы не взялся за раскрутку исполнительницы романсов. Потому что романс — это декаданс, нудно, слезы на глазах, бокал вина… А вы — против течения? — (Смеется.) Ну, это смотря как петь романсы. Никому не нужны страдания. Никогда не забуду урока, который мне случайно преподал Александр Абдулов. Когда только приехала в Москву, записывала в студии «Ленкома» мой любимый романс «Изумруд». Мимоходом туда заглянул Абдулов и бросил фразу: «Что ты поешь про изумруд, как будто это огромный булыжник?» Я это запомнила на всю жизнь. Нельзя всерьез петь слова романса. Поешь немножко с иронией. Не с сатирой, а именно с иронией. «Да, было, надо же, какой я была, так плакала, так голову теряла… Как все-таки хорошо было!» И тогда люди на концертах не «умирают». У них не драма и не трагедия в душе, а светлая грусть… Источник: http://borisliebkind.livejournal.com/29910.html

Ра Мессерер Она снималась в кино под именем Ра Мессерер. В семье ее тоже часто называли Ра, так что я услышал это имя задолго до того, как узнал о древнеегипетском Боге Солнца. Для всех родственников она и в самом деле была солнцем в окошке, излучавшим доброту и мудрость. Родилась Рахиль 4 марта 1902 года в Вильне, крупнейшем в то время центре еврейской культуры. Евреи в тот год составляли 51 процент его населения. Но Рахиль не могла помнить Вильно (сегодняшний Вильнюс), потому что семья переехала в Москву, когда ей было два года. Со слов матери она рассказывала, что среди ее предков по материнской линии были виленские цадики, то есть, мудрецы-праведники. Поскольку фамилия ее матери была Шабад, возможно, она имела в виду, в частности, Цемаха Шабада (1864-1935), врача и крупного общественного деятеля Вильны. В Еврейской энциклопедии я прочитал, что он был прототипом знаменитого Доктора Айболита. Как жаль, что я не спросил об этом самого Корнея Ивановича Чуковского, когда мне посчастливилось его интервьюировать в конце 60-х годов в Переделкино. Семья Мессерер. Слева направо сидят: Александр, Сима Моисеевна (мать), Михаил Борисович (отец), Рахиль и Елизавета. Стоят: Эммануил, Азарий, Асаф, Маттаний и Суламифь. По-видимому, Рахиль проявляла большие способности в детстве, потому что ее, несмотря на процентные нормы для евреев, приняли в одну из престижных московских гимназий, которую основала княгиня Львова. Директором гимназии была княжна Львова, так что про гимназисток говорили, что они "учатся у княгини и княжны". Больше всего юная Рахиль любила уроки музыки — она пела в гимназическом хоре — и русского языка. Преподавал русский язык бывший народник, сидевший некоторое время в тюрьме за революционную деятельность. Он ставил ей только отлично по грамматике и дикции. За всю свою жизнь я встретил немного людей, вполне правильно говоривших по-русски. Почти все они учились до революции в гимназиях, и Рахиль была в их числе. Увы, звуковое кино изобрели уже после того, как закончилась кинематографическая карьера Рахили. Многие актрисы тогда вынуждены были уйти из кино из-за плохой дикции, но Рахили это никак не грозило — она могла бы прекрасно озвучивать фильмы. Учеба в гимназии была прервана во время революции. Наступили голодные, холодные годы, и Рахиль очень рано стала помогать матери заботиться о младших сестрах и братьях. Вот что писала в своих дневниках младшая сестра Рахили Елизавета, ставшая драматической актрисой: "В нашей семье Ра пользовалась большим авторитетом как старшая сестра и главная помощница мамы. Помню, что, когда я была маленькой, она меня причёсывала, водила гулять, а в гостях, прежде чем попросить что-нибудь, я всегда смотрела на неё и ждала, кивнёт она головой или нет. После ранней смерти мамы она фактически стала матерью для младшего брата Александра, которому в то время было только 13 лет, а Рахили — 27". (Сейчас Александр остался, можно сказать, "последним из могикан" — ему 93 года, и у него уже взрослые правнуки). Рахиль принимала важные решения, определявшие судьбу братьев и сестер. Например, в семье только она знала о страстном желании Асафа заниматься балетом. Отцу он боялся сказать о своих планах, зная, что, при всей его любви к театру, он не одобрит это решение. Рахиль же сказала Осе, так она звала Асафа, — если любишь сильно балет, значит иди в балет. Поступив в частную балетную школу лишь в 16 лет, Асаф добился таких феноменальных успехов, что через два года его приняли в выпускной класс Хореографического училища Большого театра. Именно тогда Рахиль решила, что у ее младшей сестры Суламифи есть все данные, чтобы пойти по стопам Асафа. Она повела Миту, как ее звали в семье, на вступительный экзамен в Хореографическое училище, сшив ей красивую балетную пачку. Так что оба прославленных артиста избрали балетную карьеру вo многом благодаря Рахили. Рахиль знала о способностях Асафа и Суламифи по домашним представлениям, которые организовывал старший брат Азарий, будущий знаменитый актер и режиссер. В этих представлениях она сама принимала живейшее участие и рано решила посвятить себя искусству. Девятнадцатилетняя Рахиль поступила в Институт кинематографии вскоре после его основания. На приемном экзамене председатель комиссии Лев Кулешов попросил ее исполнить этюд — поймать бабочку. Рахиль долго подкрадывалась к воображаемой бабочке и промазывала — неудачно "накидывала сачок". В конце концов от досады она разревелась так убедительно, что экзаменаторы сами чуть не прослезились. Училась она у таких знаменитых режиссеров и педагогов, как Лев Кулешов, Яков Протазанов и Дзига Вертов. Среди её однокурсников были знаменитые в будущем кинематографисты Иван Пырьев и Борис Барнет, а двумя курсами позже училась Вера Марецкая, с которой ее связывала потом многолетняя дружба. ВГИКовцы собирались в доме Мессереров, устраивали вечеринки с танцами, шарадами, маскарадом. В ее студенческой компании душой общества был однокурсник Владимир Плисецкий — остроумный, обаятельный, атлетически сложенный. Она познакомилась с ним на занятиях по верховой езде. Прекрасный наездник, он помог ей овладеть этим важным для актера кино навыком. На одну из вечеринок он привел своего старшего брата Михаила. Так получилось, что оба брата стали ухаживать за красавицей Рахилью — любовный треугольник. Рахиль отдала свое сердце Михаилу и вышла за него замуж. А Владимир ушел из кино, став гимнастом — акробатом и эстрадным артистом, выступал в антрепризе Клавдии Шульженко. Он пошел на фронт добровольцем, геройски проявил себя как разведчик, его неоднократно забрасывали за линию фронта на парашюте. Владимир погиб в декабре 1941 года во время одной из таких отчаянно смелых операций. Карьера Рахили в кино начиналась весьма успешно. Протазанов считал, что её необыкновенная, можно сказать, библейская красота (огромные, печальные глаза, иссиня чёрные волосы и смуглый цвет лица) — восточного типа, поэтому он предложил ей сниматься на главных ролях в новой студии "Узбекфильм", открывшейся в Ташкенте. Там она снялась в фильмах "Вторая жена" (1927), "Прокажённая" (1928), "Долина Слёз" (1929) и других. Эти фильмы имели в свое время большой успех, и печальные глаза Рахили смотрели с афиш многих кинотеатров страны. Роли ее были трагическими. Сегодня эти фильмы могли быть весьма актуальными, так как их главная тема — освобождение женщин Востока от ига мусульманского Шариата. Например, в начале фильма "Вторая жена" Ра появлялась в чадре — покорная, забитая, а в конце фильма, испытав множество бедствий, её героиня решается на бунт против нелюбимого мужа и жестоких родственников. В наши дни, когда по телевизору показывают женщин Ирана и Афганистана, борющихся за свои права, я вспоминаю Ра в фильмах, снятых в Узбекистане. Нет сомнения, что Рахиль была талантливой актрисой, ее страдания на экране брали за душу. А мне смотреть эти фильмы особенно больно, ибо я знаю, что судьба ей готовила не менее тяжкие испытания, чем у ее героинь. Помимо Ташкента, она побывала на съемках в Алтайских горах, в Калмыкии и в Киеве, где играла в фильме "Дочь раввина". Стоит отметить, что в то время актеры обходились без дублеров, и Рахиль научилась прекрасно ездить верхом и на мотоцикле. Она вообще много чего умела делать: и ставить спектакли, и танцевать, а главное — принимать смелые решения. Забегая вперед, скажу, что именно смелость и находчивость помогли ей выжить в условиях, казалось бы, гибельных. После рождения Майи Рахиль некоторое время еще продолжала сниматься в кино и в Ташкенте, и на Мосфильме. Иногда она брала дочку на съемки комедии "Сто Двадцать тысяч". Четырехлетняя Майя побывала и на просмотре фильма "Прокаженная". Она разрыдалась на весь зал, когда увидела, как басмачи бросили несчастную героиню под копыта лошадей. Мать долго успокаивала ее, говоря, что это только кино, что она с ней, но Майя упорно повторяла: "Они же тебя убили!" Рахиль вынуждена была уйти из кино, когда ожидала второго ребенка, а мужа назначили управляющим рудниками "Арктикуголь" и консулом СССР на норвежском заполярном острове Шпицберген, где он организовал добычу угля. Об этой эпопее были написаны многочисленные статьи и книга известного поэта-футуриста Вадима Шершеневича. Книга эта изобилует драматическими описаниями: корабли пробиваются к Щпицбергену, находящемуся на 78 градусе северной широты, сквозь льды и штормы (пароход "Малыгин" был затёрт льдинами, а буксир "Руслан" обледенел и затонул, немногим удалось тогда спастись). Шахтеры подвергались не меньшему риску, работая в условиях вечной мерзлоты и полярной ночи. В 1932 году Рахиль прибыла на Шпицберген с грудным ребенком Аликом и семилетней Майей с последним кораблем — навигация прекращалась почти на полгода, — пережив в море чудовищный восьмибальный шторм. Сразу же обнаружилось, что "Арктикуголь", организация, направлявшая рабочих на Шпицберген, не обеспечила полярников даже одеялами. Не ждать же было полгода следующей навигации, и Рахиль вместе с женами шахтеров стала шить одеяла из материалов, имевшихся на складе. Она работала телефонисткой, но, главное, помогала мужу скрасить жизнь работников советской колонии. Например, она организовывала самодеятельные концерты. Под ее руководством была поставлена опера "Русалка", где Майя сыграла роль Русалочки. Это было первое выступление великой балерины на сцене, и в семье часто вспоминали пушкинскую фразу, которую она произносила с непосредственностью ребенка: "А что такое деньги, я не знаю". Спустя 75 лет младший сын Рахили Азарий, ставший выдающимся педагогом-хореографом, посетил Шпицберген. В музее города Баренцбурга он увидел фотографии отца и денежные купюры, выпускавшиеся для внутреннего пользования на Шпицбергене с факсимильной подписью М.Э.Плисецкого — сейчас это нумизматическая редкость. Азарий пополнил коллекцию музея шахтерской лампочкой, подаренной отцу рабочими рудника Баренцбурга. Более или менее спокойная жизнь Рахили после возвращения из Заполярья продолжалась не более двух лет. Михаил Плисецкий был награжден орденами и автомобилем — "Эмкой". Академик Отто Шмидт, возглавлявший Главное Управление Северного Морского Пути, назначил его генеральным директором треста "Арктикуголь", и они получили квартиру в центре Москвы. В это время семья Мессерер была на вершине славы. Достаточно упомянуть одно событие, происшедшее в январе 1936 года. В тот день, после окончания всех спектаклей толпа актеров и театралов собралась у входа в МХАТ. Они не выходили из театра, а наоборот пытались пройти внутрь. Ажиотаж был так велик, что пришлось выставить заслон контролеров, которые пропускали только тех, кто имел приглашение на вечер семьи Мессерер. Участвовали три сестры и два брата — великолепная пятерка. Показывали отрывки из фильмов, в которых снималась Рахиль. Суламифь и Асаф исполняли па-де-де из "Дон Кихота" и свои лучшие сольные номера. Азарий и Елизавета играли сцены из нескольких классических и современных спектаклей, а также исполняли пародии на Станиславского, Немировича-Данченко, Алису Коонен и других. Вечер имел невероятный успех. Но атмосфера в Москве уже была предгрозовой, и вскоре разразился Большой террор. Муж Рахили был арестован 30 апреля 1937 года, когда Рахиль была на седьмом месяце беременности. В своей автобиографической книге Майя Плисецкая описывает в деталях сцену ареста. Ей тогда было 11 лет, и ей сказали, что отца срочно вызвали на Шпицберген. Майя рассказывала мне, как она живо помнит руки отца, тонкие длинные пальцы и шрам, оставшийся от удара саблей: он воевал в Гражданскую войну на стороне красных. Она задумалась, а потом добавила, что каждый день мысленно видит, как пытают отца, ломают его руки... Я не поверил: "Неужели каждый день?" "Да, и часто по ночам", — ответила она. Я помню, что тогда мне пришла в голову мысль: может быть поэтому она стала не только великой балериной, но и трагической актрисой. Найти повод для ареста и ликвидации любого выдающегося деятеля государства для Сталина и его подручных не составляло труда. Не права Майя Плисецкая, утверждающая в своих мемуарах, что в истории гибели отца, якобы, сыграл важную роль приезд в Москву его старшего брата Лестера Плезента из Америки в 1934 году. Спустя полвека, точнее в 1992-93 годах, младший брат Рахили Александр получил доступ к протоколам допросов Михаила Плисецкого. В деле №13060, состоявшем из 12 томов, имя американского брата нигде не фигурировало. Из пожелтевших страниц было предельно ясно, какой повод придумали следователи, чтобы расправиться с мужем Рахили. Верный своему принципу помогать друзьям в трудные минуты, он взял на работу на Шпицберген Р.В.Пикеля, когда тот уже был в опале за близость к Зиновьеву. В 1936 году Пикель выступил с "признаниями" на знаменитом публичном судилище Зиновьева, Каменева и других. В частности, он признавал свое "участие в покушении на жизнь Сталина". После расстрела Пикеля НКВД стал арестовывать всех, кто был связан с ним. Михаил Плисецкий долго отвергал чудовищные обвинения, но в середине июля неожиданно подписал признание. А произошло следующее: 13 июля 1937 года родился Азарий. 22 июля Рахиль вернулась с ним из роддома. 23 июля раздался телефонный звонок и голос в трубке произнёс: "Вопросов не задавать, отвечайте, кто родился?!" Испуганная Рахиль сказала: "Сын". Тот звонок был, по всей вероятности, сделан из кабинета, где допрашивали Михаила Плисецкого. Чекисты, видимо, что-то пообещали за эту информацию. Но вскоре стали арестовывать и жён "врагов народа". Рахиль с грудным ребёнком забрали в начале весны 1938 года. В тот день Рахиль купила цветы и собиралась пойти вместе с детьми в Большой театр на "Спящую красавицу", чтобы посмотреть Суламифь и Асафа в главных ролях. Когда за ней пришли чекисты, она велела Майе ехать с Аликом в Большой без нее, передать Мите и Асафу цветы и сказать им, что ее срочно вызвали к мужу на Шпицберген. Перед спектаклем Суламифи и Асафу сообщили, что к ним на 16-й служебный подъезд пришли дети. Суламифь пишет в своих мемуарах: "Как я танцевала, не помню. Помню только, брат нашептывал при поддержке: держись, держись, ничего такого, может, не случилось...". В антракте Мита позвонила Рахили. Ее страшные опасения подтвердились: Рахиль с ребенком увезли в тюрьму. Суламифь взяла к себе жить Майю, а Асаф — Алика, который был на год старше его сына Бориса (ныне прославленного художника). В то время Рахиль сидела в огромной круглой камере, в башне Бутырской тюрьмы, вместе с десятками других матерей с орущими грудными детьми. Сокамерницы старались как могли морально поддержать друг друга. Об этом, в частности, свидетельствует колыбельная, которую они пели в Бутырке и слова которой Рахиль вспомнила и записала через много лет: Утром рано, на рассвете Корпусной придет. На поверку встанут дети, Солнышко взойдет. Проберётся лучик тонкий По стене сырой, К заключённому ребенку, К крошке дорогой. Но светлее все ж не станет Мрачное жилье, Кто вернёт тебе румянец, Солнышко мое? За решеткой, за замками Дни, словно года. Плачут дети, даже мамы Плачут иногда. Но выращивают смену, закалив сердца. Ты, дитя, не верь в измену Твоего отца. Последние строчки звучат диссонансом к мрачной лирике всего стихотворения. Однако, они отражают жизненное кредо Рахили. Она была хрупкой маленькой женщиной, но по стойкости характера не уступала закалённым бойцам. Это вскоре поняли и ее опытные душегубы-следователи. Она не пошла ни на какие компромиссы, отрицала, что знала о якобы "преступной деятельности" мужа. В деле так и записано: "Отрицает, но не могла не знать". После Бутырки её с Азариком отправили в Гулаг, точнее в "АЛЖИР" — так называли тогда "Акмолинский Лагерь Жён Изменников Родины". Ехали они в телятнике, вагоне для скота до отказа набитом политическими и уголовницами. От цыганки, переспавшей с начальником состава, она узнала, что везут их в Казахстан. Холодные ветры свистели в щелях. Мучила безумная жажда — кормили сушёной воблой, почти не давая воды. Но ещё больше её мучила мысль о том, как дать знать о себе родным. Научили опять же уголовницы. На клочке бумажки, смоченной головкой спички Рахиль написала несколько строк: "Едем в сторону Караганды, в лагерь Акмолинской области. Ребенок со мной...", и московский адрес родственников: Москва, ул. Дзержинского, дом 23, кв. 3. Сложила бумажку треугольником и заклеила мякишем чёрного хлеба. Когда поезд остановился на одном из разъездов, Рахиль, встав на нары, через зарешёченное окошко увидела стоящих на путях двух стрелочниц. Она помахала им и бросила письмо. Одна из женщин тут же отвернулась, а другая, проводив глазами подхваченный ветром и перелетевший через состав листок, кивнула Рахили. Та добрая душа не зря кивнула. Письмо дошло! Суламифь решила, что это Всевышний указывает ей, что надо спасать сестру. Надев на костюм только что полученный орден "Знак Почёта" (орденоносец в то время — большая редкость), она пробилась на прием к чекистским чинам, выпросила разрешение посетить сестру и взять у нее ребенка, а затем отправилась в тяжелейшее путешествие за тысячи и тысячи километров, в лагерь "Алжир". Рахиль упала в обморок, когда ей сказали, что к ней приехала сестра, и она может с ней встретиться. Источник: http://www.chayka.org/article.php?id=2612

Израильский политик, депутат Кнессета от партии «Кадима» Орит Зуарец родилась в сибирском городе Красноярске, четыре года спустя репатриировалась с родителями в Израиль. Она служила в разведке, создала семью. В 2009-м году стала депутатом Кнессета от партии "Кадима". О том, что она не только родилась в Советском Союзе, но и сохранила русский язык, почти никто из ее коллег не знает. "В Израиль я приехала как Светлана Моисеевна Черняк. Папа у меня был еврей, мама - нет, и она прошла гиюр, а я - вслед за ней. После обращения в иудаизм я получила имя Орит, а выйдя замуж, стала Зуарец, - рассказала она порталу IzRus. - Я не скрываю своего происхождения, просто не считаю нужным бегать и везде об этом говорить. Моим родителям было очень тяжело в Израиле, им пришлось менять профессию, и я всё это отлично помню. Хоть я приехала в раннем возрасте, отлично знаю, что такое абсорбция и как тяжело быть иммигрантом. Именно поэтому я считаю, что главным в моей деятельности должно быть облегчение жизни репатриантов. У меня есть возможность служить связующим звеном между репатриантами и коренными израильтянами, и я с удовольствием выполняю свои обязанности. Это приносит куда больше пользы для людей, чем беготня с "русским флагом". Зуарец добавила: "Я немало занималась вопросами абсорбции, будучи депутатом горсовета поселка Кадима-Цоран: основала ульпан для изучения иврита, налаживала связи между репатриантами и различными организациями, помогала, где могла. Кроме того, я была членом правления Сохнута на форуме русскоязычных общественных избранников, так что нельзя сказать, будто я не занимаюсь тем, что волнует репатриантов". Зуарец не афиширует свою деятельность по данной проблематике, хотя в Кнессете она работает над такими вопросами, как гиюры и закон о гражданских браках. "Так как я сама прошла гиюр, то отлично знаю, насколько это сложно, и считаю, что желающим пройти эту процедуру надо помогать, - подчеркнула она. - Каждый, кто хочет стать евреем, построить свой дом в Израиле, должен получить поддержку". Орит Зуарец на выборах в Кнессет восемнадцатого созыва занимала 28-е место в списке партии «Кадима». После выбытия ряда депутатов, занимавших более высокие позиции, в феврале 2009 года получила депутатский мандат. Орит замужем, имеет троих детей, живет в поселке Кадима-Цоран (округ Шарон). Источник: http://www.newswe.com/index.php?go=Pages&a...iew&id=2946

Очень любопытно: что подумал обо всём этом ha-Шэм?.. Не боюсь обвинения в святотатстве: ортодоксы вряд ли читают наши материалы!

Берта Маранц Российская пианистка и педагог, заслуженный деятель искусств России, профессор Берта Маранц родилась в семье известного предпринимателя Соломона Маранца в г. Проскуров (ныне Хмельницкий, Украина). Начальное образование она получила дома. Именно тогда педагоги обратили внимание на её музыкальные способности. Они посоветовали родителям обязательно дать ей соответствующее образование. Его пришлось получать уже в Одессе, куда Берта уехала в неспокойные 20-е годы. В то время в Одесской консерватории преподавала прекрасный педагог Берта Михайловна Рейнгбальд, которая и стала первой учительницей Маранц. Одновременно с Маранц у Рейнгбальд учился и Эмиль Гилельс – один из выдающихся пианистов XX века. Дружили они до конца жизни. В Одессе Б. Маранц работала также концертмейстером у знаменитого П.С. Столярского, выступая с такими его учениками того времени как Давид Ойстрах, Борис Гольдштейн, Михаил Фихтенгольц. После нескольких лет учебы и первых сольных концертов специалисты посоветовали Маранц продолжить обучение в Московской консерватории, у известнейшего профессора Феликса Блюменфельда, ученика Римского-Корсакова, бывшего директора Петербургского Мариинского театра. Но его класс был переполнен и он «передал» Берту Маранц своему племяннику, Генриху Нейгаузу. "Я возьму Вас в свой класс, но учтите – Вы будете у меня 25-й," - сообщил мимоходом, проходя по лестнице, Генрих Густавович. На Всесоюзном конкурсе исполнителей в 1937 году Маранц получила специальную премию за лучшее исполнение Бетховена. После этого к ней пришла всесоюзная слава. Но ее уже «тянуло» к преподаванию. И после окончания консерватории Берта Соломоновна вместе с мужем Семеном Бендицким, своим одноклассником по консерватории, уехала в Свердловск (ныне Екатеринбург) по рекомендации Нейгауза, который в 1934 году открывал там консерваторию. Маранц и Бендицкий основали кафедру фортепиано в консерватории. А в годы войны они, можно сказать, совершили человеческий и ученический подвиг. Нейгауза арестовали как немца, будто бы не желающего эвакуироваться из Москвы. Он сидел несколько месяцев на Лубянке, потом его отправили на Урал, в район Краснотурьинска, на лесоповал. И какими-то совершенно неисповедимыми путями Бендицкий, Маранц и Гилельс убедили обкомовское начальство разрешить ему на время поработать в Свердловске. Так ученики фактически спасли учителя. В Свердловской консерватории супруги работали вместе в военные и послевоенные годы. Но, увы, их совместная жизнь не сложилась. В середине пятидесятых годов они развелись, Бендицкий уехал в Саратов, где проработал всю жизнь и воспитал множество известных музыкантов, а Берта – в Горький (Нижний Новгород).С 1954 по 1990 год она заведовала кафедрой специального фортепиано Горьковской государственной консерватории.Если перечитать воспоминания современников, то из них легко сделать вывод – весь авторитет Горьковской консерватории держался на имени Берты Маранц. Это была фирменная марка консерватории, ее бренд, если выразиться современным языком, высочайшее реноме, стопроцентная гарантия того, что ученик получал настоящую школу, профессионализм в лучшем смысле этого слова. Маранц создала собственную систему преподавания, которая позволила её ученикам достичь столичного уровня профессионализма. Эта школа отличалась строгостью и экономией движений, что придавало точность и хорошее ощущение звука. Ее знала вся страна. Когда среди музыкантов случайно заходила речь о Горьком, то тут же вспоминали – ну да, конечно, ведь там же преподает профессор Маранц, ну как же, конечно, знаем! Она возглавила фортепианную кафедру в 1954 году, и в короткий срок молодая горьковская пианистическая школа вошла в ряды лучших школ России. Как минимум раз в год она давала сольные концерты или выступала с оркестром. Ее обширный репертуар включал почти всю фортепианную литературу. Обладательница огромного классического репертуара, превосходный интерпретатор Бетховена и Шопена, на протяжении всей творческой жизни она пропагандировала современную музыку, выступала с такими дирижёрами, как Г. Себастиан, Т. Ханникайнен, И. Мусин, Р. Баршай, М. Паверман, Г. Юдин, В. Дударова, И. Гусман, А. Скульский и др. Постоянно выступала Б. Маранц как камерная исполнительница и концертмейстер. В течение ряда лет её партнёрами были Д. Ойстрах, Б. Гольдштейн, М. Фихтенгольц, З. Лодий, Д. Пантофель-Нечецкая, Н. Дорлиак, Г. Цомык, А. Броун и др. Известен случай, когда Берта Соломоновна с инфарктом сыграла 4-й концерт Бетховена в филармонии. И лишь после концерта её госпитализировали. К выступлению она относилась как к празднику. У Берты Соломоновны было очень красивое концертное платье с высоким стоячим воротником. Она выходила в нем как королева, как Мария Стюарт. Отец одной её ученицы, художник, даже нарисовал портрет пианистки в этом платье за роялем.Маранц выступала и преподавала до глубокой старости. Ей было 80, когда она говорила: «Единственное, чего я боюсь, – забыть». А в 85, когда она поехала на курсы повышения квалификации (!) в Московскую консерваторию, там просто все переполошились. Все боялись, что Маранц придёт к ним на урок! Умерла Берта Соломоновна Маранц 4 мая 1998 года в Нижнем Новгороде. Источник: http://borisliebkind.livejournal.com/28845.html

Замечательный материал! Браво, Эдуард!

Я посмотрел: количество посетителей 999. Здорово! Ну, теперь у Эдика будет 1000. Ура!

Маша Цигаль Папа — Александр Цигаль, скульптор. Мама — Анна Бирштейн, живописец. «Я долго стеснялась, что у меня такая семья. С одной стороны это, конечно, хорошо. С другой стороны, любой твой успех, воспринимается "ну конечно, с такими родителями...". Вот это обидно. Поэтому я очень долго никому не говорила, чем занимаются родственники…» "…у меня до 20-ти лет не было телевизора… моей маме не было никакого дела до телевизора - она была либо в мастерской, либо на вечеринках... У нас играло радио, у нас были вертушки. И никому не приходило в голову поинтересоваться, а нужен ли мне телевизор. В школе я страшно комплексовала: все обсуждают гардемаринов, а я даже не знаю кто они такие. Потом-то я поняла, что это круто..." «Моя бабушка Нина Ватолина - известнейший мастер агитационной графики. Помните суровый плакат 1941-го года "Не болтай!"? Один дедушка - Макс Бирштейн – знаменитый живописец, другой - Владимир Цигаль - скульптор-монументалист, автор многих памятников в Москве». Где и чему училась 3 года училась в Строгановском художественно-промышленном училище. «Я сделала все, чтобы меня оттуда выгнали. Это было очень сложно сделать… а еще меня не переносила одна преподавательница, потому что я олицетворяла то, чего у нее никогда не было…» Училась в London College of Fashion по специальности fashion marketing. Где и как работала Член Союза художников РФ.Член ассосиации Высокой Моды Pret-a-porte «Горжусь тем, что знаю все тонкости своего дела: а это не только сам технологический и творческий процесс создания модели, но и бухгалтерия, реклама, маркетинг рынка… если сама ты не разбираешься в этих вопросах, спокойно заниматься творчеством просто не сможешь». По приглашению компании Google участвовала в разработке дизайна персональных страниц iGoogle для пользователей google.ru. «Мне в принципе интересно участвовать в новых, креативных проектах с мощной идеей. Тем более, когда речь идет о крупномасштабных и международных, как в случае с Google». Начала новый проект - выпуск ковров by Masha Tsigal. Достижения Уитни Хьюстон приобрела 5 костюмов Masha Tsigal, в одном из которых пела сольный концерт в Кремле. «… она хочет купить что-нибудь от русских дизайнеров. Организаторы приносят ей бархатные спортивные костюмы от Маши Цигаль – она покупает пять, и просит познакомить ее с дизайнером…Я зашла к ней в номер в "Балчуге, она обняла меня и сказала спасибо…» Ее костюм носит принц Монако, Альберт. «Альберт, принц Монако… увидел костюм на одной из вечеринок у олигархов, сразу же нашел меня и попросил сделать такой же. Именной костюм был подарен принцу незамедлительно…» Что такого сделала Автор более 20 коллекций одежды. Создала сценические костюмы для группы «Тату», «Би-2», «Дискотека Авария», Кати Лель, Децла, Димы Билана, Авроры (Муз-тв), Тани Геворкян (MTV). Cоздала костюмы для спектакля "Последний Дон Жуан", режиссера М. Горевой и для спектакля "Sirano", режиссера Виктора Шамирова. «Размещать заказы в ателье стоило недешево, а денег ни у кого не было. Выходом из положения стали театральные мастерские: из-за недостатка денег, они с удовольствием брали заказы за скромное вознаграждение». Дела общественные Помогает детскому дому в Тверской области. «Я уже полгода поддерживаю детский дом в Тверской области. Приезжаю, привожу игрушки, компьютеры, мебель. Жить так, как живут эти детки, невозможно. У них нечеловеческие условия…» Участвовала в благотворительном проекте «Парад звездных кукол» в пользу тяжелобольных детей, нуждающихся в дорогостоящем лечении. Специально для «Парада» мастера создали авторские куклы. Удачные проекты Разработка эксклюзивного декора для ведущего российского поставщика яхт — компании Concept Marine. Общественное признание Получила приз за коллекцию «Будем как солнце!» на Ассамблее неукрощенной моды в Риге от Paco Rabanne. Входила в список лучших дизайнеров журнала «Лица Года. Кумиры России» (2001 -2004). Люблю работать «… люблю работать. Праздный образ жизни - это не для меня». мужчин, как клиентов «...люблю мужчин, как клиентов. Мне с ними легко работать. Мужчины, как клиенты, очень боятся плохо выглядеть. Для них хорошо выглядеть гораздо важнее, чем для женщин». Лондон «Я очень люблю Лондон. Я там училась, и у меня много друзей в Лондоне. Поэтому мой самый любимый город – именно Лондон». Hу, не люблю мясо «В семье всегда любили мясо. Но я не ем его уже лет восемь и очень довольна собой. Я считаю, что каждый человек делает выбор сам. И если у кого-то вдруг возникнет желание стать вегетарианцем, то я поддержу его… Я воюю с новой няней моего сына, которая хочет заставить нас покупать мясо. Я этого никогда не позволю!» планировать «Запланировать… очень тяжело, по-моему, и даже странно… у меня нет привязок к планированию жизни …я очень импульсивный человек. Это касается и личной жизни, и работы. Я живу интуицией». вульгарность «Самое ужасное - это вульгарность. Я очень этого не люблю. Я люблю естественность: чистые не накрашенные лица, свободные волосы. Слишком совершенно, без изъяна - губы, туфли, все в цвет, все в тон». люблю, когда поздравляют с … Когда меня поздравляют каждый день) мечта Гармония и вообще… «У меня спокойное отношение к себе. Я не считаю себя суперстар или принцессой и одновременно и не считаю себя гадким утенком… Я совершаю поступки, которыми я горжусь, или которыми я недовольна – важно уметь это анализировать и занимать трезвую позицию. Мама всегда говорила мне, что главное внутренне состояние. Если у тебя блеск в глазах и улыбка, значит и выглядишь ты прекрасно». «Я всегда любила бедных художников, свободных музыкантов. Вот это мое! И я бы ни за что не хотела так жить, как вот эти светские львицы, которые сидят в рублевских замках за заборами, пусть даже в бриллиантах и в последних коллекциях...» «Меня не интересует прошлое: ни в личном плане, ни в творчестве. Я не люблю вспоминать о прошлых коллекциях, замечательных тусовках, которые были раньше. О мужчинах, ушедших из моей жизни, я тоже не вспоминаю. Меня интересует сегодняшний день и день завтрашний». Тутта Ларсен, теле- и радио-ведущая: «Я знаю, что Маша Цигаль очень много работает - просто неприлично для женщины… и может каким-то непостижимым для меня образом оставаться девушкой светской, достаточно яркой, героиней глянцевых журналов…» Источник: http://borisliebkind.livejournal.com/

Хава Альберштейн Невозможно поверить, но это - так. Моя любимая певица идет мне навстречу по Тель-Авивской улице Дизенгоф. Оказывается, она невысокого роста. Кто бы мог подумать! У нее светлые, рассыпанные по плечам волосы, и она в темных очках. Мы не знакомы, поэтому я, едва завидев ее, по-заговорщицки приподнимаю руку, и она, улыбнувшись, приветственно машет мне в ответ. Встреча назначена на 11.00, и она не опоздала ни на минуту. Мы входим в кафе, садимся друг против друга, и еще прежде, чем официантка успевает к нам подойти, я, глядя в глаза, спрятанные за плотными темными очками, выпаливаю: - Хава! Вы в нашей семье - любимая певица. Потому что вы - настоящая. Все мои родственники строго-настрого велели вам это передать. Мы учили иврит по вашим песням. Восемь лет назад вышел диск "Лондон", и почти все ваши тогдашние песни я помню до сих пор. И еще. Очень часто, когда я слышу ваши записи, у меня комок подкатывает к горлу, хотя я совсем не сентиментальна. Скажите, как это у вас получается? - Не знаю, - просто отвечает Хава. - Я работаю интуитивно и только спустя годы начинаю понимать, что я сделала. ...Признаюсь - на это интервью я шла со страхом. Песни Хавы Альберштейн - одно из первых светлых воспоминаний об Израиле. Они поразили меня; услышав их, мне захотелось получше выучить язык, чтобы понять их до конца - и в каждой песне-балладе с ее точной интонацией передо мной раскрывался целый мир. Будь то забубенный "Лондон", который знают, кажется, все - об одинокой девахе, которая уезжает в английскую столицу не потому, что там ее кто-то ждет - а потому, что "там приятней придаваться отчаянью. И если суждено мне подохнуть как собаке, пусть хоть по телевизору показывают что-нибудь путное!" Лишь с годами я узнала, что слова к песне написал Ханох Левин, главный здешний драматург, "главный" не только по одаренности, но еще в том, что интересует его в первую очередь человеческая душа. Или другая песня - тихая, но от ее бессильного отчаянья разрывается сердце. Это песня о поезде, точнее, о больном ребенке, лежащем в беспамятстве, и просящем поезд подождать, взять его с собой: "Только что пришел - уже уходишь", и о матери, сидящей у его постели, и понимающей, что она теряет ребенка: "Только что пришел - уже уходишь". Эту песню Хава Альберштайн написала сама. Так чего же я боялась? Во-первых, о чем можно ее спрашивать, если все самое главное она уже сказала в своих песнях? - Спасибо, - с улыбкой говорит на это Хава. - Вы не представляете себе, как мне важно это слышать. Второе "спасибо" она услышала от меня: - Спасибо вам за то, что вы умны. Мой главный страх был - разочарование. Я боялась узнать, что кроме таланта у вас ничего нет. Что, впрочем, тоже немало. - Что поделать, я человек очень серьезный, - не переставая улыбаться, продолжает Альберштайн. - Во всем ищу суть. Не могу тратить время на чепуху. Искусство - моя жизнь, моя вера. Ее речь течет легко, а язык прост и точен. Хаву Альберштейн ни о чем не нужно спрашивать, разве что для удовлетворения собственного любопытства. Порой я слышала ее песни по радио, видела концерты по телевизору, и, хотя ее дисков как-то не покупала, мне было приятно знать, что вот она существует и поет свои песни. Но сейчас я получила подарок - Хава Альберштейн только что выпустила сборник, состоящий из четырех дисков, включающих 60 песен за многие годы творческой жизни. Кажется, будто они написаны одним человеком, но это не так: - Просто я всегда участвовала в создании песен. Я никогда не ждала, чтобы кто-то мне сказал: "Ты будешь петь то-то и то-то". Нет, я если мне нравилось стихотворение, у меня сразу возникало желание им поделиться с другими людьми, и я несла его к композитору, а если мне не нравилось то, что он делает, я шла к другому. Сама писать песни она решилась только 12 лет назад. - Я умею петь только о том, что я знаю, что видела и слышала. И мой первый диск назывался "Эмигранты". Вдруг выясняется, что певица, для многих являющаяся почти что символом Израиля, в Израиле не родилась. - Моя семья - из Польши, и родители бежали в Россию. Все, кто там остались - погибли. Мой старший брат родился в Казахстане, я - в Шецине, уже после войны. Мы приехали в Израиль в 51-м - мне было тогда 4 года. На пластинке "Эмигранты" есть очень дорогая мне песня - она вошла и в новый сборник, - продолжает Альберштейн. - Называется она "Карты на балконе". Четыре пары каждую пятницу собираются вместе и играют в карты. Рассказывают анекдоты, напевают песни - по-русски, по-польски, на идише. Они еще не очень хорошо выучили иврит, и местная жара их мучает. Они не говорят громких слов, не лезут в политику, дети их давно ищут счастья в Америке, но они - здесь. И тем самым оберегают эту страну - так, как умеют. Я ничего не придумала - это мои родители и их друзья, это - мое детство. Хаву Альберштейн порой называют "политической певицей", хотя, на мой взгляд, это неверно: певцы бывают только плохие и хорошие. - Наша жизнь очень политизирована, - замечает она. - У нас не принято говорить собственно об искусстве, и мне это мешает. Скажем, если говорят о восточной музыке, то имеют в виду что-то вроде: "Она понравится выходцам из стран Востока, сегодня это важно". А стоит заговорить о песнях на идиш, как непременно появится кто-то, кто с возмущением напомнит: "А как же с песнями на ладино?" Художественные достоинства песни или книги никого, кажется, не волнуют. (Ладино - язык испанских евреев - прим. авт.) Оставив политику, она начинает рассказывать о своем новом сборнике. - Когда я готовила сборник, я увидела, что есть несколько тем, которые меня интересовали всегда. И в соответствии с ними я назвала диски. Первый - "Арци, Арци" ("Моя страна"): песни об Израиле. Одни - с пафосом, другие - наивные, есть ироничные, есть злые, а порой я пою с отчаяньем: "Страна, пожирающая своих сыновей". О том, какими мы хотели стать, и что из этого вышло. Вторая тема - "Гаагуим" ("Грусть, печаль" - трудно перевести на иврит одним словом): все, что связано с семьей, с воспоминаниями, с детством, это своего рода ностальгия, но только без китча, без сентиментальности, а с некоторой долей иронии, с улыбкой. Ведь воспоминания для художника - это сокровище: все искусство произрастает из воспоминаний. - У Ахматовой есть строчки: "Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда"... - Как здорово! - восклицает Альберштейн, и продолжает: Третий диск - "Ат херути" ("Ты моя свобода") - песни о себе, о свободе, о желании быть собой, и о страхе одиночества. Но есть там и смешные песни "Ты моя свобода" - это песня Жоржа Мустаки о человеке, который отказался ото всего, чтобы быть свободным, и под конец добровольно входит в тюрьму, имя которой - "любовь!" И там же есть моя песня "Ты чудо". Я взяла ее из замечательной книги - "Радости и печали", биографии Пабло Казальса, из письма, которое он написал на склоне лет. Ему уже 90, он пережил две мировые войны, Катастрофу, атомную бомбу, - и он все равно не сдается и говорит о том, как нужно воспитывать детей. Прочитав это письмо, я запела - безо всякого инструмента. И очень рада, что в нескольких школах текст этой песни повесили на стену. И, наконец, четвертый диск "Бигляль ха-Лайла" ("Из-за ночи"), песни о любви. *** Стопроцентная эстрадная певица, Хава Альберштейн росла на классике: ее отец - преподаватель музыки. В доме всегда звучала музыка, но для нее с детства "вначале было слово": - Я очень люблю иврит, мне доставляет удовольствие произносить слова на иврите. Для меня язык - как музыка. Иврит в моем представлении - очень открытый, очень прозрачный язык. И мне важно выражаться ясно и точно. Но я пою и на идише, и этот контраст мне интересен. Как ни странно, формального музыкального образования она не получила: в детстве отец немного учил играть на аккордеоне, а когда ей было 12, купил гитару, и "до сих пор она - моя лучшая подруга". В шестидесятые годы в Израиле появились Джоан Баэз, Жорж Брассанс, Пит Сигер и другие исполнители, оказавшие сильное влияние на стиль Альберштейн. - Как-то раз - мне было лет тринадцать - я одна поехала в Хайфу (мы жили тогда в пригороде) на концерт Пита Сигера. И я вижу, как на сцену выходит человек, у него - четыре-пять гитар, а больше ничего нет, и он начинает рассказыать истории. У меня заколотилось сердце, я сказала себе: "Это я хочу делать! Вот так, в одиночку, рассказывать людям истории, петь им песни", - с жаром говорит Хава. - Это был самый важный момент в моей жизни. Настоящей школой для нее стал армейский ансамбль. Втроем или вчетвером они разъезжали по стране, порой выступая по шесть раз в день перед сотней солдат. - Солдаты - самая безжалостная публика, им на все плевать, но я ухитрялась их держать в кулаке - маленькая, испуганная, воевала не на жизнь, а на смерть, и даже пела им на идише, а ведь тогда это было страшное дело - позор, галут! Но я рассказывала им, о чем эти песни, и они слушали. ("Галут" - жизнь евреев в странах рассеянья, ассоциирующаяся с постоянной несвободой и унижениями. В начале двадцатых годов в Палестине существовал девиз - "Еврей, говори на иврите!" - прим. авт.) ...Недолгое время она "пыталась стать культурной - два года учила идиш в Иерусалимском университете: папа хотел, чтобы у него была дочка с высшим образованием", но она не выдержала, хотела петь, и вернулась в Тель-Авив, снова стала выступать "в клубах, в киббуцах, повсюду, так и пою, тьфу-тьфу, до сих пор". - Правда ли, что петь - наслаждение? - Да, это очень естественный процесс. Я даже думаю, что человек петь начал раньше, чем говорить. Вы знаете, что в Китае есть область, где люди больше поют, чем говорят? Случается, что перед концертом я - больная, а после - совершенно здорова. То ли в правильной вентиляции легких дело, то ли это своего рода медитация, самогипноз - не знаю. - Ваши песни предельно искренни. Вы не сжигаете себя на сцене? - Нет, с годами учишься не отдавать всего, что-то оставлять для себя, на завтрашний день, на послезавтрашний, на будущее. Я вообще считаю, что главное в искусстве - сдержанность. Но, конечно, после концерта я ощущаю себя опустошенной. Я не из тех артистов, кто после концерта идет с друзьями поболтать в баре. - Как возникает у вас контакт с залом? - Не знаю. Никаких трюков у меня нет, да и откуда им быть? Я выхожу на сцену с гитарой, анекдотов не рассказываю, балеринки у меня за спиной не пляшут. Иногда получается хорошо, иногда - так себе. - Вы выступаете за границей? - Да, в последнее время - очень много. Для меня это возможность увидеть со стороны то, что я делаю тут, в Израиле. И порой ты поражаешься силе, которой обладает искусство. Недавно я была на фестивале в Гонконге, я пересказывала по-английски содержание песен, а когда пела - люди плакали и смеялись. А после концерта приходили за кулисы с дисками и просили на ивритском буклете пометить, где та или другая песня. Иногда я выступаю в Америке перед еврейской молодежью, которая не знает о нашей стране абсолютно ничего. И они говорят мне - благодаря вам мы точно побывали в Израиле. Я действительно очень серьезно отношусь к своей профессии. Она для меня - служение. *** Да, конечно, Хава Альберштейн - певица, и значит, очень трудно отделить ее - человека, от нее - актрисы. Наверное, наше интервью - это тоже немножко представление, пусть даже предельно серьезное и безупречно сыгранное. Тем более, что она ни разу не сняла темные очки, оберегающие ее глаза - а скорее, и ее самое - от чрезмерного вторжения внешнего мира. И потому на следующий день я вдруг спросила себя - да существовала ли я для нее как отдельно взятый человек, а не как абстрактная аудитория те полчаса, когда мы сидели друг против друга в кафе на тель-авивской улице Дизенгоф и я ловила каждое ее слово, кивала, говорила: "Да, это - история и моей семьи", и простодушно изъяснялась ей в любви. Но ведь это она, и никто другой, написала песню: "Когда я умру, часть меня умрет в тебе. Когда ты умрешь, часть тебя умрет во мне. Ибо все мы, ибо все мы - одна человеческая плоть". Автор: Наталия Бомаш Источник: газета "Вести", Тель-Авив

Елена Коренева Елена Коренева родилась в семье, имеющей самое непосредственное отношение к кино. Ее отец Алексей Александрович Коренев – известный кинорежиссер и сценарист (начинавший свою деятельность вторым режиссером в знаменитой комедии «Карнавальная ночь»), а мама работала на «Мосфильме». Бабушка Елены Кореневой (мать её мамы) - Мария Соркина,по национальности еврейка, революционерка и меньшевичка, была репрессирована сталинским режимом и много лет провела в лагерях ГУЛага. Становиться актрисой Лена совершенно не собиралась, да и у родителей насчет дочери и не было таких планов. Стать же она мечтала балериной, была влюблена в знаменитую Галину Уланову, спала с ее книгой, которая называлась «Жила была девочка» и самым счастливым днем для нее был день, когда ей подарили пуанты. Тем не менее, детской мечте не суждено было осуществиться. В балетное училище Большого театра девочку не приняли. «…я думаю, что если бы я жила на западе, то я стала бы балериной, - рассказывает Елена. - Там нет одной академической школы, в которой человек должен обучаться. В то время, как у нас очень строгий отбор и жесткое правило: если ты прошел школу Большого театра, то ты определяешься в классический балет, если не прошел, то – нет». Тогда родители решили отдать Елену в английскую спецшколу. Они мечтали о том, что их дочь в будущем станет переводчицей с английского. Возможно, так бы все и произошло, если бы не случай. Когда Елене было 16 лет, ее отец приступал к съемкам картины «Вас вызывает Таймыр» по сценарию Александра Галича. На одну из ролей ему нужна была молодая девушка. «Что ты ищешь, - посоветовали ему друзья, - попробуй Лену...» Кореневу не очень-то хотелось привлекать к съемкам дочь, но он все же решил попробовать. Елена с успехом прошла фотопробы и была утверждена на роль. К моменту завершения съемок Александр Галич эмигрировал во Францию. В связи с этим фильм тут же «положили на полку». Но работа Елены не осталась незамеченной другими режиссерами, и ей посыпались одно за другим приглашения сниматься в кино. Успешный дебют в кино подтолкнул Елену Кореневу к выбору актерской профессии. Окончив школу, она решила поступать в театральное училище имени Б.Щукина. «Была опасность, что я не пройду, - вспоминает она. - Потому что по ампула внешнему я травести-инженю, я маленького роста, а по внутренним данным - героиня. Мне так и говорили: у вас расхождение внешних и внутренних данных». Кореневу приняли условно, но уже через полгода перевели в основную группу. Учась в училище, Елена продолжала сниматься. На втором курсе она сыграла главную женскую роль в мелодраме Андрея Кончаловского «Романс о влюбленных». Ее партнером, исполнившим главную мужскую роль в фильме, был Евгений Киндинов. Успех картины был оглушительным. Можно смело сказать, что фильм стал культовым для того поколения молодежи. Елена Коренева мгновенно сделалась необычайно популярной. Про нее писали в прессе, к ней подходили на улице за автографом, зрители признавались в любви к ее героине. Настоящим откровением для зрителей стала сцена, в которой Елена Коренева купается в озере. И хотя по нынешнем меркам в ней ничего такого нет, в то время она казалась очень эротичной. Доходило до того, что Кончаловскому запрещали фамилии Киндинова и Кореневой выносить в первые титры. О своей партнерше по фильму Киндинов признавался: «Лена мне безумно нравилась. Ее нервная структура, ее вспыльчивость, внутренняя подвижность уникальны». Но их отношения, в отличии от фильма, всегда оставались чисто дружескими. В 1975 году Елена Коренева окончила Театральное училище им. Б. Щукина. Ее дипломной работой стала роль Джульетты в спектакле «Ромео и Джульетта», который стал ярким событием театральной Москвы. «Это была большая удача на самом деле, - рассказывает Елена. - Если бы мне не дали роль. Джульетты, я не знаю, что бы вообще было. Потому что мы растем на ролях, как и на обстоятельствах. Чем крупнее жизненный вызов, тем значительнее человек, тем больше шанс измерить себя этим вызовом». После окончания училища Елена Коренева была принята в труппу театра «Современник», позже она перешла в драматический театр на Малой Бронной. Все эти годы Елена не прекращала успешно сниматься в кино. Так в 1977 году она сыграла главную роль в картине Иосифа Хейфица «Ася» по одноименной повести И.С. Тургенева, год спустя исполнила главную роль в исторической ленте Игоря Масленникова «Ярославна, королева Франции». Две яркие работы у актрисы в 1979 году: Елизавета Потаповна, дочка ростовщика в водевиле Светланы Дружининой «Сватовство гусара» и Марта, жена главного героя в картине Марка Захарова «Тот самый Мюнхгаузен». Владимир Долинский, Олег Янковский и Елена Коренева в фильме "Тот самый Мюнхгаузен" Одной из ее последних работ перед отъездом за границу была роль в гениальном фильме Михаила Козакова «Покровские ворота». Она сыграла трогательную и беззащитную возлюбленную одного из главных героев фильма – Хоботова. В конце 1982 года Елена Коренева неожиданно для многих ее поклонников уехала в США. Свое решение она объясняет так: «Тут был комплекс причин. Во-первых, я начала разочаровываться в театре, где мне сулили вторые роли при Оле Яковлевой или Марине Нееловой. Я боялась, что мне придется десять лет выслуживаться прежде, чем я сделаю себе какую-то яркую карьеру в театре. И я ушла из театра и начала активно сниматься в кино. На личном фронте у меня тоже постоянно возникали проблемы, потому что как только я в кого-нибудь влюблялась, этот человек обязательно уезжал из страны. Это не могло не влиять на меня. Я в основном общалась с детьми очень известных художников, это была самая настоящая золотая молодежь Москвы, и все они мечтали уехать на запад. Попав в эту среду, я стала прикидывать такой же вариант для самой себя. А так как я много общалась с иностранцами, и у меня были романы с ними, я поняла, что это возможно». Рассказывают, что был и еще один повод к отъезду – внимание к ней КГБ. Когда спецслужбы стали пытаться привлечь актрису к сотрудничеству, это переполнило чашу ее терпения. Возможность перебраться за океан появилась после ее замужества за гражданином США Кевином. Но, как и ожидалось, переезд дался нелегко. В ОВИРе Елене отказывали девять раз! Но своего часа она все же дождалась. О своем муже Елена Коренева рассказывает: «Мой муж преподавал русский язык и литературу. Он уникальный человек, полиглот, он говорит по-французски, по-немецки, по-польски, по-чешски, по-венгерски. Он говорит по-русски без акцента. А если иногда и ошибается в произношении, то примерно так, как человек, приехавший из Прибалтики. Он чистокровный американец, у него нет ни капли славянских кровей, и в этом смысле он та самая талантливая аномалия в своей семье, в которой никто и никогда к России не имел отношения». Кевин всячески помогал Елене освоиться в США. Вскоре она окончила английскую спецшколу, устроилась работать в кафетерий… За границей Елену Кореневу устраивало практически все, и она никогда не жалела о своем шаге. Вот только как актриса она там не нужна была никому. Единственная ее голливудская работа - мизерный эпизод в фильме Андрея Кончаловского «Любовники Марии». В Америке Елена Коренева прожила одиннадцать лет. За этот период она несколько раз приезжала в Россию. Впервые это произошло в 1987 году. Тогда визу актрисе дал, пришедший к власти, Михаил Сергеевич Горбачев. Пробыв в России три месяца, Елена решила все-таки не оставаться, а вернуться обратно в Америку. В 1988 году Елена Коренева приехала в Россию вновь. Теперь уже она провела на родине целый год. За это время она снялась сразу в четырех картинах - в «Комедии о Лисистрате», где сыграла главную роль, в детективе ее отца Алексея Коренева «Ловушка для одинокого мужчины», а также в психологическом триллере Сергея Юрского «Чернов/ Chernov» и в картине Рустама Хамдамова «Анна Карамазофф». В 1993 году Елена Коренева приняла решение вернуться на родину окончательно. К тому времени с мужем она уже развелась. Почему? «Это очень сложно объяснить, - говорит актриса. - Во-первых, я поняла, что не готова прожить с этим человеком всю жизнь, нарожать ему детей. У меня было ощущение, что я что-то не дожила. Это часто происходит с русскими, меняющими страну проживания, когда другая культура, психология, философия начинают откладывать отпечаток на твою индивидуальность. И ты начинаешь как-то меняться, трансформироваться. Мне захотелось большей самостоятельности, свободы. А брак обязывает к верности, к ответственности друг перед другом, к определенным гарантиям. В какой-то момент, я поняла, что не хочу давать эти гарантии, что мне нужно экспериментировать в каких -то вопросах. А, находясь в браке, я не могла себе это позволить». Отсутствие созданной за океаном семьи и стало одной из причин возвращения Елены Кореневой на родину. Другая же причина понятна всем настоящим актерам – желание играть – то, что в Америке она никак не могла осуществить. По возвращении в Россию Елена Коренева вновь стала сниматься в кино. Кроме того, она решила попробовать свои силы в режиссуре. Окончив высшие режиссерские курсы (мастерская А. Митты), Елена по своим сценариям поставила два небольших фильма: «Ноктюрн Шопена» и «Люся и Гриша» (в этом фильме она снялась вместе с Андреем Ташковым). Источник: http://borisliebkind.livejournal.com/26881.html

Надира Эзекиэль Среди звёзд индийского кино было немало евреев – Сулочана (Руби Майерс), Банни Рувен, Сьюзен Соломон, Давид Абрахам Чулкар, но одной из самых ярких из них по праву считается скончавшаяяся в 2006 году Надира. Ее настоящее имя - Фархат (Флоренс) Эзекиэль, а свое сценическое имя – Надира – она получила значительно позже. Родилась она в Наджпаде, Южный Бомбей, в еврейской семье выходцев из Багдада, хотя, по другим источникам, это произошло в Израиле, куда репатриировалась ее семья. Родители разошлись, когда девочке было всего четыре года, и она перебралась вместе с двумя братьями в дом бабушки. Симпатичная школьница, с детства проявившая артистические наклонности, понравилась на одном из детских концертов Сардар Ахтар, жене известного кинопроизводителя Мехбуба Хана, и после продолжительных переговоров с близкими девочки госпожа Ахтар взяла ее под свою опеку, занялась ее воспитанием, бытом, учебой. Тогда и появилось у девочки это имя - Надира. В 1952 году Мехбуб Хан по «протекции» жены привел Надиру в мир индийского кино, предложив ей главную роль в своем фильме «Аан» («Дикая принцесса»). Дебют талантливой девушки оказался настолько удачным, что о ней заговорила пресса, и спустя три года в свой культовый фильм «Господин 420» на роль богатой дамы по имени Майя Надиру пригласил самый популярный в то время в Индии режиссер и актер Радж Капур (кстати, после триумфального проката в СССР в шутку стали говорить, что Радж Капур для русских такая же знаменитость, как Джавахарлал Неру). С тех пор Надира снялась более чем в 60 фильмах, получила несколько престижных премий – в частности, на фестивале индийского кино 1975 года – за лучшую роль второго плана в фильме «Джулия». Фильм «Джош» 2000 года стал последним в актерской судьбе Надиры. Что известно о ее личной жизни? Надира никогда не была публичной фигурой и тщательно скрывала от надоедливой прессы своих родных и близких. Известно, что двое братьев Надиры нашли себя в этой жизни на разных материках: один из них сейчас живет в США, второй - в Израиле. Надира дважды была замужем, Первый брак (ее избранником стал известный поэт на языке урду Накшаб) не принес ей счастья, а второй продолжался всего неделю, поэтому о нем и сказать нечего. После этого Надира решила более не испытывать судьбу и жила в Бомбее со своей пожилой домработницей Шобхой в то время, когда все ее родные и близкие засобирались в Израиль. Надира не решилась последовать за ними в неизвестность. Ведь в Бомбее всё было для нее родным, близким, понятным. Человек вполне обеспеченный, она была одной из немногих индийских актрис, материальные возможности которой позволили ей приобрести шикарный "роллс-ройс". Кроме того, в ее доме было много книг, и последние годы своей жизни она читала беспрерывно – драмы Шекспира, документальную прозу о Второй мировой войне, произведения немецких философов, книги по иудаизму. Всё закончилось 2 февраля 2006 года: Надиру парализовало, и она была госпитализирована в бомбейский госпиталь «Бхатия», где и скончалась 9 февраля от сердечного приступа. Источник: http://www.newswe.com/index.php?go=Pages&a...iew&id=2900

Злата Раздолина Родилась в Ленинграде (С.- Петербурге). Начала заниматься музыкой с 4-х лет, а сочинять с 5-ти. Первым настоящим учителем композиции был ленинградский композитор С. Баневич, благодаря которому Злата Раздолина окончательно решила посвятить свою жизнь композиции и получила высшее музыкальное образование (композитор, дирижер). Ее признание как композитора началось в возрасте 17 лет во время учебы на теоретико-композиторском отделении (специализация композиция) музыкального училища при Ленинградской Государственной Консерватории им. Н. А. Римского Корсакова, когда были напечатаны десятки ее песен и авторский сборник во Всесоюзных издательствах "Музыка" и "Советский композитор". Циклы ее песен на стихи В. Шефнера, М. Дудина и др. записаны в исполнении эстрадно- симфонического оркестра Ленинградского радио и телевидения под управлением нар. арт. России С. Горковенко и нар. артистов России Э. Хиля, Н. Брегвадзе, З. Виноградовой, В. Копылова, засл. артистов России А. Асадуллина, В. Матусова, В. Псарева и многих других солистов и коллективов. Ее карьера как автора-исполнителя началась в 18 лет в Ленинградском государственном объединении “Ленконцерт”, где она выступала как сама, так и с лучшими солистами и коллективами ленинградской эстрады. Более 100 песен были включены в репертуар различных исполнителей - солистов Ленконцерта, артистов драматических театров, ансамблей, оркестров и хоровых коллективов. Злата Раздолина записала ряд авторских программ на Ленинградском Телевидении и Радио, ее песни звучали на фестивалях ленинградского отделения Союза Композиторов, смотрах молодых композиторов России и т.д. Первой значительной победой стало лауреатство на конкурсе в Ялте ("На лучшее исполнение песен стран Социалистического Содружества", где З. Раздолина была удостоена Диплома "Автору лучшей новой советсткой песни") За циклы песен о 2-ой Мировой Войне на стихи поэтов-фронтовиков М. Дудина, В. Шефнера, Р. Гамзатова, О. Берггольц и др. ей были присуждены звание и медаль “Почетный Ветеран 2-ой Гвардейской армии” и лауреатство конкурса Всероссийского театрального общества, посвященного юбилею Велилкой Победы. Все эти годы она непрерывно сотрудничала с разными ленинградскими театрами. Как автор-исполнитель участвовала в спектаклях Ленинградского Государственного театра "Эксперимент", писала музыку к театральным постановкам Ленинградского Государственного театра Драмы и Комедии, Ленинградского Учебного Театра Государственного Института Музыки и Кинематографии, Ленинградского Государственного Театра "Санкт-Петербург", Ленинградского театра "Сказки на Неве" и др... Выступала в совместных авторских концертах с поэтами М.Дудиным, В. Шефнером, С. Ботвинником, Л. Куклиным, А. Чепуровым, М. Дахие, Я. Штерном и др. Вершиной ее успеха в бывшем СССР стала победа на двух Всесоюзных конкурсах за сочинение и исполнение “Реквиема” на ст. А.Ахматовой. Именно ее “Реквием” был выбран Всесоюзной Комиссией по празднованию 100-летия со дня рождения А.Ахматовой и исполнен с огромным успехом в Октябрьском и Колонном Залах Дома Союзов в 1989 году на торжественных юбилейных концертах. С программой песен и романсов на стихи А. Ахматовой и Н. Гумилева З. Раздолина трижды гастролировала в Финляндии. “Реквием” был записан оркестром и хором С.-Петербургского Радио и ТВ и исполнялся также в Петербурге, Финландии, Швеции, Норвегии, Чехии, Америке и Израиле. С 1990 г. Раздолина живет в Израиле. Финское телевидение начало снимать фильм о ней, когда она была еще в СССР, продолжив съемки после ее прибытия в Израиль. За финнами последовало ТВ Германии, а потом и Израиля. Прославленный певец Дуду Фишер записал программу, посвященную творчеству З. Раздолиной, где исполнил с ней “Реквием” на ст. А. Ахматовой (пер. на иврит – Э. Зусмана) в сопровождении Тель-Авивского симфонического оркестра под управлением Д. Кривоше, а также романсы и песни на русском и иврите. Музыка Раздолиной к многочисленным телефильмам и спектаклям израильских театров высоко оценена и публикой, и прессой. Многосерийный израильский телефильм "Дело Кастнера", поставленный известным режиссером У. Барбашем в содружестве с композитором, был удостоен израильского Оскара. Спектакль Иерусалимского театра "Хан" "Эстерлайн Якирати" ("Моя дорогая Эстер") с музыкой З. Раздолиной получил театральную премию им. Шолом-Алейхема. В репертуаре З. Раздолиной 15 программ песен и романсов на стихи русских поэтов серебряного века - А. Ахматовой, Н. Гумилева, А. Блока, М. Цветаевой, И. Северянина, С. Есенина, К.Бальмонта, О. Мандельштама и современных русскоязычных поэтов России и Израиля - В. Гина, В. Добина, Ф. Зорина, И. Войтовецкого, Б. Эскина, Л. Норкина, Е. Аксельрод и др . Ею написаны также циклы песен и романсов на стихи известных ивритских поэтов Рахели, Л. Гольдберг, Е. Волах, Н. Йонатана и других. Она выступает в Израиле от концертной организации "Оманут ле Ам" ("Искусство народу") с авторскими программами "А. Ахматова", "Женская лирика 20-го века на русском и иврите", "Ицхак Каценельсон - поэт катастрофы" и музыкальным авторским вечером "Мой рояль". Все эти программы как на русском, так и на иврите, и идиш, проходят с неизменным успехом в Израиле, США, Финляндии, Чехии, России. Своим нежным и сильным голосом, обаянием, редкой артистичностью, блестящим музыкальным сопровождением, красотой музыки, искренностью и совершенно особым мелодизмом Злата собирает все большее количество поклонников на свои концерты. В Израиле З. Раздолина написала "Реквием о катастрофе" - "Песнь об убиенном еврейском народе" для хора, солистов и симфонического оркестра по поэме великого поэта катастрофы Ицхака Каценельсона. В 1997 г. “Реквием о катастрофе” (в инструментальной версии) был записан одним из старейших в Европе Моравским филармоническим оркестром под управлением известного канадского дирижера Виктора Фелдбрилла. Это произведение передавалось двадцатью двумя радиостанциями мира. C 1997 по 2004 г. диск "Песнь об убиенном еврейском народе" распространялся в интернете фирмой "Tara Publication" и постоянно занимал первое-третье место по количеству продаж среди дисков о Катастрофе. В 2002 году перед шеститысячной аудиторией в Кафедральном соборе Сент-Джон состоялась Нью-Йоркская премьера "Реквиема о катастрофе" (исполнители: З. Раздолина, артист Голливуда Фриц Вивер, Нью-Йорский симфонический оркестр под управлением А. Лейтуша). В 2004 году этот диск стал составной частью учебно-методического пособия "Память сожженых камней" для проведения церемоний, посвященных Катастрофе для стран СНГ и Прибалтики (изд. "Бейт Лохамей ha-Геттаот"- "Музей Борцов Гетто". www.gfh.org.il) В 2003 году в честь 300-летия С-Петербурга З. Раздолина была приглашена в С-Петербург и Москву с концертными программами "Невской воды глоток", "И я молюсь не о себе одной...". Концерты прошли во Всемирном клубе петербуржцев (Дом архитектора), в доме-музее Анны Ахматовой, в израильских культурных центрах С-Петербурга, Москвы и др. залах. В концертах принимали участие нар. артист России Э. Хиль, заслуженный артист России В. Псарев, поэты Семен Ботвинник и Светлана Аксенова. Концерты были широко освещены средствами массовой информации. На радио "С-Петербург" были записаны несколько авторских программ. В октябре того же года по приглашению Еврейского конгресса З. Раздолина выступала в Бирмингеме и записала программу с известным радиоведущим Русской службы Би-би-си Севой Новгородцевым. Эту передачу от 18.10.2003 можно прослушать. З. Раздолина автор семи альбомов (компакт-дисков): "Реквием" на стихи А.Ахматовой, "Романсы на стихи А. Ахматовой и Н. Гумилева" "Сад" Романсы и песни на стихи М. Цветаевой Реквием "Песнь об убиенном еврейском народе" по поэме Ицхака Каценельсона "Ананасы в шампанском" - Романсы и песни на стихи И. Северянина, К. Бальмонта, А. Ахматовой и др. "Невской воды глоток" Романсы и песни на стихи петербургских поэтов XX века "Его зарыли в шар земной" - Песни на стихи поэтов-фронтовиков "Что было любимо..." Романсы и песни на стихи А. Блока, А. Ахматовой, С. Есенина, Н. Гумилева, Р. Бернса и др. Раздолина является членом Союза Композиторов Израиля, член Всемирного Союза женщин-музыкантов. Контакт со Златой по электронной почте: [email protected] Источник: http://borisliebkind.livejournal.com/24035.html

Елизавета Элишева ЭЛИШЕ́ВА (настоящее имя Елизавета Ивановна Жиркова-Быховская; 1888, Спасск близ Рязани, – 1949, близ Тверии, Израиль), поэтесса (на русском языке и на иврите), прозаик и критик (на иврите). Дочь русского православного священника и обрусевшей ирландки. Рано лишившись матери, она переехала к тетке в Москву, где окончила гимназию и посещала фребелевские педагогические курсы «Общества учительниц и воспитательниц детских садов» (до 1910 г.). В 1907–1908 гг. началось ее знакомство с евреями, которое стимулировало интерес к идиш, а затем к ивриту. В освоении языков ей помогал брат, Л. Жирков, впоследствии видный советский лингвист, специалист по языкам иранской группы. В годы Первой мировой войны работала в комитете помощи еврейским беженцам в окрестностях Рязани. По признанию Элишевы, на нее произвели «сильное впечатление еврейская национальная идея, а позднее сионизм». Этому способствовала также дружба и последующий брак Элишевы с Ш. Быховским (1881?–1932), сионистом, издателем и распространителем книг на иврите. В 1920–21 гг. Элишева работала секретарем у заместителя наркома просвещения, историка М. Н. Покровского. В 1925 г. Элишева с семьей переехала в Эрец-Исраэль и поселилась в Тель-Авиве, выступала с чтением своих стихов в ишуве и за границей: в городах Литвы, Латвии, Польши, а также в Париже и Лондоне. Почитатели видели в ней «Руфь с берегов Волги», хотя Элишева не перешла в иудаизм. После смерти мужа Элишева жила в нищете, работала прачкой-поденщицей, изредка публиковала литературно-критические очерки. Могила Элишевы находится рядом с могилой поэтессы Рахели на берегу озера Киннерет. Стихи Элишева писала с детства. Первая публикация — перевод с идиш сборника стихов Ш. Я. Имбера «Ин идишн ланд» («В еврейской стране», М., 1916). Несколько выполненных ею переводов прозы с идиш и иврита не увидели свет в связи с прекращением изданий, где предполагалась их публикация, и были утрачены. Затем были опубликованы переводы стихов Иехуды ха-Леви в переложении на идиш Х. Н. Бялика (в книге «У рек Вавилонских», М., 1917) и рассказов Г. Шофмана (литературные сборники «Сафрут», М., 1918). В 1919 г. в Москве вышли под псевдонимом Э. Лишева два ее поэтических сборника: «Тайные песни» и «Минуты». Были опубликованы несколько рецензий Элишевы на поэзию на иврите, в том числе в журнале «Гехалуц» (1920). Первые стихи Элишевы на иврите («Ха-ткуфа», №13, Варшава, 1921) были написаны в соответствии с новой, «сефардской» фонетической нормой иврита, почти не встречавшейся в то время в стихах, и подкупали простотой, лиричностью и камерностью. Элишева была среди первых в 20 в. поэтесс, писавших на иврите, наряду с Иохевед Бат-Мирьям, Эстер Рааб и Рахелью. В 1921–28 гг. стихи Элишевы охотно публиковали все журналы на иврите: «Ха-Ткуфа», «Ха-Торен» (Н.-Й.), «Ха-По‘эл ха-ца‘ир» (Т.-А.), «Ха-‘Олам» (Лондон). Несколькими изданиями вышли и тут же разошлись ее поэтические сборники «Кос ктана» («Малая чаша», Т.-А., 1926) и «Харузим» («Рифмы», там же, 1928). Если многие стихотворения первого сборника были написаны еще в Москве и отражали русский пейзаж и лирические настроения героини на распутье, то стихи, написанные в Эрец-Исраэль, наполнены впечатлениями от местной экзотической природы, проникнуты верой в новое, содержательное бытие. На небольшие и мелодичные стихотворения Элишевы часто писали музыку. В 1925–31 гг. переводы стихов Элишевы с иврита на идиш, русский, английский, польский, итальянский, немецкий языки и переводы ее русских стихов на иврит выходили в еврейской периодической печати разных стран. (Новые переводы на русский язык, сделанные в Израиле, вошли в сборник «Я себя до конца рассказала», Иер., издательство «Библиотека-Алия», 1981, 1990.) Но уже к началу 1930-х гг. интерес к поэзии Элишевы ослабел. Ее третий и последний сборник «Ширим» («Стихи», 1946), в который вошли стихи 1922–28 гг., не вызвал заметного резонанса. Элишева написала около десяти рассказов, которые публиковались в журналах, выходили отдельными книжками и сборниками (в том числе сборник «Сиппурим», «Рассказы», Т.-А., 1928). Они, как правило, автобиографичны, проникнуты печалью, сочувствием и благоговением наблюдательницы перед еврейской традицией. Красота еврейских обычаев («Нерот шаббат», «Субботние свечи», 1922), сложность взаимоотношений евреев диаспоры с нееврейским окружением («Малка ла-‘иврим» — «Еврейская царица», 1923), ожидание найти высокую мораль среди евреев — таковы мотивы ее прозы на еврейские темы. В рассказе «Ха-эмет» («Истина», 1924) провинциальная русская учительница с несложившейся судьбой заполняет реальную пустоту фантазиями. Неудовлетворенность мечтательной души свойственна и героине романа «Симтаот» («Переулки», Т.-А., 1928; переиздан в 1977; журнальный вариант «Бейн ха-зманим» — «Безвременье», «Ха-‘Олам», №6–12, Лондон, 1927). Рисуя жизнь литературной богемы и увлеченного национальной идеей еврейства в послереволюционной Москве, Элишева использует события личной судьбы и духовных исканий: героиня романа приходит к выводу о том, что место каждого, кто дорожит своим еврейством, — в Эрец-Исраэль. Прозу Элишевы отличает тонкий психологизм. Большое место отведено пейзажу, который, как правило, отражает переживания персонажей. Элишева была и талантливым литературным критиком. Ее суждения всегда конкретны, наблюдения точны и касаются принципиальных аспектов поэтики. Таковы ее исследования о творчестве А. Блока «Мешорер ве-адам» («Поэт и человек», альманах «Ха-Ткуфа», № 21–22, Варшава; переиздано отдельной книгой Т.-А., 1929) и статья «Анна Ахматова» (Т.-А., «Ктувим», январь 1927), очерки о И. Тургеневе, Г. Шофмане, У. Н. Гнесине, Д. Шим‘они, Дж. Г. Байроне и других. Источник: http://www.eleven.co.il/article/15066

Эмми Нётер НЕ́ТЕР Эмми (Nöther, Emmy Amalie; 1882, Эрланген, – 1935, Брин-Мор, США), немецкий математик. Окончила университет в Эрлангене. В 1916 г. переехала в Геттинген, считавшийся математической столицей мира. Будучи уже выдающимся математиком, Нетер как женщина не получила академической должности и до 1922 г. читала университетский курс алгебры вместо его официального руководителя Д. Гильберта (с его согласия). Ее последующий статус сверхштатного профессора Геттингенского университета не предоставлял академических прав и жалованья, но позволил создать группу учеников (их называли «мальчики Нетер»), из которой позднее вышли виднейшие алгебраисты. В 1933 г. Нетер как еврейка вынуждена была покинуть Германию и переехала в США, где преподавала в женском колледже Брин-Мор. Нетер внесла решающий вклад в развитие современной алгебры. Ее труды положили начало новому направлению алгебраических исследований, известному под названием общей, или абстрактной алгебры (общая теория полей, колец, идеалов). Нетер принадлежит названная ее именем фундаментальная теорема теоретической физики (1918), которая установила связь между свойствами симметрии физической системы и законами сохранения и дала наиболее простой и универсальный метод получения законов сохранения в классической и квантовой физике, теории поля и т. д. Особенно важное значение имеет теорема Нетер в квантовой теории поля, где законы сохранения, вытекающие из существования определенной группы симметрии, обычно являются главным источником информации о свойствах исследуемых объектов. Источник: http://www.eleven.co.il/?mode=article&...2961&query=

Ривка Беларева На днях в московском «Гилеле» открылась персональная выставка художницы Ривки Беларевой. Ривка рисует в основном на еврейские темы: источники ее творчества – Танах, каббала и литература хасидизма. На выставке представлены графические работы, выполненные тушью либо в смешанной технике. Некоторые работы объединены в серии, например: цикл иллюстраций к сказочным историям рабби Нахмана из Брацлава, «Сны» — часовщика, резника, рыбака, садовника, пастуха, а также пять диптихов «Черновики». С картин на зрителя смотрят не только библейские герои, но и мудрецы, раввины и простаки, фантастические персонажи, звери и птицы. Характерная особенность работ Беларевой — включение в изображение текста, который настолько гармонично вписывается в пространство картин, что кажется их неотъемлемой частью. Текст то играет главенствующую роль, то сдвигается в область вспомогательного; изображение то складывается за счет игры букв, то будто заслоняет собой текстовую страницу. В работы вводится именно тот текст, который они иллюстрируют, и это делает его арт-объектом. Если проводить исторические аналогии, по художественной стратегии это ближе всего к таким средневековым манускриптам, где иллюстрации и текст выполнялись одним мастером. В современном контексте такой прием становится новым прочтением традиций искусства иллюстрации. Но поскольку работы Беларевой все-таки не рукописи, имеет место своеобразная игра: это и имитация рукописных иллюстраций, и самостоятельные графические объекты. Зачастую еврейская традиция в современном искусстве воспринимается как некая дополнительная этническая изюминка, а не как культурный пласт, способный вдохновить на что-то серьезное. Беларева же ощущает еврейскую тематику как глубоко созвучную опыту современного искусства, то есть абсолютно актуальную, не только заслуживающую, но и требующую контакта с художественным языком. Ривка рассказала «Букнику» о своем творчестве в контексте еврейской художественной традиции. Ривка, расскажи, пожалуйста, о себе, о своем становлении как художника и включенности в еврейскую традицию. Не противоречило ли одно другому? Я родилась в Москве, рисовала сколько себя помню, закончила художественную школу, студию прикладного искусства, потом уехала изучать историю искусства в Германию — в Боннский университет им. Фридриха Вильгельма. Там я тоже рисовала, училась в мастерских художников. После пяти лет германской жизни вернулась в Москву и поступила в РГГУ на факультет истории искусства. Еще в Германии меня стали интересовать проблемы еврейского искусства. Моим научным руководителем тогда был боннский профессор Генрих Йозеф Кляйн, который занимался историей и теорией книжной графики и книгопечатания. Именно он поощрял мой интерес к еврейской книге с искусствоведческой точки зрения. Параллельно я учила идиш у профессора Клауса Куно. И, как это часто бывает, теоретический интерес к еврейству перерос в практику. Стремление к тшуве происходит в тот момент, когда человек ощущает недостаточность «академического» подхода, желание пережить иудаизм как опыт. Поэтому дальше моя жизнь оказалась неразрывно связана с еврейской традицией. Я продолжала рисовать и подошла к совершенно новому для меня рубежу и новому еврейскому контексту. К тому же, в реализации своих способностей нет никакого запрета, напротив, иудаизм это поощряет. Темы многих твоих работ довольно традиционны — Адам и Хава, Рахель и Лея, Эйсав, Авраам и Ицхак… Не выглядит ли это несколько старомодным? Вопрос в том, что считать традиционным и авангардным. Традиционное еврейское искусство знает множество примеров, которые воспринимаются современным зрителем на грани сюра. Например, иллюстрации к знаменитой пасхальной агаде — так называемой «Агаде птичьих голов», где люди, в том числе герои Танаха, изображены с головами птиц и зверей. Довольно авангардный подход, на который едва ли отважится наш современник. И неважно, чем он продиктован: требованиями еврейского закона, галахи, отношениями с соседями-неевреями или фантазией художника. В любом случае это выглядит энигматично и очень радикально. Так что традиционные иллюстрации и тексты — это не так уж старомодно, они ломают наши ожидания и часто даже бросают вызов нашим представлениям о традициях и новаторстве. Я вообще считаю их ультрасовременными. А включение текста в изображение — это дань традиции или твой собственный метод? По поводу использования текста в еврейском искусстве можно сказать очень много. Но я просто не могу не вспомнить в этой связи одно из своих юношеских «творений» маслом на холсте, которое было призвано отразить какую-то глубокую мистическую идею то ли индейцев майя, то ли инков, связанную с огнем. Из темноты в пространство, освещенное костром, выступало некое носатое лицо и угрожающе прищуривалось. А в верхнем левом углу горела надпись, но почему-то на санскрите. Наверное, найти подходящую надпись на языках доколумбовой Мезоамерики было проблематично. Точно, я помню ту твою картину! Выходит, что буковки рядом с изображением — давняя история? И давняя, и все-таки связанная именно с традиционным еврейским искусством. Ведь метод микрографии — создание изображений из текста, когда буквы складываются в рисунок, — это один из основных и древнейших методов еврейской иллюстрации. Текст теряет свойства текста, а получившийся рисунок — уже не совсем рисунок: они обмениваются своими качествами и дополняют друг друга. Именно эта техника подвела меня к идее в своих работах использовать еврейскую графику. К тому же, для современного искусства такой подход, при котором расшатаны границы между текстом и изображением, вполне нормален. Важно еще и то, что сам вид еврейских букв очень орнаментален, поэтому надпись, из них составленная, получает в картине дополнительные орнаментальные свойства. Получается, что человек, для которого иврит или идиш не является родным или знакомым языком, видит в надписях только орнамент, красивые закорючки? Да, тут возникает проблема соотношения «своего» и «чужого», чрезвычайно важная для нашего восприятия еврейской культуры. Для того, кто не понимает написанный текст, он перемещается в сферу чисто эстетического. И дело не только в тексте. Вот, например, росписи Ходоровской синагоги — уникальный каталог зооморфных эмблем, символов и мотивов. Непосвященный современный зритель видит здесь лишь прекрасные декоративные изображения, в то время как все они наполнены иносказательным смыслом и аллегорически нагружены. А бывает и обратная ситуация, и с ней я напрямую столкнулась в процессе работы над иллюстрациями к сказочным историям рабби Нахмана Брацлавского. Рассказанные нарочито простым языком, они содержат сложнейший символический подтекст. Только начав рисовать первые работы серии, я ориентировалась исключительно на сюжетную линию и не пыталась наделить персонажей чертами, за которыми можно угадать какой-то символический смысл. Но постепенно я ощутила недостаточность такого подхода и поняла, что визуальное отображение «простого» текста истории требует непростых, семантически усложненных иллюстраций. Эти иллюстрации очень орнаментальны, как, впрочем, и другие твои работы. Но часто ты включаешь в них неожиданные тщательно и реалистично выписанные фрагменты. Это случайно или в этом тоже есть какой-то свой смысл? Орнаментальность говорит на том же языке, что и аллегория, а вот реалистичные фрагменты — это как бы мостик к действительности, как она воспринимается человеческим глазом. Многие думают, что в иудаизме существует запрет на изображение людей. А вообще какие есть в иудаизме законы или обычаи, связанные с рисованием? Действительно, я не раз сталкивалась с недоумением — как же так, ведь евреям запрещено рисовать людей! Однако запрет касается религиозно нагруженных изображений, которые могут быть использованы в культовых целях. Среди законоучителей есть мнение о том, что проблематично рисовать светила — солнце и луну, потому что они были важными объектами языческих культов. Раньше по той же причине не рисовали драконов. Что же касается человеческого лица, есть интересный пример современного еврейского искусства: на витраже Центральной лондонской синагоги изображен человек, зажигающий ханукальный светильник. Он стоит спиной, и видна только кисть руки со свечой. Над ним второй персонаж витража — царь Давид, играющий на арфе, и его лицо полностью закрыто молитвенным покрывалом, талесом. Художник Давид Хильман намеренно избегал изображения лица. Он использовал средневековые приемы, ведь в Средние века эта проблема стояла особенно остро и многократно обсуждалась мудрецами. На многих средневековых еврейских миниатюрах люди лишены лиц, головы у них звериные или птичьи, либо вообще скрыты под тканью. А тебя саму эпоха еврейского средневековья вдохновляет? Да, именно средневековая книжная графика с ее цветовыми решениями, маргиналиями, неоднозначным, почти карнавальным соотношением текста и иллюстрации мне очень близка. Более позднее явление — еврейская лубочная картинка — тоже среди любимых источников. Две твои серии — «Черновики» и «Сны» — как-то связаны между собой? Для меня очень важна поэтика черновика. Черновик — это такое пространство, где всегда что-то происходит: зачеркивается, отменяется, возникает снова. Здесь нормальны стирание и помарки, ошибки, рисунки на полях. Я взяла реальные черновики своих переводов с идиша венских поэтов и использовала их как фон для работ. Черновик — это как искусственная руина в старом парке. У нее была своя задача, она как бы запускала работу памяти и воображения посетителя. Руина была не только живописным объектом, но и своеобразным входом в другое пространство — истории, мистерии. Черновик — такой же след и обломок. Служа фоном работы, он прочитывается лишь отчасти, почти отсутствует. В «Снах» же ситуация несколько иная. «Отсутствует» спящий персонаж — он погружен в сон, его глаза закрыты, он вычеркнут из реальности и отсутствует даже в пространстве своего сна. Обе серии — об отсутствии. А над чем ты сейчас работаешь, какие планы на будущее? Сейчас помимо графики я довольно много времени уделяю масляной живописи, к которой вернулась после долгого перерыва, и надеюсь двигаться в этом направлении и далее. Источник: http://booknik.ru/context/?id=32371

Агарь Шмулефельд-Финер В Рама, Онтарио, Канада, состоялся вечер бокса Rumble at Rama XIII, в рамках которого израильтянка Агарь Шмулефельд-Финер проводила защиту титула чемпионки мира в легком весе по версии WIBF. По очкам она победила немку Юлию Сахин. Счет по карточкам 98:92, 97:92 и 96:94 в пользу израильтянки. После равного первого раунда Финер захватила инициативу и несколько раз достала претендентку левым хуком. В конце третьего раунда чемпионка загнала соперницу в угол, и только канаты позволили Юлии устоять на ногах, сообщает fightnews.com. В четвертом раунде немка попыталась перехватить инициативу, но Финер отлично действовала на контратаках. В шестом и седьмом раундах соперницы проявили тактическое мастерство, демонстрируя эффективные комбинации и блоки. В восьмом раунде Сахин сумела достать чемпионку двумя сильными ударами. Девятый и десятый раунды прошли в равной борьбе. Источник: http://borisliebkind.livejournal.com/18371.html

Симона Синьоре СИНЬОРЕ́ Симона (Signoret, Simone; урожденная Каминкер; 1921, Висбаден, – 1985, Отей, Нормандия), французская киноактриса. Отец Синьоре, юрист по образованию, происходил из семьи австрийских евреев, работал переводчиком на больших международных конгрессах. Юность Синьоре прошла в Париже. Накануне Второй мировой войны родители Синьоре разошлись, отец, опасаясь немецкой оккупации, уехал в Лондон, Синьоре осталась во Франции, училась в лицее города Ван (Бретань; степень бакалавра филологии). ] В 1940 г. Синьоре вернулась в Париж, недолгое время работала в газете, затем училась в актерской школе. Мировая слава пришла к Синьоре после работы в фильме «Золотая каска» (1952), где она исполнила главную роль. Среди последовавших значительных ролей — работы в фильмах «Тереза Ракен» (1953), совместная актерская работа Синьоре и известного французского певца и актера И. Монтана в спектакле «Салемские колдуньи» А. Миллера в Театре Сары Бернар (1956). В 1958 г. Синьоре снялась в английском фильме «Место наверху» (в Советском Союзе — под названием «Путь в высшее общество»), который обошел экраны всего мира. Синьоре была признана лучшей актрисой года, получила приз Международного фестиваля в Канне, приз Французской академии киноискусства и премию «Оскар». В 1965 г. Синьоре снялась в фильме С. Креймера «Корабль глупцов». В течение много лет Синьоре занималась общественно-политической деятельностью. Синьоре и Монтан, не будучи коммунистами, нередко выступали вместе с членами Французской коммунистической партии (например, в защиту супругов Розенберг, см. Розенбергов дело). В 1968 г. европейские газеты опубликовали телеграмму послу Советского Союза во Франции за подписью Синьоре и других известных деятелей культуры в защиту группы советских диссидентов, вышедших с демонстрацией протеста против ввода советских войск в Чехословакию. В 1969 г. Синьоре и Монтан приняли участие в съемках фильма «Признание», посвященного Сланского процессу. Позднее Синьоре разошлась с французскими коммунистами. Принимая участие в движении за права человека, она боролась за отказников (см. Советский Союз), резко критиковала внешнюю и внутреннюю политику советского блока. Наряду с работой в кино Синьоре занималась литературной деятельностью, написала книгу воспоминаний «Ностальгия как она есть» (1976), роман «Прощай, Володя» (1985; о жизни во Франции еврейских семей из Польши и из Украины в период между двумя мировыми войнами). В 1977–78 гг. Синьоре снялась в фильме израильского режиссера М. Мизрахи (родился в 1931 г.) «Мадам Роза» (премия «Оскар» за режиссуру) в роли старой еврейской проститутки, взявшей на воспитание мальчика-араба. Съемки следующего фильма М. Мизрахи «Я послал письмо возлюбленной» с Синьоре в главной роли были начаты по инициативе актрисы; фильм вышел в 1981 г. В 1982 г. Синьоре снялась в фильме «Ги де Мопассан», в 1984 г. — во французском телевизионном сериале «Париж 38». Источник: http://borisliebkind.livejournal.com/17999.html

Ида Высоцкая О Марбургском университете Борис Пастернак впервые услышал в доме богатого чаеторговца Высоцкого, с дочерьми которого, Идой и Леной, он дружил. В Марбурге учился их кузен Дмитрий Гавронский. Среди его преподавателей особенно "гремели" имена Германа Когена (Hermann Cohen) и Пауля Наторпа (Paul Natorp). Познакомившись с работами этих ученых-неокантианцев, Пастернак понял: он нашел то, что искал. Пастернак мечтал поехать в Марбург, чтобы серьезно заняться наукой, но денег на это не было. Ему обещала помочь мать. Розалия Исидоровна, преподавательница музыки, сказала сыну, что заработает на уроках и сэкономит на хозяйственных расходах. Получив на руки 100 марок и рекомендательное письмо к знакомому семьи Николаю Гартману, преподававшему в Марбурге, Борис Пастернак в апреле 1912 года выехал из Москвы в Германию. За неимением лучшего ему был отдан старый, но еще вполне добротный костюм отца. 25 апреля он был в Марбурге. Вот как Пастернак описывает эту первую встречу с городом: "Я стоял, заломя голову и задыхаясь. Надо мной высился головокружительный откос, на котором тремя ярусами стояли каменные макеты университета, ратуши и восьмисотлетнего замка. С десятого шага я перестал понимать, где нахожусь. Я вспомнил, что связь с остальным миром забыл в вагоне... Если бы это был только город! А то какая-то средневековая сказка!" В таком же восторге Пастернак был от университета: "Если бы тут были только профессора! А то иногда среди лекции приоткрывается грозовое готическое окно, напряжение сотни садов заполняет почерневший зал и оттуда с гор глядит вечная, великая Укоризна. Если бы тут были только профессора! А тут и Бог еще". В письмах родителям, приведенных в вышедшей на русском языке при содействии посольства Германии в России книге "Марбург Бориса Пастернака", он рассказывал о том, как в актовом зале происходило торжественное зачисление новичков в студенты и как каждому из тысячи, и ему в том числе, ректор, подзывая к себе, пожимал руку. Так это было установлено еще XVI в веке. В городе в своем первозданном виде сохранились дома, где жили Мартин Лютер и братья Гримм, учившиеся в Марбургском университете. А первым русским марбуржцем был Михайло Ломоносов. Пастернак втягивался в учебу трудно, потом дело пошло успешнее. Но тут в Марбург приехали сестры Высоцкие, Ида и Лена, которые, путешествуя по Германии, решили навестить своего московского друга. В Иду Высоцкую юный Пастернак в течение пяти лет был влюблен со всем пылом первого чувства. Сама Ида воспринимала их отношения далеко не столь серьезно. У избалованной вниманием дочки богатых родителей было достаточно поклонников. Необходимость объяснения назревала давно. Сестры Высоцкие пробыли в Марбурге несколько дней. Но решающий разговор состоялся лишь в день их отъезда. В автобиографическом очерке "Охранная грамота" его предложение и отказ Иды выйти за него замуж рассматриваются Пастернаком как переломный момент в его творческой биографии. "Тот удар - исток всего", - скажет он и в стихотворении "Зимняя ночь", посвященном Иде Высоцкой. Это объяснение, проводы сестер в Берлин и одинокое возвращение обратно в Марбург составляют, возможно, самые яркие страницы "Охранной грамоты" и широко известны по знаменитому стихотворению Пастернака "Марбург": "В тот день всю тебя, от гребенок до ног, Как трагик в провинции драму Шекспирову, Носил я с собою и знал назубок, Шатался по городу и репетировал. ............................ Тут жил Мартин Лютер. Там - братья Гримм. Когтистые крыши. Деревья. Надгробья. И всё это помнит и тянется к ним. Всё - живо. И всё это тоже - подобья". Вначале Борис Пастернак пытался преодолеть свое душевное смятение усиленными занятиями. Он приготовил два ученых доклада и выступил с ними на заседании научного общества. Ему стали предрекать блестящее философское будущее. 11 июля Пастернак пишет своему московскому другу Александру Штиху: "Я читал второй реферат Канта с разбором. Коген был прямо удивлен и просил меня к себе на дом. Я был страшно рад. Можешь себе представить, как я волновался перед всеми этими докторами со всех концов мира, заполнившими семинар". Но мы читаем дальше в том же письме: "Я написал в день реферата - почти бессознательно - за три часа до очной ставки перед корифеем чистого рационализма пять стихотворений. Одно за другим запоем..." Поэзия уже захватывала Пастернака целиком. Обычно считается, что именно объяснение с Идой Высоцкой стало здесь поворотным пунктом, но, судя по письмам, это не совсем так. От 17 июня до 11 июля, когда Пастернак послал цитировавшееся письмо, прошло больше трех недель. А окончательное решение распрощаться с философией было принято после 13 июля, после поездки в немецкий городок Бад Киссинген, где праздновался день рождения Иды Высоцкой. Об этой поездке лишь вскользь упоминается в "Охранной грамоте", где две встречи с Идой сведены в одну и объяснение, растянутое на несколько встреч, воспринимается как один разговор. Впрочем, не будем забывать, что "Охранная грамота" - художественное произведение, где ради цельности восприятия неизбежны подобные корреляции места и времени. В оставшиеся летние дни Пастернак больше не посещал университет. Он совершал длительные прогулки по лесу, слушал органную музыку... Много гулял по городу, открывая для себя новый Марбург. "Ценность города была в его философской школе, но я в ней больше не нуждался, - писал Пастернак позже. - Но у него объявилась другая: красота Марбурга как живого воплощения многовековой истории, его природа и готика..." На рассвете 4 августа 1912 года Борис Пастернак уехал из Марбурга: "Прощай, философия, прощай, молодость, прощай, Германия!" В 1923 году поэт вернется сюда ненадолго, всего на два дня, чтобы снова встретиться с городом своей молодости. И до конца жизни будет вспоминать Марбург, который сделал из него поэта. Марбург тоже не забыл его. "Прощай, философия!" - эти слова из "Охранной грамоты" можно прочитать на бронзовой доске, расположенной на стене дома № 15 по Гиссельбергской улице (Gisselberger Straße), где Борис Пастернак прожил три летних месяца 1912 года. Есть в городе и улица, носящая его имя. Автор: Владимир Анзикеев Источник: http://borisliebkind.livejournal.com/16479.html

Ольга Фрейденберг Ольга Михайловна Фрейденберг (15 марта 1890, Одесса — 6 июля 1955, Ленинград) — советский филолог-классик, антиковед, русист, культуролог-фольклорист, дочь известного одесского журналиста и изобретателя Михаила (Моисея) Филипповича Фрейденберга и Анны Иосифовны Пастернак — сестры художника Л. О. Пастернака. Двоюродная сестра и первая любовь Бориса Пастернака. После окончания гимназии в Петербурге (1909) Фрейденберг из-за национальной процентной квоты для евреев не смогла поступить на Высшие женские курсы, однако год слушала там лекции. В 1910—1914 занималась самообразованием, изучала иностранные языки, путешествовала по Европе. После начала мировой войны возвратилась в Россию, в ноябре 1914 стала сестрой милосердия. Окончила классическое отделение Петроградского университета (1923), защитила магистерскую диссертацию о происхождении греческого романа (1924). В 1920—1930 гг. сотрудничала с Н. Я. Марром и И. Г. Франк-Каменецким (коллективный сборник «Тристан и Исольда», Л., 1932). В 1932 организовала в Ленинградском университете первую советскую кафедру классической филологии и до 1950 заведовала ею (с перерывом на годы войны). В 1935 защитила докторскую диссертацию «Поэтика сюжета и жанра (период античной литературы)». Опубликованная книгой (1936), диссертация подверглась жестокой идеологической критике в правительственной газете «Известия», книга была изъята из продажи. Ольга Фрейденберг пережила блокаду Ленинграда. Инспирированный верховной властью разгром марризма и борьба с космополитизмом повлекли за собой в 1950 увольнение Ольги Фрейденберг из университета и снова закрыли для исследовательницы возможность публиковаться. Подавляющая часть ее трудов (8 монографий и несколько десятков статей) осталась в рукописях, их печатание продолжается. По полученному образованию и номенклатурной должности оставаясь филологом-классиком, Фрейденберг была сосредоточена на «палеонтологическом» исследовании семантики литературных, шире — культурных мотивов и форм (прежде всего — метафоры и сюжета), их трансформаций из архаических в исторические, а соответственно — на предыстории и ранней истории таких литературных и сценических жанров, как лирика, комедия, роман. В этом она развивала идеи Германа Узенера и А. Н. Веселовского, французской социологической школы (Л.Леви-Брюль), кембриджских ритуалистов, философию символических форм Э.Кассирера и предвосхитила новейшие исследования «археологии» культурных форм в рамках символической антропологии, исследований культуры (англ. cultural studies). Особое значение имеет переписка Фрейденберг с Пастернаком, продолжавшаяся с 1910 до 1954 и обнаруженная в 1973 Н. В. Брагинской (опубл. за рубежом в 1981), а также ее мемуары, из которых пока опубликованы лишь фрагменты. Труды Фрейденберг, включая переписку, выходили за границей на русском, иврите, английском, французском, немецком, голландском, польском, японском, корейском языках. В России работы исследовательницы начали скупо публиковаться лишь после 1973 года. Ее научные идеи и подходы стали в недавнее время предметом нескольких диссертационных исследований в России и за рубежом. Источник: википедия

Чандра Леви В США начинается суд по делу об убийстве Чандры Леви (Chandra Levy), нашумевшем происшествии 2001 года, взбудоражившем Америку почти так же, как взрывы во Всемирном торговом центре, сообщает Associated Press. Девушку нашли в лесу, куда она пошла с очевидно знакомым человеком, который там набросился на нее и, вероятнее всего, задушил. Сейчас главным подозреваемым в жестоком убийстве женщины, работавшей интерном в Вашингтоне, считается Ингмар Гуандик (Ingmar Guandique), нелегальный иммигрант из Сальвадора. Однако сразу после убийства Леви подозрения касались другого человека – Гэри Кондита (Gary Condit), бывшего сенатора от штата Калифорния, который состоял в романтических отношениях с Леви. Кондит будет присутствовать на процессе в качестве свидетеля, но не даст никаких комментариев по делу вплоть до вынесения судебного решения. «В ходе следствия было сделано много ошибок и неверных ходов, но теперь федеральные агентства, участвовавшие в расследовании, не остановятся, пока не вынесут Гуандику обвинительный приговор», – заявили Санта Соненберг (Santha Sonenberg) и Мария Хавило (Maria Hawilo), работающие прокурорами в этом деле. На предварительных слушаниях Соненберг рассказал, что полиция так хотела добиться признания от Гуандика, что предприняла отчаянный ход и завела переписку с обвиняемым, когда тот отбывал 10-летний срок заключения. Однако эта мера не сработала. Затем Джефри Тэйлор (Jeffrey Taylor), государственный обвинитель, признал, что нет никаких доказательств физического контакта Гуандика и Леви. Обвиняемый также прошел тест на детекторе лжи. Однако Гуандик признавался в убийстве многим своим приятелям. На его причастность к делу указывает также тот факт, что тело Леви было найдено в парке Рок Крик (Rock Creek), где в 2001 году Гуандик напал на двух женщин. Прокурор Аманда Хэйнс (Amanda Haines) заявила, что у обвиняемого «очень странный стиль признания». Он обсуждал убийство Леви со многими людьми, но каждому из них рассказывал разные детали. До сих пор неизвестно, какую роль будет играть в процессе Кондит. Защита может напомнить, что экс-сенатор долгое время фигурировал в деле в качестве главного подозреваемого, и предположить, что обвинение хочет сделать из невиновного человека козла отпущения. Расплатой за жестокое убийство может стать смертная казнь, применяющаяся в США. Напомним, что правительство штата Вирджинии, США, в сентябре привело в исполнение первый за последние пять лет смертный приговор. Казнили Терезу Льюис (Teresa Lewis), которая в 2002 году наняла двоих мужчин, чтобы убить мужа Джулиана Льюиса (Julian Lewis) и пасынка Чарльза Льюиса (Charles Lewis). Она оставила входную дверь незапертой, и убийцы — Мэтью Шалленбергер (Matthew Shallenberger) и Родни Фуллер (Rodney Fuller) — смогли беспрепятственно проникнуть в дом и застрелить мужчину и мальчика. По отношению к убийцам известных людей американское общество настроено довольно жестко. Убийце Джона Леннона (John Lennon) недавно в шестой раз отказали в условно-досрочном освобождении. Комиссия, рассматривающая прошения заключенных, решила, что Марк Дэвид Чэпмэн (Mark David Chapman) по-прежнему представляет угрозу для общества и потому он должен остаться в тюрьме г. Аттики, по меньшей мере, еще на два года. Источник: http://www.vokrugsveta.ru/news/10355/

Памела Геллер В субботу, 16 октября, американское консервативное издание Human Events опубликовало статью Памелы Геллер, одной из самых заметных и скандальных фигур американской блогосферы, о "тайных продажах халяльного мяса" в США. Этот материал непосредственно связан со скандалом, вспыхнувшим в конце сентября в Британии. Скандал разразился после того, как были обнародованы факты, свидетельствующие о повсеместном распространении "халяльного" мяса, полученного в результате ритуального забоя скота в соответствии с правилами ислама. Памела Геллер настаивает на том, что халяльное мясо не должно использоваться там, где питаются не только мусульмане, но и "евреи, христиане, индусы и сикхи". Следует отметить, что 52-летняя Памела Геллер, мать четверых детей, писательница, журналистка и политик, на минувшей неделе оказалась в центре внимания международных СМИ. Издание The New York Times посвятило Геллер статью, назвав ее главным организатором кампании протеста против строительства гигантской мечети и исламского культурного центра в нескольких десятках метров от места, где стояли башни-близнецы ВТЦ на Манхэттене (так называемого Ground Zero). В своем блоге Atlas Shrugs Памела Геллер объявила "крестовый поход против ислама". Она является лидером и вдохновителем организации, носящей название "Остановить исламизацию Америки" (Stop Islamization of America). Геллер неоднократно утверждала, что президент США Барак Обама исповедует ислам и является незаконным сыном Малькольма Экс, мусульманского проповедника и борца за права афроамериканцев в США. Что касается кампании против строительства исламского культурного центра, то, по мнению ряда изданий, Геллер передергивает факты, называя культурный центр "мечетью-монстром" и не замечая нескольких десятков метров, отделяющих эту постройку от Ground Zero. Памела Геллер родилась в Нью-Йорке, в еврейской семье. Памела была третьей из четырех дочерей Реубена и Лиллиан Геллер: две ее сестры впоследствии стали врачами, одна из сестер выбрала профессию учителя. В 80-90-е годы Геллер являлась сотрудницей New York Daily News и New York Observer. В 1994 году она оставила работу, чтобы воспитывать своих четырех дочерей. Источник: http://www.newsru.co.il/world/17oct2010/pamela702.html

Сара Пэлин Молодая и пригожая «бэби-бумерша» Сара Пэлин, предстала перед избирателями стопроцентной американкой, многодетной матерью, любящей супругой, спортсменкой и, разумеется, обладательницей всеми необходимыми для будущего государственного поста деловыми качествами. Обсуждая Сару Пэлин вдоль и поперек, журналисты не миновали ее происхождения и религии, поскольку муж у нее алеут, но сама Сара янки, то есть потомок каких-то иммигрантов. Известно, что 44-летняя Сара Луиза Хит-Пэлин при рождении была крещена католическим священником, но росла христианкой-пятидесятницей. Сейчас она набожная христианка, как и ее супруг Тодд и дети. Семья Пэлин посещает церковь в их родном городке Василла на Аляске. Родители Сары тоже родились и крестились в Соединенных Штатах, но более глубокие корни ее семейного древа вызвали разнотолки. Официальные документы подтверждают, что дедом и бабкой Сары по материнской линии были Клемент и Хелен Ширан из Ричленда в штате Вашингтон, а их происхождение соответственно идет из Ирландии и Германии. Бабушку Сары Пэлин по отцу звали Нелли Мэри Хит (в девичестве Брандт), и в газетном некрологе после ее кончины упоминалось, что она посещала христианскую церковь в Сендпойнте. В интервью журналу Time Сара Пэлин подтвердила, что родители Чак и Сэлли Хит крестили ее как католичку. Это с одной стороны. С другой же - появилась версия, что губернатор Аляски и кандидат в вице-президенты США Сара Пэлин - еврейка, а точнее, дочь женщины с еврейскими корнями. По этой версии мать Сары зовут Салли Шейгам, и она дочь литовских евреев Луизы и Шмуэля Шейгам. По этой версии дед Сары по матери никакой не ирландец, а еврей, родившийся в 1912 году в местечке Вилкавискис в 91,2 мили к северу от Вильнюса. В 1915 году, в связи с Первой мировой войной, семья Шейгам иммигрировала в Америку через Гамбург. Отца Сары Пэлин, Чака Хита, тоже считают евреем по матери, Беатрис Колман. Сторонники этой версии адресуют всех сомневающихся в Государственный исторический архив Литвы в Вильнюсе (http://www.archyvai.lt/), где хранятся записи рождений, браков, разводов и смертей литовских евреев с 1851 по 1915 год, когда из-за войны их вынудили уехать. Все архивные записи велись по-русски и на идиш, и во многих случаях там упомянута девичья фамилия матери и город регистрации акта гражданского состояния. Оставшиеся в Литве члены семьи Шейгам похоронены на еврейском кладбище Будезериаи рядом с местечком Вилкавискис. В архиве нашего бывшего Центра иммиграции на Эллис-Айленде имеется запись о въехавшей в США семье Ширан, но сторонники «еврейской линии» говорят, что это обычное в те годы явление, когда иммиграционный чиновник не понимал выговора фамилии, которую ему произносил на своем языке прибывший иностранец. Источник: http://www.evreimir.com/article.php?id=23047

Анзя Езерска ЕЗЕ́РСКА Анзя (Yezierska, Anzia; около 1885, Плинск, близ Варшавы, – 1970, Онтарио, Калифорния), американская писательница. Выросла в религиозной многодетной семье, где отец посвятил себя изучению Талмуда, а мать зарабатывала на жизнь; сыновья получили образование, но Езерска окончила лишь два класса школы, так как отец считал, что для девочки образование не обязательно. В начале 1890-х гг. семья эмигрировала в США и поселилась в Нью-Йорке. Езерска (в официальном документе об иммиграции она была записана как Гарриэт Майер, но впоследствии восстановила прежнее имя) работала в швейной мастерской, но стремилась к образованию. Она ушла от родителей и поступила в филантропическое учебное заведение имени Клары Гирш (см. М. де Гирш), где готовили преподавателей кулинарии. В 1901–1905 гг. Езерска училась в педагогическом колледже при Колумбийском университете, после окончания колледжа преподавала в начале школе (1908–13). Несмотря на замужество и рождение дочери, Езерска продолжала стремиться к самостоятельности; в 1916 г., разведясь с мужем, она переехала в Сан-Франциско и стала социальным работником. Литературный дебют Езерской состоялся сравнительно поздно — в 1915 г. был опубликован рассказ «Бесплатный дом отдыха» об унижениях, с которыми сталкиваются нуждающиеся женщины в благотворительных учреждениях. Впоследствии эта тема была развита в романе «Наглая попрошайка» (1927), где тщеславие богатых филантропок противопоставлено подлинной доброте бедной женщины. Известность писательнице принес сборник рассказов «Голодные сердца», в названии которого отражен один из основных мотивов творчества Езерской — потребность недавних иммигрантов в человеческом тепле, в приобщении к культуре. В 1922 г. С. Голдвин снял по этой книге фильм и предложил Езерской работу киносценариста. Но атмосфера Голливуда была чужда писательнице, и она вскоре вернулась в Нью-Йорк. В 1925 г. был экранизирован роман Езерской «Саломея из многоэтажки» (1922). В образе его героини, одержимой стремлением к успеху, отражены характер и обстоятельства жизни Роз Пастор Стоукс (1879–1933), журналистки, которая вышла замуж за миллионера-нееврея, а впоследствии стала известной феминисткой (см. Феминистское движение). Вхождение еврейских иммигрантов в американскую жизнь, конфликт между традиционными и новыми ценностями — тема многих произведений Езерской, в том числе повести «Дети одиночества» (1923), романа «Кормильцы» (1925). Среди персонажей Езерской — фанатичный, не способный содержать семью отец, измученная непосильным трудом мать, оторвавшиеся от своих корней американизированные евреи, молодая женщина, бунтующая против патриархального гнета и религиозных устоев, в образе которой немало черт самой Езерской. Особенно сильны автобиографические мотивы в романе «Всё, чем мне никогда не быть» (1932), где отражена история отношений Езерской с философом Дж. Дьюи и приведены его письма и стихи 1917–18 гг., обращенные к ней. С начала 1930-х гг. реалистические произведения Езерской постепенно утратили популярность. Однако с середины 1970-х гг., в связи с ростом феминизма, возобновился интерес к личности и творчеству писательницы, появились посвященные ей работы, были переизданы некоторые ее произведения, в том числе книга беллетризированных мемуаров «Красная лента на белом коне» (1950). Источник: http://www.eleven.co.il/?mode=article&...1541&query=

Нехама Лифшиц О многих эпизодах этой биографии можно сказать: «Произошло чудо». Чудом семья Нехамы Лифшиц успела в начале войны эвакуироваться из Каунаса в Узбекистан. Чудом Нехама сумела репатриироваться в Израиль — тогда, когда ворота СССР были еще наглухо закрыты. Чудом стал пробудившийся интерес к идишу и всему еврейскому у тысяч, если не миллионов слушателей в бывшем СССР, Израиле и других странах, где гастролировала певица. Журналистка Шуламит Шалит пишет: «Она пела еврейские песни не так, как их поют многие другие, выучившие слова, — она пела их, как человек, который впитал еврейскую речь с молоком матери, с первым звуком, услышанным еще в колыбели. Сегодня такой идиш на сцене — большая редкость». Родилась Нехама в 1927 году в Ковно (Каунасе) в семье еврейского учителя и детского врача Юдла (Ие.уды-Цви) Лифшица, работавшего директором городской ивритской школы «Тарбут». Дома говорили на идиш. Отец всю жизнь, даже став врачом, играл на скрипке... И у Нехамы была скрипочка. Под ее звуки семейство во главе с мамой Басей пело песни на идише и иврите. Первый подарок отца матери — огромный ящик с книгами, среди них были еврейские классики (Менделе Мойхер-Сфорим, Шолом-Алейхем, Бялик в переводе Жаботинского, Грец, Дубнов) и ТАНАХ. Но были также Шиллер и Шекспир, Гейне и Гете, Толстой и Достоевский, Тургенев и Гоголь. Нехама на всю жизнь запомнила, что ее тетя продырявила «Тараса Бульбу» во всех местах, где было слово «жид». Петь Нехамеле начала раньше, чем говорить, но мечтала, когда вырастет, играть на скрипке, как Яша Хейфец или Миша Эльман... В эвакуации Нехама выучила узбекский, пела, плясала, научилась двигать шейными позвонками (это было важно — тоже часть культуры, как в ином месте умение пользоваться вилкой и ножом). Верхом на лошади, как ее отец к больным, разъезжала она по колхозам, собирая комсомольские взносы. Работала воспитательницей в детском доме и библиотекарем. В 1943 г. впервые оказалась на профессиональной сцене в Намангане. Беженец из Польши, зубной врач Давид Нахимсон приходил к ним домой, и они устраивали концерт: Давид играл на скрипке, отец — на балалайке, мать — на ударных, то есть на кастрюльных крышках, сестра Фейгеле — на расческе, а Нехама пела... В 18 лет, в 1945-м, Нехама впервые столкнулась с антисемитизмом. Комиссаров, второй секретарь горкома партии, заорал ей в лицо: «Знаю я вашу породу, ты у меня сгниешь в тюрьме, а в Литву не уедешь». Вызов из литовского Министерства здраво-охранения на имя доктора Лифшица пролежал в МВД Узбекистана ровно год! Нехаме помогло знание узбекского языка и... дерзость. Ее часто спасала дерзость: «или пан — или пропал». Добилась, отдали вызов. На привокзальной площади в Каунасе их встречал чужой человек. Оставшись в живых, этот одинокий еврей приходил встречать поезда — других живых евреев... По крупинкам, по капелькам набиралась кровавая чаша — где, кто и как был замучен, расстрелян, сожжен. Все родные, все учителя, все друзья. На Аллее свободы (тогда это уже был проспект Сталина), где когда-то собиралась еврейская молодежь, — ни одного знакомого лица... В 1946 г. Нехама поступила в Вильнюсскую консерваторию. Педагог Н.М. Карнович-Воротникова воспитала свою ученицу в традициях петербургской музыкальной школы, где исполнительский блеск сочетался с глубинным проникновением в образ. В 1951 году Нехама Лифшиц дала свой первый сольный концерт. Миниатюрная женщина с удивительно мягким и нежным голосом вывела на сцену персонажей, от которых зритель был насильственно оторван в течение десятилетий — еврейскую мать, старого ребе, свадебного весельчака-бадхена и синагогального служку-шамеса, ночного сторожа и бедного портного, еврея-партизана и «халуца», возрождающего землю предков. И вся эта пестрая толпа слилась в ее концертах в один яркий многоликий образ еврейского народа. Специально для нее писали талантливые композиторы и поэты — Шмуэль Сендерей, Лев Пульвер, Лев Коган... Нехама разыскивала, собирала редкие публикации еврейских поэтов. Она стала первой в СССР исполнительницей, включившей в свой репертуар песни на иврите. Февраль 1958 года. В Москве проходит Всесоюзный конкурс артистов эстрады. Конферансье объявляет: «Нехама Лифшицайте, Литовская филармония. Народная песня “Больной портной”». Председатель жюри Леонид Утесов ошеломлен: звучит его родной язык! Вердикт жюри: первая премия! Так началась феноменальная карьера Нехамы Лифшиц в еврейской песне. Впрочем, в советской прессе отзывов было немного. Директор консерватории сказал Нехаме: «Для Москвы твое имя не подходит — ни имя Нехама, ни фамилия Лифшиц, даже если к нему добавлено литовское окончание “айте”»... А для еврейского мира ее имя было более чем понятно: Нехама — утешение. Замечательный певец Михаил Александрович, побывав на концерте Нехамы, посоветовал ей уйти из концертной бригады: «У тебя особенный голос, и к тебе пришел твой шанс — не упусти его, тебе нужно сделать сольный репертуар». Ее популярность была фантастической! Аплодировали стоя. Сцена — вся целиком — была покрыта цветами. «После победы на Всесоюзном конкурсе, — рассказывает Нехама израильскому журналисту Шломо Громану, — у меня появилась надежда, что вокруг меня что-то возникнет, что-то будет создано... Но после 15 концертов в Москве, в которых участвовали все лауреаты, мне быстро дали понять, что ничего не светит: езжай, мол, домой». Одиннадцать лет колесила Нехама по Советскому Союзу. И в районных клубах, и в Концертном зале им. П.И. Чайковского ее выступления проходили с аншлагами. Повсюду после концертов ее ждала толпа — посмотреть на «еврейского соловья» вблизи, перекинуться фразами на «маме лошн»... Поэт Сара Погреб вспоминает один из концертов в Днепропетровске: «Прошел слух, что приезжает певица, будет петь на идиш. Афиш не было. Захудалый клуб швейников. Зал человек на сто... Она меня поразила — она не только пела, она проявляла несгибаемое еврейское достоинство, несклоненность, уверенность в своей правоте. Она была насыщена национальным чувством. Какое мужество! Нехама была продолжением восстания в Варшавском гетто...» Но если можно было как-то отменить выступление Нехамы, власти не отказывали себе в этом. Каждую программу прослушивали, требовали подстрочники всех текстов. «В Минске, — вспоминает Нехама Лифшиц, — вообще не давали выступать, и когда я пришла в ЦК, мне сказали, что “цыганам и евреям нет места в Минске”. Я спросила, как называется учреждение, где я нахожусь, мол, я-то думала, что это ЦК партии. В конце концов мне позволили выступить в белорусской столице, после чего в газете появилась рецензия, в которой говорилось, что “концерт был проникнут духом национализма”». В «Колыбельной Бабьему Яру» Ривки Боярской на стихи Овсея Дриза Нехама выплакала свою давнюю боль по погибшим друзьям и родным: Я повесила бы колыбельку под притолоку И качала бы, качала своего мальчика, своего Янкеле. Но дом сгорел в пламени, дом исчез в пламени пожара. Как же мне качать моего мальчика?.. После песни никто не аплодировал. Зал оцепенел. А потом кто-то закричал: «Что же вы, люди, встаньте!» Зал встал. И дали занавес... На следующий день Нехаму вызвали в ЦК. В те, доевтушенковские, годы власть всеми силами замалчивала трагедию Бабьего Яра. На месте гибели киевских евреев проектировали не то городскую свалку, не то стадион. На претензии Нехама дерзко отвечала, что все ее песни разрешены к исполнению, что она их поет всегда и всюду, а если есть какая-то проблема, так это у них, а не у нее. Дальнейшие концерты в Киеве были запрещены, а вскоре вышел приказ министра культуры, из-за которого Нехаме Лифшиц целый год не давали выступать. Допросы, обыски, постоянная слежка и угроза ареста — «не каждая певица удостаивалась такой чести», — пишет Шимон Черток в статье к 70-летию Нехамы. «Я билась, как могла, но это была непробиваемая стена, — говорит Нехама. — Переломил ситуацию министр культуры Литвы. Он сказал мне: дескать, готовь программу, и мы послушаем, где там у тебя национализм. Я спела, и они дали заключение, что не нашли ничего достойного осуждения. Потрясающий был человек этот министр — литовец-подпольщик, коммунист, но если бы не он, меня как певицы больше не существовало бы». Профессор Зелик Черфас, бывший рижанин, рассказывал: «Нехама выступала в Риге в черном платье, а на платье у нее был белый талес... Это было непередаваемое зрелище». На самом деле это был не талес, а длинный белый шарф с поперечными прозрачными полосками на обоих концах. На фоне черного платья он казался талесом... Это было маленькое чудо, к которому невозможно придраться. Цензура вычеркивала слова, меняла названия песен, но мимика, жест и вот такая мелочь, как прозрачный шарфик, — здесь цензура была бессильна. Она бросала в зал: «Шма Исраэль, .ашем Элокейну...» Ее спрашивали, на каком языке текст? Она невинно отвечала: на арамейском. Это звучало непонятно, но приемлемо. Пожилые зрители, слышавшие до войны и других превосходных певцов, говорили, что Нехама — явление незаурядное. На молодых она действовала гипнотически: знайте, — говорила она, — нас убивали, но мы живы, мы начнем все сначала. После гастролей Нехамы во многих городах создавались еврейские театральные кружки, ансамбли народной песни, хоры, открывались ульпаны, тогда же появился и самиздат. Нехама стояла у истоков еврейского движения конца 1950-х и 60-х годов. Доктор Саша Бланк, давний и верный друг певицы, говорит: «Она сама не понимала высокого смысла своего творчества и своего влияния на судьбы людей, на еврейское движение в целом, на рост национального самосознания и энтузиазма...» «Мы долго думали об отъезде в Израиль, — рассказывает певица. — Поначалу, конечно, даже мечтать об этом не могли. Но в 60-х годах появились отдельные случаи репатриации в рамках воссоединения семей. Вызов мы получили от моей тети. Документы подали еще до Шестидневной войны. В марте 1969 года разрешили выехать мне одной... Принимали меня... как царицу Савскую — вся страна бурлила. В аэропорту меня встречала Голда Меир. Такие концерты были! Все правительство приходило...» Символично, что звание «Почетный гражданин Тель-Авива» было присвоено легендарной еврейской певице в День независимости Израиля. В интервью (1993 г.) израильскому журналисту Шломо Громану Нехама, руководившая в Тель-Авиве музыкальной студией, сказала: «Я занимаюсь с теми, кто хочет научиться петь на идише». Ученики у нее замечательные — новая звезда еврейской песни Светлана Кундыш, Рут Левин, Жанна Янковская, Гита-Ента Станик... Источник: http://www.migdal.ru/times/66/5832/ А вот ещё одна публикация об этой замечательной еврейской женщине: Талантливая исполнительница песен на идиш (ее называли «еврейский соловей») Нехама Лифшиц (Лифшицайте) родилась в Ковно (Каунасе), росла в семье, соблюдавшей еврейские традиции. Окончила ивритскую школу, которой в 1921–28 гг. руководил ее отец Иегуда Цви (1900–80), ставший затем врачом. В годы Второй мировой войны семья жила в Узбекистане, затем вернулась в Каунас. Нехама окончила Вильнюсскую консерваторию (1946–51) и с 1956 г. одной из первых в Советском Союзе после гонений 1949–52 гг. на еврейскую культуру стала выступать с концертами еврейской песни. Ее репертуар включал многие народные песни и произведения таких авторов, как М. Варшавский, А. Гольдфаден, З. Бардичевер, М. Гебиртиг, М. Гнесин, А. Крейн, М. Вайнберг, Л. Пульвер. Для нее писали песни Л. Ямпольский, Я. Розенфельд, Ривка Боярская, С. Сендерей, Г. Брук, Л. Бирнов, Л. Коган и другие. Преодолевая препоны репертуарных и концертных учреждений, Лифшиц сумела превратить свои турне по многим городам Советского Союза в средство пропаганды еврейской культуры и пробуждения национального самосознания. Несмотря на недоброжелательное отношение официальных организаций к ее деятельности, Лифшиц в 1958 г. за артистизм и вокальное мастерство была удостоена премии первой степени на Всесоюзном конкурсе мастеров советской эстрады и получила разрешение на зарубежные гастроли (Франция, Бельгия, Австрия). Две пластинки (1960-61) с записями ее песен многократно тиражировались. В 1969 году Нехама Лифшиц репатриировалась с семьей в Израиль, где в том же году были выпущены две пластинки с записями ее выступлений в различных городах и поселениях, на радио и телевидении. Большим успехом пользовались в 1969–72 гг. ее гастрольные концерты в Бельгии, Англии, Канаде, США, Бразилии, Венесуэле, Мексике, Австралии. С 1976 года Лифшиц (не прекращая концертной деятельности) заведовала историческим архивом музыкальной библиотеки при Тель-Авивском муниципалитете (окончила библиотечные курсы при университете Бар-Илан). В мае 2004 года ей было присвоено звание «Почетный гражданин Тель-Авива». В феврале 2006 года Нехама Лифшиц была избрана председателем Всемирного совета по культуре на идиш. Много лет она ведет мастер-класс, благодаря которому на еврейскую сцену вышло новое поколение сорока-, тридцати- и даже двадцатилетних людей. Они выросли без мамэ-лошн, но наверстывают упущенное. На вопрос журналиста, что она может посоветовать молодым и среднего возраста людям, озабоченным судьбой идиша и еврейской культуры, Нехама Лифшицайте ответила: «Во-первых, обязательно надо говорить на идиш. Искать собеседников где угодно и практиковаться. Тем самым вы убиваете двух зайцев: не забываете язык сами и порождаете стимул для окружающих. Пусть хотя бы один человек из десяти, из ста захочет понять смысл вашей беседы и примется за изучение идиша. Во-вторых, не ругайтесь между собой. Это я обращаюсь не к отдельным личностям, а к организациям, ведающим идишем. Пусть все ваши силы и средства уходят не на мелочные разборки типа "кто тут главный идишист", а на дело. На дело возрождения нашего прекрасного еврейского языка». Источник: http://www.newswe.com/index.php?go=Pages&a...iew&id=2755