Записки волонтера. Свои и Чужие

[Алесь]

Часть Первая:

«Я вне политики», — любит повторять одна знакомая. И еще совсем недавно я говорила точно так же. Точно помню, когда перестала так говорить — в конце августа, когда Новоазовск заблокировала «Армия Новоросии». Появилось ощущение, что еще немного и сойдешь с ума, если не перестанешь думать и бояться.

А лучший способ отвлечься — это действие. Так я попала к волонтерам. Одна из наших задач — контроль и регистрация индивидуальных посылок для бойцов, которые родственники привозят в военчасть на КПП для пересылки.

Попав на КПП, я почувствовала себя в далеком детстве. Оказалось, что наша армия представляет собой этакий заскорузлый пережиток времен застоя, который, несмотря на все безумные ветра перемен, остается неизменен и прост. Пока наши ребята на Востоке мерзнут от холода, мокнут под дождем и решают нашу общую проблему, этот пережиток усиленно работает над тем, чтобы и в будущем пережить всех нас, не делая того, что можно не делать, тщательно избегая того, что все-таки делать нужно, и выдавая красивые отчеты о том, как много всего сделано.

Поначалу нас встретили настороженно. Еще бы, какие-то странные люди, которые совершенно бесплатно тратят свое время на то, что другие не желают делать и за деньги. К тому же лишние глаза и уши. Но дни разменивались на недели, постепенно мы нашли общий язык с прапорщицами (оказалось, что они, как всякие женщины, часто видят, слышат и чувствуют больше, чем приказано). И постепенно моё КПП зажило размеренной жизнью, с неспешными разговорами за чаем в перерывах между визитами просителей и регистрацией посылок.

***

Пришел мужчина чуть старше сорока лет, бывший десантник, только сегодня на машине приехал из Киева, хочет в зону АТО.

— А почему в Киеве в военкомат не пошли?

— Я пошел, но мне сказали, что нужно заключать контракт сроком минимум на три года. А я уже свое отслужил. И хочу поехать только на период операции. Когда я отказался от контракта, они направили меня по линии добровольцев. А там оказалось, что нужно принести справок общей суммой на 1000 гривен. Ну, например, я узнавал — стоимость справки о несудимости — 250 грн, а если срочно — 400. А потом купить форму и все обмундирование. А это тоже от 10 до 15 тысяч гривен. И после этого меня все равно могут не взять, — так они сказали. В общем, плюнул я на них. Мне посоветовали поехать в ваш город, ребята говорили, что есть места в добровольческом батальоне.

Через два дня для него нашлось место. Но сложилось впечатление, что наша операция на Востоке — это такая закрытая вечеринка для избранных, на которой ты должен внести вступительный взнос, но после этого руководство клуба все равно имеет право отказать в обслуживании без объяснения причин.

***

— Здравствуйте! Посылку можно в зону АТО передать?

— Конечно, дедушка. У вас там сын, внук?

— Нет, я просто ребятам тут собрал теплых носков и рубашек, им же, поди, там холодно…

— Ой, спасибо вам большое! Как раз теплые вещи очень нужны!

— Хорошо. Ладно, я через 2 недели еще зайду, у меня как раз пенсия будет...

Он вернулся через полчаса. Принес стопку флисовых толстовок, которые купил в соседнем сэконде.

— Вот, дочка, возьми, я уж как-нибудь дотяну до пенсии. Ребятам там нужнее…

***

— Слыхали, в Чернигов привезли хоронить парня — на Востоке блокпост расстреляли, а в свидетельстве написали «Неосторожное обращение с оружием». Я б на месте жены запретила его хоронить, немедленно звала врача освидетельствовать осколочные ранения! А то что ж это такое получается, сам виноват?! И никто ему ничего не должен? Ни вдове его, ни детям?

— У нас тут тоже парень в госпитале лежал, его уж выписали, а начальники в документах так ранение и не провели…

***

Женщина с сумкой. Посылка. Руки дрожат, под глазами круги. Мама. Перебираем содержимое посылки. Среди носков, тушенки, таблеток от кашля, детских рисунков — смазка для автомата WD-40. Говорим, что поскольку упаковка аэрозольная, нужно сначала уточнить, принимаем ли мы такое к передаче. Срывающимся голосом она не говорит, шепчет: «Возьмите, пожалуйста, у него ж уже всю неделю автомат клинит...»

Конечно, мы принимаем.

— Когда будет у него, не знаете? - спрашивает.

Я качаю головой. Во-первых, потому, что не знаю, а во-вторых, потому что просто не могу говорить.

***

— Ой, девчонки, тут у знакомой мужа призвали. Он пришел в военкомат, а ему там дают договор. Ну дядька не будь дураком, все прочел внимательно, а там мелкими такими буквами написано, что он по этому договору считается добровольцем. Он и говорит, мол, а почему доброволец-то? Если уж призвали, то оформляйте, как положено — военнослужащим. А ему отвечают: «Все, спасибо, до свидания». Оно ведь, если солдатом оформлять, то ему нужно выдавать все снаряжение, брать на обеспечение. А добровольцем — пусть сам себе каски-формы ищет. А если убьют — сам виноват. Доброволец же...

***

— Здравствуйте, мы посылку передать, — обращается ко мне пожилая пара.

«Родители», — решаю я для себя. Посылка-то хорошая. Там и сладости, и консервы, и куча теплых вещей. То-то обрадуется парень.

Все упаковываем, спрашиваю, кому и куда отправлять. «Сейчас я в блокноте посмотрю точно фамилию», — говорит «мать». Увидев мое удивленное лицо, объясняет: «Да это из нашего двора парень. Узнали вот, что теперь он там. Ему наверняка это все пригодится. А что нет, так ребятам отдаст».

***

Женщина, по виду под 40. Потом присматриваюсь и понимаю, что ей не больше 30. Просто на лице бесконечная усталость и тревога.

— Здравствуйте. Мой муж участник АТО. Вчера на карточку, наконец, пришла зарплата с задержкой. Так там нет даже половины. Как же так, он там жизнью рискует, а тут... С кем я могу поговорить?

— Это вам П. нужен. Сейчас мы его вызовем.

Женщина ждет. Проходит 15 минут, полчаса...

— Девочки, долго еще?

— Даже не знаем, он обычно к просителям долго идет. Люди его ждут час-полтора. Иногда два.

— Да как же так! Мне сына из садика забирать… Что ж за человек этот ваш П.! Он что, не понимает, что муж у меня там, я уже который день не знаю что с ним, жив ли, а тут — два часа?!

Прапорщица принимает решение, записывает женщину в журнале посещений и сама ведет ее к начальству на территорию ВЧ. «А ей ведь за это еще и попадет», — подумалось.

***

«Дорогой солдат! Спасибо тебе за то што даеш мне возможность жить без войны. Я понимаю, как тебе тяжело, у тебя наверное есть семья, которая ждет тебя живым. Я желаю тебе сил и терпения. Пусть хранит тебя Бог и все святые на небесах. Возвращайся с Победой. Мы тебя ждем!»

«Дорогий солдате! Я молусь за тебе щоб ти захистив нашу рідну землю від ворогів, щоб у нас завжди були мир і злагода. Щоб наша країна процвітала, щоб Україна була вільною країною завжди! Щоб всі люди говорили, що наша Україна найкраща!»

Передо мной стопка детских рисунков и писем. Не адресная передача, а просто солдатам. Подобных нынче можно много найти в Интернете, но держать их в своих руках — совсем другое ощущение.

Почему-то папка с письмами в итоге получилась не плоская, хотя, кажется, все сложила аккуратно. Приглядываюсь – кроме альбомных и тетрадных листов внутри несколько ладанок и оберегов…

— Эх, жаль, до солдат это не дойдет, — вздыхает прапорщица.

— Как, не дойдет, почему!? Тут же вот дети еще собрали печенье, тушенку, зубную пасту, вату, бинты…

— Да потому что неадресная посылка маркируется, как гуманитарная помощь, а гуманитарная помощь направляется к начальству — ну вроде как для распределения. На деле это все дальше тылового начальства не доходит. Попьют они чай с детским печеньем и хорошо, если спасибо скажут…

На следующий день, посоветовавшись, мы распределяем эту посылку по индивидуальным коробкам с пометкой раздать солдатам. По крайней мере, так оно точно дойдет хоть к кому-нибудь из тех, кому действительно предназначено.

[Алесь]

Часть Вторая:

Работа волонтера имеет одну особенность — ты получаешь больше, чем даешь, независимо от того, жертвуешь ли ты деньги, привозишь вещи или комплектуешь аптечки и посылки для отправки в зону АТО. Ты получаешь колоссальный заряд позитивной энергии, даже если никто с благодарностью не жмет тебе руку (а это, кстати, не такое уж частое событие). И тебе хочется делать еще больше и еще лучше.

Но есть одна проблема — если недостойного человека одеть в военную форму или присвоить ему статус беженца, он, увы, не становится от этого святым. Поэтому очень важно не увлекаться, сохранять трезвость взгляда, иначе неминуемо начинаешь метать бисер перед свиньями.

* * *

Дежурный на КПП сокрушается:

— Сегодня футбол, а мы в наряде, черт, опять не посмотрим, а, Васька?

Васька, с хитрой улыбкой, кинув взгляд в мою сторону:

— А ты попроси у волонтеров «плазму».

Я понимаю, что он шутит, но в каждой шутке, как известно, есть доля правды. Не желая в этом участвовать, отворачиваюсь.

— Не, ну а что, командир же «планшет» попросил, чтоб киношку смотреть...

* * *

Телефонный звонок в центр:

— Алло, Лариса? Мы слышали, что вы помогаете семьям крымских военных и беженцам. Нам тут кое-что очень нужно...

— Да, мы помогаем, говорите, что нужно, постараемся найти и привезти в течение пары дней.

— Ну, вот было бы хорошо принтер. Записываете? Причем, лучше всего цветной. Конечно, черно-белый тоже подойдет, но цветной предпочтительнее... Потом вот еще лампы настольные нужны, штук десять. Алло, Лариса, вы слушаете?

* * *

Кстати, вещи, которые люди приносят для беженцев и военных, сами по себе отличный предмет социально-психологического исследования. Помимо одеял, подушек, повседневной одежды и памперсов, встречаются весьма любопытные экземпляры. Нет-нет, цветного принтера обнаружить не удалось. Но тут и джинсы в «стразиках», свитер с вышивкой Boss золотыми нитями (они были страшно модными в начале 90-х), разноцветная панамка и даже купальник. В список жизненно необходимых вещей, с точки зрения наших сограждан, также попали голубые шторы в бежевый цветочный рисунок, серебристые босоножки, кожаная юбка и вечернее мини-платье в пайетках. Оно ведь статус беженца и правда не повод отказываться от красивой жизни.

Что же касается просителей, то некоторых из них без натяжки можно назвать эстетами. Так, перед началом учебного года один из бизнесменов нашего города решил оказать поддержку семьям военных, находящихся в зоне АТО, закупив все необходимое для школьников: ранцы, пеналы, тетрадки. Любой родитель школьника прекрасно знает, насколько это ощутимая дыра в августовском (и не только) бюджете семьи. Собрали данные о количестве и возрасте детей, закупили все необходимое и даже больше. Не экономили, старались порадовать хоть чем-то мам и детей, пребывающих в состоянии постоянной тревоги. Комплекты привезли к военному общежитию. Мамочки с благодарностью приняли подарки. Однако не все. Несколько человек ушло обиженными. PR-менеджер решила выяснить почему. Может, комплекты были неполные? Может, им нагрубили? Оказалось, дамам достались ранцы не того цвета и формы, каких они бы хотели: «Я думала, будут овальные и рисунок поярче, а оно какое-то не такое...» Но недовольным почему-то даже не пришло в голову вернуть комплекты или передать их тем, кому они нужнее.

Конечно, есть и другие люди, и другие списки, в которые не входят настольные лампы, защиты для детских кроваток и моющие средства непременно с запахом хвои. Недавно знакомая привела на волонтерский склад новую девушку, очень расторопную и неболтливую. Краем уха уловила обрывок разговора. Оказывается, она беженка с Востока и вдова с двумя маленькими детьми. Наши девчонки спрашивали, все ли у нее есть, может, нужен хоть комплект постельного белья. Она отнекивалась, но, в конце концов, призналась, что ей не хватает одной простынки. Конечно, ее заставляют взять комплект и не слушают возражений.

* * *

Так со временем учишься различать и понимаешь, что настоящая нужда и горе, как правило, имеют тихий голос и опущенные глаза. Но бывают и исключения. Это когда горе — следствие пережитого не просто страха, а тотального ужаса.

— Да как ты со мной разговариваешь! Да ты тут в тылу сидишь, ничего не видишь! Пороху не нюхал! А я участник АТО, а ты мне тут такое говоришь! — слышны крики с пропускного пункта.

Через мгновение в нашу комнатушку заходит, вернее, запрыгивает на костылях солдат. Одна нога у него полностью в скобах. Глаза немного сумасшедшие, сам красный от крика. Вслед за ним в гневе влетает дежурный, но его голос слышен еще с проходной, потому что он тоже орет:

— Ты мне за каждое слово ответишь! Ты кем себя возомнил!

Беседа, если можно так это назвать, продолжается на повышенных тонах с активным использованием ненормативной лексики. В нее включается незнакомая мне доселе прапорщица. Она тоже нападет на пришедшего. Это совершенно не укладывается у меня в голове. Орать на раненого? На своего же? Тем более видно, что человек на сильных болеутоляющих и попросту не в себе. Воистину, в армии свои законы.

Постепенно все утихомириваются. Выясняют, зачем пришел шумный посетитель. Уже больше месяца этот солдат провел в госпитале после Славянска. Ноги, считай, нет. А в рапорте пишут — 4 дня учений в Узком Гае, и группу инвалидности не присваивают.

Вот и думай, кто прав. Хотя думать уже не хочется. Хочется напиться. И, главное, никогда-никогда больше этого не слышать и не видеть. НИКОГДА. Но утром ты понимаешь, что от себя не убежишь. Фактически, становясь волонтером, ты становишься частью организма под названием «страна» (не путать с государством) и просто не имеешь права останавливаться. Это как если бы ваша нога утром сказала вам — я сегодня никуда не пойду. А вам как раз к врачу, который выпишет вам рецепт, сделает операцию, в общем, даст надежду на жизнь. И ты встаешь и идешь. Не ради кого-то. А, прежде всего, ради самого себя, ради таких же, как ты, и, конечно, ребят. Потому что чего стоят твои огорчения по сравнению с тем, что приходится переживать им каждый день, час, минуту?

* * *

— Ну что, как кормят вас тут в части? — спрашивает водитель из АТО, пришедший за справкой на КПП, у солдата, приехавшего оттуда же.

— Да погано, в АТО было лучше — невесело улыбается. — Хотя в АТО вообще кормежки не было.

— Как не было? — невежливо перебиваю я.

— Так воды не было и еды тоже.

— А что ж вы ели тогда?

— Раз бросили снаряд в реку, выловили рыбу, наварили ухи в речной воде. Два дня ели. Пряники у нас еще были такие вот твердые медовые, знаете? Один пряник на четверых разделим — вот и ужин. А утром я два подсолнуха семечек съедал, чтоб желудок забить... Но, честно, говоря, там такой адреналин, что и не ешь, а энергия все равно откуда-то появляется.

Чисто по-женски мне тут же хочется налить ему тарелку борща, нажарить картошки и запечь кусок мяса. Очень большой кусок мяса. А до конца дежурства еще 3 часа.

* * *

А вот совсем другие посетители. Две женщины — мать и сестра погибшего недавно солдата. Причина визита — оформление и получение посмертных 600 тысяч. Но возникла загвоздка. Все документы солдата находятся на руках у его гражданской жены. Неофициальная невестка и ее такая же свекровь испытывают друг к другу искреннюю ненависть. Ситуация, в общем, относительно стандартная, но потенциальные 600 тысяч придают ей остроты. Невестка заявила, что отдаст документы только в обмен на деньги. И что имеет на них право, ведь была верной женой в течение 5 лет. Правда, нет ни детей, ни совместно нажитого имущества — одним словом, никаких весомых аргументов для суда. Мать, в свою очередь, деньги выпускать из рук ради «этой» тоже не собирается, и закон на ее стороне. Я прослушала историю о неблагодарной невестке раз 10 — мать пересказывала ее каждому посетителю КПП. И мое сочувствие к ней почти исчезло бы, если б не фотография. На размытом фото, распечатанном, вероятно, с мобильного телефона — улыбчивый парень в военной форме. Парень, которому через две недели исполнилось бы 26. Возможно, злость на невестку и постоянные рассказы помогут ей справиться с горем. Но помогут ли они ей жить дальше?

Такие вопросы лучше не задавать. Ни самому себе, ни тем более, вслух. Иначе сил на то, чтобы жить сейчас, останется меньше.

[Алесь]

Часть Третья:

 

В нашем городе не слышно стрельбы и взрывов. Но иногда достаточно сказать лишь слово, чтобы коллеги в офисе, очередь в супермаркете и даже мамочки на детской площадке моментально поделились на «своих» и «чужих». И вот все уже кажется не таким мирным и спокойным, как на первый взгляд. Это война без жертв, и все же — тоже война...

— Подожди, да подожди же! Тебе кричу, а ты идешь! — Меня догоняет продавщица овощей на местном рынке. — Я слышала, ты спрашивала про железные чайники, чтоб на костре можно было воду греть? И миски железные у меня в дедовом доме тоже остались. Я тебе принесу. Только не на рынок. Я там и говорить с тобой не хотела. Видела, сзади молочный ряд? Так там одни сепаратюги торгуют. Я один раз сказала, раз им тут так плохо живется, путь езжают туда, где хорошо. А если не так плохо, то имейте уважение к земле, на которой стоите. Теперь там со мной никто не разговаривает. Ну и бог с ними. Так куда тебе посуду принести?

***

Солдат. Пальцев на правой руке нет. Нога полностью в скобках. Видно, что кость собирали по частям.

— Я ведь, знаешь, вообще не хотел в тот госпиталь ехать. Меня под Славянском ранило, ну и в Донецк повезли. Я не хотел, орал, чтоб не смели. Думал, меня там сейчас врачи-сепаратисты и доконают. А выбора-то не было. До Киева и Днепра просто не успели б довезти. Ну вот, а тот хирург донецкий нормальный врач оказался. Мне ногу спас. Сказал, еще бы часа 3-4 и все — ампутация. А потом другое началось. Я ж на наркотиках обезболивающих месяц провел. Понял, что просто подсел уже. Взял себя в руки, сцепил зубы. Продержался без них 3 дня. Потом стало легче. Болит, конечно. Сильно. Но я ж не могу всю жизнь на лекарствах сидеть. Вот и терплю, воюю сам с собой. Жена у меня. Дочка.

***

На КПП быстрым уверенным шагом входит миниатюрная девушка с аккуратной укладкой, в дорогих туфлях. Адвокат. Приехала за справкой в суд для своего подзащитного. Нужно подтверждение, что тот был в зоне АТО в определенный промежуток времени.

— Натворил-то?

— Сбежал в зону АТО из-под домашнего ареста...

Видя заинтересованность прапорщиц, адвокат в общих чертах рассказывает историю, которая могла бы стать сюжетом для популярного фильма. Мужчина работал охранником, когда его призвали в зону АТО в начале лета 2014 года. Однако на месте своей основной работы он некоторое время назад получил ранения и травмы, в результате которых половина черепной коробки у него собрана из пластин. По медицинским показаниям —не лучший кандидат для ношения оружия и пребывания в местах повышенного стресса. Несмотря на этот факт, он был призван. Через несколько месяцев вернулся по ротации и тут же запил — почти все через это проходят. Но, учитывая изначальное состояние его здоровья, допиться до «белочки» ему удалось очень быстро. В общем, в один не очень прекрасный день он пошел в продуктовый магазин и решил поразмахивать там гранатой. Слава богу, успели вовремя обезвредить. «Героя» арестовали. До решения суда определили под домашний арест, из-под которого он и сбежал — в зону АТО.

После охов и ахов, обсуждения всех деталей и консультации по поводу алиментов («у меня подруга мужа выгнала, сколько ей на ребенка положено?...») одна из прапорщиц замечает: «А ведь если это дело правильно повернуть, то можно и военкомат засудить. Они же не имели права его призывать. Мало ли что бы ему там под пулями в голову стукнуло, своих мог пострелять, например. Только ведь не будет адвокат в такую битву лезть. Накладно...»

***

На складе ночная смена. Завтра рано утром в «зону АТО» должна уйти машина с теплыми вещами, дождевиками, аптечками, продуктами и многим другим. Все считаем, пакуем, подписываем. Время давно уже перевалило за полночь. Завтра многим к 9, а то и к 8 утра на работу. Но ничего, завтра-послезавтра отоспимся, все же нам несравнимо легче, чем тем, кто на Востоке. Очередная чашка кофе, бутерброд, вкуса которого уже не чувствуешь, и снова в работу. Преодолевать сон помогают разговоры. Стараемся выбирать истории повеселее, негатива и так хватает: «... он, значит, котят в сарае увидел, а кошки нет. То ли погибла, то ли просто испугалась стрельбы и взрывов, и убежала. Видно, что давно не приходила. Они пищат, ползают. Ну, не смог он их оставить, сгреб в охапку и в мешок. Мешок — в БТР, сам — туда же, и поехали. А тут стрельба, ну и дорога, ясное дело, не хайвей. Короче, трухануло этот БТР хорошенько пару раз. Экипаж водителю кричит, чтоб скорость прибавил, быстрее надо от огня уходить, а водитель как заорет:

— Ребята, я не могу дальше вести! Меня, кажется, сильно контузило!

— Как контузило, ты что! Давай выбираться отсюда быстрее!

— Не могу, нехорошо мне.

— Да объясни толком, что такое!

— У меня голоса какие-то в голове, визги, писк, чем-то на кошачий похож, и вроде ползает кто-то сзади...

Переждав, пока мы все отсмеемся, рассказчица продолжает:

— Нормально доехали ребята. Котят пристроили потом...»

***

Ну, кажется, с продуктами покончено. Чай, кофе, сахар, сухофрукты, крупы рассортированы. Переходим к футболкам, флискам и маскировочным сеткам. Разговор течет уже тихо, все устали, но по-прежнему помогает концентрировать внимание. Но избежать невеселых историй не удается:

— Ленка, ты чего такая грустная?

— Да будешь тут грустной. Какие-то молодчики, используя нашу официальную символику, собирают деньги на две остановки выше от нашей палатки. А ведь люди часто отдают если не последнее, то уж точно не лишнее. Основные поступления идут как раз от учителей, бюджетников, пенсионеров. Помню, бабуля какая-то десять тысяч принесла. На похороны откладывала. А потом решила, что ее и так похоронят. Так тем более обидно, если такие вот деньги попадают в руки мошенников. И из-за этих вот фигурантов потом не отмоешься. Причешут всех под одну гребенку. Ведь нам верить перестанут. А всего-то нужно — документы у «сборщиков» попросить. Они быстро тогда в толпе теряются...

***

— Оля, смотри, тут еще туфли! — заодно мы перебираем вещи, собранные для госпиталя и беженцев.

— Эй, девчонки, стоп! Это же мои туфли! — в дверях появляется один из наших волонтеров.

Мы смеемся, он прячет туфли на шкаф, подальше от нас, а сам идет дальше таскать коробки. И вот все запаковано, ящики перенесены в зону погрузки. Завтра останется только поставить в кузов. На часах — начало четвертого утра. Пора переодеваться и по домам. Парень, которого чуть не оставили без туфель, снимает их со шкафа, но... не может найти своего свитера! Он таки попал девчонкам под руки, его аккуратно сложили, запаковали в коробку с остальными теплыми вещами. Домой успешный юрист едет в робе, усталый, но в отличном настроении.

***

Склад — наша территория. Здесь мы среди своих. Тут не нужно поминутно выбирать слова, чтобы не нарваться на агрессивную реакцию. За его пределами — в офисах, общественном транспорте, магазинах, на детских площадках и других вполне мирных декорациях ежедневно разыгрываются большие и маленькие драмы и происходят локальные конфликты. Впрочем, попасть под «перекрестный огонь» можно и в кругу вчерашних друзей и даже семьи.

***

Мой отчим полгода назад выбрал «Крымнаш», в данный момент получает российское гражданство. Беседуем по скайпу строго на темы о погоде и здоровье, иначе наслушаешься про «хунту», «бандерлогов» и «укрофашистов». А на день рожденья мне желают «политического просветления».

***

 

Одноклассница, с которой мы приятельствуем много лет, но не пересекались последние 2-3 месяца из-за сильной занятости, произносит слово «майданутые», и я понимаю, что вряд ли смогу с ней общаться, как раньше. Люди, как лакмусовая бумажка, моментально проявились под влиянием последних событий. И не только окружающие. Ты сам стал гораздо больше знать о себе с тех пор, как понял, что линия фронта проходит не где-то там, за сотни километров, а прямо здесь, сквозь тебя самого. И чтобы выжить и сохраниться, тебе нужно найти «своих» и отойти от «чужих» на расстояние больше, чем дальность выстрела.