Трагедии на морях...

[Алесь]

Трагедии атомной субмарины «Комсомолец» 20 лет

15:12 «Вести.Ru»

 

Российские моряки вспоминают во вторник экипаж атомной субмарины «Комсомолец», погибшей 20 лет назад в Норвежском море. Решением главкома ВМФ седьмое апреля объявлено на флоте Днем памяти подводников.

 

Из стоящих в строю офицеров лишь единицы помнят февральское утро 89 года. На то время одна из самых современных — обладательница рекорда погружения почти в тысячу метров — атомная подводная лодка К-278 вышла в свой третий по счету боевой поход.

 

7 апреля 1989 года. Тридцать девятые сутки похода. Лодка всего лишь два месяца назад получила название «Комсомолец», под которым ее запомнит весь мир. На вахте — третья смена экипажа, глубина погружения — почти 400 метров, скорость — 8 узлов. Запись вахтенного журнала того дня: «11:00. Отсеки осмотрены. Замечаний нет». Уже через три минуты звучит сигнал «пожар», еще через четыре — командир приказывает начинать всплытие.

 

Сначала загорелись кормовые 6-ой и 7-ой отсеки, затем огонь проник в носовую часть лодки. На моряках полыхала одежда. Прямо на лицах сгорали защитные маски. Подводники шесть часов боролись за свои жизни. Спасали лодку и друг друга. «Сопереживаешь очень. По тебе пот течет, а ты вытаскиваешь из огня товарища. Он 90 килограмм весит, ты его просто волоком по линолеуму тащишь»,- вспоминает те страшные часы Анатолий Третьяков, бывший в 1989 году инженером вычислительной группы «Комсомольца».

 

Уникальные кадры последних минут «Комсомольца». Лодка еще на плаву, но огонь такой силы, что не выдержал даже титановый корпус. Забортная вода хлынула в отсеки, субмарина ушла на глубину почти в полтора километра. Погибли 42 подводника. Выживших — всего 27. Несколько моряков того экипажа сейчас живут в Санкт-Петербурге. Каждый год в этот день они встречаются в Клубе подводников. И вспоминают тот, последний, поход «Комсомольца». «Очень не хотелось людям идти в эту автономку. Опытные моряки, а вот именно в тот раз — не хотят. Почти все они погибли»,- воскрешает в памяти события 20-летней давности дивизионный инженер-механик «Комсомольца» Андрей Зайцев.

 

Борясь с огнем, успели заглушить реактор. А после анализа трагедии «Комсомольца» на подводном флоте усовершенствовали системы пожаротушения и ввели новые правила для экипажа, что помогло избежать других серьезных аварий. «Самый важный вывод для всех подводников — сделать так, чтобы подобного рода трагедии больше не повторялось. Для этого нужно готовиться на берегу, потому что никаких ошибок море не прощает»,- убежден заместитель командира мурманской дивизии атомных подводных лодок Сергей Поздняк.

 

7 апреля позже был объявлен Днем памяти всех погибших подводников. В Заозерске, откуда ушла в свой последний поход лодка, спустили венок на воду.

[Алесь]

К-278 Комсомолец 1983/1989

В августе 1966 г. командованием ВМФ было выдано тактико-техническое задание на разработку опытной глубоководной подводной лодки (проект 685) с предельной глубиной погружения, в 2,5 раза превышающей соответствующий показатель других атомных торпедных подводных лодок. Работы, получившие шифр «Плавник», велись в ЦКБ-18 под руководством главного конструктора Н. А. Климова (в 1977 г. его сменил Ю. Н. Кормилицын). Глубоководная атомная лодка создавалась как полноценный боевой корабль, способный решать широкий круг задач, в число которых входил поиск, обнаружение, длительное слежение и уничтожение атомных подводных лодок, борьба с авианосными соединениями, крупными надводными кораблями и транспортами противника. Процесс проектирования глубоководной лодки занял более восьми лет. Технический проект глубоководного атомохода был утвержден в декабре 1974 г.

 

В качестве основного конструкционного материала на проекте 685 было решено использовать титановые сплавы. Для определения работоспособности титанового сплава в условиях высоких напряжений корпусных конструкций на больших глубинах погружения было решено провести широкий комплекс исследований и экспериментов. На масштабных, полунатурных и натурных отсеках подводной лодки отрабатывались методы конструирования, технология изготовления различных конструктивных узлов корпуса, осуществлялась экспериментальная проверка статической, циклической и динамической прочности конструкции. В рамках программы создания АПЛ проекта 685 в Северо-двинске были построены три специальные док-камеры, одна из которых имела диаметр 5 м и длину 20 м, другая соответственно 12 и 27 и третья — 15 м и 55 м. В первой из камер создавалось давление 400 кгс/см2 при разовой нагрузке и 200 кгс/см2 — при циклическом нагружении. Вторая док-камера имела рабочее давление 200 кгс/см2 и третья — 160 кгс/см2. Опыт, полученный в ходе реализации 685-го проекта, предполагалось широко использовать при проектировании и постройке атомных подводных лодок нового поколения.

 

Корабль имел двухкорпусную архитектуру. Его тщательно отработанные внешние обводы в сочетании с применением одновальной энергетической установки обеспечивали относительно низкое гидродинамическое сопротивление и высокие скоростные качества, превосходящие возможности американских аналогов.

 

Прочному корпусу была придана относительно простая конфигурация. В средней части он представлял собой цилиндр диаметром 8 м, а в оконечностях - усеченные конусы, заканчивающиеся сферическими переборками (угол сопряжения цилиндра и конусов не превышал 5°). В качестве основного конструкционного материала был принят титановый сплав 48-Т с пределом текучести 72 - 75 кгс/мм2. Цистерны главного балласта размещались внутри прочного корпуса. Для сведения к минимуму числа отверстий в прочном корпусе было решено отказаться от прочной рубки и торпедопогрузочного люка. Для экстренного (в течение 20-30 с) создания положительной плавучести на больших глубинах при поступлении внутрь лодки забортной воды была установлена система продувания балласта одной из цистерн средней группы при помощи пороховых газогенераторов. В результате рационального использования новых материалов и реализации ряда оригинальных конструкционных решений вес корпуса АПЛ проекта 685 составил 39% от нормального водоизмещения корабля, что не превышало соответствующий показатель других атомных подводных лодок, имеющих значительно меньшую глубину погружения. Наружный корпус, сваренный из титанового сплава, состоял из 10 безкингстонных систем главного балласта, носовой и кормовой оконечностей, проницаемых частей и ограждения выдвижных устройств.

 

Применение титана позволило значительно уменьшить массу корпуса.

 

Ниши торпедных аппаратов, вырезы под носовые горизонтальные рули, шпигаты были оснащены щитовыми закрытиями. Прочный корпус лодки делился на семь отсеков:

 

1-й - торпедный, разделенный двумя палубами. На верхней палубе размещались казенные части ТА, торпедные стеллажи и часть аппаратуры связи, а на нижней — аккумуляторная батарея на 112 элементов;

 

2-й — жилой, разделенный двумя палубами. Вверху были расположены кают-компания, камбуз и санитарно-быто-вые помещения, внизу — каюты личного состава. В трюме размещались провизионная кладовая, емкости с пресной водой и электролизная установка;

 

3-й — центральный пост, разделенный двумя палубами, на верхней из которых были расположены пульты управления главного поста и вычислительный комплекс, а на нижней находился аварийный дизель-генератор;

 

4-й — реакторный. В нем располагалась паропроизводящая установка со всем оборудованием и трубопроводами первого контура;

 

5-й — отсек вспомогательных механизмов, обеспечивающих функционирование системы охлаждения;

 

6-й — турбинный отсек. В его диаметральной плоскости располагался главный турбозубчатый агрегат, а по бокам — два автономных турбогенератора и два главных конденсатора;

 

7-й — кормовой. По нему проходила линия главного вала и размещались привода рулей.

 

Лодка имела всплывающую камеру, способную вместить весь экипаж и обеспечивающую его спасение с глубин до 1500 м и оснащенную автономной системой энергоснабжения. Камера располагалась в ограждении выдвижных устройств и при нахождении корабля в надводном положении использовалась для выхода из помещений прочного корпуса на палубу надстройки.

 

Во 2-м и 3-м отсеках, где располагались центральный пост и жилые помещения, была сформирована т. н. «зона спасения», ограниченная поперечными переборками, способными выдержать давление до 40 кгс/см2. Главная энергетическая установка включала один водо-водяной атомный реактор с четырьмя парогенераторами, один ГТЗА (43 000 л. с.) и два автономных турбогенератора (2 х 2000 кВт). Резервная энергетическая установка включала один дизель-генератор ДГ-500 (500 кВт), группу аккумуляторных батарей и резервный движител-ный комплекс - два гребных винта, размещенных на концах горизонтального оперения и приводимых электродвигателями мощностью по 300 кВт, заключенными в водонепроницаемые капсулы. Скорость под резервными движителями в надводном положении достигала 5 узлов. Для предотвращения аварийного поступления забортной воды внутрь прочного корпуса была применена двухконтурная система теплообменных аппаратов ГЭУ и бортового оборудования. В первом контуре охлаждения циркулировала пресная вода с отводом тепла в два забортных водо-водяных охладителя. При этом число забортных отверстий в прочном корпусе было сокращено до минимума. Каждый отсек корабля оснащался системой воздушно-пенного и объемного химического пожаротушения. Система управления движением АПЛ имела подсистему, обеспечивающую автоматизированный контроль за поступлением внутрь прочного корпуса забортной воды и вырабатывающая рекомендации по всплытию аварийной лодки на поверхность. Основным информационным средством лодки являлся автоматизированный гидроакустический комплекс «Скат», антенные посты и приборное оборудование которого располагались в носовой оконечности легкого корпуса в прочной капсуле.

 

 

 

«Комсомолец», была официально заложена в Северодвинске 22 апреля 1978 г. Постройка корабля осуществлялась блоками, каждый из которых был испытан давлением в самой большой из экспериментальных док-камер.

 

Спуск «Комсомолец» на воду состоялся 9 мая 1983 г., а 20 октября 1983 г. атомная подводная лодка вступила в строй Краснознаменного Северного флота.

 

После ввода в строй «Комсомолец» в течение нескольких лет находилась в опытной эксплуатации. Проводились ее интенсивные испытания. В частности, были проведены погружения на предельную глубину с проверкой возможности стрельбы из торпедных аппаратов. Корабль привлекался к участию в учениях флота. На глубине порядка 1000 м лодка практически не обнаруживалась гидроакустическими и другими средствами потенциального противника и являлась неуязвимой для его оружия.

 

7 апреля 1989 года «Комсомолец» с 69 членами экипажа на борту находилась в плавании уже 39 дней. Все шло строго по распорядку, установленному на военном судне: вахтенные матросы докладывали о состоянии машинного отделения, показаниях приборов, работе ядерного двигателя, местонахождении судна. В 11 часов поступило уточненное сообщение о координатах в Северном море: 72-ая параллель - в 180 километрах юго-западнее острова Медвежий. «Комсомолец», возглавляемый капитаном Евгением Ваниным, выполнял секретное боевое задание в Норвежском море.

 

Глубина прохождения была у судна небольшая, самая безопасная - всего 50 метров. Ниже опускаться не было особой необходимости, хотя подводная лодка могла опускаться на глубину до 900 метров.

 

В 11.03, в седьмом кормовом отсеке старший матрос Нодар Бухникашвили неожиданно заметил задымление и огонь. Он дал сигнал тревоги: "В отсеке сильный дым, плохая видимость, горит проводка". По уставу каждый, обнаруживший у себя на участке огонь, должен был срочно задраить переборки, чтобы не допустить распространения пламени, и тушить пожар собственными подручными средствами: пенным огнетушителем, водой, песком.

 

Но все попытки матроса погасить огонь собственными силами успехом не увенчались. Несмотря на задраенные переборки, огонь продолжал бушевать. Вначале моряки надеялись, что с начавшимся пожаром сумеют справиться своими силами. Советская подводная лодка с ядерным двигателем и ядерными ракетами на борту находилась в Северном Ледовитом океане, рядом Норвегия - член НАТО: обнаруживать себя нельзя, рассчитывать на помощь со стороны советских судов не приходилось.

 

Прошло несколько минут с момента возникновения пожара в седьмом отсеке, как по телефону внутренней связи капитану доложили о начавшемся пожаре в третьем и четвертом отсеках, затем короткое замыкание произошло в пятом и шестом. Загорелось электрооборудование почти на всей лодке. По сигналу тревоги матросы и офицеры спешили занять свои места, на ходу надевая противогазы. По непонятной причине во всех отсеках на корабле стали взрываться пульты и щитки электропитания.

 

В 12 часов 19 минут, когда стало совершенно ясно, что пожар не потушить, с подводной лодки передали сигнал бедствия: "На борту возник пожар". Это сообщение вызвало переполох у командования Военно-морского флота СССР. Ледовитый океан мог стать подводным Чернобылем. Там тоже не сразу сообразили, что делать в такой ситуации. И у капитана не оставалось другого выхода: Ванин отдал приказ к всплытию.

 

Море штормило, трехметровой высоты волны окатывали накренившуюся лодку. Были отдраены люки, из которых сразу же повалил тягучий черный дым. Из отсеков докладывали, что огонь стихает, он уже потушен в четвертом, пятом, шестом отсеках. И только в седьмом никак не удавалось усмирить пламя.

 

В это время снизу доложили, что из седьмого отсека повалил пар. Похоже на то, что огонь расплавил все сальники и уплотнители, образовались пробоины, и в лодку - обесточенную, неуправляемую и едва державшуюся на плаву, стала поступать вода.

 

Начавшийся крен заметили все. Он мог означать только одно: через несколько минут «Комсомолец» пойдет на дно. И хотя тотчас раздалась команда: "Всем покинуть отсеки, спустить плоты на воду!" - не все успели вылезти из лодки. Подводная лодка стала быстро опускаться, причем кормовой частью.

 

Капитана на палубе не было. В этот момент матросы попытались спустить на воду два спасательных плота, но один из них тотчас унесло ветром. Матросы бросились за ним вплавь и вернули его. Второй плот в воде перевернулся, но у моряков уже не оставалось сил вернуть его в прежнее положение.

 

На палубе лодки оставался только мичман Александр Копейка. Он ждал капитана и еще пятерых моряков, которые все еще находились внутри субмарины. В этот момент раздался громкий треск, палуба, скрываясь в воде, стала уходить из-под ног.

 

Лодка начала быстро тонуть. Но внутри находились люди. Мичман Копейка знал, что по инструкции он должен был срочно задраить люки, чтобы дать возможность оставшимся воспользоваться вспомогательной камерой, которая сама всплывет на поверхность. Она могла их спасти.

 

Мичман вплавь добрался до спасательного плотика, а лодка, задрав носовую часть, почти вертикально ушла на глубину. Теперь оставалось только ждать появления вспомогательной камеры, в которой могли разместиться пять-шесть человек.

 

Во вспомогательной камере действительно находились пять человек, среди которых был и капитан. Но в камере заклинило стопорный механизм. Морякам все же удалось сорвать заклинивший стопор. Раздался треск, сработали выталкивающие механизмы, и цилиндрическая камера вместе с людьми словно снаряд сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее двинулась с глубины в 400 метров на поверхность. Она вылетела рядом с плотиком. От разницы давлений у нее вырвало крышку, и вместе с ней в море вылетел один матрос, который погиб. Из открытого люка выполз только один мичман Слюсаренко, находившийся в сознании. Но едва он появился, как камера перевернулась и ее тотчас залило водой. Слюсаренко оставался на плаву, а камера вместе двумя моряками и капитаном снова ушла на глубину.

 

Только под вечер к вконец обессилевшим морякам подошла советская плавбаза "Алексей Хлобыстов". С нее спустили шлюпки, и 27 человек были подняты на борт. Всех спасенных сразу же доставили в госпиталь города Североморска, но из них трое умерли уже в госпитале от переохлаждения. Из экипажа подводной лодки «Комсомолец» погибли 42 человека.

 

 

ТТД

 

Длина: 117,5 м

Ширина: 11,1 м

Водоизмещение: 8000 тонн

Запас хода: 30,6 миль

Глубина погружения: 1250 м

 

Экипаж: 68

 

Скорость: 30 узлов

 

Атомный реактор: 1 190 MWt OK-650

 

Вооружение

 

Торпедные аппараты: 6 533 мм

Противолодочные комплексы: Водопад ; РПК-2 Вьюга

Радиолокационное оборудование

 

Сонар: 1 MGK-400 Skat

Локатор/Радар: 1 Medvyedista-685

Страна

 

Россия

[Алесь]

Каастрофа на море - всегда были...есть и, наверное, будут...

Но особую категорию таких трагедий составляют аварии

на Атомных Подводных Лодках...

 

Согласно официальным источникам на дне мирового океана

покоятся уже 7 АПЛ - 5 советских/российских и 2 - США.

[Алесь]

Перыми жертву Посейдону принесли американц...

 

АПЛ "Трешер".

 

 

Апл "Трешер" (бортовой номаер - 593) относилась к серии АПЛ "Thresher/Permit".

Серия «Пермит» определила вступление в строй противолодочных атомоходов,

обладающих высокой скоростью, большой глубиной погружения,продублированной

ядерной энергитической установкой (до этого на американских подлодках был

лишь один реактор) и 20-40 ракетоторпедами типа Саброк.

 

В качестве главных двигателей на «Пермит» были использованы паровые турбины,

приводившие в движение один винт. Кроме того, на нем имелась небольшая

дизель-электрическая установка.

 

Для обнаружения и уничтожения подводных лодок противника на «Пермит»

предусматривалось установить наиболее совершенную гидролокационную

аппаратуру и оружие. Особое внимание было уделено проблеме бесшумности лодки.

 

Учитывая особые требования к прочности корпуса «Пермит», для их постройки

была использована сталь, испытанная под давлением 5624 килограмма на квадратный

сантиметр.

 

В связи с тем, что при решении своих задач ПЛ типа «Пермит» должны были большую

часть времени находиться в подводном положении, корпусу ПЛ придали строго

сигарообразную форму. Для уменьшения сопротивления воды рубка, мостик и их

ограждение были сделаны очень небольшими. В целях уменьшения габаритов

надстройки установили только один перископ.

 

Горизонтальные рули расположили на ограждении рубки, чтобы обеспечить лучшие

условия работ гидроакустической аппаратуры расположенной в носу подлодки.

 

В отличие от других лодок, на которых гидроакустическая аппаратура размещалась

в последнюю очередь в зависимости от оставшегося свободного места, на ПЛ типа

«Пермит» ее смонтировали в носу, чтобы свести до минимума влияние шумов механизмов

и винта. Гидролокатор, установленный на «Пермит», имел большую по сравнению

с другими гидролокаторами дальность и позволял передавать данные на другие

противолодочные лодки при совместных действиях.

 

Первой АПЛ этой серии стала Трешер. 10 апреля 1963 года подводная лодка затонула.

Весь экипаж погиб. Эта авария послужила причиной модификаций в конструкции лодок

этой серии. Класс получил название от второй лодки этой серии, модернизированной АПЛ - Permit.

 

SSN-593 Трешер 1961/1963

Строительство «Трешер», стоимость которого составила 60 млн. долларов, длилось

38 месяцев. 3 августа 1961 г. лодка была передана ВМС США под командование

капитан - лейтенанта Д. Харви. Американские судостроительные компании устанавливают

гарантийный период эксплуатации в пределах 9-12 месяцев. Летом 1962 г. «Трешер»

была поставлена на судоверфь Портсмута для устранения замеченных дефектов. За год

плавания удалось выявить и устранить 875 неисправностей и недоделок, подавляющее

большинство которых оказались незначительными и касались быта и удобства эксплуатации.

Однако было обнаружено 130 дефектов в конструктивных решениях, пять из которых связаны

с безопасностью корабля.

 

10 апреля 1963г., через двое суток после выхода с базы на глубоководные испытания в

Атлантике лодка затонула с экипажем из 129 человек. Шок, который испытала, получив

это известие, нация, сопоставим с тем, который вызвала гибель "Челенджера" много лет спустя.

 

ГИБЕЛЬ АПЛ «ТРЕШЕР»

 

Накануне, утром 9 апреля 1963 года, она вышла из гавани Портсмута, штат Нью-Гэмпшир. Капитан-лейтенант Джон Уэсли Харвей впервые командовал таким судном. До «Трешера» Харвей три года прослужил офицером на «Наутилусе», первой американской атомной подводной лодке, и даже принял участие в легендарном походе подо льдами Северного Ледовитого океана.

 

После ходовых испытаний субмарину законсервировали в гавани Портсмута на девять месяцев планового техосмотра. Теперь же «Трешеру» предстояло совершить двухдневное погружение в водах восточного побережья США. Такая проверка необходима после длительной стоянки на верфи. Именно поэтому на борту «Трешера» не было торпед, оснащенных атомными боеголовками. Такие торпеды способны поразить любой корабль на расстоянии до 50 километров.

 

Размеры субмарины впечатляли. В длину «Трешер» достигала почти 85 метров; ее корпус из высокопрочной стали имел округлую форму, издали напоминавшую кита. Кроме традиционных горизонтальных и вертикального рулей, которые несла заостренная корма, на маленькой башне, расположенной в первой трети корпуса, дополнительно были оборудованы небольшие рули стабилизации. Корпус судна был настолько гладкий, что во время надводного плавания находившимся на палубе матросам приходилось носить туфли со специальной подошвой.

 

Субмарина могла разворачиваться в довольно узком пространстве и резко менять курс. Все внутренние отсеки и коридоры были снабжены поручнями, чтобы люди в любой момент могли удержаться на ногах. Этот колосс водоизмещением 4300 тонн под водой был мобильнее самолета в небе.

 

Самую современную боевую подводную лодку ВМС США с регистрационным номером SSN-593 нарекли «Трешер» («Морская лисица»). На флотском жаргоне субмарину окрестили «смертельным охотником». Ее основное назначение - выслеживать и топить вражеские подводные лодки.

 

Носовая часть судна была оборудована сонаром - системой звуковой локации, позволяющей по подводным шумам устанавливать местоположение вражеского судна с точностью до одного метра. Сонар не оставил места для торпедных аппаратов, так что последние располагались у «Трешера» сбоку от башни, по два с каждой стороны.

 

Субмарина имела атомный реактор S5W2, сравнительно небольшое устройство, охлаждаемое водой. Мощность реактора составляла 15 тысяч лошадиных сил, он не только снабжал паром турбины, но и питал энергией системы очистки воздуха и воды. Теоретически, не всплывая «Трешер» мог преодолеть 200 тысяч километров, то есть совершить пятикратное кругосветное путешествие со скоростью около 55 километров в час.

 

Никто из непосвященных тогда точно не знал, на какую глубину способна погрузиться лодка. Не менее 330 метров, считали многие. Этот показатель в три раза превышал те рекорды, на которые были способны субмарины времен второй мировой войны. Теперь же пробное плавание «Трешера» должно было закончиться погружением на максимальную тестовую глубину.

 

Сопровождал субмарину небольшой специальный катер «Скайларк», задачей которого было следить за лодкой и освобождать водное пространство от других судов. Кроме того, «Скайларк», находившийся под командованием капитан-лейтенанта Стенли Хекера, играл еще и роль спасательного судна, поскольку к тому моменту в атлантических водах американские военные потеряли уже несколько подводных лодок.

 

Находясь под водой, лодка «Трешер» связывалась со «Скайларком» по так называемому подводному телефону, функционирующему посредством звуковых волн.

 

Итак, «Скайларк» сопровождал «Трешер», держа курс на юго-восток. Ровно в 12.39, когда «Трешер» и сопроводительный катер находились примерно в 50 километрах юго-восточнее Портсмута, прозвучал приказ на погружение.

 

9 апреля субмарина осуществила несколько погружений на небольшую глубину (260-290 метров) и ночью вышла за пределы континентального шельфа. На борту «Трешера» во время испытаний находились 129 человек: 12 офицеров, 96 старшин и матросов из состава экипажа корабля, 4 офицера Портсмутской верфи, где ремонтировалась лодка, и 17 гражданских специалистов. На сопровождавшем ее «Скайларке» находилась группа водолазов, которые могли выполнять работы на глубине до 30 метров.

 

10 апреля в 6 часов 23 минуты подводная лодка всплыла на перископную глубину для того, чтобы определить свои координаты перед глубоководным погружением. К этому моменту она уже прошла континентальный шельф и вышла в район впадины Уилкинсона, где глубина Атлантического океана резко возрастает от 300 до 2400 метров. Это было приблизительно в 350 километрах от Портсмута. В 7 часов 47 минут с борта лодки сообщили об окончании последних приготовлений к погружению. Море было спокойное, видимость отличная, скорость ветра не превышала 3,5 метра в секунду.

 

Харвей передал на катер, что собирается пробыть под водой шесть часов. На «Скайларке» продолжали поддерживать связь по подводному телефону.

 

Во время испытаний погружение происходит по «шагам»: примерно каждые 200 футов (около 65 метров) процесс прерывается, идет короткий контроль, затем лодка снова опускается еще на один «шаг» и так далее. После очередных ста футов командир выравнивает субмарину и приводит ее в горизонтальное положение. С каждым метром глубины давление на квадратный метр площади увеличивается на целую тонну. Это значит, что на 300-метровой глубине один квадратный метр сигарообразного корпуса давит 300 тонн!

 

Ни одна подводная лодка не может быть абсолютно герметичной. После очередного «шага» погружения члены экипажа осматривают все помещения в поисках воды и через микрофоны, которые закреплены у них около рта, как у диспетчеров или летчиков, сообщают о наблюдениях на центральный пост.

 

Когда лодка оказывается на глубине 300 футов (90 метров), Харвей собрал информацию со всех отсеков. Проанализировав отчеты, он решил, что все в норме, а потому приказал продолжать погружение.

 

С каждой секундой давление увеличивалось, и вскоре послышалось клацанье металла в длинных цилиндрах. Да и сама лодка, плотно зажатая в мощнейшие тиски, начала дрожать. Погружение любой субмарины достигается заполнением балластных цистерн забортной водой, а всплывает лодка за счет выдувания воды из цистерн сжатым воздухом. На больших глубинах для удержания лодки на заданной глубине используются горизонтальные рули.

 

В 7.52 «Трешер» выходит на связь и сообщает о погружении на 400 футов (122 метра). В 8.00 на «Скайларк» приходит сообщение о дальнейшем курсе лодки. Катер принимает его и передает свои координаты. Капитан «Скайларк» Хекер решает не наносить курс подлодки на морскую карту.

 

Дальнейшие события развивались следующим образом.

 

8 часов 02 минуты. Лодка достигла глубины 120 метров, проведен осмотр прочного корпуса, забортной арматуры и трубопроводов.

8 часов 09 минут. Получено сообщение, что пройдена половина пути до предельной глубины погружения, темп погружения замедляется.

8 часов 24 минуты. Проведен очередной сеанс связи.

8 часов 35 минут. Лодка достигла глубины, которая на 90 метров меньше предельной.

8 часов 53 минуты. Лодка приблизилась к предельной глубине погружения.

9 часов 02 минуты. Получено сообщение, что курс лодки не изменился.

9 часов 09 минут. «Трешер» достигает максимально допустимой глубины погружения - 330 метров.

9 часов 10 минут. На подлодку посылают сигнал об изменении курса. Но подводная лодка не ответила на вызов...

 

Не было ответа и на повторный вызов через минуту. Обеспокоенный штурман «Скайларка» взял микрофон у гидроакустика и прокричал: «У вас все в порядке? Отвечайте! Отвечайте, ради Бога!» Но ответа не последовало.

 

В 9.13 на катер поступает тревожная весть: «Есть некоторые проблемы. Угол положительный... вертикаль... Пробую продуть... Буду информировать». Что за «некоторые проблемы»? Следующие отрывочные фразы означают, что командир Харвей собирался подниматься. «Продуть» - значит накачать сжатый воздух в цистерны лодки, не поднявшись прежде в область менее сильного давления. Мероприятие весьма сомнительное, и, похоже, Харвею оно не удалось, иначе он не сообщал бы о «попытках», а сказал бы, что «продул». Самую последнюю фразу тоже вряд ли можно назвать обнадеживающей.

 

На «Скайларке» у телефона постоянно дежурил лейтенант Джеймс Д. Уотсон. Как только слышался хоть какой-то намек на сообщение, капитан Хекер тут же придвигался к микрофону и четырежды кричал: «У вас все под контролем?» Затем он дал координаты катера, запросил «Трешер» и сообщил, что поверхность воды спокойная, - это значит, что подводная лодка может всплывать. Никакого ответа.

 

Вскоре присутствующие в радиорубке услышали шумы, очень похожие на те, что сопровождают выпуск сжатого воздуха. Но вот в 9.16 они получили сообщение и подумали, что среди потока слов могла прозвучать фраза «тестовая глубина». Уотсон к тому же уверял, что перед ней он слышал слово «превысил».

 

В 9.17 пришло последнее сообщение, разобрать которое практически невозможно: «900... север». Скорее всего, это данные о местоположении. И все. Больше никаких сигналов.

 

В 9.18 лейтенант Уотсон снова услышал громкий шум. Впоследствии Уотсон охарактеризовал этот шум как «треск ломающихся отсеков прочного корпуса», знакомый ему по опыту второй мировой войны. Однако в тот момент на «Скайларке» еще не осознали весь трагизм происшедшего.

 

Начиная с 9.20 капитан Хекер приказал посылать запросы каждую минуту. Зная о ненадежности гидроакустического телефона, командир в этот момент больше беспокоился о безопасности собственного судна: подводная лодка при аварийном всплытии могла протаранить «Скайларк».

 

В течение полутора часов «Скайларк» безуспешно ждал всплытия лодки. Напряжение на борту спасательного судна возрастало по мере того, как проходил один 15-минутный период за другим без ответных сигналов с «Трешера». 5, 10, 15 минут... Напрасно прослушивал подводные шумы гидроакустик. Напрасно радист искал позывные «Трешера» в эфире. Напрасно люди на мостике пытались обнаружить знакомый силуэт подводной лодки.

 

Около 10 часов один из сигнальщиков заметил в 3-4 милях серый силуэт, похожий на силуэт подводной лодки. С помощью сигнального прожектора и УКВ-радиостанции были сделаны запросы, но ответа не последовало. Спустя несколько минут силуэт как бы растаял в туманной дымке. Что это было: оптический обман или плод воображения уставших людей?

 

В 10 часов 40 минут командир «Скайларка» решил перейти к более действенным мерам: в воду полетели гранаты, взрывы которых должны были послужить сигналом к немедленному всплытию «Трешера». Но и это не дало никаких результатов.

 

Убедившись, что связь с лодкой потеряна, командир передал на военно-морскую базу в Нью-Лондоне радиограмму: «Не имею связи с «Трешером» с 9.17. Вызываю лодку каждую минуту по системе UQC (гидроакустический телефон) и QRB (УКВ-радиостанция), каждые 10 минут сбрасываю сигнальные патроны. Все попытки обнаружить лодку оказались безуспешными. Последнее принятое сообщение сильно искажено. Можно понять, что лодка на глубине, которая близка к предельной. Мои координаты - 41 градусов 43 минуты северной широты, 64 градуса 57 минут восточной долготы. Продолжаю поиски».

 

В 13.02 радиограмма со «Скайларка» была вручена офицеру штаба подводных сил в Нью-Лондоне. В 13.32 о случившемся информировали заместителя командующего подводными силами Атлантического флота США, а еще через 5 минут был передан сигнал тревоги.

 

Верховный главнокомандующий подводными лодками в Атлантике находился в это время в Анаполисе. Он узнал о таинственном исчезновении «Трешера» лишь в 14.35, когда все командование возвратилось в штаб-квартиру в Норфолк, штат Вирджиния. На поиски подводной лодки тотчас отправились самолеты и специальное судно «Рикавери».

 

В 15.35 в Пентагоне, в кабинете адмирала Джорджа В. Андерсона, руководителя военно-морскими операциями, раздался телефонный звонок. Положив трубку, Андерсон в течение получаса информировал о чрезвычайном происшествии всех важных военных чинов и политиков, включая президента Джона Кеннеди, которые только теперь - то есть шесть часов спустя! - получили известие об исчезновении новой субмарины.

 

Одна из двух подводных лодок, «Си Вульф», неожиданно выловила странное излучение и непонятные звуки, а в 17.30 с «Рикавери» пришло сообщение: в семи милях южнее того места, где еще в 9.17 находился катер «Скайларк», на поверхности воды обнаружена масляная пленка. Чуть позже там выловили несколько кусков пробки и пластика размером со стандартную папку для бумаг. Пробкой, служившей изоляционным материалом, была выложена вся внутренняя часть корпуса «Трешера», а обнаруженный пластик обычно использовался на атомных подводных лодках для защиты от радиации.

 

С рассветом 11 апреля действия спасателей приняли организованный характер. В состав поисковой группы к этому времени уже входили крейсер, шесть эскадренных миноносцев, две атомные подводные лодки, дизель-электрическая подводная лодка, три спасательных судна. В тот же день к ним присоединилась научно-исследовательское судно «Атлантис II», оснащенная новейшей электронной аппаратурой.

 

Появились первые находки. В районе исчезновения лодки были подобраны в воде куски пробки и пластмассы, несколько резиновых перчаток, которые подводники обычно надевают при работе в реакторном отсеке, пластмассовые бутылки и стаканы. Все выловленные предметы могли принадлежать «Трешеру», но могли и не иметь к нему отношения, поскольку подобные вещи используются практически на всех американских кораблях и судах.

 

Проходили часы, а терпящую бедствие лодку на поверхности обнаружить не удавалось. Глубина океана в этом районе настолько велика, что мысль о том, что поврежденный «Трешер» может лежать на грунте в ожидании помощи, исключалась полностью. Поэтому в 10 часов 30 минут начальник штаба ВМС США адмирал Андерсон сделал заявление журналистам: «Печальная необходимость вынуждает меня прийти к заключению, что подводная лодка «Трешер», которую мы в течение некоторого времени считали пропавшей, в действительности затонула. Безусловно, за прошедшие часы у нее было много возможностей дать знать о себе... С глубоким прискорбием и с чувством огромного горя я вынужден объявить о том, что атомная подводная лодка «Трешер», на борту которой находилось 129 человек, погибла».

 

С этого момента 129 человек считаются не пропавшими, а погибшими, что гарантирует семьям несчастных выплату денежных компенсаций. Президент Кеннеди в своем выступлении выражает им глубокое соболезнование. В пятницу 12 апреля на верфи в Портсмуте приспускают флаг. Верфь, едва ли не самое оживленное место города, на несколько минут словно вымирает.

 

Уже 11 апреля начинает работать комиссия по расследованию происшествия. Председателем назначается контр-адмирал Бернард Л. Остин, начальник Ньюпортского военно-морского колледжа. Члены комиссии собираются в Нью-Лондоне, родном порту «Трешера».

 

Чтобы восстановить хронологию происшедшего, комиссия пользуется данными океанографической атлантической системы (ОАС), представляющей собой группу сонаров, измерителей постоянного действия, установленных в Атлантике американцами. Как только в океане случается катастрофа или бедствие, разного рода комиссии обращаются к ОАС. Назначение ее примерно то же, что у авиационного «черного ящика».

 

В случае с «Трешером» сонары ОАС дважды, с 9.09 до 9.11 и с 9,13 до 9.14, уловили шумы, которые могли исходить от лодки во время накачки балластных цистерн сжатым воздухом. Кроме того, в 9.18 был зарегистрирован сильный низкочастотный помеховый сигнал. Возможно, это был взрыв «Трешера», стальной корпус которого не выдержал чудовищного давления. Масляная пленка на воде и какие-то кусочки пластика - все, что на первый взгляд осталось от подводной лодки и ее экипажа, - с таким же успехом могли быть обыкновенным мусором, оставленным любым судном.

 

И все же комиссии контр-адмирала Остина удалось локализовать поиски. Возможные внешние причины катастрофы - нападение врага, встреча с НЛО, столкновение с другим кораблем, саботаж - были быстро отвергнуты.

 

Расследованием возможных причин трагедии занимались две компетентные комиссии - военно-морских сил и Объединенного комитета по атомной энергии конгресса США. В результате изучения обстоятельств гибели «Трешера» и опроса лиц, имевших отношение к погибшей лодке, были выдвинуты следующие версии:

 

1) вследствие ошибки личного состава лодка проскочила предельную глубину погружения и была раздавлена;

2) разрушение прочного корпуса на глубине, близкой к предельной, произошло из-за конструктивных или технологических дефектов;

3) лодка потеряла плавучесть из-за поступления внутрь прочного корпуса воды через поврежденную арматуру или разорвавшийся трубопровод.

 

Кроме этих официальных версий в зарубежной печати высказывались и другие предположения, например, саботаж или диверсия. Не исключалась возможность взрыва подводной лодки, в том числе в результате боевых действий «неизвестного подводного противника». Эта гипотеза подтверждалась тем, что среди найденных на месте гибели лодки предметов оказался кусок полиэтилена площадью около 116 квадратных сантиметров со следами действия огня, служивший для защиты реактора. Специалисты, однако, категорически отвергли эту версию, заявив, что «физически невозможно, чтобы реактор взорвался, как бомба».

 

Не рассматривалась всерьез и гипотеза из области тайной войны подводных лодок. «Абсолютно нелепым является предположение, - писала одна из газет, - что подводная лодка погибла в результате безупречно организованного подводного преступления, якобы совершенного «неизвестной» подводной лодкой. «Трешер» был ударным подводным противолодочным кораблем и обладал новейшими средствами обнаружения противника. Лодка держала непрерывную связь с надводным кораблем, который также был оснащен средствами обнаружения подводных целей. Все это весьма затрудняло нападение, а в случае, если бы оно имело место, сопровождающий корабль, несомненно, получил бы соответствующие сигналы».

 

Версия о возможной ошибке личного состава не была признана комиссией ВМС достаточно обоснованной, но объективные результаты расследования свидетельствуют об обратном. Так, например, оставшиеся на берегу и тем самым сохранившие себе жизнь члены экипажа «Трешера» (их было трое) отмечали, что большой объем ремонтных работ, к которым привлекался экипаж, не позволил достаточно хорошо отработать действия личного состава, особенно в аварийных условиях.

 

Более вероятным представляется неожиданный сбой техники, из-за которого субмарина на несколько мгновений вышла из-под контроля. Такой дефект мог возникнуть только в двух случаях. Либо это халатность во время девятимесячных судостроительных работ, либо очень серьезный конструкторский просчет. Контр-адмирал Остин и его коллега расследуют оба возможных варианта и в итоге вскрывают такую массу преступных ошибок и недочетов, что ее с лихвой хватило бы, чтобы посадить на дно целый флот.

 

О недостатках конструкционного материала, из которого был изготовлен корпус погибшей лодки, низком качестве сварочных работ говорил на заседаниях комиссии конгресса адмирал Риковер: «Микротрещины в сварных соединениях прочного корпуса, изготовленного из стали HY-80, давно беспокоили меня. Как это ни печально, но основной конструкционный материал наших атомных подводных лодок весьма склонен к усталостному разрушению в местах сварных соединений...»

 

Большинство американских специалистов все же склонны считать, что атомная лодка «Трешер» погибла в результате поступления воды внутрь прочного корпуса через поврежденные трубопроводы или забортную арматуру. Подобные аварии и раньше происходили на подводных лодках. Первопричиной их являются скрытые технологические или конструктивные дефекты.

 

Комиссия контр-адмирала Остина обнаружила, что сборка в Портсмуте двух жизненно важных систем «Трешера» произведена не в полном соответствии с установленными техническими нормами и требованиями. Сжатый воздух и вода в лодке подводились по длинным трубопроводам, которые всегда должны быть идеально чистыми, поскольку даже мельчайшая грязь может заблокировать очень чувствительные клапаны. Но на военно-морской верфи не было ни одного помещения, где соблюдался бы режим пыленепропускания.

 

И тут комиссия Остина объявляет новую сенсацию. Трубопроводы «Трешера» на стыках были не сварены, а запаяны по причине их труднодоступности. Разумеется, места пайки не могут выдержать той нагрузки, чкоторая максимально допустима для соединений сварки.

 

Самый надежный способ испытать место пайки - протестировать ультразвуком. Хотя этот метод в 1960-1961 годах, во время постройки «Трешера», еще не получил широкого распространения, весной 1962 года, когда лодка в рамках ходовых испытаний пять недель стояла на верфи в Гротоне, штат Коннектикут, ультразвуковое исследование все же было проведено. Тогда обследовали 115 мест паек, и восемь из них оказались ненадежными. Два соединения были перепаяны. Состояние остальных руководство не сочло критическим. После проверки «на профпригодность» техники в Портсмуте снова обследовали «Трешер» ультразвуком. С июля по ноябрь 1962 года было заменено в общей сложности 13,8% паевых соединений.

 

Почему же подводная лодка была отправлена в испытательный поход при наличии явного брака в паяных соединениях? Почему не была проведена полная проверка всех соединений, если результаты выборочной дефектоскопии оказались столь обескураживающими?

 

Ответы на эти вопросы дал председатель следственной комиссии ВМС вице-адмирал Остин: «Начальник Портсмутской верфи, санкционировавший последний поход «Трешера», впоследствии признал свою оплошность. Однако тогда главная его забота состояла в соблюдении срока окончания ремонтных работ. Полная дефектоскопия задержала бы нанесение изоляции на трубопроводы, что, в свою очередь, привело бы к отсрочке окончания ремонта. Вы знаете, чем грозит подобная задержка...»

 

20 июня 1963 года комиссия по расследованию представила на суд общественности краткий отчет о проделанной работе. Он выглядит весьма общим, поскольку большинство данных считаются секретными. На основании выявленных просчетов комиссии удалось установить возможные последствия и загрузить полученные исходные данные для анализа в ЭВМ.

 

За наиболее вероятную версию катастрофы компьютер принял следующую: утром 10 апреля «Трешер» находился на максимальной тестовой глубине, то есть на глубине не менее 330 метров. Лодка шла со скоростью 15 километров в час и вскоре сменила курс. В 9.09 в корпусе субмарины или в трубопроводной системе появилась пробоина примерно с ноготь величиной. В ту же минуту резко упала мощность насоса, поставляющего холодную воду для реактора. Командир Харвей приказал «продуть» цистерны и подниматься на поверхность. В 9.11 «продувка» внезапно прервалась, вероятно, из-за короткого замыкания в электрической цепи, после чего появились сбои в системе сжатого воздуха, вызванные возможным оледенением.

 

В 9.12 отключился реактор в следствие короткого замыкания. Электрическому двигателю, который в аварийных случаях замещает реактор, требуется «на разгон» от 10 до 50 секунд. Естественно, в этот период неизбежно падает скорость судна, что и случилось с «Трешером».

 

В 9.13 с лодки пришло последнее сообщение. Одновременно была проведена вторая попытка накачать цистерны сжатым воздухом, шум которого был слышен снова 30 секунд спустя. В этот момент отказали практически все жизненно важные системы «Трешера».

 

Компьютер заключает: «Гибель в 9.18».

 

Комиссия предлагает еще две версии, отличающиеся несколькими деталями и кажущиеся менее вероятными, но все же возможными. Однако в одном версии сходятся: между повторной попыткой «продува» и катастрофой прошло 4 минуты. Что же происходило с «Трешером» в эти последние минуты? Никто не знает. Что бы там ни было, но именно в этот промежуток времени всем на борту субмарины стало ясно - спастись никому не суждено.

 

После трагедии «Трешера» в конструкцию атомных подводных лодок были внесены соответствующие изменения, тщательной проверке стали подвергаться трубы балластных систем, которые были одним из слабых мест сложных систем подводных лодок. Резко сократилось количество систем, подвергающихся воздействию давления воды.

 

Дальнейшие поиски затонувшей подводной лодки проводились, чтобы «успокоить» общественное мнение (ведь не исключалась и авария атомного реактора!) и попытаться установить причину катастрофы. Поиски продолжались в течение 1963-1964 годов и завершились частичным успехом: на грунте были найдены и многократно сфотографированы обломки легкого корпуса и ограждения выдвижных устройств подводной лодки, определена принадлежность «Трешеру» деталей, поднятых со дна с помощью батискафа «Триест».

 

Между тем атомный реактор «Трешера» все еще покоится где-то на дне океана - батискаф «Триеста» не нашел от него и следа. Еще 11 апреля 1963 года ВМС США замерили радиоактивность океанской воды. Показатели не превышали нормы. Высшие американские офицеры поспешили уверить, что реактор не опасен. Морские глубины, дескать, охлаждают его и препятствуют плавке ядра, а активная зона ограничена прочным и нержавеющим контейнером...

[Алесь]

АПЛ "Скорпион" - загадка глубин

 

ВМС заявляет, что гибель субмарины произошла в результате аварии, исследования предполагают более темную историю.

 

Статья Эда Оффли, военного корреспондента газеты "Сиэтл Пост-Интеллидженсер" 21 мая 1998 года

© Сиэтл Пост-Интеллидженсер" ( Seattle Post-Intelligencer )

 

 

 

Атомная подводная лодка "Скорпион" USS Scorpion (SSN-589)

 

...получила совершенно секретное сообщение перед полуночью: “Измените курс и скорость, следуйте на Канарские острова, где в поле зрения разведки ВМС попало загадочное соединение Cоветских кораблей…”. Спустя тридцать три минуты "Скорпион" в надводном положении зашел в военно-морскую базу США в Рота, Испания, чтобы оставить на берегу двух членов экипажа . Люди имели экстренные причины для схода на берег, один по семейным обстоятельствам, другой по медицинским причинам. Это было 17 мая 1968 года - последний раз, когда видели "Скорпион". Субмарина затонула через пять дней. Спустя более чем пять месяцев, остатки потерпевшего крушение "Скорпиона" были обнаружены на океанском дне в Атлантике, на глубине около двух миль. Все 99 членов экипажа, находившиеся на борту, погибли.

 

Пресс-секретарь коммандор Фрэнк Торп ( Cmdr. Frank Thorp ) во вторник обнародовал позицию ВМС США : АПЛ "Скорпион" затонула в результате аварии при возвращении в порт приписки - Норфолк. " В то время как точная причина гибели субмарины остается невыясненой, не имеется никаких оснований для выдвижения версии о том, что субмарина затонула после атаки или столкновения с советским кораблем или подводной лодкой ", заявил Торп.

 

Но фактически, "Скорпион" во время гибели был в центре сети высоко - технологического наблюдения, шла "холодная война", и не исключалось военное столкновение, которое, предположительно, закончилось соглашением между Соединенными Штатами и Советским Союзом, имевшим целью скрыть истинную картину происшедшего. Изучение сотен документов и интервью со множеством очевидцев событий и военнослужащих позволяет предположить сценарий, который драматично отличается от официальной версии ВМС:

 

~ "Скорпион" не совершал обычный рутинный выход в Атлантику, а был направлен для выполнения сверхсекретного задания, заключавшегося в слежении за соединением советских кораблей, включавшее атомную подводную лодку.

 

~ хотя в официальном заключении ВМС говорилось о технической аварии, известно,что существовало более раннее заключение комиссии из старших должностных лиц флота о том, что "Скорпион" был потоплен торпедой. Комиссия заключила, что это была одна из собственных неисправных торпед "Скорпиона". Эксперты все еще не пришли к соглашению относительно того, могла ли это быть советская торпеда.

 

~ предполагалось, что операция "Скорпиона" содержится в секрете, однако Джон Уолкер, наиболее известный агент советской разведки в ВМС США, передал советской стороне коды, необходимые для того, чтобы проследить действия американской субмарины до самого момента гибели. Советские моряки имели возможность контролировать радиообмен со "Скорпионом", включая шифрованные сообщения, посылаемые в ходе выполнения разведывательного задания

 

Немногие посвященные в истину советские адмиралы вступили в контакт с высшими должностными лицами ВМС США, после чего Соединенные Штаты и Советский Союз пришли к договоренности никогда не раскрывать детали гибели "Скорпиона" и советской ракетной подводной лодки К-129, затонувшей в Tихом океане двумя месяцами ранее. Обнародование всех фактов, как они посчитали, могло бы серьезно осложнить американо-советские отношения. Адмирал, бывший старшим адмиралом в Пентагоне во время гибели "Скорпиона", заявил в недавнем интервью, что ЦРУ выражало опасения, что субмарина, возможно, подвергалась опасности, что основывалось на перехвате радиообмена Советскоких военно-морских кораблей в Атлантике. " Имелся некоторый анализ связи ....свидетельствующий, что "Скорпион" был обнаружен советским соединением, они искали субмарину, и очевидно они напали на ее след... " заявил отставной вице-адмирал Филипп Бешани ( Vice Adm. Philip Beshany ). " Имелись некоторые предположения, что они не только проследили за субмариной, но и атаковали ее. "

 

Бешани в то время был штабным офицером, отвечавшим за программы подводной войны и имел доступ к наиболее секретным разведывательным данным. Однако, в своих воспоминания Бешани отметил, что разведка так никогда и не получила данных, подтверждающих нападение. Имеется свидетельство, которое косвенно поддерживает утверждение Бешани, что американское разведывательное сообщество рассматривало возможность конфронтации между "Скорпионом" и Советскими военными кораблями. Командование ВМС организовало тайные поиски субмарины уже через 24 часа после ее гибели, заявили корреспонденту “Пост- Интеллидженсер” некоторые из вышедших в отставку адмиралов. Поиск был настолько засекречен, что остальные подразделения ВМС, и даже Морская Следственная комиссия, которая исследовала аварию позже, в 1968 году, не были извещены относительно этого. Друзья и родственники команды "Скорпиона" вообще ни о чем не знали; они все еще предполагали, что субмарина возвращается в базу...

 

Самый большой секрет, однако, принадлежал Советской стороне.

 

 

Никто в ВМС США - включая высших офицеров, пославших "Скорпион" на разведывательное задание - не знал в то время, насколько глубоко советская разведка проникла в секреты США. Коды подводной связи, благодаря варрэнт-офицеру флота Уолкеру ( Warrant Officer Walker ), с которым связан самый громкий шпионский скандал в истории ВМС США, возможно сыграли свою роль в трагедии "Скорпиона". Торп отказался комментировать возможную связь между Уолкером и аварией "Скорпиона".

 

Задание

 

Спущенный на воду в 1959 году, "Скорпион" был предназначен в первую очередь для противолодочной борьбы с советскими подводными ракетными крейсерами. На нем также располагалась специальная группа русскоязычных лингвистов, занимавшихся прослушиванием радиопередач советских кораблей и других военных единиц. Последнее задание началось 17 мая 1968 года. Под командованием командора Фрэнсиса Слаттери ( Cmdr. Francis Slattery ), "Скорпион" только что завершил трехмесячное плавание в Средиземном море в составе американского 6-го флота и возвращался в Норфолк, когда поступил шифрованный приказ. Вице-адмирал Арнольд Шад ( Vice Adm. Arnold Schade ), командующий Атлантическими подводными Силами в Норфолке, передал новое задание для "Скорпиона". Субмарине следовало полным ходом идти к Канарским островам, расположенных на расстоянии 1500 миль от восточного побережья Африки, для наблюдения за соединением советских кораблей, маневрирующих в восточной Атлантике юго-западней цепочки островов. Советское соединение включило атомную подводную лодку 675 проекта ( класс Эхо - II по терминологии НАТО ), разработанную для нападения на авианосцы, но вооруженную также и противолодочными торпедами.

 

 

В течение последующих пяти дней "Скорпион" ускоренным темпом двигался к цели.Что произошло, когда "Скорпион" прибыл в точку назначения, навсегда останется секретом "холодной войны". Флот никогда не дал официального объяснения своего острого интереса к действиям советских кораблей, и Следственная комиссия, которая исследовала обстоятельства гибели "Скорпиона" летом и осенью 1968 года, также умалчивает относительно разведывательного характера задания субмарины.

 

 

Комиссия описала советское присутствие как неопределенные гидроакустические исследования, выполняемые двумя научно-исследовательскими судами и судном-спасателем подводных лодок в составе группы других кораблей. Выводы подразумевали, что советское соединение скорее проводило изучение звуковых эффектов в океанской среде, чем выполняло военное задание. Однако Бешани, руководивший в то время подводной войной, заявил в своем недавнем интервью, что должностные лица Пентагона были осведомлены о том, что Советы отрабатывали способы поддержания высокой автономности военных кораблей и субмарин в условиях осутствия доступа к иностранным морским портам. “ Это было что-то абсолютно отличавшееся от обычных советских методов " - заявил Бешани . " До того времени Советский Флот редко проводил длительные операции в море вдали от своих баз", отметил он. Пентагоновский помощник Бешани в то время, капитан В.Н. "Бакс" Дитцен ( Capt. W.N. "Buck" Dietzen ), поддержал это утверждение в недавнем своем интервью. " Мы почувствовали большое желание поприсутствовать там и взглянуть на них (Советы), " – сказал Дитцен. "… Я был “замотан” в коридорах (Пентагона), чтобы выяснить что они выполняют… "

 

Флот должен все же рассекретить детали разведывательного задания "Скорпиона".

 

Представители ВМС заявили еще в 1968 году, что вице-адмирал Шад 20 мая передал сообщение командиру "Скорпиона" , которое указывало курс и скорость хода для возвращения субмарины на базу сразу же после окончания выполнения задания.Также в 1968 году должностные лица ВМС сообщили, что только после 03.00 утра 22 мая - в день гибели "Скорпиона" - командор Слаттери передал Шаду ответное сообщение о том, что Скорпион прибудет в Норфолк 27 мая в 01.00 пополудни. Позже, в том же 1968 году, после того, как стало известно, что субмарина находилась на выполнении " задания высшей классификации " прежде, чем погибла, должностные лица ВМС сообщили, что Слаттери доложил об окончании задания и возвращении домой. Текстам обоих сообщений был присвоен гриф "совершенно секретно". Но было ли задание "Скорпиона" закончено в действительности ?

 

 

Один из офицеров ВМС занимает ключевое положение в противоречии официальному заявлению ВМС, сделанному в 1968 году о том, что субмарина не находилась в непосредственном контакте с советскими кораблями в момент гибели. Лейтенант Джон Роджерс ( Lt. John Rogers ), офицер связи из штаб-квартиры подводных сил в Атлантике, служивший в Норфолке в 1968, был дежурным офицером в ту ночь, когда было получено сообщение Слаттери. Роджерс в 1986 году дал интервью журналисту Питу Эрли, в котором заявил, что сообщение Слаттери фактически содержало скорее рапорт о том, что за "Скорпионом" начинают слежение советские корабли, чем сообщение о завершении задания. Роджерс умер в 1995 году, но его вдова, Бернис Роджерс, подтвердила в недавнем интервью, что ее муж сообщил ей о том, что "Скорпион" исчез при фактическом выполнении задания по слежению за советским соединением." Мой муж был дежурным офицером в Центре связи подводных сил в ту ночь, когда пришло сообщение от Слаттери " - рассказала Бернис Роджерс - " Он знал то, что происходило. Мы говорили относительно этого с тех пор. "

 

Скорпион: Обе стороны умеют скрывать факты

 

Известно только то, что через пятнадцать часов после отправки заключительного сообщения, "Скорпион" взорвался в 06:44 пополудни и затонул на глубине свыше 2 миль приблизительно в 400 милях к юго-западу от Азорских островов. Что произошло со “Скорпионом”? В течении почти трех десятилетий командование ВМС продолжало заявлять, что не представляется возможным идентифицировать "некоторые причины" потери “Скорпиона” и отказывалось опубликовать заключение Следственной комиссии, ссылаясь на напряженность “холодной войны”. Комиссия в составе семи высокопоставленных военно-морских чиновников проводила слушания в течение лета и до конца осени 1968 года и в январе 1969 года завершило отчет, который сохранялся секретным в течение 24 лет.

 

 

В начале 1993 года ВМС рассекретили большинство заключений комиссии. Возглавлявший комиссию вице-адмирал Бернард Остин ( Vice Adm. Bernard Austin ) заключил, что наиболее убедительными и вероятными являются доказательства, указывающие на неисправность торпеды "Скорпиона", которая совершила циркуляцию и взорвалась рядом с корпусом субмарины. Заключение комиссии основано частично на показаниях, указывающих на схожий случай, имевший место со "Скорпионом" в 1967 году с невооруженной учебной торпедой, которая внезапно запустилась и была должна быть выброшена за борт. В качестве доказательств были рассмотрены фотографии места крушения, аудиозаписи катастрофы, а также детально изученные бумажные документы, включая документы и отчеты, отправленные с борта "Скорпиона" почтой в течение первоначальной части операции в Средиземном море. В заключительном отчете из 1354 страниц, Следственная комиссия отклонила две альтернативных версии гибели "Скорпиона" - утверждение вице-адмирала Шада и его сотрудников о том, что неустановленная техническая авария вызвала цепочку событий, приведших к массовому поступлению воды внутрь субмарины, и версию о том, что гибель "Скорпиона" вызвана взрывом на борту субмарины. Комиссия также сделала заключение, что исключается возможность гибели "Скорпиона" в результате действий противника.

 

 

В 1970 году другая комиссия ВМС завершила другой секретный отчет, который отрицал заключение Следственной комиссии. Вместо версии о случайном взрыве торпеды, новая группа предположила, что механическая авария вызвала неустранимое поступление воды. Этот отчет приводил большую часть доказательств и предположение о внутреннем взрыве аккумуляторной батареи, приведшем к поступлению воды внутрь прочного корпуса и затоплению субмарины. Однако, два старших офицера ВМС, принимавших участие в первоначальном расследовании катастрофы "Скорпиона" летом 1968 года, сообщили "Пост-Интеллидженсер", что заключение Следственной комиссии о случайном ударе торпеды остается наиболее реалистичной реконструкцией, что подтверждается имеющимися акустическими записями момента аварии.

 

 

Записи , полученные на трех расположенных в Атлантике гидроакустических станциях - одна на Канарских островах и две поблизости от Ньюфауленда - зафиксировали одиночный резкий звук ( шум ), затем после 91 секунды тишины, последовал ряд быстро чередующихся звуков, соответствующих звуку разрушения отсеков корпуса и цистерн субмарины от давления воды. Джон Крейвен ( John Craven ), бывший в то время в ВМФ главным гражданским специалистом и экспертом по подводным технологиям, который руководил командой, обнаружившей обломки "Скорпиона", сказал, что данные акустики практически подтверждают, что взрыв ( одной из ) торпед (а не разрушение корпуса из-за проникновения воды) потопил "Скорпион", убив в нем 99 человек. "Как только корпус начинает сдавливаться, остальные отсеки также сразу следуют за ним, резко сжимаясь," - сказал Крейвен. "Никоим образом нельзя добиться того, чтобы корпус смялся, а затем наступила 91 секунда тишины, в ходе которой остальные части корпуса решают, а не попробовать им удержаться вместе."

 

Отставной адмирал Бернард Клэри ( Adm. Bernard Clarey ), бывший в 1968 командующим подводными силами ВМС, также отклонил версию взрыва аккумуляторной батареи. Такая авария не могла бы сгенерировать выделяющуюся и акустическую энергию, зафиксированную на записях гидроакустических станций, заявил он корреспонденту "Пост - Интеллидженсер". И Крейвен и Клэри сказали в интервью, что доказательство поддерживает теорию о том, что одна из собственных торпед "Скорпиона" взорвалась внутри корпуса.

 

 

В то время как среди американских подводников все эти годы ходили слухи о том, что "Скорпион" был подкараулен и потоплен советской подлодкой, никаких доказательств преднамеренного нападения не появилось. В заключении ВМС, сделанном после исследований в 1968 году говорится о том, что не имеется никаких доказательств каких-либо приготовлений СССР к военным действиям или кризисной ситуации, как могло ожидаться в случае предумышленного нападения на "Скорпион. " Отчет Следственной комиссии умалчивал о том, могла ли субмарина затонуть после случайного столкновения. В то же время Торп, пресс-секретарь ВМС, заявил, что комиссией установлено, что "Скорпион" был на удалении 200 миль от советских кораблей в то время, когда произошла катастрофа.

 

 

Гибель "Скорпиона" 30 лет назад до сих пор остается тайной для семей и друзей членов его команды. Но это, возможно, не было тайной для немногих американских и советских старших офицеров военно-морских сил еще в конце 60-х годов. Корреспондент "Пост-Интеллидженсер" узнал, что Соединенные Штаты и Советский Союз десятилетия назад достигли тайного соглашения, чтобы скрыть факты относительно гибели "Скорпиона" и другой подводной трагедии, которая также произошла в 1968 году.

 

Двумя месяцами ранее гибели "Скорпиона", советская ракетная подводная лодка K-129 затонула за тысячи миль от него, в Тихом океане, также при таинственных обстоятельствах. Среди советских подводников все эти годы имело место мнение, что К-129 затонула после столкновения с американской ударной субмариной. Но руководство Пентагона настаивает, что подлодка класса "Гольф" ( по терминологии НАТО ) затонула со всем экипажем из 98 человек после внутреннего взрыва, что основано на анализе звуков катастрофы, зафиксированных на гидроакустической станции.

 

Капитан в отставке Питер Хачтхаузен ( Capt. Peter Huchthausen ) был военно-морским атташе в Москве в конце 80-х годов, двумя десятилетиями спустя обоих инцидентов. Впервые нарушив молчание, Хачтхаузен сообщил корреспонденту "Пост-Интелленженсер", что он имел несколько кратких разговоров с советскими адмиралами относительно обеих катастроф. Один из них состоялся в июне 1987 года с адмиралом Петром Навойцевым, первый представитель руководителя для операций Советского Флота. Когда он спросил Навойцева относительно "Скорпиона", то получил приведенный ниже ответ : "Капитан, Вы очень молоды и неопытны, но Вы узнаете, что есть некоторые обстоятельства, которые обе стороны договорились не обнародовать, и вот по одной из таких причин мы потеряли нашу K-129 ". В другой беседе, состоявшейся в октябре 1989 года между Хачтхаузеном и вице-адмиралом Б. М. Камаровым, Камаров сообщил , что секретное соглашение было достигнуто между Соединенными Штатами и Советским Союзом в котором обе стороны договорились не обвинять противоположную сторону в гибели их субмарин в 1968 году. Это было сделано из стремления сохранить потепление в отношениях супердержав. Полная картина гибели подводных лодок могла бы создать новую напряженность, отметил он. "Он ( Камаров ) сказал, что подводная лодка взорвалась, и те немногие, кто был посвящен в детали, с обеих сторон, дали обязательство под угрозой строжайшего наказания, никогда не разглашать оперативных данных, касающихся любого из таких инцидентов ", сказал Хачтхаузен.

 

 

В 1995 году, когда после выхода в отставку Хачтхаузен начал работу над книгой о Советском подводном флоте, он взял интервью у адмирала Виктора Дыгало, в прошлом командующего соединением подводных лодок, в состав которого входила K-129. Дыгало сказал ему, что истинная история K-129 никогда не станет известна из-за неофициального соглашения между старшим военно-морским командованием с обеих сторон, цель которого заключалась в том, чтобы прекратить любое дальнейшее исследование участия противной стороны в гибели и "Скорпиона" и K-129. В заключение беседы он сказал Хачтхаузену : " Так что забудьте и думать, что когда-нибудь семьям погибших будет сообщена истина...".

 

 

Последние секунды "Скорпиона" ( основано на гидроаккустической записи катастрофы "Скорпиона", сделанной станцией СОСУС на Канарских Островах. Источник: Дополнительная запись слушаний Следственной комиссии главнокомандующего Атлантическим флотом ВМС США )

 

18:59:35 - 1. Взрыв боеголовки торпеды с левого борта в середине субмарины вызывает стремительное затопление центрального поста и других отсеков в средней части подводной лодки. 2. Вода через переходной туннель поступает в реакторный и машинный отсеки.

 

 

19:01:06 - 3. Разрушилась переборка торпедного отсека, вызвав стремительное затопление.

 

19:01:10 - 4. Кормовая переборка машинного отсека разрушается , 85-футовая кормовая секция субмарины последовательно разрушается в направлении отсека дополнительных механизмов и реакторного отсека.

 

 

 

Шпионская сеть заранее обрекла "Скорпион"

 

Незадолго до того, как 22 мая 1968 года атомная субмарина "Скорпион" затонула вместе с командой из 99 человек, руководству американской разведки стало известно, что соединение советских военных кораблей, действующих в Атлантике возможно уже знало, что субмарина выдвигается для наблюдения за ними. Но в то же время ВМС США представления не имели о том, что СССР имел возможность узнать заранее детали совершенно секретного задания "Скорпиона". Каким образом? Советской разведке удалось взломать систему морской кодовой связи США. Эта советская победа в "холодной войне" осталась секретом, который американские эксперты разведки не обсуждали в течение последующих 17 лет. Об этом не было сказано публично до сих пор.

 

 

Задание "Скорпиона" было изначально поставлено под угрозу в результате операции внешней разведки КГБ, которая включила вербовку военнослужащего ВМС США Джона Уолкера и захват американского разведывательного корабля "Пуэбло" ( USS Pueblo ). Должностные лица в руководстве ЦРУ сообщили корреспонденту "Пост Интелленженс", что захват "Пуэбло" был прямым следствием шпионской деятельности Уолкера. Связь между агентом КГБ в ВМС США и потерей разведывательного корабля была строго охраняемым секретом внутри ВМС и разведывательного сообщества США в течении 13 лет после ареста Уолтера.

 

 

Пресс-секретарь ВМС коммандор Фрэнк Торп отказался от комментариев относительно возможной связи между шпионской деятельностью Уолкера и потерей "Скорпиона" при цитировании секретной части отчетов. Однако, 12 лет назад флот США недооценил всю серьезность шпионской деятельности Уолкера. Операция КГБ с Уолкером была настолько успешна, что "... в случае возникновения потенциального конфликта между двумя супердержавами, советская сторона имела бы сильное преимущество в одержании победы... " заявил адмирал Уильям Стьюдмэн ( Adm. William Studeman ), впоследствии ставший руководителем военно-морской разведки, в 1986 году.

 

 

Операция КГБ началась в марте 1967, когда унтер-офицер ВМС Уолкер вошел в контакт с Советским Посольством в Вашингтоне и предложил свои услуги советской разведке. Специалист по связи, служивший на подводных лодках, Уолкер только что получил назначение в штаб атлантического соединения подводных сил в Норфолке. Там он работал в качестве одного из четырех супервизоров в центре высокозащищенной связи, где обрабатывались радиосообщения субмарин, находящихся на патрулировании. Этот же центр обеспечивал связь и со "Скорпионом". Уолкер предложил КГБ продать совершенно секретные "ключевые" шифр-таблицы и сопроводительное руководство для криптографических систем, используемых ВМС США, согласно его собственному признанию, сделанному после его ареста в 1985 году.

 

 

Флот в то время использовал серию шифровальных машин для преобразования сообщений в искаженный набор символов, которые будут непонятны противнику. Полученное другой машиной, сообщение вновь преобразовывалось как чистый английский язык.Система шифрования использовала различные кодовые таблицы - дополнительные коды - вводившиеся в машину каждый день. Это была система, используемая "Скорпионом" на заключительном задании. Полученные от Уолкера кодовые таблицы обеспечили КГБ половиной материалов, которые были необходимы для "взламывания" морской шифрованной связи. Что все еще было необходимо - это шифровальные машины.

 

23 января, 1968 года, спустя 10 месяцев после того, как Уолкер вошел в контакт с КГБ, северо-корейские военные захватили в Японском море корабль ВМС США "Пуэбло". Наряду с судном и командой из 82 человек были захвачены по крайней мере 19 шифровальных машин, используемых, чтобы кодировать и декодировать радиосообщения. Механизм шифросвязи на "Пуэбло" обеспечил КГБ другой половиной материала, требуемого, чтобы полностью овладеть кодом. Представители американской разведки вынуждены согласиться, что это позволило советской стороне перехватывать и читать совершенно секретные сообщения, отправляемые любыми видами и устройствами связи.

 

 

Четырьмя месяцами позже "Скорпион" затонул в ходе выполнения разведывательного задания в Атлантике. Три шифровальные машины, установленные на "Скорпионе", были в числе систем, "вскрытых" КГБ после захвата "Пуэбло". В частности, шифровальщики КГБ получили модель KW-7 "Orestes" - двухсторонний телетайп, в то время наиболее современная шифрованная машина связи американского флота и других военных служб. Более чем на 80-ти процентах боевых кораблей Атлантических соединений, и полностью все субмарины - включая "Скорпиона" - использовали KW-7 для зашифровки радиосообщений в 1968 году, согласно рассекреченным данным ВМС.

 

Захват машин с “Пуэбло” в неповрежденном виде был относительно прост. В 1970 году слушание конгресса заключило, что экипаж "Пуэбло" не сумел уничтожить многое из оборудования связи прежде, чем команда была захвачена высадившимися на корабль северокорейскими военными моряками. Дон Бэйли ( Don Bailey ), 26-летний специалист связи на "Пуэбло", подтвердил в недавнем интервью, что оборудование было захвачено северокорейскими военными.

 

 

Бэйли работал на KW-7 в течении последнего кошмарного часа перед тем, как он и вся остальная команда были захвачены, отправляя сообщения о нападении на военные базы в Японии и прося воздушной поддержки или другой военной помощи. Бэйли утверждает, что команда не сумела уничтожить криптографическое оборудование, потому что корабль не был подготовлен к аварийному подрыву секретной техники. Машины были установлены в специальных стальных боксах, разработанных, чтобы предотвратить их случайное повреждение. " Я был занят попыткой уничтожить все, что мог бы ", рассказал Бэйли - " Но это не возможно было бы сделать даже кувалдой; конструкция корпуса не позволяла этого. Машина была практически невредима, когда "плохие парни" захватили нас. "

 

 

Несмотря на потерю оборудования, установленного на "Пуэбло", не было предпринято никаких мер для повышения безопасности кодированной связи. Руководство Пентагона понадеялось на то, что противнику не достались шифрблокноты. Только годы спустя, когда Уолкер был арестован, руководители разведки узнают, что кодовые таблицы были получены через машинистку, входившую в агентурную сеть Уолкера. Уолкер сообщил следователям после его ареста в 1985 году, что кодовые таблицы для KW-7 и двух других систем шифрованной связи, используемых "Скорпионом" были получены от него КГБ при первых передачах секретного материала. Уолкер также признал позднее, что резидент КГБ сообщил ему, что захват "Пуэбло" был спланирован на основании полученных от него данных. " Русские дали ему причину верить, что он был ответственен ( за инцидент с "Пуэбло" ), потому что русские искали ту часть мозаики, которую Уолкер не мог обеспечить - действующее криптографическое оборудование, которое использовало кодовые таблицы и инструкции по использованию, уже переданные им Уолкером" - заявило должностное лицо из руководства разведки.

 

 

В самом КГБ считали, что работа с Уолкером была наиболее успешной операцией в истории советской разведки, так, по крайней мере заявил старший офицер КГБ Виталий Юрченко, перебежавший в США в 1985 году. Уолкер всегда утверждал, что он был завербован в 1968 году, но сотрудники разведки считают, что он пытался ввести следствие в заблуждение относительны момента начала шпионажа, чтобы избежать обвинений в причастности к советским операциям, которые вызвали потери американских военнослужащих. Агенты ФБР, которые допрашивали Уолкера и изучали доказательства его измены, заключили, что Уолкер фактически начал работать на КГБ сразу же после прибытия в Норфолк в марте 1967 года. Руководство ЦРУ заявило, что до его ареста 18 годами позже, в 1985 году, Уолкер и его сообщники заработали несколько миллионов долларов, полученных от КГБ. Это были деньги, которыми, возможно, оплатили судьбу и "Пуэбло", и "Скорпиона". В 1986 году Уолкер признал себя виновным в шпионаже и отбывает пожизненный срок в федеральной тюрьме в Штате Колорадо.

[Levad]

Дизель-электрическая ракетная подводная лодка К-129 проекта 629А из состава Тихоокеанского флота погибла 8 марта 1968 года. Причина гибели лодки по настоящее время не установлена, существуют три основных версии - затопление лодки через шахту РДП при зарядке батарей по причине технической неисправности клапана и провал на запредельную глубину, взрыв водорода при зарядке аккумуляторных батарей из-за неисправности систем вентиляции, вызваший разрушение прочного корпуса, и, наконец,столкновение К-129 с американской подводной лодкой. Первая версия является официальной версией командования ВМФ СССР, на версии взрыва настаивала американская сторона, ссылаясь на данные гидроаккустических станций на Гавайских о-вах, к версии столкновения склонялись, правда неофициально, советские военно-морские специалисты. Основанием для таких предположений послужила информация о том, что вскоре после даты гибели К-129 в американскую базу ВМС на о. Окинава пришла АПЛ "Суордфиш" SSN 579, имевшая характерные повреждения ограждения рубки. Ремонт американской лодки проводился экстренными темпами в обстановке секретности.Официальная версия ВМС США гласила, что "Суордфиш" получила повреждения от удара плавающего льда в Японском море.Как бы там ни было, американцы очень точно знали координаты гибели К-129 и в 1969 году затонувшая лодка была обнаружена разведывательным кораблём ВМС США "Мицар" в точке с координатами 40 гр 06' сш и 179 гр 57 ' зд, в 750 милях от о. Оаху, после чего детально обследована с АПЛ "Хэлибат" и глубоководного аппарата "Триест II". Подводная лодка лежала на глубине около 5500 метров практически на ровном киле, выдвижные устройства опущены, в районе верхней части третьего отсека, имелась, якобы, пробоина, захватывающая часть рубки и ракетные шахты.На основании полученной информации в ЦРУ США было принято решение предпринять попытку подъема К-129 в целях получения образцов ядерного оружия, а также шифровальной техники. Операция получила название "Проект Дженифер". В ходе операции "Дженифер" специально построенному для этой цели судну "Гломар Эксплорер" удалось поднять носовую часть К-129 ( в ходе подъёма лодки со дня корпус разломился и кормовая часть вновь затонула ). По американским данным, в руки США попали две тореды оснащённые ядерными боеголовками, журнал регламентных работ со спецбоеприпасами, шифровальные блокноты и шифровальная машина.В разрушенных отсеках обнаружены шестеро погибших моряков, которых американцы, захоронили в море с отданием воинских почестей в точке с координатами 18 гр 29' с.ш. и 157 гр 34' з.д., в 90 милях на юго-запад от Гавайских островов. Существует однако версия, что было извлечено около 50 погибших моряков, большинство из которых захоронены на Гавайях. Истинная причина гибели К-129 по настоящий момент не предана гласности, вероятно, что она может быть известна военным специалистам США, получившим возможность исследовать обломки лодки.В 1987 году капитан в отставке Питер Хачтхаусен ( Capt. Peter Huchthausen ), бывший военно-морским атташе в Москве,имел несколько кратких разговоров с советскими адмиралами относительно катастрофы К-129. Адмирал Петр Навойцев обронил в разговоре фразу: "Капитан, Вы очень молоды и неопытны, но Вы узнаете, что есть некоторые обстоятельства, которые обе стороны договорились не обнародовать, и вот по одной из таких причин мы потеряли нашу K-129 ". В 1995 году, когда после выхода в отставку Хачтхаусен начал работу над книгой о Советском подводном флоте, он взял интервью у адмирала Виктора Дыгало, в прошлом командующего соединением подводных лодок, в состав которого входила K-129. Дыгало сказал ему, что истинная история K-129 никогда не станет известна из-за неофициального соглашения между старшим военно-морским командованием с обеих сторон, цель которого заключалась в том, чтобы прекратить любое дальнейшее исследование участия противной стороны в гибели и "Скорпиона" и K-129. В заключение беседы он сказал Хачтхаусену : " Так что забудьте и думать, что когда-нибудь семьям погибших будет сообщена истина...".Вот имена моряков, обстоятельства гибели которых стали одной из самых больших загадок холодной войны :

 

 

Абрамов Н. Д. гл. старшина

Андреев А. В. ст. матрос

Архипов А. А. матрос

 

Баженов Н. Н. старшина 2-й ст.

Балашов В. И. ст. матрос

Башков Г. И. матрос

Бахирев В. М. старшина 2-й ст.

Боженко Л. К. матрос

Бородулин В. С. матрос

 

Васильев А. С. матрос

 

Гооге П. И. старшина 2-й ст.

Гостев В. М. матрос

Гущин Н. И. старшина 2-й ст.

Гущин Г. Ф. гл. старшина

 

Дасько И. А. матрос

Дубов Ю. И. матрос

Дыкин А. П. лейтенант

Дягтерев А. А. матрос

 

Егоров А. Е. инж. капитан-лейтенант

 

Жарнаков А. Ф. старший лейтенант

Журавин А. М. капитан 2-го ранга

 

Зверев М. В. ст. матрос

Зуев В. М. капитан-лейтенант

Зубарев О. В. матрос

 

Иванов В. П. гл. старшина

 

Кабаков А. С. матрос

Касьянов Г. С. матрос

Карабажаков Ю. С. матрос

Князев А. Г. старшина 2-й ст.

Кобзарь В. И. капитан 1-го ранга

Кобелев Г. И. ст. матрос

Ковалев Е. Г. капитан 3-го ранга

Козин В. В. матрос

Козленко А. В. матрос

Колбин В. В. матрос

Костюшко В. М. матрос

Коротицких В. В. матрос

Котов И. Т. мичман

Кошкарев Н. Д. матрос

Кравцов Г. И. матрос

Кривых М. И. ст. матрос

Кручинин О. Л. матрос

Крючков А. С. матрос

Кузнецов А. В. старшина 1-й ст.

Куликов А. П. ст. матрос

Кучинский А. И. старшина 2-й ст.

 

Лабзин В. М. гл. старшина

Лисицын В. В. старшина 1-й ст.

Лобас Ф. Е. капитан 3-го ранга

Лопсарь П. Т. старшина 2-й ст.

Лохов В. А. матрос

 

Маракулин В. А. старшина 2-й ст.

Матанцев Л. В. ст. матрос

Михайлов Т. Т. ст. матрос

Мосячкин В. А. старший лейтенант

Мотовилов В. А. капитан 3-го ранга

 

Наймушин А. С. ст. матрос

Носачев В. Г. матрос

 

Овчинников В. И. матрос

Одинцов И. И. матрос

Ожима А. Н. матрос

Орехов Н. Н. капитан 3-го ранга

Осипов С. В. матрос

Ощепков В. Г. ст. матрос

 

Панарин Г. С. капитан 3-го ранга

Песков Е. К. матрос

Пикулик Н. И. капитан-лейтенант

Пичурин А. А. матрос

Плакса В. М. матрос

Плюснин В. Д. старшина 2-й ст.

Погодаев В. А. матрос

Поляков В. Н. матрос

Полянский А. Д. старшина 2-й ст.

 

Редкошеев Н. А. матрос

Рудник А. И. матрос

 

Савицкий М. С. старшина 2-й ст.

Саенко Н. Е. старшина 2-й ст.

Соколов В. В. матрос

Сорокин В. М. ст. матрос

Сприщевский В. Ю. мичман

Сурнин В. М. старшина 2-й ст.

 

Тельнов Ю. И. ст. матрос

Терешин В. И. матрос

Трифонов С. Н. матрос

Токаревский Л. В. матрос

Торсунов Б. П. матрос

Тощевиков А. Н. матрос

 

Хватов А. В. старшина 1-й ст.

 

Черница Г. В. матрос

Черепанов С. П. майор мед. службы

Чичканов А. С. старшина 2-й ст.

Чумилин В. Г. старшина 2-й ст.

 

Шишкин Ю. В. матрос

Шпак Г. М. старшина 1-й ст.

Шувалов А. С. матрос

 

Ярыгин А. И. матрос

[Алесь]

ГИБЕЛЬ К-219 – ХРОНИКА КАТАСТРОФЫ

 

Капитан I ранга запаса И.К.Курдин. Альманах «Тайфун» №6 / 1997 г.

 

Начало октября 1986 г. С экранов телевизоров и страниц газет продолжали сыпаться доклады об очередных трудовых подвигах советского народа. Хотя на привычном фоне сообщения средств массовой информации об аварии советской подводной лодки остались практическим незамеченными – в газетах оно заняло всего три строчки, – это было впервые. Впервые нам открыто сказали, что наш боевой корабль терпит бедствие у берегов Америки. А тот факт, что М.С.Горбачев на встрече в Рейкьявике уведомил об этом происшествии президента США Р.Рейгана, заставил задуматься о серьезности инцидента и о возможных его последствиях тех из нас, для которых слова и словосочетания «боевое патрулирование», «термоядерная боеголовка», «мегатонна», «тротиловый эквивалент « звучали не более чем малопонятными профессионализмами.

 

С той поры прошло более десяти лет (теперь уже более 20 лет – прим. «Атрины»). Средства массовой информации неоднократно пытались осветить причины гибели К-219, однако в газетных публикациях невозможно было отразить в полной мере характер повреждений ПЛ и героические усилия экипажа по ее спасению. Предлагаем вашему вниманию статью председателя Санкт-Петербургского клуба моряков-подводников капитана 1 ранга запаса Игоря Кирилловича Курдина, который длительное время служил старшим помощником командира ракетного подводного крейсера стратегического назначения (РПК СН) К-219 пр.667-АУ.

 

Родина сказала «надо»

 

В соответствии с планом 4 сентября 1986 г. РПК СН К-219 вышел в море на боевую службу. Командир ПЛ капитан 2 ранга Игорь Анатольевич Британов являлся опытным подводником, получившим допуск к самостоятельному управлению РПК СН пр.667-АУ в 1981 г. Однако в этом походе, который был для него третьим в должности командира и тринадцатым за его офицерскую службу, он командовал не своим кораблем – вахты на борту К-219 нес первый экипаж К-241, включавший 31 офицера, 38 мичманов и 49 матросов и укомплектованный высококлассными специалистами. Но на этот раз подготовка к походу происходила как никогда сумбурно.

 

«Холодная война» продолжалась, наш ВМФ (как и Ракетные войска стратегического назначения) нес тяжесть ракетно-ядерного противостояния двух сверхдержав. Ответные меры Советского Союза на размещение американских «Першингов» и крылатых ракет в Европе в первую очередь предусматривали наращивание сил боевой службы ВМФ СССР и приближение районов боевого патрулирования РПК СН непосредственно к побережью США. Это делалось для того, чтобы уравнять подлетное время ракет до основных целей на американской территории с подлетным временем американских КР, нацеленных на наши военные и гражданские объекты.

 

Напряженность боевого использования РПК СН выросла до двух-трех боевых походов в год. Ресурс техники дошел до предела своих возможностей, а ремонтная база далеко не соответствовала тем задачам, которые решал флот. В еще более тяжелом положении находились сами подводники – две-три боевых службы в год, неиспользованные отпуска, кадровая неразбериха стали нормой. Под давлением обстоятельств командование вынуждено было закрывать глаза на то, что экипажи выходили в море не на своих «родных», освоенных кораблях. О сплаванности экипажей не могло быть и речи.

 

Анализ списка личного состава, вышедшего на боевую службу на К-219, показывает, что в ходе подготовки к выходу из 31 штатного офицера на РПК СН было заменено 11, в том числе и ключевые – старший помощник командира, помощник командира, командиры ракетной (БЧ-2) и торпедной (БЧ-3) боевых частей, начальник радиотехнической службы (РТС). Аналогичная ситуация сложилась и со старшинским составом: из 38 мичманов заменили 16, в том числе обоих старшин команд БЧ-2. Но у меня не поднимается рука обвинить тогдашнего начальника штаба 19-й дивизии РПК СН, ответственного за комплектование экипажей, ныне контр-адмирала Н.Н.Малова, поскольку именно в тот период дивизия по приказу сверху вывела на боевую службу пять стратегических подводных ракетоносцев.

 

Почему же командир не отказался от выхода в море на неподготовленном, «чужом» корабле с частично незнакомым экипажем? Да потому, что откажись Британов – на его место тут же поставили бы другого с соответствующими выводами для него самого. Но вернемся к событиям 3 октября 1986 г.

 

Взрыв в ракетной шахте

 

 

Шли тридцатые сутки похода, К-219 маневрировала в назначенном районе Саргассова моря. В 4.56 3 октября ПЛ всплыла на перископную глубину для очередного сеанса связи, а спустя пять минут начала погружение на глубину 85 м. Состояние технических средств в тот момент было следующим: ГЭУ работала в одноэшелонном варианте, мощность реактора правого борта составляла 30%; реактор левого борта был заглушен всеми поглотителями, паропроизводящая установка (ППУ) и турбина находились в готовности к вводу в действие; турбина правого борта работала на винт, валопровод левого борта находился в готовности к работе от гребного электродвигателя.

 

В 5.14 командир ракетной БЧ и трюмный машинист IV (ракетного) отсека обнаружили капельную течь из-под заглушки ракетной шахты №6. При поджатии заглушки вода пошла струей. После доклада командира БЧ-2 о появлении воды в шахте №6 (третья шахта с носа по левому борту) по приказанию командира корабля в 5.25 началось всплытие на безопасную глубину (46 м). Для осушения шахты №6 был запущен насос.

 

В 5.32 из-под заглушки ракетной шахты №6 в IV отсек начали поступать бурые пары окислителя. Командир БЧ-2 объявил в отсеке аварийную тревогу и доложил об этом на ГКП.

 

Личный состав других отсеков покинул IV отсек. В аварийном отсеке осталось девять человек. Командир корабля объявил аварийную тревогу. Спустя минуту экипаж корабля уже выполнял первичные мероприятия по борьбе за живучесть, включая герметизацию отсеков. Лодка всплыла к этому времени на безопасную глубину. Через пять минут (в 5.38) в шахте №6 произошел взрыв.

 

В IV отсеке появился черный дым, затем из разрушенных трубопроводов, расположенных в верхней части шахты, в отсек начала поступать вода с компонентами ракетного топлива. Командир немедленно дал команду на аварийное всплытие в надводное положение. По результатам осмотра отсеков установили следующие последствия аварии: в IV отсеке сильная загазованность, в трюме отсека – вода (около 4,5 т); временно был утрачен контроль за состоянием ракет в остальных шахтах; вышли из строя отдельные устройства: общекорабельной громкоговорящей связи («Каштан»), а также систем «Каштан» ракетной БЧ в IV и V отсеках; частично вышел из строя радиопередатчик Р-651, разбились отдельные светильники и лампы в отсеках, в надстройке был поврежден трубопровод воздуха высокого давления. На пульте управления ГЭУ сработала сигнализация об исчезновении питания сети 220 В постоянного тока левого борта, открытии автоматических клапанов подачи питательной воды на все парогенераторы левого борта, открытии отдельных клапанов 3-го контура. На пульте электроэнергетической системы «Кама» сработала сигнализация о падении до нуля сопротивления изоляции электрических сетей обоих бортов. По команде ГКП в III (отсеке центрального поста) и V (ракетном) отсеках создали рубежи обороны, в этих же отсеках был создан подпор воздуха.

 

В 6.10 личный состав V и VI (отсек вспомогательных механизмов) отсеков был переведен в VIII отсек (турбинный). Через семь минут из IV отсека поступил доклад о невозможности нахождения в отсеке из-за большой загазованности и высокой температуры. По приказанию командира ПЛ для приема личного состава IV-гo был приготовлен V отсек. В 6.35 личный состав из IV отсека был выведен, но в нем остались три человека, в том числе командир БЧ-2. По приказанию командира электромеханической боевой части (БЧ-5) начался ввод в действие РЭУ левого борта.

 

После вывода личного состава в 6.45 для оценки обстановки и оказания помощи оставшимся в отсеке людям в IV отсек направлена аварийная партия из двух человек. Но из-за большой задымленности отсека командира БЧ-2 найти не удалось, не удалось детально осмотреть н шахту №6. Из отсека вынесли тела матросов И.К.Харченко и Н.Л.Смаглюка. Никаких переключений электропотребителей разведчики не производили, не обнаружили они и очагов возгорания.

 

В 7.25 было начато вентилирование IV, V и VI отсеков в атмосферу. С рассветом старший помощник командира ПЛ с крыши ограждения рубки осмотрел аварийную шахту №6. Крышка шахты отсутствовала, головная часть ракеты видна не была, вал крышки развернут в сторону, конструкции легкого корпуса в районе шахты повреждены, щитки-обтекатели крышек шахт №1, 3, 4, 5, 7 оторваны и висели побортно, ракетная палуба в районе аварийной шахты деформирована. Из шахты №6 слабо шел бурый дым.

 

В 8.51 в IV отсек вновь были направлены два человека аварийной партии. Загазованность в отсеке уменьшилась, а видимость улучшилась. Вода из верхней части шахты №6 в отсек не поступала. Разведчики обнаружили командира БЧ-2 капитана 3 ранга А.В.Петрачкова без признаков жизни.

 

К тому времени удалось подготовить систему прокачки шахты №6 забортной водой и осушить трюм IV отсека через главную осушительную магистраль. После пуска насоса на прокачку шахты в отсек из поврежденных трубопроводов в верхней части шахты стала поступать вода и густой бурый дым. По приказанию ГКП насос был остановлен. Из отсека вынесли тело командира БЧ-2, приборы газового анализа и ИСЗ.

 

В 9.25 ввели в действие ГЭУ левого борта. В работе находились ППУ обоих бортов, уровень мощности составлял: правый борт – 30%, левый – 50%.

 

Командир ПЛ принял решение аварийно слить окислитель и прокачать шахту. С этой целью он инструктировал и направлял в IV отсек еще четыре группы из состава БЧ-2 и БЧ-5. Все попытки начать прокачку шахты приводили к дополнительному поступлению в отсек паров окислителя и воды. Последняя группа запустила насос аварийного слива окислителя. Вода под напором стала заливать электрооборудование, включая распределительные щиты в отсеке. В щитах произошли короткие замыкания, в результате которых в IV отсеке возник пожар. Пожар обесточил электрооборудование отсека, насосы остановились. По приказанию ГКП последняя аварийная партия покинула IV отсек.

 

В 17.54 по решению ГКП в IV отсек был дан фреон от станции объемного химического тушения (ЛОХ) III отсека, при этом часть фреона через неплотность трубопровода подачи фреона стала поступать в III отсек, в связи с чем подачу огнегасителя в IV отсек прекратили. Примерно в 18.00 обстановка по газовому составу воздуха в III отсеке ухудшилась, содержание окислов азота превысило допустимые нормы в 10-40 раз. Личный состав по приказанию командира ПЛ включился в ИСЗ. Часть людей перешла во II отсек. Личный состав был вынужден покинуть пост связи и шифропост, в результате радиосвязь прекратилась (не было передано очередное донесение об обстановке на ПЛ и не принята радиограмма командующего СФ с рекомендациями по борьбе за живучесть).

 

В 18.40 для осмотра V отсека открыли переборочную дверь между IV и V отсеками, в последнем обнаружили большую задымленность, которую ошибочно приняли за пожар и доложили о нем на ГКП. В V отсек по приказанию ГКП был дан фреон со станции ЛОХ VI отсека.

 

В 19.30 вследствие исчезновения питания в сети 380 В 50 Гц правого борта сработала аварийная защита реактора правого борта. При этом компенсирующие решетки реактора не опустились на нижние «концевики» (концевые выключатели).

 

Двадцать минут спустя на ГКП из VII отсека (реакторного) доложили о поступлении дыма в нижнее помещение VI отсека. Отсек был покинут, переборочные захлопки между V и VI отсеками не закрывались, люди перешли в VIII отсек. Вскоре было обнаружено, что давление в судовой системе гидравлики упало до нуля. В целях обеспечения ядерной безопасности реактора правого борта для ручного опускания компенсирующих решеток в VII отсек трижды направлялись специалисты БЧ-5 – старший лейтенант Н.Н.Беликов и матрос С.А.Преминин. После потери сознания старшим лейтенантом Н.Н.Беликовым работу по опусканию компенсирующих решеток выполнял один матрос Преминин. Одновременно по команде ГКП проводилось вентилирование VIII, IX (турбинного) и X (концевого) отсеков в атмосферу, давление в них снизилось до атмосферного, а в VII отсеке по отношению к VIII осталось повышенным. Из-за этого по окончанию работ личный состав VIII отсека не смог открыть переборочную дверь между VII и VIII отсеками. Попытку осуществить выравнивание давления по системе вакуумирования нижнего помещения VIII отсека остановил появившийся из трубопровода бурый дым. С целью снижения давления в VII отсеке матросу С.А.Преминину с ГКП была дана команда попытаться открыть захлопку системы вентиляции отсека, но он этого сделать уже не смог. Не смогла этого сделать и аварийная команда со стороны другого отсека. В дальнейшем на вопросы ГКП матрос С.А.Преминин уже не отвечал.

 

В 21.30 в район аварии стали подходить суда ММФ «Федор Бредихин», «Красногвардейск» и «Бакарица». К 23.00 (по докладам личного состава) газовый состав в отсеках ухудшился, ИСЗ выработали свой ресурс, температура переборки между III и IV отсеками повышалась. Основываясь на полученных докладах, командир ПЛ при оценке состояния корабля предположил, что в IV, V и VI отсеках продолжается пожар, VII отсек находится под давлением, не исключен пожар в VIII, IX и X отсеках. Считая, что ресурс ИСЗ израсходован и возможен взрыв ракет из-за пожара в IV и V отсеках, командир корабля принял решение о выводе из действия реактора левого борга и о подготовке к эвакуации личного состава ПЛ на суда ММФ.

 

Аварийная защита реактора левого борта была сброшена, установка переведена в режим расхолаживания. Началась эвакуация личного состава, которая закончилась к часу ночи 4 октября. После эвакуации личного состава носовой, рубочный и кормовой люки были закрыты и задраены. На мостике остались шесть офицеров во главе с командиром корабля.

 

В 1.46 на ЦКП ВМФ через КП ММФ было получено сообщение командира К-219: «Пожар во всех отсеках, отсутствие хода. На ПЛ осталось 6 человек. Сильный пожар в трюмах IV и V отсеков. Командир ждет приказания покинуть корабль». В 3.00 по приказанию командующего СФ оставшиеся офицеры, за исключением командира, покинули корабль.

 

В 22.45 на лодку высадилась аварийная партия под руководством старшего помощника командира ПЛ, которая провела осмотр I, II и III отсеков корабля. Эти отсеки были сухие, давление в них было нормальное, горело аварийное освещение. Вместе с тем аккумуляторные батареи были частично разряжены, давление в системе воздуха высокого давления упало в два раза, в системе гидравлики отсутствовало. Прочный корпус ПЛ над IV и VII отсеками был нагрет – возможно, остаточными тепловыделениями в реакторе. Прочный корпус в районе других отсеков имел температуру наружного воздуха. Переборка между III и IV отсеками до уровня верхней кромки переборочной двери оставалась холодной, выше – теплой.

 

При посещении носовых отсеков аварийная партия выровняла дифферент путем продувания носовых цистерн главного балласта (ЦГБ) и начала подготовку ПЛ к буксировке. Разведку кормовых отсеков произвести не удалось – кормовой люк был залит. С наступлением темноты работы по подготовке к буксировке были приостановлены, аварийная партия убыла с ПЛ.

 

Схема расположения отсеков РПК СН К-219

 

Гибель корабля

 

С рассветом 5 октября аварийная партия продолжила подготовку корабля к буксировке. В 18.15 теплоход «Красногвардейск» начал буксировку. Осадка ПЛ и дифферент на нос продолжали медленно увеличиваться. В 6.20 6 октября буксирный трос оборвался, носовой и кормовой входные люки ушли под воду. Из-за заклинивания нижнего рубочнго люка аварийная партия не смогла спуститься в III отсек. ПЛ продолжала терять плавучесть, при погружении ее до уровня палубы надстройки аварийная партия покинула корабль. В 11.00, когда ПЛ погрузилась в воду до уровня рубочных рулей, по приказанию ГК ВМФ командир покинул корабль. В 11.02 6 октября 1986 г. К-219 затонула.

 

Расследование

 

По факту гибели К-219 было возбуждено уголовное дело, расследование по которому продолжалось почти год. Виновными, как всегда, оказались те, кто пытался спасти людей и корабль. Командир корабля, замполит и командир БЧ-5 были уволены по служебному несоответствию, экипаж расформирован. Из всего экипажа орденом Красной Звезды был награжден (посмертно) лишь матрос С.А.Преминин.* [* - Указом Президента РФ № 844 от 7 августа 1997 г. С.А.Преминину было посметрно присвоено звание Герой Российской Федерации]

 

Необходимо отдать должное героизму экипажа ПЛ, который обеспечил нормальную радиационную обстановку во время аварии. Состояние активных зон реакторов и органов их управления к моменту затопления корабля исключило возможность ядерного и теплового взрывов. ГКП и личный состав корабля правильно организовали и провели первичные мероприятия по борьбе за живучесть. Корабль всплыл в надводное положение. Все отсеки были загерметизированы, в III и V создано противодавление. Был про--изведен ввод в действие ГЭУ левого борта, осуществлен осмотр по отсекам и определены неисправности, возникшие в ракетной шахте. Часть из них устранили. Сделанная разведка позволила оценить обстановку в IV отсеке, провести вентилирование IV, V и VI отсеков. В результате принятых мер обстановка на корабле временно была стабилизирована. Обе ГЭУ работали на заданной мощности, действовали холодильные машины, корабль имел электропитание и шел со скоростью 13 узлов в точку встречи с кораблями ММФ. Вместе с тем командование ПЛ не приняло всех мер для предотвращения дальнейшего развития аварии и гибели корабля.

 

В результате проведенного специальной комиссией расследования было установлено:

 

1. Причиной возникновения аварии с ракетой в шахте №6 явилось затопление шахты водой. Это привело к разрушению корпуса ракеты и течи компонентов ракетного топлива в шахту. Причиной воспламенения и горения компонентов ракетного топлива в шахте, приведшее к росту давления, ее разрыву (срыв крышки и разгерметизация трубопроводов орошения), являлось отсутствие орошения шахты и неотдраивание кремальеры крышки шахты (в надводном положении ПЛ).

 

Однозначно причину поступления воды в шахту установить не удалось. Возможной причиной могла быть негерметичность крышки шахты вследствие механического повреждения в ходе несения ПЛ боевой службы.

 

 

2. Причиной распространения окислов азота из IV отсека и загазованности кормовых отсеков явилось многократное посещение IV отсека аварийными группами для разведки, оказания помощи, вентилирования, прокачки шахт водой и аварийного слива окислителя. Пуск насосов и прокачка шахты приводили к дополнительному выбросу из негерметичной шахты окислов азота в отсек. Это же стало причиной короткого замыкания в распредщитах № 7 и № 8 и пожара в отсеке.

 

 

3. Причиной гибели К-219 явилось неконтролируемое поступление забортной воды в IV отсек, что привело к потере продольной остойчивости и плавучести ПЛ. Причиной затопления IV отсека являлось соединение с забортным пространством негерметичной относительно отсека шахты № 6 через оставленные открытыми забортные клапана. Заполнение отсеков V и VI произошло из IV отсека через незакрытые захлопки вентиляции между IV и V, V и VI отсеками.

 

* * *

 

Ситуация с заменой экипажа К-219, приведшая к трагическим последствиям была не единичной в советском ВМФ. Выход на контрольные стрельбы ПЛ 2-й флотилии К-429 23 июня 1983 г. стоил жизни 16 членам жипажа и закончился гибелью корабля. Вместо 87 членов экипажа по штату на борту К-429 находились 120 человек, штатными из них были только 43. Остальных собрали с пяти экипажей ПЛ.

[Алесь]

Секретные документы о гибели ПЛ "Дакар": Израиль подозревал СССР

 

Церемония памяти моряков, погибших на "Дакаре"

Снят гриф секретности с 16 документов и свидетельств, имеющих отношение к гибели 45 лет назад в Средиземном море израильской подводной лодки "Дакар". Связь с лодкой оборвалась 25 января 1968 года, погибли 69 членов экипажа.

 

Среди опубликованных государственным архивом документов – протоколы заседаний правительства, а также дипломатическая переписка, которая проливает свет на ход поисков пропавшего боевого корабля, командиром которого был капитан третьего ранга Яаков Раанан.

 

Напомним, что построенная в Великобритании и модернизированная по заказу ВМС ЦАХАЛа подводная лодка 9 января 1968 года вышла из Портсмута в Хайфу. 25 января "Дакар" был объявлен пропавшим без вести. Начатые после исчезновения поиски завершились 4 февраля. 6 марта экипаж был официально объявлен погибшим.

 

Как следует из опубликованных документов, 26 января советник израильского посольства в Вашингтоне Шломо Аргов доложил в МИД, что американские СМИ, со ссылкой на британские источники, передали сообщение об исчезновении израильской подлодки "к северу от Александрии", намекнув тем самым на возможную причастность Египта.

 

27 января МИД сообщил израильскому посольству в Афинах, что самолет израильских ВВС, ведущий поисковые работы, обнаружил недалеко от некоего греческого судна масляное пятно. У дипломатов потребовали выяснить, видел ли это пятно экипаж судна, и что сделали моряки. Было также предложено попросить ВМС Греции направить в район поисковый корабль. Греки заявили, что не видели пятна.

 

28 января вопрос об исчезновении "Дакара" рассматривался на заседании правительства. Командующий ВМС Шломо Арэль сообщил, что, по его оценке, Египет не причастен к исчезновению лодки. Израильский адмирал дал понять, что шансов выжить у подводников немного. Он поведал и о последнем радиообмене с ПЛ.

 

"В четверг (25 января) в 12:25 была налажена связь, прервавшаяся посередине. "Дакар" вызвал нас, спросил, как слышимость. Мы ответили, что в норме, и после этого связь прервалась. Мы решили, что речь идет о простой технической неполадке. В это время поиски уже были начаты, и это нас обнадеживало", - сказал он.

 

По словам Шломо Арэля, в 17:55 26 января подлодка вновь попыталась выйти на связь. Первое обращение поступило по международному коду, однако когда радист должен был перейти на израильский код, связь оборвалась. При этом сигналов бедствия субмарина не подавала.

 

Адмирал Арэль намекнул на то, что лодка могла быть потоплена противником: "Для подобного радиозапроса достаточно знать международный код и частоту, на которой мы работаем. Возможно, нас хотели ввести в заблуждение. Возможно, к исчезновению причастны русские, опасавшиеся оперативных возможностей "Дакара". Но я могу лишь предполагать".

 

К поискам подключились и другие государства. Правительство Нидерландов рекомендовало израильскому посольству в Гааге обратиться к известному астрологу, который, как сообщили голландцы, имеет опыт в поисках подлодок. Тот заявил, что "Дакар" был торпедирован к западу от Кипра.

 

Поскольку район исчезновения находился вблизи берегов Турции, Иерусалим обратился к Анкаре с просьбой разрешить проведение поисково-спасательных работ в ее территориальных водах. США согласились предоставить необходимое оборудование. Однако Турция отказалась, сообщив, что готова искать "Дакар" самостоятельно.

 

1 марта командующий ВМС передал министру обороны Моше Даяну секретный отчет о ходе поисково-спасательных работ. Были названы три возможные причины трагедии: техническая неполадка, возможно, в сочетании с человеческим фактором, действия советского ВМФ и столкновение с другим судном. Отметим, что в Москву был направлен официальный запрос, оставшийся без ответа.

 

6 марта правительство собралось на траурное заседание. Министр обороны Даян сообщил, что бессмысленные поиски были прекращены, несмотря на требования родных. Он назвал гибель подлодки трагедией для всего израильского народа и выразил соболезнования семьям погибших моряков.

 

В апреле 1969 года на пляже Газы был найден аварийный буй "Дакара". На этом основании был сделан вывод, что лодка шла в 30-60 милях от египетских берегов. Однако, как выяснилось впоследствии, эта гипотеза была ошибочной – ПЛ шла заранее намеченным курсом.

 

В мае 1999 года, через 31 год после исчезновения, затонувшая подлодка была обнаружена на глубине трех километров на утвержденном маршруте. Шедший в 15 метрах под водой "Дакар", скорее всего, затонул вследствие технической неполадки, однако точную причину гибели установить так и не удалось. До порта Хайфы субмарина не дошла 475 километров.

[Алесь]

Крупнейшие в мире катастрофы подводных лодок

В Аргентине продолжаются поиски подводной лодки «Сан-Хуан». Если подтвердится, что на ее борту произошел взрыв, «Сан-Хуан» пополнит список крупнейших катастроф, произошедших на субмаринах.

 

Подводная лодка ВМС США «Трешер» | Источник: Wikimedia Commons

Лодка с 44 членами экипажа на борту перестала выходить на связь 15 ноября. Причина исчезновения неизвестна, однако власти Аргентины полагают, что на борту мог произойти взрыв.

Читайте также

Исчезнувшая субмарина: что могло произойти на «Сан-Хуане»?

Если это подтвердится, то вероятность обнаружить кого-либо из членов экипажа живым сведется к нулю, и «Сан-Хуан» пополнит список крупнейших катастроф, произошедших на субмаринах, большая часть которых случилась не во время сражения, а в результате поломки или аварии.

Подводная лодка ВМС США «Трешер» (1963)

Американская субмарина затонула во время учений возле полуострова Кейп-Код у берегов штата Массачусетс, унеся жизни 129 членов экипажа.

Механическая поломка привела к тому, что лодка быстро затонула и взорвалась. Ее обломки были обнаружены на глубине более 2500 метров.

Российская подлодка «Курск» (2000)

Обломки «Курска» были подняты в 2001 году — через год после катастрофы | Источник: AP 2017

Российская подводная лодка «Курск» затонула во время военно-морских учений в Баренцевом море, в акватории между Норвегией и Россией, после того как на борту произошло два взрыва, вызванных утечкой топлива торпедного двигателя.

Большинство из 118 человек на ее борту моментально погибло. 23 человека сумели выбраться в задний отсек, где ожидали, когда придет помощь, однако умерли от удушения спустя неделю после начала спасательной операции.

 

Атомная субмарина ВМС США «Скорпион» (1968)

99 человек погибли на борту атомной подводной лодки «Cкорпион», которая пропала в Атлантическом океане в 400 милях к юго-западу от Азорских островов, примерно в 1450 км от берегов Португалии.

Ее обломки были найдены пять месяцев спустя. Причиной катастрофы, как полагают, стал случайный взрыв торпеды.

Причиной гибели субмарины «Скорпион» стал случайный взрыв торпеды | Источник: AP 2017

Подводная лодка ВМС Великобритании «Тетис» (1939)

Британская субмарина стала забирать воду и затонула во время тренировочного погружения в Ливерпульском заливе в Ирландском море.

Из 103 членов экипажа выжили четверо.

Советская подводная лодка K-129 (1968)

Советская дизель-электрическая субмарина «K-129», оснащенная ядерными боеголовками, затонула, патрулируя акваторию Индийского океана. На ее борту находились 98 человек, все они погибли.

Обломки субмарины были обнаружены к северу от острова Оаху Гавайского архипелага американской подводной лодкой «Халибут».

Относительно этой аварии существует целый ряд теорий, включая столкновение с неким американским кораблем, однако Вашингтон последовательно это отрицал, и, согласно официальному отчету ВМС США, виной гибели советской субмарины был «трагический взрыв на борту».

Китайская субмарина «Мин 361» (2003)

Во время учений произошла поломка дизельного двигателя подлодки «Мин 361», когда она находилась в заливе Бохайвань в Жёлтом море у северо-восточного побережья КНР. Поломка привела к резкому снижению кислорода на борту и удушению всех 70 членов экипажа.

Это был первый случай, когда Китай обнародовал случай гибели своей субмарины.

Советская подводная лодка K-8 (1970)

Электрическое замыкание привело к множественному возгоранию на борту подлодки «К-8», которая затонула в Бискайском заливе к северу от берегов Испании, унеся жизни 52 военных моряков.

Нескольким членам экипажа удалось спастись, однако Москва так и не раскрыла число выживших в этой катастрофе.

Советская субмарина K-278 Комсомолец (1989)

Иллюстрация американского художника из журнала «Soviet Military Power», 1984 год | Источник: Wikimedia Commons

42 человека из 69 членов экипажа погибли после того, как в результате пожара были разрушены системы цистерн балласта, и субмарина стала тонуть.

Авария произошла в Норвежском море, к юго-западу от норвежского Медвежьего острова.

Субмарина ВМС США SS-109 (1927)

40 человек погибли, когда американская подлодка «SS-109» затонула после того, как ее протаранил американский корабль береговой охраны у полуострова Кейп-Код.

Удивительный факт: субмарина вернулась в строй спустя год после этой аварии и активно прослужила вплоть до своего списания в 1936 году.

[Алесь]

Её называли «Хиросима»: проклятье и трагедия подлодки К-19

25.02.2019 - 5:30

О советской атомной подводной лодке К-19, трагических и героических событиях, разыгравшихся на ней в июле 1961 г., весь мир, в том числе и российские граждане, узнали после выхода американского кинофильма с Харисоном Фордом в главной роли.

Однако ещё одно страшное ЧП произошло на той же субмарине 11 лет спустя, 24 февраля 1972 года

Роковой корабль

К-19 была одной из первых атомных подводных лодок СССР. И, как говорили даже наши закоренелые атеисты-политработники, над ней с самого ее рождения висело какое-то проклятие. Судите сами. В феврале 1959 г. при оклейке 10-го отсека пробковой крошкой вспыхнул пожар. Погибли двое рабочих.

Чуть позже шесть женщин, оклеивавших одну из цистерн, задохнулись ядовитыми парами. В декабре 1960-го крышкой ракетной шахты задавило электрика…

Но самое страшное произошло 4 июля 1961 г.: в первом контуре кормового реактора атомного ракетоносца, идущего в глубине океана, стало резко падать давление. Из контура ушла охлаждающая жидкость, и начала катастрофически расти температура урановых тепловыделяющих элементов.

Расплавленный уран скапливался в сферическом поддоне.

Едва его масса достигла бы килограмма, по всем законам физики был неминуем ядерный взрыв. Инструкции в таких случаях предлагали отвести тепло, выделяемое ТВЭЛами, путем проливки активной зоны реактора водой. Но конструкция лодки не имела для этой цели специальной системы. Ее-то и пришлось создавать подводникам из подручных средств на терпящем бедствие атомоходе. Монтировать в отсеке с тремя смертельными уровнями радиации, без защитных костюмов, голыми руками, в армейских противогазах… Лейтенант Борис Корчилов первым вызвался идти в аварийный отсек.

Как рассказывал мне контр-адмирал Эрлен Зенкевич, подводники работали группами по 2-3 человека. Корчилов же находился в радиационном пространстве всё время.

Они отвернули заглушку «воздушника» на компенсирующей решетке и приварили медный трубопровод, который применяют для зарядки торпед воздухом высокого давления. Температура в выгородке, где трудились моряки, доходила до 60 градусов, уровень радиации на крышке реактора — 500 рентген!

Кроме группы Корчилова, в этой смертельной парилке руководили монтажом системы еще два офицера — Анатолий Козырев и Юрий Повстьев. Примерно полтора часа понадобилось подводникам на то, чтобы смонтировать самодельную систему. Когда вышли из реакторного отсека, было ясно, что они обречены. Тот же Корчилов получил 5400 бэр…

На Кузьминском кладбище в Москве стоят скромные памятники над могилами старшины 1-й статьи Юрия Ордочкина, старшины 2-й статьи Евгения Кошенкова, матросов Семена Пенькова, Николая Савкина, Валерия Харитонова. В Санкт-Петербурге захоронены лейтенант Борис Корчилов, капитан-лейтенант Юрий Повстьев. Под Питером на Зеленоградском кладбище — главный старшина Борис Рыжиков.

Специальной правительственной комиссией действия личного состава по ликвидации аварийной ситуации признаны правильными. К-19 прошла дезактивацию, ремонт и вновь вступила в боевой состав флота.

Бискайский залив, 24 февраля 1972 года

К-19 под командованием капитана 2 ранга Виктора Кулибабы возвращалась с боевой службы в Атлантике на Север. В 10 часов 35 минут по корабельной трансляции прозвучал сигнал аварийной тревоги. Что случилось — в тот миг мало кто знал. Это позже выяснится, что в трюме 9-го отсека лопнул трубопровод. Масло попало на фильтр очистки воздуха, в котором рабочая температура элемента (ускорителя химической реакции) была свыше 120 градусов. Заплясало пламя, повалил дым.

Огнем выплавило фторопластовые прокладки в трубопроводах воздуха высокого давления, и пожар, раздуваемый струей в 200 атмосфер, загудел яростным ураганом. Первым вступил с ним в борьбу старшина отсека главный корабельный старшина Александр Васильев: он спустился в трюм, размотал шланг пожаротушения и направил струю на пламя. Большего он не успел…

Через десять лет после нашей первой встречи капитан 3 ранга запаса Валентин Заварин прислал из Ленинграда объемную рукопись. Бывший минер К-19 попытался по крупицам восстановить трагедию на «Хиросиме», рассказать о героических действиях своих товарищей.

…Инструкции подсказывают, что самый надежный способ тушения пожара на подводной лодке — герметизация отсека. Через несколько минут после объявления тревоги все отсеки на субмарине наглухо замкнули свои двери. И в том же соседнем 8-м услышат душераздирающие крики погибающих в 9-м товарищей. Но помочь им ничем не смогут. Черные струи дыма и угарный газ проникнут и сюда — в 8-й, электромеханический. Командир отсека капитан-лейтенант Лев Цыганков успеет убрать лишних людей, останется со старшиной отсека мичманом Николаенко и с несколькими электриками, без которых невозможно было обеспечить всплытие подводного крейсера. 

Валентин Заварин напишет: «…Они обязаны обеспечить работу главных механизмов, иначе пучина океана навсегда может поглотить корабль. Сквозь дым еле различимы шкалы приборов, горло раздирает кашель.

Надо включиться в аппарат… Цыганков сам переключает работу агрегатов от аварийных источников питания, выключает второстепенные потребители. Кружится голова, израсходованы все средства пожаротушения. Он один у щитов управления. Оборвалась связь. Погас свет».

Смерть рвалась из отсека в отсек. В 7-м, турбинном, она выбрала своими жертвами Вячеслава Хрычикова и старшину 1-й статьи Казимира Марача. Когда поступил приказ покинуть 6-й загазованный отсек, командир дивизиона капитан-лейтенант Милованов оставил при себе лишь одного помощника — старшего лейтенанта Сергея Ярчука. Ярчук умер на глазах у своего командира, управляющего одновременно двумя реакторами в аварийной ситуации.

К-19 всплыла с момента объявления аварийной тревоги с глубины океана на поверхность за 24 минуты. Но за эти минуты экипаж атомохода недосчитался 28 человек. Ничего не было известно о судьбе 12 подводников, отрезанных пожаром в кормовом 10-м отсеке. Телефонная связь с ними оборвалась.

Океан встретил всплывшую без хода, без электричества, без тепла и дальней связи субмарину жестоким штормом. Судьба как бы испытывала на прочность советских моряков. Первым к ним подошел корабль береговой охраны США. Но подводники от помощи американцев отказались. Затем подоспели сухогруз «Ангарлес», большой противолодочный корабль «Вице-адмирал Дрозд», началась уникальная спасательная операция.

«Готовы идти на помощь!»

В последнее время в различных источниках появилось много публикаций, связанных с трагедией К-19. В биографии этой лодки и сегодня еще много белых пятен. При подготовке материала я попытался связаться с бывшим доктором подводной лодки Михаилом Пискуновым. Оказалось, он давно покинул Север. Позвонил Валентину Заварину и узнал скорбную весть: умер бывший минер «Хиросимы». Однако нашлись свидетели и участники уникальной спасательной операции.

— За пять суток БПК «Вице-адмирал Дрозд» пересек Атлантический океан, — рассказывал мне капитан 1 ранга запаса Василий Красильников (к сожалению, ушедший из жизни), — и утром 3 марта подошел в район аварии К-19. Шторм был жесточайшим. Потом в доке мы насчитали на корпусе БПК 17 пробоин и вмятин.

К тому времени здесь уже находились сухогруз «Ангарлес», несколько «рыбаков», корабль береговой охраны США. Но к К-19 никто подойти не мог.

Попытки «Ангарлеса» завести буксирные концы на лодку оказались бесполезными. На БПК начали готовить корабельный вертолет майора Крайнева. Сняли с винтокрылой машины всю локацию, тем самым облегчив ее на 500 кг.

У Василия Красильникова сохранились рукописные свидетельства его товарищей.

Бывший заместитель командира БПК по политчасти Александр Михачев: «Капитан 2 ранга Проскурняков В.Г. собрал в столовой команды экипаж и сообщил о тяжелом положении подводников. После сообщения в столовой воцарило глубокое молчание. Только было слышно, как за бортом беснуется 8-бальный шторм и свирепо свистит в антеннах ветер. 10-метровая волна методически содрогала корпус своей огромной массой, кладя на борт корабль до 35 градусов. Нарушил молчание командир корабля: «Мы в этих условиях должны оказать помощь нашим боевым товарищам, нужны добровольцы».

После минутного молчания весь личный состав заявил: «Мы готовы идти на помощь!» Из всего экипажа были отобраны 25 матросов, старшин и офицеров, более сильных, ловких, выносливых Первые 12 человек с вертолета были высажены на лодку…

По выполнении поставленной задачи мы получили отзыв командира АПЛ капитана 2 ранга Кулибабы и замполита лодки капитана 2 ранга Веремьюка: «Ваши люди, которые находились у нас и оказали нам помощь, проявили себя с самой лучшей стороны. Подводники благодарны им за мужество, бескорыстие и высокое чувство ответственности за порученное дело. Мы специально не перечисляем фамилии, так как все матросы, старшины, мичманы и офицеры вашего корабля заслуживают самых теплых слов большой благодарности. Передайте всему личному составу БПК «Вице-адмирал Дрозд», что мы гордимся вашими моряками — нашими боевыми друзьями».

Одним из первых на большом противолодочном корабле вызвался идти на помощь подводникам мичман Григорий Тихий. На «Дрозде» он служил боцманом. Впрочем, вот воспоминания самого Григория Тимофеевича:

«Личный состав боцманской команды собрался в каюте и заявил мне, что все готовы идти на лодку. Я отобрал пять человек с которыми решил идти на ПЛ. Остальные на меня сильно обиделись. что не беру их. На собрании мичманов и офицеров я заявил, что готов идти на лодку с личным составом боцманской команды. Лично не допускал мысли, что меня не пошлют. О боязни высоты и мысли не было.

Очень большим моральным испытанием было, когда вертолет завис над лодкой и все было готово для высадки людей, но сделать это не смогли из-за поднятого перископа и штыревых антенн. Да и волна захлестывала рубку. Удалось передать только два мешка с продуктами. Очень четко действовал старшина 1-й статьи Григорий Кондратьев.

Никакого страха, лишь холодная решительность. Уверен, разреши ему, он бы вплавь добрался до лодки. На второй день (04.03) Кондратьев первым с вертолета пошел на лодку. После высадки наших людей на лодку на вертолете стало увереннее работать. С каждым рейсом росло мастерство по высадке людей и грузов. Когда начали поднимать людей с лодки, то заметного страха у них в глазах не было.

Правда, схватившиеся за трос подводники разжимали руки уже в вертолете. Иной раз с нашей помощью. Мичмана трюмного втягивали в вертолет в бессознательном состоянии, и конец каната захлестнулся вокруг шасси. Пришлось выходить на шасси старшине Зеленцову, дабы отвести канат в сторону. При приеме или передаче людей на лодку пальцы рук попадали в блок, заливало все кровью. Но никто не пускал канат, ибо это было катастрофой для висящего за бортом.

Желание было одно: спасти во что бы то ни было людей. Принимали тяжелобольного старшину. Носилки дошли до буртика двери вертолета. Их перекосило. Мне и Зеленцову удалось за бортом вертолета перевернуть носилки, а штурман капитан Федась, покинув кабину, помог втянуть носилки внутрь вертолета.

Мы были поражены героизмом и большим мастерством экипажа вертолета — майора Крайнова, капитана Федася, старшего лейтенанта Молодкина…»

— Некоторые из подводников, которых мы принимали на борт, прямо на глазах седели, — рассказывал мне Василий Красильников. — Многие не могли разговаривать, отдельных мы с ложечки кормили. Наш вертолет снял с лодки порядка 50 человек. Человек 30 по веревочной переправе снял буксир-спасатель. Очень трудно пришлось работать на лодке нашей аварийной партии.

У Василия Александровича сохранилась докладная записка старшего группы спасателей старшего лейтенанта Кондрашева, датированная 3 апреля 1972 г. В ней, в частности, подчеркивается:

«…Образцы выдержки, умение правильно повести себя в данной обстановке показали командир объекта (К-19. — В.Г.) капитан 2 ранга Кулибаба, капитан 3 ранга Веселов, капитан-лейтенант Милованов. Именно благодаря их умению, энергии, опыту в общем задача по буксировке была решена успешно.

Они лично участвовали в заводке концов, которые постоянно лопались. Поведение их было безукоризненным. По моему личному мнению, такими и должны быть наши старшие товарищи и начальники, за которыми можно пойти на самое сложное задание».

К-19 на буксире вместе с погибшими привели в Полярный, где тела подводников были преданы земле. Но для двоих моряков могилой стала Атлантика. 8 марта 1972 г. была проведена церемония погребения старшего матроса Казимира Марача. Через четыре минуты океанские волны приняли тело лейтенанта-инженера Вячеслава Хрычикова.

Большой противолодочный корабль «Вице-адмирал Дрозд» находился в районе спасения К-19 до конца. В Североморск корабль пришел 24 марта с приспущенным флагом, имея на борту тело капитана 2 ранга Ткачева. Всего на К-19 погибли 28 человек…

 

Валерий Громак, для «Русской Весны»

[Алесь]

«Ждали атомного взрыва»: страшная катастрофа, шторм и геройское спасение облучённых моряков с подлодки «К-19» (ФОТО)

11.03.2019 - 4:30

«За аварии мы не награждаем…» Такую надпись сделал Никита Хрущев на представлении командира подводной лодки «С-270» Жана Свербилова.

В конце февраля в столице подводных сил России поселке Гаджиево отметили печальную дату трагических событий на атомной подводной лодке «К-19».

На страницах «Русской Весны» я рассказывал об авариях, преследовавших этот атомоход, прозванный на Северном флоте «Хиросимой». Американцы об этом подводном ракетоносце, о его героическом экипаже даже сняли художественный фильм. Увы, в фильме, в газетных публикациях о североморской «Хиросиме» практически ничего не говорится об экипажах дизельных подводных лодок «С – 270» и «С – 159», которые пришли на помощь терпящему аварию атомоходу. Об этом мне написала из Швеции Марина Эриксон — Петерсен, которая в восьмидесятые годы была замужем за офицером Игорем Капустиным и жила в Гаджиево.

Когда 3 июля 1961 года на «К-19» в Атлантике произошла авария ядерного реактора, кроме подвига моряков «К-19» ценой своей жизни предотвративших ядерную катастрофу и спасших корабль, подлинное мужество и героизм продемонстрировали командиры и экипажи двух дизельных субмарин «С-270» и «С-159».

Подводной лодкой «С-270» командовал отец Марины капитан 3 ранга Жан Михайлович Свербилов.

«Папа рассказывал, что когда пришел «SOS» с лодки Затеева, все остальные лодки, находящиеся в море на учениях, получили приказ из Москвы: к лодке не подходить и никого не спасать. Он единственный, который наплевал на приказ, — пишет мне Марина Эриксон-Петерсен. — Извините, если пишу «гражданским» языком, всей флотской терминологии не помню. Но настоящий цирк начался, когда они пришли в базу. От них шарахались, как от зачумленных (никто толком тогда не знал о лучевой болезни). 

Но «лучевка» и спасла папу от трибунала. На почве облучения у него открылся туберкулез, и он лежал в госпитале много месяцев. После этого его быстро списали с плавсостава. Мы переехали в Ленинград, и папа стал преподавать на высших офицерских классах. Ходил в звании капитана 2 ранга одиннадцать лет. Затем получил капитана 1 ранга. Ровно в 50 лет его отправили в отставку. Перед самой смертью в 1991 году он рассказал всю историю в ленинградской телепрограмме…»

Я нашел рассказ Жана Михайловича Свербилова. Он очень большой, и потому привожу его в сокращении.

«Наша подводная лодка «С-270», участвуя в учениях под кодовым названием «Полярный круг», находилась в северной части Атлантического океана. В этом районе находилось свыше 30 подводных лодок. Поднявшись для очередного сеанса связи на глубину девять метров, радисты приняли радиограмму: «Имею аварию реактора. Личный состав переоблучен. Нуждаюсь помощи. Широта 66 градусов северная, долгота 4 градуса. Командир «К-19».

Собрав офицеров и старшин во втором отсеке, я прочитал им шифровку и высказал свое мнение: наш долг идти на помощь морякам-подводникам. Офицеры и старшины меня поддержали. По мере приближения к лодке уровень радиации стал увеличиваться. Если на расстоянии 1 кабельтова он был 0.4-0.5 рентген/час, то у борта поднялся до 4-7 рентген/час. Ошвартовались мы к борту «К-19» в 14 часов. Командир лодки был на мостике. Я спросил, в какой они нуждаются помощи. Он попросил принять на борт 11 человек тяжелобольных и обеспечить его радиосвязью с флагманским командным пунктом, т. е. с берегом, так как его радиостанция не работала.

На носовой надстройке «К-19» среди возбужденных людей трое лежали на носилках с опухшими лицами. Сразу же возникла проблема, как переносить людей на нашу лодку: подводные лодки, уходя в море, оставляют сходни на пирсе в базе. Я предложил Затееву (командир «К-19», — В. Г.) отвалить носовые горизонтальные рули и, продвигаясь вперед вдоль его борта, подвел под них форштевень «С-270». Теперь по рулям, как по сходням, можно было перенести трех человек на носилках. Это были лейтенант Борис Корчилов, главный старшина Борис Рыжков и старшина 1-й статьи Юрий Ордочкин. Восемь человек перебежали сами.

Едва эти 11 человек разместили в первом отсеке, в нем сразу стало 9 рентген/час. Когда я сообщил об этом Затееву, он предложил раздеть их и одежду выбросить за борт.

После этой процедуры в нашем отсеке стало 0.5 рентген/час. Но сами эти ребята излучали значительно больше, особенно когда их рвало. Наш доктор Юрий Салиенко обработал каждого спиртом и одел в наше аварийное белье. Я дал «радио» на ФКП‚ Стою у борта «К-19». Принял на борт 11 человек тяжелобольных. Обеспечиваю «К-19» радиосвязью. Жду указаний. Командир «С-270».

Приблизительно через час в мой адрес пришли телеграммы от Главкома ВМФ и Командующего Северным флотом почти одного содержания: «Что вы делаете у борта К-19? Почему без разрешения покинули завесу? Ответите за самовольство».

Прошу Затеева составить шифровку о состоянии его лодки, чтобы передать ее моей рацией на ФКП. Через полтора часа после того, как шифровка пошла на берег, ФКП приказал подводной лодке С-159 (командир Григорий Вассер - В. Г.) следовать к аварийной подводной лодке и помочь снимать людей.

А мы продолжали стоять у борта. Больными в первом отсеке занимался доктор. Старпом Иван Свищ вместе с помощником командира «К-19» Владимиром Ениным заводили швартовые концы с нашей кормы на их нос, чтобы попробовать отбуксировать подводную лодку. Но как только мы давали ход, обтянувшиеся концы рвались, как струны. Все попытки были тщетными — с буксировкой ничего не получалось.

…Затеев вызвал меня на нос для совершенно секретных переговоров. Только тогда я узнал, что у него колоссальный тепловой режим в реакторе, и он с минуты на минуту ждет… атомного взрыва. Оставалось радоваться, что мы в эпицентре и в случае чего не останемся калеками.

Никакие иностранные самолеты над нами не летали. Но на всякий случай мы разыграли и такой вариант: если появится американский военный корабль, то все перейдут к нам на лодку, а «К-19» будем топить. Для этой цели была отдана команда командиру БЧ-3 нашей лодки Борису Антропову приготовить две боевые торпеды. К счастью, этот акт применить не пришлось.

К 3 часам утра следующих суток подошли еще две подводные лодки. С ФКП поступила команда всему личному составу аварийной ПЛ перейти на лодки, отойти на 1 милю от «К-19» и наблюдать за ней до прихода наших надводных кораблей.

Принимая людей, мы раздевали их. Они шли по рулям голые, неся в руках автоматы Калашникова, но старпом, раскрутив, выбрасывал это оружие за борт. Деньги, партийные и комсомольские билеты закладывали в герметичный кранец. На нашу лодку помимо тех одиннадцати перешло еще 68 человек. Среди них два дублера командира — Владимир Першин и Василий Архипов. На нашу лодку также перетащили большие мешки с секретной документацией.

ФКП приказал мне и Вассеру полным ходом кратчайшим путем следовать на базу. В наш адрес все время шли радиограммы различного содержания.

Начсан флота (начальник санитарной службы, – прим. РВ.) рекомендовал кормить облученных фруктами, свежими овощами, соками и антибиотиками. А у нас к тому времени уже и картошка кончилась. Представитель особого ведомства интересовался, кто из экипажа может толково объяснить причину аварии.

Шторм

На третьи сутки мы подошли к миноносцам. Шторм разгулялся, и нас с эсминцами по очереди взметало высоко в небо. Подойти было невозможно. В это время на мостик вышел доктор и сказал: «Товарищ командир, они загибаются, я делаю все, что могу». И тогда я принял решение подходить. С миноносца нам подали швартовые концы и на крышу нашего ограждения подали сходню. Предварительно людей с аварийной лодки мы собрали в центральном посту и боевой рубке. На миноносец успело перебежать 30 наиболее здоровых людей.

Все тяжелобольные остались у нас. Матросы, старшины и офицеры нашей лодки делали все возможное, чтобы облегчить страдания больным. Матросы-торпедисты в первом отсеке кормили больных с ложечки.

Прошло еще двое суток. Погода стала улучшаться. Получили «радио», что в районе Нордкапа будем высаживать людей на другие миноносцы. Подойдя к точке встречи, обнаружили два миноносца проекта 30-БИС. К этому моменту нас нагнала лодка Вассера. На спокойной воде я ошвартовался к миноносцу и высадили 49 оставшихся человек. Вассер высаживал людей на другой миноносец на шлюпках.

Такое количество адмиралов и генералов я видел впервые

После этого мы легли на курс к базе. Ошвартовались на базе у третьего пирса. Сойдя на пирс, я не знал, кому доложить о прибытии, — такое количество адмиралов и генералов на сравнительно небольшой площадке я видел впервые. Генералы были в основном медики.

Вызвали доктора Салиенко. Он, который так смело, самоотверженно вел себя в море, увидя большое медицинское светило, настолько растерялся, что отдал генералу честь левой рукой. Генерал взял руки доктора в свои и сказал: «Здравствуйте, коллега». Доктор наш покраснел и пошел с генералом в торец пирса беседовать на их профессиональные темы.

С лодки начали выгрузку мешков с секретной документацией. Я стоял рядом с начальником штаба Северного флота А. И. Рассохо и смотрел, как наши матросы складывают эти мешки на пирсе, а служба радиационной безопасности флота производит замеры уровней радиации. К Рассохо подошел флагманский секретчик флота и спросил, что делать с документацией. «А много на ней?» — спросил Рассохо. «Много», — ответил тот. «Жечь немедленно!!!» — вмешался в разговор начальник медицинской службы флота генерал-майор медицинской службы Ципичев.

Затем старпом построил экипаж нашей лодки на берегу. Я поблагодарил матросов, старшин и офицеров за службу. Они не совсем дружно ответили традиционное «Служим Советскому Союзу», и мы все пошли в баню на санобработку. Мылись долго и тщательно. В предбанике стоял стол, за которым сидела девушка-регистратор, а рядом стоял старшина-химик с бета-гамма-радиометром и флагманский химик Северного флота капитан 1 ранга Кувардин.

Первым из мыльной вышел наш радиометрист — старшина 2-й статьи Боков. Он подошел к столу, замерили его уровень — 2700 по бета-частицам. «Сколько у него?» — спросил Кувардин. «2700», — ответила девушка. Кувардин хлопнул Бокова по мокрому плечу и сказал: «Повезло тебе, парень! 3000 — норма».

Когда у следующего оказалось 4200, Кувардин и его ободрил, сказал что норма — 5000. У нас, у офицеров стоявших на мостике, уровни по бета-частицам в районе щитовидной железы были от 8000 до 11500. Всю нашу одежду отобрали и выдали белую матросскую робу — своей одежды у нас не было. Для наших с Вассером экипажей подогнали плавбазу «Пинега». На ней матросов поместили в освобожденные специально для нас кубрики, а офицеров развели по каютам.

На фоне общей порядочности и смелости имел место факт трусости. Коротко о сути дела. Когда мы ошвартовались к борту «К-19», то первым к нам на лодку перебежал вполне здоровый человек, а уж после перенесли трех тяжелобольных.

Передавая мне бланк шифрограммы для передачи на ФКП Затеев попросил передать ему обратно бланк, как документ секретной и строгой отчетности. Ну и когда радиограмма была передана, я обратился к этому первому покинувшему лодку матросу, чтобы он передал бланк Затееву.

И услышал в ответ, что он не матрос, а офицер и является представителем одного из управлений штаба флота и обратно на аварийную лодку не пойдет. Тогда я приказал ему отправляться в первый отсек, где находились уже одиннадцать тяжелобольных. Он мне ответил, что туда он тоже не пойдет и доложит командованию флота о моем самоуправстве. Его неподчинение я расценил как бунт на военном корабле, о чем сообщил ему и всем присутствующим на мостике. После чего приказал старпому вынести пистолет на мостик и расстрелять бунтаря у кормового флага. Старпом начал спускаться в центральный пост за пистолетом. Штабист понял, что с ним не шутят, и, изрыгая угрозы, пошел в первый отсек. В дальнейшем он первым перебежал на «Бывалый».

Я не стану называть фамилию и имя этого человека только потому, что, как сказал мой замполит С. Сафонов, он не струсил, а просто «дал моральную утечку». И еще я не называю его фамилии, потому, что за этот поход он был награжден орденом. А ордена у нас зря не раздаются. Так нас учили.

Обвинения в адрес подводников-спасателей

Ночью я проснулся от того, что меня кто-то трясет за плечо. Будил меня флагманский связист одного из соединений подводных лодок Ким Батманов. «Мы, офицеры флота, — сказал он, — все за тебя, на флот приехал Бутома — самый главный в советском судостроении. Все перед ним на цыпочках ходят, ведь он представитель ЦК. Так вот, он заявил, что промышленность поставляет флоту превосходную технику, а флот — дерьмо, не умеет ее эксплуатировать. Затеев — паникер, а ты, Жан, — пособник паники. Обвиняешься ты по трем пунктам. Первый — почему без приказания вышел из завесы.

Второй — почему, подойдя к борту, не дал сигнал об аварии подводной лодки в соответствующей радиосети. Третий — почему стоя у борта «К-19» и принимая людей, не обеспечил радиологическую защиту своему экипажу».

«По первому пункту, — сказал я, — мы вышли из завесы, так как я решил, что это радио с ФКП, т. е. берег дублирует радио Затеева. По второму — сигнал об аварии должен был дать Затеев через мою радиостанцию, так как он потерпевший аварию. И по третьему — все резиновые химкомплекты и противогазы имеют какие-то нормы. Сроки пребывания в них исчисляются в часах, а не в сутках. Пятисуточное пребывание в них нам здоровья бы не прибавило».

Батманов остался доволен моим объяснением, все записал и сказал, что гора свалилась с его плеч, поручение ему дали пренеприятнейшее, а он не привык «подставлять» товарищей.

К 14 часам мне приказали прибыть к Командующему флотом адмиралу Андрею Трофимовичу Чебаненко. В назначенное время в белой матросской робе я доложил комфлота: «Товарищ адмирал, командир С-270 капитан 3 ранга Свербилов по вашему приказанию прибыл». Он спросил, почему я в таком виде. Я ответил, что нашу форму отобрали на захоронение. Он тут же вызвал заместителя комфлота по тылу контр-адмирала Поликарпова и отдал приказание сшить нашим офицерам новую форму. Затем я ему доложил обо всех действиях с момента получения радио об аварии.

Командующий очень тепло, дружески разговаривал со мной. Тогда я не знал, сколько крови ему попортил Бутома, обвинивший во всем флот и выгораживавший промышленность.

Нашу лодку надо было ставить в док для заделки рваного левого борта. Но представители противорадиационной службы отказались принимать такой заказ, поскольку в нашем первом отсеке рабочие могут находиться только по 20 минут в рабочую смену, во втором — около часа, в центральном посту — 2 часа и т. д. При этом представители данной службы заявили мне, что мыльно-счеточная дезактивация не поможет. Нужно вырубать экспанзит, снимать линолеум и вырубать все дерево. Этим наш экипаж и занимался все последующие шесть дней.

Вертолёт с ранеными рухнул при взлёте

Мы навестили моряков с аварийной лодки, находившихся в местном госпитале. Всех очень тяжелых отправили в Ленинград. Замполит С. Сафонов наблюдал, как грузили в вертолет 11 человек на носилках. Вертолет поднялся с матросского стадиона метра на три, хвостовым винтом задел плакат «Море любит сильных» и рухнул на колеса.

Первым через распахнутую дверь с матом выпрыгнул генерал-медик, а за ним уже вынесли лежачих ребят. Никто, к счастью, не пострадал. Пришлось воспользоваться дешевым морским путем, и на катере Командующего они были доставлены в Североморск, а затем самолетом в Ленинград. В госпитале остался Володя Енин.

У него мы спросили, что делать с их партийными, комсомольскими билетами и деньгами, всем тем, что мы сохранили в герметичном кранце. Билеты он предложил сдать в политотдел соединения, деньги отнести ребятам в госпиталь, потому как они покупательской способности не утратили.

Когда мы с Сафоновым положили стопку партийных и комсомольских билетов на стол начальнику политотдела соединения капитану 1 ранга М. Репину, он посмотрел на них как на неразорвавшуюся гранату. «Зачем вы их сюда принесли?» — спросил он. «А куда мы должны их принести?» — спросили мы. Тогда он вызвал молодую вольнонаемную секретаршу и приказал запереть их в сейфе. Дальнейшая судьба этих партбилетов мне не известна.

«За аварии мы не награждаем. Н. Хрущев»

Команда ежедневно работала на лодке по много часов. Нужно было стать в док. Начальник отдела кадров соединения подводных лодок Караушев, встретив меня на пирсе, сказал, что на наш экипаж подготовлены наградные документы. С его слов меня представили к званию Героя Советского Союза. Но пройдет месяц (лодка уже стояла в доке), и Глеб Караушев скажет, что наше награждение не состоится, так как Никита Сергеевич Хрущев, не разобравшись, на чьей лодке была авария, на моем представлении напишет: «За аварии мы не награждаем. Н. Хрущев».

В медицинских книжках моряков наших трёх экипажей не оставили ни единой записи о полученных дозах радиации.

Только теперь, по прошествии многих лет, я понял, почему нас так плохо тогда приняло руководство судостроением — мы привезли не только больных, мы привезли вещественные доказательства несовершенства проекта, неотработанности узлов и отсутствия четкой методики эксплуатации новой атомной лодки…

Жан Михайлович Свербилов умер в 1991 году

«Я вышла замуж за шведа и уехала из страны через год после его смерти, — пишет Марина Эриксон — Петерсен. — Живу хорошо, работаю преподавателем шведского языка в гимназии. Первый муж был офицер- подводник. Мой папа для меня был лучше всех. Он был единственный командир подводной лодки, который пошел спасать товарищей. Он и его экипаж «схлопотал» лучевку в такой степени, что никто не дожил до сегодняшнего дня»…

Валерий Громак, для «Русской Весны»«За аварии мы не награждаем…» Такую надпись сделал Никита Хрущев на представлении командира подводной лодки «С-270» Жана Свербилова.

В конце февраля в столице подводных сил России поселке Гаджиево отметили печальную дату трагических событий на атомной подводной лодке «К-19».

На страницах «Русской Весны» я рассказывал об авариях, преследовавших этот атомоход, прозванный на Северном флоте «Хиросимой». Американцы об этом подводном ракетоносце, о его героическом экипаже даже сняли художественный фильм. Увы, в фильме, в газетных публикациях о североморской «Хиросиме» практически ничего не говорится об экипажах дизельных подводных лодок «С – 270» и «С – 159», которые пришли на помощь терпящему аварию атомоходу. Об этом мне написала из Швеции Марина Эриксон — Петерсен, которая в восьмидесятые годы была замужем за офицером Игорем Капустиным и жила в Гаджиево.

Когда 3 июля 1961 года на «К-19» в Атлантике произошла авария ядерного реактора, кроме подвига моряков «К-19» ценой своей жизни предотвративших ядерную катастрофу и спасших корабль, подлинное мужество и героизм продемонстрировали командиры и экипажи двух дизельных субмарин «С-270» и «С-159».

Подводной лодкой «С-270» командовал отец Марины капитан 3 ранга Жан Михайлович Свербилов.

«Папа рассказывал, что когда пришел «SOS» с лодки Затеева, все остальные лодки, находящиеся в море на учениях, получили приказ из Москвы: к лодке не подходить и никого не спасать. Он единственный, который наплевал на приказ, — пишет мне Марина Эриксон-Петерсен. — Извините, если пишу «гражданским» языком, всей флотской терминологии не помню. Но настоящий цирк начался, когда они пришли в базу. От них шарахались, как от зачумленных (никто толком тогда не знал о лучевой болезни). 

Но «лучевка» и спасла папу от трибунала. На почве облучения у него открылся туберкулез, и он лежал в госпитале много месяцев. После этого его быстро списали с плавсостава. Мы переехали в Ленинград, и папа стал преподавать на высших офицерских классах. Ходил в звании капитана 2 ранга одиннадцать лет. Затем получил капитана 1 ранга. Ровно в 50 лет его отправили в отставку. Перед самой смертью в 1991 году он рассказал всю историю в ленинградской телепрограмме…»

Я нашел рассказ Жана Михайловича Свербилова. Он очень большой, и потому привожу его в сокращении.

«Наша подводная лодка «С-270», участвуя в учениях под кодовым названием «Полярный круг», находилась в северной части Атлантического океана. В этом районе находилось свыше 30 подводных лодок. Поднявшись для очередного сеанса связи на глубину девять метров, радисты приняли радиограмму: «Имею аварию реактора. Личный состав переоблучен. Нуждаюсь помощи. Широта 66 градусов северная, долгота 4 градуса. Командир «К-19».

Собрав офицеров и старшин во втором отсеке, я прочитал им шифровку и высказал свое мнение: наш долг идти на помощь морякам-подводникам. Офицеры и старшины меня поддержали. По мере приближения к лодке уровень радиации стал увеличиваться. Если на расстоянии 1 кабельтова он был 0.4-0.5 рентген/час, то у борта поднялся до 4-7 рентген/час. Ошвартовались мы к борту «К-19» в 14 часов. Командир лодки был на мостике. Я спросил, в какой они нуждаются помощи. Он попросил принять на борт 11 человек тяжелобольных и обеспечить его радиосвязью с флагманским командным пунктом, т. е. с берегом, так как его радиостанция не работала.

На носовой надстройке «К-19» среди возбужденных людей трое лежали на носилках с опухшими лицами. Сразу же возникла проблема, как переносить людей на нашу лодку: подводные лодки, уходя в море, оставляют сходни на пирсе в базе. Я предложил Затееву (командир «К-19», — В. Г.) отвалить носовые горизонтальные рули и, продвигаясь вперед вдоль его борта, подвел под них форштевень «С-270». Теперь по рулям, как по сходням, можно было перенести трех человек на носилках. Это были лейтенант Борис Корчилов, главный старшина Борис Рыжков и старшина 1-й статьи Юрий Ордочкин. Восемь человек перебежали сами.

Едва эти 11 человек разместили в первом отсеке, в нем сразу стало 9 рентген/час. Когда я сообщил об этом Затееву, он предложил раздеть их и одежду выбросить за борт.

После этой процедуры в нашем отсеке стало 0.5 рентген/час. Но сами эти ребята излучали значительно больше, особенно когда их рвало. Наш доктор Юрий Салиенко обработал каждого спиртом и одел в наше аварийное белье. Я дал «радио» на ФКП‚ Стою у борта «К-19». Принял на борт 11 человек тяжелобольных. Обеспечиваю «К-19» радиосвязью. Жду указаний. Командир «С-270».

Приблизительно через час в мой адрес пришли телеграммы от Главкома ВМФ и Командующего Северным флотом почти одного содержания: «Что вы делаете у борта К-19? Почему без разрешения покинули завесу? Ответите за самовольство».

Прошу Затеева составить шифровку о состоянии его лодки, чтобы передать ее моей рацией на ФКП. Через полтора часа после того, как шифровка пошла на берег, ФКП приказал подводной лодке С-159 (командир Григорий Вассер - В. Г.) следовать к аварийной подводной лодке и помочь снимать людей.

А мы продолжали стоять у борта. Больными в первом отсеке занимался доктор. Старпом Иван Свищ вместе с помощником командира «К-19» Владимиром Ениным заводили швартовые концы с нашей кормы на их нос, чтобы попробовать отбуксировать подводную лодку. Но как только мы давали ход, обтянувшиеся концы рвались, как струны. Все попытки были тщетными — с буксировкой ничего не получалось.

…Затеев вызвал меня на нос для совершенно секретных переговоров. Только тогда я узнал, что у него колоссальный тепловой режим в реакторе, и он с минуты на минуту ждет… атомного взрыва. Оставалось радоваться, что мы в эпицентре и в случае чего не останемся калеками.

Никакие иностранные самолеты над нами не летали. Но на всякий случай мы разыграли и такой вариант: если появится американский военный корабль, то все перейдут к нам на лодку, а «К-19» будем топить. Для этой цели была отдана команда командиру БЧ-3 нашей лодки Борису Антропову приготовить две боевые торпеды. К счастью, этот акт применить не пришлось.

К 3 часам утра следующих суток подошли еще две подводные лодки. С ФКП поступила команда всему личному составу аварийной ПЛ перейти на лодки, отойти на 1 милю от «К-19» и наблюдать за ней до прихода наших надводных кораблей.

Принимая людей, мы раздевали их. Они шли по рулям голые, неся в руках автоматы Калашникова, но старпом, раскрутив, выбрасывал это оружие за борт. Деньги, партийные и комсомольские билеты закладывали в герметичный кранец. На нашу лодку помимо тех одиннадцати перешло еще 68 человек. Среди них два дублера командира — Владимир Першин и Василий Архипов. На нашу лодку также перетащили большие мешки с секретной документацией.

ФКП приказал мне и Вассеру полным ходом кратчайшим путем следовать на базу. В наш адрес все время шли радиограммы различного содержания.

Начсан флота (начальник санитарной службы, – прим. РВ.) рекомендовал кормить облученных фруктами, свежими овощами, соками и антибиотиками. А у нас к тому времени уже и картошка кончилась. Представитель особого ведомства интересовался, кто из экипажа может толково объяснить причину аварии.

Шторм

На третьи сутки мы подошли к миноносцам. Шторм разгулялся, и нас с эсминцами по очереди взметало высоко в небо. Подойти было невозможно. В это время на мостик вышел доктор и сказал: «Товарищ командир, они загибаются, я делаю все, что могу». И тогда я принял решение подходить. С миноносца нам подали швартовые концы и на крышу нашего ограждения подали сходню. Предварительно людей с аварийной лодки мы собрали в центральном посту и боевой рубке. На миноносец успело перебежать 30 наиболее здоровых людей.

Все тяжелобольные остались у нас. Матросы, старшины и офицеры нашей лодки делали все возможное, чтобы облегчить страдания больным. Матросы-торпедисты в первом отсеке кормили больных с ложечки.

Прошло еще двое суток. Погода стала улучшаться. Получили «радио», что в районе Нордкапа будем высаживать людей на другие миноносцы. Подойдя к точке встречи, обнаружили два миноносца проекта 30-БИС. К этому моменту нас нагнала лодка Вассера. На спокойной воде я ошвартовался к миноносцу и высадили 49 оставшихся человек. Вассер высаживал людей на другой миноносец на шлюпках.

Такое количество адмиралов и генералов я видел впервые

После этого мы легли на курс к базе. Ошвартовались на базе у третьего пирса. Сойдя на пирс, я не знал, кому доложить о прибытии, — такое количество адмиралов и генералов на сравнительно небольшой площадке я видел впервые. Генералы были в основном медики.

Вызвали доктора Салиенко. Он, который так смело, самоотверженно вел себя в море, увидя большое медицинское светило, настолько растерялся, что отдал генералу честь левой рукой. Генерал взял руки доктора в свои и сказал: «Здравствуйте, коллега». Доктор наш покраснел и пошел с генералом в торец пирса беседовать на их профессиональные темы.

С лодки начали выгрузку мешков с секретной документацией. Я стоял рядом с начальником штаба Северного флота А. И. Рассохо и смотрел, как наши матросы складывают эти мешки на пирсе, а служба радиационной безопасности флота производит замеры уровней радиации. К Рассохо подошел флагманский секретчик флота и спросил, что делать с документацией. «А много на ней?» — спросил Рассохо. «Много», — ответил тот. «Жечь немедленно!!!» — вмешался в разговор начальник медицинской службы флота генерал-майор медицинской службы Ципичев.

Затем старпом построил экипаж нашей лодки на берегу. Я поблагодарил матросов, старшин и офицеров за службу. Они не совсем дружно ответили традиционное «Служим Советскому Союзу», и мы все пошли в баню на санобработку. Мылись долго и тщательно. В предбанике стоял стол, за которым сидела девушка-регистратор, а рядом стоял старшина-химик с бета-гамма-радиометром и флагманский химик Северного флота капитан 1 ранга Кувардин.

Первым из мыльной вышел наш радиометрист — старшина 2-й статьи Боков. Он подошел к столу, замерили его уровень — 2700 по бета-частицам. «Сколько у него?» — спросил Кувардин. «2700», — ответила девушка. Кувардин хлопнул Бокова по мокрому плечу и сказал: «Повезло тебе, парень! 3000 — норма».

Когда у следующего оказалось 4200, Кувардин и его ободрил, сказал что норма — 5000. У нас, у офицеров стоявших на мостике, уровни по бета-частицам в районе щитовидной железы были от 8000 до 11500. Всю нашу одежду отобрали и выдали белую матросскую робу — своей одежды у нас не было. Для наших с Вассером экипажей подогнали плавбазу «Пинега». На ней матросов поместили в освобожденные специально для нас кубрики, а офицеров развели по каютам.

На фоне общей порядочности и смелости имел место факт трусости. Коротко о сути дела. Когда мы ошвартовались к борту «К-19», то первым к нам на лодку перебежал вполне здоровый человек, а уж после перенесли трех тяжелобольных.

Передавая мне бланк шифрограммы для передачи на ФКП Затеев попросил передать ему обратно бланк, как документ секретной и строгой отчетности. Ну и когда радиограмма была передана, я обратился к этому первому покинувшему лодку матросу, чтобы он передал бланк Затееву.

И услышал в ответ, что он не матрос, а офицер и является представителем одного из управлений штаба флота и обратно на аварийную лодку не пойдет. Тогда я приказал ему отправляться в первый отсек, где находились уже одиннадцать тяжелобольных. Он мне ответил, что туда он тоже не пойдет и доложит командованию флота о моем самоуправстве. Его неподчинение я расценил как бунт на военном корабле, о чем сообщил ему и всем присутствующим на мостике. После чего приказал старпому вынести пистолет на мостик и расстрелять бунтаря у кормового флага. Старпом начал спускаться в центральный пост за пистолетом. Штабист понял, что с ним не шутят, и, изрыгая угрозы, пошел в первый отсек. В дальнейшем он первым перебежал на «Бывалый».

Я не стану называть фамилию и имя этого человека только потому, что, как сказал мой замполит С. Сафонов, он не струсил, а просто «дал моральную утечку». И еще я не называю его фамилии, потому, что за этот поход он был награжден орденом. А ордена у нас зря не раздаются. Так нас учили.

Обвинения в адрес подводников-спасателей

Ночью я проснулся от того, что меня кто-то трясет за плечо. Будил меня флагманский связист одного из соединений подводных лодок Ким Батманов. «Мы, офицеры флота, — сказал он, — все за тебя, на флот приехал Бутома — самый главный в советском судостроении. Все перед ним на цыпочках ходят, ведь он представитель ЦК. Так вот, он заявил, что промышленность поставляет флоту превосходную технику, а флот — дерьмо, не умеет ее эксплуатировать. Затеев — паникер, а ты, Жан, — пособник паники. Обвиняешься ты по трем пунктам. Первый — почему без приказания вышел из завесы.

Второй — почему, подойдя к борту, не дал сигнал об аварии подводной лодки в соответствующей радиосети. Третий — почему стоя у борта «К-19» и принимая людей, не обеспечил радиологическую защиту своему экипажу».

«По первому пункту, — сказал я, — мы вышли из завесы, так как я решил, что это радио с ФКП, т. е. берег дублирует радио Затеева. По второму — сигнал об аварии должен был дать Затеев через мою радиостанцию, так как он потерпевший аварию. И по третьему — все резиновые химкомплекты и противогазы имеют какие-то нормы. Сроки пребывания в них исчисляются в часах, а не в сутках. Пятисуточное пребывание в них нам здоровья бы не прибавило».

Батманов остался доволен моим объяснением, все записал и сказал, что гора свалилась с его плеч, поручение ему дали пренеприятнейшее, а он не привык «подставлять» товарищей.

К 14 часам мне приказали прибыть к Командующему флотом адмиралу Андрею Трофимовичу Чебаненко. В назначенное время в белой матросской робе я доложил комфлота: «Товарищ адмирал, командир С-270 капитан 3 ранга Свербилов по вашему приказанию прибыл». Он спросил, почему я в таком виде. Я ответил, что нашу форму отобрали на захоронение. Он тут же вызвал заместителя комфлота по тылу контр-адмирала Поликарпова и отдал приказание сшить нашим офицерам новую форму. Затем я ему доложил обо всех действиях с момента получения радио об аварии.

Командующий очень тепло, дружески разговаривал со мной. Тогда я не знал, сколько крови ему попортил Бутома, обвинивший во всем флот и выгораживавший промышленность.

Нашу лодку надо было ставить в док для заделки рваного левого борта. Но представители противорадиационной службы отказались принимать такой заказ, поскольку в нашем первом отсеке рабочие могут находиться только по 20 минут в рабочую смену, во втором — около часа, в центральном посту — 2 часа и т. д. При этом представители данной службы заявили мне, что мыльно-счеточная дезактивация не поможет. Нужно вырубать экспанзит, снимать линолеум и вырубать все дерево. Этим наш экипаж и занимался все последующие шесть дней.

Вертолёт с ранеными рухнул при взлёте

Мы навестили моряков с аварийной лодки, находившихся в местном госпитале. Всех очень тяжелых отправили в Ленинград. Замполит С. Сафонов наблюдал, как грузили в вертолет 11 человек на носилках. Вертолет поднялся с матросского стадиона метра на три, хвостовым винтом задел плакат «Море любит сильных» и рухнул на колеса.

Первым через распахнутую дверь с матом выпрыгнул генерал-медик, а за ним уже вынесли лежачих ребят. Никто, к счастью, не пострадал. Пришлось воспользоваться дешевым морским путем, и на катере Командующего они были доставлены в Североморск, а затем самолетом в Ленинград. В госпитале остался Володя Енин.

У него мы спросили, что делать с их партийными, комсомольскими билетами и деньгами, всем тем, что мы сохранили в герметичном кранце. Билеты он предложил сдать в политотдел соединения, деньги отнести ребятам в госпиталь, потому как они покупательской способности не утратили.

Когда мы с Сафоновым положили стопку партийных и комсомольских билетов на стол начальнику политотдела соединения капитану 1 ранга М. Репину, он посмотрел на них как на неразорвавшуюся гранату. «Зачем вы их сюда принесли?» — спросил он. «А куда мы должны их принести?» — спросили мы. Тогда он вызвал молодую вольнонаемную секретаршу и приказал запереть их в сейфе. Дальнейшая судьба этих партбилетов мне не известна.

«За аварии мы не награждаем. Н. Хрущев»

Команда ежедневно работала на лодке по много часов. Нужно было стать в док. Начальник отдела кадров соединения подводных лодок Караушев, встретив меня на пирсе, сказал, что на наш экипаж подготовлены наградные документы. С его слов меня представили к званию Героя Советского Союза. Но пройдет месяц (лодка уже стояла в доке), и Глеб Караушев скажет, что наше награждение не состоится, так как Никита Сергеевич Хрущев, не разобравшись, на чьей лодке была авария, на моем представлении напишет: «За аварии мы не награждаем. Н. Хрущев».

В медицинских книжках моряков наших трёх экипажей не оставили ни единой записи о полученных дозах радиации.

Только теперь, по прошествии многих лет, я понял, почему нас так плохо тогда приняло руководство судостроением — мы привезли не только больных, мы привезли вещественные доказательства несовершенства проекта, неотработанности узлов и отсутствия четкой методики эксплуатации новой атомной лодки…

Жан Михайлович Свербилов умер в 1991 году

«Я вышла замуж за шведа и уехала из страны через год после его смерти, — пишет Марина Эриксон — Петерсен. — Живу хорошо, работаю преподавателем шведского языка в гимназии. Первый муж был офицер- подводник. Мой папа для меня был лучше всех. Он был единственный командир подводной лодки, который пошел спасать товарищей. Он и его экипаж «схлопотал» лучевку в такой степени, что никто не дожил до сегодняшнего дня»…

 

Валерий Громак, для «Русской Весны»