Некромантия в скандинавской культуре

[Настя]

В скандинавской мифологии довольно часто упоминается некромантия (в ее классическом понимании — то есть вызов мертвых с целью получения какой-либо информации). В “Прорицании вельвы” — знаменитом произведении из состава “Старшей Эдды” — бог Один поднимает из могилы пророчицу, чтобы узнать судьбу своего сына Бальдра (примечательно, что в качестве своеобразного “бонуса” вельва сообщила ему всю историю. 
В песнях Одина так же есть упоминнания о воздействии на мир мёртвых: 
 
Песнь двенадцатая. Тоже некромантическое заклинание, но с обратной целью – открывает перегородку некрослоя с целью вызвать определенную или неопределенную некротическую сущность либо в чистый астрал, либо в тело медиума. Заклинание очень опасно и рекомендуется только профессиональным некромантам. 
Dhat kann ec it tolfta, 
Ef ec se a tre uppi 
Vafta virgil na: 
Sva ec rist, 
Oc i runom fac 
At sa gengr gumi 
Oc maelir vidh mic. 
Двенадцатым я, 
увидев на дереве 
в петле повисшего, 
так руны вырежу, 
так их окрашу, 
что он оживет 
и беседовать будет. 
Песнь десятая. Это некромантическая формула, нейтрализующая энергию сущностей, имеющих некротическое происхождение (проще говоря, душ умерших ), и не позволяющая проникать в наш мир мертвым сущностям при проведении операций, когда такой риск возможен 
Dhat kann ec it tiunda, 
Ef ec se tunridhur 
Leica lopti a 
Ec sva vinc, 
At their villir fara 
Sinna heim hama 
Sinna heim huga. 
Знаю десятое, — 
если замечу, 
что ведьмы взлетели, 
сделаю так, 
что не вернуть им 
душ своих старых, 
обличий оставленных. 
В “Заклинаниях Гроа” (еще одна поэма “Старшей Эдды”) герой Свипдаг призывает с того света свою мать — ведьму Гроа, чтобы та наложила на него девять заклинаний. Без них он не смог бы выполнить задание своей мачехи и завоевать руку великанши Менглот. 
В наше время, когда термин “некромантия” стал связываться лишь с оживлением мертвецов, практику вызова и “допроса” душ иногда называют скиомантией (sciomancy — от греческих слов skia — душа, и manteia — прорицание). Если взглянуть на третью книгу знаменитого романа Франсуа Рабле “Гаргантюа и Пантагрюэль”, то в главе 25 прорицатель гер Триппа предлагает Панургу (который хотел узнать, будет ли его брак счастливым), помимо всего прочего, сеанс некромантии: “А если вы страшитесь мертвецов, то я прибегну только к скиомантии”. 
В саге о Хервёр и Хейдреке так же присутствует момент,когда Хервёр добывает из кургана у охранявшего его драуга родовой меч: 
" Затем она высмотрела на острове, где горит огонь курганов, пошла туда и не боялась, хотя на её пути были все курганы. Она пробиралась в этом огне как в тумане, пока не пришла к кургану берсерков. 
Тогда она сказала: 
Проснись, Ангантюр, тебя будит Хервёр, единственная дочь твоя и Свавы; отдай из кургана острый меч, который для Сигрлами дверги сковали. Хервард, Хьёрвард, Храни, Ангантюр, бужу я вас всех под корнями деревьев, в шлеме и кольчуге, с острым мечом, с щитом и сбруей, окрашенным копьём. Совсем рассыпались сыновья Арнгрима, сыны зловредные, в горстку праха, раз никто из сыновей Эйвуры со мной не говорит в Мунарваге. Хервард, Хьёрвард, Храни, Ангантюр, так будет всем вам внутри рёбер, что зачахнете вы в муравьёв курганах, если меч не дадите, тот, что Двалин сковал; не подобает призракам дорогое оружие носить. 
Тогда Ангантюр сказал: 
Хервёр, дочь, что так кричишь, пагубы полна? Поступаешь себе на зло; ты стала безумна и неразумна, сбитая с толку, будишь мёртвых людей. Не хоронил меня ни отец, ни другие родичи; Тюрвинг принадлежал двоим, кто был жив, однако владельцем стал один наконец. 
Она сказала: 
Говоришь ты неправду, как о том, что ас тебя оставил в кургане сидеть, как и то, что Тюрвинг не с тобой; не желаешь ты наследство оставить единственному ребёнку. 
Тогда курган открылся, и он весь был словно объят пламенем. Тогда Ангантюр сказал: 
Опущена решётка Хель, курганы открываются, весь в огне острова край видеть; люто снаружи оглядываться, поторопись, дева, если сможешь, к своим кораблям. 
Она ответила: 
Не зажечь вам так костры в ночи, чтобы я огней ваших испугалась; не дрожит девы ограда души, хотя она призрака видит у входа стоящего. 
Тогда сказал Ангантюр: 
Скажу я тебе, Хервёр, послушай ещё, мудрая дочь, то, что случится: этот Тюрвинг, если сможешь поверить, род твой, дева, весь погубит. Сына родишь, который затем Тюрвинг получит и в силу поверит; Хейдреком люди его назовут, он будет самым могущественным рождённым под палаткой светила. 
Тогда Хервёр сказала: 
Считала себя я человеком смертным до того, как палаты ваши посетила; дай мне из кургана то, что губит доспехи, щитам угрозу, Хьяльмара убийцу. 
Тогда сказал Ангантюр: 
Лежит у меня под плечами Хьяльмара убийца, весь он снаружи огнём укутан; не знаю я девы среди живых, что б меч этот посмела в руке нести. 
Хервёр сказала: 
Я позабочусь и в руки возьму острый меч, если б смогла получить; я не боюсь горящего огня, пламя сразу стихает, над которым я гляну." 
 
От дельно стоит упомянуть драугров (от древнеисл. draugr, мн. ч. draugar, норв. draug) — в скандинавской мифологии оживший мертвец. 
Тело драугра может разбухать до огромного размера, становиться значительно тяжелее, иногда оставаясь не подверженным разложению много лет. Это и необузданный аппетит сближает драугров с фольклорным образом вампиров. Иногда сохраняется и душа. Внешний вид драугров зависит от вида их смерти: с утопленника постоянно стекает вода, а на теле павшего бойца зияют кровоточащие раны. Кожа может различаться от мертвенно-белой до трупно-синей. Торольв в «Саге о Людях с Песчаного Берега» «всё ещё не разложился и вид имел самый что ни на есть адский; он был чёрен как Хель и огромен как бык». 
 
Часто о драуграх говорится как о стражах сокровищ могильных курганов. В то же время существуют легенды о драуграх, покидающих ночью свои гробницы, чтобы скакать и прыгать по крышам домов, вселяя в людей ужас. Страх перед живыми мертвецами был в средневековой Скандинавии и Исландии очень большим, о чем свидетельствуют многочисленные охранительные заговоры, написанные рунами на амулетах того времени. Также можно найти надписи на могильных плитах, которые должны были удерживать мертвеца в его могиле. Кроме того, о страхе перед драуграми свидетельствует популярность этой темы в исландских сагах. В саге «Прядь о Торстейне Мороз-по-коже» языческая вера в драугров смешивается с христианским представлением о чёрте. 
 
Стать драугом можно было и самопроизвольно. Как правило, это случалось с теми, у кого оставалась какая-то привязанность в мире живых, которую он не мог преодолеть даже после смерти: пьяница возвращался, чтобы выпить, скряга – пересчитать деньги, влюблённый – встретиться с невестой и т.д., а один рыбак, утонувший во время шторма, как ни в чём не бывало вернулся домой и продолжал вести хозяйство – а заодно расправлялся со всеми, кто имел неосторожность посвататься к его вдове… Впрочем, такие «самопроизвольные» драуги в большинстве случаев не были опасны – один, например, просто разгуливал по пустоши в тёмное время суток, размахивая куском тюленьего мяса, и ничего больше не делал. 
 
Но чаще покойников поднимали из могилы посредством колдовства. При этом мертвец, как рассказывали, начинал оказывать сопротивление, и его следовало побороть. Это очень важно: ведь если он одолеет того, кто его потревожил, то вместо того, чтобы служит ему, будет его преследовать! Поэтому для сотворения драуга старались выбрать человека, который при жизни не отличался большой физической силой: ведь в качестве драуга он будет в два раза сильнее, чем был при жизни. Не следовало также использовать только что умершего человека – ведь в нём ещё могла теплиться жизнь… в этом случае драуг мог сохранить какие-то остатки свободной воли и противиться распоряжениям хозяина – таким иногда даже удавалось помочь окончательно вернуться в потусторонний мир (рассказывают, что один священник сделал это, причастив драуга, которого послали его убить). 
 
Как правило, драугов использовали для мести или сведения личных счётов, но встречались и более мирные способы – например, для помощи в хозяйстве. Рассказывают, что одна женщина приказала драугу перенести поближе к её дому… гейзер. И ведь перенёс! Проблема горячего водоснабжения была решена радикально… Вообще следует заметить, что у исландцев с выходцами с того света отношения особые. Так, когда Торгунну – героиню «Саги о людях с Песчаного берега» – везли к месту, где она завещала себя похоронить, она при остановке по дороге вставала и готовила еду, и ничего – все ели, никому плохо не стало, и никого такая ситуация не смущала... 
 
Помимо этого существуют и воины,как правило берсерки,либо представители знатного рода,добровольно ставшие драугами,чтоб остаться защищать свою землю,к ним следует обращаться,если не противоречит их миссии,ну и если выдержишь бой,конечно.По пустякам очень не советую!!! 
 
Драуграм приписывается сверхъестественная сила и магические возможности: предсказывать будущее, погоду. Тот, кто знает особое заклинание, может подчинить их себе. Также в сагах упоминается, что они способны превращаться в различных животных, но при этом у них остаются человеческие глаза и разум, который был у них в «человеческом» обличье. Иногда они могут проходить сквозь землю. 
Драугры могут нападать на животных и путников, оставшихся на ночлег в конюшне, но также могут и прямо атаковать жильё. В связи с этим поверьем в Исландии возник обычай стучать три раза в ночное время (считалось, что привидение ограничивается одним).

[Настя]

Хороший, плохой, немертвый.

 

Новые мысли об амбивалентности древнескандинавского колдовства 

Лешек Гардела, кафедра археологии, университет Абердина, Шотландия 

Введение 

Этот небольшой документ в сжатой форме обозревает мои последние исследования, посвященные аспектам древнескандинавского колдовства и первыми результатами моей докторской, работа над которой в настоящее время ведется на кафедре археологии в университете Абердина (статья датируется 2009 годом, сама докторская диссертация была успешно защищена в 2012 году — прим. перев.)[1]. 

 

Амбивалентность древнескандинавского колдовства 

Многочисленные древнескандинавские литературные памятники, такие как саги, скальдическая и эддическая поэзия, а также средневековые норвежские хроники (например, Historia Norwegie, Historia de Antiquitate Regum Norwagiensium и Ágrip af Noregskonungasögum) и рунические камни, содержат информацию о загадочных исполнителях особого магического ремесла, называемого seiðr. Когда эти источники используются вместе, то предполагается, что seiðr был своего рода оперативной магией, которая, среди прочего, позволяла практикующим ее предвидеть будущее, исцелять больных, менять погодные условия, обнаруживать скрытое, принимать облик животных или путешествовать по другим мирам в состоянии транса. Seiðr, таким образом, также имел и темную сторону и мог быть использован для нанесения физического или психического вреда. В настоящее время темный аспект (или см. Dag Strömbäck 1935; 2000 «черный seiðr») этой практики лежит в основе моих исследований. 

 

Безусловное существование двух различных граней seiðr, которые так очевидны в письменных источниках, в последнее время привело меня к переосмыслению ряда нетипичных скандинавских погребений (Gardela 2008b: 60; 2009a: 208–209; 2009b; 2009c). После проведения предварительного анализа имеющегося археологического материала я склонен верить, что с более близкого взгляда и с междисциплинарной перспективы эти захоронения могут обеспечить актуальные, материальные доказательства того, что некоторые ученые понимают как «социальную амбивалентность древнескандинавского колдовства» (Dillmann 2006: 457–586). Кроме того, они предполагают, что существует несколько форм общения с умершими колдунами, и что способ захоронения мертвых зависит не только от той роли, которую они играли при жизни, но и от социального восприятия их действий и самой природы их ремесла. 

 

Археология колдунов 

В 2002 году Нил Прайс (Neil Price) опубликовал свою важную книгу «The Viking Way. Religion and War in Late Iron Age Scandinavia», где он убедительно доказывал, что можно выделить ряд захоронений эпохи викингов как принадлежащих к ритуальным специалистам, участвующим в практике seiðr. 

 

Рассмотренные в его книге (Price 2002: 127–161, 191–203) захоронения можно разделить на несколько категорий. Некоторые из предполагаемых пророчиц и колдунов были захоронены в телегах, другие в деревянных камерах, некоторые из них были даже преданы земле в лодках. Наряду с несколькими чрезвычайно богатыми могилами есть и менее сложные погребения или захоронения путем кремации. В ряде случаев умерших сопровождали животные, такие как лошади или собаки. Хотя эти могилы во многом отличаются друг от друга, существует целый ряд интересных совпадений. Невозможно представить подробную информацию о них здесь, но важно отметить, что главный аргумент, который позволяет рассматривать их как особые, — железные «стержни», найденный в каждой из связанных групп захоронений. 

 

Эти «стержни», которые в ряде случаев были украшены бронзовыми ручками, в настоящее время считаются атрибутами исполнителей обрядов и помечены как посохи колдовства (термин впервые введен Нилом Прайсом в 2002 г.). Как утверждает Прайс (2002: 175-180), посох был одним из основных атрибутов жрецов позднего железного века и существует много источников, которые подтверждают, что они были тесно связаны с практикой seiðr. Кроме того, из Саги о людях из Лососьей долины (гл. 76) мы узнаем, что колдунья была фактически предана земле с ее посохом (Исландские саги, т.I, А. Циммерлинг; «Там были найдены кости, они были черные и страшные. Там нашли также нагрудное украшение и большой колдовской жезл» — прим. перев.). Эта часть литературных свидетельств решительно поддерживает археологические интерпретации могилы с железными жезлами как принадлежащие к seiðr-колдунам. 

 

Новые перспективы посохов колдовства 

В моей магистерской диссертации (Gardela 2008a) и в ряде научных работ (2008b; 2009a) я нацелился на расширение ранних интерпретаций посохов и утверждений, что железные «стержни» из захоронений потенциальных жрецов обладают крайне богатой символикой. Я предположил, что они соответствовали символическим понятиям, которые были связаны как с бытовыми, так и с военными инструментами и деятельностью. Посохи, на мой взгляд, работали как многослойные метафоры и могли быть восприняты современным обществом как объекты поистине потусторонних свойств. 

 

В одной из моих последних статей (Gardela 2009a) я утверждал, что возможно обсудить посохи колдовства в свете «личностной археологии» — теории, недавно разработанной в работах Криса Фоулера (Chris Fowler, 2006) — и воспринимать их как самостоятельных личностей. Такой подход привел меня к реконструкции сложных процессов создания, использования и отказа/закладывания/уничтожения/убийства посохов. Самый замечательный результат, который показали эти исследования, демонстрирует, что некоторые из посохов, известных из археологического контекста на самом деле «мертвы», как и колдуны. Это особенно хорошо видно в случае посоха, найденного в могиле Ka. 294–296 в Кауптанг-Скирингссал (Вестфолд, Норвегия), который был найден лежащим под большим камнем (Stylegar 2007: 96; Gardela 2009b: 193–195). Как мы увидим позже, существует ряд атипичных захоронений в Скандинавии, где люди также являются буквально раздробленными большими камнями. На мой взгляд такие могилы могли принадлежать злонамеренным seiðr колдунам и сформировать очень четкую «новую» категорию погребений колдунов. 

 

Кроме того, можно добавить, что существуют очень интересные параллели со скандинавскими посохами колдовства в славянских и балтийских археологических материалах (Gardela 2008b: 51–52; 2009a: 201). Я верю, что изучая seiðr-посохи в межкультурном контексте мы можем прийти к более глубокому пониманию природы их владельцев. 

 

Священник Kriwe и концепция божественной кривизны 

Имя Кривис (Krívis) в Литве и Криве (Kriwe) в Пруссии иногда приписывается языческому первосвященнику. Тем не менее, было высказано мнение, что Криве на самом деле не было именем конкретного человека, а термином, использовавшимся для определения конкретной категории ритуальных специалистов (Tomicki 2000: 472; Banaszkiewicz 2002: 39–43; Kowalik 2006: 395–397; более ранние интерпретации, которые сложно принять, отвергающие существование Kriwe, смотри в Rowell 1994: 128). Префикс kriv-, кажется, связан с индоевропейским понятием скручивания, поворачивания или сгибания (Tomicki 2000: 471– 472). 

 

Одним из самых известных источников, обсуждающих роль Криве, является «Хроника земли Прусской», написанная Петром из Дусбурга в XIV веке (Rowell 1994: 38–39, 125–128; Kowalik 2006: 395–397). В своем описании автор упоминает языческий храм в Ромува/Ромове, где был священник по имени Криве. Он был хранителем священного огня, обладал гадательными навыками и пользовался большим уважением в обществе. Самой важной частью его ремесла был скрученный посох. Другой источник можно найти в работе Симона Грюнау из XVI века, где мы читаем о Криве-Кривайто, жреце в храме Перкунасу в Вильно/Вильнюсе (Tomicki 2000: 472). 

 

В своей статье Томицкий (2000: 472) занимательно рассказывает, что имя Криве может быть связано с особенностями посохов. По его мнению первоначальные посохи Криве, возможно, были очень похожи на посохи, которые использовались как символы власти над сельскими сообществами в Польше и Литве до XX века. В Польше такие предметы известны как krzywula, kluka, kula и в Литве krivule, krievas или krive (Tomicki 2000: 427). Посохи такого рода часто были очень необычной формы и изготавливались из витого или закрученного корня, или ветви (Tomicki 2000: 427). 

 

Томицкий (2000: 428) также упоминает, что ссылки на палки или клубы, используемые в качестве символов власти также можно было увидеть в названиях мифических иди полуисторических персонажей, таких как Kij, Krak, Krok, Klukas и других (см. также Banaszkiewicz 2002: 39–43). 

 

Кроме того, он утверждает, что языческая практика среди балтийских народов могла также называться krzywanie (Tomicki 2000). Этот термин тесно связан со всем, что необычно или сверхъестественно, а также заглядывает под покров или проникает в другой мир. 

 

Все это означает, что и практикующий ритуал Криве, и его практика krzywanie, и скрученный посох krzywula были связаны с понятиями физической и метафорической «кривизны». Эта «кривизна», однако, не рассматривалась как изъян, но скорее всего, как сложная метафора сверхъестественных качеств исполнителя ритуала, а также его действий и инструментов. 

 

Я твердо верю, что исполнители seiðr эпохи викингов и их посохи колдовства, недавно идентифицированные в археологическом материале, могли также относиться к понятиям «божественной кривизны». Как мы уже видели, эта идея «кривизны» кажется жизненно важной в представлениях инструментов для колдовства или авторитета среди балтийского населения и также в более позднем балто-славянском фольклоре. Это также может объяснить, почему большинство железных посохов эпохи викингов имеют странную «растянутую конструкцию рукоятки». По-видимому, это очень похоже на некоторые посохи XIX и XX века krzywula-типа (Mierzynski 1885; Moszynski 1968: 897). Таким образом физическая и метафорическая «кривизна» seiðr-посоха действительно могла оказаться еще одним способом выражения «инаковости» ритуального специалиста, которому он принадлежал. 

 

Продолжение следует...

[Рамина]

Может, последний пост перенести в тему про Сейд? 

[Настя]

19 минут назад, Orlika сказал:

Может, последний пост перенести в тему про Сейд? 

Пока не надо, автор вроде как раскрывает тему про общение с мёртвыми колдунами. Если что - перенесу...