Есть только миг...

[Борис Либкинд]

Глава 10-я. Баку
(продолжение)

Рабочий день часто затягивался допоздна. Домой я приходил, когда времени оставалось лишь на то, чтобы наскоро перекусить и лечь спать. Между тем, дети росли, а времени заниматься с ними у меня хронически не хватало. Вся нагрузка по дому ложилась на плечи Жанны.
При учёбе в Политехническом институте я получил и военное образование (была у нас военная кафедра). Выпустили нас с присвоением звания младшего лейтенанта автотранспортной службы, командный состав (в отличие от технологов машиностроения, которые имели специализацию ремонтников, то есть инженерный состав).

В дальнейшем военные комиссариаты периодически призывали нас на сборы на 1 - 3 месяца, и звания у нас постепенно повышались. В период работы в Минсельстрое я был уже старшим лейтенантом. Мне и в эту пору периодически присылали повестки с требованием пройти те или иные военные сборы. Я их показывал своему министру, и тот лишь отмахивался - не приставай, мы всё решим, никуда не ходи, не до этого. Наконец, меня так "прижали", что отмахнуться было невозможно - полугодовые сборы на целине, уборка урожая. Мы с Салехом поехали в райком партии, и мой министр попытался договориться с 1-м секретарём о моей отсрочке.

С Верочкой Архаровой (дочкой моего товарища)


Песочек

Не тут-то было! В райкоме как раз оказался районный военком, который охарактеризовал меня как злостного нарушителя и пригрозил призвать в армию или отдать под суд при неявке на сборы. Пришлось идти в армию больше чем на полгода. Служить мне довелось в 580-м ОАБ (отдельном автомобильном батальоне) в качестве помощника ЗКТЧ (заместителя командира по технической части). В состав батальона входили 5 автомобильных рот, разбитых на взводы. Всего вместе с управлением батальона общая численность людского состава составляла 1000 человек. Кадровыми были только офицеры штаба и командиры рот. Все остальные были призваны из запаса. Окрестные жители называли нас "партизанами". Я бы назвал ещё хлеще - дикая дивизия. На такой длительный срок с работы отпускали лишь тех, кто был не очень полезен. В результате батальон оказался укомлектован неквалифицированными водителями и даже людьми с небезупречным, в том числе уголовным прошлым. На каждом месте дислокации происходило множество правонарушений, драк с местным населением и грабежи близлежащих магазинов.

Делали это наши люди. Командовал батальоном подполковник Перов, начальником штаба был подполковник Шевченко. При управлении батальона были: начальник ВАИ (военной автоинспекции) капитан Ходько, начвещ (начальник тылового обеспечения) капитан Монастырский, начфин (начальник финансовой части) и начальник службы ГСМ (горюче-смазочных материалов). Все они были кадровыми военными, Перов в Баку командовал полком. Врач капитан Мамедов был призван из запаса. В его распоряжение на весь срок сборов был выдан чистый медицинский спирт в количестве 20-ти литров. Однажды, когда мы находились уже в Русско-Полянском районе Омской области, командир в шутку сказал Мамедову:

- Ну, что, доктор, ты не весь ещё спирт выпил? Небось, ничего уже не осталось?
- Нет, товарищ подполковник, половина ещё осталась.
- Половина?! Да ты что, полы им моешь?
- Нет, товарищ подполковник, у меня на всё есть документы.
- Какие ещё документы? Ну-ка тащи их сюда!.. Та-а-а-к... "Прошу выдать мне для хозяйственных нужд поллитра спирта. Старшина хозвзвода Щербин". Для хозяйственных нужд? Медицинский спирт?!. Ну, ты даёшь, капитан! Неплохо вы со старшиной повеселились, как я погляжу - 10 литров чистейшего спирта выпили. Иди собирай вещи и отправляйся домой в Баку, я твоему военкому такую бумагу настрочу, что тебе и дома нескучно будет!..

Таких казусов во время сборов было немало. В связи с большой аварийностью, у нас была большая потребность в запасных частях для восстановления разбитой техники. Я как помощник ЗКТЧ лично отвечал за обеспечение батальона запчастями. Поэтому, где бы мы ни находились, я постоянно "мотался" по областным и районным отделениям Сельхозтехники, ремонтным службам, войсковым ремонтным базам и "доставал" дефицитные детали и узлы. Но эти запасные части и даже целые готовые агрегаты, такие, как, к примеру, новая кабина (а их за сборы сменили несколько штук, так как горе-водители были ещё и лихачами), доставались шоферам не бесплатно. За аварию полагалось возмещение ущерба, а иногда и суд. Чтобы этого избежать, провинившийся давал домой телеграмму, чтобы родственники раскошелились и прислали деньги. Эти деньги шли, конечно, не в кассу батальона, а в карманы заместителя командира по технической части (моего непосредственного начальника) и самого командира.

Я и Борис Набиев. Мне здесь 35 лет, Боря - младше на 6

А вину водителя умело скрывали составлением фиктивных технических актов. Я и мои товарищи по управлению батальона узнавали об этом от самих водителей, плативших деньги кадровым офицерам. Наживались служаки не только на этом. Батальон хорошо снабжался через тыловые подразделения армии. Продовольствие представляло собой консервы и большое количество круп, муки, полуфабрикатов, упакованных для применения в полевых условиях. Всё это автомобильным взводам, расквартированным в колхозах или совхозах, нужно не было, так как их всем обеспечивали организации, на которые они работали. Выезжая в расположение рот и взводов, мы убеждались, что они обеспечены значительно лучше управления батальона, которое только одно и питалось щами да кашами по военному рациону. Спрашивается: куда же девалось всё то, что по линии снабжения получал батальон? Либо реализовывалось на месте "за наличку" местным торговым организациям (деньги шли в карманы тех, кто этим заправлял), либо тоннами отправлялось домой - родным и любимым.

Как они этим распоряжались, знает, видимо, один аллах. Всё, что мы об этом думаем мы с моим товарищем, комсоргом батальона Борисом Набиевым однажды вечером высказали в лицо комбату подполковнику Перову. К нашему удивлению, он не рассердился, а поблагодарил нас за критику и сказал, что её признаёт и принимает. Мой тёзка Набиев (по отцу азербайджанец, а по матери белорус) родился и вырос в пригороде Баку Балаханы. В связи с тем, что там проживало много татов (горских евреев, родным языком которых является диалект фарси), он блестяще владел несколькими тюркскими и фарсидскими языками - татарским, туркменским, казахским,узбекским, таджикским и, конечно, азербайджанским и имел военную специальность переводчика с этих языков. Но по гражданской специальности он был плотником и работал в Бакинском морском порту. Мы подружились, после армии много лет ходили друг к другу в гости, познакомился он и с моими мамой и сестрой и часто помогал им по плотницкой части. За время службы мы дважды - в начале и конце уборочной страды - дислоцировались в Ставропольском крае (Арзгирский и Александровский районы) и один раз - в Омской области, которая в тот год дала два с половиной урожая пшеницы на фоне засухи в основных зерновых областях и краях страны.

Мама говорила мне, что с гордостью слушала сводки об уборочной страде, в которой участвует её сын. Романтика была характерной чертой моей мамы. Поступая в аспирантуру, я в письме попросил её зайти в наш институт и получить там приложение к моему диплому. По её словам, когда она получила его и взглянула на оценки, у неё зарябило в глазах и закружилась голова - почти сплошь по всем предметам "отлично". Видимо, забыла о той прозаической причине, чем была вызвана моя отличная учёба - 25% плюс к обычной стипендии. Мне эта прибавка обеспечивала возможность чуть вкуснее есть и покупать смену сносившимся ботинкам. Впрочем, я отвлёкся. Один мой знакомый военпред (работник военной приёмки на заводе) говорил:
- Носить погоны тяжело. Но снимать их - не легче...
Может быть, кадровому офицеру это, действительно так. Но, что касается нас, призванных на время из запаса, то мы просто не чаяли, когда, наконец, нам представится возможность избавиться от этого элемента нашей одежды.

[Борис Либкинд]

Глава 10-я. Баку
(окончание)

Я по роду своей деятельности в армии обязан был находиться в армии дольше всех, так как техника, которую мы получили с автозаводов для уборочной страды, должна была быть передана в исправном состоянии представителям отраслей народного хозяйства, или, как мы выражались, "покупателям". Только после передачи последней машины меня отпустили домой. Было это перед самым Новым годом, а мобилизован я был в начале июня. То есть моя служба продлилась почти 7 месяцев. За заслуги перед страной меня и Бориса Набиева (по словам начальника штаба Николая Ивановича Шевченко) представили к награждению медалью "За освоение целинных и залежных земель". Но мы её так и не получили. Зато мне через пару месяцев после возвращения со сборов присвоили очередное воинское звание - капитан.

В министерстве моё возвращение было воспринято прохладно. Создавалось впечатление, что я сам себе устроил отстранение от исполнения важных и ответственных должностных обязанностей. Министр сказал:
- Вернулся? Ну, что же, кстати. Сейчас надо срочно заканчивать заявочную кампанию и ехать в Москву на защиту фондов на будущий год. Поторопись! А то ты слишком уж долго отдыхал!..
Вернувшись из Москвы, где мне удалось "пробить" беспрецедентную поставку Минсельстрою Азербайджана в будущем году автомобилей-самосвалов, я задумался: а зачем мне, кстати сказать, эта должность? Будь я хапугой, цены бы такой должности не было: я брал бы "в лапу" за каждый самосвал, бульдозер и экскаватор, никуда не делись бы от меня и те, кому я оформлял бы машины в личную собственность. Но я - это я, и не зря, по слухам, в районных организациях Минсельстроя про меня говорили:

- А на месте главного механика там сейчас работает русский дурак, не знаешь, с какого боку к нему подойти. Кабинета у него нет, в коридор он ни за что выходить не хочет, говорит, что у него от работников отдела тайн нет. Как работать, - не понятно!..
Вдобавок заработная плата у меня в министерстве была чуть ли не в полтора раза меньше, чем тогда, когда я работал конструктором (там постоянно платили премиальные, а в сельском строительном министерстве о таком и не слышали - было хроническое невыполнение почти всех плановых показателей). Вот я и подумал: а не махнуть ли мне рукой на такой высокий пост, когда моя фамилия отпечатана во всех республиканских телефонных справочниках, и не попроситься ли обратно в КБ, пока меня ещё помнят? Я попросил своего товарища, начальника одного из конструкторских отделов КБ Льва Архарова разведать обстановку, побеседовать о моём возможном возвращении с руководством. Он подтвердил, что меня, действительно, не забыли и готовы принять обратно на должность инженера-конструктора первой категории.

Тогда я официально через канцелярию подал на имя министра заявление с просьбой уволить меня по собственному желанию, рассчитывая, что мне потребуются две недели для отработки со дня подачи заявления. Но министр пришёл в бешенство и приказал уволить меня немедленно, а возложение моих обязанностей возложить на моего заместителя Михаила Вальшина. Ему была непонятна моя чёрная неблагодарность: он взял меня "из грязи в князи", дал "хлебную" должность, где до меня и после меня другие зарабатывали себе целое состояние, и вдруг такой демарш! Миша занимал моё кресло недолго - вскоре в него сел бывший управляющий Автоэкспедиционным трестом, который у себя в тресте получал куда более солидную зарплату, чем в министерстве. Но статус и возможности главного специалиста министерства, видимо, открывали перед ним куда более перспективные возможности, которые я-дурак не использовал. Я же привык получать лишь то, что значилось в бухгалтерских документах. И никогда об этом не жалел.

В КБ меня приняли как своего, как будто я никуда не уходил. Дали мне рабочее место, кульман и тут же поручили конструкторскую разработку нового привода одного из изделий, у которого изменились условия поставки силовой установки: вместо хвостовика, на который раньше насаживался шкив, теперь мотор имел всего лишь карданную крестовину, и шкив устанавливать было не на что. Я быстро спроектировал литую опору с муфтой, служившую базой для установки приводного шкива. Пригодились навыки, полученные в отделе Главного конструктора Ярославского моторного завода. После успешного внедрения этой конструкции меня пригласили на работу в серийный конструкторский отдел головного завода, расположенного далеко от города, на Апшеронском полуострове, на должность начальника конструкторской бригады. Это было повышение в должности и зарплате, и я согласился. Завод стремительно развивался, ему поручалось освоение всё новых и новых видов продукции авиационной номенклатуры, расширялся и серийный конструкторский отдел, в котором было уже 5 конструкторских бригад. В дальнейшем организовали ещё один отдел под продукцию "закрытой" номенклатуры.

Возникла проблема организации экспортных поставок продукции, что требовало серьёзной переработки конструкторской документации под экспорт а также разработки и издания экспортной эксплуатационной документации на русском и иностранных языках - в соответствии с требованиями заказ-нарядов, выдаваемых нам ГИУ ГКЭС (Главным инженерным управлением Государственного комитета по экономическим связям с зарубежными странами) и В/О "Авиаэкпорт" (Внешнеторговым объединением по поставкам авиационной техники). Не знаю почему, но руководство всеми конструкторскими работами по экспорту в звании ведущего инженера было поручено мне. Я многократно выезжал в командировки в ГИУ ГКЭС и В/О "Авиаэкспорт", министерство авиационной промышленности, министерство обороны и ГУ ВВС (Главное управление военно-воздушных сил), внешнеторговые издательства. На территории головного завода была организована типография, печатавшая паспорта на русском и иностранных языках. Контроль за экспортными паспортами был возложен тоже на меня. В 1980-м году я был командирован на 21 день в авиакомпанию "Таром" Румынских авиалиний в Бухаресте, в связи с возникшими у потребителя вопросами по эксплуатации наземного кондиционера нашего изготовления.

Между тем, я не переставал руководить выпуском стенгазеты "Конструктор", читать которую приходило всё руководство даже уже не завода, а авиагрегатного объединения - генеральный директор, главный инженер, секретарь парткома. Газета была красочной, злободневной и имела высокий рейтинг в глазах ИТР (инженерно-технических работников). Однажды генеральный директор по инициативе секретаря парткома вызвал меня к себе:
- Послушай, мы тут посовещались и решили обратиться в ЦК партии за разрешением начать выпуск для нашего предприятия многотиражной газеты. Лучше тебя это дело никто не "провернёт". Подготовь от имени районного комитета партии обращение в ЦК на эту тему. С секретарём райкома договорённость имеется.

Глеб в армии. Служил в ПВО. Довольно успешно.

Я подготовил текст обращения и отвёз его в райком. С некоторых пор в моём кабинете стояли две пишущих машинки - обычная "Оптима" немецкого изготовления и венгерская наборно-пишущая, печатающая типографским шрифтом. Услугами машинисток я не пользовался, все документы готовил и печатал сам. Это до сих пор служит мне хорошую службу при работе на компьютере. Любой документ я мог оформить эффектно и красиво. Думаю, что моё обращение в ЦК пошло без переделок. И вот, через некоторое время на заводе началось комплектование кадров редакции многотиражной газеты. Нужны были профессиональные журналисты с опытом газетной работы. Один такой журналист Аслан Зейналов (азербайджаноязычный) довольно быстро нашёлся. Мне предложили стать редактором русской части газеты, но с одним условием - срочно вступить в партию. Я ответил дипломатично, что меня не устраивает должностной оклад - в два раза ниже того, что я получаю сейчас (на самом деле мне не улыбалась перспектива вступления в партию). Тогда в производственном отделе отыскалась женщина, работавшая диспетчером, у которой был диплом журналиста и членство в партии. Мне сказали:

- Мы назначаем на должность редактора вот эту женщину. Её зовут Роза Чернышёва. А ты будешь её заместителем вне штата. Помоги ей. Хорошо?..Я, конечно, согласился. И впоследствии, когда Роза ушла на год в декретный отпуск, мне довелось без отрыва от производства исполнять её обязанности. Я много писал, и не только на производственные темы. Некоторые материалы стенной газеты дублировались в многотиражке. Мы с периодичностью 1 раз в две недели давали литературные страницы с рассказами, стихами и переводами азербайджанской поэзии. Я часто бывал в издательстве "Азербайджан" (главное издательство республики, где печатаются почти все газеты и книги, издающиеся в Баку), союзе журналистов Азербайджана.

Совершенно случайно в союзе журналистов я познакомился с профессиональным поэтом Рефиком Зека Ханданом, который стал моим близким другом. Его стихи в моём переводе, так же, как стихи других азербайджанских поэтов часто печатались в газетах, журналах и альманахах, издававшихся в Баку. В конце концов, я стал известен. Когда число публикаций стало значительным, я подал документы на вступление в союз журналистов. До сих пор у меня хранится членский билет союза журналистов СССР.

Ну как без пера?

Между тем, политическая ситуация в Баку и Азербайджане в целом под влиянием общей ситуации в стране в пору так называемой перестройки становилась явно неуправляемой. К политической власти пришёл Народный фронт под водительством психически неуравновешенного Эльчибея. На главной площади Баку бесновались сотни тысяч так называемых борцов за народное счастье под националистическими лозунгами. На улицы стало опасно выходить, и после 8 часов вечера город казался вымершим. Глеб окончил школу с отличным аттестатом и после сдачи двух экзаменов (набрав 9 баллов, что было достаточно) поступил в Московский станкоинструментальный институт. Я был рад, что он далеко от Баку. Вита после неудачных попыток поступления в Бакинское художественное училище и в педагогические институты в Краснодаре и Москве (тоже на художественно-графические факультеты) окончила в Баку ПТУ с художественным уклоном и стала дипломированным художником.

Отличный диплом ПТУ дал ей возможность сдавать вступительные экзамены на архитектурную специальность, и она (тоже с 9-ю баллами) прошла в Инженерно-строительный институт в Баку. Однако, у меня на душе было неспокойно: беснующиеся хулиганы не давали девушкам прохода ни на улицах, ни в транспорте. Я пришёл к выводу, что из Баку надо уезжать. Лучше всего, за границу. Но моя форма допуска к секретной работе этой возможности не давала. Надо было менять место работы. Я решил устроиться вначале линотипистом (машинистом строкоотливной машины) в наборный цех издательства "Азербайджан" (пригодилось умение быстро печатать на машинке), а потом - штатным корреспондентом газеты "Бакинский рабочий" (сыграло роль моё членство в союзе журналистов СССР). Заработок в редакции зависел от количества публикуемых строк (примерно пополам: половину составляла ставка корреспондента и половину - гонорар). В номер, как правило, ставили материалы тех, кто долго работал в редакции. Что касается меня, то я был новичком и, хоть к моим материалам никаких претензий не было, их просто-напросто тормозили.

Баку. Таким он нам запомнился...


Мы с Жанной в Подмосковьи

Я ругался, выступал на "пятиминутках" с жалобами, что 5-7 моих материалов с актуальными корреспонденциями лежат без движения в секретариате, - толку не было. И я принял решение попробовать перейти в другую редакцию. Только-только начала выходить парламентская газета "Республика" (орган Милли Меджлиса), редактором которой был бывший собкор "Советской культуры" в Баку Фаик Мустафаев. Я написал для него пару-тройку материалов, которые он тут же опубликовал и пригласил меня перейти к нему в газету. Так я стал работать уже на полную мощность - не было темы или материала, который бы не понравился редактору и не пошёл, как говорится, "с колёс" в номер. А со временем Фаик поручил мне исполнение обязанностей ответственного секретаря, что было для меня новой сферой деятельности, с которой я успешно справлялся, но особой тяги к этому занятию не испытывал - мне больше нравилось писать, да это было и прибыльнее, так как повышало мой гонорар. Я придумал ещё один способ повысить свой заработок: уговорил Фаика оформить Виту на должность корректора и работал вечерами в дни выпуска газеты вместо неё корректором. Это тоже приносило кое-какой доход. А ответственным секретарём оформили другого человека.

Политическая ситуация в Баку тем временем не улучшалась, и моя тревога за Виту всё больше увеличивалась. Мне хотелось, чтобы она уехала из Баку. В один прекрасный день мы с ней сели на самолёт и полетели искать счастья в Москве. Мне удалось договориться о её переводе на архитектурный факультет Московского института землеустройства. А я сам вначале взял в редакции отпуск за свой счёт, а потом, когда всё определилось, написал заявление на расчёт. Но без работы не остался. В Баку начал выходить еженедельник "Эконом-Экспресс", которому был нужен собственный корреспондент по Российской Федерации. Редактор охотно оформил меня на эту должность. Я получил аккредитацию везде, где только было можно, ходил по пресс-конференциям, изучал московскую периодику и исправно поставлял в корпункт свои материалы, отпечатанные на машинке, для отправки нарочным в Баку. Зарплату мне платили в долларах.Тем временем, у меня началось ухудшение состояния здоровья. Я предполагал, что это "барахлит" желудок, так как ощущал сильное ощущение жжения в области пищевода. Но исследование, которое мне провели в Институте профилактической кардиологии, эти предположения опровергло: оказалось, что у меня предынфактное состояние, забиты основные, питающие сердечную мышцу-миокард, сосуды сердца, и мне нужна срочная операция - так называемое "шунтирование" сосудов сердца.

[Борис Либкинд]

Глава 11-я. На крыльях мечты

День 18-е января 1994 года навсегда останется в моей памяти как день моего второго рождения. Хоть я родился на Камчатке, то есть в России, меня не признали гражданином Российской Федерации - я числился по документам гражданином Азербайджана, то бишь иностранцем. Глебу пришлось изыскивать средства для оплаты моей операции в 15-й городской клинической больнице города Москвы. Рубль обесценился, но все-таки 2 миллиона составляли внушительную сумму. До сих пор не знаю, каким образом Глебу удалось её наскрести. Фактически он подарил мне вторую жизнь. Мне вшили 3 шунта - обводных сосуда, изготовленных из ножных вен моих обеих ног. Это должно было улучшить кровоснабжение миокарда и обеспечить мне комфортное самочувствие. Угроза инфаркта миновала, но я должен был впредь беречься, не делать резких движений и даже физзарядки. К тому же, теперь я приговорен до конца дней пить горстями всякого рода лекарства и периодически подвергаться коронарографии (или центуру), то есть проверке состояния шунтов и сердечных сосудов и, при необходимости, установке в них расширительных приспособлений или баллончиков с пружинками.

Тем не менее, я вернулся в Баку, устроился на работу заведующим экономическим отделом ежедневной двуязычной газеты "Панорама" и некоторое время довольно напряжённо работал, получая за свой труд $75, что для Баку было приличным заработком. Когда со дня операции миновало 2 года, моё состояние резко ухудшилось, и я оказался на больничной койке в кардиологическом центре 5-й городской больницы Баку. Мне сделали обследование и запретили работать, переведя на 2-ю группу инвалидности. Ничего другого в условиях Баку мне предложить не могли. В связи с тем, что срок "карантина" 5 лет для моей 2-й формы допуска к секретной работе к тому времени истёк, мы могли подавать документы на выезд в Израиль, что мы и сделали. То, как мы оформлялись, какие препятствия нам пришлось преодолеть при этом оформлении и получении загранпаспортов - тема для особого рассказа. Главное, как говорится, результат. А он таков, что вот уже минуло десятилетие, как мы на земле обетованной. И не было ни дня, ни минуты, чтобы мы об этом пожалели. В Баку мы, можно сказать, в последние пару лет не жили, а существовали, что было бы просто невозможным, если бы не помощь наших детей. Здесь этой проблемы нет. Израиль дал нам всё, что нужно человеку для нормальной жизни - квартиру, материальное обеспечение, медицинское обслуживание - одно из лучших (если не лучшее) в мире. На наши скромные средства мы смогли обставить свою квартиру, купить необходимые электротовары, в том числе, компьютер.

Баку очень красив, этого у него не отнимешь...


Кирьят-Шмона, прелестный городок в северной Галилее, на границе с Ливаном

Первые впечатления по прибытии на нашу вторую родину остались в нашей памяти навсегда. Оформление документов производилось в аэропорту Бен-Гурион. Делали это русскоязычные сотрудники. Жанне и Вите выдали бланки жёлтого цвета, а мне - розового. Как выяснилось позднее, это имело значение: жёлтые выдают евреям. Так меня "пометили". Ни в материальном плане, ни в моральном на мне это не сказалось и не сказывается до сих пор. Мне даже можно ходить молиться в синагогу, если у меня возникнет такое желание. Но по документам я навсегда останусь неевреем. Как члену семьи евреев (мужу жены-еврейки) мне сразу же дали израильское гражданство, выдали чек на денежное пособие (это называется "корзиной абсорбции"), обеспечивающее возможность безбедно прожить первые полгода - в том числе снять квартиру и купить самое необходимое - и стать членом одной из медицинских касс. В какой населённый пункт ехать мы решили ещё в Баку - в городке Кирьят-Шмона проживали моя двоюродная сестра Елена (мы всегда звали её Ляля) Маслак (в девичестве Гостхоржевич-Кутукова) с дочкой Диной. Она согласилась приютить нас на первое время.

Нам выделили такси "Пежо", шофёр, говоривший по-русски, уложил наши тюки на крышу машины, и мы отправились к своему новому месту жительства - предстояло проехать полстраны. Аренда машины нам ничего не стоила - новых репатриантов доставляют к месту их дальнейшего пребывания бесплатно. Ехали мы довольно долго, около 4-х часов, и изрядно устали с непривычки. Потом, через некоторое время, такие поездки перестали быть обременительными. Дороги в Израиле прекрасные, автобусы (или автомобили) комфортабельные, оборудованные кондиционерами воздуха, так что, куда бы ты ни ехал, поездка не доставляет никаких неудобств.

Израиль поставляет цветы по всему миру - даже в Голландию

[Борис Либкинд]

Глава 11-я. На крыльях мечты
(продолжение)

По преданию, в Иордане когда-то крестили Иисуса

А какие здесь окрестности! Я склоняюсь к мысли, что привыкнуть к этому нельзя - разве можно равнодушно относиться к знаменитой реке Иордан, известной нам ещё из библии? В Израиле - масса заповедников, бережно охраняемых государством. И если порой видишь, как кто-то из посетителей засоряет территорию заповедника мусором или делает ещё что-то нехорошее, то, к своему стыду, почти всегда убеждаешься, что это - приезжие, наши бывшие земляки по СНГ.

Но я немного отвлёкся. На следующий же день после приезда мы с племянницей Диной - нашим гидом и переводчиком - отправились по делам. Нужно было открыть в банке счёт (звучит-то как! Будто мы какие-то капиталисты), первый в нашей жизни, записаться в больничную кассу, встать на учёт в местном отделении министерства абсорбции, где нам на первых порах окажут всю необходимую новичкам помощь. Банков здесь несколько, больничных касс - тоже. Куда податься? Мы решили не мудрствовать лукаво и записаться туда, куда до нас записались Ляля с Диной. Нас поразило то, что малышка Дина, которая прожила здесь всего-то несколько месяцев после своего приезда, свободно общается на иврите с сотрудниками банка и больничной кассы. Нам не верилось, что когда-нибудь и мы вот так же будем владеть этим диковинным языком. Тем не менее, человек привыкает ко всему, и иврит - не такая уж преграда, если захотеть её преодолеть. Через некоторое время нам выдали в банке карточку банкомата, которую здесь называют картис-каспомат (от слова "кесэф" - деньги), и мы получили свободный доступ к выданным нам деньгам. В поликлинике больничной кассы "Клалит", куда мы записались, русскоязычный врач тут же принялась нас обследовать и выписала нам груду всяких рецептов на лекарства, о которых мы не имели в бывшем Союзе никакого представления, а если имели, то не могли их купить, так как это было нам просто не по карману. Здесь же они оказались нам вполне доступными из-за положенных нам в больничной кассе скидок.

Рыбалка здесь - на славу!


А кому-то больше по душе вот это!

Вита, как я уже упоминал, приехала в Израиль вместе с нами. С самого первого дня она была сориентирована на скорейшее освоение иврита и работу по своей специальности - архитектором. Как она, будучи даже не молодым, а, можно сказать, юным специалистом, сумела принять оптимальное решение, для нас, её родителей, до сих пор загадка. Тем не менее, она не пошла проторённым путём большинства новых репатриантов - учёба в ульпане и одновременная работа поломойкой, посудомойкой, официанткой (это ещё кому повезёт!) и лишь потом - через тернии к звёздам - какой-нибудь чертёжницей в захудалой конторе с надеждой, что оценят, заметят и поручат что-то более серьёзное. Её путь был прям и верен - как кратчайшее расстояние между двумя точками. Она сама поехала в Хайфу, нашла организацию, ведающую системой обучения "ульпан-авода" (буквально: учёба плюс работа) и отправилась в близлежащий киббуц Малькию. Предстояло трудиться в прачечной, для чего приходилось вставать с утренней зарёй, и учиться ивриту, общаясь исключительно с теми, для кого этот язык родной. Не прошло и месяца, как такая система принесла свои плоды - общение стало возможным, а спустя 5 месяцев этот язык перестал быть чужим. Но это было только начало. Ещё не закончив учёбу, Вита узнала (не то из газет, не то по радио), что в Хайфе открываются курсы повышения квалификации архитекторов. Она, естественно, отправилась туда. Предстояло осваивать компьютерный курс "Draw-base", который в московском институте она изучила недостаточно. К тому же - на иврите. Пасовать было не в её характере. Когда курс обучения был окончен, ей единственной дали направление на работу в архитектурную контору в городе Тверия (час езды от Кирьят-Шмоны на автобусе).

Второй наш ребёнок Глеб приехал в Кирьят-Шмону спустя несколько месяцев после нас. Со своей первой женой Ярославой он договорился, что она пока останется в Москве, а потом, когда жизнь наладится, приедет в Израиль тоже. Она подписала все необходимые документы, свидетельствующие о том, что все права на их дочь Дашу она передаёт отцу. Так Даша получила израильское гражданство и сохраняет его до сих пор. Глеб по прибытии пошёл несколько иным путём абсорбции, чем его сестра. Он прекрасно понимал, что главная составляющая успеха - язык. Это, кстати, к нашему общему удивлению, понимают далеко не все. Многие классные специалисты: врачи, учёные, инженеры, педагоги, преуспевавшие в прошлой жизни, в Израиле из-за незнания языка не могут использовать свой богатый потенциал и остаются за бортом. Глеб, как оказалось, обладает редкой и цепкой памятью. Я поначалу скептически отнёсся к тому методу изучения иврита, который он изобрёл: он нарезал огромное количество картонных карточек и писал на них слова. На одной стороне на иврите, а на другой - русский эквивалент. Я ему сказал, что это - пустая затея. Дескать, у тебя в голове всё перемешается, и ты так ничего не сможешь запомнить. Каково же было моё изумление, когда через месяц после приезда он отправился в агитпункт одной из участвующих в муниципальных выборах партий и на моих глазах вступил в оживлённую политическую дискуссию. Естественно, на иврите. Мало того, малютка Даша развлекала присутствовавших, произнося на иврите самые разнообразные предвыборные лозунги, а иногда распевая какие-то популярные песенки (опять же на иврите). Я был посрамлён. Не удивительно, что спустя 2-3 месяца, Глеб уже работал. Не на такой уж важной работе, но сам факт говорит за себя. Сегодня наш сын является коммерческим директором одной из хай-тековских фирм в Иерусалиме.

Глеб с маленькой Дашей


Архитектору и в свободную минуту есть о чём подумать

[Борис Либкинд]

Глава 11-я. На крыльях мечты
(продолжение)

Время шло. Вита продвигалась по служебной лестнице: перебралась поближе к дому, в одну из архитектурно-строительных контор в Кирьят-Шмоне, потом переехала в Рамат-Ган (центральная часть Тель-Авива), купила свою первую машину Alfa-Romeo. Между тем, жена Глеба не только не думала о переезде к мужу и дочери, но настойчиво требовала, чтобы он привёз Дашу в Москву, так как престарелая бабушка очень больна и хочет её видеть. Желание матери увидеться с дочкой - вполне естественно. Глеб отправился в Россию, где выяснилось, что Ярослава вовсе не собирается ехать в Израиль, согласна на развод и категорически возражает против отъезда Даши в Израиль. Не согласиться с этим было очень просто - на-руках были все необходимые бумаги. Но правильно ли насильно отрывать ребёнка от матери?.. Глеб решил, что для Даши всё-таки будет лучше остаться с мамой. Хотя она уже прилично говорит на иврите и является гражданкой Израиля (подключить израильское посольство была пара пустяков, и Дашу ничто не удержало бы в Москве). Но логика - упрямая вещь...

Иерусалим

А жизнь, между тем, продолжалась. Мы старались использовать каждую возможность, чтобы посмотреть по возможности больше достопримечательностей этой замечательной страны, куда ежегодно стекаются миллионы паломников со всего света. Израиль - многоликая страна, здесь сосредоточены святыни не только трёх мировых религий - иудаизма (знаменитая Стена плача - остаток разрушенного римлянами Второго Храма), христианства и ислама - но и совсем нового религиозного течения бахаизма, всемирный центр которого находится в Хайфе. Жаль, что взаимопроникновение этих святынь зашло столь глубоко, что очень часто становится причиной межконфессионных распрей. Взять хотя бы тот факт, что в период владычества на этой земле турок на месте Второго Храма была возведена мечеть Аль-Акса. По преданию, с этого места якобы вознёсся на небеса пророк Мухаммед вместе со своим конём. Когда строили эту злополучную мечеть, некому и нечего было противопоставить временщикам, обладающим властью - ведь именно здесь Всевышний повелел царю Шломо (Соломону) возвести ему Первый Храм. Это место священно, ничто не могло быть построено здесь кроме будущего Третьего Храма. Увы! Теперь никто не предскажет, как и когда может быть разрешён этот многовековой конфликт. Но евреи свято верят, что Третий Храм будет возведён непременно. Ибо нет и не может быть никого более могущественного, чем Всевышний.

Хайфа. Морское побережье


Хайфа. Мировой религиозный центр бахаи


Хайфа. Вид на Средиземное море


Хайфа. Городской пейзаж

[Борис Либкинд]

Глава 11-я. На крыльях мечты
(продолжение)

Между тем, жизнь продолжалась. Дети работали, мы старели. У Виты появился хороший знакомый, с которыи она познакомилась в интернете (случается и такое!). Лёва Нейман - типично еврейский мальчик из Ленинграда, с детства принуждённый родителями и родителями родителей заниматься музыкой. Они мечтали, что когда-нибудь их сын и внук станет новым Иегудой Менухиным. Почти как в анекдоте: если по трапу самолёта в аэропорту Бен-Гурион спускается новый репатриант без скрипки в руках, значит он - пианист. Но у Лёвы скрипка как раз была. И спускался он в 19-летнем возрасте по трапу не в Тель-Авиве, а в Нью-Йорке.

Тот, кто прошёл нелёгкий путь иммиграции в Америку, знает, как это нелегко. Особенно такому молодому парню без знания языка, одному, в чужой стране. Чем Лёве только ни довелось заниматься! Жить-то надо? Работал на подсобных работах, мыл машины, получил шоферские права и сделался вначале таксистом, а потом даже инструктором по вождению. Но он твёрдо знал: нужна хорошая перспективная специальность, без неё пропадёшь. И он поступил в колледж и стал дипломированным программистом. А программисты нужны всегда, особенно сейчас. И жизнь постепенно стала налаживаться. Появился твёрдый заработок, жильё, машина, уверенность в себе и своём будущем.

Рената Маркс-Нейман, сестра Лёвы

Так прошло 9 лет. У настоящего еврея всегда кто-то из родственников живёт на земле обетованной. У Лёвы в Мицпэ-Йерихо (это на территориях, недалеко от теперь уже арабского Иерихона) живут мама Фаня Шифман и старшая сестра Рена. Они - настоящие поселенцы, очень патриотичные, с правыми, как здесь говорят, взглядами и идеологией. Рена замужем за репатриантом из Франции Пьером Марксом, у них пятеро детей, мал-мала меньше. Тем не менее, живут - не тужат, активно участвуют в политической жизни, часто, при первой возможности, ездят по стране. Несколько раз были и у нас на севере. На протяжении первых 9-ти лет Лёва несколько раз приезжал в Израиль к родственникам. Вначале - повидаться. А потом "заразился" от них сионизмом и решил переехать в Израиль на ПМЖ. Работу нашёл сразу же. Хай-тэк был на подъёме, и программисты были нужны. Лёва устраивался фундаментально - привёз из Америки мебель, аудио- видеотехнику, оборудовал в своей квартире "домашний кинотеатр". В общем, был полон энтузиазма и надежд на лучшее будущее на новой родине. Немного сковывало поначалу незнание иврита, но выручал английский, которым в Израиле владеют если не все, то очень многие.

После 4-5 лет проживания в Израиле Лёва познакомился с нашей Витой.
Молодые люди друг другом заинтересовались. Видимо, было в каждом из них что-то такое, что не могло не привлекать другого. Теперь нам уже кажется, что иначе и не могло быть, - настолько они подходят друг другу. И закончилось это вполне естественно - свадебной хупой. Следует признать, что как людям вполне самостоятельным, Лёве и Вите не потребовалась от родственников какая-либо помощь на свадьбу, они организовали всё сами. Нам, конечно, было досадно, что мы её и не могли оказать - так, какие-то крохи из своих сбережений. А ведь у восточных людей принято дарить детям на свадьбу дорогие подарки!.. Но... вот такие мы родители!..

А дочку-то пропили!..

[Борис Либкинд]

Глава 11-я. На крыльях мечты
(продолжение)

Мы как-то даже не заметили, что наша дочка ушла жить к чужому человеку. Он сразу же стал для нас своим. Зачастили в гости - то они к нам, то мы к ним. Тем более, что теперь проще было ездить - у каждого по машине (мы - не в счёт: в Израиле обладатель автомобиля приравнивается к богачу и сразу же лишается части пособия. В Америке, как мы узнали, не так - там просто понимают, что без машины - как без ног.

Тили-тили тесто! Жених и невеста!

А вот в Израиле до этого никак не додумаются, хотя машину - не новую, конечно, - можно купить очень дёшево). И Глеб даром времени не терял - нашёл себе по переписке девушку из Вильнюса (опять интернет!)по имени Катя. Стали переписываться, созваниваться, пару раз она приезжала в Израиль для очного знакомства. В друг друге не разочаровались - наоборот! А мы, родители, этому только радовались - жизнь детей налаживается, что нам ещё нужно? Единственное, что нам досаждало, - это постоянная военная напряжённость на северной границе, ибо буквально "под боком", в Ливане обосновалась арабская террористическая организация Хизбалла, которая постоянно обстреливала нашу Кирьят-Шмону российскими ракетами "катюша" - до сих пор наша бывшая родина не жалеет сил и средств для оснащения оружием террористов в разных странах мира.

Уж мне-то это известно как никому другому. В мою бытность инженером я курировал экспортные поставки и точно знал, какое и сколько оружия поставляется за рубеж. А в бывшем Советском Союзе любая кроватная мастерская была изготовителем этой смертоносной техники. Думаю, что и в современной России мало что с тех пор изменилось. И не только в России - в бывших республиках, а ныне странах СНГ, "напичкано" столько предприятий военного производства и занято этим делом столько классных специалистов, что все они умерли бы с голода, если бы у них исчезла возможность заниматься по-прежнему своей работой. Одно только непонятно - как при этом можно постоянно твердить всему свету о своём стремлении к миру? А ведь в своё время, работая на этих предприятиях, мы не задумывались о том, что мы делаем. Лишь теперь, испытав на собственной шкуре плоды своего труда, понимаешь - какая всё-таки мерзость эта коммунистическая идеология! Впрочем, не лучше ли о чём-нибудь более приятном?..

Ну разве не прелесть - этот вид на Израиль со стороны Средиземного моря?

Жизнь текла своим чередом. Дочка Глеба Даша подросла, пошла в школу. Ни отец, ни дедушка с бабушкой не теряли с ней связи, обменивались письмами, по нескольку раз в год посылали посылки с одеждой и всякими восточными вкусностями. Кроме того, Глеб регулярно высылал деньги (впрочем, "высылал" здесь не подходит, так как он продолжает ей помогать материально). У Виты и Лёвы родилась дочь, прелестный ребёнок, которую назвали древнееврейским именем Эфрат и (через дефис) Либи, в память о бабушке Лёвы, сыгравшей вместе с дедушкой ключевую роль в его воспитании.

А лично я соотнёс это и к себе - бабушку Лёвы звали Любовь, а часть моей фамилии - das Liebe, что по-немецки и на идиш означает то же самое. Вита с Лёвой работали, числились на хорошем счету, и ничто не предвещало резких изменений в их судьбе, которые произошли перед рождением Фрати (так мы все называем Эфрат-Либи). Мы ездили по Израилю все вместе, знакомились с достопримечательностями этой уникальной страны, отмечали дни рождения, которые наша дочка всегда затейливо украшала дружескими шаржами собственного производства. Вот пример такого шаржа, сделанного по случаю дня рождения Жанны.

Говорят, сейчас в некоторых странах (даже в России) стараются поощрять рождение детей, платят дополнительные пособия, предоставляют вне очереди квартиры и т.п. А Израиль, как никто нуждающийся в увеличении своего населения (особенно - еврейского) ведёт себя, мягко выражаясь, несколько странно. Виту вышвырнули (другое слово не подберёшь) с работы лишь догадываясь, что после замужества у неё может родиться ребёнок. Лёву, классного специалиста с американским дипломом, в совершенстве кроме иврита владеющего английским языком, вдруг "попросили" с работы по сокращению штатов.

Вначале молодые не падали духом - надеялись, что без работы не останутся. Документы Лёвы взяли для оформления допуска к работе в учреждении, где это требовалось, на экспертизу. Потекли не недели, а месяцы (!) томительного ожидания. Наконец, документы вернули с формулировкой: мы тебе позвоним, когда ты нам понадобишься. В Израиле это называется "махар ба бокер" - "завтра утром". Так обычно говорят, когда хотят, чтобы ты отстал. Пришлось подавать прошение о выплате пособия по безработице. Но и тут обнаружился "подводный риф" - машина.

Даша подросла на московских хлебах


Эфрат Нейман, гражданка Израиля и США

[Борис Либкинд]

Глава 11-я. На крыльях мечты
(продолжение)

Я уже писал о том, что в Израиле (может быть, в единственной в мире стране) к наличию собственной машины относятся просто-таки враждебно, считая этот факт признаком богатства. Пенсионер, имеющий машину, лишается половины (если не больше) пособия по прожиточному минимуму, не получает никаких положенных другим таким же старикам льгот. Что сказали нашим ребятам, вы легко можете догадаться: у вас есть машина; продайте её, и, когда деньги кончатся, приходите за пособием по безработице. Некоторое время жили надеждой, что всё, в конце концов, устроится, и тратили отложенные на "чёрный" день средства. А ничто не устраивалось и не устраивалось. Лёва стал звонить по телефону в Америку друзьям, с которыми вместе работал. "В чём вопрос, Лёвочка? - сказали ему. - Приезжай, тебя здесь помнят и ценят. На следующий же день после прилёта выйдешь на работу, как будто и не уезжал!"

Наша Кирьят-Шмона в мирное время


Она же в тревожные дни (Вторая Ливанская война)

Думали недолго. В шахматах есть такой термин: цугцванг (вынужденный ход) - это когда не хочешь так ходить, а другого выхода нет. Сыграли роль не напряжённая обстановка, не обилие террористических актов - это, как ни странно, для израильтян привычное дело. Мы в своём прифронтовом городе не то, чтобы привыкли к постоянной угрозе обстрелов - к этому привыкнуть нельзя, но знаем, как себя вести при объявлению тревоги. Если не в каждом доме, то поблизости есть так называемые "миклаты" (убежища). Туда все и прячутся в часы, сутки, недели или (как было в последний раз) месяцы тревоги. Раньше наши дети даже шутили по этому поводу: "Хоть отоспимся вволю!" Но в этот раз цугцванг заключался в том, что Лёву, Виту и их маленькую дочку Фратю просто лишили средств существования. И они вынуждены были уехать.

Конечно, это было нелегко - куда-то надо было девать с таким трудом нажитое имущество. Часть взял Глеб, часть просто складировали либо в его квартире (благо, она большая), либо у нас. Глеб - не из тех, кто берёт что-то "просто так", позднее он за всё, что взял, расплатился. А часть имущества просто-напросто пропала. Кое-что упаковали и отослали багажом в США. Сложность заключалась ещё и в том, что в Америке напряжение в электросети 110V (в Израиле 220V), это тоже сделало если не невозможным, то непростым принятие решения о том, что стоит везти с собой. Лёва по приезде, конечно, нашёл выход из положения - безвыходных, как мы знаем, не бывает. Проблему представляла и перевозка собачки - французского бульдога Фродо. В своё время немало денег пришлось заплатить и Глебу за перевозку в Израиль его собаки Стаффи из Москвы. Что делать, - это члены семьи, их не оставишь! Так что сейчас Стаффи живёт в Израиле, а Фродо - в США. Они между собой не дружили, расстались без слёз.

Фродо


Стаффи

[Борис Либкинд]

Глава 11-я. На крыльях мечты
(окончание)

До свиданья, Тель-Авив!

Когда-то говорили, что переезд на новую квартиру равносилен пожару. А в другую страну?.. Для Лёвы проблем не было - он возвращался туда, где прожил много лет. А вот для нашей дочери... Она не домохозяйка, а классный специалист. Когда-то, ещё в Израиле, ей пришлось изучить компьютерную программу Autocad дополнительно к Draw-Base, которой её обучили на курсах в Хайфе. И она свободно владеет обеими. Но то был Израиль и иврит. Я как бывший конструктор по себе знаю, насколько трудно с нормативов автомобильной промышленности переходить на нормативы и стандарты авиационной. И это при условии, что и те, и другие - на родном языке. А тут - и язык не очень знакомый (хоть наша Вита очень быстро осваивает всё, за что бы ни бралась), и стандарты чужие, и меры веса и длины какие-то поначалу странные - галлоны, пинты, дюймы, мили, футы, фунты... - голова кругом! А ведь рядом работают те, кто привык к этому с детства, и им в диковинку, если кто-то испытывает какие-то затруднения в связи с этим. Но это трудности Виты. Были и общие - где жить, на чём ездить, куда деть ребёнка, как и на что обставить и оборудовать квартиру. Для молодой семьи всё начиналось с нуля. И они не спасовали. Сейчас у них есть всё.

Оба работают. Есть собственный дом и две машины. Фратенька ходит в самый лучший детский садик при еврейском Центре. Мы, родители Виты, уже не раз были в гостях в Америке. Описывать что там у них и как, по-моему, нет смысла. Гораздо лучше почитать об этом более подробно: здесь, здесь, здесь, здесь и здесь. Думается, что будет у нас возможность рассказать об этом ещё не раз. Что касается нас самих, то мы - не американцы. Мы продолжаем жить в своей стране, с которой свыклись и считаем своей родиной. Хоть я уже достиг рубежа 70-ти лет, а Жанна к нему приближается, наша жизнь не пуста. К примеру, я, как это ни покажется странным, на старости лет активно участвую в работе нашего местного хора (и он ещё поёт!).

"Братцы, тряхнём стариной!.."

Глеб, естественно, женился на Кате. Знакомство по интернету получило логическое завершение. Но произошло это не скоропалительно, как иногда случается. Всё началось в 1999-м году. Кто когда-либо интересовался эпистолярным жанром, знает, что по переписке можно многое узнать о человеке: каков его интеллектуальный уровень, как он владеет словом, в чём заключаются его профессиональные навыки. То, что узнал из этой переписки Глеб, его вполне устроило. Внешне очень эффектная русскоязычная Катя, как оказалось, в совершенстве владеет литовским, польским и английским языками. Она - прекрасный компьютерщик, знающая много сложных программ, большинство из которых изучила самостоятельно. Перепиской дело не ограничилось, начались очные встречи как в Израиле, так и в Литве. Чувства молодых прошли дополнительную проверку, и в 2002-м году всё завершилось оформлением брака. С тех пор они вместе, и у них растёт замечательный во всех отношениях сынишка Йонатан-Михаэль (первая часть имени - в честь любимого деда Кати Ивана, а вторая - в честь моего папы). Мы же зовём его просто Йоник.

Глеб и Катя


Три поколения наших женщин


А такой сейчас стала наша Дашенька


Йоник


Эфрат

Вот я и приблизился к окончанию своего конспективного повествования. Не мне судить, сколь верно и интересно описан в нём мой жизненный путь. Но одно могу сказать определённо: я был честен в этом описании. О многом я умолчал, ибо это всё-таки не роман, а автобиография, на которую в учреждениях обычно отводится площадь всего лишь одной странички. Когда-то один из знаменитых немецких поэтов (кажется, Гёте) очень метко заметил (прошу прощения за отсутствие у меня в компьютере немецкого шрифта):

Вэр фон Дихтер вил ферштеhен,
Мусс ин Дихтер Ландэ геhен...

что в переводе на русский язык значит: "Тот, кто хочет понять поэта, должен посетить его страну..." Перефразируя эту фразу, мне хочется к своему повествованию добавить нижеследующее. За свою жизнь я успел написать пусть не очень много, но всё-таки вполне определённое количество стихов и прозы. Мне кажется, что, лишь ознакомившись с ними, можно хотя бы схематично познать то, что я имею смелость именовать своей личностью. Если хотите, - милости прошу. Если же не хотите, значит, я вас не заинтересовал. В любом случае, я с уважением отнесусь к вашему выбору, мой читатель.

А это - вместо заключительной печати. В память о моём прошлом