Учительница первая моя...

[Душечка]

Досадно, почему я не брюнетка

(реца на стих Анатолия Одинокова "Когда зовешь раздвинутостью ног")

 

Досадно. Почему я не брюнетка?

Чтобы представить - это ты со мной.

Как оказалось - все же я кокетка,

Заигрываю рифмами с тобой.

 

Там будто я - томительно и плавно

Колено от колена отвела.

Ну, а одежда - это ведь не саван -

И сброшена заранее была.

 

Изогнутою, сжатою пружиной,

Готовой распрямиться, зазвенеть,

Я не кажусь тебе хоть чуть невинной,

Иль той, что в миг способна охладеть.

 

Тебя пленять не робостью хочу я,

И не стыдливость нравится тебе.

Как лошадь под наездником гарцуя,

Танцую я в пленительном седле,

 

Которое - лишь губ твоих касанье,

И рук твоих пленительная сеть.

Мне хочется в порыве обладанья,

На высшей ноте счастья умереть.

 

И, умирая, чтобы возродиться

Для нового слияния с тобой,

Я благодарна. Можешь возгордиться -

Ты лучший из рожденных под Луной.

[Душечка]

Листок бумаги замусоленный...

 

Листок бумаги замусоленной

Несло по пыльной мостовой.

Там, то ли что-то нарисовано,

Толь, просто листик черновой.

А мне, вдруг, вспомнилось отчетливо

Другое время, лист другой –

Пыталась скрыть от всех заботливо

В стихах воспетый образ твой.

 

Я скромность девичью лелеяла,

Себя, с Татьяною сравнив,

И во взаимность не поверила –

Молчала, «честь» не уронив.

Хотя, не честь – пока достоинство,

Стыдливость девственной души.

Ах, мне б тогда – девиз и воинство –

Увидел бы, как враг дрожит.

 

Была я сильной, храброй, смелой

Во всем… Что не было тобой.

А ты, как сердцеед умелый,

Был увлечен, увы, не мной.

Как я сказать тебе б посмела.

Что ты любим! Любим и мной.

Я – то краснела, то – бледнела,

Когда в кино ты шел с другой.

 

Какой заботливой рукою,

Был раскурочен мой карман?!

И листик с тайною мечтою

Прошел под хохот по рядам.

Мне умереть тогда хотелось –

Смеялись громко все вокруг.

Легко испытывать ведь смелость,

Толкая жертву гона в круг.

 

Глаза закрыть, играя в "труса",

Как оказалось, все ж, трудней,

Чем пропустить всю тяжесть груза –

Тебя, стоящим у дверей.

Листок, порхая, приземлился

У самых ног твоих. У ног.

Неторопливо наклонился,

Хотя быстрее, явно, мог.

 

Жеманно девочки смеялись,

Пока ты строчки поглощал –

Как будто, сами не влюблялись,

Как будто, в этом есть скандал.

А после – были только взгляды –

В твоих – вопрос, в моих – ответ…

И ты сидишь за партой рядом,

Из глаз твоих струится свет…

 

Что дальше? Дальше – поцелуи –

Мой – неумелый, твой – огонь.

И мне тогда казалось смелым,

Сказать, мол, девственность не тронь!

Ах, девственность… Прошли недели,

И, вот, молю уже: «Возьми!»…

Как быстро годы пролетели!!!

И сами мы давно с детьми.

 

Но, вспоминая лист бумажный,

И строчки первые любви,

Грущу, что в эту реку дважды,

Увы, мой милый, не войти…

[Душечка]

Огни ночного города не спят –

Их миссия, конечно же, не в этом.

Они в себе иллюзию таят

Прорезать тьму сердец электросветом.

 

И яркий свет неоновых огней,

И просто – улиц тихих освещенье –

Нас делают немножечко сильней,

Но как обманно это ощущенье.

 

Ведь, истинную темень или мрак

Таят в себе мотивы и поступки.

От пьяных криков и смертельных драк

До воплей недовольной проститутки.

 

Да, есть мотивы - этих помрачней,

Есть замыслы темнее черной сажи.

Какой-нибудь влиятельный злодей

Клеймит с трибун копеечные кражи.

 

А, впрочем, мои мысли об огнях –

Они за светом многое скрывают.

И, притупив их светом чей-то страх,

Как многое в нас просто убивают.

 

Огни ночного города не спят,

Они следят за множеством пороков.

А боги вместе с звездами глядят,

Как Человек усвоил смысл уроков.

 

[Душечка]

Идут часы...

 

Идут часы сердечной мышце в такт,

Суммируя интимные моменты,

Когда твердишь о чувствах, и в стихах

Мне даришь озорные комплименты.

 

Но, подводя незримый сей баланс,

Я подхожу к печальному итогу –

Как в этом «вместе» все же мало нас,

Как будто, наша жизнь - одни дороги.

 

А, может быть, всего то - лишь мечты,

И страхи - за мечтами потянуться.

И я кричу: «Есть в жизни только ты!»,

В душе, боясь, и в этом обмануться.

 

И вновь часов старинных слышу бой,

Твердящих мне – опять ты не со мной.

 

[Душечка]

Плещутся волны июльского моря,

Берегу негу и ласку даря.

Я на гитаре мелодии вторю –

Ты замираешь, улыбку тая.

 

Огненный шар, что нас радовал светом,

Скрылся за волнами, чтоб отдохнуть.

Ночь же – тепла, что бывает лишь летом…

Мы не торопимся лечь и уснуть.

 

Пальцы щекочут соленые брызги,

Ноги ласкает мельчайший песок.

Нам все равно – мы совсем не капризны,

Платим природе сей малый оброк.

 

Море поет тем, кто может услышать.

Мы же хотим не безмолвно внимать –

Плачет гитара в такт волнам чуть слышно –

Что-то стремясь на ушко им сказать.

 

Звуки ночные узоры рисуют,

Я убираю гитару в чехол.

В шепоте волн я тебя поцелую,

Чтобы развеять подкравшийся сон…

[nazri]

...а я с ужасом поймал себя на мысли, что.... не помню свою первую учительницу. Помню первый школьный день, Помню самую любимую, ушедшую от нас после 7 или 8 класса, учительницу (имя - Людмила) украинского языка - ее любили буквально все... Помню своего и учителя истории и "по совместительству старшего друга" Семена Яковлевича Абарбарчука... Помню, и до сих пор ущущаю горечь обиды, девочку (Лариса), с которой мы дружили с 1 по 7 класс... А вот первую учительницу... Да...

[dama_tref]

Зато я свою очень хорошо помню! А лучше бы не помнить... Но это уже для другой темы, не столь поэтичной, к сожалению.

 

А вот кого с огромной благодарностью вспоминаю и с любовью -- это нашу математичку в 6-7классах Любовь Александоровну Шевелу, и нашу классную руководительницу с 5 по 10(для меня по 8) классы -- Анну Степановну Федотову. Низкий им поклон за их нелёгкий труд, терпение, мудрость и любовь ко всем нам!

[Душечка]

Моя первая учительница была просто супер.

Я ее никогда не забуду. Она стоит того, чтобы ее помнили ученики.

 

 

 

Однажды...

 

Однажды ты найдешь меня средь многих,

И, выделяя взглядом из толпы,

Приблизишься, чтобы не взглядом трогать,

А пальцами ласкать до хрипоты.

 

Однажды ты решишься на признанье.

Ты скажешь, что давно меня искал,

Терял рассудок в жажде обладанья,

Во снах своих ночами целовал.

 

Однажды ты войдешь ко мне несмело,

Скрывая страх за пламенностью слов,

И спросишь: Ты не этого хотела –

Чтоб изменила жизнь твою Любовь?

 

Однажды ты войдешь ко мне без стука,

Преодолев тернистые пути.

И станет прошлым долгая разлука –

По жизни парой станем мы идти.

 

Однажды… я проснусь к тебе прижатой,

И будет счастье пениться внутри.

А я с улыбкой, в меру виноватой,

Скажу мгновенью: «Смилуйся! Замри!»

[Душечка]

По улицам уныло, не спеша,

Идет солдат, котомку прижимая.

Как – будто в ней запрятана душа,

А не батона кус и пачка чая.

 

Кусочек мыла, бритва и письмо,

Где сообщалось: «Ты один на свете»

И сколько раз уж читано оно

И под луной, и в ярком солнца свете.

 

И было то семейство не ахти –

Сестренка и еще больная мама,

Что стряпала в субботу пироги

И отвергала помощь так упрямо.

 

И вот известье – мамы нет, сестры,

И только память в этих черных строчках.

А сердце молит вновь – до хрипоты:

Пусть это ложь в зачитанных листочках.

 

«Их больше нет… А я живу зачем?

Кого я в этом мире защищаю?

Другие мне не дороги совсем.

За что же так, мой Бог? Не понимаю.

 

Я не сумел спасти своих родных,

Так должен ли спасать чужие души?

Их больше нет, а я – среди живых.

Зачем? Чтоб доказать, что я не трушу?

 

Сестру свою и мать не уберег,

Так, где же мне спасать родню чужую?

Быть может в петле туже узелок?

Петля поймет, как я по ним тоскую».

 

Уныло шел солдатик по шоссе –

В руках котомка; смерть, тоска во взгляде.

Пусть мир вокруг, но мира нет в душе,

И нет плеча, что в горе встанет рядом.

 

Защитником лишь тот сумеет быть,

Кто мир в душе сумеет сохранить.

[Душечка]

По улицам уныло, не спеша,

Идет солдат, котомку прижимая.

Как – будто в ней запрятана душа,

А не батона кус и пачка чая.

 

Кусочек мыла, бритва и письмо,

Где сообщалось: «Ты один на свете»

И сколько раз уж читано оно

И под луной, и в ярком солнца свете.

 

И было то семейство не ахти –

Сестренка и еще больная мама,

Что стряпала в субботу пироги

И отвергала помощь так упрямо.

 

И вот известье – мамы нет, сестры,

И только память в этих черных строчках.

А сердце молит вновь – до хрипоты:

Пусть это ложь в зачитанных листочках.

 

«Их больше нет… А я живу зачем?

Кого я в этом мире защищаю?

Другие мне не дороги совсем.

За что же так, мой Бог? Не понимаю.

 

Я не сумел спасти своих родных,

Так должен ли спасать чужие души?

Их больше нет, а я – среди живых.

Зачем? Чтоб доказать, что я не трушу?

 

Сестру свою и мать не уберег,

Так, где же мне спасать родню чужую?

Быть может в петле туже узелок?

Петля поймет, как я по ним тоскую».

 

Уныло шел солдатик по шоссе –

В руках котомка; смерть, тоска во взгляде.

Пусть мир вокруг, но мира нет в душе,

И нет плеча, что в горе встанет рядом.

 

Защитником лишь тот сумеет быть,

Кто мир в душе сумеет сохранить.

[Душечка]

Экспромт по картинке.

 

 

Какие мрачные глаза!

Из под бровей сверкает властность.

Ты, просто, человек - гроза!

И весь твой облик лишь опасность.

 

Вся твоя мрачная фигура,

И твой бескомпромисный рот,

Кричали мне: Ты, девка, дура,

Душа в нем омут, а не брод.

 

А я гляжу на два кристала -

Твои глаза, кусочки льда -

И верю, что ТЕБЯ искала,

И лишь тобой одним больна.

 

И ты смотри сколь хочешь мрачно -

Не заморозишь, не убьешь!

Еще чуть-чуть, и ты удачно

К моей груди в ночи прильнешь!

[Душечка]

А я гляжу с тоской на воду –

На жизнерадостный ручей.

Ты мне твердишь про несвободу.

Печально мне от тех речей.

 

Блестит росой соседний камень –

От капель глаз не отвожу.

А ты твердишь, что сердцем ранен.

Я жду слова, мол, ухожу.

 

Туман и сырость я вдыхаю

В погожий день, в сезон тепла.

Толь слезы боли я глотаю,

Толь осень рано вдруг пришла.

 

Смотрю в ручей – на сердце зыбко,

И холодят меня слова.

Ну, что ж – ты прав. Наш брак – ошибка!

А ты – лишь сорная трава.

 

Так испоганить утро лета.

Так омрачить погожий день!

В тебе душевного нет света,

И сам ты серый, словно тень.

 

Не дам себя тебе в обиду

Под этот водный перезвон.

Ты вызвал ярость Немезиды

Коварный, лживый пустозвон.

 

Уйди. И будь же ты свободен,

От брачных уз. И от меня!

Ручей же – чист, и благороден.

Журчит, с собой меня маня…

 

[Душечка]

Усталые и грустные глаза

Тебя с тоской сердечной провожают.

А ты вприпрыжку, словно, стрекоза

Промчишься мимо. Толь, грядет гроза,

Толь, равнодушна к взглядам, что ласкают.

 

Ты юная. И с этим спора нет.

И возрастом, и духом, и сознаньем.

Перед тобой дороги в новый свет,

На все вопросы есть пока ответ –

Ты покоряешь всех очарованьем.

 

И, может быть, ты юность сохранишь

На годы, на века – то бишь, столетья.

А тех, что ты невольно соблазнишь,

И тех, что ненароком огорчишь,

Не впишешь ты в пределы долголетья.

 

Ты не заметишь глаз чужих тоску,

И нежные сердечные призывы.

Они – и не роман одной строки,

И не теченье чувственной реки.

Тоска и нежность тихи, не крикливы.

 

Но ты неторопливо оглянись.

Хоть раз. Хотя бы в виде исключенья.

И грусти глаз с надеждой улыбнись,

И сердцем к сердцу плавно потянись…

Не ради жалости, а в духе приключенья.

 

И, может быть, не памятником – нет!

А памятью всего лишь человека.

Ты сохранишь судьбы незримый след,

Пускай и тихий, словно утра свет…

А это много – это жизни веха...

[Душечка]

не сезон...

 

Ты не тверди про дивный стан,

Про щек румянец и восходы…

Сейчас такое время года,

Что все слова – лишь ложь, обман.

 

Ты не шепчи про уст влекомость,

Про сладость трепетного рта.

А, присмотрись – ведь я - не та,

И вкруг меня – лишь невесомость.

 

Не повторяй про гордый нрав.

И про божественные грозы.

Они твоим мечтам угрозы –

В них ты бежишь, покой украв.

 

Ты не бросай любовных слов,

Как зерна риса новобрачным.

Меня покинешь снова мрачным,

Кляня вновь сорванный улов.

 

Ты не…. И снова «Не», пожалуй…

Ты понял? Просто, уходи!

Как больно, тесно мне в груди…

Меня вниманьем ты не балуй.

[Душечка]

Вспомни осень, злато листьев,

Винограда пьяный хмель

И художник с чудо-кистью

Позабыл про акварель.

Все так красочно, так ярко,

Масла жирные мазки –

Ранней осени подарки

Без унылости, тоски…

 

Старый флигелль в скрипе вечном

Весь как в золоте, в огне.

И могла б топиться печка,

Но тепло от красок мне.

От причудливой рябины -

гроздь не гроздь, всего то - кисть.

Солнце ласково, невинно

Согревает чью-то жизнь.

 

И река впитала краски -

Вся в багряно-золотом.

Все прекрасно, будто в сказке.

Эта сказка - отчий дом.

[Душечка]

Это было у моря...

 

Подражая, пародируя и возражая Северянину и якобы от его имени, и от имени других поэтов...

 

Это было у моря, где пропитаны солью

И прибрежные скалы, и воздушный поток.

Там, пажа королевы осчастливленный ролью,

По траве просолённой бегал княжий сынок.

 

Горделивый как сеттер, и подвижный, как ши-тцу

Паж с глазами собаки королеве внимал.

А она приручала, как пугливую птицу,

Юный ум, что под нею возводил пьедестал.

 

И, когда на просторах равнодушного моря

Тишина прерывалась только плеском волны,

Королева пажу принесла много горя –

С князем страстные ночи тихой негой полны.

 

_ / / _ / / _

 

Я обнял эти плечи и взглянул

На то, что оказалось за спиною -

Там юный паж кого-то обманул,

Нарушив моря всплески тишиною.

 

То ли солей химический процесс

Взрастил среду обманчивости лживой,

Я потерял к прогулке интерес,

Следя за королевою красивой.

 

Вот, солнца ослепительный накал

Сменился лунным отблеском убогим.

Коленей паж уже не целовал -

Домой отправлен указаньем строгим.

 

Чертил там князь тропу укусом уст

И королева страстью одержима.

Предательство скрывал жасмина куст.

Была Луна мрачна и недвижима...

 

_ / / _ / / _

 

Помнишь, шум моря тревожный,

Мрачные всплески воды.

Запах солёный, острожный

Властно толкал от беды.

 

Помнишь, как ты отвергала

Смутных прогнозов поток

И с высоты пьедестала

Критиковала мой слог.

 

Я, разгоняя тревогу,

Впился в солёную гладь.

Ты призывала в дорогу,

Не прекращая мне лгать.

 

Помнишь, шум моря тревожный,

Мрачные всплески воды.

Запах солёный, острожный

Не уберёг от беды.

 

_ / / _ / / _

 

Синеет море экзотически,

Волна целует берега.

Там из пажа уже практически

Взрастили недруга, врага.

 

Но сей финал не обязателен -

Приязнь возможно возродить.

Мадам, такой итог желателен:

И сына с папой ублажить.

 

Поступок пах бы аморальностью

Не в наш - не в просвещённый век -

Сегодня стало актуальностью -

Греховен скромный человек!...

 

_ / / _ / / _

 

Нашла -

оживлённо,

с улыбкой,

со смехом,

взглянув,

поманила тонким пальчиком.

Словно

щенок стал твоей

утехой,

к несчастью не мужа,

увы,

мальчика.

Его

укрощала

на пляже,

у моря,

втянув рано

во взрослые игрища.

Сама

укрощалась

с папашей,

не споря,

подставив шею,

во власти тигрища.

 

_ / / _ / / _

 

 

Ты девочкой с глазами голубыми

Приснилась мне на мокром берегу

И облака фрегатами седыми

Тебе слагали сказки на бегу.

 

Ты верила доверчиво, по-детски,

И в принца, и в волшебную любовь.

И был твой принц мечты – то жутко светским,

То – хулиганом с шрамом через бровь.

 

Но верность – эти прочные доспехи –

В твоих мечтах не мнимый атрибут,

Ты знала твёрдо – горести, успехи

Его на путь измены не толкнут.

-.-.-.-

Ты женщиной прекрасной и лукавой

Предстала не во сне, а наяву.

Одни во след шипят тебе: «Шалава!»,

Сплетая слухов тонкую канву.

 

Другие – возвышая, преклоняясь,

Готовы души верные отдать.

И ты смущённо шепчешь, заикаясь,

Что с радостью могла бы их принять.

 

Но только знаю я – твой победитель,

Что лживы все улыбки и слова –

При всех, я – твой наставник и учитель,

Наедине – ты чувственна, слаба…

 

_ / / _ / / _

 

 

То, сунув камушек в карман,

То, запустив по водной глади,

У моря грезил хулиган,

Поэтом ставший женщин ради.

 

Любил он женщин. Те – его.

На волнах грубости и ласки

Он отдавал себя всего,

С себя и с них снимая маски.

 

И, вот, сейчас поэт влюблён.

А камень тихо скрылся в глади.

И снова вспомнилось, что он

Не так целует, как Саади.

[Душечка]

Я люблю тебя, - вчера сказала...

 

«Я люблю тебя», - вчера сказала.

Ты ответил: «Как же хорошо!»

И добавил чуточку устало:

«Только б ты любить не перестала,

Ведь, я знаю – это тяжело!»

 

И уснул, доверчиво прижавшись,

Твёрдо веря – сон я сберегу.

Ведь, тебе всем существом отдавшись,

И в любви отчаянно признавшись,

Я вредить не стану, не смогу.

 

Ты уснул. Я плакала тихонько,

Слов любви в ответ не услыхав,

Гладила виски твои легонько,

И Безносой угрожала: «Тронь-ка!»…

Не отдам, едва твоею став.

 

А слова, что сердце ожидало –

Ты шептал их в страсти, как в бреду –

Для другой судьба предназначала…

Я, ведь, знала – с самого начала…

Но с тоской наивной сберегу.

 

«Я люблю тебя», - шепчу несмело.

Грустно улыбаешься в ответ…

Если б сердце, Боже, не болело,

А тебя желало только тело!!!

Шепчешь мне: «Прости, мой нежный свет»…

[Душечка]

Серьёзный, как отец...

 

Серьезный, как отец, стремясь повелевать,

В попытках обуздать мой дерзкий нрав заботой,

Скажи мне, как ты смог меня очаровать

И сразу сердцу стать желаннее, чем кто-то.

 

Противиться твоим внушениям могла

Не более пчелы, попавшей в паутину.

В плену твоих речей пока не умерла,

Но, кажется, уйдёшь – я, тут же, мир покину.

 

Терплю суровый нрав и хмурые черты

За редкие часы обманчивых свиданий,

Где над самим собой уже не властен ты,

И, где бессилен ты причиной стать страданий.

 

Могла бы невзлюбить и скорбный твой прищур,

И резкие слова – правдивые до боли.

Прямолинеен ты чрезмерно, чересчур –

Отец по существу, а не по взятой роли.

 

Как мне себя понять – ищу в тебе отца…

Но, разве вожделеть к отцу не преступленье?!?

Пусть, то, что я хочу – есть промысел Творца…

Заботе предпочёл бы Он совокупленье?!

 

Запуталась вконец – тебя с Творцом сплетя,

В попытках объяснить сердечные порывы.

Истерзана, полна, с любовью обретя

Усталые глаза, душевные надрывы…